Текст книги "Поймать вора"

Автор книги: Спенсер Куинн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

13

Мы вернулись в машину. Ну и чего же мы достигли в нашем расследовании? Куда теперь едем? В банк, о котором говорил Текс Роса? Если так, то что мы там получим? Я не знал. Небо стало темно-оранжевым, и низкие прямоугольные здания и телефонные провода на его фоне казались черными.

– Эта часть города называется Дороги, – сказал Берни. – Здесь я в первый раз работал со Стайном. – Лейтенант Стайн! Это было тогда, когда напарник служил в настоящей полиции. – Нехорошая тогда выдалась ночка. – Я ждал продолжения, но его не последовало.

Мы двинулись по пыльной мостовой в сторону железной дороги, но, не доезжая переезда, Берни свернул в узкий переулок, по обеим сторонам которого стояли низкие здания с закрашенными окнами. Переулок уперся в другой переулок, еще уже и темнее. Мы проползли еще немного, сделали несколько поворотов и оказались перед нагромождением ржавых бочек. Между ними был виден огороженный двор с низким строением в стороне.

– Тылы транспортного предприятия «Четыре розы», – объяснил Берни.

Я заметил бензоколонку и грузовик с четырьмя розами на борту. Но отнюдь не восемнадцатиколесный трейлер – он скорее напоминал фургон Единой службы доставки почты, который иногда заворачивает на Мескит-роуд. Нравится мне эта компания! Водитель-женщина всегда бросает мне галету, когда проезжает мимо.

Время шло. Небо из пламенеющего превратилось в тусклое, тени во дворе удлинились. В конторе «Четыре розы» зажегся свет.

– Иногда очень важно то, о чем умалчивается, – проговорил Берни. Я уже собирался задуматься над его словами, но он продолжил: – Текс Роса не задал ни одного вопроса о том, над чем мы работаем. А вдруг мы расследуем дорожную аварию, из-за которой может быть предъявлен иск или даже возбуждено уголовное дело? Неужели ему не интересно? Он либо совершеннейший профан, либо все уже знает.

Что знает? Берни по-прежнему говорит о Тексе Росе? Я прекрасно запомнил этого хлыща. Особенно его сапоги из змеиной кожи. Представил его сапоги и усы с закрученными кончиками и от этого сочетания почему-то разволновался. И как всегда, когда волнуюсь, мне захотелось что-нибудь погрызть. О причинах не спрашивайте, я их не знаю. Я огляделся, но грызть было нечего, кроме приборной панели, что уж никуда не годилось. Беда в том, что когда на меня нападает микроб грызения…

– Ну вот, дождались, – прошептал Берни.

Задняя дверь конторы «Четыре розы» открылась, и во двор, освещаемые лампочкой из коридора, вышли двое мужчин. Один из них был Текс Роса. Он оказался выше, чем я сначала решил, но не настолько высоким, как другой. Второй был поистине огромен – с длинными бачками, крючковатым носом и банданой на голове: Джокко Кочрейн.

– Тссс… – предостерег меня Берни именно в тот момент, когда у меня возник позыв зарычать.

Текс Роса и Джокко Кочрейн вышли из пятна света и оказались в тени. И хотя за ними можно было по-прежнему без труда следить, напарник подался вперед и прищурился. Когда люди щурятся, то выглядят не лучшим образом. Но какие проблемы – я ведь все видел: мужчины подошли к грузовику, Джокко сел за руль и что-то сказал в открытое окно. Я даже уловил обрывки фраз – кажется, «в следующий раз откручу ему башку», «будет за это приз?» и «как насчет пяти тысяч баксов?». Затем грузовик развернулся во дворе. Мы тоже, не зажигая фар, развернулись. Берни прибавил скорость и успел выехать в тот самый момент, когда машина «Четырех роз» проезжала мимо. Мне удалось прекрасно рассмотреть Джокко: он смеялся в мобильный телефон. И еще, как ни странно, я почувствовал запах бананов. Мы пристроились сзади и последовали за грузовиком.

Сначала ехали по незнакомым мне пустынным улочкам, а затем оказались на магистрали с плотным движением. Берни включил фары.

– Мне показалось, они разговаривали во дворе. Дорого бы я дал, если бы мог узнать, о чем они говорили.

Я покосился на его ухо – то, что было с моей стороны. Прекрасной формы, хорошего размера – разумеется, для человека, – но на что оно годилось?

Мы подъехали к большой развязке у высотных домов в центре города.

– Самая идиотская организация движения в стране, – всегда брюзжал напарник, когда оказывался в этом месте. Он ворчал и на сей раз, выруливая на другую магистраль. Джокко ехал в среднем ряду. Мы следовали за ним скрытно, постоянно оставляя между нами несколько машин. Мы, я и Берни, умеем это очень хорошо.

Прошло много-много времени, прежде чем мы покинули Долину, которая до бесконечности тянется во всех направлениях, и оказались на просторе. Небо из темно-багрового превратилось в черное, засверкали звезды.

– В Млечном Пути сто миллиардов звезд, – проговорил Берни. – А может, вдвое больше. И сто миллиардов галактик во Вселенной. Так вот спрашивается: чем мы занимаемся?

Чем мы занимаемся? Следим за злодеем, который оттузил нас бейсбольной битой, и хотим его наказать. Берни полагалось бы это знать.

Мы пересекли пустыню, темную и безлюдную, если не считать время от времени возникающих вдали городов, которые казались огоньками в корзине. Я упомянул огоньки в корзине, потому что вспомнил, как однажды Леда украшала рождественскую елку – в это время я всегда так разыгрывался, что меня выставляли за дверь, – и Берни включил в розетку шнур попробовать свернутую в корзине гирлянду. Это было в тот период, когда Берни и Леда вроде бы ладили – до того завтрака, когда она пригубила кофе и заявила: «Мне это не подходит». Сначала я подумал, что она говорит о кофе, и Берни тоже так решил.

Джокко свернул с магистрали на двухполосное шоссе, где машин было значительно меньше. Мы на почтительном расстоянии проехали за ним через один из городков-корзин с гирляндой и оказались на дороге, которая принялась петлять среди холмов. Теперь его габаритные огни то исчезали – значит, он скрывался за поворотом, – то снова возникали, когда мы его догоняли. Он перевалил через гребень и снова пропал. Когда мы добрались до вершины, грузовик «Четырех роз» успел преодолеть половину спуска и свернул на проселочную дорогу.

– Направляется на юг, – прокомментировал Берни. С высоты холма нам открылась убегающая вдаль равнина; лучи фар медленно перемещались в ночи. – Очень уж близко к границе. – В этот момент фары потухли, но грузовик продолжал двигаться, я это хорошо видел при свете звезд. – Боже! Куда он, к черту, делся? – воскликнул напарник и тут же добавил: – Кажется, я его вижу: вырубил свет и шпарит по дороге.

Мы последовали за Джокко на проселок и приблизились вплотную, так что поднимавшаяся из-под его колес пыль покрыла наше ветровое стекло и забила мне нос.

– Может, мы уже в Мексике?

Ох, Мексика! Мы вели там расследования. Дело о похищении Салазара и еще одно, с чем связано, забыл, только помню, как схарчил на задворках бара кукурузный пирог со свининой. Мои сородичи отличаются там от нас – не все, но многие. Крутые ребята – красноглазые, поджарые, задиристые. Мне пришлось участвовать в нескольких драках, и Берни тоже. Потом мексиканская ветеринарша меня зашивала, да и Берни наложила несколько швов. Она была вполне ничего и к тому же запала на напарника, что и вызвало осложнения, поскольку она забыла упомянуть, что у нее есть муж. Но он оказался шляпой, и все кончилось благополучно.

Я оглянулся и заметил в ночи пару горящих глаз, потом другую. Мои сородичи мексиканского типа? Я принюхался. Нет, здесь было нечто иное, ближе к кошкам. Большим кошкам пустыни, с которыми я однажды познакомился слишком близко. Колея становилась все незаметнее и наконец исчезла. Мы, объезжая кусты и камни, снизили скорость. Впереди резко очерченная тень вплотную приблизилась к длинной линии невысоких холмов. Я потерял ее из виду.

– Куда он едет? – спросил Берни.

Холмы были круче, чем казались на расстоянии. Существовал ли в них вообще проход? Мы петляли у подножия, видели несколько ведущих к вершине каньонов, но они были слишком узкими и каменистыми. Берни остановил машину, вынул из-под сиденья большой фонарь, и мы вышли. Напарник приложил руку к уху.

– Я его не слышу, – тихо проговорил он. Что было неудивительно. Поражало другое: я тоже ничего не слышал, кроме лая койотов вдалеке.

– Ничего не понимаю… – Напарник посветил вокруг. – Никаких ведущих наверх следов, да и слишком здесь круто для грузовика. – Мы пошли дальше, Берни поводил лучом фонаря туда и сюда. – Куда же он делся?

У меня не было ответа на этот вопрос. Но я чуял запах выхлопа грузовика – по такому следу легко идти. Он привел меня к высоким колючим кустам, за которыми склон поднимался почти вертикально. Отсюда запах поворачивал обратно на равнину.

– Он развернулся? – удивился напарник. – Как же мы его пропустили?

Я подошел к колючим кустам – кажется, они называются окотилло – и снова принюхался. Э, да они пахли бананами. Подошел Берни и посветил фонарем. Что тут разглядывать: выпирающие из земли корни, а дальше – каменная стена.

Мы постояли: Берни размышлял, а я принюхивался к медленно исчезающим запахам выхлопа и бананов. Хорошо было чувствовать над собой звезды, воздух был свеж, ночь великолепна.

– Не возражаешь, если мы поднимемся наверх и взглянем, что оттуда видно? – спросил Берни.

Я одобрил, и мы двинулись вдоль склонов холмов, пока не набрели на поднимавшийся к вершине овражек и направились по нему вверх. Свет фонаря выхватывал из темноты маленькие кактусы, множество камней, осветил тележное колесо. Воды на виду не было, но я чувствовал ее буквально под ногами. Берни покосился на тележное колесо.

– Где-то здесь поблизости были шахты, – пробормотал напарник. Он интересуется заброшенными шахтами в пустыне, и в прошлом у нас из-за этого возникли проблемы.

Мы поднялись выше. Овражек становился уже, петлял и наконец исчез в складках холма. После чего подъем стал еще труднее, во всяком случае, для Берни. Он ворчал, задыхался, луч фонаря метался из стороны в сторону. Возникли небольшие оползни, но я держался на ногах крепко. И вскоре оказался у большого кактуса, самого высокого, какой я только встречал, и ощутил себя на вершине, так близко к звездам! Какая же у нас интересная жизнь, у меня и Берни. А вдали раскинулась еще одна широкая равнина с городом, хотя и не так ярко освещенным. Нам туда? Я был готов.

Берни меня догнал и, с трудом переводя дух, остановился.

– Подожди, давай придем в себя, старина, – сказал он. Лучше бы говорил только о себе. Он выключил свет и окинул взглядом долину.

– Да, точно Мексика. Должно быть, поселок Эль-Гато. Знаешь, о чем я подумал? – В большинстве случаев мне угадать не удается, но теперь я не сомневался, что он подумал о мексиканке-ветеринаре. И опять не угадал. – Бесследно исчезли два больших предмета: Пинат и грузовик Джокко, – сказал он. – Неужели это совпадение?

Я попытался уяснить его мысль. Что же, получается, Пинат в грузовике Джокко? Нет, она бы туда не влезла. Я принюхался и не уловил запаха слонихи. Но что это? В воздухе едва ощутимый запах лягушки или жабы, только более рыбный. И эта рыбная часть запаха пронзительнее и тоньше, чем у настоящей рыбы. Я, конечно, говорю о свежей рыбе. Тухлая – совсем другое дело. И этот лягушачий-рыбный-жабий запах означал одно – змея! Я ужасно боюсь змей и не стесняюсь в этом признаться.

– Давай немного осмотримся.

Мы все еще ищем грузовик? Разве он мог забраться так высоко? Я понятия не имел. Но раз Берни говорит: надо осмотреться, – будем осматриваться. Я люблю это занятие, и оно составляет большую часть нашей работы.

Мы немного побродили, и Берни, как часто поступает в таких ситуациях, столкнул ногой камень. За ним последовал луч фонаря. Камень отскочил от склона и угодил в скрытую от глаз небольшую промоину. За камнем стали спускаться и мы. Рыбно-жабий запах все еще носился в воздухе, но теперь к нему примешивался другой, который я помнил по занятиям в школе «К-9». У меня на холке встала дыбом шерсть.

– В чем дело, Чет?

Я подбежал к промоине и заглянул внутрь. Кругом была одна темнота, но я знал, что это там. Подошел Берни и направил луч фонаря вниз. На дне, откинув в сторону руку, лежал вниз лицом мужчина. Тело, как иногда случается, не было ни скрючено, ни искалечено – казалось, человек просто спит. Но это, разумеется, было не так.

– Дьявол, – пробормотал Берни.

Мы спустились на дно рассмотреть все подробно. Мужчина был в просторной, темной пижаме и тапочках. Берни осветил его лицо – оно показалось мне знакомым: это лицо улыбалось мне с экрана телевизора, когда мы смотрели ролик с Пинат. И еще оно улыбалось с фотографии на нашем холодильнике. Теперь человек лежал стиснув губы, но глаз, тот, что смотрел на меня, был открыт. И по нему полз муравей.

– Ури Делит, – определил напарник.

Он опустился на колени и повел лучом фонаря, дюйм за дюймом изучая тело, но ничего не касаясь.

– Никаких видимых причин смерти: ни крови, ни пулевого отверстия, – и на первый взгляд ничего не сломано. Не понимаю… – Круг света задержался на руке Делита. – Хотя кисть как будто распухла. А это что такое? – Берни нагнулся ниже. Я понял, что он рассматривал: две дырочки на тыльной стороне ладони, чуть припухшие и покрасневшие по краям.

Мы так сосредоточились на этих дырочках, что я чуть не пропустил волнообразное движение внутри пижамы. В следующую секунду из-под шелковистого материала выскользнула змея – не длинная, но толстая, с большой головой и злыми глазами. Змея пришла в ярость – все произошло молниеносно, – ее пасть раскрылась, обнажив большие зубы, и она бросилась на Берни.

Напарник испуганно вскрикнул – таких звуков я от него ни разу не слышал – и в последнее мгновение отскочил назад. Я бросился на змеиный хвост, как можно дальше от ее зубов, придавил лапами и сомкнул на кончике челюсти, но передний конец, извиваясь, развернулся назад. Змея поднялась и, разинув пасть, уставилась на меня, но в это время Берни треснул ее фонарем по голове – приложил так приложил. Змея, дергаясь, упала на землю. Напарник наступил ей на голову и принялся топтать, он топтал до тех пор, пока гадина не замерла. Лицо Берни показалось мне диким.

14

– Похоже на гремучую змею, – сказал человек в какой-то незнакомой мне форме. Солнце приобрело молочный оттенок – вот уж чего не пью, так это молоко, – и вокруг нас собрались другие люди в форме: полицейские, патрульные, пограничники. – Да, похоже на гремучую змею.

– Я не специалист, – произнес Берни. – Но разве у гремучей змеи не должно быть на спине ярко выраженного ромбовидного рисунка?

– Не знаю, насколько ярко выраженный, но вот, посмотрите сюда. Что-то вроде ромбиков.

– Да, похоже.

– Или рогатая гремучая змея, Хотя какая разница? Бедняга! Надо же встретить такую смерть!

К этому времени тело Ури Делита уже унесли. Щелкали затворы фотоаппаратов, Берни задавали вопросы. Я устал и не очень прислушивался. Понимал одно: чем больше напарника спрашивали, тем меньше он говорил. Я заметил у него темные подглазины – Берни тоже устал. Изогнутая лучинка солнца поднялась над вершиной холма, и лицо напарника окрасилось в теплые тона, но в сочетании с его усталостью это меня даже напугало. Затем небо поголубело, и все пришло в норму. Я лег, привалившись спиной к скале, еще сохранившей прохладу ночи; надо мной возвышался огромный кактус. Рядом завели новый разговор – может, насчет того, что делать со змеей. Разговор все еще продолжался, когда мы, я и Берни, уехали.

Ощущать движение автомобиля было очень приятно. Я свернулся на переднем сиденье. Напарник долго молчал, затем сказал:

– Ну что еще мы могли сделать?

С чем? Я не очень понял, и никакие мысли в голову не шли. Берни положил руку мне на спину. Разве мы что-то сделали не так? Убили эту мерзкую змею и сами остались неискусанными. Мои глаза закрылись, но в ту же секунду я представил две крохотные ранки на распухшей руке Делита. Открыл глаза, увидел щеку напарника и снова закрыл. На этот раз мне не привиделось ничего плохого, только масса бегущих облаков.

– Как плохо ты выглядишь, – удивился Рик Торрес. – А вот Чет прекрасно.

И чувствовал я себя великолепно, почти тип-топ. От души встряхнулся, при этом волны пробежали по всей шкуре до кончика хвоста. Не могу выразить, как это приятно! Я проспал всю дорогу.

Мы были перед зданием главного полицейского управления, расположенного неподалеку от высотных домов в центре города. Удобные скамейки предназначались для того, чтобы на них проводили время друзья и родственники бандюганов. Они и теперь здесь околачивались, только почему-то обходили стороной и нашу скамью, и те, что стояли поблизости. А на нашей с одного конца сидел Рик, с другого Берни, а я, как только улеглись пробегавшие по шкуре после встряхивания волны, вспрыгнул на середину. Иногда приятно посидеть высоко.

– Хочешь знать, что я думаю? – спросил Рик.

– Не уверен, – ответил мой напарник.

– Это потому что ты теоретик-конспиратор.

– Вот еще!

– А разве не так? Ты готов принять версию, что парень немного сбрендил, возомнил себя спасителем слонихи и отправился в пустыню, скорее всего без еды и воды, где его подстерегали всякие неприятности. Ну как, принимаешь?

– Нет.

Рик рассмеялся.

– Что и требовалось доказать.

– Давай начнем с Пинат, – предложил Берни.

– Как скажешь.

– Где она?

– Понятия не имею, ну и что?

– Что значит, «ну и что»? Если бы они бродили по пустыне вместе, как ты предположил, то остались бы следы.

– Какие следы?

– Рик, ты когда-нибудь слышал об экскрементах слона?

Разговор то затихал, то вновь возникал в моей голове, но при упоминании о слоновьих экскрементах я насторожился.

– Обнаружить несложно, – продолжил мой напарник. – А я ведь специально искал, но даже если бы пропустил, разве Чет позволит себе проглядеть что-либо подобное.

– В этом есть смысл. – Полицейский похлопал меня по спине.

Еще какой. Берни прав на все сто. Я лично за всю свою карьеру ни разу не прошел мимо экскрементов, чтобы их не исследовать.

– Но это может свидетельствовать о том, что они разделились раньше, еще до того как подошли к границе.

– Думаешь, это совпадение, что в одном деле дважды появляется грузовик транспортного предприятия «Четыре розы»?

– Я говорил с этим малым, Тексом Росой, он абсолютно чист, даже ни одного…

– Не продолжай.

– Почему? – удивился Рик.

– Ни одного штрафа за неправильную парковку. Это одна из тех избитых полицейских фраз, которые выводят меня из себя.

– Хорошо, – кивнул Рик, – молчу. А можно мне сказать: он утверждает, что ни один из его грузовиков не приближался к ярмарочной площади в ночь исчезновения?

– У меня есть показания свидетеля, которые этому противоречат.

– И как его зовут?

– Олли Филипофф, цирковой акробат.

Рик сделал пометку в блокноте.

– Проверю.

– Давай, – кивнул Берни. – А затем задай себе вопрос, что там делал второй грузовик.

– Так называемый второй грузовик стоит во дворе, – парировал полицейский. – Утром сам его видел. По словам Росы, вчера вечером он был отправлен в Санта-Фе с грузом запчастей, но на многоуровневой дорожной развязке у него обнаружилась течь масла и он вернулся обратно. – Рик помолчал и кашлянул. Я ведь, кажется, упоминал, что подобный кашель меня настораживает. – Берни?

– Не хочу слушать.

– А я все-таки скажу: многоуровневая развязка – это кошмар, плюс все происходило в ночное время: любой мог сначала следить за грузовиком А, а в итоге перепутать и увязаться за грузовиком Б.

У Берни дернулся мускул на скуле.

– Ничего подобного не было.

– Считай как тебе угодно, – кивнул Рик. – Но картина такова: мы имеем пропавшую слониху и труп человека, который ее украл. Не так много, чтобы полиция бросила все силы на расследование. – Рик поднялся. – Но ты все же поставь меня в известность, если всплывет что-то новое.

– Буду считать приоритетом номер один.

Они расстались, не пожав друг другу руки.

Дверь в трейлер Попо была открыта. Мы нашли хозяина накладывающим перед зеркалом грим клоуна. Он уже нанес на кожу белую краску и раскрасил губы в ярко-красный цвет, но еще не принимался за глаза и нос.

– Привет! – Попо повернулся, и его глаза показались мне очень маленькими. – Что скажете?

– Ммм… – Я почувствовал, что Берни, как обычно в трудные моменты, пытается взять себя в руки. Он выпрямился, стараясь придать себе твердость стали. – У нас для вас новости. Плохие.

– Нет, нет! – Попо зажал ладонью рот, размазав по лицу красную краску с губ.

– Мне очень жаль, – проговорил мой напарник.

Клоун судорожно вздохнул и отвернулся. На нем была майка без рукавов. Про такие почему-то говорят, что их носят любители поколотить жену. Хотя когда в последний раз мы застали одного типа за этим занятием, на нем был кожаный пиджак. Мы вломились в дверь и взяли его с поличным. Тогда Берни заставил его выложить кругленькую сумму. Но это совершенно иная история. А теперь я смотрел на тощие плечи Попо – совсем не похожие на плечи Берни – и такую же тощую шею. Но вот его затылок, не могу объяснить почему, мне понравился. Попо едва заметно дрожал. Я обошел его и сел спереди у его ног. Но он меня, наверное, даже не заметил, такие у него были влажные и мутные глаза. Затем увидел и протянул ко мне руку. Я его лизнул. Рука имела вкус губной помады – я помню этот вкус с тех пор, как один раз сжевал футлярчик с губной помадой Леды, а может, не один раз и не два, а гораздо больше.

Глаза Попо наполнились слезами, хотя он не проронил ни звука – только смотрел на меня. Его лицо приобрело странное выражение: наполовину клоунское, наполовину человеческое, – и было измазано помадой и слезами, но я его нисколько не боялся. Я придвинулся и привалился к его ногам. Попо был из тех людей, которые, неизвестно почему, мне нравились. Он положил мне руку на плечо и притянул к себе. И я ему это позволил.

Берни рассказал клоуну обо всем, что произошло в пустыне. Попо задал несколько вопросов, и напарник снова все объяснил. Затем последовали новые вопросы и новые ответы. В конце концов, я уже сам почти все понял. Клоун стер с лица остатки грима.

– Я хочу, чтобы вы продолжали искать, – сказал он.

– Кого? – удивился Берни.

– Конечно, Пинат. Ури хотел бы этого.

– Не уверен, что…

Попо повысил голос и заговорил по-настоящему громко:

– Назовите цену.

Берни кивнул.

– Обычная такса – четыреста долларов в день плюс расходы.

Четыреста в день? Разве наша обычная такса такая? А случайно, не пятьсот? Кстати, что больше: четыреста или пятьсот? Мне бы понравилось то, что больше.

Попо открыл ящик и достал чековую книжку.

– С этим можно подождать, – остановил его напарник. Ох, Берни, Берни…

Клоун посмотрел на настенные часы и, да, я не ошибся, слегка встряхнулся. Затем повернулся к зеркалу и начал размазывать по лицу белую краску, которую черпал из банки.

– Как же вы… – начал Берни.

– Скоро начнется представление. – По тому, как Попо держал плечи, я понял, что он крепился из последних сил.

Мы вышли из его вагончика и обнаружили на улице много циркачей. Некоторых, таких как Фил и Олли Филипофф, я знал, других нет: силача с голым торсом, женщину в мотоциклетном кожаном костюме, мужчину с одноколесным велосипедом в руке. Они все гуськом поспешили внутрь.

Мы уехали с ярмарочной площади. Синяки под глазами Берни стали еще темнее. Он сделал несколько звонков по телефону. А я внимательно следил за идущей перед нами машиной с лежавшим на полке заднего стекла котом – кошки любят так ездить. Спрашивается, чем им не нравится переднее сиденье? Кот меня тоже заметил, и его взгляд мне очень не понравился.

– Чет! Прекрати!

Я сдерживал себя как мог.

– Чет, что на тебя нашло?

Берни, неужели не видишь? У тебя практически перед носом развалился кот, зевает и потягивается так, что у меня от этого… Но тут мы свернули с магистрали, и кот пропал. Я устроился поудобнее и, как истинный профессионал, настороженно замер.

Вскоре мы оказались рядом с полем для гольфа. В Долине много таких полей, и вокруг всегда очень зелено. Берни это тревожит, поскольку… Э, да мы не поехали вдоль поля, а свернули на обсаженную цветами петляющую дорожку. В конце открылась площадка, где мы встали рядом с длинной белой машиной, которая показалась мне знакомой.

Поле для гольфа радует приятными запахами: цветами, свежеподстриженной травой и водой – обилием воды, – хотя воды я нигде не видел. Мы отправились на площадку с тренировочными колышками для отработки ударов. Для чего служат эти колышки, я знал по делу Дэлтона. Как выяснилось, миссис Дэлтон завела интрижку с тренером и в результате настолько повысила уровень мастерства, что они с мужем перед самым разводом успели стать победителями в местном чемпионате супружеских пар, так что все кончилось к обоюдному удовольствию. На площадке бил по мячу один человек: загорелый мужчина с крупной головой, сигарой во рту, в желтых брюках, красной рубашке и соломенной шляпе – полковник Драммонд. Он размахнулся из-за спины и с неожиданной силой опустил клюшку на мяч. Кажется, такой удар называется «по верхушке»: мяч почти сразу ударился о землю, несколько раз отскочил и, прокатившись, замер на небольшом расстоянии. Полковник Драммонд поднял глаза.

– Будьте любезны не двигаться, когда игрок бьет по мячу… – Он пригляделся и узнал нас. – Ах это вы.

– В вашем офисе нам сообщили, что вы здесь, – объяснил Берни.

Полковник достал из корзины новый мяч и поставил на колышек.

– Речь пойдет о Делите? Я уже наслышан. – Он покачал головой. – Ужасные, ужасные новости. – Драммонд говорил, не вынимая сигары изо рта. – Поверьте, я потрясен. – Он размахнулся клюшкой и ударил, но свинг получился таким же нескладным, как и предыдущий, только теперь он попал не по верхушке мяча, а в бок. Мяч отлетел в сторону и угодил в тележку. – Вот видите, – продолжал полковник, – не могу ни на чем сосредоточиться. Наш маленький мир – я имею в виду цирковой мир – потерял одного из лучших людей. – Он поставил на колышек следующий мяч.

– Что вы намерены предпринять? – спросил Берни.

Драммонд уже замахнулся, но его клюшка замерла в воздухе.

– В связи с чем?

– Хотите докопаться до того, что послужило причиной случившегося?

– Негодяи из Общества защиты животных задурили Делиту голову, вот он и выкинул такую штуку. Или у вас есть иная версия?

– Нет, но у меня есть вопросы.

Драммонд сверился с часами.

– Через пять минут начало игры, так что времени хватит только на один.

– Хорошо, – кивнул мой напарник. – Вы знаете Текса Росу?

– Никогда о таком не слышал. – Полковник начал снова замахиваться – отвел клюшку назад и ударил. На этот раз мяч поднялся невысоко над землей и улетел в поле, хотя и недалеко.

– Это уже на что-то похоже, – пробормотал Драммонд. – Что скажете? Что-нибудь около двухсот двадцати?

– Текс Роса владеет транспортным предприятием «Четыре розы».

Полковник вынул изо рта сигару, сбил с кончика пепел и улыбнулся.

– Это похоже на второй вопрос, но ответ все равно «нет».

Берни пристально посмотрел на него.

– У вас слишком свободная стойка. Мешает вращению корпусом.

– Вот как? Вы играете?

– Не сказал бы. Просто мальчиком подносил клюшки.

Это для меня новость! Берни не устает меня удивлять, и всегда в хорошем смысле. Хотите знать мое мнение? С этим человеком никто не сравнится.

Драммонд, прежде чем снова ударить по мячу, подобрался.

– Так?

– Еще больше.

Он свел ступни и замахнулся. Свинг вышел намного лучше, полет мяча был не то, что называют планирующим, но достаточно высоким: он пронесся над кустами и подкатился к краю песчаной ловушки.

– Что ж, премного вам благодарен, – кивнул полковник.

– Так как насчет Пинат? – спросил Берни.

– А что насчет нее?

– Вы не хотите вернуть слониху?

– Что за вопрос? – удивился Драммонд. – Но надо смотреть в лицо фактам: слоны не приспособлены к выживанию в пустыне.

– То есть она уже погибла?

– Господи, мне бы очень хотелось, чтобы оставалась надежда.

– Она застрахована?

Драммонд рассмеялся.

– Жизнь цирковых животных не страхуют.

– Ах вот как.

Подкатила мототележка с типом, одетым почти так же, как Драммонд, и тоже дымившим сигарой.

– Втихаря тренируешься, проныра.

Драммонд взял мешок с клюшками и повернулся к Берни.

– Это бизнес, сынок. На следующей неделе я встречаюсь с новым дрессировщиком, а самое позднее к весне мы обзаведемся новым слоном. Представление должно продолжаться. – Он залез в тележку. – Спасибо за урок.

Когда тележка тронулась с места, я услышал, как тот, кто приехал за полковником, спросил:

– Что за урок?

– Он будет тебе дорого стоить, – ответил Драммонд, и оба рассмеялись. За ними тянулся шлейф сигарного дыма. Берни смотрел им вслед, пока тележка не скрылась из виду.

– Двести двадцать! Какие же это двести двадцать, – пробормотал он. Кто-то оставил у соседнего дерева мешок с клюшками. Берни взял одну, установил на колышек мяч и ударил. Бам! Дзинь! Вот это да! Так высоко и с таким жужжанием! Мяч взмыл вверх и понесся вдаль: над кустами, над песчаной ловушкой и прудом, над лужайкой с флагом, над деревьями, над забором за дорогу, где и пропал.

Мы поехали домой. Я прихватил с собой мяч; если честно, то не один. Мячи для гольфа небольшие – в пасть можно одновременно упихать удивительно много.