Текст книги "Поймать вора"

Автор книги: Спенсер Куинн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

21

Мы остановили машину у мотеля и вошли в комнату администрации, крохотную, но полную интересных запахов. Я успел забыть, каков он, мексиканский воздух, и чем наполнен. Это огромная тема, и я обещаю вернуться к ней позднее, а пока ограничусь замечанием, что Мексика – потрясающая страна, если вы интересуетесь запахами.

В старом, продавленном кресле сидела женщина с забранными в длинный хвост седыми волосами, смотрела телевизор и курила сигару. Берни ей что-то сказал на языке, которым пользуется, когда приезжает в Мексику.

– За номер на одного триста песо или двести американских долларов, – ответила женщина.

– Вы прекрасно говорите по-английски, – похвалил ее напарник, доставая портмоне.

– Еще бы, – ухмыльнулась она. – Это мой родной язык.

– Вот как? – удивился Берни.

– Когда-то окончила школу в Нью-Трире, потом провела год в Иллинойсе.

– Ммм… – процедил напарник.

– А теперь вот здесь.

– Да?

– Документы, – попросила женщина.

– Вот.

Человеческая речь подчас бывает очень проста: «ммм, да, вот». На этот счет Берни большой мастер. А о чем они говорили, можно было только догадываться, но я не стал ломать над этим голову, да и вообще отвлекся от их разговора, потому что внезапно откуда ни возьмись появилась мышь – выскочила рядом со мной. Между прочим, от нее сильно несло сливочным маслом. Мышь быстро юркнула в дырку в стене. Я поднял голову, но, похоже, ни женщина, ни Берни ничего не заметили.

– Номер семь, – сказала женщина, и Берни снял ключ с гвоздика на стене.

– У вас останавливается много американцев? – спросил он.

– Заглядывают, – ответила женщина. – В основном в период фестиваля. Да еще проезжие любители птиц и охотники.

– И на кого же они охотятся? – поинтересовался Берни.

– По большей части на оленей да еще на индюков. – Она кивнула в сторону стоявшего в углу стола. – Если хотите, там есть брошюры.

Я надеялся, что напарник возьмет: индюки – это еще один предмет, который сильно меня интересует, – но вместо этого он спросил:

– В последнее время американцы заезжали?

– Один или двое.

– А не было ли, случайно, джентльмена по имени Даррен Куигли?

– Всех в голове не удержишь, – ответила женщина.

– Наш знакомый, – объяснил Берни. – Хотим его нагнать. Может, он осматривает местные достопримечательности? – Он что-то вытащил из кармана. – Вот его фотография.

У нас есть фото Даррена? Чем отличается наша работа – в ней много сюрпризов.

Женщина посмотрела на снимок.

– Никогда его не видела.

– Плохо, – покачал головой Берни. – Надо было точнее договариваться. Это что-то вроде встречи трех старинных приятелей. – Трех старинных приятелей? Я совершенно запутался. – Третий тоже должен был проехать этим путем – такой здоровенный малый.

Женщина покачала головой.

– Носит бандану, – не отступал напарник. – Его зовут Джокко Кочрейн.

Она на секунду замерла, затем мотнула головой еще пару раз. Ее взгляд упал на меня.

– За собаку еще пятьдесят песо.

– Вы об этом не сказали.

– Забыла.

Берни заплатил и пожелал ей доброй ночи. Мы вышли на улицу и направились к нашему номеру. Я вдруг почувствовал, что мой хвост опущен, чуть ли не волочится по земле, и поднял его торчком. Пятьдесят дополнительных песо за меня. Что бы это значило?

Берни включил прикроватную лампу, но тусклый, коричневатый свет оставил тени в углах, хотя комната была довольно маленькой. Он попытался зажечь свет на потолке, но плафон не работал. Я все обнюхал. В нашем номере останавливались мужчина и женщина, но с тех пор прошло порядочно времени. Съели здесь пару бургеров. Больше ничего интересного я не почуял. Затем заметил странную картину на стене – на ней был изображен бык, а рядом с ним мужчина в блестящей одежде. Он держал шпагу и как будто собирался ударить ею быка. Неужели это возможно? Я хотел отвернуться, но не мог отвести от картины взгляд – во всяком случае, надолго. Случалось с вами такое? Берни распаковал вещи, налил в мою миску воды и почистил зубы. У людей такие маленькие зубы, а они их чистят каждый день. Зачем? Мои зубы гораздо больше, а чистят их, только когда меня возят в заведение «Услуги по уходу за домашними животными». Помните их девиз? «Джейни заберет вашего питомца и вернет обратно в лучшем виде». Следовательно: чем меньше зубы, тем чаще их нужно чистить. Так?

– Давай-ка, старина, немножечко придавим, – предложил напарник, откинул одеяло и улегся в постель. Он потянулся к выключателю, но свет погас прежде, чем Берни успел до него дотронуться. Одновременно прекратил гудеть кондиционер. – Вот тебе раз, – огорчился напарник. Встал, наткнулся на стоявший на самом виду стул и подошел к окну.

Я втиснулся рядом. Берни раздвинул шторы. Притихшая деревня погрузилась во тьму, хотя темнота благодаря луне отсвечивала серебром, да и тишина была не полной: я расслышал машину – она была еще далеко, но ехала в нашу сторону.

– Либо авария в энергосистеме, либо они сами выключили генератор, – заметил Берни. Он открыл окно, и в комнату ворвался приятный ветерок. Выглянул на улицу – в деревне ни одного огонька. – Вот такие ночи стояли в стародавние времена. – Берни понизил голос. Я ждал, что он скажет что-нибудь еще, и я пойму, о чем идет речь, но он промолчал. Снова улегся в постель, а я устроился рядом, вытянул лапы, затем поудобнее поджал под себя. И меня снова, словно высокая темная волна, захлестнула страна грез.

В этой стране все иначе. Например, я летал. Не скажу, что махал крыльями – крыльев у меня не было даже во сне, – просто парил высоко над пустыней. Подо мной что-то двигалось. Я подлетел поближе. Э, да это Пинат! Я глубоко втянул воздух, стараясь ощутить ее могучий запах. И ощутил, но не тот.

Мои глаза открылись. Я увидел рядом кровать и вспомнил, где мы находимся. Поднялся, посмотрел на Берни: он спал, выбросив руку из-под одеяла. Грудь поднималась и опускалась. Я несколько мгновений глядел на его кисть, и, наверное, продолжал бы, но в этот момент порыв ветра влетел в окно и я почувствовал сильный запах, тот самый, из моих грез. Сна как не бывало, но я об этом не жалел. Подбежал к окну и высунул нос. Это был самый притягательный запах собачьего народца – тот, что оставляют барышни нашего племени, когда хотят сообщить, что у них… ммм… появилось желание. Но все, больше об этом ни слова.

Не успел я оглянуться, как очутился за окном. Я превосходный прыгун, был лучшим на курсе в школе «К-9», что и привело к неприятностям в последний день занятий, когда я должен был получить диплом. Перемахнуть через подоконник оказалось нетрудной задачей, потому что окно было низким, его одолел бы самый паршивый прыгун вроде Игги. Хотя, может быть, у Игги и не получилось бы.

Как хорошо было на улице – в ласковой, приятной ночи, где темнота серебрится светом луны, которая переместилась на небе и стоит еще ниже, чем прежде, где тебя ничто не тревожит, только этот особенный запах властно зовет за собой. Все, наверное, так и было в стародавние времена, и я начинал понимать, почему Берни упорно об этом говорит, хотя не очень представлял, что это за стародавние времена.

Запах увел меня от мотеля на сильно замусоренную, еще хранившую тепло дня улицу, затем в переулок, где с одной стороны находился бар – я уже не раз говорил, что бары по запаху определить совсем не трудно, – а с другой возвышалась растрескавшаяся стена. Переулок кончился перекрестком, тоже очень грязным, с ямами, похожими на черные дыры. Берни часто рассказывает о черных дырах. Они очень опасны, способны засосать в себя все, что находится поблизости, поэтому я старательно их обходил. Теперь по обеим сторонам улицы ютились полные развалюхи. Запах становился все сильнее. Спустя мгновение я увидел во дворе перед чьим-то домом поставленную на блоки насквозь проржавевшую машину, а за ней пушистый, совершенно белый в свете луны, высоко задранный хвост.

Я подбежал не быстро, трусцой – зачем кого-то пугать? Вот она: красивая, большая, хотя далеко не моего роста, шерсть главным образом черная с белым, но и других цветов тоже. Удлиненная морда и маленькие проницательные глаза. Она мне сразу понравилась! Посмотрела на меня этими маленькими проницательными глазами, отвернулась и потрусила прочь, но не спеша – мы бежали неторопливо, в одном темпе. Я ее обнюхал. Но что происходило дальше, мне трудно вспомнить в последовательности. Наверное, она меня обнюхала в ответ. Не сомневаюсь, что так оно и было. Мы немного покружили. Не без этого. Я толкнул ее боком, она ответила. А затем мы оказались в тени ржавой машины – очень укромном месте. Я смотрел на луну, но мои глаза ее не видели. Внезапно из соседней развалюхи послышался женский голос:

– Lola! Dónde estás? Lola?[16]16
  Лола! Где ты? Лола? (исп.).


[Закрыть]

Лола. Крутое имя, но вторжение было совершенно неуместным. Вспыхнул фонарь, луч скользнул по двору, заметался по темноте.

– Лола! Какого черта? – Луч прошел мимо нас, но тут же вернулся.

– Dios mío! Ven aquí![17]17
  Бог мой! Иди сюда! (исп.).


[Закрыть] – Очень некстати, поскольку мы были заняты делом. И в тот же миг – как легко разрушить даже самое хорошее – уже нет. Лола отскочила и, бросившись к дому, обернулась всего раз. Ах эти маленькие проницательные глаза – ничего подобного я раньше не видел. В следующий момент в меня чем-то запустили, но промахнулись на целую милю.

– Mal perro-vete![18]18
  Паршивая дворняга! (исп.).


[Закрыть] – Что бы это значило? Я не знал, но по тону понял, что пора уносить ноги. Я чувствовал себя тип-топ, на самой вершине тип-топ. Как хорошо проехаться к югу от границы в Мексику!

Я бежал в мотель не спеша. Удивительно, когда я лежал у кровати Берни, то был почти никакой от усталости, а теперь, задолго до рассвета, набрался энергии для нового дня и к тому же нагулял аппетит. Найти путь к мотелю не составляло труда – следовало лишь идти на собственный запах, который наверняка, учитывая, насколько важно существам нашего племени знать, как ты пахнешь, я об этом говорил, состоит из нескольких компонентов: едва ощутимого запаха кожи, перца с солью, норкового меха, привкуса томатного соуса и, будем откровенны, чего-то здорового, мужского, сегодня особенно острого. Поэтому я не очень обращал внимания на окружающее, тем более голова была занята собственными мыслями: найти бы съедобный кусочек в этой темной маленькой деревне, где все, кроме меня, крепко спят, – но смутно чувствовал, что разгуливаю по улице не один и есть кто-то еще, кто бодрствует вместе со мной. Тихий звук торопливых шагов – тень метнулась за угол. Эй, в чем дело? Я бросился к тому же углу.

Но увидел не тень, а настоящего мужчину, причем очень крупного. Он бежал по главной улице к мотелю и держал в руках какой-то предмет, от которого несколько раз отразились блики лунного света. До меня донесся запах великана – неприятный, затхлый, – и я его вспомнил. Так пахли плохие парни, когда я собирался вонзить в них зубы. Пока я перебегал улицу, великан бросил блестящий предмет в окно мотеля – наше окно.

Яркая, как солнечный свет, вспышка, затем грохот, в мотеле вылетели все стекла и кусок стены. Великан обернулся, и я его по-настоящему разглядел: бандана, длинные бачки и нос с горбинкой – Джокко! Он заметил меня и бросился к стоящему поодаль пикапу. Я хотел кинуться за ним, порыв был очень сильным, но вместо этого прыгнул в пролом.

Комната была в огне – горело все: стены, кровать, языки пламени от пылающих простыней поднимались к потолку и вырывались наружу. Дыма было столько, что резало глаза и больно забивало нос. Где же Берни? Я его не видел и не мог почуять – вокруг был запах одного дыма. Я гавкнул, потом еще.

– Чет!

Вот он, почти невидимый в дыму. Ползет по полу, но в неверном направлении – прямо к горящей стене. Я подскочил – воздух стал очень горяч, кругом все трещало, – потянул за рукав, развернул. Берни оперся об меня рукой, с трудом поднялся на ноги. Раздался новый удар, вся внешняя стена исчезла, и сверху на головы огненным дождем посыпались горящие обломки. Мы, я и Берни, кубарем выкатились в образовавшуюся брешь, вскочили и побежали.

Мы обернулись посмотреть. Мотель был объят пламенем. Языки огня поднимались к небесам, и на самых их кончиках крутились багровые обрывки штор и постельного белья, а куски мебели взлетали еще выше. Зрелище в своем роде было даже красивым.

22

– Вы везунчик, – сказал начальник полиции капитан Панса. Он сидел за столом, расправив плечи, невысокий худощавый малый с золотыми галунами на рубашке и стрелками на форменных брюках. От него пахло любимым лосьоном Скинса Баркли, который теперь мотает срок в Центральном штате[19]19
  Прозвище штата Канзас.


[Закрыть]. Стрелки всегда привлекали мое внимание: на брюках Берни их никогда не бывало. – Вам повезло, что вы остались в живых, – повторил капитан Панса. Он достал из нагрудного кармана толстую золотую ручку и что-то написал на листе бумаги.

– Прекрасно сознаю, – ответил Берни.

Он сидел по другую сторону стола начальника полиции. Я стоял рядом. На напарнике был тренировочный костюм, который он держал в машине. Все его остальные вещи сгорели в огне. На мне был коричневый ошейник, черный остался дома и предназначался для торжественных выходов.

– Нашли какие-нибудь зацепки? – спросил Берни. – Улики, указывающие на того, кто мог это сделать?

– Термин «зацепки» мне знаком, – отозвался полицейский. – Их ищут, пока мы разговариваем.

– И каковы успехи?

– Может, у вас на Севере полиция и делится планами расследования. У нас порядки другие.

– Я ценю ваши усилия, – начал Берни. – Но…

– Моя служба благодарна вам за сотрудничество, – заявил капитан Панса. – Желаю приятного пребывания в нашей стране.

– Простите?

– Вы свободны.

– И все? – удивился Берни. – Мне не задали почти никаких вопросов.

Полицейский заглянул в лист бумаги.

– Вы дали показание, что спали в тот момент, когда произошел инцидент, спаслись с помощью собаки и никого не видели. Можете что-нибудь добавить?

– Да, – начал напарник. – Очень много. И прежде всего, что кто-то пытался нас убить, и я хочу знать, кто именно.

Золотое перо капитана Пансы двигалось по бумаге.

– У нас нет доказательств, что мишенью являлись именно вы.

– Неизвестный взорвал мой номер, и при этом я не мишень?

– Как вам, вероятно, известно, в нашей стране не перевелись преступные элементы. Опасные, это так, но часто рассеянные, склонные к ошибкам.

– Вы считаете, что охотились на кого-то другого?

Полицейский кивнул.

– На кого? – спросил Берни.

– Эта конфиденциальная информация.

– Есть пострадавшие среди других гостей мотеля?

– В мотеле не было других гостей.

– А женщина-управляющая?

– Розита? – переспросил капитан Панса. – Ей повезло, как и вам. В этот момент она куда-то вышла.

– Интересный факт, – отметил мой напарник.

– Вы так считаете?

Берни и полицейский смерили друг друга взглядами. Они вели вежливую беседу, но у меня возникло неприятное ощущение – почувствовал шкурой, – что эти люди были друг от друга не в восторге.

– Хочу задать вам не совсем обычный вопрос, – продолжил напарник.

– Весь внимание. – Капитан Панса подался вперед.

– Вы слышали, чтобы в вашей пустыне водились габонские гадюки?

– Габонские гадюки?

– Разновидность ядовитой змеи.

– Ядовитые змеи у нас, конечно, имеются. Мы не делаем из этого секрета.

– Проблема в том, что если габонская гадюка окажется здесь, в Соноре, она просто не выживет. Эти змеи обитают в Африке.

У капитана Пансы задергалось веко.

– Вы натуралист? – спросил он. – И поэтому приехали в Мексику?

– Я частный детектив, – ответил Берни. – Полагал, что это вам известно.

– Почему вы так решили?

– Потому что вы меня не спрашивали.

У полицейского вновь задергалось веко. Я, глядя на это, обрадовался, хотя не могу объяснить почему.

– Статус частных детективов с Севера здесь силы не имеет, – заявил капитан Панса. – Следовательно, вы в отпуске.

– Да. – Берни поднялся. – Только-только начали расслабляться.

Полицейский улыбнулся. Э, да у него не хватает зуба. От этого он мне невольно стал неприятен.

– Мы рады, когда нашим гостям у нас хорошо. Но прежде чем вы уйдете, мой долг требует попросить у вас документы на собаку.

– Их проверяли на границе, – ответил Берни.

– Тем не менее я должен посмотреть.

– Документы в машине.

Капитан Панса кивнул в сторону двери. Берни сделал шаг к выходу. Я пошел за ним.

– Пес останется здесь, – потребовал полицейский. – Я люблю собак.

Берни посмотрел на него и кивнул.

– Чет, останься. – Он вышел на улицу, а я остался.

Капитан Панса перестал улыбаться. Он глядел на меня, а я глядел на него. Если ему и нравились мне подобные, по его лицу это было незаметно.

– Я видел, как ты вел себя вчера ночью, – сказал он. – Muy bien[20]20
  Очень хорошо (исп.).


[Закрыть]. – Мы могли бы составить хорошую команду. – Он выдвинул ящик стола и достал большую галету в виде кости. Именно такой размер мне нравится больше всего. Он протянул угощение мне. – Ven aqui[21]21
  Пойди сюда (исп.).


[Закрыть].

Я не шелохнулся.

Полицейский рассмеялся.

– Только подумай – тебя боится Джокко! – Он убрал галету и закрыл ящик.

Джокко? Этот тип знает Джокко? Что бы это значило, если вообще что-нибудь значит?

Открылась дверь, вернулся Берни. Он пересек кабинет и положил документы на стол капитана Пансы. Тот едва на них взглянул.

– Бумаги не в порядке.

Напарник одарил его взглядом, значения которого я совершенно не понял.

– Вам предлагается немедленно покинуть Мексику, в противном случае собака будет конфискована.

Берни не отвел глаз.

– Назовите цифру.

– Цифру, сеньор? Для вашего же блага я сделаю вид, что не слышал этого слова.

Берни немного помолчал, затем сказал:

– Мы можем делать какой угодно вид.

Капитану Пансе его слова почему-то не понравились, вроде как укололи. Я понял это по его глазам, в которых будто что-то дрогнуло.

Напарник повернулся ко мне.

– Пошли.

Я последовал за ним к двери.

– И вот еще что, – сказал нам вдогонку капитан Панса. – Если станете держать безопасную скорость, будете на границе, – он посмотрел на часы, такие же золотые, как его ручка, – через час пятнадцать. Как только вы ее пересечете, мне, естественно, доложат по телефону.

– До свидания, – произнес Берни.

– Hasta la vista[22]22
  До встречи (исп.).


[Закрыть], – ответил полицейский.

– Все здесь насквозь провоняло, – буркнул Берни, усаживаясь в машину.

Разве? Я принюхался – воздух был насыщен запахами, но я бы не назвал это вонью.

Мы поехали в обратном направлении – туда, откуда прибыли, удаляясь от Дос-Хоробас.

– Hasta la vista, – повторил Берни. – Что-то меня не соблазняют новые встречи, особенно на этой территории.

Его мысль ускользнула от меня: я любовался мелькающими мимо окрестностями: холмами, кое-где со скалами и гигантскими кактусами – именно такой пейзаж нам нравится. Обычно в подобных ситуациях Берни включает музыку и мы немного поем, но на этот раз его рука не потянулась к ручке радиоприемника – осталась лежать на руле, и, наверное, сжимала его крепче, чем обычно. Мы проехали ослика, везущего тележку со стариком, и мне показалось, что ослик проводил меня своим большим глазом, когда я, восседая на переднем сиденье, промчался мимо, но точно сказать не могу – меня отвлек вид маленьких белых червячков, ползавших по его морде. Мгновение – и мы уже были далеко.

– Что такое «граница», Чет? – спросил Берни, и я ждал, чтобы он объяснил. – Всего лишь линия на карте, которую провели политики. Неужели мы станем серьезно к ней относиться?

Я не знал. Мы подъехали к перекрестку. Асфальт убегал вперед, а вбок отходила грязная колея. Напарник остановился и заглушил мотор.

Стало по-настоящему тихо. Берни повернулся на сиденье и посмотрел на гору. Между вершинами белело пятно.

– Сан-Ансельмо, – проговорил он. – Таков был наш план. Неужели мы отступим и смиримся с тем, что кто-то хочет дать нам под зад?

Нам собираются дать под зад? Кто? Я понятия не имел. Но допустить это никак невозможно. Я гавкнул. Берни рассмеялся и потрепал меня по холке. Затем открыл бардачок, достал револьвер и коробку с патронами.

– Не знаю, как ты, – начал он заряжать барабан, и на поверхности патронов отражалось солнце – зрелище, которое мне всегда нравилось, – а я намерен дать сдачи.

У меня было точно такое же настроение. Врезать им в самую лунку, хотя я не очень представляю, что это значит. Лунки – это когда играют в гольф, а мячи – это то, что приятно взять в пасть, и, помнится, однажды в магазине… Но я сейчас не об этом. При чем тут гольф? Гольф не присутствовал ни в одном нашем расследовании. Постойте! Присутствовал. Я вспомнил полковника Драммонда на тренировочной площадке. Вот вам и лунки, а также желтые брюки. Может, гольф все-таки фигурирует в этом деле? Я не возражаю. Готов и к гольфу, и к игрокам в желтых брюках, которым не терпится дать нам под зад.

Берни засунул револьвер тридцать восьмого калибра за пояс, свернул с асфальта и оказался на колее. И вслед за этим его рука ослабила хватку рулевого колеса и потянулась к выключателю радио. Послышалась наша любимая мелодия «Мне тоже больно» с Элмором Джеймсом и его гитарой, затем «Если бы ты была моей» с Билли Холидеем и Роем Элдриджем – его труба всегда задевает меня за живое – и, наконец, «Хонки тонк блюз» с Хэнком Уильямсом. К этому времени Берни распевал во всю силу своих легких, а я ему подвывал. Мы сделали еще поворот, и теперь гора стояла прямо перед нами и приближалась.

Дорога стала подниматься на ближайший горб Дос-Хоробас. Я люблю кататься по горкам – сверху можно посмотреть на то место, где только что был, а затем опять и опять. Иногда мне становится от этого муторно, но не на этот раз. Вскоре дорога выровнялась, сделалась мощеной, стали попадаться машины. Мы въехали в Сан-Ансельмо по узенькой булыжной, сплошь в ямах улице и оказались на площади с фонтаном в середине и белеющими на солнце домами по сторонам.

Остановили машину у старого проржавевшего помоста с уймой цветов в глубине. Ну и запахи – класс! Вышли из авто и направились к уличному кафе у фонтана.

Он производил приятный шум разбрызгиваемой воды. Я потянулся и полакал. Восхитительно! На дне сверкали монеты. Проходивший по другую сторону худой босоногий мальчишка опустил в фонтан руку и достал одну из них. Официант прикрикнул на него, и парень убежал. Официант подошел к нашему столику.

– Сеньор? – Из уголка его губ торчала сигарета, и он выпускал в воздух завитки дыма.

Берни не мог отвести от дыма глаз. Даже его ноздри стали чуть раздуваться, словно он пытался уловить ими дым. Бедняга Берни!

– Кофе, – сказал он.

Официант ушел, а мы остались сидеть на солнце. Вернулся худой мальчишка и выловил еще одну монету. Снова появился официант и снова его прогнал. Официант опустил на столик поднос, на котором стояла чашка кофе и блюдечко с несколькими сигаретами. Берни взял кофе и сигарету:

– Да, пожалуй, и это тоже. – И протянул официанту зеленую купюру.

– За одну сигарету и кофе двадцать песо, – ответил тот. – У вас нет денег помельче?

– Оставьте сдачу себе, – отозвался напарник.

Официант кивнул – очень скупо, всего раз. Берни сунул сигарету в рот, официант достал зажигалку и поднес пламя к ее кончику. На щеках напарника появились ямки, и сигарета засветилась красным огоньком. Мне нравится за этим наблюдать. Если бы я мог курить, то обязательно закурил бы, не мучаясь никакими сомнениями.

Берни выпустил клуб дыма, полез в карман и положил на стол фотографию Даррена Куигли. Официант посмотрел на снимок и отвел глаза.

– Знаете его? – спросил напарник.

Официант также скупо, всего раз качнул головой.

Допрос продолжался – Берни по части допроса большой мастер, и в этом сила нашего детективного агентства. Я тоже вношу свою лепту в общее дело, но об этом как-нибудь в другой раз.

– Но вы его видели?

Официант промолчал, положил зажигалку в карман своего передника и обвел площадь неспешным взглядом.

– Предположим, наш друг с фотографии захотел пропустить стаканчик-другой, но у него не так много денег, – продолжил Берни. – Куда бы он мог податься в Сан-Ансельмо?

Официант показал подбородком в сторону улочки, начинающейся на углу площади.

– «Пулькерия».

– Спасибо.

Официант забрал поднос и, не говоря ни слова, ушел. Снова появился худой мальчишка.

Я и раньше бывал во всяких забегаловках – это составляет часть нашей работы, – но такой дыры, как эта «Пулькерия», видеть не приходилось. Темная, прокуренная, стены в коричневых пятках, к полу при каждом шаге прилипали лапы, плюс к этому запах человеческой мочи сверх всякой меры – если «сверх всякой меры», то, значит, самый сильный, какой мне приходилось нюхать, за исключением того случая, когда прямо перед нами на дороге потерпел аварию грузовик, перевозивший портативные туалеты.

В баре был всего один посетитель – он сгорбился у стойки, обхватив обеими руками стакан, из уголка его губ сочилась слюна. Мы заняли место как можно дальше от него. Появилась барменша – грузная женщина в блузке с большим вырезом, золотые кольца у нее в ушах доставали до плеч.

– Что вы желаете? – спросила она.

– Пиво, пожалуйста, – попросил Берни.

Она откупорила бутылку, сняла с полки стакан и, поставив на стойку, сказала что-то на свой, недоступный моему пониманию, мексиканский манер. Берни положил на стойку зелень. Барменша от этого сразу воспрянула духом. Сказала что-то еще. Напарник ответил, и она от его слов рассмеялась. И не эти ли самые слова заставили ее наклониться вперед, чтобы дать возможность Берни заглянуть за край выреза блузки? Напарник хотел отвести глаза, но не сумел. Я не раз замечал за ним такое. Он поднял бутылку, словно хотел наполнить стакан, но рука застыла в воздухе.

– Салют!

– Салют, – ответила барменша.

Берни выпил, но не из стакана, а прямо из бутылки. Я невольно заметил муху на дне стакана. Такие вещи всегда нервировали моего напарника. В этом отличие между нами. Может, есть и другие, но сейчас не приходят на ум.

– Нравится? – спросила барменша. – Хорошее пиво?

– Да, – ответил Берни. – Очень хорошее. А еще я люблю бурбон.

– Бурбон?

Напарник показал на бутылку на полке за ее спиной. Барменша сняла ее и поставила на стойку.

– «Четыре розы». Хотите?

Берни кивнул. Она налила напиток в низкий стакан. Берни достал еще одну купюру и положил поверх первой.

У барменши заблестели глаза.

– Это слишком много.

– У меня есть друг, у которого были проблемы с «Четырьмя розами».

– Друг?

– Да. – Напарник выложил третью купюру. – Мы пытаемся его найти. Его зовут Даррен Куигли.

Клиент, что сидел в конце стойки, крепче сжал руками стакан, но больше не сделал ни одного движения.

– Он выглядит так. – Берни положил на деньги фотографию Даррена.

Барменша бросила на снимок взгляд и стала поспешно махать перед грудью рукой – сверху-вниз и из стороны в сторону. Я и раньше видел, что люди так делают, но зачем, остается для меня загадкой.

– No sé nada[23]23
  Ничего не знаю (исп.).


[Закрыть].

– Не верю, – ответил Берни.

– No Inglés[24]24
  Не говорю по-английски (исп.).


[Закрыть], – сказала она.

Берни что-то спрашивал на мексиканский манер. Барменша качала головой.

– No comprendo[25]25
  Не понимаю (исп.).


[Закрыть], – твердила она и в то же время пятилась к шторе из шариков в конце стойки.

– Ты куда?

Она подняла палец, словно хотела сказать, что тут же вернется, и скрылась за шторой.

Мы ждали. В стене скреблось какое-то существо. Берни напряженно и торопливо соображал – я это чувствовал. Вдруг его взгляд упал на лежавшие перед ним деньги.

– Господи! – напарник обежал стойку и бросился к занавеси из шариков, я – за ним. За шторой оказалось небольшое помещение с ободранным холодильником, ящиками с пивом и ржавой раковиной с капающим краном. Никаких следов барменши. Берни открыл единственную дверь. Она вела на узкую улочку с высокими побеленными стенами по обе стороны. Ярко светило солнце. Улица была совершенно пуста.

– Надо же быть таким глупым!

Берни глупый? Да никогда!

Мы кинулись назад. Единственный посетитель оставался на своем месте и сидел, распластавшись на стойке. Берни взял деньги и фотографию, и укладывал их в карман, когда тот поднял голову и посмотрел на нас. Жуткий тип, что в нем ни возьми, но больше всего меня поразило его лицо – все в поту. Пот капал с его лица – так бывает у людей после того, как они пробегают большое расстояние. Он открыл рот – у него оказались черные зубы, того же цвета, что муха в стакане Берни, – и заговорил низким голосом. Наверное, самым низким из всех, что мне приходилось слышать.

– Jesús Malverde[26]26
  Иисус Малверде – мексиканский народный святой; особенно почитается теми, кто занимается наркотрафиком.


[Закрыть].

– Quién?[27]27
  Который? (исп.).


[Закрыть] – спросил Берни.

Пьяница показал на керамическую – «керамическая» – значит, бьющаяся, если ее пихнуть, – статую рядом с большим допотопным кассовым аппаратом. Скульптура, в данном случае только голова и плечи, изображала неулыбчивого темноволосого мужчину с густыми усами.

– Не понимаю, – признался напарник.

– Él sabe[28]28
  Он знает (исп.).


[Закрыть], – сказал пьяница.

– Что знает?

Пот заливал подбородок нашего собеседника.

– La respuesta[29]29
  Ответ (исп.).


[Закрыть]. – Это прозвучало совсем как из бочки.

– Иисус Малверде знает ответ? Ты это хочешь сказать?

Пьяница закатил глаза и повалился ничком на стойку, задев при этом стакан; тот покатился, упал на пол и разбился. Рука пьяницы пару раз дернулась, словно он что-то пытался найти.