Текст книги "Поймать вора"

Автор книги: Спенсер Куинн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

19

– Это вроде как в итальянских комедиях с этим – как его? – забыл, – начал Берни. Мы ехали за Марвином Уинклманом, и слежка не составляла труда: фары пикапа были включены, дорога освещена, он вел машину не быстро. – Ну, знаешь, такой приятный парень разводится, Марчелло, дальше не вспомню. – Напарник помолчал. Марвин свернул с магистрали у торгового центра «Норт-Вэлли». От расположенной рядом огромной ярко освещенной автостоянки в небе стояло оранжевое зарево. – Видимо, в Италии разводиться забавнее, чем у нас, – продолжил Берни. – Почему так происходит? – Кто его знает? Я не очень-то понимал, о чем он говорит, хотя некоторые слова были мне знакомы. Развод – это когда Леда собрала вещи Чарли и увезла его от нас вместе с ними, а Италия главным образом связана с пиццей: сосиски, колбаса пепперони и в меру сыра – вот наш любимый сорт. Это крепко отложилось в моей голове.

Мы проследовали за Уинклманом мимо торгового центра, затем свернули к Поттсдейлским холмам, одному из приятнейших мест в Долине. В центре Поттсдейла много галерей, куда Леда не раз пыталась затащить Берни еще до того, как они развелись. Плюс изысканные рестораны, к которым и близко не подпускают меня и мне подобных. Но они и напарнику не нравятся. Мы, я и Берни, любим одинаковые рестораны, и сейчас считаем самым лучшим «Мемфисские ребрышки от Макса». Он расположен в Роза-Виста – довольно далеко от Поттсдейла, – и им владеет наш приятель Клеон Максвелл. У нас вообще много друзей среди хозяев ресторанов. И нам от этого только хорошо.

Уинклман миновал бар, где люди сидели за столиками под открытым небом, а огоньки свечей отражались в бокалах с вином и поблескивали на серебряных приборах – приятное зрелище, – затем свернул за угол.

– Дальше на этой улице «Мандарин Пепе», – проговорил Берни. – Лучшая китайская кухня во всей Долине. Десять к одному, он направляется именно туда.

Китайская кухня – интересный предмет; жалко, на него сейчас нет времени. Упомяну только курицу с ананасными шариками – с этим ничто не сравнится. А Уинклман продолжал ехать. Ресторан с фонарями в окнах остался позади.

– Ну вот, теперь я должен тебе обещанные десять, – пообещал Берни и совершенно сбил меня с толку.

Уинклман проехал еще пару кварталов, оставил позади магазины с темными витринами и наконец остановился перед заведением с висевшей над улицей вывеской в виде кофейной чашки. Э, да я знаю, где мы очутились: это же «Кофе с друзьями и все, что вам угодно, у Ливии».

Берни быстро подъехал и остановил «порше» за другой машиной. Мы наблюдали, как Уинклман вылез из пикапа и огляделся.

– Неужели это возможно? – прошептал Берни.

Уинклман направился к кофейне, которая, как другие заведения в квартале, была закрыта до утра и погружена в темноту. Но сейчас не время вдаваться в подробности, дело было крайне запутанным, я и сам ничего не понимал, только помню – нам досталось изумрудное ожерелье, которое позже пришлось заложить мистеру Сингху, и случилась неприятность с шатуном в моторе, сейчас не скажу какая… Так о чем это я?

Ах да, о расследовании дела Чаттерлея. По опыту того случая я знал, что если заведение «Кофе с друзьями и все, что вам угодно, у Ливии» закрыто, это еще ничего не значит. Уинклман снова огляделся и постучал в дверь – постучал негромко, но на притихшей улице звук разнесся далеко. Прошла секунда-другая, дверь отворилась, и Уинклман исчез внутри.

– Не заглянуть ли нам к Ливии Мун? – предложил Берни.

Я не имел ничего против. Ливия Мун – кажется, я ее уже упоминал, когда говорил, что запах Попо напомнил мне ее запах, если не считать запаха его мужского начала. Я вспомнил ее, когда в первый раз увидел клоуна с белым лицом, красными губами, зелеными глазами и мерзкими оранжевыми волосами. Так вот, водить знакомство с владельцами кофеен так же полезно, как быть на короткой ноге с рестораторами: черничные оладьи Ливии очень вкусны, если вы, конечно, любите черничные оладьи, я, не обижайтесь, не люблю, но дело в другом – когда кофейня закрывается на ночь, Ливия не выбывает из игры, потому что в это время продолжает обстряпывать делишки с черного хода.

* * *

Берни постучал в дверь, тяжелую деревянную дверь, какие встречаются в Долине на старых ранчо. Послышались приближающиеся шаги, стук каблуков. Дома с дурной репутацией время от времени возникают в нашей работе, и все мне нравятся, как один.

Дверь открылась, и на улицу выглянула молодая женщина в коротком черном платье.

– Извините, – сказала она, – мы закрыты.

За ее спиной заведение было погружено во мрак, только светился белым кулер и там и сям горели маленькие зеленые огоньки включенных аппаратов.

– Поздновато для кофе, – согласился Берни. – Если выпью, не засну. – Не спрашивайте, что означали его слова, молодая дама, похоже, тоже ничего не поняла, – но напарник протянул ей нашу визитную карточку, и все встало на свои места.

– Будьте любезны, отдайте это Ливии. – Дама кивнула и закрыла дверь. Мимо проехал, не снижая скорости, патрульный автомобиль.

– Что тебе это говорит? – спросил Берни.

Я не знал.

Изнутри снова послышался стук каблуков, опять показалась молодая дама, но на этот раз дружески нам улыбнулась.

– Мистер Литтл? Заходите.

Так мы и поступили.

– Я Отом[10]10
  Autuwn (англ.) – осень.


[Закрыть], – представилась она, закрывая дверь.

– Красивое имя, – заметил Берни.

– Нашла его в Интернете, – объяснила девушка.

– О! – удивился Берни.

Она посмотрела на меня.

– А это Чет? Ливия спрашивала, с вами он или нет.

– Он самый, – кивнул напарник.

– Можно его погладить?

– Он этого терпеть не может.

– Вы шутите, да?

Конечно, он шутил. Берни иногда любит пошутить, и не всегда у него получается удачно. Но на этот раз все сложилось как надо. Отом оказалась мастерицей гладить. Юные дамы в домах с плохой репутацией отлично это умеют, хотя не могу сказать, откуда у них такой опыт. Я вообще не понимаю, чем они занимаются – в чем заключается их бизнес, – вот «В Мемфисских ребрышках от Макса» торгуют ребрышками по-мемфисски. А здесь чем? Это для меня большая загадка.

Мы проследовали за Отом через помещение кофейни и оказались в кладовой со множеством мешков с кофейными зернами. Не было времени анализировать сложные запахи, потому что мы миновали еще одну дверь и оказались в прелестной гостиной с ковром, пухлыми на вид диванами и стульями и маленьким баром. Эту комнату я запомнил главным образом благодаря запаху духов. На диване лежала и листала журнал еще одна девушка в черном платье, но босоногая, а не в туфлях на каблуках. За столом перед компьютером сидела женщина постарше в темном брючном костюме с жемчужным ожерельем на шее. При виде нас она вскочила со стула – хотя не скажу, что прямо так уж подпрыгнула, поскольку была дамой крупной и пышной – и поспешила навстречу.

– Берни! – Женщина обняла напарника, и оказалось, что она одного с ним роста.

– Привет, Ливия. – Я заметил, что, немного пообнимавшись, Берни захотел освободиться, но она его не отпускала, пока сама не сочла нужным.

Ливия отступила на шаг, но ее ладони так и остались на его плечах, похоже, она их даже стиснула.

– Прекрасно выглядишь.

– Ммм… да нет, что ты… спасибо. – От этих слов Ливия рассмеялась – не так гулко, как Рио, но для женщины звук был громким и вполне приятным. – Ты тоже прекрасно выглядишь, – добавил напарник.

– Не городи чепухи. Я ужасно растолстела.

– Ничего подобного. Тебе идет.

Ливия снова рассмеялась.

– Первое исключает второе. Давай выберем что-нибудь одно, предпочтительно первое.

– Что ж… – хмыкнул Берни, и они рассмеялись.

– Тьюлип[11]11
  Tulip (англ.) – тюльпан.


[Закрыть]. – Ливия повернулась к лежащей на диване девушке; та отбросила журнал и сразу поднялась. – Большую, добрую порцию виски для Берни и маленькую для меня, – сказала ей Ливия. – Девушка зашла за стойку и потянулась к бутылке.

– Нет-нет, дорогуша, – поправила ее Ливия, – сегодня мы наливаем с верхней полки.

Тьюлип покосилась на Берни и взяла другую бутылку. Отом подошла ей помочь. Сразу было видно: в этом заведении царит порядок.

Вскоре Берни и Ливия со стаканами в руках оказались на диване – Берни сел на край, а Ливия на середину или чуть ближе к нему. Тьюлип погладила меня, она тоже знала в этом толк, а я так и не сумел решить, кто из них более умелая: она или Отом. Та вышла в другую дверь, и пока створка не успела закрыться, я услышал, как где-то поблизости раздался смех.

– Какая у него приятная, блестящая шерсть, – похвалила Тьюлип.

– Чет красавец что надо, – подтвердила Ливия и, дотронувшись до колена Берни, добавила: – Да и его партнер тоже не промах.

– Да нет, что ты… – забормотал Берни.

Ливия сжала его колено.

– Мы с ним старые знакомые.

– Он один из твоих мужей? – спросила Тьюлип.

– Никогда им не был. Просто я обожаю Берни. – Ливия повернулась к нему. – Помнишь, как мы с тобой познакомились?

– Давняя история, – кивнул тот. – Как говорится…

– Это произошло у военной базы Форт-Худ, Тьюлип. Я там вела понемножку дела: как могла, помогала служивым. Всегда отличалась патриотизмом. Кстати, Тьюлип, почему ты не носишь свою заколку с флагом?

– Куда-то запропастилась, – ответила девушка.

Ливия на мгновение задумалась, затем пригубила виски.

– Заведение у меня там было небольшое, но с миленьким закрытым патио, где мы иногда танцевали. И вот однажды вечером ситуация вышла из-под контроля. Я была тогда еще не такой опытной, как сейчас. Хорошо, что Берни оказался рядом, – спас мою шкуру от колбасни.

Я поднял голову: никакого запаха колбасы не чувствовалось. Но это вовсе не означало, что колбасы вообще не было – она могла лежать в холодильнике. Хотя без ложной скромности замечу, что чую колбасу и в холодильнике. Вечер, судя по всему, обещал быть удачным.

– Но, – продолжала Ливия, – думаю, Берни к нам пришел не для того, чтобы делиться воспоминаниями. Никогда не любил этим заниматься. Правда, Берни?

– Ну, я бы так не сказал… – начал напарник.

– Поэтому давай выясним, с чем связан твой желанный, но неожиданный визит. И, само собой разумеется, мы готовы предоставить тебе все фирменные услуги нашего дома.

При этих словах Тьюлип почему-то широко раскрыла глаза.

– Спасибо, – ответил Берни, – но не сегодня. Мы на работе. – Он едва заметно кивнул в сторону Тьюлип.

– Дорогуша, – повернулась к ней Ливия, – поди на пяток минут расслабься.

– С кем? – удивилась девушка.

– Посмотри телевизор, проверь электронную почту, приведи в порядок ногти.

– Только что привела. – Тьюлип показала темно-красные ногти, хотя, когда речь заходит о красках, я не советовал бы мне доверять.

– Так приведи еще раз.

Девушка вышла. Ливия отставила стакан с виски.

– Ну так в чем дело?

– Марвин Уинклман, – ответил Берни.

– Он в четвертом номере. Хочешь, чтобы я остановила процесс?

– Просто расскажи мне немного о нем.

– Знаешь, что такое шлуб[12]12
  Шлуб (идиш) – непристойный, достойный презрения человек.


[Закрыть]?

– Нет.

– Суть соответствует названию. Марвин – он и есть шлуб. Но с другой стороны, очень хороший клиент – с ним никаких проблем, платит наличными, дает приличные чаевые, пользуется дезодорантом.

– Значит, хороший клиент? – переспросил Берни.

– Не из тех, что являются как штык каждую неделю – это лучшая категория: так сказать, те, кто дает нам заработать на хлеб с маслом, – но раз в две недели забредает. Или, лучше сказать, каждую вторую неделю?

Хлеб с маслом да еще с колбасой – это да! Хотя хлеба с маслом я тоже не почуял, но на всякий случай придвинулся к Ливии: вдруг что-нибудь из упомянутой еды все-таки перепадет.

– Трудный вопрос.

– Да ладно, дружище, не скромничай, скажи.

– Раз в две недели, – сдался Берни. – Давно он твой клиент?

– Многие годы, – ответила Ливия. – По крайней мере лет десять.

– Спасибо. – Мой напарник поднялся.

– Это все? Ты даже не допьешь виски?

– Работа на первом месте.

– Это и моя философия, но иногда приятно немного выпустить пар.

– Именно в таких ситуациях я попадаю в неприятности, – признался Берни.

Ливия внимательно посмотрела на него. У нее были потрясающие ресницы.

– Как на тебя подействовал развод?

– Держусь.

– Подружку завел?

– Что-то в этом роде.

– Хочешь совет? Скажем прямо, от профессионалки.

– Я бы места себе не находил, если бы не услышал.

– Подольше с ней гуляй, не опускай руки, а рот держи на замке.

– Понял.

– А теперь поцелуй меня на прощание.

Берни поцеловал. Я думал, он клюнет ее по-быстрому в щеку, но Ливия решила иначе. Наконец оторвавшись от него и открыв глаза, она заметила:

– На случай, если заинтересуешься, у меня много всяких собственных находок.

– Боюсь, сердце не выдержит.

Ливия расхохоталась, но вдруг осеклась. Бывают моменты, когда я совершенно не понимаю людей, – это был один из тех случаев.

Мы следили за Уинклманом от дома Ливии. Он проехал несколько кварталов, свернул на главную улицу Поттсдейла, остановился у забегаловки, где продавалась еда навынос, и скрылся внутри.

– Разыгрался аппетит, – прокомментировал Берни. Мы встали за машиной Марвина, вышли на тротуар и принялись ждать. – Подольше гулять, не опускать руки, держать рот на замке. Легко сказать, – бормотал напарник.

Уинклман вышел с коричневым пакетом в руках, в котором был сандвич с колбасой и луком, но я старался об этом не думать. Жизнь полна разочарований. Вот и на этот раз тема колбасы всплывала снова и снова, но я не получил ни кусочка. Пришлось гнать от себя эти мысли. Уинклман заметил нас и замер.

– Берни? – Он провел ладонью по лысине. – Вот так сюрприз!

– Мне надо сказать вам кое-что, – обратился к нему напарник. – Во-первых, с вашей слежкой покончено.

– Какого черта? – возмутился Марвин, и по его лицу пошли цветные пятна. – Не понимаю, о чем вы говорите. – Он покосился в мою сторону и на всякий случай отступил на шаг. Моя пасть как-то сама собой широко открылась.

– Вы следите за человеком, который к вашему делу не имеет никакого отношения. Такие вещи, как ничто иное, выводят из себя окружного прокурора. За это его и выбирают.

– Окружного прокурора? Что за ерунду вы несете?

Берни рубанул рукой по воздуху. Этот жест я у него не часто замечал.

– Во-вторых, вашим мечтаниям о мести тоже конец.

– Это как так?

– Прикиньте, Марвин: неужели вам кажется, что у вас есть право бросать камни в других?

Рот Уинклмана открылся и закрылся, что для нас всегда служит хорошим знаком.

– Разводитесь и живите дальше, – посоветовал Берни.

– Я считал, что вы работаете на меня.

– По большому счету так оно и есть. Настанет время, и вы будете мне признательны.

– Тогда отдайте мне две с половиной тысячи.

– За вычетом отработанного времени и расходов.

– Отработанного времени?

– Сегодняшнего вечера, – уточнил Берни. – Когда я следил за вами.

Э, да напарник стал несговорчив в денежных вопросах. Почаще бы так!

20

Берни позвонил Леде из машины. Ответил Чарли. Я услышал его голос из динамика трубки.

– Нашел Пинат?

– Нет.

– А когда найдешь?

– Не знаю.

– Я в школе сказал, что вот-вот найдешь.

– Не уточнил когда?

– Нет.

– Вот и хорошо. Позови маму.

Трубку взяла Леда.

– Я обо всем позаботился. Произошла ошибка, перепутали людей. Тебя больше не будут беспокоить.

– Кого перепутали?

– Да считай, что всех.

– Не понимаю…

– Леда, нет времени объяснять, мы на работе.

– Хорошо. – Ее голос смягчился. – Спасибо тебе.

Берни разъединился.

– Этот брак должен состояться и служить примером до скончания века, – сказал он. – Если он развалится, я просто не смогу с этим жить.

Какие проблемы? Зачем жить с этим? Я буду с ним жить. Причем вечно. Значит, все прекрасно, хотя и немного туманно. Хорошо, что телефон зазвонил снова.

На этот раз в трубке послышался голос Попо.

– Мы можем где-нибудь встретиться? Хочу вам кое-что показать.

– Приехать к вам в трейлер? – спросил Берни.

– Он больше не мой.

Мы встретились с Попо в вестибюле старой гостиницы «Копперман» в Западной Долине. Я знал эту гостиницу по давнему делу об украденной из японского ресторана партии тунца. Рыбу мы нашли, но слишком поздно – я понял это, еще не выходя в последний день расследования из машины.

Но вернемся в вестибюль. В нем были потолочные вентиляторы, пальма – я узнаю эти деревья по крупным листьям – и кожаные кресла, расставленные по нескольку штук в разных местах. От них исходил приятный запах кожи. Кожа – материал, который очень приятно грызть, – первое, что пришло мне в голову.

В вестибюле, кроме сидевшего в кожаном кресле Попо, никого не было. Его лицо еще больше осунулось, и от того, как выпирали на нем скулы, мне стало не по себе. Мы сели с ним рядом: Берни в соседнее кресло, я – на пол, и почувствовал, как черные и белые плитки приятно холодят тело.

– Драммонд меня вытурил, – сообщил Попо.

Ой-ой! Людей время от времени вытуривают. Это значит, что они лишаются работы. А без работы беда. Но нам с Берни это не грозит. Люди никогда не перестанут разводиться.

– За что? – спросил мой напарник.

– Меняет концепцию.

– Что за цирк без клоуна? – удивился Берни.

Попо пожал плечами. Слегка. Когда энергично пожимают плечами – это значит, что человеку ни до чего нет дела. А вот такое, легкое, пожимание свидетельствует о том, что человек сдался. Я расстроился – не хотел для Попо подобной участи – и ближе подошел к его креслу. Но что это? Внизу, у одной из деревянных ножек, уголок кожи отстал и висел, словно так было надо.

– Что вы намереваетесь делать? – спросил Берни.

Попо снова пожал плечами.

– Должны же у вас быть связи.

– Связи?

– В мире клоунов.

– Связи-то есть, – ответил Попо. – Но что, если у меня ни к чему такому больше не лежит душа?

– Наверное, должно пройти какое-то время, – предположил мой напарник.

Иногда у людей бывает вид, словно они не слышат, что им говорят.

– А с вами никогда такого не случалось? Не появлялось отвращения к работе?

– Бывало, когда приходилось вести дела о разводе. Но даже если к работе не лежала душа, голова продолжала действовать.

Клоун бросил на Берни быстрый взгляд.

– Вот поэтому вы такой, какой есть.

Такой хороший или такой плохой? – не понял я. Что же до Берни, он энергично, как истинный пофигист, пожал плечами. Не забывайте, мой напарник из крутых ребят. И я тоже.

– Во мне такого раздвоения нет: не лежит душа, значит, и в голову не идет, во всяком случае, пока. – Попо встряхнулся, скорее не встряхнулся, а поежился, но мне понравилось. – Не очень вежливо говорить вам такое. Вы тут совершенно ни при чем. Так вот, я разбирался в имуществе Ури – «имущество» достаточно нейтральный термин? – и кое-что нашел. Это может вас заинтересовать. – Попо повернул ноутбук в нашу сторону. – Запись двенадцатилетней давности, еще до того, как мы познакомились. Что-то вроде школьной дискуссии по конференц-связи.

Попо нажал на клавишу, и на экране крупным планом появилось лицо. Сначала я его не узнал, но затем разглядел усы ниточкой, и хотя человек выглядел моложе, чем на видеоролике с Пинат, я догадался, что это Делит. Меня вообще интересуют усы, особенно ниточкой, а в нашем расследовании не было другого лица с такими усами; во всяком случае, я не помнил.

Сначала послышался женский голос.

– Добро пожаловать в среднюю школу Элеоноры Рузвельт, мистер Делит.

– Спасибо, – ответил тот.

Э, да у него приятный голос: сильный и глубокий, чем-то напоминает голос Берни, хотя, само собой разумеется, не такой красивый.

– Ученикам понравилось в цирке, когда вы приезжали в наш город прошлой зимой, – продолжила женщина. – И у них появились вопросы. Вы меня хорошо слышите?

– Отлично.

– Замечательно. Тогда давайте начнем с Джереми.

Раздался стук, затем послышался мальчишечий голос.

– Привет!

– Привет, – ответил Делит и улыбнулся.

– Дедушка говорит, вы причиняете слону боль, чтобы заставить его слушаться.

Человеческая улыбка, когда люди продолжают улыбаться, хотя у них внезапно пропадает к этому всякое желание, – интересный феномен. Теперь я наблюдал все это на лице Делита.

– Тебя зовут Джереми? – спросил он и посерьезнел. – Знаешь, я понял, что нельзя быть жестоким с животными. И никакие трюки на арене не оправдывают того, чтобы со зверями плохо обходились.

Мне трудно описать выражение лица Делита в этот момент, но это одно из лучших выражений, на какие способны люди. Такое же выражение иногда появляется на лице Берни. Это выражение вожака.

– Джереми, тебя удовлетворил ответ? – спросила женщина.

– Папа говорит, что дрессировщики тыкают слонов особенным крюком, – заявил мальчик.

Лицо Делита посуровело, но не так, как у крутых парней вроде мистера Гулагова, который теперь мотает срок, но тоже заметно.

– Это случается, и я этим тоже грешил, но теперь все в прошлом. Если человеческие существа настолько развитые, как себя считают, у них должно хватать ума убеждать животных делать то, что от них требуется, без всякого насилия.

За его мыслью трудно было следить. Кроме того, я внезапно вспомнил, как мы нашли Делита в пустыне, и ту ужасную змею. Немного отвлекся, а когда вернулся к действительности, сообразил, что нахожусь вплотную к стулу Попо и грызу оторванный уголок кожи, который успел прийти в такое состояние, что от него, можно сказать, ничего не осталось.

Женщина тем временем говорила:

– Думаю, ты получил ответ на свой вопрос.

– Папа утверждает, что этот крюк большой и острый, и его всаживают очень глубоко…

Попо закрыл ноутбук. Его руки, худые и длинные, слегка дрожали.

– Жаль, что вы не познакомились с ним, когда он был жив.

– Почему?

– Были бы решительнее.

– В чем?

– В поисках правды. А если это невозможно, продолжали бы розыск Пинат.

– Моя работа и решительность неразрывны.

– Извините и не обижайтесь.

– И не думаю.

– Выписать вам еще чек?

Вот такие разговоры я люблю.

– Уладим денежный вопрос, когда дело будет закрыто.

Ах, Берни, Берни.

– Я буду жить пока здесь. Владелец гостиницы – мой приятель.

Берни поднялся, я тоже.

– Ури часто ездил в Мексику? У него были там дела?

– Ничего такого, что бы я мог назвать делами, – ответил Попо. – Ездили пару раз в Кабо. А что?

– Мы нашли его практически на границе.

– Знаю, – кивнул Попо, – и этого тоже не могу понять.

Мы вышли на улицу, что-то шлепало мне по губе. Я облизнулся и почувствовал вкус кожи. Ой-ой! Маленький, а если честно, то не такой уж и маленький кусок застрял между зубами и свисал из пасти на всеобщее обозрение. Я прыгнул в машину и начал старательно приводить себя в порядок.

– Что ты суетишься? – спросил Берни.

Я выпрямился: спокойный и настороженный – ни дать ни взять профессионал.

– У вас есть документы на собаку?

Поздно вечером мы пересекали границу. Я ездил в Мексику и раньше: время от времени нам приходится там работать, мне и Берни. Сверху светил фонарь из тех, что при этом еще и гудят. Парень в форме протянул из будки руку.

– Si[13]13
  Да (исп.).


[Закрыть], – ответил мой напарник. Подал ему лист бумаги и сказал что-то еще, но звук его голоса настолько изменился, что мне трудно его описать. Знаю одно: когда это происходит, я совершенно его не понимаю, кроме отдельных слов – amigo, cerveza и croqueta[14]14
  Друг, пиво, котлета (исп.).


[Закрыть].

Парень в форме взглянул в документы, вернул их Берни и пожелал:

– Приятного пребывания в Мексике, сеньор.

«Сеньор» – это слово я тоже знаю, здесь его употребляют вместо слова «чувак». Когда мы отъезжали, я обернулся: парень в форме взялся за телефонную трубку. Берни переключил передачи, и мы понеслись на юг от границы в Мексику[15]15
  Слова из песни Криса Айзека.


[Закрыть]. Я понял это, потому что Берни мурлыкал именно такие слова. Я умею немного подвывать, и теперь присоединился к нему.

Мы проехали через плохо освещенный городок и углубились в провинцию. В Мексике все по-другому: например дни ярче, а ночи темнее. Вы видите в этом какой-нибудь смысл? Я – нет. Вскоре с середины шоссе исчезла желтая полоса, дорога стала более тряской, машины появлялись реже, пока мы не остались одни. Поднялся ветер, и в лучах наших фар то и дело мелькали всякие клочки и обрывки. Иногда по сторонам дороги возникали мерцающие желтые глаза, как-то попался стоявший под худосочным деревом босоногий мужчина. Пока мы проезжали мимо, я не сводил с него глаз – моя голова вращается практически на триста шестьдесят градусов; удивительно, насколько в этом отношении уступают мне головы людей. Но я сейчас не об этом. Мне особенно приглянулись его ноги – босые человеческие ноги меня почему-то вообще интересуют. Прежде чем мы скрылись за поворотом, мужчина вытащил из кармана мобильный телефон.

Над нами низко повисла луна, огромная, оранжевая. Мне нравится луна, но что она вытворяет, трудно объяснить. По опыту я знал: она поднимется, станет меньше и побелеет. Зачем? А бывают ночи, когда у луны не хватает куска, иногда большого, потом она вовсе исчезает, и наступают ночи без луны. Одно очевидно – я это знаю, поскольку Берни об этом часто упоминает: мы на Млечном Пути, и мне от этого приятно, хотя молоко не мое питье. Это кошки любят молоко. Вы когда-нибудь наблюдали, как они лакают? Маленькими глоточками, опрятными и аккуратными, не расплескают ни капли. Кошки готовы на что угодно, только бы вывести окружающих из себя.

Вдали замаячила горная вершина, может, даже две. Берни тоже повернулся в ту сторону.

– Дос-Хоробас, – объяснил он, – значит «двугорбая». Сан-Ансельмо находится в долине между двумя вершинами.

Я заметил между горбами россыпь очень тусклых желтых огоньков. Мы ехали в том направлении, но Дос-Хоробас словно двигалась вместе с нами и мы никак не могли к ней приблизиться. Я уже и раньше наблюдал подобное явление – это не чисто мексиканский феномен. Я слегка пошевелился и положил лапу Берни на колено.

– Чет, ты в порядке? – спросил он.

Конечно, я в порядке, если не тип-топ, то близко к этому состоянию.

Напарник погладил меня по голове, очень приятно.

– Немного устал, старина? У нас выдался длинный день.

Устал? Никогда не устаю. Я вильнул хвостом, что очень непросто, если сидишь на переднем сиденье машины. Хвост с шуршанием метнулся туда-сюда, и звук, который он произвел трением о гладкую, вытертую кожу, мне настолько понравился, что я продолжал этим заниматься, пока на самом деле не устал. И тогда зевнул, широко открыв пасть.

– Может, на сегодня хватит? – предложил Берни.

Я был не против, если он того хочет. Мы одолели подъем и начали спуск, впереди возник перекресток, несколько приземистых зданий и мигающая неоновая вывеска. Мне нравятся неоновые вывески, особенно со стаканами мартини – видел такую, когда мы расследовали дело, детали которого совершенно вылетели из головы. Мысли стали путаться, словно меня затягивала страна грез, и я быстро в нее погружался.

– Похоже на мотель, – проговорил Берни, снижая скорость. Мотель – именно то, что нам требовалось. Еще одна хорошая черта Берни: он умеет устроить так, чтобы все сложилось как надо.