Текст книги "Поймать вора"

Автор книги: Спенсер Куинн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

23

Мы опять на площади: ах каким свежим показался мне воздух после «Пулькерии». Я вдохнул поглубже и почувствовал себя тип-топ.

– Давай-ка сходим в церковь, старина, – предложил Берни.

В церковь? Я бывал в церкви несколько раз – злодей по имени Уиззер Дюпуи прятался от нас под скамьей в соборе Святого Доминика в Южной Педройе, – но не могу сказать, что чувствовал себя там уютно. Церкви большие, но в них, как ни странно, тихо – сочетание, которое мне совершенно не нравится. Для чего они вообще существуют? Я знаю, например, для чего рестораны или продуктовые магазины или магазины кормов для животных. Но раз Берни говорит, что мы идем в церковь, значит, так и будет.

Церковь стояла на углу площади – небольшое белокаменное строение. Деревянная дверь, старая, вся в трещинах, заскрипела, когда Берни ее открыл. Внутри никого, но и тишины тоже не было – где-то неподалеку раздавались звуки гитары. Что ж, пока не так уж плохо для церкви: никаких скамей, стулья вроде тех, что стоят за карточными столами, прохладный пол и проход в середине. Когда мы вошли, музыка внезапно оборвалась, и открылась боковая дверь.

Я на самом деле испугался, или как это надо понимать? На пороге показалась женщина, но я понял это только по запаху. Возникло ощущение, как в тот короткий период, когда мы с Берни увлекались фильмами ужасов, – короткий, потому что и ему и мне они казались слишком жуткими. Я прижался к напарнику, даже загородился им. Не стесняюсь это признать, потому что, если страх и появился, он быстро прошел. На женщине было необычное длинное черное платье и такой же черный капюшон с выдающимися в стороны краями – черный, кроме внутренней стороны этих краев и ткани, закрывавшей шею до самого подбородка.

– Здравствуйте, сестра, – обратился к ней Берни.

Сестра? Вам известно это слово? Мое сердце екнуло – остановилось и на мгновение перестало биться. Я был буквально сражен: у Берни есть сестра, а я узнаю об этом только теперь! Мать у Берни есть, но это та еще история, не могу сейчас вдаваться в подробности, есть Чарли, но кроме них, у него нет родственников. Жизнь полна неожиданностей, вроде как когда говорят: «Не заскочить ли нам по дороге за собачьим угощением», – но это был сюрприз иного сорта.

– Buenastardes, señor[30]30
  Добрый вечер, сеньор (исп.).


[Закрыть], – поздоровалась страшная женщина. – Вы американец?

Что за вопрос? Конечно, Берни американец, и я тоже. Но разве сестре не положено знать, кто ее брат?

– Да, – ответил мой напарник. – Вы говорите по-английски?

– Говорю.

– Хорошо. А то мой испанский совсем заржавел.

Я знаю слово «ржавчина» – могу почуять, если что-то заржавело. Однажды выкопал нож и тем самым решил дело, хотя никаких других улик тогда не было. Но теперь не чувствовал ни малейшего запаха ржавчины и не мог понять, о чем говорит Берни.

Страшная женщина посмотрела на меня.

– Ваша собака такая застенчивая.

– Застенчивая? – удивился напарник. И я вместе с ним. Это я-то застенчивый? Но, оглянувшись, сообразил, что совсем спрятался за него. Берни улыбнулся. – Наверное, впервые видит монахиню – во всяком случае, в полном облачении.

Женщина улыбнулась в ответ. У нее была приятная улыбка: ровные белые зубы и веселые глаза.

– Он очень симпатичный.

Сестра или не сестра она Берни, но эта монахиня вдруг перестала казаться мне страшной. Я вышел из-за напарника, хотя, если разобраться, стоял не совсем уж и сзади, скорее сбоку или даже чуть впереди.

– Я сестра Мариана. – Монахиня сделала шаг вперед.

– Берни Литтл, – представился мой напарник. – А это Чет.

Так они не знакомы? А она тем не менее называет себя сестрой? Я решил, что больше не стану ломать над этим голову.

– Можно я его поглажу? – спросила женщина.

– Не было случая, чтобы он возражал, – ответил Берни.

Она погладила, не слишком умело, но все равно приятно.

– Надеюсь, вы пришли не на благословение животных? Мы этим занимались на прошлой неделе.

– Чету бы, наверное, понравилось, – ответил Берни. – А может быть, и нет. Но мы пришли получить информацию об Иисусе Малверде.

Улыбка исчезла с лица сестры Марианы, и, как бывает у людей, сначала потухли глаза. Она попятилась.

– Здесь храм.

– А разве Иисус Малверде не святой?

– Определенно нет. Церковь – это гармония.

– Если не святой, то кто же он такой? – спросил напарник.

Сестра Мариана окинула взглядом храм. Солнце светило сквозь витражное окно, и на полу пестрели яркие пятна красок. Я знаю, что оно так называется, потому что у нас было такое же, но после развода его забрала Леда.

– Ваши намерения добрые? – поинтересовалась сестра Мариана.

– Я частный детектив, – ответил Берни. – Мы ищем одного типа по имени…

Монахиня предостерегающе подняла руку – у нее была узкая длинная бледная худая кисть.

– Не надо подробностей. Ваши намерения добрые? Это все, что я желаю знать.

– Да, – кивнул напарник. – Наши намерения добрые. А вот результаты порой получаются неоднозначными.

Мой хвост начал вилять. Не знаю почему, иногда это происходит само по себе.

Сестра Мариана сурово посмотрела на Берни, затем перевела взгляд на меня, и ее лицо немного смягчилось.

– То, что я вам сказала, правда: Иисус Малверде не настоящий святой, не от церкви. Его почитают преступники. Когда кого-то убивают, ему у дороги устраивают кумирню с цветами.

– Поблизости есть такие кумирни?

– Одна, – ответила сестра Мариана.

Берни опустил деньги в ящик у входа, и мы ушли.

Наши намерения добрые. Что это значит? Пока мы ехали, я пытался в этом разобраться, но ни к чему не пришел, хотя поездка получилась долгой. Мы покинули Сан-Ансельмо со стороны второго горба, который был круче, чем первый. Дорога оказалась намного хуже – просто каменистой колеей с обрывами с одной стороны и скалами – с другой. И ни одной живой души, словно мы с Берни остались в мире одни. Однажды нам пришлось остановиться и откатить с пути валун. Откатывал Берни, а я старался не слишком возбуждаться по этому поводу.

– Присматривай, Чет, – попросил Берни. – Не хочу, чтобы эта чертова штуковина угодила вниз.

Но она все-таки угодила – и я ничего не мог поделать. Валун совершил лишний оборот и замер на обрыве, как мяч на краю лунки, и это напомнило мне об одном приключении, которому я, наверное, был виной… Постойте, о чем это мы? Ах да – валун сделал лишний оборот, оказался на обрыве, а затем… Вниз, вниз – он стукался и отскакивал от скалы, пока вдали не поднялось едва заметное облачко пыли. Мы перевесились через край и смотрели, как ветер относит его в сторону.

– Здесь очень сильно ощущается прошлое, – заметил напарник. – Словно вся гора населена привидениями.

Привидениями? Ой-ой! Это очень плохо. Что-то вроде Хэллоуина, когда на улицы высыпают самые худшие из людей? Я стал быстро озираться, но не увидел никаких привидений: мы были на обрыве одни – я и Берни. Он потрепал меня по холке.

Мы снова прыгнули в машину, я – буквально, он все-таки открыл дверцу, хотя я знаю, что Берни способен через нее перескочить: видел, как он это делает, когда рядом находится Сьюзи. И опять покатили по горке. Дорога вела нас все выше и выше по склону, а внизу, под нами, мерцала пустыня. Интересно, птицы постоянно видят мир таким, как я сейчас? Если да, то почему у них всегда злое выражение глаз? Воздух прозрачный и чистый. Они и этого не ценят? А мы вот с Берни оценили. Я положил лапу ему на колено. Машина внезапно вильнула в сторону обрыва.

– Чет, что с тобой? – спросил он и, резко повернув руль, вернул «порше» на дорогу.

Со мной ничего. Все в порядке. Я выпрямился и сел, как истинный профессионал на работе.

Мы объехали вокруг горы и оказались на противоположной стороне. Впереди раскинулась огромная равнина. Она тянулась вдаль, на ней стояли небольшие города, их соединяли черные узкие ниточки шоссе, солнце ярко отражалось от блестящих предметов. Следуя дороге, мы миновали каменный пласт и нырнули в узкий каньон, где стены поднимались с обеих сторон и все больше смыкались друг с другом.

– Ущелье, – бросил Берни.

До этого я успел дважды побывать в ущельях. В первый раз – когда мы отправились в поход и Берни играл у костра на гавайской гитаре, а во второй раз было много стрельбы.

Хотя, может быть, это было в тот же самый раз.

Дорога вывела из каньона к деревне, такой же красноватой, как окружающая местность. Неподалеку виднелась рощица низкорослых деревьев, и царила полная тишина. Когда мы приблизились, я понял, что деревня заброшена: дома стояли без крыш, стены рассыпались. Самая высокая руина, видимо, некогда служила сторожевой башней. Она приютилась рядом с деревьями, в том месте, где дорога сужалась до ширины тропинки и уходила за деревней вверх по крутому склону.

Берни остановил машину у груды камней и вышел. Со стороны дороги камни были уложены ровно, и в них была устроена ниша, в которой красовался портрет черноволосого неулыбчивого мужчины с густыми усами.

– Иисус Малверде, – объяснил Берни.

Кто-то положил перед камнями на землю цветы, но с тех пор уже прошло достаточно времени, поскольку они успели пожухнуть и побуреть. На дороге валялись стреляные гильзы. Напарник поддал их носком ботинка и посмотрел в сторону деревьев. Они росли близко друг к другу, но ниже по склону был просвет и там виднелось несколько деревянных крестов.

Мы спустились к поляне.

– Здесь когда-то, наверное, был пруд, – предположил Берни. И хотя воды мы поблизости не заметили, я ее почуял. Мы посмотрели на кресты. – Никаких имен, – проговорил напарник. – Что бы это значило?

Я не знал. Мы подошли к последнему кресту – просто сбитым гвоздиком веткам. Рядом с ним лежала пустая бутылка. Берни поднял ее и прочитал:

– «Четыре розы». Интересно…

Я залаял, не дав ему договорить.

Напарник поспешил к машине и вернулся со складной лопаткой. Вытащил из земли крест и начал копать. Я помогал и копал еще быстрее. Могу копать целый день, особенно если почва такая, как эта, которую недавно разрыхлили. Вскоре показалось лицо с открытыми, запорошенными землей глазами. Но само лицо было неповрежденным, и я легко его узнал.

– Боже, – пробормотал Берни. – Простофиля, который слишком много знал. А могло бы хоть раз и повезти.

Мы осторожно откопали Даррена Куигли. В его груди зияла дыра, какие остаются, если стреляют с близкого расстояния из дробовика, и в ней уже копошились личинки. Берни воткнул лопатку в землю и наклонился, чтобы вытащить труп из могилы.

В этот момент со стороны склона позади нас донесся звук, словно кто-то наступил на сухую ветку. Мы обернулись.

Наверху стояли люди в форме и целились в нас из пистолетов и винтовок, другие вышли из-за стены сторожевой башни. Одного из них я узнал – капитан Панса. Теперь он не улыбался – лицо было жестоким и злым, но у меня возникло ощущение, что он любовался собой.

Берни потянулся за мобильным телефоном. Бах! Раздался выстрел, и разбитый на куски аппарат вылетел из ладони напарника.

– Руки в гору, если хотите жить! – потребовал капитан Нанса. Подул ветерок и донес запах его лосьона после бритья, того самого, что нравился Скинсу Баркли, но об этом сейчас не время.

Берни поднял руки.

– Вы арестованы за убийство, – объявил мексиканец.

24

Нас превосходили числом – огромное число против двух. Если речь заходит о цифрах, «два» – это тот предел, до которого я умею считать, но, по моему мнению, этого вполне достаточно.

– Спокойно, малыш, – шепнул мне Берни. – Не дергайся. – Как он узнал, что я готов был броситься со всех лап вверх, схватить капитана Пансу, а потом… если честно, на потом у меня плана не было, ну и что с того? – Сидеть.

Я сел. Понимал, что Берни что-нибудь придумает. Ему всегда приходят в голову светлые мысли, потому-то наше детективное агентство такое удачливое, если не считать финансовой стороны. Я вспомнил о револьвере тридцать восьмого калибра с полным барабаном патронов, который лежал у напарника в кармане. Берни отменный стрелок – я столько раз об этом рассказывал, что трудно привести хотя бы еще один пример. Следовательно, таков и будет наш план. Перестрелка – превосходный план, и часто нас выручал. В любую секунду, а секунда – это то, что очень быстро проходит, на свет появится револьвер – и… бам, бам, бам. Да, револьвер – и бам, бам, бам, а затем…

– Идите сюда, – приказал капитан Панса, – только очень-очень медленно, и держите руки очень-очень высоко.

Берни поднял руки чуть выше. Теперь они были над головой, а револьвер тридцать восьмого калибра в кармане. Не возникнут ли от этого проблемы? Напарник сделал шаг вверх по холму, я двинулся за ним.

– Собака останется на месте, – бросил капитан Панса.

– Нет, – возразил Берни. – Он пойдет…

Бах! Но не из револьвера тридцать восьмого калибра. Выстрелил один из болванов в форме, что стояли наверху склона. У ног Берни, совсем близко, взметнулся фонтанчик земли. Отскочил острый камешек и, пролетев по воздуху, ударил мне в плечо, но я совершенно не показал, что мне больно.

– У вас плохой слух, сеньор Литтл, – сказал капитан Панса. – И факт остается фактом: вы находитесь в мексиканской глуши, вместо того чтобы спокойно пересечь границу и ехать домой. Поэтому повторяю в последний раз: собака останется на месте. У нас нет времени на собак, особенно на эту. – Человек в форме за его спиной что-то ему сказал, как говорят мексиканцы. – До вас дошло, сеньор Литтл? Вот и сержант Понсон напомнил мне, что сегодня мы как назло забыли захватить ковчег.

Берни очень медленно присел на колени, также медленно опустил руки, обнял меня и посмотрел в глаза. У него самые лучшие глаза, и я не заметил в них никакого страха. И носом тоже не почуял. Он заговорил так тихо, что трудно было уловить хотя бы звук.

– Чет, как только я скажу «беги» – беги. Как можно быстрее и как можно дальше.

Бежать? Мы побежим вместе, ведь так? Тогда почему мне следует бежать как можно быстрее? Не сочтите за критику, Берни даже для людей не лучший бегун – ведь он был ранен на войне.

Он разжал руки, поднялся и, не сводя с меня глаз, сказал гораздо громче:

– Место! – Затем повернулся и с поднятыми руками снова пошел вверх по склону.

«Место»? Но если я останусь где сижу, как мы сумеем вдвоем убежать? Или Берни хочет сначала их всех перестрелять из своего револьвера, а уж потом мы побежим? Пожалуй, неплохая стратегия – позволит нам взять над ними верх. Я так и решил. И остался на месте. Но по мере того как напарник удалялся, я немного перемещался в его сторону, но сидя, чтобы со стороны казалось, что я никуда не двигаюсь.

Как только Берни достиг вершины склона, из-за стены сторожевой башни выехали два джипа. Люди в форме окружили напарника и направили на него оружие. А один принялся обыскивать. О нет: что, если он найдет…

Нашел! Вынул из кармана Берни револьвер тридцать восьмого калибра «специальный» и подал капитану Пансе. Тот показал оружие остальным.

– Какая удача! Это, должно быть, и есть орудие убийства.

Берни не закричал, даже не дернулся, и спокойным голосом, каким говорит всегда, ответил:

– Я никого не убивал.

Капитан Панса показал револьвером на лежавшего в мелкой раскопанной могиле Даррена Куигли.

– А вот он похож на жертву. – Мексиканец повернулся к остальным. – Как по-вашему?

– Да, – ответили ему. Некоторые скалились, словно происходило что-то очень забавное.

– Он и есть жертва убийцы, – кивнул мой напарник. – Только убийца не я.

– Не вы? – Капитан Панса покосился на Берни. – А если не вы, кто же настоящий убийца? Есть на этот счет мысли?

– Думаю, что вы.

На склоне воцарилось молчание, все замерли.

– Может, мой английский никуда не годится, – начал мексиканец. – Может, он настолько плох, что я не понимаю, что вы говорите. Пожалуйста – por favor[31]31
  Пожалуйста (исп.).


[Закрыть] – повторите, что вы только что сказали.

Берни глубоко вздохнул – я заметил, как поднялась его грудь. А затем громоподобным, страшным голосом, каким никогда не говорил – я даже не предполагал, что он на такое способен, – выкрикнул:

– Чет, беги! – А сам вышиб револьвер тридцать восьмого калибра из рук капитана Пансы.

Я побежал. Громкий, раскатистый голос напарника подхватил меня и понес, толкал вперед быстрее самых быстрых моих возможностей. Бам! Раздался выстрел. Пинь! Пропела пуля и выбила рядом из камня облачко пыли. Затем за спиной раздались тупые удары – эти звуки я хорошо знал. Драка. Я замедлил бег и оглянулся. Точно, Берни. Еще на ногах, отбивается от парней в форме. Двое уже лежат на земле без движения. Да, напарник был великий боец, но их оказалось слишком много. Я замер. Но разве Берни не сказал мне, чтобы я бежал и не останавливался? Однако я ему нужен. Как совместить одно с другим? Я повернул назад к тропинке в сторону напарника. Но что это? Парень в форме с винтовкой пока еще на кладбище, но определенно идет в мою сторону.

Я, конечно, знал, на что способны винтовки, научился на своей работе, но тем не менее продолжал понемногу спускаться. Берни еще сражался на склоне над рощей и кладбищем, и ему требовалась моя помощь. Что он мне велел делать? Забыл, и нет желания вспоминать. Я еще немного спустился – уже не топтался, а пошел шагом. Парень в форме остановился. Я был от него еще далеко, но, предположим, помчусь во всю прыть, прыгну, доберусь до горла и…

Он поднял винтовку, и в тот же миг, словно гром с небес, до меня донесся раскатистый голос Берни:

– Чет, беги!

Я не хотел бежать, но в то же время должен был исполнить приказ или по крайней мере приложить к тому все усилия.

Дульная вспышка, ярко-оранжевая. Бах! Шлеп! Все случилось практически мгновенно. Прямо над моей головой срезало верхушку кактуса. Белые капли из сердцевины разлетелись по воздуху. Я почувствовал несколько капель на морде. Был случай, когда рядом со мной самый настоящий преступник схлопотал пулю. Тогда капли его крови запачкали мне шкуру.

– Чет!

Я вспомнил клейкое ощущение крови на шерсти. И запах – один из самых терпких из всех существующих запахов. После того случая с истекающим кровью бандитом я долго катался в пыли.

– Беги!

Я повернулся и побежал вверх по склону. Сначала не в полную силу, но меня гнала кровь, хотя связь трудно объяснить. Я несся по тропинке, которая становилась все круче, круче и наконец исчезла в нагромождении камней. Сзади раздалось «та-та-та». По занятиям в школе «К-9» я знал, что это выстрелы из автоматического оружия – эх, жаль, что в тот день, когда все пошло не так, как надо, я не получил диплом. Вспомнив, чему меня учили, я не удивился, когда впереди на земле, как во время ливня в период муссонов, образовались курящиеся пылью оспины. Но зрелище производило впечатление. Теперь мне приходилось в одиночку одолевать гору. Я задевал кактусы, и они отвечали мне уколами игл – ох-ох, больно, – а сзади не прекращалось «та-та-та». «Беги, беги, беги!» – слышал я голос Берни. Но не настоящий – он звучал в моей голове, что случалось не раз. Та-та-та. Я вильнул в сторону, стал петлять, тело стелилось по земле, подъем все круче и круче, гора хочет меня опрокинуть, чтобы я покатился вниз. Ветер на высокой, пугающей ноте свистел в ушах – я больше не бежал, а скорее карабкался, передними лапами цеплялся, задними подталкивался. Та-та-та. Что это? Что-то похожее на большое твердое насекомое прожужжало сквозь шерсть на спине и – бинь! – высекло неподалеку искры из камня. Я так рванул, что взлетел в воздух, перемахнул через гребень – та-та-та – и упал на живот, но по другую сторону горы, неуязвимый для оружия людей.

Лежал, пытаясь отдышаться. Какое странное чувство – я запыхался. Невелика беда. Самое главное, я больше не слышал выстрелов, вообще ничего не слышал, кроме шума низвергающихся к подножию камешков, которые я сам столкнул по другую сторону гребня. Но вскоре и он стих.

Дыхание восстановилось. Я мог дышать. Что ж, пора подниматься? Но мне что-то не хотелось. Полежать бы еще, хватая воздух пастью. Хорошая идея? Я не знал. И в это время в голове зазвучал голос Берни: «Вставай на лапы, старина».

Я поднялся. Может, это был не голос в голове, а сам Берни? Как я на это надеялся! Я подполз к гребню и высунулся на другую сторону, совсем чуть-чуть. Ух как же высоко я забрался! Вниз ко дну ущелья убегал местами совсем отвесный склон; я разглядел кладбище и рощицу, которая с вершины казалась садовой клумбой, а дальше – сторожевую башню. И нигде ни души. В переводе с человеческого языка это означает, что люди исчезли. Во всей округе осталась всего одна душа, если я правильно понимаю это слово, – моя. Хотя могу и ошибаться: слова такая замысловатая штука. Впрочем, это сейчас не важно, а важно другое: Берни, капитан Панса, ребята в форме, тип с винтовкой и тип с автоматом – все куда-то подевались. Мне показалось, что я разглядел облако пыли на одном из склонов двугорбой горы. Но не мог поручиться, что это было не самое обыкновенное облако – такое, из которого получается дождь. Я оглядел небо: больше ни одного облачка, только сияющее солнце на фоне синевы. Я почувствовал легкую жажду.

Может, Берни в ущелье и его просто не видно. Я присмотрелся. Нет, напарника там не было. Я гавкнул – раз, другой, третий. Со дна ущелья мне ответили лаем. Но я не заметил никого из собратьев. Оставалось бегать туда-сюда по гребню, как я обыкновенно делаю, когда становлюсь невменяемым. Невменяемый – это выражение Берни. Нам на нашей работе лучше этого избегать. Тут я вспомнил еще один урок: не показываться на вершине. «Нет лучшей цели, старина». Немного спустился с обратной стороны и скрылся из виду.

Но вскоре оказалось, что я снова бегаю взад-вперед по гребню. Где же Берни? Я гавкнул, и звук вернулся ко мне. Раз, другой, третий, и я снова стал невменяемым. Смутно вспомнилось, что напарник объяснял, почему так долго не затихает лай; может, даже тысячу раз объяснял – а это, должно быть, очень много. Почему это происходит, так и не вспомнил, но пришел в себя.

Я стоял на гребне и дышал. Подо мной была Мексика. «А здесь все по-другому, как в Мексике», – еще одна фразочка Берни. Он это говорит, обхватив голову руками. После чего все успокаивается и становится так тихо, что я чувствую его мысли словно дуновение легкого ветерка в воздухе. Но сейчас воздух вокруг меня был теплым, прозрачным и удивительно неподвижным.