Текст книги "Поймать вора"

Автор книги: Спенсер Куинн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

– Чертовски правильно.

– Поэтому вам остается только одно: рассказать о себе, но хорошем.

– Хорошем?

– Таком, что не заснул и не покинул свой пост, – объяснил мой напарник. – О том, что бдит. Что нам поведает этот парень?

Даррен провел языком по губам.

– Тот, что бдит? – Иногда по глазам людей заметно, что им нравится разговор. Это был как раз тот случай. – Поведает, что было на самом деле, черт возьми. Говорят, этот полковник вообще не полковник – можете поверить?

– Легко, – кивнул мой напарник. – Только давайте вернемся к вам бдительному.

– Бдительному? – повторил Даррен и, повернувшись к Берни, несколько мгновений выдерживал его взгляд. – Я бдительный, не засыпаю на работе и не покидаю свой пост. Со мной надежно как в банке.

Значит, мы пойдем класть деньги в банк? Жизнь как будто налаживалась. Дело оказалось перспективным.

– Вы меня убедили, – кивнул мой напарник. – Но, как я догадываюсь, с бдительным прошлой ночью случилось что-то необычное.

Бывший охранник быстро покосился на Берни.

– Соображаете.

Напарник пожал плечами. Иногда он при этом говорит: «Пустое», – но на этот раз не сказал, а просто предложил:

– Рассказывайте.

Даррен набрал в легкие воздуха и медленно выдохнул. Этот жест всегда что-нибудь да значил, только я не мог вспомнить, что именно.

– Все проклятый Джей Би, – проговорил он.

– Кто такой Джей Би? – спросил Берни.

– Виски «Джим Бим», будь оно неладно. Слышали?

– Да.

– Дело в том, что у меня к нему слабость.

– Не у вас одного.

Даррен поднял голову.

– Разве?

– Точно.

Охранник придвинулся к Берни, словно решил, что теперь они заодно.

– Поверьте, я на работе не пью.

– Верю.

– Ну почти не пью.

– Все не без греха.

– А если пью, то только пиво.

– Разумный выбор.

– Но прошлой ночью вышло что-то несусветное.

– Не повезло.

– Можно сказать и так. Я дежурил в свою смену, все было спокойно, оставалось всего несколько часов. И тут ко мне пришли.

– Пришли?

– Да. – Даррен замолчал, несколько раз глубоко вздохнул и покачал головой.

Берни посмотрел на часы.

– Вы не будете против, если я спрошу, кто именно пришел?

– Мой знакомый Джокко.

– Ваш друг?

– Лучший. Если у него затишье, он иногда ко мне заглядывает. Я имею в виду его работу.

– Что за работа?

– Он специалист по улаживанию конфликтов.

– Каких конфликтов?

– Каких угодно.

– Чьи конфликты он улаживает?

– Думаю, любого, кто платит. Он, как теперь выражаются, консультант.

– Консультант по улаживанию конфликтов?

– Точно.

– И вот прошлой ночью не случилось никаких конфликтов, и он заявился к вам с бутылкой «Джей Би», – подытожил мой напарник.

Даррен слегка откинулся назад и теперь был дальше от Берни.

– Вы чертовски догадливы.

– Не преувеличивайте. Потом вы с Джокко пропустили по рюмочке или по две.

– Да.

– А может, по три или по четыре?

– Должно быть, еще больше.

– Почему вы решили?

– Или я чем-то отравился. Помню только, как очнулся на полу сторожки и меня выворачивало наизнанку.

– Джокко был еще с вами?

– Нет. Я остался один. Но не надолго – едва успел прибраться, как нагрянули полицейские. Я сказал им истинную правду: ничего не видел и ничего не слышал.

– С этим не поспоришь. Они вас, случайно, не спрашивали, не закладывали ли вы за воротник?

– Нет.

– Подфартило.

– Ага.

– С тех пор вы поддерживали связь с Джокко?

– Нет. Но он за меня горой.

– Откуда вы знаете?

– Боже, а я-то решил, что вы умный. – Даррен помахал пальцем перед носом Берни. Кто в прошлый раз позволил себе подобный жест? Ах да, Простак Бадрицио. Теперь он дробит под палящим солнышком щебень. – Потому что никто так и не узнал о бутылке «Джей Би», вот откуда, – продолжал бывший охранник. – Джокко не стукач.

– Судя по всему, отличный парень, – согласился Берни. – Кстати, у него есть фамилия?

9

Фамилия Джокко оказалась такая, что я сразу ее забыл. Однако запомнился факт, что жил он в пикапе, только вот где, вылетело из головы. Мы покинули Южную Педройю, выехали сначала на одну магистраль, затем на другую, и вскоре высокие дома центра города оказались у нас за спиной. Запах тухлых яиц по-прежнему стоял в носу. Я попытался отфыркаться и при этом издал негромкий, смешной звук, который мне понравился, и я повторил все снова.

– Устал, старина? – спросил Берни.

Устал? Да я полон энергии, готов бежать куда угодно и чувствую себя отлично.

Напарник потрепал меня по холке.

– Понимаю, уже поздно, но воспользуемся случаем, пока утюг горячий, и закончим наше дело.

О нет, только не утюг. Это такая штуковина, которая большую часть времени прячется в кладовке и появляется оттуда, если Берни считает, что его брюки слишком морщатся и в суд в них идти неприлично. Вот тогда за ним нужен глаз да глаз. Хотя пожарные, как оказалось, отличные ребята и возят в своем грузовике большую коробку с лакомствами. Всю оставшуюся дорогу я внимательно следил за напарником. Устал он или нет? Похоже, не устал, если судить по искоркам в его глазах.

Мы съехали с автострады и миновали несколько тихих улочек. В свете фар я заметил, как кошка скользнула в мусорный бак. Ненавижу, когда они вот так шныряют. А следующее, что я понял: мы вернулись на кольцевую дорогу вокруг ярмарочной площади. Показалась сторожка у ворот, и я увидел охранника. Он сидел, задрав ноги на стол, но мы не остановились, а продолжили двигаться вверх по некрутому подъему, с одной стороны которого тянулся забор, а с другой расстилался голый склон холма. Берни притормозил и посмотрел на холм.

– Должно быть где-то здесь.

Мы свернули на изрытую колею, которая шла в сторону холма, поворачивала вокруг большой скалы и возвращалась обратно. И почти сразу обнаружили пикап, стоявший у скалы. Берни остановил машину и заглушил мотор. Мы сидели тихо-тихо, и я слышал щелканье остывавшего двигателя, шум транспорта на дороге и другие звуки города. Но из пикапа не доносилось ничего. Берни, щурясь, всматривался в него. Меня всегда удивляло, как действуют его глаза в ночное время. Он часто повторяет, что им требуется попривыкнуть. Вот и сейчас он тихо проговорил:

– Подождем, пока попривыкнут глаза. – Это означало, что надо сидеть и никуда не рваться. Прошло немного времени, и он решил, что пора. – А теперь пойдем, только тихо, как мыши.

Что за новость? Я немного помедлил и неслышно выпрыгнул из машины. Почему Берни считает, что мыши умеют двигаться бесшумно? И вообще, почему ему хочется, чтобы я был похож на мышь? Сам он, стоило ему вылезти из «порше», тут же наступил на ветку, которая треснула так громко, будто раздался выстрел в ночи. В таких ситуациях мы всегда замираем, замерли и сейчас. Пикап оставался безмолвным и неподвижным. Случалось с вами такое, чтобы во рту появлялся вкус того, что вы раньше съели? Со мной случилось, и пока я ждал, чтобы Берни подал знак отмереть, ощутил аромат «Читос». Мне захотелось еще.

Напарник коротко махнул рукой, мы тронулись с места и направились к пикапу. Но не рядом, а немного растянувшись – методика, которой начали овладевать только недавно. У машины Берни достал тоненький фонарик и посветил сначала в окна, затем в багажное отделение.

– Никого нет дома, – заключил он, обошел пикап, направил лучик света на номерной знак и наклонился. – Запомнить легко: «Джокко-1». – Он разогнулся и посмотрел на холм. – Можешь сказать, почему нельзя назвать это ночью?

Мне ничего не пришло в голову. Мы направились обратно по колее к машине. Я понюхал куст – здесь побывал койот, но довольно давно. Задрал ногу, пометил куст и, пока поливал, смотрел в темно-багровое небо, по которому медленно летел, моргая огнями, самолет. Увлекательное зрелище, оно меня отвлекло, и я чуть не пропустил хруст жестких подошв по земле. Я обернулся – ох, не слишком ли поздно? – из-за скалы появился огромного роста парень и быстро подкрадывался к Берни. Я бросился к нему. Напарник, наверное, меня услышал и повернулся в тот самый момент, когда великан замахнулся каким-то предметом, скорее всего бейсбольной битой. Берни перехватил его руку, но лишь немного изменил направление удара, и бита с отвратительным звуком угодила ему сбоку по голове. Напарник осел на землю. Великан снова замахнулся битой, которую держал обеими руками, словно колол дрова. Я прыгнул и со всего размаху налетел ему точно на спину. Но что это? Он не упал? Все валятся вперед, когда я так наскакиваю. А этот устоял, только покачнулся. Затем извернулся, махнул битой и ударил мне в плечо. Я потерял равновесие и покатился на землю, а великан снова занялся Берни, собираясь обрушить на него биту.

Я опять прыгнул, хотя это был не лучший мой прыжок, потому что одна нога плохо слушалась, но все-таки налетел на него, на этот раз сбоку. Сумел поймать его руку в пасть и не колеблясь сжал челюсти. Большинство людей в такой ситуации кричат, и этот вскрикнул, но скорее от злости, чем от боли. К тому же рука, в которую я вцепился, была не та, что держала биту. Великан попытался вывернуться. Я висел на нем, погрузив зубы в плоть, и ощущал вкус крови. Он поднял биту одной рукой. У него были бачки, нос с горбинкой и злые глаза, на голове повязана бандана в горошек. Я посмотрел прямо в эти злые глаза и, наверное, поэтому не заметил, как стала опускаться бита. А когда заметил, было слишком поздно.

Следующее, что помню: я лежу на земле, а незнакомец, отбросив биту и держась за руку, удирает к пикапу.

Я поднялся и, испытывая головокружение, побежал за ним, но не резво, как обычно, из-за того, что он сделал с моим плечом. Когда он открыл дверцу и забрался в машину, я был уже рядом и нацелился на его ногу. Но не тут-то было – он шарахнул меня дверцей и попал в больное плечо. Я рухнул на землю. Дверца захлопнулась перед моим носом, мотор взревел, и пикап, подняв облако темно-багровой пыли, круто, юзом развернулся и умчался по дороге. Я поднялся и побежал за ним, скорее не побежал, а потрусил, наверное, даже прихрамывая. Но таким образом, если бы потребовалось, я мог двигаться всю ночь. И так бы и поступил, если бы не Берни, которой лежал у дороги. Я замер и повернул назад.

Берни лежал на спине и не двигался. Глаза были закрыты. Я почуял кровь и увидел, как она блестит на виске, но ее натекло не много. Я постоял рядом, подождал, а затем пронзительно, на высокой ноте тявкнул. Это вышло как-то само собой. Потом еще и еще. Ткнулся мордой ему в грудь и услышал, что сердце бьется. Хороший знак. Во время прошлых расследований мне пару раз приходилось наблюдать человеческую грудь без сердцебиения. Я лизнул напарника в лицо. Ну же, Берни, очнись. Очнись, старина. Я перестал лизать и сидел, тяжело дыша. Но что это? Стон, очень тихий. Давай же, старина! Я снова лизнул его в лицо.

Берни опять застонал, на этот раз громче. Его веки, словно трепещущие крылья бабочки, задрожали и поднялись. Глаза напарника меня напугали: они были похожи на глаза людей без сердцебиения, например, несчастной Аделины ди Боргезе, – но затем неописуемым образом изменились, в них будто зажегся свет, хотя они и не стали светлее, и Берни сделался самим собой.

– Привет. – Его голос был таким слабым, что я едва расслышал. – Чет?

Да, это я, Чет, просто и ясно.

– Ты в порядке? – спросил напарник.

Я? Прекрасно себя чувствую – если не совсем тип-топ, то почти. Я снова лизнул его в лицо. Берни издал какой-то звук – может быть, и стон, но с примесью смеха, и его лицо сморщилось, как обычно морщатся лица людей, когда их лижут.

– Ох, – вырвалось у напарника.

«Ох»? Неужели я сделал ему больно? Нет-нет! Я попятился.

– Это не ты, приятель. Резкие движения не самое лучшее в моем положении… – Берни поднял голову, и его лицо исказилось от боли, его как будто скрутило жгутом. Но он все-таки попытался встать. Приподнялся на локтях и огляделся.

– Сукин сын сбежал.

Я гавкнул. Познакомился с этим сукиным сыном, теперь никогда не забуду.

Берни сел. По лицу вновь пробежала тень боли, но он ее поборол. Положил мне руку на плечо и оперся, собираясь встать на ноги. Но это оказалось больное плечо, и я невольно отдернулся.

– Чет, что с тобой? – Берни очень осторожно, едва касаясь, ощупал мое плечо, и его лицо изменилось – оно было таким же выразительным и пугающим, как от боли, только это была ярость. Я почти никогда не видел напарника таким.

– Не беспокойся, его дни сочтены, – пообещал он.

Что мне беспокоиться? Я ничуть не беспокоился. Полностью доверял Берни.

Он поднялся, сам, без моей помощи. Наверное, ему было больно, но он этого не показал. Его лицо совершенно побелело, только под глазами залегли глубокие тени. Он слегка покачнулся, сгорбился, упершись ладонями в колени, и его вырвало.

Ох, Берни! Раньше я никогда не видел, чтобы его тошнило. Почему-то и к моему горлу подкатила тошнота. Я не хотел, чтобы напарник видел, как меня рвет, и забежал за скалу. На земле возникла пахнувшая «Читос» лужица. Возникло желание проглотить все снова, но я, сам не зная почему, удержался. Вместо этого вышел из-за скалы и, возвращаясь к Берни, уже почти не хромая, обнаружил бейсбольную биту. Остановился и гавкнул.

Берни подошел – очень медленно, как наш сосед старик Гейдрих, который, прогуливаясь по своей лужайке, еле волочит обутые в домашние тапочки ноги. Домашние тапочки – предмет моего постоянного интереса, но обсудим это как-нибудь в другой раз. Или уже обсуждали? Берни не очень уверенным движением подобрал биту и посветил фонариком.

– Луисвиллская фирменная бита модели Уилли Макковея, дорогого стоит. – Я не понял ничего из того, что он сказал. Напарник посмотрел на меня. – Надеюсь, этот тип не воспользовался битой против тебя. – Он погладил меня по голове и добавил: – Все-таки, наверное, воспользовался… – Это я понял.

Мы направились к «порше», но ни один из нас не был способен передвигаться в своем лучшем темпе. По пути я заметил лежавший на земле клочок ткани. Подошел и обнюхал. Эге, да это бандана в горошек того великана, вся пропитана его запахом, и вовсе не таким приятным, как у Берни. Мерзким, несвежим, смешанным с другим, тоже мне знакомым. Где же он мне недавно попадался? Точно: сильный, незабываемый – это был запах из клетки Пинат. Я подобрал бандану.

– Что ты там нашел? – спросил Берни.

Я положил бандану к его ногам.

– Отличная работа, – похвалил напарник и достав из кармана пластиковый пакет, запечатал в него бандану. Затем навел луч фонарика. – Пятно крови? Ты его порвал, Чет?

Сзади повеяло легким ветерком, и я не сразу догадался, что это от хвоста. Да, я его порвал. Мы пошли к машине бок о бок, и наша походка хоть немного да обрела обычную пружинистость.

Мы едем домой? Я так считал, пока не увидел большого деревянного ковбоя перед «Драй-Галч стейк-хаус». Люблю «Драй-Галч» и люблю деревянного ковбоя с его лассо и шестизарядным револьвером – этого парня видно издалека. Но дело сейчас не в этом. Дело в том, что когда мы направлялись домой, то сворачивали еще до вывески, а теперь не свернули. Почему? Машин на шоссе почти не было – значит, час был действительно поздний. Берни выглядел усталым, и его лицо в свете приборной доски показалось мне зеленоватым. К тому же у него на лбу пролегла зигзагообразная морщина, которую я раньше не видел.

– Ложись, сосни, старина, – предложил он.

Соснуть бы хорошо, но я остался на своем посту на переднем сиденье. Такая уж у нас работа – иногда приходится трудиться допоздна.

* * *

Когда я проснулся, мы были снова на улице с трещинами на мостовой, где жил Даррен Куигли. Дом был погружен в темноту – никаких голубых всполохов от экрана телевизора. Мы оставили машину на улице и пошли к двери – Берни не таясь, а я все-таки соблюдая осторожность. Интересно, получилось бы у меня шуметь при ходьбе? Но теперь было не время задаваться этим вопросом. На сей раз мы не стали стучать в дверь Даррена. Берни просто пнул ее ногой и открыл. Бах! Полетели щепки! Мне понравилось. Давненько мы не проделывали ничего подобного. Мы быстро вошли, и Берни посветил фонариком во все углы. Даррена в передней комнате не оказалось. Мы поспешили по коридору и обыскали всю убогую конуру. Никаких следов хозяина. Берни посветил на банки из-под пива на полу. По всему жилищу валялись окурки и грязные тарелки.

– Следов насилия нет, – пробормотал напарник, – но как знать, что тут случилось. – Он направил луч фонарика на плоский телевизор. Что такое? Из стены тянулся кабель антенны, а сам телевизор исчез.

– Чет, у тебя голова не болит? У меня болит.

Нет, у меня болит плечо, но не сильно – можно считать, вообще не болит. Я подошел к Берни и прижался мордой к его ноге.

10

Я лежал спиной к двери в залитой солнцем передней. Как следует потянулся, помахал лапами и почувствовал что-то странное – нет, не боль: необычно тянуло в плече. И тут все вспомнил. Ну если не все, то самое главное: великана с битой. А что еще? «Читос». Поднялся и пошел на кухню. Миска для еды пуста. Но я все равно ее вылизал. Миска для воды полная. Я немного полакал, вода была несвежая, даже на поверхности немного запылилась. Но жажда была настолько сильной, что я пил и пил, расплескивая воду вокруг. В это время на кухонном столе зазвонил телефон, и из автоответчика послышался голос:

– Берни Литтл? Это Марвин Уинклман.

Марвин Уинклман? Голос был знакомым. И тут до меня дошло: это же тот тип с зачесанными на лысину волосами, который проходит по делу о разводе и который дал нам билеты вы цирк.

– Я о том мерзавце, с которым изменяет жена… Я передумал – хочу, чтобы вы им занялись. Приступайте как можно быстрее. – Щелк.

Дом снова погрузился в тишину, только слышался храп Берни. Он храпит очень красиво, будто накатывают на берег океанские волны, – звук, который я слышал всего раз, когда мы ездили в Сан-Диего. Мы, я и Берни, занимались там серфингом. К этому я еще когда-нибудь вернусь. А пока я потрусил по коридору взглянуть на напарника.

Он лежал на кровати, закинув за голову руку, как был с вечера одетый, даже в ботинках. Я подошел ближе. Его грудь поднималась и опускалась. Я заметил на голове повыше уха немного запекшейся крови. Забрался на кровать и устроился рядом. Берни храпел.

Прошло сколько-то времени, телефон зазвонил опять – не мобильный напарника, который лежал рядом с ним на подушке, а тот, что стоял на кухне. Не открывая глаз, Берни схватился за мобильник, запутался с кнопками и наконец ответил:

– Алло?

А я услышал в автоответчике на кухне голос Уинклмана. И в моем мозгу стала обретать форму мысль о людях и их технических штучках.

– Что такое? – Телефон выскользнул у Берни из руки и упал на пол. Его глаза открылись, но не одновременно, а сначала один, затем другой, и это, сам не знаю почему, меня встревожило. Он сел, и на его лбу резче обозначилась зигзагообразная борозда. – Кто это? – В этот самый момент Уинклман перестал говорить. Берни посмотрел на меня. – А, это ты, Чет. Привет. Как дела? – Он потрепал меня по шее. Я стукнул по одеялу хвостом. – Хороший мальчик. – Он огляделся. – День в полном разгаре. Не здорово. – Он потер лицо, встал и направился в ванную. – Черт меня побери…

Звякнула склянка с таблетками, Берни взялся за зубную щетку, включил душ. Из-под двери потянуло паром. Вскоре напарник запел, и я узнал мелодию «Сегодня он меня разлюбил». В последнее время эту песню мы слушали очень часто в машине, но не могу сказать, что она из моих любимых. Другое дело «Это меня тоже ранит» – когда Элмор Джеймс проводит по струнам гитары металлической пластинкой, глубоко в ушах происходит нечто такое, что я не могу передать. Я поднялся, пошел на кухню и сел рядом с миской для корма, хотя это вышло совершенно случайно.

Появился Берни – он пришел в себя и выглядел великолепно: никакой запекшейся крови и зигзагообразных борозд на лбу.

– Никто, случайно, не проголодался? – спросил он. Мой напарник чертовски догадлив. От кого-то недавно я слышал такие же слова. Я попытался вспомнить, но вскоре оставил эту затею. – Что скажешь насчет салями? У нас вроде бы еще оставался запас. – Берни открыл холодильник. Салями? Еще бы! Я точно знал, что салями там лежит, но Берни нашел ее не сразу. – Что-то не вижу… ах вот. – Он отрезал толстый кусок, разделил на ломтики и несколько штук смешал мне с сухим кормом. Затем подогрел вчерашний, а может быть, позавчерашний, кофе, отрезал салями себе и сел за стол. Я ткнулся носом в миску и, прежде чем приняться за шарики корма, проглотил всю колбасу. Славный получился завтрак.

Берни допил кофе, откинулся на стуле и потер ладонью о ладонь. Хороший знак – значит, вскоре мы возьмемся за дело.

– Пройдись-ка ко мне, старина. Хочу посмотреть, как ты двигаешься. – Я шел вполне нормально. Он обхватил руками мою голову. – Ты молодец. Сам-то это знаешь? – Я не совсем понимал, куда он клонит, но ничего плохого в его жесте не уловил. – У меня большие подозрения: если бы не ты, из меня бы сделали отбивную.

Какую отбивную? Разве вчера вечером была отбивная? «Читос» – да, а отбивной не помню. Неужели проглядел?

– Эй, Чет, – удивился Берни. – Что-нибудь не так? – Он тщательно ощупал мое плечо.

Что за вопрос! Конечно, не так. Я проглядел отбивную, а отбивные нам не каждый день попадаются. А, собственно говоря, почему? На этот вопрос я ответа не нашел.

Берни заметил мигающий сигнал автоответчика и, проходя, ткнул пальцем кнопку. «Берни Литтл? Это Марвин Уинклман…» Напарник снова щелкнул по кнопке.

– Позже, Марв… – Он завернул бейсбольную биту в полиэтилен, взял пластиковый пакет с банданой, и мы прыгнули в «порше». Когда мы отъезжали, Игги наблюдал за нами из окна и подскакивал.

Машина Торреса стояла у «Донат-Хейвен» так, что было ясно: в ней сидит полицейский.

– Пройдемся по печеньицу? – предложил Рик.

Берни покачал головой.

– Только что ел.

– А как насчет Чета?

– Тоже лопал.

Так-то оно так, но совсем немного, учитывая, что вчера мне перепало всего несколько чипсов. А теперь позвольте заметить, что в этих «Читос», хотя я их люблю, нет ничего существенного – считай, один воздух. Вот и прикиньте: во мне почти пятьдесят килограммов – могу я продержаться на одном воздухе?

– Я тут не доел булочку с отбивной, – продолжил Рик.

Отбивная! Снова возникла, и так скоро.

– Чет, сидеть!

Хоп! Я соскользнул обратно на сиденье.

– У меня такое впечатление, что ему хочется, – заметил Рик.

Берни вздохнул – очень хороший знак в таких обстоятельствах.

– Черт с ним, пускай жрет.

Мне стало не до их разговоров. Это же надо: булочка, да еще с отбивной внутри. Что мне вам сказать? Я подобрал все до крошки, облизнулся и распрямился на сиденье – ни дать ни взять профессионал на работе.

– Мы никуда не продвинулись, – говорил Рик. – И я не уверен, что есть куда двигаться.

– Как это понимать? – удивился Берни. – Разве у нас нет пропавшего человека и пропавшего слона.

– И да и нет, – ответил полицейский и подал напарнику лист бумаги. – Поступило час назад. Это копия.

Берни прочитал письмо вслух.

– «Уважаемый сержант Торрес! Я больше не могу заниматься эксплуатацией этого великолепного создания и поместил Пинат в такое место, где она будет в безопасности до конца своих дней. Вы нас никогда не найдете, и, полагаю, у вас нет оснований нас искать. Пинат не является ничьей частной собственностью. Искренне ваш, Ури Делит». – Берни поднял глаза. – Почерк сверяли?

– Его приятель клоун…

– Попо?

– Да, Попо. У него оказались продуктовые рационы слонихи и все такое, написанные рукой Делита. Специалисты утверждают, что почерк совпадает.

У Рика зазвонил телефон.

– Торрес, – ответил он. – Так-так. Хорошо. – И разъединился. – Это эксперты. Нашли на оригинале два четких отпечатка пальцев – большого и указательного. Отпечатки принадлежат Делиту.

Берни помолчал, затем спросил:

– Что думает Попо?

– Прикажешь поставить клоуна руководить расследованием? – Полицейский расхохотался, и никак не мог остановиться. Это иногда случается с людьми, и каждый раз меня тревожит. Рик захлебывался, ловил воздух ртом и утирал рукавом слезы с глаз.

– Ну как, полегчало? – поинтересовался Берни.

– Слушай, приятель, где твое чувство юмора?

– Потерял вчера вечером.

– Что случилось вчера вечером?

– Не важно, – отмахнулся напарник. – Суть в том, что, если Делит в самом деле сделал ноги, он удрал и от Попо.

– Следовательно, на трактовку событий клоуном полагаться не приходится.

– А какова его трактовка?

– Вполне предсказуемая.

– В смысле, он не верит письму.

– Совершенно верно. Но альтернативной версии у него нет.

– А у тебя?

– Мы заняли выжидательную позицию. Дело открыто, но управление, пока не появится новая информация, не собирается бросать на расследование большие силы.

– А что полковник? Не пытается вернуть слониху?

– Отвалил на поле для гольфа, и перед этим был не слишком разговорчив.

– Слониха застрахована?

– Могу проверить, – ответил Рик. – Думаешь, это афера со страховкой?

Берни немного подумал.

– Вряд ли. Нашли отпечатки пальцев на анкусе?

– Да. Но не Делита.

– А чьи?

– В базе данных не значатся.

Берни протянул полицейскому биту.

– Круто, – кивнул Рик. – Модель Уилли Макковея. Не пожалею пяти баксов, если назовешь его прозвище.

– Стреч, – усмехнулся напарник. – Отдай экспертам, пусть поработают. Хорошо бы отпечатки на бите совпали с теми, что обнаружили на анкусе.

– Почему? – Сержант полез в карман и, не знаю, с какой стати, протянул Берни деньги.

– Даже если с письмом все чисто до кошерности, Делит не мог обстряпать это дело в одиночку.

Кошерность? На этот счет я имею полное представление. Цыпленок, и самый вкусный из всех, что мне приходилось пробовать, был кошерным. Его подавали на обеде в честь окончательного развода Тейтельбаумов. Развод Тейтельбаумов был настоящим кошмаром. Миссис Тейтельбаум проехала на бульдозере сквозь стену гаража, в котором ее муж держал коллекцию антикварных автомобилей, – никогда не забуду это зрелище. Я предавался воспоминаниям немного дольше, чем следовало, и если Берни все же сказал, каким образом цыплята возникли в деле о слонихе, то это пропустил – только увидел, как напарник отдает пластиковый пакет с банданой.

– А как насчет того, чтобы пробить по базе парочку личностей? Даррен Куигли…

– Охранник? Пробили первым делом. Полагаешь, я ничего не смыслю в своей работе?

– Остынь. Ты прекрасно знаешь, что я так не думаю.

– Извини, – кивнул сержант. – Чертово урезание бюджета. Все на взводе. Что касается Куигли, за ним вождение в нетрезвом виде несколько лет назад.

Вот как?

– Да. Какая другая фамилия?

– Джокко Кочрейн.

Рик повернулся к компьютеру и стал стучать по клавиатуре.

– Может быть, Джек или, возможно, Джон, – подсказал мой напарник.

Сержант покосился на него.

– Берни!

– Прости.

– Я твой защитник – ты это сознаешь?

– Защитник от кого? – удивился Берни.

– Некоторые в управлении не в восторге от твоей персоны. Надеюсь, для тебя это не новость?

Кто-то не в восторге от Берни? Такого я никак не мог понять.

– Это было тысячу лет назад, – возразил мой напарник.

– Ты насолил высоким чинам. А у этих ребят чем они выше, тем память длиннее.

Интересно; я этого и не знал. Берни выше Рика – следовательно, его память длиннее. А великан с банданой? Его память еще длиннее. А о Седрике Букере, окружном прокуроре Долины, и говорить нечего. Он звезда здешней баскетбольной команды, и, по словам Берни, мог бы стать профессионалом, если бы умел играть спиной к кольцу, хотя я не совсем понимаю, что это значит. По правде сказать, я не очень интересуюсь баскетболом – мяч не по мне. Но суть в том… ах, выскочило из головы, но, может, еще вспомню.

Тем временем Рик смотрел на экран компьютера.

– Ничего на Кочрейна. Ни на Джокко, ни на Джека, ни на Джона. А кто он такой?

– Из тех, на кого у вас должно хоть что-нибудь быть.

– На самых ушлых как раз и не бывает.

– Он не из самых ушлых.

– Может, у него есть тот, кто им руководит?

В глазах Берни появилось выражение, будто он что-то разглядел вдалеке. Мне всегда интересно, когда это случается, хотя я и не могу вам объяснить, в чем тут дело.

Рик уехал, а мы еще постояли на площадке «Донат-Хейвен»: Берни допивал кофе, а я смотрел на проезжающие машины – не едут ли в них мои собратья, которых Берни называл нацией внутри нации. Не попалось ни одного. Зато на площадку свернул знакомый автомобиль. Я не очень разбираюсь в них, но этот желтый «жучок» невозможно не узнать. Он пристроился с моей стороны, и из него вышла Сьюзи Санчес. Она репортер «Вэлли трибюн», и я не сомневаюсь, что ей нравится Берни, но их отношения не очень гладкие, отчасти из-за ее бывшего дружка Дилана Макнайта, о котором я, сам не знаю почему, думаю, что он не иначе как бандюган.

– Привет, ребята, – поздоровалась Сьюзи.

– Здорово, – ответил напарник. – Привет, как дела?

– И тебе здорово, как дела, – улыбнулась она. У нее были черные блестящие глаза, такого же цвета, как столешница на нашей кухне. – Кто-то тут ел отбивную.

Как она узнала? Я прибрал все, до последней крошки.

– Как ты узнала? – спросил Берни.

– По запаху, как же еще? – ответила Сьюзи.

Она просто очаровашка. И если я это уже говорил, то готов повториться. Сьюзи потрепала меня по холке и, обойдя машину, остановилась перед Берни.

– Ммм… – промычал мой напарник. – Не ожидал тебя здесь встретить.

– А я, наоборот, ожидала. Даже надеялась.

– Вот как? – удивился Берни. – Хочешь печенье?

– Нет, – отказалась Сьюзи. – Хочу взять у тебя интервью.

Ой-ой! Сьюзи уже брала у него интервью. Это было в тот раз, когда они познакомились. Получилось не очень здорово: она назвала Берни неуклюжим. Сейчас не могу вспомнить, что это значит, но напарник остался недоволен.

– О чем?

– О том, что ты сейчас расследуешь. О пропаже слонихи.

– Рассказывать-то почти нечего.

– Лжешь. – Сьюзи перелистала блокнот. – Давай начнем с дрессировщика. «Делит» рифмуется с «убит»?

– Нет, скорее уж «лаврами увит».

– Он тоже пропал?

– Я не могу об этом говорить. Меня нанял клиент.

– Кто?

Напарник рассмеялся, но умолк, поморщившись от боли.

– Берни, с тобой все в порядке?

– Да.

– Судя по всему, у тебя болит голова.

– Я прекрасно себя чувствую.

Сьюзи приложила ладонь к его лбу, и ее лицо расплылось в довольной улыбке. – Жара нет, – констатировала она, отнимая руку. – Твой клиент – клоун Попо?

– Почему ты решила, что он?

– Потому что они с Делитом семейная пара.

– Откуда у тебя такие сведения?

– Знаешь, мне тоже иногда приходится вести расследования. Несколько лет назад они ездили в Массачусетс и там расписались. Об этом сообщало агентство Ассошиэйтед Пресс.

Берни продолжал сидеть с отсутствующим видом.

– О чем ты думаешь? – спросила Сьюзи.

– О том, что не все семейные пары распадаются.

– Справедливо. И что дальше?

– Дальше нам с Четом пора.

– Ты не очень-то мне помог.

– Вечером должен узнать больше. Как насчет того, чтобы встретиться в семь в «Драй-Галч»?