Текст книги "Улей"

Автор книги: Соня Фрейм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 24 страниц)

– Тихо, тихо. Тебя здорово тяпнули. Осы ядовитые. Но я тебя подлечу. А все, чего я касаюсь, живет долго и счастливо и превращается в золото. Спи, Саид, и тебе приснится история, которую ты должен был сейчас услышать…

«Таких как ты я еще не встречал», – подумал Саид и провалился в сон.

* * *

Фидель поймала даже тех, кто не был нужен. Случайная Оса попала в ее клешни и отправилась на корм стражу… Нико вообще поверил безоговорочно, и уже в ее котомке. А с ним и Саид.

Слегка очарованно она разглядывала его ровные темные брови, и взгляд сам чертил линию по совершенному срезу скул и подбородка. Дивный парень, да еще и при мозгах. Хотя в душе полно горечи, глупых комплексов и страхов и очень много желания доказывать всем, что он чего-то стоит… Хорошая черта. Гордый.

Нико еще немного помучил ее вопросами и в итоге тоже вырубился от усталости. Тогда она и его проглядела. Инфантильный, несерьезный, но полон идеализма. Все делает в жизни ради чего-то. А еще мальчик одинок. Постоянно ищет родственную душу, может даже стать мелким паразитом, но его лояльность непоколебима.

Сейчас они оба спали, а Фидель сидела между ними, переводя взгляд с одного на другого. Ее ладонь коснулась по очереди их лбов, и они увидели особенный сон.

* * *

Я расскажу вам сказку, мальчики. Она древняя как мир, хотя случилась в наше время.

Жили-были на этом свете две злющие и самовлюбленные ведьмы. Сколько они себя помнили, творили только то, что хотели. Никто им не смел указывать.

Одна ведьма была гордая и холодная. Нос у нее загибался, как у орла, а кудри походили на черные волны. Честолюбивая и жадная до власти, часто надевала она на себя маску человеколюбия и протягивала людям руку помощи. Однако делала это не из добрых побуждений, а из самолюбования собственной щедростью.

Другая ведьма – шумная, крикливая и не менее самовлюбленная – скорее, старалась людям жизнь портить. Ей это казалось смешным, и чувство юмора у нее было прескверное. Больше всего на свете любила она свое отражение, искала его даже в лужах на дороге.

Когда они вместе творили свои ведьмины дела, мир не знал союза страшнее и безжалостнее. Они упивались своею силой и безнаказанностью, ибо все дозволено тем, кто сам пишет правила.

Но если люди падали ниц перед этими ужасными женщинами, то боги только смеялись и не склоняли своих золотых голов. И ничего не хотелось ведьмам сильнее, чем покорить богов. В этом они видели свое торжество над теми, кто написал главные законы творения.

Долго думали ведьмы, как им быть. И пришла к ним мысль лишить богов того, что делало их особенными и ставило выше человека: их божественной силы. Для этого нужно было расшифровать тайные письмена. Говорили, что ни один смертный не может их прочитать. Но тот, кто поймет каждую букву и каждый символ, познает все секреты бытия и встанет с богами на одну ступень. Тогда златовласые склонят свои головы перед этим умельцем, и станет богом человек.

Ведьмы рыскали на дорожках между мирами, забредали в самые темные уголки Вселенной, слушали, вынюхивали и копали. К добру ли, к злу, но пришли к ним те, кто жил на перекрестке миров. То были Осы без дома и без крова – самые злые и вечно голодные творения Хаоса. Они бродили меж мирами, неприкаянные и одичалые, в поисках места, где могли бы сотворить свое гнездо. Боги их презирали, медиумы боялись, а люди не знали об их существовании.

Но кто хочет править, должен искать союзников не только на свету, но и в глубокой тьме. Так подсказали Осы, как получить божественную силу. Они вышли с богами из одного котла, им были ведомы их тайны.

Нашептали Осы правду: у богов есть Королева, но увидеть ее можно только на Перекрестке между мирами. Ее тело покрывают золотые письмена, в которых заключены божественная мудрость и все силы творения. Больше всего на свете Королева боялась железа, ибо оно разрушало ее нежную кожу, и из ран вытекал янтарный мед.

«Ударь ее железным прутом, – шептали бесчестные Осы, – и она скажет тебе, как понимать письмена на ее теле. Нет боли страшнее для богов, чем касание железа…»

Обрадовались ведьмы, хлопнули ладонями и заплясали в диком смерче. Стали они думать, как увидеть Королеву богов. Пришлось им перечитать все сказки народов мира, древние предания и легенды. И в сказаниях, в которых сохранилась память усопших, нашлись ответы.

Королева богов любила детей. Когда она еще наведывалась на людскую землю, то охраняла их сон, мазала веки медом, чтобы им не снились кошмары и спали они сладко.

И никогда не оставит Королева человеческое дитя, если оно попадет в беду на тропах ее мира.

Разыскали ведьмы древний Перекресток миров, где стоял назначенный богами безмолвный Страж – очевидец истории создания мира и защитник всех дорог во Вселенной. Было решено привести туда ребенка, который заманит Королеву, а затем ведьмы выскочат из теней и накинут на нее железную сеть… Так она падет. Так падут все боги.

Но где им взять дитя их колдовского племени? Другое не сможет выжить на Перекрестке миров, не место это для человека.

Стали ведьмы снова искать-рыскать, землю рыть. И нашли девочку, обладающую великой, но еще нераскрытой силой. Ее родители были богаты и известны, но холодны и невнимательны к своему чаду. Они не замечали, что их дочь часто смотрит в ночь опустевшими глазами, будто видя, как танцуют в ней жизнь и смерть. Не знали они, что на перекрестках кивала ей странная зыбкая фигура, приветствуя и призывая к чему-то. Этой тенью был Страж на Перекрестке миров, и являлся он всем людям с даром видеть, подавая знаки, что за этим миром есть другой – скрытый от глаз.

Ведьмы недолго думали. Похитили они девочку и научили ее пользоваться своими талантами, а также видеть и слышать, чего не видят и не слышат другие люди. Обучили искусствам запретным и темным, при помощи которых она могла бродить между мирами, говорить с богами, Осами и Стражем. И девочка оказалась способной ученицей.

А раз так, решили ведьмы растить ее для своих нужд. Три – хорошее число для шабаша. Так они возвысятся еще больше, ибо станут прообразами первых колдуний: Старухи, Матери и Девы. Та, что была влюблена в свою красоту, увядала с каждым днем, становилась Старухой. Та, что любила носить маску добра и выручала людей, должна стать Матерью. А девочка вырастет и станет Девой. И однажды переймет все их знания и возглавит свой шабаш, в котором станет Старухой. Круг всегда замыкается. Цикл жизни ведьмы не вечен.

Как только девочка окрепла и всему научилась, начали ведьмы свое коварное дело. Вышли все три на Перекресток миров и оставили ее одну. Девочка принялась горько плакать и звать на помощь, а вокруг лишь сгущались тени да слышался вой ветров Хаоса. Из мрака на нее смотрела тысяча глаз: и жадных, неприкаянных Ос, и других созданий пустоты, которые ползут змеями вокруг нашего мира, но не могут в него войти. А тут такая лакомая добыча! Человеческое дитя, неведомо как оказавшееся в этом страшном крае.

Стоило слезинке из ее глаз упасть на придорожную пыль, как внезапно посветлело, словно солнце взошло. То была Королева: единственный источник света во мраке миров.

Она возникла в воздухе и тревожно огляделась. Вокруг дрожали блики золота, рассеивающиеся от ее тела.

Девочка замолчала. Никогда не доводилось ей видеть такие прекрасные создания. Всю кожу Королевы покрывали золотые надписи на неведомом языке. Каждый взмах ее крыла оставлял за собой брызги света. Маленькая ведьма замешкалась. Как можно накинуть на это дивное существо грубую железную сеть?

Ей хотелось крикнуть: «Беги, Королева! Ловушки расставлены. Я – ловушка!» Но язык ей не подчинялся, заколдовали его Старуха и Мать, чтобы она не испортила им игру.

Королева подлетела к девочке. Взгляд у нее был ласковый и мудрый, будто она знала наперед все, что было, есть и будет. Она приласкала дитя и обняла крепко и нежно. Невольно к глазам маленькой ведьмы подступили слезы.

Королева богов не умела говорить, но в ее глазах нашлись ответы на все вопросы: о том, кто она и что ей делать в этом мрачном месте, которому она стала принадлежать до рождения. Это ее предназначение, а от судьбы не уйти.

Однако если бы она не выполнила данного ведьмам обещания, те убили бы ее после.

Девочка вытащила ритуальный нож из железа и пронзила им живот Королевы. Ей говорили, что боги не умирают, но их можно сделать слабее.

Тут и вылетели ведьмы да накинули на Королеву железную сеть. Королева испустила крик: так не кричат звери и птицы, так не кричат люди. Из ушей ведьм потекла кровь, но им было все равно. Не каждый день ловишь богов.

Под давлением проклятого железа Королева была лишена всех своих сил. Троица приволокла ее израненное тело в свое логово.

«Я заберу твою силу, чтобы повести за собой людей, показать им, что добро, а что зло. Я возвышу человека, ибо он тоже может созидать!» – завопила та, что звалась Матерью.

«Я заберу твою силу, чтобы вернуть себе молодость, красоту и здоровье. Ибо хочу жить в свое удовольствие, пожинать плоды своих дел, и весь мир – мой хлев!» – завопила та, что звалась Старухой.

Тогда начали две ведьмы нещадно ругаться и даже драться. Их цели не совпадали. Их сердца желали разного. Ни одна не хотела уступить, и стали они выяснять, кто сильнее.

Девочка все это время сидела в углу, слушая их брань, и не знала, что делать. Жаль, жаль Королеву, истекающую янтарной кровью в этом черном подземелье.

«Они осквернили тебя», – постепенно стала понимать девочка.

Пока ведьмы выдергивали друг другу волосы, она подползла к Королеве и отогнула край сети, чтобы та могла выползти.

«Беги!» – шепнула она.

Но Королева была измучена и обессилена и не могла пошевелиться. Железо не защищает, а ломает.

Тут плюнула та, что звалась Старухой, и сказала:

«Ноги моей больше не будет в этом логове. Забирай Королеву. Все равно одна ты письмена с ее тела не расшифруешь. А то, что мне нужно, можно найти и на темных дорожках».

С этими словами Старуха ушла, и никто о ней больше не слышал.

А Мать обернулась и увидела, что Дева пытается разрушить ее планы.

«Ах ты, мерзавка неблагодарная! Мало мы тебя били! Все равно не умеешь быть верной!»

Достала она из-под полы кнут и щелкнула им по полу. Королева встрепенулась и испустила очередной крик – единственное, что могло защитить дитя. От ее голоса задрожали земля и небо. Мать закрыла ладонями кровоточащие уши, а девочка помчалась прочь из проклятого логова. Она бежала, не оборачиваясь, очень долго.

Впереди расстилалась ночь, а позади разносился плач всех богов, скорбевших по своей похищенной Королеве…

* * *

Саид открыл глаза. В нем словно что-то переключилось. Он лежал на том самом диване, только кто-то набросил на него дырявый плед.

Вокруг царила темнота, стояла глубокая ночь. Комнату наполнял могучий храп Нико: судя по звуку, он лежал напротив. С трудом Саид перевернулся на другой бок и замер. Зрелище возникло слегка неожиданное. В полуметре от него на полу возлежала Фиделис и взирала на него со своей диковатой усмешкой.

– Я чуть в штаны не наложил, – возмутился Саид. – И давно ты так смотришь?

– Не считала, – отозвалась она.

Они таращились друг на друга и молчали. Некоторое время слышался только храп Нико.

– Я видел сон, – чуть помедлив, сказал Саид. – Это ты нам его послала?

Фидель вместо ответа только моргнула: видимо, это было ее «да».

– Ты хотела рассказать мне историю, свою историю, – тихо продолжил Саид, следя за ней с затаенной настороженностью.

– Можно и так сказать. Теперь ты понимаешь, что к чему.

– Ты и есть та маленькая девочка?

– Девочка выросла, – обронила Фидель.

– И стала Девой.

– Она стала никем. Шабаша уже давно нет.

– Значит… – помедлил Саид, – вы… ведьмы?

– Ну, я не очень люблю это слово, оно та-а-ак мистифицировано. Я поведала тебе свою историю в приукрашенной форме. Реальность была несколько иной, но события развивались именно так.

– Как же ты предпочитаешь, чтобы тебя называли? – заинтересованно спросил он.

Сна уже не было ни в одном глазу.

Фиделис прикрыла одно веко и произнесла:

– Я говорила тебе: медиум – это хорошее, нейтральное слово, выражающее суть. Мы – посредники, можем быть связующим звеном между тем, что разделено.

– И где твои напарницы? Что стало с Королевой? Разве ты рассказала мне сказку до конца?

Она улыбнулась ему и покачала головой.

– Конец еще не настал, Саид. Ну, ты же такой умный программист. Свяжи в голове все, что знаешь.

– Я не люблю домыслы. Но понимаю, что тюрьма «Прометей» и ваши боги связаны.

Фидель недовольно фыркнула.

– Там, где логика бессильна, включай воображение – и оно расскажет тебе больше. Хочешь знать, где эти сучки?

– Ты про своих напарниц?

– Ага.

– Они, должно быть, умерли, – попробовал предположить он. – Старуха скончалась своей смертью, а Мать убила Королева.

– Ты придумал им щадящий конец, – хмыкнула Фидель. – Обе живы. Старуху на самом деле звать Клара Степанчук, она с Украины, там и жила до тех пор, пока не вышла замуж и не стала Клариссой Процманн. По-моему, она обитает где-то неподалеку от вас. Я не в курсе. Не слежу за ней.

– В любом случае я ее не знаю, – пожал плечами Саид. – А кто же Мать?

Тонкие складки в уголках четко очерченных губ Фидель обозначились глубже, и ее лицо приобрело потустороннюю чертовщинку.

– А Мать – это ваша ненавистная Мирра Василакис, урожденная гречанка, но жила она, по-моему, везде, кроме Греции.

Саид вытаращился, переваривая информацию.

– Нико уже в курсе?

– Да, он видел тот же сон.

Они снова замолчали. По идее, Саид должен был сейчас спрашивать дальше (такая ведь новость!), но почему-то он думал о том, что Фидель пугающе красива, хотя не совсем в традиционном смысле. Что-то было в этой углубленной переносице и вздернутом подбородке.

– Что ты смотришь на меня? – нахально спросила она. – Нравлюсь?

– Нет. В смысле, не смотрю.

– Ну, за просмотр денег не берут.

– Значит, ты – последняя из шабаша, – проигнорировал Саид ее ехидную реплику. – И если все персонажи этой истории реальны, то что с Королевой?

Фидель плавно подалась вперед, приближаясь к Саиду с устрашающей бесшумной грацией.

– А Королева там, – почти беззвучно ответила она, – в тюрьме «Прометей». И не только она. Мирра наловчилась собирать богов, как бабочек для коллекции. Она поймала каждого, кто пришел за своей царицей, и заковала в железо. Но Нико и этот ваш вождь краснокожих выпустили всех, кроме главной пленницы.

Он видел вокруг ее глаз мелкую россыпь веснушек. Запах отцветших роз наполнил пространство вокруг и только крепчал от ее присутствия…

– И нам, ребята, надо туда пробраться и освободить ее. Вообще-то, я могла бы сделать это сама. Но мы удачно друг на друга напоролись. Я беру вас в команду. Вам ведь тоже надо в это змеиное гнездо.

– Зачем нам туда? – спросил Саид, болезненно нахмурившись. – Мы собирались накрыть тюрьму дистанционно.

– Да? А я думала, что вы хотите спасти вашего придурочного вожака, – скептически свела она брови и плавно вернулась на свое место.

Теперь настала очередь Саида состроить озадаченное лицо.

– Винсент умер. Его убила ваша Мирра Василакис. Можно сказать, что мы с Нико – жалкая команда отмщения.

Фидель присела, глядя на Саида и одновременно сквозь него.

– Умер? Так вы думаете? – Она обвела комнату отрешенным взглядом и покачала головой. – Тогда вы ошиблись, мстители. Он жил в этом помещении. Здесь все напитано его энергией: безумной, слегка отчаянной и одинокой. Тот, кто умирает, перерождается в новом обличье. Его вещи словно мертвеют… А здесь все живет, дышит… как и он сам. – Взор Фидель сделал круг и вернулся к Саиду. – Винсент жив. Я чувствую его. Но он остался там, в тюрьме богов. И лучше бы вам его забрать.

9
В оковах «Прометея»

 
Father Father,
Will you forgive me,
If I should leave your garden?
 
 
Отец мой, простишь ли ты меня,
Если я покину твой сад?
 

Susanne Sundfør, «Father Father»

Кто хочет жечь, должен гореть сам.

Богемская пословица

У каждого свой крест.

Даже у неверующих.

Даже у мертвых.

Крест Винсента состоял из двух дорог, и, по какой бы он ни шел, они вели к обелиску из камня с вырезанным на нем странным лицом.

Лицо смотрело ему вслед.

Оно видело его везде и всегда.

Винсент бродил кругами, наматывал их, как стрелка часов. И так должно было быть до скончания веков.

У каждого ведь свой крест.

Эти две дороги пересекли его душу. Они вросли в него, он принадлежал им. Винсент стал узником Перекрестка миров, его постоянным обитателем, единственным, кто не мог его покинуть. Вокруг него шептали тени, выли ветра, а в придорожной пыли появлялись чьи-то следы. Но никого не было.

Никто его не замечал.

Никто его не искал.

Взгляд Винсента был погасшим и пустым. Он и не видел почти. Едва различал обелиск во тьме. Ноги несли его по зацикленному маршруту сами.

Не об этих ли кругах ада писал Данте? Нет, кажется, о других.

Винсент не нес свой крест. Он по нему шел.

Лишь изредка из обелиска доносился женский голос.

Кто-то звал его и напоминал его имя.

«Винсент… Я близко. Я иду за тобой».

«Винсент, ты слышишь меня?»

«Слушай мой голос и помни, что я найду тебя».

Тогда его шаг замедлялся. Он подходил вплотную к обелиску, источавшему морозный холод. Винсент прижимался к нему всем телом, надеясь стать ближе к тому, кто его звал.

Он чувствовал себя слабым, брошенным, незавершенным.

– Найди меня, – беззвучно шевелились его губы. – Ты обещала. Ты обещала… Рут.

Где-то в скрытом от глаз мире его ждали. Значит, есть нечто большее, чем эти дороги, и однажды Винсент выйдет отсюда. Никто не должен тащить свой крест до конца. Потому что конца просто нет.

* * *

Вспышка света. Она резанула глаза так сильно, что в первый момент показалось, как будто их выдрали. Ничего не различить. Только свет. Все напитано невыносимой болью. Откуда она? Что болит?

Винсент кричал и молотил конечностями по металлическому креслу, к которому был прикован. Грудь выгнулась, проступили ребра. Нечленораздельный вопль сменился надсадным стоном, почти плачем. Кресло под ним гремело и лязгало от его ударов, а ремни на запястьях впивались в кожу до крови, но он не мог их разорвать.

Он даже не понимал, что прикован.

Голова пару раз глухо ударилась о жесткую спинку. Хотелось вышибить себе мозги, чтобы… прекратить все это.

В свете стали проступать темные контуры, и он начал слабеть. Или же его глаза привыкали. Он видел стерильный белый потолок, и отовсюду на него смотрели яркие лампы. Пахло больницей. Винсент сделал пару тяжелых вздохов, и его стало рвать на пол. Он кашлял, блевал, задыхался и снова блевал.

– Судно! Живее! – вдали раздался женский голос.

Чьи-то быстрые шаги. Металлический лязг.

Судно запоздало ткнулось в грудь, кто-то придерживал ему голову… Винсент выплюнул туда последнюю струйку непонятной бурой жидкости. Нос был заложен.

Но вдруг почувствовал, что снова владеет своим телом. Что-то отпустило. В переносице словно шарик раскололся, и все завертелось, закрутилось, как заново смазанный механизм.

Все началось снова.

«Ты будешь жить…» – оседали эхом в ушах чьи-то слова.

Пухлые руки в веснушках поправили ему голову. Эти же руки обтерли влажной тряпкой подбородок и грудь, еще раз прошлись по губам, затем раздвинули зубы и впрыснули что-то в рот: на вкус было горько.

– Глотай, – велел женский голос.

Винсент на автомате сглотнул и перевел помутневший взгляд на того, кто отдавал приказы. Сразу сфокусировать не получилось. Все прыгало, расплывалось… Он видел только лицо, и оно склонилось над ним. Вокруг лица было много света…

Винсент отключился.

* * *

Когда он снова очнулся, то уже мог осознавать происходящее, хотя в голове по-прежнему царил ад.

Белый потолок, белые стены. Опять резкий душок больницы и вдобавок хлорки: самый ненавистный запах.

Тело ощущало мягкую поверхность: значит, его все-таки сняли с того металлического кресла. С трудом Винсент приподнял голову и увидел, что находится в какой-то палате. По его запястьям бежали многочисленные трубки, подсоединенные к капельницам. Он откинулся назад. Больше ни на что смотреть не хотелось.

«Тут нет окон», – только и подумал он, прежде чем провалиться в очередной тревожный сон.

* * *

Третье пробуждение было там же. Он узнал и стены, и потолок, хотя они были лишены каких-либо отличительных признаков. Теперь движения давались ему куда легче.

Винсент приподнялся на слабых руках, пытаясь понять, как тут оказался. Память словно пропала. Как будто он разучился вспоминать. Но после пары усилий над собой что-то начало собираться по кускам, и, кажется, это была его жизнь.

Мелькали несвязанные обрывки, разные: о годах, ушедших на дно.

Включенный телевизор, странные черно-белые фильмы… Цокот каблуков и отблеск карминовых губ во тьме…

Компьютеры. Провода. Его пальцы. Бегущие цифры. Коды программирования. Команды.

Лица людей во тьме. Он знает каждое из них.

Слышится его собственный голос, такой отчетливый, даже звенящий:

«Мы – невидимая армия. Нас миллионы. Мы везде, где есть вы».

Нико, Кшиштоф, Аки, Саид, Антон, Якко, Ши-Вэй, Хосе, Феликс, Таир.

Его ребята.

«Мы – невидимая армия. Нас миллионы. Мы везде, где есть вы».

События вдруг хлынули потоком.

Они с Нико отправились в тюрьму «Прометей», чтобы найти какую-то правду.

Какую?

«Мы – невидимая армия. Нас миллионы. Мы везде, где есть вы».

Они нашли богов. Да, точно, это были златоглазые боги. Где-то истошно вопит доктор Рашкевич… Малышка с глазами цвета меда говорит ему, что он умрет, но останется в этих стенах.

«Мы – невидимая армия. Нас милли…»

Перед ним – женщина с орлиным носом и холодным, презрительным взглядом. Выстрел – и он даже не понял, что в него.

А дальше провал.

Винсент прикрыл глаза, пытаясь лучше увидеть ту тьму, что явилась после смерти. Там ничего не было. Он был в каком-то жутком месте, и девушка по имени Рут пообещала, что найдет его.

Бледная улыбка и печальные глаза, руки, проходящие сквозь его тело, – вот все, что от нее осталось.

Веки резко распахнулись, и он снова обвел палату настороженным взглядом.

Не требовалось много времени, чтобы увязать последние события с брошенным ему перед прыжком в смерть пророчеством.

Винсент в «Прометее». Он тут остался. Все, как обещано.

Что же произошло: он умер и воскрес или не умирал вовсе?

На потолке имелись маленькие камеры слежения – значит, они должны увидеть, что он очнулся. Откинувшись на спинку кровати, он стал ждать. Рано или поздно к нему придут.

И был прав. Буквально через пару минут гладкая дверь, сливавшаяся со снежной стеной, отодвинулась, и в палату зашла уже знакомая женщина. Брови Винсента дернулись, но он все-таки сохранил нейтральное выражение лица.

Хотя момент был по-своему памятный. Не каждый день видишь после смерти своего убийцу. Ее глаза не выражали ничего, кроме спокойствия и даже какого-то веселья.

– Доброе утро, Винсент, – довольно мелодично сказала она.

Он узнал и голос. Его он слышал в тот день, когда снова вспомнил, что такое физическая боль.

– Время суток в помещении без окон не имеет смысла, – ответил он ей, разглядывая в упор.

На ней был белый медицинский халат. Темные кудри собраны в тугой узел, нет ярко выраженных возрастных признаков. Винсент дал бы ей максимум сорок. Отличная осанка, кстати.

– Тонко подмечено.

Она подошла к нему вплотную и протянула сухую длинную ладонь:

– Меня зовут Мирра. Я – надзиратель тюрьмы «Прометей», а также ее главный научный сотрудник.

Руку он жать не стал.

– Рад за вас. Что вы со мной сделали? – без особых церемоний спросил Винсент, глядя на нее сквозь пряди спадающих на лоб волос.

Мирра улыбнулась ему с обволакивающим милосердием.

– Я спасла тебя, Винсент, – недоуменно ответила она. – Ты был мертв, но я вернула тебя к жизни.

– После того как сами же грохнули. Где мой напарник?

Хмыкнув, она развела руками:

– Твой юный друг от нас сбежал. Он оказался чуть везучее, чем ты.

– А что со мной? Зачем вы меня оживили?

Его снова наградили улыбкой, словно созданной для благотворительных акций.

– Потому что ты талантлив, Винсент. И мир потерпит крупное поражение, потеряв тебя.

– Я вам нужен.

– «Нужда» – неверное слово. Ты послужишь большому общему делу.

– А если не соглашусь? – тихо спросил он, неотрывно глядя ей в глаза.

Они были как два темных колодца, в которых клубилась тьма всезнания.

– Никто не спрашивает твоего согласия, – мягко сказала она. – Ты – пленник, нарушитель закона.

От ее заявления стало весело. Через беседу к Винсенту возвращалась жизнь, а с ней – и его шальное безумие.

– Меня будут искать.

В ее нейтральных чертах лица вдруг проступило что-то хищническое. Мирра стала как коршун, который выбрал цель.

– Тебя некому искать. Я знаю о тебе все. С чего бы мне начать? С того, что ты – Уранус, предводитель хакерской группировки «Невидимая армия»? Или с того, что ты самозванец, носящий имя, которым тебя никогда не нарекали? Или же мне начать мой рассказ с обычного мальчика по имени Войтех Врана, который искал правду, но так и не нашел?

Винсент ощутил невидимый удар. Ему на мгновение перекрыли кислород.

– У тебя такой символичный ник: Уран, планета-покровитель Водолея, под знаком которого ты появился на свет. Родился в Кракове, мать – полька, отец – чех, но он оставил вас еще до твоего рождения, – размеренно продолжала Мирра. – Ты никогда его не видел. До твоих четырех лет вы жили в Польше, потом переехали в Германию. А когда тебе было шестнадцать, твоя мама умерла. Рассказать, как?

– Да я помню, как.

Они смотрели друг на друга в молчании. Мирра продолжала приветливо улыбаться, и ее взор источал сочувствие, но не было, наверное, более лживого сострадания, чем это. Винсент снова потерял уверенность.

– Не ждал этого? – как зеркало отразила она его мысли.

– Откуда вы все знаете?

– Это моя работа – знать. Не пойми неправильно: я уважаю твою позицию. Ты ищешь правду, борешься за нее, хотя твоя первичная цель – просто разрушить все, а потом отвесить миру шутовской поклон на развалинах. Но мне нравится твой внутренний протест. Я ведь тоже… в некотором роде бунтарка.

И Мирра буднично пожала плечами.

Винсент ей не верил. Он следил за каждой черточкой ее лица, потому что был мастером по переработке разного рода информации.

От Мирры несло ложью и жадностью. Чутье никогда его не обманывало.

– И против кого идешь ты? – перешел Винсент на «ты».

– Против богов, – с той же милой усмешкой ответила она. – Некоторых ты видел. Но их на самом деле куда больше. Они – это пчелиный рой.

– Метафора так себе. Пчелы делают мед, опыляют цветы. Ученые доказали, что вымрут пчелы – вымрет и человечество. Так против тех ли ты идешь?

В ответ раздался смешок.

– Цепляешься к словам? Человечество выживет в любом случае, Винсент. Я ему помогу в этом. Не только пчелы делают мед.

За всеми этими образами и аллегориями лежало что-то другое. Не о меде речь и не о пчелах. Винсент понимал это, но истинную суть разговора знала пока только Мирра.

– Чувствую, что, как у всех грязных политиков, у тебя есть свое видение утопии, которое ты хочешь подарить миру.

– Я – щедрый человек, Винсент. И все делаю ради людей. Даже эта тюрьма… ради вас.

– Кто ты, черт возьми? – нахмурился он.

– Я – медиум. Это все равно что быть хакером, просто я получаю информацию без компьютеров.

– Могу представить.

– Как и ты, я сумею взломать что угодно. Но мои системы сложнее. Одним из ключей станешь ты. У меня есть для тебя работа.

Переход был неожиданным. Винсент окончательно понял, что Мирра – ненормальная, как и он, только еще хуже.

Он молчал, пока она наслаждалась своим коротким спичем. Мирра знала и понимала больше, чем все. И, боже, как же ей это нравилось… Винсент в жизни не встречал более самовлюбленной женщины. Это сквозило во всем: в ее хорошо контролируемых, но таких упивающихся собой интонациях, во взгляде, в позе…

– И что за работа? – наконец решил спросить он.

– Расшифровка древнего языка. Некоторые подсказки у меня есть, и я тебе их дам. А ты доведешь работу до конца.

– Почему ты думаешь, что я смогу, если ты не смогла? Сама сказала, ты – альфа-хакер, – усмехнулся Винсент.

– Здесь нужен другой подход, – снисходительно ответила Мирра. – Я знаю, на что ты способен, просмотрела тебя «от» и «до», Винсент, или… Войта, как звала тебя мама. Имя, которое ты предпочел забыть… Сейчас отдыхай. Работа будет потом.

Мирра проверила капельницу, поправила иглу и отправилась к двери. Винсент молча следил за ее передвижениями.

Происходящее ему не нравилось.

У выхода она остановилась и вновь посмотрела на Винсента со своей понимающей улыбкой.

– Ты не сделаешь ничего плохого, – покачала она головой. – Твоя мама всегда хотела, чтобы ты делал только добрые вещи. Это будет во благо.

Белая дверь за ней задвинулась. Винсенту хотелось взять капельницу и швырнуть ей вслед.

* * *

Следующие два дня ровным счетом ничего не происходило. Он лежал полутрупом, а пухлый рыжий ассистент Мирры пару раз брал у него кровь для каких-то анализов. Единственное, о чем Винсент с ним говорил, так это о состоянии своего здоровья. Сказали, что с ним все будет в порядке, но его физическое тело истощено.

– Мирра проделала очень тонкую работу, вернув вас, – поделился ассистент, подсоединяя очередную капельницу. – Вашему организму нужна мощная внешняя подпитка, чтобы закончить регенерацию. Восстановление – процесс, увы, не быстрый.

– У вас тут все неплохо организовано. Можно мочить людей, а потом их оживлять.

Это ее прихвостень никак не прокомментировал. И Винсент опять остался в одиночестве. Его вещи изъяли. На нем болталась только больничная рубашка на завязках с открытой спиной. Задница была исколота шприцами. Ему впрыскивали что-то внутримышечно. По рукам разбегалась жуткая паутина синяков от капельницы, и это напомнило о запястьях матери. Поэтому на руки он старался не смотреть.

Винсент не знал, что в него вкачивали, но чувствовал себя с каждым днем лучше. Еще через пару дней мог сам встать и ни шатко ни валко бродить по палате. В этот же день от него отцепили мочевой катетер.

От рыжего подлизы Мирры он узнал, что с момента его смерти прошло два месяца. Все это время его тело находилось в заморозке. Со дня регенерации прошло две недели, которые казались вечностью.

К его обиталищу примыкала небольшая ванная комната, и спустя долгое время он увидел себя в зеркале. У него уже отросли небольшие усы и борода, не скрывавшие ввалившихся щек. Самыми выпуклыми на лице были глаза: светло-зеленые, пристальные. Глядя самому себе в лицо, он наконец-то поверил, что жив.

Винсент снял рубашку и осмотрел перед зеркалом совсем исхудавшее тело. На груди появилось нечто новое. Рядом с затянувшимся, но еще свежим следом от пули выступали незнакомые шрамы. Подойдя к своему отражению вплотную, Винсент понял, что это какие-то знаки, походящие на замысловатую смесь скандинавских рун и древнеегипетского иероглифического письма.