Текст книги "160 шагов до Лео (СИ)"

Автор книги: Соль Астров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

“Алекс, зачем ты пришел в мою жизнь? Чтобы снова ее разрушить? Почему ты никогда мне ничего не рассказывал об этой девочке? Я смирилась с тем, что ты был женат. Но ты предал нас обеих: и меня, и Риту. Уходи из моей жизни! Для меня ты больше не существуешь!”

В горле застрял ком, на глаза навернулись слезы. Выходит, ее предала не только я одна! Бедная бабушка! Чтобы не разрыдаться, я вдыхала едкий травяной запах, который исходил из коробки. Когда-то он мне казался самым отвратительным на свете, а теперь стал особенно родным. Теперь я понимаю, почему индейцы курят трубку мира. Она сближает людей!

Я взяла сигару с зажигалкой, спустилась на кухню, где на столе все еще стояла бабушкина пепельница из светло-серых ракушек. Достала зажигалку, прикурила. Но затяжку сделать не удалось, дым сильно щекотал ноздри и горло, я больше не могла держать его во рту и сглотнула. Приступ кашля раздирал горло, и в конвульсиях я отложила сигару в пепельницу, поднялась и налила себе воды. Сделала несколько глотков, но у меня закружилась голова, и я блуждала взглядом по кухне в поисках опоры. Остановилась на пристенном столике, где за вазой с сушеной лавандой я встретила бабушкин гордый взгляд с фотографии десять на пятнадцать в черной рамке:

– Прости, ба. Как же я была неправа! Если бы можно было все вернуть назад и начать сначала, я бы сделала все по-другому!

Снова взяла в руки сигару и, наконец, сделала свою первую в жизни затяжку. Говорят, предметы хранят частичку тех, кому они принадлежали. Горькие сигары, кольцо на пальце, которое подарила бабушка, рецептарий и запись, сделанная ее рукой – все это будто говорило мне: «я тебя слышу». Что-то в этом было мистическое и пугающее.

Записка об Алексе, разрушила мое представление о том, что ее жизнь, в отличие от моей, сложилась удачно. Быть преданной дважды теми, кого любишь – чертики! – это полное фиаско!

Теперь я понимаю, почему она когда-то сказала: «Если приходят испытания, а ты лишь ностальгируешь о былых радостях, ты побеждена»

Я сделала ещё одну затяжку, стараясь раскрыть для себя вкус табака. Получилось уже немного лучше, даже если наслаждения от курения я все еще не получила. Сквозь клубы дыма снова взглянула на бабушкину фотографию, любуясь ее гордо-аристократическими чертами и вслух сказала:

– Баааа! Я сегодня возвращаюсь к нему. Так надо. По закону. Даже если я совсем этого не хочу. Но не хочу и алименты ему платить. Понимаешь?

В какой-то момент мне показалось, что с фотографии на меня смотрят совершенно живые глаза, и, печально улыбнувшись в белом тумане, подсвеченном солнечным светом из окна, Сандра мягким, почти несвойственным ей голосом, ответила:

– Так ты ведь актриса, милая. Он же играет с тобой, понимаешь?

– Ба, я запуталась. Не знаю, как мне дальше быть, куда идти. Ба, скажи, где мне его искать?

Но ожившая на несколько мгновений бабушка снова стала матовой фотографией с черной розочкой на рамке, которую я приделала на следующий после ее похорон день.

Глава 15. Фотосессия на мосту Влюбленных

До Дня влюбленных оставалось несколько дней. На витрине стоял наш первый вариант “Красного бархата”, бисквит в форме сердца, украшенный лишь взбитыми сливками. Теперь нам предстояло решить, чем дополнить эту декорацию.

Вытащив от усердия язык, Лея отрезала кусочек торта и положила его лопаткой на блюдце:

– Будешь пробу снимать?

Не дожидаясь моего ответа, она поднесла к моему рту вилку с большим куском красного бисквита, утопающим в белой кремовой массе.

– Ты с ума сошла! Мне же на фотосессию! Платье ведь треснет! – взбунтовалась я, но помощница настойчиво держала вилку у моего рта.

Я покачала головой и отодвинула ее руку. Тогда Лея проглотила кусок сама и, причмокивая, сказала:

– Жаль! А я всю ночь из-за этого не спала. Антонио хочет добавить розы из белого и молочного, а я настаиваю на ключике из горького шоколада. Только ведь и белый, и горький мало кто любит. Так ведь?

“Она только из-за этого не спит? Ей бы мои проблемы!” – я пришла в отчаяние, вспомнив, что мне сегодня предстояло, но выдавила из себя лишь многозначительно:

– И-и-и?

– Тогда мы с мужем остановились на молочном, но ключик все равно сделаем из горького, но на всех тортах, а на выбор. Не всем же ключ в Арно нужно выбрасывать!

– Умница! – похвалила ее, ведь в конце концов она радеет за пока еще мою кондитерскую.

– Ура-ура! – заликовала Лея, размахивая вилкой.

Я искала номер телефона клиента, который заказал торт на юбилей и спрашивал, сможем ли мы сделать доставку на два часа позже оговоренных шести часов.

Лея, безбожно гремя, загружала грязную посуду в посудомоечную машину. В какой-то момент один стакан выскользнул из рук и разбился, тогда она возмущенно прокомментировала:

– Вот! Только посмотри! Вспомнила о ней, и даже стакан разбила! Вот ведь язва!

Я напряглась:

– Кто?

– Снова приходила эта… Ну, со слащавым голосом и невоспитанными близнецами. Как ее? – брезгливо морщилась Лея.

– Мария Виктория? – в отличие от Леи я относилась к ней с теплотой. Если бы не она, скорее всего я бы уже была рядом с бабушкой и родителями на том свете, а мой муж – владельцем кондитерской и бабушкиной квартиры в придачу. – Что она тебе сделала?

– Пренеприятнейшая дама! “Фи! Что у вас тут за ассортимент? Даже комплиментов к покупкам не кладете! А шоколадных роз нет и в помине. Конечно, Ассоль слишком занята материнством…” Ну как тебе это? Тоже мне, инспектор! – кривлялась Лея, пародируя тонкий голос Марии Виктории.

Я печально улыбнулась и опустила взгляд, чтобы не показывать своего сожаления. Даже зная, что я все равно скоро продам кондитерскую, эти слова задели и меня. Все эти годы я делала все, чтобы продолжать бабушкины традиции. А сейчас мои усилия не приносят никаких результатов. Даже продать кондитерскую не в состоянии! Выходит, слишком высокого мнения я о себе.

– Могла бы сказать, что скоро и у нас все будет, – пыталась что-то придумать я, но выходило совсем неубедительно.

– Ты ведь так часто говорила, что мы не можем себе этого позволить! – огорченно возразила Лея.

– Бизнес непростая вещь для нас, блондинок, особенно, если надо изобрести нечто экономное, – с самоиронией ответила я. Быстрее бы уже нашелся покупатель!

Я взяла из гардероба пальто, оделась на ходу:

– Все! Я поехала на фотосессию. Еще надо успеть к ужину подготовиться.

Лея заморгала:

– Это о чем я не знаю? Кстати, вчера вечером, когда я закрывала кондитерскую, Энцо мимо проходил. Но выручка в целости и сохранности. Скажи, у тебя кто-то появился?

Лею не проведешь! Конечно, она догадалась, что это Энцо взял деньги.

– Нет, Лея. К мужу возвращаюсь. Так надо! – твердо сказала я, чтобы, прежде всего, убедить саму себя.

– С ним однозначно что-то не так. Будь осторожна! – в глазах Леи мелькнула тревога. – Думаю, он не в себе.

– Не переживай, дорогая. Не дам себя в обиду.

Я взяла свою сумку и засобиралась к выходу, но Лея меня окликнула:

– Ассоль! Прости. Я все понимаю, но нам правда очень нужно.

– Говори! – я вернусь назад и приблизилась к ней:

– Ой, а что же ты в зеркало не глянула? Возвращаться плохая примета! – но я махнула рукой и она продолжила: – Хотела аванс у тебя попросить. Только на этот раз. У свекрови подозрение на рак. Срочно нужна консультация специалиста… Сколько сможешь…

– Сожалею! Сейчас, – я достала из кошелька банкноту в сто евро, потом, подумав, добавила еще одну, последнюю, оставив себе тридцать евро на проезд. Можно будет сэкономить на садовнике. И поставщикам муки немного просрочить. Но ей в такой момент я не в силах отказать. – Хватит пока?

Она кивнула:

– Спасибочки! – она поцеловала купюры, спрятала в карман комбинезона и принялась собирать мусор в мешок.

Перед выходом я вспомнила про контактные линзы, заменила ими очки в туалетной комнате и уже у двери подмигнула помощнице:

– Ну, как я выгляжу?

Лея сделала круглые, будто от страха, глаза, перекладывая на поднос замороженные шоколадные ключики:

– Безобрааазнооо… хорошо! – и засмеялась. Еще смеясь, добавила: – Ассоль! – и я обернулась. – Нет, правда, иди уже! А то еще и шоколадные замочки заставлю пробовать! – она перекрестила меня на расстоянии: – Да поможет тебе Дева Мария!

Уже выходя, я задержалась в дверях и приказала:

– И не ругайтесь тут без меня. Никаких катастроф на оставшиеся полдня! Обещаешь?

Она махнула рукой и поморщилась, будто съела ломтик лимона.

Я вышла на улицу, подошла к машине и, посмотревшись в лобовое стекло, ещё раз поправила волосы. Проверила, лежит ли на заднем сидении бабушкина шляпа. Ярко-розовый бант, который по совету Энн я купила в магазине “Все для шитья”, придавал ей совершенно новый, гламурный вид. Дуэт Энн и бабули был еще той гремучей смесью.

Села за руль и включила зажигание. Тишина. Еще раз провернула ключ в замке. Снова тишина.

– Ну, же, фуфи! Только не сегодня! Ну, пожалуйста! Ну? Мы можем договориться, а?

Фуфи вовсе не собиралась это делать.

– Ну же! Ты должна!

Но у авто, похоже, были другие планы на этот вечер.

Что же делать? Не фургон же у Антонио мне забирать! Ему еще заказы развозить.

Я набрала номер Энцо. Короткие гудки резали ухо. И через минуту его номер оказался занят. Я набирала номер раз десять и, наконец, автоответчик сообщил о его недоступности. Это невозможно! Под ударом не только фотосессия, но и возможность наладить дела в кондитерской! Все! Я готова устроить ему разнос этим вечером. Как говорят итальянцы, “никогда не зли добряков!”

Я набрала Энн, но после двух гудков связь оборвалась. И тут я вспомнила, что она вчера меня предупреждала, что будет сопровождать Умберто на симпозиум в Швейцарию по какой-то по какой-то медицинской ерунде. “Слышишь, Фасолина, ни за что не отпускай мужа одного в командировку!” Как же она права! Женщина, которая никогда не пускает на самотек свою жизнь, умеет ею управлять, в отличие от меня.

Я снова набрала Энцо, но он все ещё был недоступен. И тогда я сдалась и последовала просьбе автоответчика оставить сообщение. Оно получилось гневное и слезное, мол, что никогда не могу на него положиться и что он всегда приходит слишком поздно, чтобы что-то изменить.

Я схватила шляпу с заднего сидения, передала ключи от машины возбужденной Лее, которая только что выбежала из кондитерской и ворчала, что я не посмотрелась в зеркало. Я же заторопилась в сторону железнодорожной станции.

Она была полупустой, а на большом табло желтым светом высветилось время прибытия электрички. У меня было десять минут, чтобы купить билет, подняться на платформу, набрать Бернардо и сообщить, что задерживаюсь.

– Я столько лет фотографирую женщин, что был почти уверен, что вы опоздаете. Главное, шляпу нашли?

– А как же! – подтвердила я, наблюдая, как к платформе приближался поезд.

***

Флоренция прекрасна в любое время года: средневековые силуэты соборов, узкие улочки, вымощенные серо-бежевым камнем, по которому ходили еще Медичи, яркие шикарные витрины бутиков и шум современных моторов.

Я надела шляпу и важно зашагала в сторону Арно. Это была моя вторая фотосессия в жизни, не считая свадьбы. Да и свадьбы-то, как таковой не было. Зарегистрировались при двух свидетелях, друзьях Энцо, которые год спустя уехали жить на юг Италии и больше я о них ничего не слышала.

На углу перед Понте Веккио меня ждал фотограф. Бернардо был лет на десять моложе меня. Если бы не итальянское происхождение, я бы приняла его за тех ребят, что можно встретить на каждом шагу в России: сероглазый, светловолосый, небольшого роста и коренастый. Единственное отличие – это улыбка, которая не сходила с его лица, даже когда фотографировал. Сделав несколько пробных кадров на одном из самых известных, каменных мостов через Арно, он отвесил мне комплимент:

– Когда встречаются закат и красивая девушка, получаются самые обалденные кадры!

Пока он устанавливал штатив, я причесалась, нанесла на губы блеск. Вдруг зазвонил телефон. Это был Энцо.

– Соль, ты меня искала? – в трубке его запыхавшийся голос дополнял свист ветра.

– Чертики! Где ты пропадал все это время? Это так мы начинаем новую жизнь? – хватит ли мне, наконец, смелости, чтобы устроить ему взбучку? Сказать все, что я о нем думаю?

– У меня была кое-какая работа, – невнятно пробормотал он.

– Работа, за которую не платят? – из меня, как из жерла Этны, полетели первые камни скопившейся за эти годы обиды.

– Какой шмель тебя ужалил? – взвыл Энцо. Вряд ли он ожидал, что я способна на столь агрессивный диалог. В конце концов, последний год у нас вообще не было никакого общения, если не считать коротких сообщений в стиле вопрос-ответ.

– Почему тогда ты берешь деньги все еще у меня? – почувствовав слабость соперника, я перешла в нападение. Слишком долго ждала, чтобы он меня, наконец, услышал!

– Не надо кричать на меня! У меня проблема, – проскулил он, словно раненый кобель.

– А ты моими проблемами интересовался? Или только и думаешь, сколько еще вытащить у меня из кармана? – поглядывая на Бернардо, который поворачивал затвор фотоаппарата, продолжила отчитывать я мужа.

– Соль, я сейчас зайду. Давай не по телефону! Выслушай и ты меня! – Энцо, наконец, был готов к диалогу. Но мне повезло находиться сейчас не в кондитерской, ибо я набросилась бы на него с кулаками.

– Без меня ты больше к кассе не подойдешь! – пригрозила я.

– Ты мне угрожаешь? – в его голосе появилась агрессия, смешанная с иронией.

– Нет, предупреждаю. Почему ты не сказал, что взял денег из кассы? – не отступала я.

– Хотел тебе напомнить, что у нас совместное ведение хозяйства, – с издевкой сказал муж.

Бернардо закашлял, показывая на часы. Вечером мне предстоит несколько перченый разговор с Энцо.

– Работа, кстати, у нас тоже совместная, – уже спокойно, но ядовито отразила удар я и, оборвав его “до вечера!”, убрала телефон в сумочку.

Лицо у меня горело, казалось, что из ноздрей валил дым. Не хватало только копытом ударить! Бернардо моргнул, но я не поняла, этим жестом он хотел показать мужскую солидарность или джентельменскую поддержку, и приказал:

– Сделай два раза вдох-выдох и айда работать!

– Да. Сейчас, сейчас, – согласилась я, успокаивая себя. Сейчас самое главное – это сделать удачные снимки для кондитерской. Теперь финансовая удача зависела от того, что я транслировала своим лицом, чтобы увеличить продажи и создать финансовую подушку, пока я не продам кондитерскую.

Бернардо продолжил командовать парадом: “Чуть выше, чуть левее. Присядь. Наклонись. Собери пальцы. Правую ногу вперед на носок, левую чуть дальше”.

Все это время фотоаппарат Бернардо клацал в такт моим движениям.

Я провела рукой по забору из тонких металлических прутьев вокруг памятника Бенвенуто Челлини, на котором выстроились в ряд большие и маленькие замки. На одном из них, уже почти проржавевшем, я заметила надпись “A+L=LOVE”. А может, это то намоленное место, благодаря которому сбываются все мечты?! Хотя часто люди согласны на всё, чтобы желаемое сбылось, и, скорее всего, этот ритуал не имеет никакого смысла.

Я задумалась.

– Что за печаль на лице? – бросил мне Бернардо. – Да я бы и бесплатно в твоей кондитерской пирожные не ел, если бы у ее хозяйки было такое выражение лица!

– Мне нужно собраться с мыслями! – я старалась справиться с комом в горле, и судорожно глотала воздух.

– Не с мыслями, а с чувствами надо! Мысли делают лицо женщины некрасивым! Расслабься!

Я криво улыбнулась.

Теперь настала очередь наших коронных снимков на мосту. Тот, самый момент, где я вешаю замочек, холодный, красный кусок металла, с выжженным сердцем на нем, а потом бросаю ключ от него в реку.

Вытащила из сумочки замок, повесила на ограду и, прикрыв глаза, выбросила ключ в реку. Плеск воды унес меня в прошлое, где Леонардо обвивал вокруг пальца василек: “Согласна ли ты стать моей невестой?”

Снова услышала щелчки фотоаппарата один за другим.

“Может, это нелепо, но мне ничего другого не остается, как играть!” – сказала я про себя, открывая глаза.

Снова зажужжала фотокамера.

– Отличный кадр! – восхищенно воскликнул Бернардо. – От безнадеги к шедевру всего за один шаг! За это я и люблю свою профессию.

Затем, убирая штатив в черную, брезентовую сумку, он спросил:

– Ты правда никогда этим раньше не занималась?

– Чем именно?

– Моделью не мечтала стать? Хорошо двигаешься. И фотогенична.

Я помотала головой, а сама призадумалась. Нет, после неудачной попытки с кинопробами в Риме, я больше не мечтала стать ни актрисой, ни моделью. Но, как и любая другая на моем месте, когда приводила себя в порядок, во мне просыпалась женщина, которая хочет нравиться очаровывать и ловить восхищенные взгляды.

Солнце розово-золотыми лучами залило мосты Арно. На рябой глади реки покачивались белые чайки и лениво смотрели на прохожих. Из соседнего ресторана доносился запах барбекю. И я вспомнила, что с утра ничего не ела.

Мы пересмотрели сделанные кадры, остались довольны результатом, хотя меня немного смущало, что мое фото будет висеть на всеобщее обозрение.

– Ты знала, что фотография – это инструмент для изменения жизни! Создай картинку, запечатлей себя в моменте и твое желание исполнится, – Бернардо убрал фотоаппарат в сумку и аккуратно застегнул молнию. – Ты на чем приехала?

– На своих двоих! – в задумчивости ответила я. А вдруг это работает? Хотя даже, если мое имя Ассоль, у меня все меньше и меньше получалось верить в подобное.

Он ехидно улыбнулся:

– Сколько же дней ты шла на каблуках?

– Очень смешно! Все красивое требует жертв и я готова на них пойти, – с достоинством ответила я.

– Так я тебя подброшу. Только мне надо один срочный заказ клиенту завести и к матери заскочить, а потом хоть на край света! – сказал он с готовностью.

– Не переживай! На поезде доберусь. Двадцать минут и я на месте.

– Уверена? Ну, как знаешь. Как снимки будут готовы, позвоню.

– Мне нужно, чтобы снимки были готовы уже завтра утром, – твёрдо сказала я.

– Женщины всегда усложняют мне жизнь, и я как настоящий мужчина ищу способы, чтобы удовлетворить их желания, – важно отметил он.

– Я уже знаю, как тебя отблагодарить! – подмигнула ему я.

– Заинтриговала! – в глазах Бернардо зажглись лукавые огоньки.

Но я тут же охладила его знойные ожидания:

– Выбирай, если тебе молочные розы или ключик из горького шоколада на самом вкусном в Тоскане красном бархате! – вошла в образ торговки я.

– Жаль, но я не ем сладкого.

Я сложила на груди руки и не спускала с него умоляющий взгляд. И он, наконец, сдался с напускным цинизмом:

– Хорошо, подарю его одной из моих девушек.

Мы поцеловалось два раза, как этого требует итальянский обычай, и я, размахивая шляпой, направилась в сторону Санта-Мария-дель-Фиоре, за которой и находилась центральная железнодорожная станция.

***

Поискав кассу взглядом, я купила билет, сунула его в узкий рот автомата-компостера, стоящего поблизости, взглянула на табло: до моего поезда оставалось еще пятнадцать минут. Достала из сумочки телефон и набрала Лею.

– Как дела?

– Жиденько, но идут. Итак, у нас будет волшебный кадр с лицом хозяйки, и аншлаг нам обеспечен? – заворковала помощница.

– Так понимаю, что одним снимком нам не обойтись. Похоже, нужно еще и шамана с бубном.

– Ну, или картину для магических обрядов… – она загадочно сделала паузу. – О! А вот и муженек твой явился. Сейчас о тебе будет спрашивать.

Я не поняла, что за картину она имеет в виду, да какое это имеет сейчас значение!

– Скажи, пусть дождется меня. – произнесла я ледяным голосом. Только бы не устроить там с ним драку!

До поезда оставалось двадцать минут. Есть немного времени, чтобы выпить чашечку флорентийского кофе и полюбопытствовать кондитерским ассортиментом ко Дню влюбленных.

Я подошла к барной стойке, вспоминая о том, что мне снилось этой ночью. Но вместо целой картинки нарисовался лишь один фрагмент: я потеряла голос. Что означает? Я подавляю свои желания или не замечаю самого очевидного?

Мой взгляд упал на стоящего рядом мужчину: гладковыбритый, моложавый, костюм табачного цвета и коричневые кожаные туфли, которые можно увидеть лишь на витринах вдоль улицы Торнабуони, где расположились бутики самых дорогих брендов, типа Prada, Gucci. Он сделал несколько комплиментов хорошенькой девушке-баристе с выразительными ореховыми глазами и черными кудряшками, и та, не теряясь, предложила ему еще кофе, советуя к нему новый ликер самбука.

Я дождалась паузы в их разговоре, чтобы заказать капучино. Притянув к себе чашку, положила на шляпу сумочку, поднялась, подошла к другому краю барной стойки и порылась в вазочке с пакетиками подсластителей: сахар рафинированный, фруктоза, сахар тростниковой. Мед нашла не сразу. Не я одна отдаю себе отчет, что белый сахар вреден для здоровья. Вот бы еще и начать питаться не круассанами с кофе, а на крайний случай, цельнозерновым хлебом с ветчиной и стаканом свежевыжатого сока. Возможно, когда-то я полюблю себя настолько, что никому не позволю украсть мой обеденный перерыв: война войной, а обед по-итальянски в тринадцать ноль-ноль!

Вернувшись на место, я заметила, что шляпа упала на пол. Возможно, из-за сквозняка. Гладковыбритый пижон подскочил с места, одновременно поднял шляпу и поклонился мне.

Я окинула его взглядом: “Хорош, но не в моем вкусе, даже сейчас, когда у меня никого не было, я бы все равно на него не позарилась. Слащавый клоун какой-то!»

Он с любопытством посмотрел на меня:

– Вы не итальянка?

Я гордо подняла голову и сделала вид, что не понимаю.

– Не желаете со мной разговаривать?

Промолчав с безразличным видом, я погрузилась в себя. Я надорвала пакетик, налила в кофе мед, сделала глоток. Сочетание, конечно, не самое лучшее, но для здоровья-то полезнее.

Вскоре зазвонил телефон. Франческо, механик приехал забирать мой фиат, интересовался, что именно стряслось с ним.

– Так вы все-таки говорите по-итальянски, – констатировал факт пижон и принялся наговаривать монолог о себе, своих пожилых родителях. Вроде до весны еще два месяца, а психов уже прибавилось.

Наконец, громкоговоритель объявил о прибытии моей электрички и номере пути.

Я встала, взяла сумочку и шляпу и, не обращая внимание на вопросы пижона, быстрым шагом направилась в сторону поезда.

В полупустом вагоне было жарко, в воздухе витал запах антисептика и бургеров. Кто-то впереди шуршал пакетом и чавкал. Я села на первое свободное место, сбросила туфли, откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Наконец-таки можно отдохнуть! Даже не заметила, как задремала.

Не знаю, сколько я проспала, но в какой-то момент услышала над собой грубый настойчивый голос:

– Синьора, прошу ваш билет, пожалуйста. Вы меня слышите?

Не сразу сообразив, что он от меня хочет, я принялась раздраженно рыться в сумочке, мысленно посылая его к тому самому черту. Выложив все ее содержимое на колени, я обнаружила, что кошелька вместе с билетом в ней не было. Душа у меня ушла в пятки, в голове шумело, во рту пересохло:

– Это невозможно! Кошелька и билета нет!

Кондуктор от нетерпения шевелил усами и с подозрением смотрел на меня. Я же судорожно перебирала в мыслях, когда это могло произойти? Во время фотосессии? Нет, Там помимо Бернардо и меня, никого поблизости не было. Когда садилась в поезд? Или когда ко мне приставал тот гладковыбритый пижон? Чертики! Странный тип, конечно, мог быть и вором, но не факт.

– Прошу, ваш билет! – проскрежетал сухой голос, который принадлежал высокому, угловатому, пожилому кондуктору с белыми усами.

– Понимаете, меня обокрали! – шарила я в сумочке, чтобы еще раз убедиться, что ни билета, ни кошелька у меня больше нет.

– Вы должны были меня предупредить перед отправлением, что билета у вас нет. Но вы сели на поезд. Где мы будем искать теперь ваш кошелек с билетом? На станции хотя бы был полицейский участок.

– Я только сейчас заметила, что у меня нет кошелька. Понимаете? – голос у меня дрожал не меньше, чем колени.

– Вы без билета и я обязан выписать вам штраф. Я надеюсь, что и вы меня понимаете.

Я подняла взгляд, перевела дыхание и решила сменить тактику:

– У меня сегодня очень непростой день. Прошу вас! Мне всего-то нужно проехать две станции. Я обещаю, что никогда, никогда в жизни не буду больше ездить на электричке без билета! – взмолилась я, поднося руку к сердцу. Теперь понимаю, как же это непросто просить о милости совершенно незнакомых людей!

Строго, но уже более спокойно, он сказал:

– Если я не выпишу вам штраф, то мне урежут зарплату, а у меня тоже семья. И потом это мой долг, проверить, есть ли у вас билет. И штрафовать нарушителя-безбилетника.

Его слова в конец меня рассердили:

– Выписывайте штраф! Только не надо называть меня нарушительницей! – ответила я с вызовом в голосе и почувствовала, как лицо запылало от гнева.

Когда поезд затормозил, кондуктор продолжал писать, по привычке переваливаясь с ноги на ногу, чтобы не потерять равновесие.

За моей спиной послышалось шепелявый женский шепот:

– А ведь прилично одета, еще и со шляпой, как настоящая синьора…

– На какой станции вы сходите? – в голосе кондуктора послышались нотки сочувствия.

Я назвала свою станцию и огорченно осмотрелась, выискивая любопытные взгляды. Но, как только я смотрела на кого-то, он тут же отворачивался:

– Выписывайте уже свою квитанцию и перестаньте привлекать ко мне внимание!

Он покачал головой и потряс ручкой. Похоже, в ней закончились чернила. Он порылся в чёрной кожаной сумке через плечо, но за окнами на больших панелях уже замелькало название станции, к которой мы приближались.

Он застыл, размышляя, как ему лучше поступить.

Достойное продолжение дня, нечего сказать! Все следили за барышней, решившей проехаться зайцем. У них что, никогда кошельки не крали? Похоже, что нет.

В этот момент я заметила, что из открытой двери вагона за нами наблюдает пожилой мужчина. Спустя несколько секунд, он направился в нашу сторону. Он был одет в серый костюм, изрядно помятый и кое-где испачканный в грязи. Шею и часть подбородка обвивал белый шарф, почти такого же цвета были копна растрепанных волос и борода. Откуда же я его знаю?

Он поздоровался с кондуктором и сел рядом со мной, с интересом разглядывая шляпу. В этот момент поезд остановился, и кондуктор, уходя, потребовал:

– Присмотри тут за ней! Сейчас вернусь.

Старик кивнул.

Было слышно, как усатый страж безбилетников отстучал четыре ступеньки и уже на перроне пронзительно свистнул, прежде, чем поезд снова тронулся. Слава Богу, осталась всего одна остановка! Пожилой мужчина рядом со мной достал что-то из кармана, потом вытащил ручку. Боковым зрением я видела, что он что-то писал на клочке бумаги, будто царапал.

Когда поезд тронулся, запыхавшийся кондуктор вернулся ко мне, чтобы закончить моральную экзекуцию. Но мужчина, что сидел рядом, протянул ему удостоверение, из которого торчал клочок бумаги. Усатый раскрыл документ, пробежался глазами, улыбнулся, вернул его старику, издавая при этом сдавленный смешок, и пожелал:

– Что же вы сразу не сказали? В таком случае приятного путешествия!

Старик посмотрел на меня. Его глаза… Чертики! Откуда я их знаю? В голове все завертелось калейдоскопом: воспоминания, ощущения, чьи-то голоса, образы. Священник и его белый шарф вокруг шеи, первое “ciao” Алекса, целующего руку Сандры, бабушкин рецептарий со слезными кляксами… Я вдруг очнулась от воспоминаний и обомлела:

– Алекс? Это ты?