Текст книги "160 шагов до Лео (СИ)"

Автор книги: Соль Астров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Глава 29. Лети, душа, под Babbino mio

На вилле «Фиорита» уже вовсю цвела мимоза, радостно чирикали птицы. Я бежала по лестнице наверх, умоляя Алекса не уходить без меня. Но у палаты я встретила двух медсестер, а вслед за ними вышел и доктор Чони с сожалением и виноватой улыбкой: – Я вас искал. Мы только что установили факт смерти. Ее причины нам уже известны. Теперь надо, чтобы кто-то занялся сертификатами в муниципалитете. Тело приведут в порядок и перенесут в часовню при клинике.

Я кивнула и вошла. Голова Алекса была чуть повернута влево, на лице застыла та же усмешка, с которой он встретил меня в поезде. Очень грустно осознавать, что мы уже никогда не поздороваемся с ним, не встретимся на воскресном обеде. Он не придёт мне на помощь.

– Прощай, – и у меня выступили слезы.

Как же так? Я столько раз репетировала в уме эти дни, как буду с ним прощаться, какие слова ему при этом скажу. А он захотел умереть в одиночестве, не дождался ни Леонардо, ни меня.

Я положила свою руку поверх его. Пока слезы бесшумно текли по щекам, я ласкала шершавую, морщинистую кожу. Вдруг откуда-то снизу послышался красивый женский голос. Кажется, это была известная ария Babbino mio caro *

[Закрыть]. По телу побежали мурашки. А когда я приблизилась к окну, увидела во дворе у мимозы Эмму. Она пела, жестикулируя, словно стояла на сцене театра. Восхищение ее голосом и печаль переполняли меня, и я больше не смогла сдерживать рыдания. Чуть успокоившись, я вытерла слезы и вдруг заметила, как кто-то у двери наблюдает за мной.

Он был одет в белую рубашку, джинсы и светло-серый трикотажный пиджак. Каштановые волосы кое-где были припорошены сединой, словно первым снегом. Его малахитовые глаза даже на расстоянии излучали и нежность, и упрек, и радость, и даже капельку ненависти. Не могу поверить! Передо мной был тот, в кого я влюбилась двадцать лет назад и до сих пор не могла забыть!

Он тихо подошел к Алексу, взял его за безжизненную руку. Под светом неоновой лампы я увидела на тыльной стороне ладони вены буквами X и Y. Ксилофонт! Ничего себе! Вот так встреча, мистер Пьеро! Вот оно что! Он печально улыбнулся и поцеловал деда в лоб.

Тот же взгляд, которым он смотрел на меня, когда мы целовались на мосту влюбленных. Он скользнул им по моему лицу, рукам, телу, и я почувствовала, что избыток чувств вот-вот взорвется цветным фонтаном! Мне хотелось и плакать, и смеяться, и броситься к нему. Но я, затаив дыхание, скользнула взглядом по его левому безымянному пальцу в поисках обручального кольца. Не обнаружив, чуть слышно выдохнула. Это еще, конечно, сомнительное алиби, но уже кое-что.

Мы с ним переглянулись, услышав на шорох юбки и мычание в дверях. Эмма. Она вошла в палату, оглянулась на меня с опаской, потом подошла к Лео, оттолкнула его и села перед кроватью на пол, что-то тихо бормоча. Через пару минут девушка принялась тормошить тело Алекса, причитая что-то типа “babbino”; “папочка”, “мой папочка”. Целовала его руку, теребила чуть скрюченные, холодные кисти. Потом с непониманием посмотрела на Лео, перевела взгляд на меня, и я почувствовала, как в носу засвербило, по щеками побежали слезы. Она поняла, что папы больше нет!

Вскоре в палату снова вошел Чони, что-то спросил у Леонардо. Я лишь услышала, как он произнес слово “кремация”. Подойдя к сидящей на полу Эмме, я положила ей руки на плечи, попыталась ее поддержать. Но она извернулась, затрясла головой, возбужденно замычала и перешла на громкое мычание, напоминающее плач.

Чони вышел из палаты, и Леонардо приблизился к девушке, помогая ей встать, обняв, её. Она поддалась, и они вместе вышли из палаты. Затем вошли два крепких санитара, переложили тело на каталку, покрыли его белой простыней и увезли прочь.

Мы молча спустились вниз по аллее кипарисов, на которую уже спустились сумерки, к парковке. Воздух был еще холодным, но уже пах весной. Всё это время я держала за холодную руку Эмму, ощущая, что она дрожит… У меня же было ощущение, что я заново проживаю потерю, и я обняла девушку за плечи, выходя на улицу. Нужно будет купить ей теплую обувь!

Леонардо шёл рядом и молчал, но по его лицу я прочла, что он перелистывал страницы прошлого, переживая настоящее, упорядочивая события и чувства, раскладывая по ящикам памяти.

Я пыталась отогнать неуместные сейчас мысли о том, ждал ли он меня все эти двадцать лет? Но почему, собственно, неуместные? Алекс ушел вслед за бабушкой и Ритой, а мне предстояло сейчас понять, что делать с моей жизнью. Ведь я прекрасно понимала знала, что встретила однажды нечто большее, и все это время ждала, чтобы он когда-то снова, как домой, ко мне вернулся.

Но вслух попросила:

– Лео, ты подбросишь ее до дома? – чертики! Ее дом был там, где был Алекс. А где он сейчас?

– Я о ней позабочусь! – Леонардо словно вернулся из воспоминаний. – Что-нибудь придумаем.

Рядом с крошечным «Фиатом», его черный «Рендж– Ровер» выглядел великаном, примерно таким же, каким была и моя надежда на то, что мы больше никогда не разлучимся.

Лео открыл дверцу машины, и Эмма запрыгнула на переднее сиденье. Пока девушка все осматривала внутри, он приблизился ко мне и нежно обнял за талию. Чертики! Как двадцать лет назад!

От неверия в свое счастье я зачем-то смущенно полезла в сумочку. Вытащила из нее дневник и протянула ему:

– Жаль, что я слишком поздно твой адрес нашла. Прости, что пришлось порыться в его вещах.

Забирая записную книжку, он задержал свою ладонь на моей руке. Мы снова встретились взглядами и еще долго рассматривали друг друга, все еще не веря в новую встречу. Чертики! Даже не верилось! Казалось нереальным, что он сейчас стоит здесь, передо мной, спустя двадцать лет! Вовсе не лысый, не обрюзгший, с той же улыбкой, от которой я не понимаю, где я и что со мной происходит. Если честно, он мне нравится намного больше. Надеюсь, я тоже его не разочаровала. Чертики! Но почему же теперь, как целомудренная перезревшая невеста из кишлака, я боюсь спросить, появился ли он, чтобы остаться со мной?

Лео убрал дневник в карман пиджака, погладил меня по щеке, поправил прядь выбившихся волос:

– Вот ты какая теперь, Ассоль!

Мое сердце застучало попавшей в сачок бабочкой: по крайней мере, он помнил мое имя! Хотя его вряд ли можно бы было забыть, раз каждые пятьдесят метров по городу развешаны плакаты с моей физиономией, фамилией-именем и приглашением отпраздновать День влюбленных в кондитерской.

– Я правда, очень рад был тебя видеть., – он сдержанно улыбнулся.

И все? А что я ожидала? Что он бросится ко мне и будет кружить там, где только что умер его дед? Да еще и после того, как я вышла замуж за его друга, который ему вовсе не друг.

– Я тоже… – но в сумочке, как назло, зазвонил телефон. – Только отвечу на звонок! – это был Рильке. Он сообщил, что дал мой номер клиенту и завтра во второй половине дня он тот будет у меня в кондитерской.

Я убрала телефон с глупой улыбкой, пряча свое нетерпение. Поскорее бы узнать, что с ним было все это годы. Как же о многом мне хотелось ему рассказать! Вместо этого я с нажимом произнесла:

– Даже не думала, что мы с тобой снова встретимся!

– Еще и при таких обстоятельствах!

– Завтра весь день в кондитерской. Нужно дождаться покупателя.

– Я думал, что у тебя другие планы на День святого Валентина.

Неужели, ему тоже интересно, связана ли я еще семейными узами? Я решила сохранить интригу:

– Если будешь проходить мимо кондитерской, угощу тебя лучшим в городе кофем.

– Да, завтра, как раз, хотел зайти к тебе. Нужно будет кое-что прояснить.

Но тут мой душевный порыв охладила одна глупая мысль: а вдруг ему тоже интересна картина? И я спросила о том, что меня интересовало больше всего:

– Хочешь рассказать, почему ты так неожиданно исчез в день моего рождения?

Он вначале промолчал, повернулся в сторону машины, из которой раздавалось возбужденное мычание Эммы, но вдруг остановился:

– Разочарую тебя. Я испугался! Просто испугался.

Я нервно потерла локоть рукой:

– Ты все эти годы был моим героем. Я ждала тебя. И не только для того, чтобы ты отвез меня в фиолетовую лагуну.

Он приблизился и поцеловал меня, потом с горечью сказал:

– И все-таки однажды я вернулся и постучался к тебе! Но твоя бабушка сказала, что отныне ты жена Массакры!

Я отошла на шаг от него. Вот так дела! А я думала, что он с того дня забыл обо мне вовсе!

– А я до сих пор храню твою записку: “Твои желто-серые глаза сводят меня с ума!” – нежно сказала я, дотрагиваясь до его лица.

– Зато сейчас они у тебя васильковые, – я чувствовала, что и он не хотел меня оставлять. Лео и робко притянул к себе. – Я тоже тебя не забыл. Некоторое время назад мне позвонил Риччи и попросил к нему заехать. Мы все это время искали деда. Проходил мимо кондитерской. Ты стояла за прилавком такая нежная и уставшая. Но я увидел, что ты ждала ребенка от него..… и не посмел войти. Тогда зашел в магазин напротив и купил пинетки.

– Вот, оказывается, кто это был! – изумилась я. – И ты оставил их на пороге кондитерской.

– Да. И письмо деда тоже я бросил в твой ящик…. Кто бы лучше него о любви смог сказать?

– Знаю, что он был очень влюблен в бабулю.

– Хотя она отвергла его, – он опустил голову и с укором посмотрел на меня.

– Но она бросила ради него семью! – одухотворенно сказала я. – А потом, она была больна. Когда Алекс вышел из тюрьмы, больше ее не застал.

Он прищурился, выслушав меня, потом обнял меня за талию и притянул к себе:

– Главное, что мы все-таки встретились именно сейчас. Не думаю, что мы остались бы с тобой вместе и надолго. У меня ведь тоже было ого-го сколько сверчков в голове!

Он посмотрел на Эмму, которая пробовала открыть дверцу:

– Нужно идти, иначе Эмма разгромит мою машину. А давай я заеду за тобой позже и мы где-нибудь поужинаем?

Я заколебалась. Мне нужно было понять, что сейчас произошло в моей жизни. Я так долго этого ждала, что еще до сих пор не осознавала, что Лео больше не мои мечты, а нечто настоящее.

Отбросив сомнения, я с нажимом спросила:

– Только не сейчас, не сегодня. Мне нужно время. Я даже тебя не спросила, если ты приехал ли ты один.

Вместо ответа он приблизил ко мне лицо. Его горячее дыхание у шеи перешло в я несколько коротких поцелуев. Я закрыла глаза. Его губы сомкнулись с моими, и несколько минут мы стояли так, не отрывались друг от друга.

Все еще обнявшись, мы уставились друг на друга. Не знаю, что он думает сейчас, ведь еще пять минут назад в его голосе звучало отчуждение, но мне ужасно не хочется его оставлять больше ни на минуту! И все же я отгоняла от себя мысль, что он мог быть не свободен. Для долгожданной встречи спустя двадцать лет это было бы слишком большим разочарованием.

Глава 30. Новое счастье для хозяйки кондитерской

Дома я приняла душ, переоделась, сварила себе кофе, наложила на веки нарезанные дольки свежих огурцов. От усталости у меня появились черные круги под глазами. Не могла же я предстать перед любовью всей моей жизни в таком виде! Вспомнив, что, перед тем как войти в клинику, я отключила звук на мобильном, обнаружила, что мне звонила Энн – целых шесть раз! Они с Умберто только что вернулись из Женевы. Когда я набрала номер Энн, меня чуть не снес нетерпеливый напор в ее голосе:

– Я узнала, что в клинике был Леонардо! И что? Он женат? Дети? Ну?! Вы дали друг другу второй шанс? Когда вы встречаетесь?

– Энн, я так истосковалась без него, без его любви, что до сих пор не верю, что такое возможно! – взвыла я, словно волчица на Луну. – А вдруг он женат и жена ждет его гостинице вместе с леонятами?

– Про леонят ты бы уже знала. Первое, чем хвастают итальянцы, это своими детьми. А потом, Фасолина, ты столько лет ждала не ради того, чтобы его жена думала, что ты порядочная девочка. В нашем возрасте это уже просто неприлично.

Она сделала паузу, скрипнула чем-то похожим на дверцу шкафа и продолжила:

– А еще напоминаю, что сегодня новолуние с Венерой в благоприятном аспекте к Марсу и Плутону. Позволь себе если не новую жизнь, то хотя бы пятизвездочный секс. Там, где смерть, обязательно родится что-то новое.

– Ты о чем? – опешила я, ибо ее слова были больше похожи на совет мамы, которая отчаянно напоминала о том, как громко тикают мои биологические часы.

– Так, ни о чем. Ты ведь отнесла на помойку чемодан с табличкой «Прежняя жизнь»?

– От сердца оторвала! – печально воскликнула я, вспоминая, как долго стояла около мусорного бачка, прежде чем бросила в него старый маленький чемоданчик. Энн посоветовала сложить туда бирюзовое платье, в котором я ходила в музей на гвельфов и гибеллинов, мой первый самоучитель итальянского, мои очки с розовой оправой, которые я уже давно заменила на контактные линзы. А еще дневник, которому я доверяла свои чувства к Лео и где хранила засушенный помолвочный василек.

– Умница! Не печалься. Нужно освободить место для нового.

– Новое? Я не хочу никого нового! Я хочу Лео! – жаловалась я.

– Неужели ты думаешь, что в мире еще существует «жили они долго и счастливо и умерли в один день»? Ну и что, что он женат? Ты же не сложишь лапки, если это так?

– Не знаю, Энн. А еще мне кажется, что мы тоже уже не те, какими были двадцать лет назад. И это прошлые мечты, они уже не конгруэнтны с нами сегодняшними.

– Я всегда тебя ценила за то, что ты умеешь слушать свое сердце. Не забывай об этом никогда, чтобы создать свой собственный алгоритм счастья.

***

Сегодня счастьем для меня было то, что в день святого Валентина в кондитерской случился полный аншлаг. Даже Пабло стал более разговорчивым, а на его лице блестел выступивший от усердия пот. Лея только и успевала отходить от столиков с заказами, выбивала чеки, подавала чашки, собирала коробки с пирожными. Кажется, я пришла вовремя, сменив ее у кассы.

Теперь ни один посетитель не уходил от нас без сладостей к празднику. Тем же из них, кто сомневался, я советовала: «Если вы купите еще один десерт на вынос, то розу святого Валентина я положу вам в подарок. А еще, вот наш фирменный комплимент».

Вскоре в очередь влюбленных влились работники из банка напротив. Директор с бычьей шеей и красным галстуком похвалил меня за оригинальную идею с портретами и в конце добавил:

– Вы достойно продолжаете дело вашей бабушки. Таких милых подарков за покупку в ее времена я не получал!

И вдруг сердце сжалось оттого, что мне стало жаль продавать кондитерскую, особенно сейчас, когда я чувствовала себя ее полноправной хозяйкой. А вдруг покупателем будет человек, не способный ее полюбить, как это умели мы с бабушкой? А может, еще не поздно? Я ведь смогу все исправить!

С фотографии напротив главного входа на меня смотрела уже не пугливая синичка, нет, а самодостаточная женщина, которая знала, куда ей идти и с кем. Я взглянула на циферблат: четыре часа. Леонардо снова задерживается. Похоже, опаздывать у него в крови и ничего с этим не поделаешь. А вдруг он и вовсе не придет?

Но сейчас мне стало немного не по себе не от этого. Меня больше расстраивало ощущение, что я целиком поедаю любимый торт и его вдруг для меня стало слишком много! Но разве можно заранее пресытиться мечтой, к которой я так долго шла? Времени печалиться у меня больше не было. Мы отлично работали в шесть пар рук и еще половину, ибо Антонио только и успевал приносить с кухни подносы с «красным бархатом», зепполи и другой выпечкой.

Лея уже подбивала выручку:

– Ассоль! Это катастрофа! – тараторила она возбужденно. – За этот день мы заработали столько, сколько обычно получаем за месяц! Если так дальше пойдут дела, тебе вряд не придется продавать кондитерскую. А на Пасху мы придумаем…

Вдруг из уст Леи послышался возглас, похожий на звук сирены. Она быстрым шагом направилась в сторону окна рядом с входной дверью:

– Ах ты чучундра полоумная! Только посмотрите на нее! Будто для тебя окна к празднику драила!

Прислонившись лицом и ладонями к стеклу, на улице стояла Эмма и заглядывала внутрь. Надо ее срочно спасать, иначе Лея убьет ее в ярости! И я заторопилась к ней. Увидев меня, Эмма замычала, схватила мою руку и потянула меня в сторону площади.

– Подожди! Эмма, не могу я сейчас! Да подожди ты! Дай хоть пальто прихвачу.

Несмотря на тревожное мычание Эммы, я освободилась, забежала в кондитерскую, взяла из гардероба пальто, бросила Лее, что скоро буду, и последовала за Эммой.

Глава 31. 160 васильков на колючей проволоке

Я едва поспевала за Эммой, путаясь в юбке платья, пока она без устали тянула меня за собой через центр города. Всю дорогу она что-то мычала, но я ни слова не понимала и уже порядком нервничала. Что там еще могло случиться?

Когда мы прошли мост и вдали показался пустырь, я сообразила, что она ведет меня к тому месту, где стоял белый фургон Алекса.

– Эмма, мы ведь могли на машине сюда быстрее добраться!

Но я не сразу узнала прежний пустырь. Теперь здесь по периметру стояли металлические фонари. К трем из них прикрепили колючую проволоку, на которую четыре клошара цепляли васильки. Леонардо закреплял плафон на четвертом фонаре. Потом он разжег костер, ибо вместе с сумерками в город пришла и зябкая сырость.

– Васильки? – недоумевала я.

– Да, сто шестьдесят! – ответил бородач в розовом пледе, которого на самом деле звали Дарио, и нырнул в коробку за цветком.

Кажется, Леонардо провел эту ночь за чтением дневника. Число сто шестьдесят имело отношение к тем ужасным часам, когда Монтанье подвергал Алекса пыткам. И васильки здесь были очень даже кстати. Они означали не только любовь и верность. В Японии, например, их считают цветами правды жизни, а в Древнем Риме они символизировали служителей неба, посланных на землю, ради того, чтобы проповедовать людям веру.

Это был теперь и наш с Лео символ правды, на который нам предстояло нанизать теперь нашу историю. Он словно почувствовал, что я сейчас думаю о нем, и, когда закончил свою работу с плафоном, вытер руки о бумажную салфетку, приблизился ко мне и звучно поцеловал:

– Привет, красавица! Не удивляйся. Мы готовимся к манифестации в защиту невидимых. Завтра сюда придет мэр с людьми. Некоторые из них хорошо знали деда. Они помогли мне устроить этих бедолаг. – Он поправил манжету рубашки, пригладил слегка взъерошенные волосы. Посредине лба я заметила у него две морщины, которых еще вчера не было. – Спасибо, что помогла мне лучше узнать деда. Я пошел явно не в него.

– Я тоже характером не в свою бабушку, – согласилась я. – Поэтому мы и встретили друг друга!

Тут в наш разговор вмешался Дарио:

– Да, Баббо меня спас, иначе я бы сдох как собака. До последнего дня он заботился о тех, кого не замечают сытые люди.

Второй бомж, худой и беззубый, расправил лепестки на цветке и прибавил:

– У меня часто болела голова, и он водил меня в аптеку. Давление мерить. Баббо дал мне таблетку, делал примочки, когда у меня поднялась температура.

Дарио подошел к костру и, как шаман, поводил над огнем руками:

– Он продавал свою технику на блошином рынке, чтобы отвести меня к специалисту. Мне поставили диагноз лейкемия, и Баббо доставал для меня дорогостоящие препараты. Звал с ним в церковь молиться. Но Богу нет до нас дела, если он забрал единственного человека, который о нас заботился.

Третий клошар, тот, что стоял подальше, поправил олимпийку, поеденную молью, достал серый пластмассовый футляр.

– Видишь мои очки? Это его подарок. Как-то в прошлом году я сказал ему: «Баббо, я так люблю читать, но ни хрена не вижу. А на помойке столько книг можно отыскать! Но где я могу достать очки?» Тогда он куда-то исчез, а вечером надел на меня эти очки. Я был так счастлив! Мы его любили. Он ведь был нам как отец…

Тут его перебил Дарио:

– Я скажу вам кое-что важное. Пару недель назад наш приходской священник дал Баббо ключ от комнаты. Там можно было выпить горячего чаю, принять душ. Так вот, Баббо в тот вечер пошел туда, а обратно не вернулся.

– Вы хотите сказать, что кто-то его выследил? – спросил Леонардо.

– А что, для этого нужно сыщиком быть? Он ведь повсюду просил для нас одежду, писал плакаты: «Моим братьям не хватает одеял, обуви, еды». И люди приносили, что могли. Он даже списки вел, все у него было в каталог внесено. Вот каким был наш папа! – сказал деловито мужчина в очках.

Эмма пыталась закрепить василек между металлическими прутьями, но у нее ничего не получалось. Тогда я бережно взяла из ее рук васильковый стебелек и зацепила его за металлический шип.

Когда опустились холодные сумерки, над полем замолкли птицы. Лишь поленья потрескивали в костре, напоминая мне о печальных событиях этих дней. Легкий ветерок трепал стебли васильков и мою юбку. Я подошла к костру, чтобы погреть руки, и посмотрела на проволочное заграждение, которое теперь напоминало мемориальную стену. Закончив работу, бродяги собрались у костра, я же залюбовалась Леонардо, который, закончив работу, собирал инструмент в коробку. Может, я давно не видела мужчину, который работал, засучив рукава. И это был мой мужчина! По крайней мере, я на это надеялась и поэтому дурачилась, отмеряя шаги.

– Раз, два, три… двадцать пять… сорок… шестьдесят… Я ведь тоже до тебя шагов сто шестьдесят шла. Это очень много, Лео Де Анджелис, слишком длинная дорога к тебе. Не заставляй меня больше столько ждать!

Неожиданно он немного задумчиво ответил:

– Мне тоже есть что рассказать о своем пути к тебе. Ты готова?

Я опешила, остановилась и вытянулась струной, а в голове уже прозвучали первые аккорды «Пятой симфонии» Бетховена. Действительно, зачем я раньше времени хочу надеть на себя фату? Я ведь так и не узнала, свободен ли он. А может, и он хочет от меня эту картину? Я остановилась в паре шагов от Лео, и в кармане моего пальто зазвонил телефон. На экране высветилась надпись «Рильке». Прежде чем ответить, я немного отстраненно сказала, будто разговаривала сама с собой:

– Хочет узнать, если уже приходил его клиент.

Но Лео положил свою ладонь поверх моей, в которой все еще трезвонил мобильный:

– Не отвечай ему. Тебе не нужно ничего продавать!

Я покачала головой, стараясь освободить мобильный из-под его руки. Тогда он обнял меня за плечи и посмотрел с извинением:

– Клиент Рильке – это я и моя невеста Иоланда. Прости, я должен был тебе об этом сразу сказать.

– Я бы все равно не продала ее! – Я собрала в кулак все самообладание, которое во мне еще имелось, и вытерла тыльной стороной руки нос, который щекотали слезы разочарования. – У нее мое лицо и мой характер! Не думаю, что твоей невесте это понравится!

– Ассоль, я был очень зол на тебя. Хотел тебя уничтожить! Купить у тебя бизнес, когда Иоланда мне показала твое объявление. У твоего мужа было все – ты, ребенок. В отличие от меня. Но несколько дней назад все изменилось.

– Конечно! Мне жаль, что ты потерял деда.

– Я встретил его случайно. Он меня не узнал, пока я не показал ему один жест, которому научила меня бабушка. Тогда он поверил, что я его внук. Я уговаривал его уехать со мной в Швейцарию, но он ответил: «Не могу. Кто о них позаботится? Я ведь их приручил». Попросил меня отыскать ключ. Там я найду картину. Но я его так и не нашел.

– Картина? Так выходит, и тебе тоже нужна лишь картина от меня? Я тебя разочарую, но я не знаю, где она и как ее найти.

– Мэр обещал хорошее вознаграждение, если мы сдадим ее в музей.

Неужели все, что нужно мужчинам от меня, это «Девушка с васильками», которую я, между прочим, никогда не видела?

– Не знаю, чем тебе помочь. У меня было столько неприятностей из-за этой картины, и я начинаю ее ненавидеть. Мне бы не хотелось, чтобы она развела еще и нас с тобой.

– Я хочу знать обо всем, что с тобой приключилось. А картина… Продав ее, ты сможешь выплатить все свои долги.

Я обняла его лицо руками и заглянула ему в глаза:

– Могу я тебя попросить о чем-то очень важном?

– Все, что я в силах для тебя сделать, – послушно ответил он, обнимая меня.

– Если бы Иоланда позволила тебе отвезти меня в фиолетовую лагуну. – Я обняла его крепко-крепко, словно собиралась расстаться с ним навсегда. – А сейчас мне нужно вернуться в кондитерскую. Прости.

Ему не очень понравилось то, что я ушла от ответа, и он задумался о чем-то, но потом поинтересовался:

– Тебя подбросить?

– Не беспокойся! Мне есть о чем поразмышлять по возвращении в кондитерскую.

В конце концов, мы никогда не перестаем играть в жизнь. Даже, когда не остается никакой уверенности, что из этого получится что-то хорошее.