Текст книги "160 шагов до Лео (СИ)"

Автор книги: Соль Астров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

Глава 6. Первые шаги до Лео

90-е гг, Тоскана, Италия

Когда я подхожу к площади Святого Франциска, сердце стучит барабаном. Еще бы! В послеобеденное время там встречаются влюбленные парочки. В спешке бросают шлемы скутеров, садятся лицом друг к другу посреди площади и целуются долго и нежно. Бесстыдно упиваются друг другом. Я представляю себя среди них. С тем, кто год назад вошел в кондитерскую. Но меня там нет. И не будет, потому что расстояние между нами еще так велико! Я не знаю, встретимся ли мы когда-нибудь и случится ли первый поцелуй. Надо бы посекретничать с Беатой, чтобы спросить, есть ли у Леонардо девушка. Только мне стыдно ей признаться в своих чувствах.

Беата родом откуда-то из Сицилии, но уже много лет живет в нашем городе и помогает бабушке с тех самых пор, когда кондитерская еще только родилась в бабушкиной голове. Я поначалу обращалась к ней на “вы”, но она разъяснила мне, что для Италии это плохой тон и некоторые люди, особенно пожилые, могут даже обидеться.

– Тогда почему сама ко мне на “вы” обращаешься?

– Потому, что я уже слишком стара, чтобы переучиваться. И потом, я очень вас с бабушкой люблю! – твердо, но при этом с нежностью ответила она.

– И я тебя! – у меня больше не было родителей, но зато появились сразу две бабушки, и они такие разные.

Беата замечательная! Когда она передвигается, очень похожа на пончик, плавающий в кипящем масле. На темных, всегда собранных в объемный пучок волосах, по пряди белых волос с обеих сторон, а лучистые оливковые глаза проникают до самого нутра.

– Так что ты там делала в то воскресенье? Шпионила? – испытываю ее я, в надежде получить ответ.

– Нет, ей Богу, синьорина, – Беата продолжает помешивать деревянной лопаткой желтый крем на водяной бане. – Когда ваша бабушка мне позвонила, у меня не было сил даже с кровати подняться! – она ловко добавляла продукты маленькими, полными руками в тестомесилку и морщила лицо, словно ей лимон в рот положили. – Но как я могу ей отказать? Ну-ка, бросайте сюда апельсиновую цедру, – указала она на оранжевую массу в прозрачной миске.

– Как ты оказалась внутри с опущенной железной занавесью? – не понимала я, выполняя ее просьбу.

– Ну, есть у меня свой секретный ход, – и чуть тише добавила: – Нелегальный…

– Ничего себе! Я об этом даже не знала. Это где?

Беата не обратила внимания на мой вопрос, продолжая монолог:

– Присела отдохнуть, да так и уснула. Вот за этим самым столом, – указала она на металлический стол у стены, где стояли комбайн, электросито, над ним на полке стояли кастрюли, плошки, миски и другой инвентарь. – Пока молодой Массакра не напугал меня. Ну и мерзкий же у него голосок!

– И что же такого страшного он Леонардо сказал?

– А это я уже бабушке вашей доложила. Все до последнего слова.

– Не скажешь, значит?

– Вот научилась говорить на мою голову! – по ее выражению лица я поняла, что она мне ничего не собирается рассказывать.

Тем не менее, за эти восемь месяцев случилось не только это. Я похудела на пять килограмм, что легко объяснимо моим плотным графиком. Сытные обеды пришлось заменить перекусами на ногах: в “зефирном рае”. Торговля шла бойко и бабушке не хватало рабочих рук. Она даже взяла в помощники Пабло, студента из Бразилии, правда приходил он к нам лишь по выходным. А после работы я бежала на вечерние занятия по итальянскому языку.

Бабуля использовала испытанную веками стратегию: она бросила меня как котенка в пучину непонятных слов и жестов и хладнокровно смотрела, как я плачу оттого, что я ничегошеньки не понимаю! Тем не менее, с каждым разом я все увереннее и увереннее выплывала на берег: отрывки слов все чаще стали складываться в певучие фразы и выражения. Я даже научилась дополнять их пословицами. Моим достижением стало поступление на факультет иностранных языков после успешно сданного теста для иностранцев.

А еще у меня отросли до талии волосы, лицо загорело так, что даже очки с толстыми линзами не в состоянии “затмить мой васильковый взгляд”, как цитировала Беата Марко, моего воздыхателя. Но я-то мечтала о Лео. А с ним мы прошли всего два шага.

“Лиха беда первого шага”. А вот и нет! Потому, что Лео – наш сосед, и синьора Рита, которая ведет утренние беседы из окна с Сандрой, это его бабушка. Типичная итальянка с темными волнистыми волосами, бордово-коричневыми, как две спелые черешни, глазами и большим прямым носом. Такой красавчик Лео явно не в нее. А в деда Алекса, бабушкиного друга, который все еще продолжает дарить ей букеты шикарных роз по пятницам. Вот только по воскресеньям он перестал к нам приходить. А вдруг их встречи теперь стали тайными? Могу себе представить! Интересно, какая бабушка с ним наедине: нежная или все также над ним подтрунивает и ругается, когда речь заходит о политике?

Второй шаг навстречу друг другу мы сделали месяцев шесть назад. Тогда я осмелилась остановиться и посмотреть на него. Ах, эти его малахитовые глаза! Они снова и снова заставляют меня млеть. Как бы мне хотелось узнать, что означает этот его долгий взгляд? Он действительно снова рад меня видеть или всего лишь по-соседски дружелюбен? Жалко, что со мной рядом нет Аньки. Она бы мигом детально разобрала его отношение ко мне.

Сегодня мы снова с ним встретились. Он улыбался, как торжествующий Амур. Как-то пару месяцев назад мы ходили с бабушкой в галерею Уфицци, где при виде портрета Караваджо, она заявила: “Это единственный мужчина, который в те века умел улыбаться. А все редкие вещи становятся жемчужинами”. Ни один мужчина в мире не обладал такой исключительной улыбкой!

Кажется, зеленые ящерицы вовсе не собирались пронзать меня стрелами, и я даже подозревала, что Лео рад, что дистанция между нами сократилась на два шага. По спортивному костюму и сумке я поняла, что он возвращался с тренировки.

– Ciao, Ассоль! Come sta andando? Привет, Ассоль. Как дела? – какой он хорошенький! Как бы я хотела смотреть на него вечно!

– Bene! E tu? Хорошо. Как ты? – я уже открыла рот, чтобы продолжить, но смущение блокировало языковой навык, освоенный за этот год. Чертики! Ну как такое возможно!

“Что-то там про соседей было?”:

– Siamo vicini (мы соседи)…, – замялась я, ибо дальше не помнила ни слова! Зато на ум приходили бабушкины слова, сказанные этим утром: «Теряет тот, кто признается первым». А ведь так хотелось ему сказать, как я безумно рада каждый раз его видеть!

Лео пришел мне на помощь и доброжелательно закончил фразу:

– … но так редко видимся, – мы засмеялись.

Мне так хотелось сказать, как я безумно рада каждый раз его видеть! Он будто прочитал мои мысли:

– Я тоже рад видеть тебя, – его глаза искрились теплым светом. – Прости за тот случай в кондитерской. Кажется, мы тебя порядком напугали.

– Figurati! Забудь! Это дало мне стимул учить итальянский, – ого! Кажется, я начинаю оттаивать! Выходит, мне просто не нужно бояться, когда я говорю!

– Я хочу познакомить тебя с местным изобразительным искусством. Ты любишь картины?

– Рисовать не умею, а вот смотреть на то, как это делают другие, мне нравится.

– Как мой дед! – засмеялся он открытой улыбкой.

Потом добавил:

– Просто в преторианском дворце выставка художников Возрождения. Женские образы. Можем сходить, – он так смотрел на меня, будто уже прекрасно прочитал, как я изо всех сил стараюсь спрятать то, что он мне безумно нравится. И то, что от его слов мне хочется прыгать солнечным зайцем и орать на всю улицу «Да!»

Я собралась с чувствами, чтобы изобразить равнодушие:

– Не знаю. У меня совсем мало времени, – я была в восторге не столько от неожиданно льющейся с моих губ речи, сколько от его приглашения. Счастье разливалось в животе приятной щекоткой: “Чертики! Ты только позови! И зачем я тут выделываюсь?”

– Может, завтра во второй половине дня?

– Встретимся у дворца или зайдешь в кондитерскую?

– Завтра репетитор по химии, – он сделал паузу. – Я сам зайду. Около пяти?

И снова задержал на мне взгляд. Я улыбнулась, вкладывая в это весь женский шарм, что мне удалось накопить до сих пор, и легкой походкой направилась к дому.

***

Ночью мне снова снился он. Чучело в грязной, поношенной одежде, пахнущей смесью мокрого козла и перегара. Я слышу шарканье его ботинок по знойному асфальту. Вижу, как из дырявых носков торчат грязные пальцы, а под ногами образуется коричнево-зеленая жижа. Его истеричный, глухой смех, обнажает отвратительный беззубый рот, в котором пузырится белая слюна:

– Ну не могу! Умора! Какая же ты умора!

Он делает еще шаг навстречу мне. Потом еще… и еще…

И я проснулась. Села на кровати и оглянулась. Уф! Сон, слава богу, что это всего лишь сон. Надо срочно в ванную! Открыть кран и нашептать увиденное на убегающую воду. Может, тогда он уйдет от меня навсегда?

Я нырнула в душ. Закончив с туалетом, я задержалась перед шкафом, размышляя, чтобы мне сегодня надеть. Сандра уже гремела на кухне. Запах кофе вместе с дымом бабушкиной «Тосканы» облетал дом.

Достала из шкафа свое любимое бирюзовое платье, в тон к его глазам! Провела по шелку рукой. Все говорят, что это мой цвет. Примерила к себе и посмотрелась в зеркало: да! ему точно понравится.

Подвела глаза, накрасила губы красным блеском. Впервые в жизни! Снова посмотрелась в зеркало, укладывая проборы то слева, то справа. Собрала волосы в пучок, завернула на макушке. Неа! Просто расчесала волосы и слизала блеск языком, достала маленький пузырек с надписью “Слезы ангела” только вчера приобретенный на собственные деньги парфюм. Он напоминал мне запах жасмина после весенней грозы. Вот только сегодня с утра мне кажется, что слезы ангела это не к добру. Бабушка стукнула дверью. Она часто уходила раньше меня.

Я выпила кофе, нетерпеливо откусывая круассан и набивая им рот. Чертики! Опаздываю! А бабушка этого очень не любит.

***

Колокола Святого Франциска били восьмой удар, когда я вошла в кондитерскую. Сандра уже стояла за прилавком, Беата гремела на кухне чем-то металлическим.

– Куда это ты так вырядилась? – бабушка оглядела меня с головы до ног. Смутившись, я направилась в раздевалку:

– Ты же сама говорила, что нужно быть всегда в порядке.

– Хм. И кто же он? Уж не Энцо ли?

– Вот уж! – вспылила я. – Разве моим парнем может быть Энцо? Леонардо в музей позвал.

– Леонардо? – она делает вид, что не знает, кого я имею в виду. Наверное, шутит.

– Ну, сосед наш, Ди Анджелис.

Беата выплыла из кухни с подносами в руках:

– Бедный парень. Пока его родители поймут, что делать с их непутевым браком, так и будет: то Африка, то Швейцария, то дед с бабкой, – она поставила поднос в холодильник и ухмыльнулась: – Не то, что Энцо, всегда с Алексом, как нитка с иголкой.

– Беата болеет за Энцо! – ехидно воскликнула я.

– Ничего подобного! – огрызнулась Беата.

Но бабушка нервно захлопнула крышку холодильника и резко ответила:

– Почему вы, южане, так любите навешивать ярлыки? Ты ведь сама с тех мест! Знаешь, каково молодым парням, как он, с юга.

Бабушкина помощница вздохнула и уже спокойно произнесла:

– Я знаю Риту. Она хорошая женщина. Я знаю Алекса. А вот, кто такой Дуччо, дед Энцо…

Но, прочитав негодование на бабушкином лице, замолчала.

Когда Сандра исчезла на кухне, Беата торопливо прошептала:

– Пусть бабушка сама об этом расскажет. Это, в конце концов, ее тайна. Смотрите только, синьорина, сердце свое берегите. Вижу, как девки вокруг него вьются. Лучше бы Марко шанс дали. Он не меньше Энцо за вами ухлестывает. Я бы за него вышла…

– Могу поспорить, что он похож на твоего Джованни! – дерзко сказала я, но потом спасовала, ибо слышала, что она вдова с самой молодости. Чмокнула ее, чтобы польстить:

– Ты мне так и не рассказала, где вы встретились.

Но вместо ответа она отвернулась, сгорбилась и принялась громко скрести лопаткой по дну кастрюли.

Я посмотрела на часы – восемь тридцать. Сколько еще ждать до четырех!

Беата мешала крем так усердно, словно хотела растопить в нем ледяные клубы мыслей. Потом встрепенулась, подняла голову и, посмотрев через белое деревянное окошко на улицу, весело кивнула. На другой стороне дороги, подперев столб, стоял молоденький полицейский и листал блокнот:

– А вот и он. Легок на помине. Только не забудьте знак ему дать, как работу закончите.

Я посмотрела туда, куда кивнула Беата. У Марко была внешность, при виде которой мамы обычно говорят своим дочкам: “сразу видно, какой он хороший. Выходи за него”. Подойдя к двери, я помахала ему рукой. Он оживился, поправил мундир, заулыбался, показывая на часы. Я покачала головой. Нет, на него у меня сегодня не было времени, ибо теперь я девушка Леонардо и с сегодняшнего дня все мое свободное время будет только для него.

Около двенадцати Беата собиралась уходить, ибо выпечка была уже готова, рабочее место убрано, инвентарь накрыт белым полотенцем с кружевом. Она сняла резиновые пантофли, надела поношенные, серой кожи лодочки и, снимая чепец, сказала:

– Ну, я пошла. Конечно, синьорина, какая мне разница, кто это будет, Энцо, Лео или Марко. У Данте, между прочим, уже в девять Беатриче была. В ваши годы жениха-то положено иметь, – она поцеловала меня в лоб, обдав запахом кислого теста, ванили и лаванды.

– Не переживай, я его уже нашла! – приблизилась я к ней, поправляя свернувшийся улиткой воротничок блузки.

Беата тревожно помотала головой, махнула рукой и поплыла к выходу.

В одиннадцать зашли работники банка. В костюмах, с галстуками. У женщин были аккуратные прически – волосок к волоску. Бабушка сама им сделала кофе, я же раскладывала заказанные круассаны и булочки на блюдца, подносила их к столикам и брала новые заказы.

Сегодня я усвоила, что кофе надо уметь пить. Мое внимание привлек темноволосый мужчина с красным галстуком вокруг бычьей шеи. Он отпил кофе, затем вальяжно пригубил воды, видимо, чтобы во рту не вязало, и обратился к бабушке:

– Сандра, ты же понимаешь, что значит для нас, итальянцев, кофе? Это не просто какая-то чашка бодрящего напитка. Это время, которое мы уделяем друг другу. И запах, – он снова пригубил из чашки. – Это запах того, что ты собираешься сейчас рассказать. А потом глоток за глотком узнаешь обо всех новостях. И становишься их частью. Жизнь это молния. А кофе это момент безвременья, в котором и есть смысл жизни.

Мне показалось ужасной скукотой выслушивать нравоучения этих дядек с толстыми шеями. Как бабушка выносит их рассказы о том, кто сколько зарабатывает и как ест или пьет? Лучше бы он научил, как итальянцы умеют любить!

Колокол башни собора Святого Франциска пробил двенадцать. Еще четыре часа и в этой двери, куда только что вошел комиссар, появится Лео. Улыбнется. Смутится, увидев Сандру. Снова улыбнется. Она спросит, как его дела, как поживают его бабушка и дедушка, передаст им привет. Пишет ли отец из Америки и как его медицинская карьера.

Комиссар все в том же светлом плаще с шикарными усами и иссиня-черными, будто бархатными, волосами, приблизился к бабушке и поцеловал ей руку:

– Сандра, дорогая, очень рад!

– Комиссар, что-то вы давненько у нас не бывали. Двойной эспрессо и круассан с горьким шоколадом для самого брутального мужчины Тосканы?

Он уставился на бабулю, будто не услышал ее вопроса и сказал, будто спел:

– Сандра, твоя красота неподвластна годам! – он снова поцеловал ей руку. Видел бы Алекс эту сцену – приревновал бы бабулю по-черному! Вот где настоящий Дон Жуан! Жаль, что Беата его не застала. Был бы еще один повод похихикать над ее комментариями.

– Ба, я отлучусь перекусить, – бросила я, складывая чашки и блюдца в посудомойку.

– Эта ваша внучка? Ничего себе! Воздух Италии ей на пользу! – он поклонился мне. – Бабушка, держи ее на коротком поводке, пока ее не украл какой-нибудь знойный итальянец!

Десять минут второго. Пора готовиться к полднику. В это время наша кондитерская из зефирного рая превращается в птичий базар, где голоса школьников перебивает чириканье мамочек, торопящихся рассказать подругам о самых горячих новостях.

Мы с бабушкой фаршируем пончики заварным и рисовым кремом. Запах апельсиновой цедры и ванили щекочет нос и разжигает аппетит. Не волнуйся я так о долгожданном свидании, уже бы отвлеклась на кофе со сладким пирожком. Но мне надо успеть все сделать до прихода Леонардо. Выдраить полы на кухне, убрать в холодильнике, помыть подносы, сложить посуду в посудомойку. Собрать мусор. Вытереть столики. Уф! Кажется, ничего не забыла.

Я посмотрела на часы. Четыре пятнадцать. Меньше часа до встречи. Взяла жидкость для стекол. Мельком бросила взгляд в зеркало и поправила волосы. Тук-тук. Я слышала, как колотится мое сердце. Перевела взгляд на улицу. Мимо шел Марко, пристально всматриваясь в наши окна. Но вместо того, чтобы помахать ему, я сделала вид, что не замечаю, усердно протирая столики.

Четыре тридцать. В кондитерскую подтягиваются шумные мамы с детишками. Даже лучше. Полный аврал мне поможет отвлечься до его прихода. Пятьдесят съеденных пончиков, двадцать пять чашек кофе, двадцать бутылочек сока и пять стаканов воды, выпитых за полчаса.

В пять десять я начинаю нервничать. Мне не нравятся парни, которые опаздывают на свидание. В прострации я смотрю, как бабушка закрепляет бирки на торты, проверяет температуру в холодильниках, что-то записывает. Потом кладет за ухо карандаш, задерживает на нем руку. Вряд ли бабушка узнает, что точно также делала и мама, если я когда-нибудь ей об этом не расскажу.

– Будем потихоньку сворачиваться. Без десяти шесть. Эти два подноса можно убрать в холодильник. Посчитай упаковку, – бросает она мне, тоже периодически поглядывая на входную дверь.

Потом бурчит себе под нос:

– Табак его знает, почему он не пришел.

Шесть. Этого не может быть! В этот час моя последняя надежда находилась за дверью, которую так никто и не открыл. Я снова посмотрела на улицу. Мимо прошла парочка пенсионеров, держась за руки, а за ними – галдящие школьники.

Пока я убирала подносы в холодильник, бабушка оправдывала его:

– Это, конечно, называется “поставить тебе бидон”, но ведь могло произойти что угодно.

Ага! Хотела выучить итальянский – вот и лови! Фраза “поставить бидон”, что означает не прийти на свидание. Заруби себе на носу, Ассоль. Но ведь можно же учить итальянский не так жестоко!

Обида обожгла нутро и вот-вот собиралась вылиться наружу крокодильими слезами. Я глубоко задышала, чтобы справиться с ними. Вспомнила похожий случай с мамой. Когда она пообещала сходить со мной в театр, а потом, нарядившись в праздничное платье, уехала с папой куда-то на такси. Уже столько лет прошло, мамы больше нет, а чувство осталось. Надо учиться с легкостью принимать любые жизненные ситуации. Но как?

Я нагнулась, чтобы разложить упаковку для выпечки под прилавком, сглатывая слезы обиды.

Брякнула входная дверь. Сейчас я поднимусь и увижу его улыбку с повинной. И мои страдания как рукой снимет!

– Динь-динь! – голос сверху заставил меня поднять голову.

Я замерла под прилавком с бумажной тарой в руках.

Увы! Это был не он. Энцо, закадычный друг Леонардо. Его кудрявые волосы, обычно обрамляющие одуванчиком лицо, на этот раз были тщательно уложены гелем, а белая майка освежала темную кожу, из-за которой мальчишки дали ему прозвище Мавр.

– Энцо, ты не жениться собрался? – я не смогла разобрать в голосе бабушки, подтрунивала она над ним, либо восторгалась. – Табак знает, что в тебе сегодня изменилось! – приоткрыла рот бабушка.

Он какое-то время не сводил с меня глаз, наблюдая за каждым моим движением:

– Соль, а почему бы тебе не пойти со мной в кино?

– Я не хочу в кино, – холодно ответила я, продолжая перекладывать бумажную тару. – Мы с Леонардо в музей собрались.

– Так почему он не зашел за тобой? Давай я тебя туда отведу! – я поправила очки, чтобы он не заметил застывшую слезу.

Я поднялась и растерянно оглянулась по сторонам, думая, какую выдумать причину, чтобы не пойти.

Сандра закрыла кассу на ключ, и, окинув взглядом меня в смятении, сощурилась:

– Иди! Жизнь это не только работа и учеба.

– Ну бабушка! Ты же знаешь!

– О да! Именно поэтому: иди. Только не забудь, что любая карета в двенадцать превращается в тыкву! – пошутила она.

– Мы не заставим тебя волноваться! – Энцо радостно заторопился к двери, открыл ее и пропустил меня вперед.

Я еще раз посмотрела, не приближается ли Леонардо. Что ж, любимый, сегодня ты потерял первое очко. Мама оказалась права: за настоящего мужчину всегда говорят поступки.

Глава 7. Обручение

Место, где проходила выставка, располагалось в нескольких минутах ходьбы от кондитерской. Вначале я думала, что здесь находится лишь муниципалитет. Бабушка часто носила сюда бумаги и коробку своих фирменных фисташковых пирожных, а выходила оттуда уже с печатями на каких-то лицензиях. Это здание не только соединяло между собой самые разные исторические эпохи и архитектурные стили, но еще и семейные истории на протяжении целых семи веков – Фрескобальди, Бенвенути, Фрати.

Энцо купил билеты, и мы поднялись на второй этаж. В зале оказались только мы с Энцо и на другом конце зала небольшая группа туристов-пенсионеров, которой гид что-то вдохновенно рассказывала.

Я рассматривала имена под картинами: “Фра Беато Анджелико”, “Андреа дель Верроккьо”, “Фра Паолино с Пистойи” и их угрюмые женские лица. Наверное, людям той эпохи запрещали улыбаться, когда они позировали. Какая тоска! Наверное, Энцо прав. Надо было пойти в кино.

Вместо того чтобы восхищаться мастерством художников, я думала о том, что могло случиться с Леонардо. Он не был похож на болтунов, которые не исполняют своих обещаний. Может, Беата права: я хочу взять слишком высокую планку, а судьба мне намекает, что лучше довольствоваться ухаживаниями Марко, например? И как мне теперь быть с Леонардо: обидеться или сделать вид, будто ничего не случилось?

– Посмотри, вот эта похожа на синьору Риту! – Энцо указал на портрет дамы в профиль с большим прямым носом, нервно захихикал и задержал на мне взгляд. Я изобразила упрек, а сама подумала, что никогда бы не согласилась стать его девушкой. Принялась рассматривать детали на портрете женщины с ребенком, потом вернулась к предыдущему, потом перешла к следующему:

– Видишь, на всех картинах васильки. Посмотри! Ты знаешь, что хотел этим передать автор?

Энцо непонимающе посмотрел на меня, приподнимая брови, почитал вслух название выставки на билетах: “женские образы эпохи Возрождения”, пожал плечами, и продолжил рассматривать другие картины в поисках васильков.

Группа пенсионеров переместилась ближе к нам.

Женщина-гид с темным каре и большими, глубоко посаженными глазами продолжила:

– Вот, как раз здесь должна была располагаться сегодня эта “Девушка с васильками”. Знатоки живописи, историки, снова и снова ищут в текстах его современников, теряются в догадках, где мог затеряться этот шедевр. Почему картины нет ни в одном музее? А ведь маэстро рисовал её всего в ста шестидесяти шагах отсюда. Их история любви до сих пор будоражит умы людей. Ходят слухи разного толка.

– Ваш город это настоящая колыбель любви! – захихикала кокетливо сухонькая старушка.

– Да. В те века это было чем-то из ряда вон выходящим. Любовная история монаха-художника и молоденькой послушницы, самой красивой девушки в городе, с роскошными, как золотой шелк, волосами. Ну, монахом он был, конечно, не простым. Имел протекцию одного знатного рода. Так вот, для своих картин он видел лишь одно лицо, а именно лик Святой Маргариты. Настоятельница, зная о слабости маэстро к хорошеньким женщинам, вначале отказала предоставить ему девушку в качестве модели. Но она недооценила дар художника убеждать и получать желаемое. Он не только нарисовал ее портрет. Под праздничную шумиху они вместе с красавицей– послушницей уехали из монастыря. Разумеется, с ее согласия.

– Может, картину вывезли из Италии? – поинтересовался мужчина в кепке.

– Не могу точно сказать, – покачала головой экскурсовод и продолжила: – Есть очевидец, который утверждает, что именно это творение видел в частной коллекции у местного представителя одного старинного рода. Хозяину предлагали за нее немалые деньги. Всегда есть кто-то, кто восхищается красотой портрета, но также немало тех, кто больше заинтересован ее ценой. Все же он предпочел оставить себе этот шедевр.

Я посмотрела на гида и подумала о том, что водить людей по залам музея и рассказывать им чужие истории любви – это очень романтично. В них можно погрузиться, чтобы забыть о своей неудаче. Я вздохнула с сожалением и смахнула слезу.

Мои размышления прервал Энцо:

– Послушай, Соль. Если тебе надоело, мы ведь можем перейти в другой зал. Там нет скучных портретов. Проходит выставка “Борьба гвельфов и гибеллинов в скульптуре и архитектуре”.

Война! Вот что мне сейчас нужно. Прожить внутри себя батальную сцену и выплеснуть через чувства и переживания весь яд. Мы с Энцо вышли и через коридор направились в другой зал.

Энцо провожал меня до дома и все старался дотронуться до моей руки. Я избегала его прикосновений, словно он мог ошпарить меня, как раскалённый утюг. А что если Леонардо нас вместе увидит? “Ну и что?” – возражала другая я. А вдруг он все-таки заходил за мной, а меня не было. “Какая разница! Он не пришел на первое свидание!”

Пока две части меня боролись между собой, мы свернули на нашу улицу и Энцо обнял меня за талию, дохнул жаром на мою щеку и спросил:

– Ну как тебе гвельфы и гибеллины?

Я снова опрянула от него:

– Гвельфы это те, что заодно с папой и против империи, а гибеллины, наоборот, сторонники империи и против папы. Так ведь?

– Угу, что-то вроде того, – и Энцо шмыгнул носом.

– Ласточкино гнездо, – пробурчала я, вспоминая описание о том, что гвельфы строили стены с квадратными зубцами, а гибеллины – ласточкиным гнездом.

Мы прошли еще несколько шагов и вдруг я оцепенела: рядом с нашим домом в скудном свете пожухлых фонарей стояла фигура. Меня бросило в жар, руки вспотели. Это был Леонардо.

Мы подошли ближе, и я увидела у него на руках белого пса с черным пятном над левым глазом. Поравнявшись, я заметила на его лице нечто среднее между извинением и разочарованием:

– Ассоль, извини, что поздно. Зашел к тебе, а бабушка сказала, что вы ушли вместе.

– Не будь я собачницей, с тобой бы не заговорила, – я старалась изо всех сил сохранять безразличие, но грудь сковал страх потерять его. Я посмотрела на дрожащую собачку, и почесала ее за ушами:

– Жаль, что у Сандры аллергия на мохнатых. Чей он?

– Бродяга в парке чуть не прибил ее. Утащила у него бутерброд, пока он благодарил за щедрую милостыню. Пришлось спасать.

– Надеюсь, ты навшивал ему как следует? – раздувая ноздри, спросил Энцо.

– Нет. Забрал собаку и повез к ветеринару. – Леонардо склонил голову и потрепал собаку. – Слава Богу, все обошлось.

Энцо, похоже, ответ Леонардо не понравился. Он шмыгал носом и все поглядывал в сторону угла дома, будто оттуда вот-вот кто-то должен был появиться. Я же достала из сумочки печенье.

– Боже мой, какая же ты худющая! – собака с лохматой челкой принялась лизать мне руки, когда я скормила ей все миндальное лакомство. Она облизывалась и смотрела на меня с надеждой получить ещё что-нибудь съестное.

– Дай я ее подержу, – протянулась я к дворняге.

– Если блох не боишься, – улыбнулся Лео.

Я взяла животину на руки, и она снова принялась лизаться:

– Так как же ее зовут?

– Можешь сама дать ей имя. Дед уже даже будку где-то откопал.

– Феличита, мы назовем ее Феличита! – обрадовалась я. – Пусть она принесет нам удачу, а у нее отныне будет много счастья!

Потом встревожилась:

– А что случится с ней, когда ты уедешь на каникулы к родителям?

– Будешь ее выгуливать. Полагаю, мои не против, – собака продолжала лизать мне лицо. Я обрадовалась, что смогу быть сопричастной к его жизни на то время, пока Лео будет далеко от меня.

Лаская пса, наши руки с Леонардо встретились. Энцо покосился и сделал шаг вперед, отделяя нас друг от друга, затем почесал собачий лоб:

– Поняла, мешок с блохами? Он твою судьбу уже решил!

Та в ответ зарычала, и он, фыркнув, отдернул руку.

Лео перевел взгляд с собаки на меня и поинтересовался:

– Так вы были на выставке женских портретов?

– О да! Тысячу всяких картин и портретов. Не оказалось лишь какой-то “Девушки с васильками”, зато я узнала ее историю любви.

– Васильки олицетворяют творческую энергию и женское начало! Кстати, на геральдическом флаге нашего города тоже васильки присутствуют, – подхватил Лео.

От его слов я почувствовала беспричинную легкость и улыбнулась, поймав на себе его взгляд.

Лео продолжил:

– Энцо тебе указал то место, где встретились Ипполит и Дианора? У них была намного более счастливая судьба, чем у Ромео и Джульетты, хоть они и принадлежали к разным лагерям в борьбе между гвельфами и гибеллинами.

– Как интересно! – затрепетала я. А вдруг его рассказ о влюбленных это подтверждение того, что между нами рождается настоящее чувство? А ведь еще несколько минут назад я уже мысленно с ним распрощалась!

Но Энцо вспылил:

– Любовь, звезды и прочая слащавая хрень – это трюки, достойные Де Анжелис! Ты еще скажи, что война между гвельфами и гибеллинами из-за любви разгорелась!

Я ожидала, что Лео засмеется, но его взгляд был жестким, а тон резким:

– Это не прихоть Де Анжелис. Это – наша история, причем со счастливым концом.

– Ну как же! Ты же из культурного и аристократического слоя нашего общества! Поэтому у тебя истории со счастливым концом! – в глазах Энцо сверкнула молния.

Лео посмотрел на него с вызовом:

– Есть те, кто в восхищении от девушки, а есть тот, кого слепит то, сколько она стоит.

Странно! Мне казалось, что я слышала эту фразу от гида в музее. Откуда она известна Леонардо? Что мне еще предстоит узнать об этом городе и его людях?

Энцо поднял сжатый кулак, он завис на мгновение в воздухе, но потом отдернул руку и пошел прочь.

– Ну, пока, – я опустила глаза.

Мне очень не хотелось расставаться с Лео и я, превозмогая застенчивость, взглянула на него. Его отсутствующий взгляд говорил о том, что мысли блуждали где-то далеко. Я еще раз потрепала Феличиту за ухо, и она в ответ лизнула меня в нос.

Достала из сумочки ключи, толкнула калитку и направилась через сад к дому.

Пройдя полпути, обернулась, чтобы бросить ему “чао!” и, когда наши глаза встретились, Леонардо крикнул:

– Погоди!

Я вернулась к воротам и замерла в ожидании. Он положил руку на ягодицу статуи нимфы, заставив меня покраснеть. Ненормальная! Придавать столько значения случайным жестам!

– Если ты мне дашь шанс, покажу тебе кое-что. Сколько у нас времени?

– Всего пятьдесят минут, но я так хочу услышать продолжение истории Ипполита и Дианоры. Успеем?

– Пока моя машина не превратится в тыкву! – пошутил он, оглядываясь на окна бабушки.