Текст книги "160 шагов до Лео (СИ)"
Автор книги: Соль Астров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)
Глава 26. «Ла Догайя»
На следующее утро, будто догадываясь о моем намерении, мне позвонил адвокат и сказал, что договорился о моей встрече с Энцо и подготовил документы для нашего с ним развода. Накануне Дня влюбленных мне предстояло найти способ, чтобы уговорить мужа на развод по обоюдному согласию. Слава богу, что не пришлось это откладывать в долгий ящик.
Тюрьма “Ла Догайя” была больше похожа на спальный район, если бы не пустые поля вокруг нее, обнесенные высокой многослойной колючей проволокой, и вышкой. Что чувствует человек, когда попадает сюда? Холодная дрожь пробежала по спине. А ведь как-то в шутку я сказала Энн, что тоже была бы не против провести здесь годик, чтобы взять передышку от жизненной круговерти.
Тем не менее внутри меня встретил широкий тюремный двор с зеленью и большим количеством кустарников, цветочных клумб и деревьев, обнесенных маленькими проволочными оградами. Двор разделял мощный металлический забор с резной колючей проволокой по верху. Слева находились корпуса строгого режима. Это можно было понять по плотно зарешеченным окнам. Справа располагалось отделение свободного режима. По прилегающему к серому зданию двору легким прогулочным шагом передвигались прилично одетые зэки. На каждом надета синяя добротная футболка, хорошие спортивные брюки в тон, кроссовки. Кое-кто даже остановился, просвистел мне вслед.
Предчувствует ли Энцо, зачем я попросила с ним свидание? Какая у него будет реакция, когда увидит документы? Конечно, подпишет, куда он денется! Думаю, там статьей за участие в домашнем изнасиловании не обойдется. Гуидо пообещал, что убедить судью в виновности Массакра, зная его биографию, будет не так уж и сложно.
И все же я ужасно нервничала, зная меркантильную натуру мужа. Мне очень хотелось взять у него реванш за все эти годы, когда прогибалась то под его настойчивостью, то под его отсутствие в трудную минуту.
В зале ожидания находился мужчина средних лет с фигурой флорентийского Давида в темно-синей форме с надписью Vigilanza *
[Закрыть] и густыми бакенбардами. Он сказал, что мне придется немного подождать, ибо я как раз попала в пересменку. Как всегда! А ведь на носу День влюбленных, и в кондитерской полно работы!
Хотя и развод после событий этой недели стал для меня принципом жизни и смерти. Поэтому я терпеливо достала дневник Алекса, устроилась на стуле в маленьком светлом зале ожидания, похожем на школьный холл, и под шепот двух посетителей продолжила чтение. Предчувствовала, что вот-вот передо мной раскроются тайны, но никогда бы не подумала, что они будут такого масштаба!
Глава 27. Помолвочный механизм
Алекс. 90-е гг. Тоскана, Италия
Я ждал Бруно Фрати за столиком в баре “Фрари Делла Лоджиа”, куда он пригласил меня на аперитив, и раздумывал о том, что же будет темой нашего секретного разговора. Неужели Дуччо снова ошибся с заказом! Мне не однажды приходилось покрывать его, когда недовольные клиенты приносили обратно заказ и я обнаруживал погрешность в миллиметр. А мы ведь делали сверхточные измерительные приборы!
Но на самом деле Бруно попросил исполнить для него личный заказ. Речь шла о механизме для секретной комнаты, где хранились картины кисти одного известного художника, его предка. Одна из них обладала особой ценностью. Это было настоящее произведение искусства, достойное Уффици, Лувра. Мы, итальянцы, счастливый народ, ибо рождаемся, женимся и умираем в своих родовых гнездах. И эти гнезда хранят очень-очень древние секреты.
Из слов Фрати я понял, что он был потомком известного художника-монаха и красавицы-послушницы, которая ему позировала. Кажется, картина называлась “Девушка с васильками”. Мог бы и догадаться, что фамилия Фрати *
[Закрыть] могла иметь к именитому художнику какое-то отношение!
Перед тем как разойтись, я сказал Бруно, что предвидел какую-то опасность для него, но какие факты я мог предоставить ему, читая это лишь по номерам машин? Просто попросил его быть осторожным. На что он ответил, что единственное, что ему угрожает, так это настойчивость Поля Монтанье. Эта фамилия не была для меня новой, ибо на Сицилии я уже встречался с доном Роберто Монтанье. Хотя он мог не иметь к нему никакого отношения. Поль упрашивал Фрати продать ему эту картину:
– Зачем тебе портрет, который никто не сможет оценить по достоинству? Разве люди когда-нибудь поймут, что она – источник вечной женственности? Четыре архетипа с четырех перспектив – девочка, подруга, любовница и мать. Я хорошо тебе заплачу! Назови свою сумму!
Но Фрати не собирался продавать ему картину.
Его заказ был очень необычным, и сумма, которую он мне пообещал за эту работу, тоже была немалая. Все осложнялось лишь тем, что в постройку тринадцатого века надо было как-то вмонтировать технику последнего поколения. Я долго ломал голову, совещался с коллегами, копался в библиотеках, пока однажды мне не помог в этом мой внук Леонардо.
Представляете себе “замок в виде помолвочного василька”? Я тоже до того момента не имел никакого понятия. Я не спал несколько дней, размышляя, как это можно сделать. В одну из первых теплых, майских ночей вышел во двор. На пороге сидел Леонардо и смотрел на звезды. Он рассказал, что ему очень-очень нравится девушка-соседка, так, что он готов с ней обручиться. Даже придумал, чем ее удивить: обручение на Мосту влюбленных. Его глаза горели от переполняющих чувств.
Я тоже чуть не расплакался! Это было так трогательно! Когда он ушел спать, я до утра рисовал эскизы со спиралями различного диаметра, а наутро создал его, мой механизм. Один коллега из Турина назвал его лебединой песней точной механики. Очень жаль, что она стала последней в моей профессиональной биографии.
Я, конечно, рассказал обо всем Дуччо. Несмотря на размолвку, он все-таки был моим партнером. Только с того дня он стал каким-то странным – то потерянным, то беспокойным. Вначале я думал, что виной этому несчастья, которые его преследовали. Ведь из дома сбежала его беременная дочь, а вскоре от инфаркта умерла жена Марта. Я предлагал ему свою помощь, деньги, но он отдалялся от меня.
Через несколько дней механизм был готов, и я позвонил Фрати, чтобы договориться с ним о дне и часе установки. Но вечером, накануне этого события, пришло сообщение с таможни, чтобы я привез документы для таможенной очистки деталей из России, которые содержали ценные металлы. Бруно предложил отложить установку до завтра, но я настоял и пообещал, что подъеду к нему, как только оставлю бумаги на таможне. Мне нужны были деньги! Попросил внука поехать со старшими Массакра, чтобы за меня проследить за ними. Я знал, что Фрати не доверял Дуччо, но ведь у нас с ним было одно дело на двоих.
Я оставил Леонардо накладную и договор, чтобы взамен получить от клиента чек за механизм секретной комнаты, который не имел аналогов, и был доволен проделанной работой.
К сожалению, бюрократия в Италии будет процветать еще долго, и сейчас мы проживали не самые лучшие в этом плане времена. На таможне я задержался дольше, чем рассчитывал. Пока ехал к Фрати, не находил себе места: черт меня дернул не принять его предложение и отсрочить установку. Я должен был присутствовать там лично!
Когда припарковался и вышел из машины, увидел, как из дома Фрати выбежал Леонардо. Он держался за голову, лицо было белым от испуга, глаза блуждали. Я посадил его в машину, и он лишь повторял: “Он выстрелил в Дуччо, потом направил пистолет на меня, потом убил Винченцо. Столько смертей из-за этой девушки!”
Уже дома, когда он немного пришел в себя, мы с Ритой решили отправить его к матери в Швейцарию. Я же пошел прямиком в полицию.
Как оказалось, Фрати отлучился на несколько минут, ему кто-то позвонил. А когда вернулся, застал Винченцо с Дуччо, якобы пытавшихся вытащить картину из рамки. Зачем им это понадобилось, я вряд ли теперь узнаю.
Леонардо просил их остановиться, но они были так заняты, что не заметили, как в комнату вернулся Фрати и вытащил откуда-то пистолет. Выстрелил. Сначала ранил в ногу Дуччо, потом нацелился на Лео, но тут же перевел дуло пистолета на Винченцо. Тот пытался убежать. Но прогремел сухой щелчок выстрела. Сын Дуччо упал замертво у картины. В этот момент в комнату с криками прибежала жена Бруно, пытаясь его остановить. Но он увидел, как Дуччо обнимает бездыханное тело сына, и был шокирован этим зрелищем. После чего приказал жене вызвать полицию, а сам вышел в коридор. Несколько мгновений спустя прогремел выстрел, за ним послышался глухой стук, как будто мешок картошки упал на жженую плитку. Фрати застрелился. Леонардо воспользовался замешательством и выбежал на улицу.
Спустя несколько дней я вернулся к вдове Фрати. Она пригласила меня в кабинет покойного мужа. Я поделился с ней, что Бруно уже несколько месяцев не платил нам, откладывая до этих злополучных дней, а мы выполнили для него семьдесят процентов работы. Она ответила, что находится в сложной финансовой ситуации. Ей пришлось погасить задолженности мужа по кредитам, а также долги подрядчикам, поставщикам, оплатить похороны. Но она сделала мне интересное предложение – отдать картину, принесшую столько смертей! Даже пообещала сказать номер человека, заинтересованного в ее покупке. Я прекрасно знал, кого она имела в виду. С уходом бедного Бруно в их семье любителей живописи не осталось.
Когда она показала мне картину, от того, что увидел в нижнем левом углу, я вошел в полный ступор. Такое невозможно! Под автографом маленькими буквами стояла надпись: Per mia Alessandra. *
[Закрыть] Понимаешь? Девушку на картине тоже звали Александра! У меня загорелись глаза: этот портрет должен был быть моим!
Не знаю, как об этом пронюхал Монтанье, но он ходил за мной по пятам: “В последний раз прошу тебя принять мое предложение”. Но я снова с уверенностью ему отказал. Как я мог теперь продать то, что предназначалось моей Александре?
В ответ Поль пригрозил, что ни перед чем не остановится, чтобы заполучить картину. Он был ею одержим! Вначале шантажировал, что всем расскажет о моей истории с Мариной. Но я снова ему отказал. Тогда он сделал это! Рита перестала со мной разговаривать, а Сандра отдалилась.
Спустя некоторое время я позвонил Дуччо и упрекнул в том, что Поль почему-то был в курсе моих личных дел. Он положил трубку. А вечером мне позвонил Энцо и попросил срочно к ним заехать. Его дед неудачно упал с лестницы и только что скончался в машине скорой помощи в нескольких метрах от дома.
Спустя пару дней я получил анонимное письмо, где какой-то доброжелатель открытым текстом сообщал, что его цель меня разорить. Что Дуччо подкупил моего финансового советника благодаря документу, подписанному мною же в тот самый вечер, когда я оставался ночевать в его доме. И теперь моя мастерская, которую я создавал с такой любовью, перешла в руки Монтанье.
Все, что я мог сделать перед лицом этих неприятностей, это тайком попасть в лабораторию и сжечь чертежи своих изобретений. А утром подал в суд на Монтанье. Но после первого слушания он приблизился ко мне и с ненавистью процедил сквозь зубы: «У тебя все еще впереди. Если решил стереть тебя с лица земли, будь спокоен, я это сделаю».
Приговором суда меня загнали в долговую яму. По сути, моя фирма отошла ему, а все обязательства повесили на меня. Повторял: “Я не знаю, как это случилось. Это какая-то ошибка”. До сих пор помню эту фразу, изменившую мою судьбу: “Налоговое преступление с арестом на срок до тридцати восьми месяцев”. У меня не было больше ни гроша и не было никого, кто бы поддержал в тот момент. Со мной обращались, как с преступником.
Когда я вышел из тюрьмы, жена даже не захотела со мной разговаривать, а любимая только что умерла. Поэтому я подписал бумаги и уехал прочь из Тосканы. Долго путешествовал по Италии, потом вернулся на Сицилию, в родной Маскали. Там общался с молодыми предпринимателями, консультировал их, получая за это истинные гроши. У меня есть опыт ведения собственного бизнеса, а они только создавали свое дело, сталкиваясь с большими трудностями.
И вот, команда рукастых ребят из моих старых приятелей – друзей юности собралась реконструировать колокольню церкви Святого Леонарда. Они попросили меня им помочь. Как я мог отказать, если с именем этого святого была связана моя история? В этой церкви когда-то венчались мои родители, да и меня крестили там же. А мать и вовсе дала обет святому Леонарду, чтобы защитить свой брак и сыновей. И я занялся этим проектом. В итоге получилось сооружение почти четырнадцати метров высотой, с тремя стальными колоколами и шестью струнами.
Эта новая система, которая должна была отражать колокольный звон, располагалась в середине нижней части сооружения и имела трубы разного калибра. В центре получался своего рода эффект эха. Это был способ показать, что у каждого из нас есть право на собственный голос.
И вот настал день, когда мы были готовы установить эту систему, после чего планировали устроить музыкальное шоу. Здесь будут звучать такие разные голоса! Но когда мы поднимали наверх третий, последний, колокол, я оступился, упал, уронив его на себя. Мне показалось, что кто-то поставил мне подножку. Хотя не уверен.
С множественными травмами ног, руки и шеи меня отвезли в ближайшую больницу. Я быстро шел на поправку – святой Леонардо помнил о заслугах матери перед ним. За несколько дней до выписки ко мне пришел врач, который за мной наблюдал. Я пожаловался на сильные боли в шее, и он посоветовал проконсультироваться у специалиста в неврологической клинике. Я даже не подозревал, что меня там ожидало.
На самом деле на машине скорой помощи меня привезли в психиатрическое отделение. Особо не церемонясь, ежедневно мне вкалывали огромную дозу нейролептиков. Вначале я перестал спать. Тогда мне сделали стресс-тест, затем – блокаду, инъекции в самое сердце. После этого появился доктор и вколол препарат, чтобы мое сердце снова начало биться нормально. Позаботился, чтобы меня перевели в другое учреждение, где я смогу пройти курс детоксикации после огромной дозы нейролептиков, которыми якобы я баловался. Но кошмар лишь продолжился.
Вместо того чтобы проводить процедуры детоксикации, меня каждую ночь привязывали ремнями за запястья и лодыжки к кровати со встроенными рычагами. И вытягивали сильнее и сильнее, вызывая неподвижность тела и заставляя страдать.
Они пытали меня, кололи какие-то препараты, потом лишали сна. Прежде лишь краем уха слышал о существовании подобных психиатрических клиник, где людей убивали так, что невозможно было предъявить обвинение. Это отличный способ совершить преступление, не замарав руки. Но теперь я сам оказался жертвой этого фильма ужасов.
И однажды пришел тот, кто собирался свести со мной счеты. Тот, кто все это тщательно продумал. Поль Монтанье. Он пообещал, что, если скажу ему, где прячу картину, освободит меня. В противном случае мои страдания продлятся еще дольше! Но я молчал. Он не должен был ею владеть! Тогда Монтанье бросил мне: “Сдохни как собака!” – и вышел из комнаты. В палату вошли люди в белых халатах, снова сделали мне укол, пока я не почувствовал, как изо рта непроизвольно потекли слюни, словно у неаполитанского мастифа. Затем меня парализовало, и я потерял сознание. Это меня и спасло.
Очнулся от холода и резкого запаха формалина и еще чего-то менее ощутимого, тухлого. Когда огляделся, понял, что лежу в морге среди трупов. Хотел было подняться, но упал на пол, расшиб себе голову. Ко мне подбежала молодая женщина в белом халате, с тонкими чертами лица. Откуда я ее знал? Она сказала: “Алекс, я, конечно, очень желала нашей встречи. Но, похоже, у Богородицы отличное чувство юмора, раз мы увиделись именно здесь”.
Это была Марина, дочь Дуччо! Ее лицо покрылось морщинами, а волосы поседели. Она сбежала от отца-деспота и теперь одна воспитывала дочь, которая совсем не говорила. Хотя у меня текли изо рта слюни, силы отсутствовали, глаза потухли, а руки и ноги дрожали, она ухаживала за мной, как влюбленная Джульетта за Ромео: гладила по голове, кормила с ложечки, целовала, рассказывала, как сильно меня любила и как не хотела в ту ночь причинять мне страдания.
Марина сильно поругалась из-за меня с отцом. Сказала, что не предаст меня. Тогда Дуччо заткнул ей рот, задрал юбку и сказал, что если пикнет, то убьет ее, а тело растворит в кислоте. Когда об этом узнала ее мать, Марта, она помогла ей бежать, ибо прекрасно понимала, на что способен ее муж Дуччо, который убил мою семью на Сицилии!
Но инцест с собственной дочерью – что может быть чудовищнее! Марина в конце пообещала, что приведет меня в порядок и поможет покинуть это заведение. На прощание она попросила меня: “Поклянись, что заберешь мою девочку с собой. Ее зовут Эмма. Ты же знаешь, они не оставят меня в живых, если что-то пронюхают”. И дала мне адрес старушки, которая сидела с ее дочкой, пока она работала. Там же я смог бы пожить, пока все не улажу.
В морге Марина официально подтвердила, что я, Алекс Де Анджелис, мертв. Она оставила мне в квартире новый телефон с симкой, контакт человека, у которого смогу найти машину и деньги. Я купил у цыган старенький фургон. Они же помогли мне достать новые документы на имя Нино Фарина. Забрал Эмму у пожилой женщины, назвавшись ее отцом.
Напоследок написал записку Марине. Попросил внука цыгана, который продал мне машину, доставить ее в больницу. Я надеялся, что у меня еще есть шанс уговорить ее уехать с нами. Но в больнице Марины не оказалось. Ему сообщили, что такая там никогда не работала. Сколько я ни искал, ее след простыл.
И мы отправились с Эммой в нашу новую жизнь. Правда, бедняжка почти не разговаривала. Зато с тех пор как я однажды сводил ее в неапольский театр на оперу “Джанни Скикки", она иногда напевала мне арию babbino mio caro.
Мы колесили с ней по всей Италии. Я отрастил бороду, следовал Господу и помнил, что церковь – единственное место, которому еще мог доверять. Но день за днем я продолжал терять память и совсем скоро уже не помнил своего детства. Испытания нейролептиками оставили свой след. Тогда я решил вести этот дневник. Отныне, пока жив, он будет моей памятью.
Год назад я почувствовал какое-то необъяснимое желание двинуться в путь – зов сердца. И мы приехали с Эммой в Тоскану. Теперь эти люди – моя новая семья. Я уже почти не помнил своего прошлого, но у меня было настоящее. В конце концов, мы все здесь невидимые, у которых больше нет собственного голоса. Кто еще о нас позаботится, если не мы сами?”
Далее текст прерывался. Следующие десять страниц были абсолютно пустыми. И никакого упоминания о Леонардо! Где же он? Что с ним стало? Ведь не в женском же монастыре, адрес которого был указан на последней странице! Может, Алекс собирался оставить там Эмму?
Но меня прервал голос охранника:
– Синьора Надеждина, можете пройти. Ваш муж ждет вас.
Глава 28. Ненависть с примесью жалости
Я зашла в переговорную комнату. В американских фильмах посетители общаются с заключенным через стекло, по телефону, поэтому я совсем не ожидала увидеть лицо мужа так близко, когда села напротив него за серый холодный стол:
– Привет, Соль. Не ожидал, что ты так скоро захочешь меня видеть, – Энцо ухмыльнулся.
Решив не давать волю эмоциям, я сразу вытащила бумаги из сумки и с уверенностью подвинула их к нему:
– Я подаю на развод. Мне нужна твоя подпись.
Видно, он не ожидал такого поворота, скривил рот, чтобы что-то сказать, но я категорично его перебила:
– И не пробуй торговаться!
Он же раздраженно буркнул:
– Муж в тюрьму, а ты сразу подаешь на развод!
– Ты еще уверен, что я чистая дура и ни о чем не догадываюсь? – внутри нахлынул гнев.
– Я только одного не пойму. Почему же Сандра не остановила тебя, когда ты замуж за меня выходила? Хотела избавиться от тебя? – огрызнулся он и взял в руки бумаги, словно собирался прочесть.
Удивлялась самой себе, но была спокойна:
– В день похорон моих родителей мы с ней договорились не мешать жить друг другу.
Энцо отложил документы на стол и ухмыльнулся:
– Ты меня никогда не поймешь. Не знаешь, что такое не иметь детства, не иметь мечты. Я хотел стать музыкантом, а взяли в Сан-Ремо участвовать Леонардо. Я хотел стать хорошим механиком, как Алекс Де Анджелис, а дед учил меня прогибаться под тех, у кого деньги и власть.
Я больше не желала оправдываться! Слишком часто прежде это делала.
– И передавай привет твоему кузену. Тому, что держал ювелирную лавку на площади. Надо же! Как ловко ты все устроил!
Энцо слегка покачал головой:
– Я думал, что, когда на тебе женюсь, смогу все изменить. Ведь с кольцом все пошло само собой. Нужно было просто доставить его твоей бабушке, когда она размером ошиблась. Я, конечно, хитрец, но вряд ли смог бы придумать такой идеальный план.
– Судьба оказалась тогда на твоей стороне, – с горечью сказала я. – А почему ты никогда не говорил, что у твоего деда была дочь от дочери?
Его лицо вытянулось и побелело. Я же продолжила:
– Упс! Кажется, ты не ожидал. У меня и для твоего дружка Поля хорошая новость. Я нашла дневник Алекса, где он в подробностях описал, кто навещал его в психбольнице и что с ним вытворял. Кстати, он уже в руках комиссара, – конечно, я лгала, но это было необходимо, чтобы защитить нас с Алексом.
Его жалкий вид и понимание, что его никто и никогда в жизни не любил, даже собственная мать, притупили мою ненависть. Как же хорошо, что я так и не стала матерью его детей!
– Я бы смогла тебя однажды полюбить. Но ты не дал мне шанса, – все, что сумела ему сказать. Почему наедине мы тонем в потоке фраз, которые планируем сказать кому-то при встрече, а когда она происходит, впадаем в ступор, не позволяющий выразиться? Перевела взгляд на бумаги, после свидания передам их его адвокату, и в течение нескольких недель нас с Энцо разведут.
К моему удивлению, он снова приблизил к себе документы и быстро пробежался по тексту.
Взял ручку со стола, поставил напротив галочек подписи, отложил ручку и скрестил пальцы перед собой:
– Все же мы подрались с Лео не из-за твоего кольца. Раз уж ты знаешь про Марину. В тот день Лео обвинил во всем моего деда. Я был зол на него! Пока бабка мне все не рассказала. В тот день, когда ее ударил инфаркт. Это она помогла Марине бежать. И дед собирался ее за это убить. Но Господь не позволил ему это сделать. Забрал ее раньше к себе.
Его лицо стало еще несчастнее от безысходности, и в глазах появилась обреченность:
– От своих корней далеко уйдешь, Соль. Если твой дед убийца, то ты тоже кому-то обязательно разрушишь жизнь.
– Ты мог бы убить в таком случае этого монстра! Но тебе больше нравилось это делать со слабыми! Ты убил Феличиту! Ты позволил старому ублюдку дотронуться до меня! Ха! Твоему другу! – нервная дрожь охватила меня, когда я осознала, с каким чудовищем жила все эти годы.
– Не переживай, Соль. Час расплаты придет и для него, – он смиренно опустил голову и посмотрел на свои руки, и когда охранник удалился, добавил: – А дед… это я… Я помог ему упасть на садовые ножницы, – в его помутневших до этого глазах блеснули искры гнева.
– Кое-что хорошее ты все-таки сделал! – воскликнула я. – А где деньги, которые Поль дал твоему деду, чтобы разорить Алекса?
– Не у меня! Они мне тоже позарез нужны были! Но Полю все равно, что у меня больная мать и счета по ее уходу. Я не платил Изольде уже несколько месяцев и с тех пор боялся там появляться. Он обещал мне хорошо заплатить, если найду картину. Я бы тебе все вернул потом. Потом я понял, что у тебя ее тоже кто-то украл!
– Ты – чудовище! – воскликнула я, готовая его растерзать. – Какое же ты чудовище!
Но Энцо хладнокровно продолжил:
– Это ты выросла за пазухой у бабушки, в сытости и достатке. А я с десяти лет только и видел, как рушатся семьи, как дети теряют родителей, а родители – детей. Как одним щелчком кто-то решает, что ты больше не жилец. Помню, как мы летом приехали с дедом на Сицилию. Нас встретили демонстранты с лозунгами “Коза ностра дает нам работу”, “Коза ностра – это уверенность в завтрашнем дне”. Мне казалось, что быть мафиози – это благородно. А потом убили отца. Куда мне было деваться? Что бы я мог изменить? А Поль обещал мне помогать, пока я буду с ним.
Я ужаснулась:
– Выходит, это ты Алекса избил?!
Но Энцо возбужденно закачал головой:
– Это не я, Соль! Клянусь своей умершей бабушкой! В тот вечер, перед тем, как приехать домой, я слышал, как кто-то ему чирикнул, что Алекс снова в Тоскане. Что его видели рядом с домом священника. Мы заехали его навестить перед тем, как вернуться домой. Я там был, но пальцем его не тронул! Это все Поль с Билли. Клянусь!
К нам подошел охранник, давая понять, что время истекло.
Поднимаясь и убирая подписанные документы в сумку, я тихо сказала:
– Слава богу, он жив. Надеюсь, ты не скажешь об этом Полю.
Энцо тоже поднялся и оперся о стол руками:
– Соль, я выродок и чудовище, но капля человечности во мне осталась, – сделал длинную паузу, потом тише, словно нас могли услышать, сказал: – Знаю, что мать Лео живет на одной частной вилле, которая раньше была женским монастырем. Вилла так и называется – «Монастырская усадьба». Там ты, скорее всего, что-то узнаешь о своем Лео. Только… – охранник взял его под руку, и прежде чем уйти, Энцо сказал: – Позаботься там о моей… моих женщинах.
Энцо посмотрел на меня взглядом, в котором я прочла непонимание, как жить дальше, сожаление, опустошение и еще много чего, что мне было незнакомо и что варилось в его голове.
Проводив взглядом согнутую фигуру мужа, я проверила телефон, где было четыре пропущенных звонка из виллы «Фиорита», подошла к проходной, сдала пропуск, забрала свое удостоверение личности и направилась к выходу. Прочла эсэмэску от Энн: “Доктор Чони просит, чтобы ты срочно приехала”.
Прежде чем завести машину, я поискала в интернете номер монастыря, который теперь назывался «Монастырская усадьба». Поиск выдал два номера, один из которых оказался несуществующим. Когда я набрала второй, мне ответил глухой женский голос:
– Пронто!
– Вы говорите по-итальянски? – заволновалась я.
Я облегченно выдохнула:
– Я ищу родственников Алекса Де Анджелис. Вы что-нибудь о них знаете?
– Кто именно вам нужен? – в голосе послышалась заинтересованность.
– Леонардо… – сглатывая слезы, пробормотала я.
– Он уже должен быть на месте.
