Текст книги "Жертвы обстоятельств (СИ)"

Автор книги: Софья Ролдугина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 33 страниц)

Глава 16. Все в твоих руках

Всю ночь я глаз не могла сомкнуть.

Поначалу Ксиль пытался что-то с этим поделать – заморочить мне голову старинными историями, разморить своим теплом, прижимая к жаркому плечу… Но слова пролетали мимо ушей, а жар заставлял вертеться, сбивая простыни. Даже эмпатическое внушение не возымело нужного эффекта, словно невидимая ниточка между мной и Дэйром натянулась до предела и начала мелко вибрировать, готовая в любой момент оборваться.

И это было жутко.

– Как думаешь, что с ним сейчас? – шепнула я, почти касаясь губами гладкой кожи.

Ксиль как-то тревожно перевернулся набок, медля с ответом. Я подняла руку, зарываясь пальцами в мягкие волосы на затылке, чуть влажные после душа и пахнущие медом и молоком. Вот вопрос: кого должен был успокоить этот жест – меня или его?

– Не знаю, Найта, – с запозданием откликнулся Максимилиан.

В его голосе чувствовалась усталость. Не столько от тренировки, сколько от постоянного напряжения, которое не отпускало весь последний месяц. Мы все время куда-то бежали, торопились, пытались совершить невозможное или не дать свершиться чему-то вероятному, но неприятному… Даже я начинала уставать, а ведь груз на моих плечах был не самым тяжелым.

– Мне кажется, ему больно, – попыталась я облечь в слова неясное беспокойство.

– Если знать методы Акери – Дэйр сейчас проклинает тот день, когда родился, – со злым раздражением ответил князь, и я невольно поежилась. Он определенно испытывал к старейшине не самые светлые чувства, и после того, как мне стали известны детали тренировки, я не спешила его осуждать.

– Но есть вероятность, что дар вернется?

Ксиль ответил с явной неохотой:

– Есть. И довольно большая. Спи, Найта. Уже третий час ночи. Завтра подумаем об этом.

– А если Дэйр вернется сейчас? – перебила я его и села на кровати, сбрасывая одеяло. Ксиль недовольно смотрел на меня снизу вверх. Даже в красноватом свете алхимического пламени его глаза отливали синевой – или это я так привыкла видеть в них небо, что даже темнота не была мне помехой?

– Если вернется, ты об этом первой узнаешь, – пообещал князь, угрожающе сощуриваясь. Сильные, обманчиво тонкие пальцы вкрадчиво скользнули на мои плечи и мягко потянули вниз. – Ну же, ложись уже сама. А то ведь я тебя просто-напросто усыплю, и протестов слушать не стану.

В другое время я бы не стала возражать, но отчего-то меня обуяло упрямство.

– Можешь спать, если хочешь, – нахмурилась я, окончательно выбираясь из одеял и простыней. Гладкий ворс ковра охладил босые ступни. – А я лучше оденусь, заварю себе чаю и почитаю что-нибудь. Знаешь, есть такие ночи, когда лучше не спать.

Я ожидала, что завяжется спор, но Ксиль вдруг усмехнулся, подпирая голову рукой:

– Это точно. Говорят, что в культуре некоторых человеческих народов принято проводить ночь в молитвах, если близким угрожает опасность. Сомневаюсь, что ты станешь взывать к Вечным, но если душа противится сну – почему бы и не скоротать время за чтением?

– А я думала, ты станешь меня отговаривать, – улыбнулась я и наклонилась, нашаривая тапки у кровати.

Ксиль откинулся на подушку и натянул одеяло так, что снаружи теперь торчала только взъерошенная макушка.

– Чего тебя уговаривать, не маленькая уже, сама можешь решить, чего хочешь. А я, уж прости, посплю. Устал – сил нет…

И действительно – заснул. Еще на середине фразы, кажется. Я хмыкнула и полезла к камину, шуровать с чайником.

Выбрать между «Алхимией сегодня», найденной у Дэйра в сумке, и «Токсикологией», которую привезла я сама, надеясь проштудировать на досуге, было нелегко. Если честно – ни одна наука сейчас не казалась привлекательной, и вряд ли какие-нибудь знания осели бы у меня в голове.

Томик «Токсикологии» был полегче. Это решило дело в его пользу.

Начало я уже читала, еще дома, в свободное время. Тогда фразы из пролога показались мне банальными, но эта бесконечная ночь и тревога за Дэйра наполнили их новым смыслом.

«Любой яд может стать и лекарством… Важно намерение».

Акери, безусловно, был ядом. Не тайным и подлым, но совершенно открыто заявляющим о своей опасности яркой маркировкой на этикетке. У меня он ассоциировался с беленой. Даже непродолжительный контакт с ней отравлял. Те, кто собирал листья белены, обычно надевали перчатки и очки, чтобы яд не попал на кожу и на слизистую оболочку. Отравившихся мучило нервное возбуждение и сильные головные боли…

Но лекарство из тех же листьев белены являлось сильнейшим болеутоляющим.

«…Важно намерение…»

Что движет старейшиной? Я терялась в догадках.

Путь Дэриэлла как целителя начался именно от порога Акери. Тогда, в мучениях тела и души, в Силле что-то сломалось – и рука судьбы сложила из осколков затейливую мозаику. Намеренно или нет, но Акери подарил Дэриэллу новую жизнь.

И теперь – какая ирония! – только белоснежный, холодный и равнодушный старейшина мог вернуть ему утерянный дар.

Может, Акери просто хотел заслужить расположение Ксиля, кто знает. Что творилось в головах у шакаи-ар, понимали только сами шакаи-ар. Но, оглядываясь назад, на весь свой скудный опыт, я с удивлением понимала, что редкий поступок эгоистичных, ненормально жестоких кланников можно было назвать абсолютным злом. Часто ими двигали странные мотивы… Но никогда шакаи-ар не причиняли боль ради боли, просто из желания разрушать.

«Любой токсиколог должен быть готов к тому, что рано или поздно в его руках окажется чужая жизнь…»

А любой шакаи-ар с рождения знал, что будет убивать. Просто потому, что такова природа кланника. Кровавое безумие, регены и голод – вехи на пути идеального хищника. Слащавые ханжи могут изрекать осуждающие сентенции, говоря, что будто бы выбор есть всегда. Но среди шакаи-ар убийство или причинение боли ради утоления голода не считалось злом, пороком. А древнее шакарской культуры была только аллийская – людям ли осуждать тех, кто пришел раньше них? И стали бы люди, к примеру, отказываться от разработки нефтяных месторождений, если бы те же аллийцы объяснили, что в Пределах подобные действия считаются тяжелым преступлением, потому что нарушают энергетический баланс и причиняют боль земле? Думаю, нет. Люди нашли бы какое-нибудь оправдание, успокаивающее совесть, а то и вовсе не обратили бы на это заявление ни малейшего внимания.

Так имеет ли человечество право осуждать шакарскую жестокость?

Я не знала ответа на этот вопрос.

Кланники убивали легко и никогда не сожалели о содеянном. Ксиль, свернувший Найнэ шею прямо в бальном зале, даже бровью не повел. Он не сомневался в том, что поступил верно, ни мгновения. Но я знала, что Ксиль – последний, о ком можно сказать: «Чужая жизнь для него – ничто».

…Шакаи-ар никогда не убивали, если был другой способ решить проблему. За их поступками всегда стояли причины, порой не согласующиеся с человеческой моралью, непостижимые и отвратительные – но все же причины. Голод, месть, защита. Порой случалось, что шакаи-ар убивали и для развлечения. Когда я задумывалась об этом, то меня передергивало, но как судить потомков Древних по меркам Младших?

Глупо считать шакаи-ар злом во плоти. Но пропасть между нашими народами слишком велика, чтобы перекинуть через нее мостик понимания. Можно только стоять на разных ее краях и вглядываться вдаль: что там, на том берегу? Что онихотят сказать нам?

Вглядываться с готовностью принять все, что увидишь, а не со страхом и осуждением.

«Опасны не только и не столько яды. Убить может незнание и даже сомнение… А бездействие для любого целителя – и вовсе преступно».

Вчера, наблюдая за ссорой Ксиля и Дэйра, я спросила Акери, почему он хочет помочь.

Он ответил: «Потому что я могу».

И это было слишком похоже на то, что сказал бы Дэйр, будь он на его месте.

– Он здесь.

Что-то со стуком приземлилось на пол, и я с запозданием осознала, что это книга. Кажется, меня все-таки сморил сон.

– Дэйр?

– Да.

Ксиль не стал дожидаться, пока я протру глаза, и выскользнул из комнаты. За окном было темно. Мельтешил тревожно снег, слепо толкаясь в стекло. Пламя в очаге почти угасло, истощив запасы алхимического состава в угле. Часы на стене показывали половину шестого. Секундная стрелка дергано двигалась от деления к делению, словно застревая на каждом шаге.

– Жди здесь, – коротко крикнул Ксиль из гостиной.

На несколько мгновений я замерла, а потом заполошно бросилась сначала к остывшему чайнику, потом к аптечке. Чуть не разлила на себя воду и вывалила половину пузырьков на ковер, запнулась о складку и опять беспомощно застыла, не в силах двинуться с места.

Приглушенная ругань Ксиля и слабый стон, в котором сложно было узнать голос Дэриэлла, подействовали отрезвляюще. Я быстро покидала пузырьки обратно в аптечку и встала на ноги как раз в тот момент, когда князь вернулся с драгоценной ношей.

Дэйр мешком висел на чужом плече – стоять самостоятельно он явно не мог. Руки у него были замотаны до локтя мягкой тканью, на которой проступали влажные пятна.

– Нэй… – попытался улыбнуться Силле, встретившись со мной взглядом, и, закатив глаза, потерял сознание.

Впервые на моей памяти.

Я нервно сглотнула.

– Откинь одеяло и поправь подушки, уложим нашего страдальца, – сухо приказал князь, едва успевший подхватить Дэйра. – Герой, тоже мне… Сказал, что запретил Акери подниматься наверх, чтобы мы его на радостях не поколотили. Эта жертвенная сволочь когда-нибудь вообще о себе думает? – Ксиль говорил тихо, но от низкого, угрожающе-гортанного голоса у меня самым позорным образом подогнулись колени. Быстро перехватив мой взгляд, князь попытался ободряюще улыбнуться, но вместо этого вышел яростный звериный оскал. – Силле почти в порядке. У него болевой шок, но, кажется, обошлось без фатальных последствий для психики.

– А… руки? – только и смогла выговорить я, осторожно присаживаясь на краешек кровати рядом с неподвижным, в прозелень бледным целителем.

Ксиль медленно выдохнул, прикрыв глаза, и только потом начал распутывать тряпки. Лицо у него было пугающе безразличным.

– Смотри сама.

Одного взгляда на руки Дэйра хватило, чтобы к горлу подкатила тошнота.

Я опрометью кинулась в ванную комнату, натыкаясь на косяки. На целительской практике у Дэриэлла мне попадалось всякое, но одно дело – наблюдать травмы у посторонних, учишься абстрагироваться от увиденного. И совсем другое – когда близкие люди выглядят так… страшно.

Неправильно.

Остатки ужина отправились в канализацию. Вода на вкус отдавала желчью и кровью, хотя в действительности была кристально чистой.

Взгляд у моего отражения лучился презрением и виной в то же время. Вокруг глаз залегли тени.

– Дура, – с чувством сказала я себе и, глотнув напоследок водички, вернулась в комнату.

Дэйр лежал на спине. Руки у него были сложены на животе и накрыты тем самым куском ткани.

– Сними, больше я не буду так… реагировать, – буркнула я, наклоняясь над аптечкой и отыскивая среди пузырьков и склянок масло игольчатки. Трех капель на горячие камни камина должно было хватить, чтобы продезинфицировать воздух в комнате, в два раза большей по объему, чем наша. – Лучше, чтобы ничего не соприкасалось с такого рода… травмами, – я с трудом подбирала слова, несмотря на Дэйрову дрессуру. В висках глухо тумкало – «ужас-ужас-ужас», а спина уже взмокла. Но, к счастью, рефлексы ученицы целителя никуда не делись. Руки не тряслись, а движения были скупыми и четкими, как и положено. – Как думаешь, стоит ли накладывать заживляющую мазь?

– Сейчас попробую кровь – и скажу. Пока не знаю.

Максимилиан, бросив на меня извиняющийся взгляд, быстро наклонился и лизнул запястье Дэйра. К горлу опять подкатила тошнота, но я ущипнула себя, и стало полегче.

Руки целителя выглядели так, словно с них чулком сняли кожу и поскоблили ножичком плоть.

Его нежные, уверенные руки. Сильные пальцы, с чуть уплощенными подушечками и всегда аккуратно подстриженными ногтями…

«Найта, успокойся», – мысленный голос Ксиля словно окатил меня потоком морозного воздуха, прочищая сознание.

Я с трудом сглотнула.

– Нет, любые заживляющие мази сейчас принесут только вред, – констатировал князь, выпрямляясь. Взгляд у него был задумчивым. – Дэйр включил… или, вернее, Дэйру включилиего собственные регены. Сейчас они занимаются восстановлением тканей, и довольно эффективно. Думаю, к утру все будет закончено. Единственный минус – болеутоляющие тоже не подействуют… Лучше пока держать Силле без сознания.

– Понятно, – кивнула я. Маслянистые капельки на раскаленных камнях медленно испарялись, очищая воздух и наполняя его свежестью. Конечно, иммунитет шакаи-ар – это хорошо, но открытые раны – ворота в организм для всякой заразы. – Значит, я сейчас сделаю ему «воздушный гипс», чтобы поврежденные ткани ни с чем не соприкасались, – нити отозвались почти мгновенно, реагируя даже не на мысль, а на намерение. Разум был ясным, как никогда. – Потом, полагаю, Дэйра надо будет… накормить, раз уж он использует силу регенов, так?

– Так, – согласился Ксиль. Он протянул было руку, чтобы вновь коснуться пальцев Дэйра, сейчас тонких и уродливых, но быстро отдернул ее. – Я позабочусь о питании, когда придет срок. А ты наложи этот «гипс», если сможешь – не помешает.

Я молча присела на край кровати и взялась за нити, выплетая заклинание. За работой ситуация не так пугала, как поначалу. И зрелище оголенных, мелко сокращающихся мышц уже не вызывало тошноту.

– Как ты думаешь, у него получилось?

– Не знаю, – Ксиль смотрел в сторону, на пламя, пляшущее среди камней. Его пальцы запутались в волосах Дэриэлла, казавшихся ломкими и тусклыми. – Утром выяснится. Но Силле был доволен.

– Что Акери с ним делал, хотелось бы мне знать!

Я дернула последнюю ниточку, укладывая ее в узор. Искалеченные руки Дэйра зависли в воздухе, словно оказавшись на невидимой подушке. Такое заклинание обычно использовали при сильных ожогах, когда контакт поврежденной кожи с любой твердой поверхностью вызывал боль и усугублял травму.

– Я догадываюсь, – тихо ответил Ксиль. Пальцы его ласково скользнули по лицу Дэйра, очерчивая веки, крылья носа, контур губ… – Сначала Акери напоил его своей кровью и выставил блок из собственных регенов на границе пострадавшей области. Это необходимо, чтобы «пыльца» просто не рассосалась по всему организму, когда начнется так называемое лечение. А потом он просто сжег Дэйру руки до кости – кислотой или чем-то еще, даже думать не хочу.

Меня передернуло.

– И это помогло разрушить «пыльцу»?

– Сама же видишь, – невесело усмехнулся Ксиль и осторожно отвел с лица Дэриэлла спутанные пряди. – Пыльца, если помнишь, разрушалась даже от контакта с вином, в котором кислотность совсем слабая. Ну, а поможет ли это изуверство восстановить чувствительность нервных окончаний – посмотрим. Пока ясно одно. В итоге Дэриэлл сумел нарастить «чистые» ткани, а Акери насладился чужой болью. Он же говорил, что «получит свое в процессе.

– Подонок, – слово плевком слетело с губ. – Неужели нельзя было обойтись без кислоты? И без боли!

– А об этом мы узнаем, когда наш спящий красавец откроет глазки, – с усталой иронией ответил Ксиль, придвигаясь к Дэйру поближе. – Ты бы отсела в кресло, малыш. Мало ли в каком настроении он проснется. Молодые шакаи-ар очень неустойчивы психически.

– Он не шакаи-ар, – ворчливо возразила я, перебираясь в кресло. Спорить с Ксилем не было настроения. Ноги подламывались. Но я чувствовала странное удовлетворение, потому что в кои-то веки, точно знала, что делать, и чувствовала, как мои умения приносят ощутимую пользу. Я была не просто «батарейкой», сырьем для экспериментов, как в лаборатории, а пусть и неопытным, но все же специалистом.

Целителем.

Максимилиан вдруг поднял голову и криво улыбнулся:

– Не шакаи-ар, говоришь? Ну, раньше, может, и не был. А теперь – никакая маскировочная сережка Меренэ не скроет его природу. Дэйру придется смириться со своей новой сутью. Хочет он того или нет.

От слов князя веяло обреченностью. И очень, очень тщательно запрятанным удовлетворением.

– Ты знал, что так и будет, – неожиданно для себя сказала я.

– Я всегда все знаю, такая уж у меня привычка дурная, – отшутился Ксиль, осторожно вытаскивая у Дэйра из-под спины растрепанную косу и принимаясь расплетать ее – осторожно, распутывая прядь за прядью, разглаживая волосы, распутывая мелкие узелки… – А ты все-то замечаешь, во все стараешься нос сунуть. Взрослеешь, что ли? Может, совершеннолетие у тебя наступит досрочно, а? – он искушающе улыбнулся. – Вот начнем с тобой настоящую семейную жизнь…

– Не меняй тему, – я нахмурилась. Щеки заполыхали жарким румянцем. – Скажи лучше – я права?

Полурасплетенная коса выскользнула из ловких пальцев князя.

– Права, – неохотно подтвердил он. – Я догадывался, чем обернется дело, если ускорить процесс естественной регенерации. К тому же оставались некоторые сомнения в том, что Силле сможет пользоваться своим даром целителя. Регены блокируют магические способности, изменяют сущность равейн и убивают вторую ипостась ведарси. Но Акери сказал, что лично знал одного целителя из шакаи-ар.

– Кого? – искренне заинтересовалась я. Среди людей, к примеру, целителей почти не встречалось. Человеческий организм не выдерживал того потока энергий, который пропускал через себя любой целитель, и сжигал сам себя. На все же Пределы сейчас было только несколько десятков подобных Дэйру… и ни одного, кто бы его превосходил.

Раньше не было.

– Когда я спросил, он не ответил, – пожал плечами Ксиль, возвращаясь к возне с Дэриэллевой прической. Я хмыкнула: что бы ни менялось в этом мире, но золотисто-медовые, гладкие, как шелк… да что говорить – даже спутанные и тускловатые, как сейчас, волосы аллийца по-прежнему вводили Максимилиана в состояние по-кошачьи эгоистичного восторга. – Да и так ли это важно… Найта, а ты сможешь спать в кресле? Я бы сейчас не рискнул подкладывать тебя под бок к нашему страдальцу.

– Спать? – удивилась я. – Да разве я сейчас засну… Лучше книжку почитаю. Да и Дэйр может очнуться в любую минуту.

Максимилиан в ответ только хмыкнул и, кажется, полностью посвятил себя игре с тяжелыми золотистыми прядями волос. Я задала еще несколько вопросов, но разговор не заладился. А через некоторое время меня, как ни странно, действительно начало клонить в сон.

Последним, что запомнилось, было ощущение неимоверной тяжести «Токсикологии» в неуклюжих пальцах и вездесущий в Академии сквозняк.

Потом кто-то осторожно забрал у меня книгу, а на плечи легло теплое одеяло. Я пробормотала: «Спасибо, Ксиль» – и провалилась в сон.

Утром, естественно, спина у меня затекла, как у столетней бабки.

Максимилиан все так же сидел в изголовье кровати, пристроив голову Дэйра себе на колени. Челка целителя была заплетена в мелкие-мелкие косички. Выглядело это ужасно смешно.

– С пробуждением, Найта, – весело произнес Ксиль, не открывая глаз.

– Только не говори, что ты всю ночь возился с его прической, – вырвалось у меня вместо приветствия. Взгляд против воли приковало к мутному облачку «воздушного» гипса вокруг ладоней Дэриэлла. Даже издалека было видно, что руки покрывала пусть и слишком светлая, но все-таки абсолютно здоровая кожа.

Неужели… закончилось?

У меня в горле появился дурацкий комок, а глаза подозрительно защипало. Я плачу?

– Жаль было упускать возможность, – князь кивнул совершенно серьезно. И вдруг азартно улыбнулся: – Ну что, снимешь свое заклинание? Ткани уже достаточно восстановились, я думаю.

– Да, да, конечно, – сморгнула я выступившие не ко времени слезы и поднялась с кресла. Одеяло комом осело на холодный пол, и причудливая игра солнечного света и тени превратила его в экзотический цветок, распустившийся посреди зимы среди выстывших стен Академии. Воздух, очищенный игольчаткой, все еще оставался невероятно свежим и вкусным, как в лесах Дальних Пределов. Ожидание чего-то чудесного играло в крови, как пузырьки шампанского. Внезапно мне сделалось стыдно за этот приступ любви ко всему миру и радостного предвкушения, и я шутливо пожаловалась: – А моим локонам ты такого внимания не уделяешь. Что так?

– Завидуешь? – усмехнулся Ксиль.

– Еще чего, – я фыркнула и склонилась над Дэриэллом, пытаясь разглядеть нити заклинания.

Сегодня перейти на другой уровень зрения было намного сложнее – магия по-прежнему слушалась меня в совершенстве только в стрессовых ситуациях. Максимилиан встал, бережно подложив Дэйру под голову подушку, и отошел, чтобы не сбивать с меня. Делу это не особенно помогло. Взгляд выхватывал то алмазом сверкнувшую в солнечном свете пылинку, то сухую, несвойственную аллийцам бархатистость кожи на предплечьях Дэриэлла, то крошечное пятнышко лака для ногтей на простыне…

– Сосредоточься, – внезапно выдохнул Максимилиан мне прямо в ухо, обхватывая за талию горячими руками. От испуга я дернулась, и перед глазами мелькнули знакомые нити. Осталось только аккуратно потянуть за кончик одной из них, распуская узор…

…и машинально подхватить ладони Дэриэлла, когда колдовство исчезло и невидимый «гипс» перестал поддерживать их в воздухе.

Руки целителя были очень горячими. Новая, молодая, атласно гладкая кожа словно горела. Ногти отросли на добрых два сантиметра и потемнели до золотисто-коричневого оттенка. Такие привычные тоненькие шрамы и не до конца поджившие ожоги от химических реактивов исчезли, словно меловые рисунки, смытые с асфальтовой улицы проливным дождем.

Как зачарованная, я медленно отстранилась от князя и склонилась к Дэриэллу, к этим обновленным рукам… Коснулась губами костяшек пальцев, ощущая болезненную, щемящую нежность.

Его кожа слабо пахла горьковатой свежестью, как будто растерли по ладони едва распустившийся рябиновый лист.

– Притормози с этим, – Максимилиан мягко, но настойчиво высвободил руки Дэриэлла из моих дрожащих ладоней и потянул меня за плечи назад. – Лучше пока вообще отойди. Я отслеживаю его мысли, но инстинкты молодого шакаи-ар на грани кровавого безумия – это последнее, с чем стоило бы играть. Уж поверь. Эй-эй, только не плачь… Дурочка, ведь все хорошо же…

Он осторожно привлек меня к себе, и я с готовностью уткнулась в подставленное плечо и заревела. Голова слегка кружилась. Губы помнили жаркий атлас обновленной кожи.

– У него получилось, – всхлипнула я. – Получилось. Правда, получилось?..

– Тише, малыш, – Ксиль щекотно дунул мне на затылок. Руки его с нажимом оглаживали спину – раскрытой ладонью, от лопаток к пояснице и обратно. Это успокаивало больше, чем любые слова. – Думаю, получилось. Иначе Дэйр бы не стал все это терпеть, правильно?

– Правильно, – прошептала я, комкая воротник его рубашки. Ужасно хотелось обнять Ксиля в ответ, так же провести руками по сильной, гибкой спине… Но я отчего-то смущалась.

С каждым вдохом мое тело словно становилось легче. Спазмы все реже сжимали горло.

– Ты не думай, я не истеричка, – произнесла я, когда дыхание более-менее выровнялось, и переступила с ноги на ногу. Лицо горело, а вот ступням было прохладно. Я словно целиком состояла из контрастов – и в настроении, и в физических ощущениях. – Просто…

– Накопилось? – с незлой насмешкой подсказал Ксиль и отодвинулся ровно настолько, чтобы можно было запрокинуть голову и заглянуть в его глаза. – Да забудь. Сколько еще их будет, этих проблем? И решений тоже. Это взрослая жизнь, малыш, – он шутливо склонился, так, что коснулся кончиком своего носа – моего. От неожиданности я рассмеялась и, удивляясь собственной смелости, чмокнула князя в угол губ.

– Все еще «малыш»?

– И всегда будешь – для меня, – серьезно кивнул Максимилиан. – Ну что, будим нашего спящего красавца?

– А можно? – обрадовалась я.

– Можно, – улыбнулся Ксиль и, развернув меня, подтолкнул к креслу. – Только отойди на всякий случай подальше. Хочу показать тебе «завтрак в постель» по-шакарски. Твое место в первом ряду, а мы с Дэйром устроим небольшое представление.

Прозвучало это очень-очень интригующе. Вытирая рукавами со щек подсыхающие слезы, я забралась в кресло с ногами и накрылась одеялом – после жарких объятий Максимилиана воздух в комнате казался прохладным.

Ксиль подмигнул мне и склонился над Дэриэллом. Отвел с его лица за ухо челку, заплетенную в мелкие косички – немного скованным движением, будто готовясь к чему-то… И прокусил свое запястье – до крови.

У меня по спине мурашки побежали, сладкие и постыдные.

Темно-красная тягучая капля упала Дэйру на подбородок, скатилась по шее, другая – на щеку, как слеза… Дэриэлл беспокойно дернулся, инстинктивно обнажая клыки – не по-аллийски тонкие и острые, как у всех потомков Древних.

– Чувствуешь? – свистяще прошептал Максимилиан, и я поняла, что он обращается к Дэриэллу.

А в следующую секунду спокойный, невозмутимый целитель вдруг по-змеиному стремительно метнулся к окровавленному запястью. Ксиль с усмешкой уклонился, умудрившись мазануть Дэйра алой влагой прямо по губам. Глаза аллийца были все еще закрыты.

Дэриэлл глухо заворчал и внезапно с невероятной силой вцепился Ксилю в плечо, другой рукой отгибая назад его голову – и замер, словно в нерешительности. Максимилиан рассмеялся, почти безумно, и сам надавил ему на затылок, принуждая уткнуться носом в подставленную шею.

…в дурацких человеческих фильмах про упырей очень любят показывать крупным планом, как пронзают кожу острые клыки, как струится кровь за воротник… как искажается от боли лицо жертвы… Расхожие приемы, но весьма эффективные. Что и говорить, даже я, равейна, когда-то любила смотреть такие ужастики.

Но в жизни все было гораздо обыденнее. Никаких ручьев крови за шиворот – Дэйр не потерял ни капли. Да и Ксиль не спешил корчить испуганные рожи. Он невозмутимо оттирал окровавленное запястье краем наволочки, морщась только тогда, когда Дэриэлл с силой проводил когтями по его плечу, пропарывая до кости. Раны почти мгновенно затягивались, но все равно это выглядело жутковато.

Я чувствовала одновременно и неловкость от созерцания чего-то личного, и нарастающее нервное возбуждение, как на аттракционе «мертвая петля». Пальцы терзали одеяло так, что будь на его месте носовой платок – он давно бы превратился в лоскутки.

Ксиль выпустил наволочку и скосил на меня глаза. На губах у него играла сумасшедшая улыбка.

– Нравится? – вкрадчиво поинтересовался он. – Вот она, шакарская эстетика, шакарская романтика…

Солнечные лучи золотом сияли на волосах Дэриэлла. Подсыхали на одеялах пятна крови. Ловкие, вновь ожившие пальцы уже не царапали плечо когтями, а поглаживали, словно извиняясь.

«Завтрак в постель по-шакарски», да уж… Семейный.

– Знаешь, Ксиль, – задумчиво откликнулась я с опозданием. – А ведь нравится.

– Вот и мне – тоже, – усмехнулся князь, слегка устало откидываясь назад с упором на отставленную руку.

Плечи Дэйра напряглись, будто он вмиг растерял шакарскую хищную грацию.

– Наверное, я выбьюсь из общего благостного хора, если скажу, что меня это, скорее, напугало, – полузадушено произнес Дэриэлл, не спеша отпускать Максимилиана и будто бы пряча лицо у него на плече.

Я почувствовала, что заливаюсь краской. Вот уж не думала, что Дэйр услышит наши последние слова. От смущения мой вопрос прозвучал неловко и коротко:

– Как ты?

Дэриэлл чуть повернул голову и вытянул правую руку, разглядывая издалека собственную ладонь, будто драгоценное украшение. Его кожа, не только на руках, но и везде, где можно было видеть, со вчерашнего дня изменилась и приобрела характерный для шакаи-ар сухой блеск, похожий на сияние старого бархата. Это обуславливалось более сложной, чем у людей или аллийцев, структурой тканей и дополнительным защитным слоем под самой поверхностью, насыщенным регенами. Именно он отвечал за практически мгновенное исцеление неглубоких ран у шакаи-ар.

И… Что-то еще изменилось в Дэйре, глубинное… Он словно стал больше похож на кланника, чем на аллийца. Но маячок, внешнее проявление этого изменения, я уловить не могла.

– Немного необычные ощущения, – произнес наконец Дэриэлл. Ксиль смотрел на него снисходительно и тепло, с тем умилением, которое отличает искренне и глубоко любящих родителей. – Чувствительность просто запредельная, но при этом не создающая болезненных ощущений, – он осторожно провел кончиками пальцев по полированной боковине кровати. – Например, лакированное дерево мне уже не кажется совершенно гладким, а на простынях я могу на ощупь различить плетение нитей.

Я наблюдала за неторопливыми, осторожными движениями руки, словно зачарованная. С особенной силой взгляд притягивали когти. У Ксиля они смотрелись безобидным украшением, даже когда князь в боевом запале отращивал до шести-семи сантиметров, дико неудобных в повседневной жизни, а на руках целителя даже такие сравнительно короткие коготки выглядели… оружием.

Интересно, я когда-нибудь к этому привыкну?

– А как твой… дар? – спросила я после секундной запинки. Воздух вдруг стал сухим и душным, будто в одно мгновение из него выцедили весь кислород.

– Рано еще проверять, – лаконично ответил Дэриэлл, но взгляд его полыхнул нетерпением… и страхом. – Акери советовал подождать около месяца, чтобы окончательно завершилась перестройка тканей. Но я склонен надеяться на лучшее, Нэй… может, сменим тему? – попросил он мягко, улыбаясь, но тем специфическим тоном целителя, который не подразумевал отказа. – Пока результаты не известны, я не готов это обсуждать.

– Тогда… как ты в целом себя чувствуешь? – не растерялась я. – Ничего не болит?

Улыбка Дэриэлла угасла.

– Странно. Но лучше, чем предполагал вчера. Правда, ощущаю все время некое беспокойство. И еще мысли…

– …Перескакивают с одного на другое, – догадливо подсказал Максимилиан, прикрывая глаза. – Не «перескакивают», дружок. Это эмпатия начинает действовать на всю катушку. А «беспокойство»… Думаю, так ты обозвал голод. Привыкай – теперь он твой вечный спутник, Силле.

– Вечный? – эхом откликнулся Дэриэлл, но мне показалось, что он уже наизусть знает ответы.

Я пригляделась к целителю и вдруг поняла, что с самого начала немного настораживало меня в его облике. Темно-зеленые глаза блестели, как у человека, пригубившего вина. Даже тревога о будущем не смогла стереть из них удовлетворенное выражение. Такое же бывало и в глазах князя, когда он возвращался с охоты.

– Да, – беспечно отозвался Максимилиан. И неожиданно добавил одобрительно: – А ты неплохо держишься. Я думал, что опять будет грандиозная истерика с самобичеванием и заламыванием рук.

– Когда это я заламывал руки? – возмутился Дэйр, упрямо глядя исподлобья.

У меня от сердца отлегло. Когда начинаются шутливые свары, нет места трагедиям. Не знаю, как другие, а лично я уже порядком устала от постоянного надрыва.

– Значит, против самобичевания ты не возражаешь, признаешь, что было такое? – не упустил случая уколоть его Ксиль и тут же посерьезнел: – И все же, ответь – почему ты так спокойно воспринимаешь свое… преображение. Неужели смирился?