Текст книги "Невеста (СИ)"

Автор книги: София Блейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

Его избивали сладострастно, долго, радостно. В доме оказалось еще двое пьяных беспределщиков, а из–за руля джипа вышел водитель, и все они оттянулись на нашем охраннике, как могли. Нас почти не били больше, а Палычу вообще удалось убраться невредимому, увозя окровавленного Вадика без сознания.

Это не были ардашевские, но суть дела не изменилась оттого, что фиксатый оказался тоже «синим» и якобы приятелем нашего Клима – нас полтора часа имели во все места, причем обращались, как с рабынями, заводясь от собственного могущества и безнаказанности.

А потом подтянулись климовские.

Я услышала стук в дверь, стоя раком у горячей русской печки, а один из ублюдков вколачивал свой отбойный молоток в мою прямую кишку. Использовать смазку мне не позволили, и я кричала и царапала изразцы, ломая ногти, что нравилось насильнику, и он никак не мог оторваться, хотя встревоженные мужские голоса, долетавшие ко мне сквозь боль, вселяли надежду, что ситуация изменилась. Наконец, он кончил, и я стала собирать свои вещи и одеваться, пользуясь тем, что никто не обращает на меня внимания.

Дверь открыли, и на пороге зазвучали голоса наших избавителей. Мне было непонятно, что случится дальше, и я торопливо натягивала одежду, которую, как назло, не сразу удавалось найти. Постепенно до меня дошло, что резни и стрельбы не будет, и я стала прислушиваться к разговору, который происходил в сенях.

– Да все путем, брат, – звучал хрипловатый голос фиксатого. – Мы немного отдохнули с курвами, все нормалек, они в порядке, вы ж знаете, мы беспредела не допускаем.

– А че охранника отмудохали? – когда–то я слышала этот голос на одном из «субботников», но имя не вспоминалось.

– Кого? Сутенера этого? – изумился фиксатый. – Да он оборзевший вконец! По понятиям ваще надо было его мочить на хер, да руки неохота пачкать. За него и подписываться впадлу, я еле моих пацанов удержал, когда он им такое зарядил…

– Ну ладно, где бабы? – спросил его собеседник, и я поняла, что братки разойдутся миром, а мы, как всегда, останемся крайними.

Так оно и вышло: нас отвезли на базу, всех троих на грани истерики, но мне еще пришлось утешать рыдающую Наташу, у которой шла кровь, и я купила ей свечи, которыми пользовалась сама. Оказалось, что это был первый анальный опыт у нее в жизни, и я восемнадцатилетняя девчонка, была, выходит, более закаленная, несмотря на то, что Наташа и замужем побывать успела, и родить, да и выше она была на целую голову.

Я позволила себе поваляться со свечой не больше получаса, пока боль немного не затихла, а потом поехала в больницу. Меня не хотели пускать из–за позднего времени, но потом пожалели, и я до утра дремала, скорчившись на стуле и положив голову на постель Вадика, который по-прежнему не приходил в сознание. В эту ночь я усвоила, что нет по сути никакой разницы между ним и мной: мы оба были одинаково бесправны и столь же презираемы. Почему–то меня это согревало.

После этого случая Наташа перестала работать вообще, уехав к себе в райцентр, а на моей прежней квартире поселились сестры-близнецы Коняевы, причем, они были непохожи друг на друга – одна из сестер была заметно полнее другой. Их стали называть Большой Конь и Малый Конь, так что я запомнила их по этим кличкам, а не по настоящим именам, самым обычным.

Охранником с нами ездил Эдик, который раньше работал с экипажем Ивана, но что–то там они с водителем не поделили, и Эдик оказался у нас. Он был неприятный и скользкий тип (правда, Валя говорила, что мне не понравился бы любой сменщик Вадика), и с ним мы несколько раз оказывались у ментов, которые тупо и подолгу нас использовали, и в эти дни мы оставались без заработка.

Вот и Новый 93-й год я встретила в отделении милиции, сделав три минета и дважды отдав свое юное тело в употребление на разбитом диванчике в приемной начальника. Хорошо хоть, что я догадалась прихватить с собой мокрые салфетки, которые недавно стали продаваться в Брянске вместе с памперсами, томпаксами и прочими полезностями. Менты не возражали, когда я обтирала их члены, перед тем, как брала в рот, а презервативы эта публика давала одеть без особенных проблем – боялись заболеть и со скандалом вылететь со службы.

Новогодний праздник объединял и делал всех людей друзьями, даже тех, кто друг друга презирали и боялись, как менты и мы. Поневоле запертые в отделении шлюхи и служители закона, которым надо было как–то украсить новогоднюю ночь, пили шампанское, желали всем счастья, здоровья и любви. При этом если бы кто–то из нас изъявил желание покинуть этих милых и добрых людей, бунтарку заперли бы в «обезьяннике», били бы, как преступницу, и не отпустили бы еще сутки, как минимум. Конечно, это все в теории, потому что никто на самом деле не пробовал бунтовать. Я только всматривалась в простые пьяные лица этих мужиков, одетых в форму, и сомневалась в себе и в своем жизненном выборе.

– За прекрасных дам! – провозглашал лейтенант, дежурный по отделению, а я думала, что, может быть, совсем ничего не понимаю в жизни, которая лишь бред, наваждение о том, что творится на другой планете, несчастной и обреченной, не моей родной…

Кстати, находясь в дежурке, я слышала, как много раз звонил телефон, какие–то люди срочно нуждались в защите и помощи, кого–то резали, грабили, насиловали, жгли, – рисовало мое воображение, а, может быть, это баловались подростки, нюхавшие растворитель, но телефон буквально разрывался, лейтенант же откинулся в рабочем кресле со спущенными брюками, курил сигареты «Магна» и сладостная щекотка в головке члена расходилась по его сытому и пьяному телу. Я нарочно ускоряла процесс, не улыбалась и не делала ничего такого, чтобы затянуть его оргазм хоть на секунду, а, когда добилась результата, отстранилась от него и ждала, пока он ответит на вызов. По счастью он встал с кресла и отвернулся от меня, чтобы поднять трубку, а я воспользовалась этим и выплюнула его сперму в угол казенной комнаты.

Звонок городского дежурного привел немного в чувство районных ментов, они начали суетиться, кто–то грузился в Уазик, чтобы ехать на вызов, а нас отпустили, усталых, злых, несчастных.

Мы собрались на квартире, где жили девочки, выпили, закусили. Вдруг приехал Палыч-Дед Мороз в красном халате поверх тулупа, привез нам водки, колбасы, всяких фруктов, он нас развеселил, и остаток ночи мы прилично набрались, пели и плясали. Помня, что Палыч так и не обрел партнерши после исчезновения Марины, я подмигнула Вале, и мы устроили курс молодого бойца для Коней, а Палыч, полностью раздетый, исполнял роль сержанта в учебке.

Света куда–то ушла, наверное, на праздничное свидание, а мы с Валькой сидели на ее кровати, курили и пили водку с апельсиновым соком. Напротив нас, на моей бывшей постели голые сестры облепили тучное тело Палыча.

– Слушай, Сонька, – вдруг сказала Валя. – Я не думала, что Кони тебя так сразу послушают. Вот я их толком построить не могу, а ведь ты младше всех нас, как тебе удается?

– Это врожденный талант, – сказала я самодовольно. Признаюсь, мне было очень приятно услышать такое. И захотелось отблагодарить Валю: – Знаешь, я вот уверена, что добьюсь в жизни чего–то стоящего. Не так, как Светка, мужика снять, или там Милка, которая к пахану приклеилась. А по-настоящему добьюсь. Обещаю тебе! – водка и воображение всерьез увлекли меня: – И ты только не толстей, Валюха, я тебя прошу, сохрани форму, ты ведь красивая, классная, я так твою грудь люблю…

– Что ты несешь, малолетка? – Валя не понимала моего энтузиазма, а я уже закусила удила.

– Да не как мужик, дурная, – говорю, – ты просто вся такая красивая, у тебя такое тело, кожа твоя пахнет, как молоко парное. Если б я мужиком была, влюбилась бы в тебя, а так – помогу тебе, как подруге, самой лучшей, ведь у меня ближе подруги нет, чем ты.

– Ты пьяная, Сонька, мать твою, – смеялась Валя. – Ты б себя по-трезвому услышала, час бы ржала…

– Запомни этот разговор, – я придвинулась вплотную к Вале и обняла ее. – Хорошо запомни эту новогоднюю ночь с ментами и мои слова. Больше ничего тебе не скажу, подумаешь, что я пьяная.

Я встала, ощущая возбуждение и прилив сил, подошла к своей бывшей кровати. Обняла Коня Малого, оседлавшего Палыча в позе наездницы:

– Ну, кто ж так подмахивает? Это как танцуешь, ритм держи, потом бедрами работай, работай.

Конь Малый послушала меня и у нее пошло красивее, а я положила руки ей на талию и задавала темп.

– Сама бы села, да показала, – вякнула Конь Большой, оторвав губы от седой груди Палыча.

– И правда, Сонька, заменила бы новенькую, показала бы класс, – задыхаясь, проговорил наш сержант, тиская груди обеих Коней.

– Это не по уставу, – засмеялась я. – Так молодежь вовек ничему не научится.

Под утро Палыч отвез меня домой к Вадику, я приняла ванну, высушила волосы, и, завершив дежурные гигиенические процедуры, поехала в больницу. Выздоровление шло медленно, Вадик почти все время спал и жаловался на то, что стал плохо видеть. Что–то произошло у него в голове, и врачи не могли определить, что именно. Три перелома конечностей были не так опасны, они заживали своим чередом.

Я помыла Вадика, постаралась накормить его, но он снова уснул, а я отправилась к Мальвине.

Контора только открылась, охранник Ваня встретил меня в дверях, выдохнув перегар мне в лицо. В первый день года никто желанием работать не горел, но в блядском бизнесе порядка было побольше, чем в других отраслях российской экономики, и диспетчер оказалась на месте.

– С Новым Годом! – сказала я и села напротив Мальвины, которая пила чай на диване, подвернув под себя толстые ноги в шерстяных колготках.

– И тебя по тому же месту, – отозвалась она. Вид у нее был неважнецкий. – Пришла поздравить меня?

– Ну да, – сказала я. – И еще добавить, что Эдик выслуживается перед ментами. Я уверена, что он им стучит.

– Почему? – спросила Мальвина.

– Менты говорили вещи, которые могли узнать только от кого–то из наших, – сказала я. – Они пьяные болтали языками, и они знают наши адреса: твой и квартир, где живут девочки.

– Точно? – сверкнула злым глазом Мальвина.

– Шолохова 17, я там в жизни не была. Это адрес девчонок, которые ездят с Иваном, и объясни мне как–нибудь по-другому, откуда менты знают это место.

Я сказала серьезные вещи, достаточные для того, чтобы нажить смертельного врага, но я была уверена в своих словах. Менты, конечно, имеют с конторы свою мзду, но нередко у них проводятся спецрейды или приезжают комиссии, они получают головомойки от начальства, и тогда им надо показывать результаты работы. А вломиться в квартиру, где живут безобидные шлюхи, намного легче, чем накрыть наркопритон вместе с владельцами, или найти склад оружия, или ворваться на хазу к беглым уркам. Результат же операции на столе у начальства выглядит почти столь же весомой бумажкой. Так стоит ли напрягаться и выявлять действительно опасных преступников?

Мне пришлось повторить сказанное перед одним из Климовских звеньевых, тридцатилетним бандитом, уже знакомым по какому–то из первых «субботников». Он тоже вспомнил меня, но отнесся серьезно, не предлагая по ходу отсосать или трахнуться. Похоже, мои слова попали на подготовленную почву, да и братва вечно сидит на измене, подозревая всех в предательстве и стукачестве.

Вообще, исполняя роль скромной статистки на их сборищах, я прислушивалась к тому, что главные из них говорили между собой. Меня интересовал их стиль общения, их рассуждения и выводы. Ведь они были богаты относительно простых граждан, а я еще давно решила учиться у тех, кто был богат, чтобы при возможности брать с них пример.

Моя информация определенно была важной для климовских, и хотя я в деталях не могла знать, как они ею распорядились, но Эдик был вскорости арестован за хранение оружия. А Леший как–то поделился со мной, что Клим в хороших отношениях с кем–то из отдела по борьбе с распространением оружия. Убрать из своей структуры пособника ментов руками других ментов – это было красиво. Я подумала, что еще на шажок приблизилась к пониманию природы денег.

С нами же начал снова ездить Кузьма, каждый день бормочущий про то, как мы ему надоели. Я почувствовала, что откуда–то сверху ко мне протянулась ниточка расположения. Так я несколько раз не выходила вовремя на работу, задерживаясь у Вадика в больнице. Обо мне забывали, вызывая моих коллег на очередные «субботники». И пару раз я даже безнаказанно отказалась от клиентов, которые казались мне неприятными или опасными. Никаких санкций не последовало, но к своему огорчению я стала замечать, как Валя отстраняется от меня. Зависть соединялась в моей подруге с недоумением, почему я вдруг сделалась особенной, и против этого средств не существовало.

В книгах я читала про такое поведение близких людей, но сложно было применить книжное знание к реальности, а тут на моем ничтожном примере я вдруг почувствовала, что нет серьезной разницы между поведением безвестных брянских шлюх и блестящих придворных, или там, светских дам. Это открытие, с одной стороны неприятное, окрылило меня тем, что я поверила в собственные силы, поняв: законы поведения людей одинаковы на любом уровне. Более того – законы эти легко постигнуть и применять.

*.*.*

Вадик понемногу поправлялся и выписался домой. Наступила весна, и я каждый день перед работой гуляла с ним. Он сначала передвигался на костылях, потом ходил с палочкой, но к середине марта отбросил и ее. Голова его все еще беспокоила, и упало зрение. Я уговорила его купить очки, а так как своих денег у него не было, сама пошла с ним к офтальмологу и потом заказала красивые очки в тонкой черной оправе. Он, правда, не хотел их носить, но я была непреклонна, а в конце изобразила обиду, и он все–таки стал привыкать к моему подарку.

– Ты сильно изменилась за полгода, которые я тебя знаю, – сказал однажды Вадик.

– Надеюсь, не к худшему? – я сидела на диване и подпиливала ногти на ноге, поставив ступню на маленькое полотенце.

– Думаю, ты стала сильной личностью, – Вадим не обратил внимания на мое желание услышать комплимент.

– Господи, это плохо, – вздохнула я.

– Почему?

– Если женщина не может такое спрятать, то грош ей цена.

– Если бы ты жила в Америке, – сказал Вадик, – ты бы так не рассуждала. Вообще, ты не думаешь, что тебе уже маловат Брянск?

– Как так? – я подняла голову. – Ты хочешь от меня избавиться?

– Меньше всего на свете, – сказал Вадик.

Я ему поверила. Не оттого, что мы жили на мои деньги (впрочем, и аренду квартиры я, в отличие от других девчонок, тоже больше не оплачивала), но и потому, что когда я возвращалась с работы, меня ждал горячий ужин, и в постель мы ложились как молодожены, несмотря на моих клиентов, сколько их там выходило в день. Вадик был нежен и заботлив, так что я чувствовала его самым первым, будто и не работала, и я сказала себе, что если он завяжет с наркотой, я останусь с ним навсегда.

– Ты уже переросла наши масштабы, – сказал Вадик, и я увидела на дне его оленьих глаз все ту же безумную жажду. – Чтобы не пропасть окончательно тут со мной, тебе надо ехать в Москву.

– Дурак, замолчи, я же тебя люблю, – в тот момент я по-настоящему страдала. – Ты что, выгоняешь меня?

– Нет, – жестко сказал Вадик. – Ты просто меня жалеешь, а это не любовь. Такая сильная баба, как ты, не может любить наркомана. Вскоре ты испытаешь ко мне презрение, будешь жалеть и презирать одновременно, потом я украду у тебя деньги, но ты все еще будешь хотеть меня исправить. Говорю тебе: не трать драгоценное время, попробуй себя в Москве. А если что–то не сложится, я буду ждать тебя здесь. Как запасной аэродром для аварийной посадки.

Каждое его слово потрясало меня, но каждое было правдой. Я это чувствовала и… не знала, что мне делать.

– Как ты можешь с такой легкостью ставить на себе крест? Неужели это дерьмо, которое ты вливаешь себе, важнее жизни и любви?

– Нет, – замотал он головой и я поняла, что он тоже страдает, гораздо больше, чем я, тогда я подскочила к нему и запричитала, чтобы он отказался от проклятой отравы ради нашего счастья, обняла его, и мы так стояли, говоря всякие глупые слова.

Слова

– Обещаю, что я буду бороться со своей порочностью, – торжественно сказал Вадик, наконец. – Но ты тоже сделай что–нибудь, чтобы этот разговор не прошел даром.

– Что, миленький?

– Ну, начни ходить… хотя бы на курсы вождения, – ответил он. – Прямо с завтрашнего дня.

Я пообещала ему, и на следующее утро записалась в автошколу. Мне очень понравилась эта идея, возможно, потому что я всегда любила учиться и узнавать что–то новое. Невозможно описать, какую радость я испытывала, садясь за руль старенькой «копейки», как внимательно слушала инструкторов. В моей жизни вождение машины стало синонимом свободы, потому что на занятиях я забывала о работе и клиентах, о проблемах Вадика, о тяжком долге перед собой, который я добровольно на себя взвалила. И вдобавок у меня уже была собрана сумма денег, вполне достаточная для покупки неплохого автомобиля. Рубль в те годы обесценивался чуть ли не еженедельно, и, помня совет Потапа, я обменивала у Лешего доллары, храня свои сбережения в них, а значит, все, что я делала, было не зря. Я училась не просто, чтобы отвлечься, я твердо знала, что скоро буду управлять своим еще неизвестным железным другом.

Это были лучшие дни для нас с Вадиком. Он уже почти выздоровел, стал делать зарядку с гантелями, постепенно наращивая вес. Мы гуляли по весеннему Брянску, ели все, что хотели в кафешках и покупали всякие вкусности домой. Для того чтобы было удобней водить машину, мы решили купить мне кроссовки, причем не на рынке, а в центральном универмаге.

Помню, продавцы никак не находили маленький размер, а потом все же отыскали где–то бело-розовый «Reebok». Вадим стоял на колене передо мной, обувая мою ножку в тонком чулке, и я чувствовала флюиды зависти, исходящей от продавщиц. Для Брянска тех времен зрелище было и вправду необычное. Я встала, потопталась перед зеркалом, и поняла, что крылья растут у меня за спиной, и, если бы вдруг тогда передо мной раскрылась тартановая дорожка – я установила бы личный рекорд. Я так полюбила свою новую обувку, самую дорогую и фирменную из всех, которые были у меня до тех пор, что стала даже возить ее в пакете на работу. Между заказами нередко случались длительные промежутки, и в это время я переобувалась и совершала небольшие разминки в сквериках или на школьных спортивных площадках по пути. Вадик удивлялся, что даже после этих мини-тренировок я все равно хорошо пахну, и говорил, что, наверное, это оттого, что я небесное создание, а не человек. Я же просто знала, когда выступает первый пот, и вовремя останавливалась, но мне нравилось, когда он так говорил.

На Пасху я поехала к маме, нашла ее все такую же, будто бы не уезжала никуда, но она очень обрадовалась, как я уверенно и современно выгляжу в кроссовках, джинсах и новой розовой курточке.

Я сказала, что работаю в ремонтном бюро, замеряю помещения и разрабатываю проекты отделки. Мама помнила, что я всегда хорошо рисовала, сразу поверила и совсем не удивилась. В подарок я привезла ей радиотелефон с кнопочным набором, модный тогда предмет интерьера, заменивший наш старый дисковый аппарат, сломанную трубку которого еще папа обмотал изолентой. Я гостила дома несколько дней, мы с мамой сходили к отцу на могилку, а на следующий день я уехала назад в Брянск.

С приходом весны война между ардашевскими и климовскими разгорелась всерьез. Наши взяли штурмом спортзал противников, когда там находился сам Ардашев и трое из его людей. Всех перестреляли, но и те на прощанье огрызнулись: один из климовских был убит, а Леший смертельно ранен.

Теперь заместитель Ардашева по кличке Бугай прятался, а в городе даже бабки на лавочках гадали, ляжет ли группировка спортсменов под «синих», или новый лидер найдет силы дать оборотку.

Все эти романтические события не повлияли на нашу работу. Наконец, Вадик вернулся к своим обязанностям охранника, а Кузьма снова поклялся, что его больше калачом не заманишь к проституткам и спелым Валиным губам.

Кстати, моя пышногрудая подружка очень искренне обнимала меня и плакала, когда один отмороженный подонок распял мне руки своими клешнями и едва не отхватил зубами мой сосок. Адская боль заставила меня взвыть, я вывернулась и саданула гада коленом между ног. Вскочив с кровати, я кинулась к входной двери, наплевав на оставленную одежду, сумочку и кровь, льющуюся из прокушенной груди. Но пока я возилась с замком, урод подскочил ко мне сзади и повалил на пол. Я закрыла лицо и поджала колени, когда он стал молотить по мне руками и ногами. Спасло меня то, что новых заказов не поступило, и «Волга» с Валей и Большим Конем продолжала стоять под раскрытой по весне форточкой. Вадик, куривший у машины, услышал мой визг и бросился на помощь. Я, оказывается, успела открыть замок, и Вадик без труда ввалился в коридор, где голый ублюдок издевался надо мной.

Теперь наш охранник возил с собой тяжелый кастет, не надеясь полностью на собственные силы, – я была отмщена с яростью и, вероятно, тяжкими телесными повреждениями. Как–то не испытываю по этому поводу раскаяния, уж не обессудьте.

Зато поведение Вали было полностью предсказуемо: она носилась вокруг меня, брызгала перекисью и йодом, ревела белугой. Я же не плакала, сжав зубы, просто терпела ее заботу, думая, что в предстоящие выходные надо бы взять дополнительный урок у инструктора. По счастью, если не считать грудь, остальные синяки и царапины можно было отнести к незначительным повреждениям, не портящим товарный вид надолго.

По такому случаю Вадик, снова начавший зарабатывать, подарил мне французский лифчик – он поддерживал марлевую повязку, но одновременно и делал мою небольшую грудь более соблазнительной, особенно под обтягивающими блузками. Я решила продолжать носить бюстгальтеры и дальше. Напуганная возможным заражением, я сдала все мыслимые анализы в городской лаборатории. К счастью, ничего серьезного не обнаружилось, а то, что выплыло, оказалось нестрашным, – мы с Вадиком неделю глотали таблетки и ограничивались только оральными ласками. Для того чтобы отвлечься от однообразия, одним вечером, полным тополиного пуха и щебета птиц, мы отправились в недавно открытое в Брянске казино.

Вроде бы намечалось развеяться и увидеть что–то необычное – до этого я только в книжках про казино читала – а оказалось, будто бы угодила на «субботник». Повсюду мелькали знакомые бандитские хари, слышался мат, а крупье выглядели запуганными, как дичь, окруженная стаей волков. Понятное дело, что выигрывает в казино меньшинство, а вот проигравшие, чтобы оставить за собой последнее слово, чуть не били обслугу, кроя несчастных последними словами. Я лично видела, как проигравший серьезные деньги авторитет пообещал трахнуть девушку, которая закрутила шарик рулетки не так, как ему хотелось бы.

– Хорошо, сучка, – проговорил он, оставшись без фишек, – за это ты у меня сейчас за щеку возьмешь.

Девушка в синей блузке и черной атласной жилетке вся зарделась, но промолчала. А что ей было говорить?

– Слышала меня, блядь? Знаешь, кто я такой?

– Я не проститутка, – выдавила девушка со слезами на хорошеньких глазках.

Настоящая проститутка, то есть я, стоявшая в каких–нибудь двух метрах от этого стола, переводила взгляд поочередно на всех, с позволения сказать, мужиков, свидетелей этой сцены, и видела только подленькие ухмылки, да отведенные глаза.

– За те бабки, что я вам тут оставил, ты, сука, должна мне по жизни, – давил авторитет. – Не строй из себя целку, пошли.

– Сейчас, минутку, уважаемый, – это администратор казино в темно-сером костюме и галстуке приблизился к девушке-крупье и начал что–то нашептывать ей на ухо.

Словом, через каких–нибудь пять минут эта барышня вместе с ее обидчиком скрылись в одном из служебных помещений казино, и я еще видела, как официант заносит им вслед бутылку шампанского в ведерке и бокалы. Вадик же, оставленный мной еще раньше за столом с «Блэк Джеком», к тому времени проиграл половину своих денег. Я, все еще под впечатлением от только что увиденного, села рядом с ним и постаралась переключиться на игру. Когда я немного разобралась в несложных правилах, мне стало удивительно, что Вадик прикупает карту на шестнадцати или семнадцати, словом, я в очередной раз поняла, какая ложь заключается в мифе об уме Вадикового народа. Даже мне, в ту пору совсем неопытной девчонке с провинциальным образованием было понятно, что нельзя удваивать ставку против десятки у крупье, сплитовать шестерки и вытворять прочие глупости, до которых был горазд мой спутник. Денег у него уже почти не осталось, когда я решила вмешаться и начала советовать Вадику, как играть. Удивительно, но наш столбик с фишками потихоньку стал расти, и неизвестно, как обернулось бы дело дальше, но вдруг наш сосед по столику, хлеставший до этого почти беспрерывно коньяк с лимоном, стал блевать прямо на зеленое сукно. Гадкая картина, и запах, доложу вам, преомерзительный: мы с Вадиком отшатнулись вовремя, и я посоветовала поменять деньги, чтобы уйти домой. Любопытная сцена последней в этот вечер отложилась в моей памяти: девушка-крупье ужинала за отдельным столом вместе с обидевшим ее авторитетом. Издали казалось, что они знакомы уже бог знает, сколько времени, и воркуют как голубки. Вадик, впрочем, не видел ничего этого, он только был опечален потерей части денег и несколько раз порывался отыгрываться. Я умоляла его не усугублять проигрыш, радоваться, что хоть часть удалось сохранить, и вообще, больше наслаждаться жизнью и тем хорошим, что в ней есть. В общем, тогда мне удалось без проблем доставить Вадика домой, и успокоить его своей любовью и ласками.

А потом я поняла, что он снова присел на иглу.

Сначала – после драки с малолетками, тащившими Свету в кусты. Чтобы снять стресс. Потом еще раз, и еще. Причина находилась всегда.

– Ты же обещал! – говорила я со слезами.

– Знаю, – отвечал он. – Это сильнее меня. Вроде бы мир тускнеет, и я должен вернуть в него краски. Вроде бы я уменьшаюсь, пригибаюсь к земле, и я должен расправить крылья и взлететь.

Ты никогда не поймешь, и в этом твое счастье.

– Мое счастье ты разрушаешь, когда губишь себя.

– У тебя будет много счастья. Я знаю.

И далее в таком же духе.

Между тем, в начале лета спортсмены подстерегли у ресторана, принадлежащего Климу, его самого и несколько приближенных к нему бандюков. Выстрелы скосили двоих молодых, стоявших ближе всего к пахану, но остальные «синие» успели скрыться в ресторане и сами начали отстреливаться. Кто–то из ардашевцев забросил внутрь две гранаты: одна взорвалась на кухне, убив посудомойку и покалечив повара. Другая вообще грохнула сразу у входа, но там была вторая дверь, поэтому только двое-трое наших братков пострадали от осколков стекла. Клим не получил даже царапины, но стал осторожнее и приказал уничтожить Бугая. Тот снова залег на дно, а наши бригады шмонали город, как завоеватели. Менты практически не мешали им, поскольку тогдашний мэр был дольщиком Клима по ресторану, а также по обналичке авизовок через подконтрольные городские банки.

Эту информацию сообщил мне Вадик, потому что он стал вхож на тусовки климовской братвы: все боеспособные люди под Климом были мобилизованы, а Вадик заслужил репутацию духовитого пацана с немного поехавшей крышей.

Он был горд своим возросшим статусом, и, хотя у него хватало ума, чтобы понимать: как–то его хотят использовать, но уклоняться от общения с братвой он не стал. Ему, в сущности, мальчику из интеллигентной семьи, льстило, что серьезные урки разговаривают с ним как с равным, и, думаю, он даже не был против отсидеть пару лет, чтобы стать для них своим. В те годы вообще для молодого парня было престижно иметь за плечами ходку-другую, так что сейчас даже трудно понять этих людей и их психологию. Я уже тогда знала, что имеет место быть разводка лоха, но Вадик был слишком упрям, чтобы слушаться меня. Да и кто я была такая по большому счету?

Он не поделился со мной, когда ему сунули в руку пистолет и приказали убрать одного из помощников Бугая, ардашевского звеньевого по прозвищу Безухов, о котором выяснили, что он иногда ночует у подружки в Фокинском районе. Безухов был бывший борец, и получил погоняло из–за своих уродливо деформированных ушей. Он должен был вроде бы появиться у подруги, чтобы поздравить ее с днем рождения, или она, приглашенная по телефону, должна была поехать на свидание с ним.

В задачу Вадика входило наблюдение за домом девушки. Или сам Безухов, появившись, облегчал ему исполнение приговора, или Вадик должен был проследить за девушкой, и, увидев объект, сделать ее день рождения незабываемым. Вроде бы простая задача оказалась для Вадика непосильной из–за того, что он постеснялся на крутое дело взять мой подарок – очки. Безухов появился неожиданно, когда уже начало темнеть, и Вадик не сразу узнал его, а узнав, сделал несколько выстрелов, опустошив макаровскую обойму.

Я думаю, дело было не только в плохом зрении, но и в неопытности доморощенного киллера: только одна пуля царапнула Безухова, когда тот кинулся бежать, петляя, как заяц. Вадик помчался за ним, и счастье, что напуганный Безухов не догадался развернуться, когда патроны кончились. Впрочем, он же не имел понятия, что у киллера всего одна обойма.

Опозоренный Вадик вернул оружие в кафе, куда должен был явиться после задания, под ледяными взглядами братвы покинул заведение и навсегда стал для климовских чмошником и недотепой. С горя, понятное дело, он ширнулся и дома рассказал мне в подробностях всю историю – вполне обычную по меркам начала девяностых. Я осознаю, что если бы этот случай закончился иначе, то и моя жизнь могла сложиться совсем по-другому.

*.*.*

Наша работа, впрочем, продолжалась, как ни в чем не бывало, Вадик по-прежнему охранял нас, а в свободное время я читала, брала уроки вождения и учила английский.

Как–то получается, что я рассказываю об отдельных случаях из моей брянской практики, и понятно, что запомнились именно экстремальные происшествия, но обычные дни ничем особенным не отличались друг от друга. Поэтому я не упоминала о своих постоянных клиентах, которых было немало. Этих людей я уже знала, и работа с ними не таила в себе опасностей: в промежутках между сексом я нередко выслушивала интересные монологи, которые сообщали мне многое о бизнесе в Брянске. Ведь обеспеченные люди, которые могли себе позволить многократное общение с проституткой, были по преимуществу коммерсанты или чиновники, знавшие о жизни намного больше меня. Я умела внимательно слушать, поддерживала разговор, иногда вставляя то, что вычитала в книжках, и порой выходило даже так, что мы почти не занимались сексом, болтая о разных вещах.