Текст книги "Невеста (СИ)"
Автор книги: София Блейк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)
– Ну вот! – обрадовался Потап. – Я тебя научу. А то позорницей в Брянск приедешь… Будет лучше у незнакомых учиться?
А ведь он прав, растерянно подумала я, как ни подойди, а лучше с Потапом, чем невесть с кем. К тому же на теле ничего не останется – эта мысль и оказалась решающей.
Потап, видя мои колебания, тут же спустил до колен штаны, открыв сильные ноги, покрытые светлыми волосками, и я впервые увидела перед своим лицом лежащий мужской член с полуоткрытой головкой. Головка была розовой, совсем не противной, и я прикоснулась пальцами к члену, осторожно стараясь раскрыть всю розовую часть. Помню, как он напрягался, наливаясь кровью, вставая у меня под рукой. До этого я прикасалась только к уже готовому, набухшему органу восемнадцатилетнего Мишки. Теперь до меня дошло, что члены мужчин разного возраста тоже разные, и ведут себя по-разному. Это пробудило мое любопытство, и я осторожно перегнулась к Потапу – его уже бордовая головка коснулась моих губ, потом – языка.
– Малышка, – прошептал Потап, и снял с меня вязаную шапочку. – Соси его, как конфетку.
Я и стала сосать, причмокивая языком.
– Главное в этом деле – зубы, спрячь их, – приговаривал Потап. – Мужик не должен их чувствовать, представь, что ему должно казаться, будто он входит в мягкую дырочку, такую же, как внизу.
Я приподнялась, выпустив его член, и сняла пальто.
– Но тогда ты должен двигать им туда-сюда, – сказала я, снова беря в рот и отмечая про себя, что это действие не вызывает во мне никакого внутреннего сопротивления.
– Нет, это ты должна водить головой вверх-вниз, – Потап ухватил мои рассыпавшиеся волосы и решительно натянул мою голову на свой напряженный член, да так, что я едва не подавилась. Потом Потап стал задавать мне ритм, направляя то быстрее, то медленнее. Временами он напоминал мне про зубы, которые я забывала прятать. В какой–то момент я почувствовала губами, что орган напрягся еще сильнее, будто зажил своей собственной жизнью, и стал часто сокращаться, Потап зарычал, и я даже не сразу разобрала, что ко всем этим новым ощущениям присоединилось последнее – клейкая и солоноватая жидкость заполнила мой рот, мешаясь со слюной.
Чтобы не захлебнуться, я стала глотать, и перестала сосать и облизывать, только когда сам Потап мягко отстранил меня.
– Ну, блин, Сонька, малолетка чертова, – Потап привел в порядок одежду и застегнулся. – У тебя точно талант! Мишка рассказывал, что он у тебя первый, и ты ему ни разу не отсасывала, но, наверное, ты с кем–то тренировалась.
– Можешь не верить, – я отвернулась к окну.
– Да не обижайся, – сказал Потап. – Ты и готовить умеешь?
– Еще бы, – сказала я, – ты же все обо мне знаешь.
– Золотая, – Потап уже выехал на трассу, – вишь, судьба–то как сложилась. А то бы женился на тебе. Вот, повезет кому–то…
– Остановись, пожалуйста, – попросила я. – Выпьем кофе.
Мы остановились у первого же раскладного столика на обочине, где продавали бутерброды, выпечку и пиво, и где всегда были термосы с кипятком для кофе и чая. Такие столики тогда встречались на дорогах чаще, чем сейчас, и Потап купил мне горячий каппучино в бумажном стаканчике. Себе он взял пиво:
– Что, колбасит, малая? – Потап пил из горлышка, и пиво оставляло белую пенку на его верхней губе. – Не думай, что я тебя просто брошу и все. Никто тебя там не обидит, а как себя вести, тебе твой же разум подскажет. Я знаю, никто из девок не жалуется. И последний совет – держи сбережения в баксах.
Я отхлебывала каппучино – импортный порошок, размешанный в кипятке, и клейкое чувство ушло у меня изо рта.
– Я читала, есть много долларов фальшивых, Саддам Хусейн отпечатал. Как я отличу, если не видела ни разу?
– Ну, София, маленькая, но мудрая, держи, и разгляди там на свет полоску с надписью, – Потап достал из кармана рубашки зеленую банкноту. – Думаю, ты единственная у нас в Полесске малолетка, которая читает газеты. Эх, женился бы, коли б не брат…
Я зачарованно смотрела на узкую и длинную купюру, которая отныне составляла наиглавнейший смысл моей жизни. В эту же минуту я дала себе слово в совершенстве выучить английский и понять написанное на заокеанских деньгах, овладеть языком этих денег, чтобы я могла разговаривать с ними, а они бы смогли мне отвечать.
*.*.*
Наступило лето, но я так и не покинула Брянск, хотя по нашему с Потапом уговору вполне уже могла вернуться домой.
Было очень тяжело, особенно вначале. Леший, как оказалось, имел прямое отношение к блядскому бизнесу – мы поехали все вместе к сорокалетней бандерше по прозвищу Мальвина, и после разговора с ней (я ждала на кухне) Потап покинул меня, пообещав быть на связи и помогать.
Прослушав недолгий инструктаж, я была отвезена на двухкомнатную квартиру в панельном доме на окраине, где ванная и раковины были украшена пятнами ржавчины, на кухне резвились полчища тараканов, и немилосердно дул сквозняк. Я прибыла туда довольно поздно, и оказалось, что встретить нас некому. Пока разбирались с ключом, я окончательно замерзла и проголодалась, но Леший, едва дорвавшись до пустой квартиры, начал пристраивать меня к делу, то есть, проверял мои сексуальные таланты, делая это очень энергично и совсем меня утомив.
– Не унывай, подруга, – кончив в третий раз, Леший, не одеваясь, прошел к холодильнику и проверил его содержимое. – Ты тут со мной одним, а прикинь, когда будет по пять, восемь клиентов, так что привыкай.
Он принес мне кусок обветренного сыра и хлеб, поставил кипятиться чайник.
– Дело–то нехитрое, – сказала я, отгрызая черствые куски. – Хотелось бы только видеть материальный стимул.
Почему–то упоминание о деньгах не понравилось Лешему, он погнал меня снимать с огня свистящий чайник, велел приготовить ему чай. Потом он засобирался уходить, но не преминул снабдить меня кое-какими наставлениями:
– Ты пойми, Сонька, желающих работать девок миллионы, вся страна в нищете. Тебе обалденно повезло, что ты попала под крышу именно нашей бригады, круче нас в Брянике никого нет. И бабки у тебя будут, не пропадешь, только вначале надо показать, что ты хорошая работница, что от тебя нет проблем, и ты послушная. В этом деле, как и в любом другом, без дисциплины – никуда. Потому что, смотри, девки за хороших клиентов горло грызут, а ты, скажем прямо, не Синди Кроуфорд, так что все зависит от твоего правильного поведения. Я понятно говорю?
– Да, – подтвердила я. – Яснее некуда.
Леший, уже почти одетый, замер с шапкой в руках.
– Что–то ты дерзкая, погляжу, – он брезгливо прищурился. – А ну иди сюда.
Я покорно вышла в коридор, босиком, в одной футболке.
– Ты можешь уйти отсюда прямо сейчас и вернуться к маме, – сказал Леший. – Давай одевайся, и я подвезу тебя на станцию, без проблем. Но если ты остаешься, то слушаешь старших, как бога! Каждое слово – и исполняешь. Поняла?
– Я поняла, – произнесла я без выражения, опустив глаза.
– Собираешься?
– Нет, я остаюсь.
– Точно?
– Да. Со мной не будет проблем.
– Тогда стань на коленки и пососи у меня. – Леший даже не расстегнул джинсы, только распахнул пошире полы своей дутой куртки.
Я сама расстегнула ремень, пуговицы, спустила штаны до икр и послушно сделала все, чего он хотел. Это выглядело как унижение, да это и было унижение, но добровольное, как и мой выбор, поэтому я сегодня не испытываю зла к Лешему, который, тем более, давно уже мертв.
*.*.*
А я жива, жива, несмотря на то время, которое ни за что уже не хотела бы пережить заново. Я оказалась не сильнее, нет, может быть, гибче, приспособляемой, что ли, все–таки мне еще и восемнадцати не исполнилось, и я смогла вынести эти годы, самые бедные и невыносимые для всей страны, они меня не сломили, может, и готовы были сломить, но я оказалась всего чуть-чуть, но крепче…
Наша работа начиналась с погрузки в «двадцатьчетвертую» «Волгу» под управлением Палыча, толстопузого и лысого водителя лет пятидесяти. Далее обязательным членом экипажа был Кузьма, то есть, Володя Кузьмин, охранник. Наконец, на заднее сидение садились проститутки: Марина, Света, Валя и я. Конечно, все четверо не влезали одновременно. Бывало, заказывали двоих, бывало одну, но обычно клиентам желательно произвести отбор, поэтому ездили, как правило, три девчонки. Одна оставалась в резерве, либо болела, либо была на заказе. В самом деле, нередко машина оставалась вообще пустой, в тех случаях, когда забирали всех девчонок одновременно.
Мальвина была диспетчером на телефоне, то есть, принимала заказы, а потом сбрасывала их нашим охранникам, регулируя очередность экипажей. Я говорю во множественном числе, так как в нашей блядской структуре находилось постоянно три машины на ходу, и частенько получалось, что меня, допустим, с заказа снимал не Палыч, а Иван, хозяин «шестой» модели «Жигулей» или Киря на белой «девятке». Это выходило обычно в авральные часы, когда Палыч ехал на поступивший срочный заказ, или забирал кого–то из наших с другого конца города.
Конечно, самым уязвимым местом любого подобного бизнеса является безопасность. Наша безопасность находилась под угрозой с четырех сторон:
Бандиты.
За исключением постоянных клиентов, никогда не знаешь, кто делает заказ. Если голос пьяный или слышен какой–то акцент, Мальвина обычно не отправляла девочек. Значение правильной работы диспетчера огромно: именно от нее во многом зависит, чтобы не вышло подставы, точно так же, как она должна мастерски не «отпустить» хорошего клиента, пускай тот и говорит с запинками от стеснения, или каких–то своих комплексов.
Но бригады братков отличались глупостью только в дешевых детективах – в жизни они знали о нашей подозрительности, и отправляли звонить самых интеллигентных, с нормальным произношением. Такой звонок не выкупит никакой диспетчер – машина едет на заказ для одного клиента, везет трех проституток на выбор. Здесь начинается работа охранника: его задача состоит в том, чтобы «пробить» место, и это, знаете ли, целая наука.
По большому счету, именно они, кого обычно презирают больше всех и кличут сутенерами – являлись нашими ангелами-хранителями. Не сильно ошибусь, если скажу, что более половины их не пережило начало девяностых, или стало калеками. И они никакие не сутенеры, потому что работали за зарплату, пусть и высокую, а сутенеры в моем понимании – это те, кто извлекает доходы от блядского бизнеса. Об этих я еще расскажу впереди, а пока воздам справедливость нашим охранникам, потому что каждый из них рисковал в те времена, ну, не меньше сапера на минном поле.
Итак, в задачу охранника входило наблюдение за окрестностями, выяснение, какие машины стоят поблизости, продумывание (вместе с водителем) путей отхода. Далее ему следовало подняться, позвонить в квартиру, из которой поступил заказ, или зайти в сауну. Это был самый неприятный момент, ибо если самих девушек обычно встречали приветливо (для удовольствия же их заказали), то на охранника сыпались насмешки, оскорбления и нередко удары. Но в любой ситуации, кроме подставы, охраннику предписывалось ни под каким видом не терять заказ, а если вдруг охранник бунтовал и кричал, что такой козел-клиент создал бы проблемы, охранника без раздумий штрафовали на сумму, которую недополучила контора.
Только после одобрения охранника мы заходили к заказчику и улыбались, отвечая на всякие вопросы, после чего одну или двоих из нас оставляли. Это в случае, если клиент один. Бывало, и нередко, что заказ приходил из сауны, где гуляла компания, то есть, им нужны были несколько проституток. В этих случаях Мальвина, знавшая все сауны Брянска, обсуждала с дежурным сауны, каковы клиенты и сколько их. Обычно заверения банщиков о том, что клиенты постоянные и беспроблемные, оказывалось достаточно – мы ехали париться…
Наши бандиты
Если чужие бригады представляли крайнюю опасность для нас и наших охранников, то родные братки были, так сказать, неизбежным злом. Естественно, нас не били и не издевались, но для иных сукиных детей нормой было то, что являлось явным садизмом.
То есть, что такое нормальный секс? На мой взгляд, это пусть и самый фантастический секс, но до того момента, когда один из партнеров говорит: «Мне больно. Перестань!» Нормальный человек после этих слов что–то меняет, и все продолжают радоваться жизни. Но как объяснишь синему от наколок животному, что его инструмент, который зоновский умелец разукрасил целой гроздью шариков, попросту разрывает меня изнутри? Он, может, и выслушает, но речь идет о его гордости, он, демон проклятый, тоже терпел, когда это все резалось, вставлялось и заживало, поэтому вразумить такого шансов почти нет.
Опять таки, тюремная страсть к анальному сексу. Если я, маленькая и худая, обычно обращала на себя внимание только, когда начинала улыбаться, и часто меня это спасало от, скажем, кавказцев, склонных к барышням в теле, то многим проклятым уркам я как раз напоминала стройного мальчика, предмет их многолетних вожделений.
Мне было очень больно, иногда невыносимо, но я поняла, что без этого работать с тогдашним контингентом не смогу. Благо, к нам стали завозить всякие германские и английские свечи против геморроя, а вскоре я обнаружила в аптеке специальный гель, который облегчал моей попе ее незавидную участь. Со временем в этом открылся и положительный момент, вот уж нет худа без добра – много клиентов платило мне чаевые за «дополнительную услугу».
Кстати, одним из «наших» братков был и Леший, который пару раз «отмазал» меня на бригадных вечеринках в банях. Пользуясь этим, он иногда брал меня отдыхать, а я бесплатно исполняла ему всяческую камасутру почти до самой его смерти. Я, кстати, навестила его в той обшарпанной районной больнице, где он умирал. Он уже не мог разговаривать, только смотрел на меня, и эти глаза смертельно раненого животного заставили меня плакать, когда моя голова под следующее утро встретилась с подушкой. Для братвы он был уже прошлым, поэтому я была единственная, кроме матери, кто навестил его. Мать, конечно, приняла меня за Алешину девушку, пыталась обнять меня, начала расспрашивать, но тут в палату зашел Вадик и дал мне знак, что поступил новый вызов.
Да, общак все–таки оплатил похороны с музыкой и поминки на одной из своих точек, но нас туда, понятно, не приглашали…
Менты (ППС)
Это было хоть и не смертельным, но вполне омерзительным злом. Ведь, если ты одел форму и присягнул защищать закон, то твое поведение хоть в чем–то должно отличаться от замашек братвы. Но спросите меня откровенно, и я, видевшая тех и других, предпочла бы братву. От них, по крайней мере, и положено ждать подлянок, они хищники, и их «понятия» полагают женщину презираемым, низшим существом.
И все же многие братки, не случись у нас всяких социальных катаклизмов, были бы самыми обычными парнями, многим из них было приятно проявить себя хорошо перед девушкой, многие щеголяли своим благородством, были по-блатному великодушны и щедры. Конечно, дерьма среди них было больше, но среди брянских ментов мне не встретился ни один, который бы вел себя, как мужчина.
Именно они, эти «защитники граждан», научили меня тому, что:
– Мент никогда не платит. Плата денег за услугу выше его понимания.
– Мент никогда не защитит. Нельзя даже думать о том, чтобы искать у них помощи. Оттрахают всем отделением, поиздеваются и вышвырнут, как использованную тряпку.
– Мент не видит в проститутке не только гражданку, но и вообще человека. Я, к примеру, знаю немало случаев любви и браков между бывшими труженицами панели и братками. Про ментов не знаю ни одного.
Скажу, ради справедливости, что в тот период своей жизни я общалась только с простыми пэпээсниками, и поэтому не настаиваю, что, скажем, уголовный розыск, убоповцы и всякие там обноровцы ничем не отличаются.
Отморозки.
Самая непредсказуемая категория. Если вышеизложенные опасности более-менее прогнозируемы и видны, известны также и методы борьбы с ними (однажды патруль ментов я убедила в том, что сбежала из вендиспансера, и меня отпустили), то здесь заранее ничего нельзя сказать. Именно отмороженные придурки становятся причиной смертей большинства проституток. Порой их даже внешне невозможно распознать, они могут не отличаться от обычного клиента, а об их дебильности становится известно, когда такой урод вдруг впивается изо всех сил зубами в сосок или начинает душить, или тушит об тебя сигарету, когда ты стоишь к нему спиной.
Все проститутки знают об отмороженных клиентах, подобных катастрофе или стихийному бедствию. Мне самой довелось испытать все, о чем я пишу, и мое тело хранит побелевшие шрамы от укусов, ногтей и затушенных бычков, так что после этого до слез смешно читать милого старикашку Коэльо, который в бредовом романчике «Одиннадцать минут» пытается рассуждать о нас, шлюхах…
*.*.*
Впрочем, мы не употребляли этого слова по отношению к себе. Проститутками же называть нас было бы, пожалуй, неправильно, поскольку это слово слишком профессиональное, а ведь ни одна настоящая профессионалка (их я потом еще навидалась, и речь о них впереди) не стала бы исполнять минет без презерватива, работать забесплатно на «субботниках», и мечтать, в конце концов, не о деньгах, а о… чистой и светлой любви!
Не знаю, может, я такая циничная, но, по-моему, между моими юными одноклассницами и прожженными коллегами по блядскому цеху города Брянска не было никакой разницы! Мы все считали наше занятие временным, но, как известно, нет ничего более постоянного, нежели то, что считают временным. Во всяком случае, я надеялась обзавестись приличной суммой и, опираясь на эти деньги, правильно спланировать дальнейшую жизнь. Мои же шлюшки-подружки видели в охранниках, братках и клиентах своих потенциальных суженых-ряженых. Стоит ли говорить, как эти истории заканчивались? Думаю, что стоит.
Валентина
Это была пухленькая девушка двадцати двух лет. Работая в конторе больше года, она уже прониклась равнодушием ко всему, что ее лично не касалось. Меня поражало, как она может смотреть часами в одну точку, крутить, наматывая на палец, свои светло-русые волосы, и ничего не делать. Глаза у нее были огромные, как у коровы, и такие же осмысленные. Лицо Вали с правильными, но невыразительными чертами, оживлялось только при появлении Кузьмы, который на нее практически не обращал особого внимания, поскольку был типом себе на уме, малословным и загадочным, как несгораемый шкаф. Маленькие глазки Кузьмы пробегали по нам, работницам, как по мебели, или, скажем, это был взгляд пастуха на овечек своего стада.
Вдобавок, Кузьма был женат, и у него недавно родился второй ребенок. В маленькой хрущевке на улице Шолохова жила вместе с его семьей еще Володина мать и младшая сестра, и Кузьма ежедневно повторял, что бросит проклятую работу в тот день, когда сможет отремонтировать трехкомнатную квартиру в Бежицком районе, которую он уже недавно выкупил на одолженные деньги. По мере погашения долга, нетерпение Кузьмы еще нарастало, и он допустил несколько оплошностей, одна из которых стоила мне двух гадких часов в компании азеров с Фокинского рынка.
Заказывал по телефону русский, в этом Мальвина могла поклясться. Подозрение вызывал адрес, прямо у рынка, на Московском проспекте, там уже почти не жили обычные брянчане, выгодно сдавая рыночникам площади под склады и жилье, и переселяясь в более дешевые районы. Но Кузьму в дверях встретил невысокий паренек славянской внешности, он пустил его в грязноватую квартиру, где была навалена куча полиэтиленовых мешков с товаром и стоял разложенный диван, покрытый пестрым покрывалом. Мне в первую же секунду стало понятно, что квартира нежилая, но я была еще слишком неопытна, и промолчала, а Марине, вставленной винтом, все было по винту. Невысокий и казавшийся безобидным клиент видимо выкупил состояние Марины и сказал Кузьме, что оставляет меня. Взяв отмаксанную мелкими бумажками плату за два часа, охранник с Мариной потопали вниз, а я заскочила в ванную и вышла оттуда уже голая и мокрая (полотенца не было), зажимая в руке сумочку с косметикой, презервативами и гелем-смазкой. Кузьма не обратил внимания на дверь в соседнюю квартиру, которая была, видимо, тоже выкуплена и соединена с той, в которую меня завели. Дверь, перед Кузьмой закрытая, была распахнута…
– Ребята, я позвонить должна, – начала я, увидев рядом с молоденьким русоволосым заказчиком троих рыночных азербайджанцев с небритыми рылами и грязными лапами.
Они едва слюну не пускали, видя перед собой свежевымытую семнадцатилетнюю девочку, абсолютно раздетую, прикрывающую сумочкой грудь, и вдобавок на высокой шпильке…
– Нэ нада званыт, красавыца, – сально проговорил один из небритых. – Буд умныца, мы тэбья нэ абыдым.
– Мне не нужны проблемы, – сказала я почти не дрожащим голосом. – Если вы изнасилуете меня, люди найдут вас и спросят.
– Кто тэбья насилует, сука? – возмутился другой тип, в кожаной куртке. – Ти целку строить пришла сюда, соска ебаная? А ну, станавыс раком, твар!
Видя такое дело, я не на шутку перепугалась, тем более, что кавказцы заводились все больше.
– Мальчики, я же вижу, вы нормальные люди, – я решила не доводить их до кипения, – давайте по-людски, у нас крыша Клим, и Леший, его звеньевой, встречается со мной. Давайте договоримся, ну, пожалуйста!
Это был отчаянный блеф, потому что Леший не дорос до звеньевого, и азербайджанцы могли об этом знать, если они были при делах.
– Дагаварымся, канэчна дагаварымся, – ответил первый из них. – Мы сами от Магомета, а Магомет с Климом друганы. Никто тэбья нэ абыдыт, дадым тэбэ свэрху тысячу рублэй.
Эх, была не была, решила я и расстегнула сумочку.
– Деньги вперед, пожалуйста, и давайте по очереди, я все–таки еще маленькая, – у меня хватило духу улыбнуться. – И еще, сходите в душ, ребята.
– Харашо, красавыца, выдыш, какие мы, – из кожаной куртки появилась мятая пачка денег, перетянутая аптекарской резинкой. Мне вручили тысячу, причем я даже не пожалела, что не торговалась о большей сумме, потому что оставался самый главный вопрос:
– И только в презервативах, я иначе не работаю, – сказала я.
К счастью, мне обещали и это, и я села на разложенный диван, соображая, как я буду успевать обрезинивать горячих кавказских парней. Конечно, они не помылись толком, едва сполоснули свои могучие фаллосы и бросились ко мне. Я успела смазать свою промежность гелем, и все завертелось у меня перед глазами. Я нацепила первую резинку на того, кто больше всех говорил, и легла на спину. Тут же остальные, которым было некуда пристроиться, начали тыкать мне в рот, причем лишь на одного из них я успела одеть презик. Спорить было невозможно, я попеременно сосала и дрочила руками, да еще как–то успевала подмахивать тому, кто молотил меня снизу. В мою свободную руку лег еще чей–то орган, и я увидела, как русский паренек, открывший двери, полностью раздет, и требует своей доли ласк. Эта карусель продолжалась несколько минут, после чего первый из них кончил, и, воспользовавшись свободным местом у станка, меня начал наяривать другой. Его семяизвержение тоже не заставило себя долго ждать, а третий был уже тут как тут, и попытался войти без резинки, но здесь я уже не дала ему, и все–таки натянула презик. Он проявил новаторство и перевернул меня, после чего русский паренек переместился к моему рту. Хрипящим голосом номер первый осведомился, принимаю ли я в задницу, но здесь я возмущенно замотала головой, понимая, что игра не стоит свеч, и сверху мне вряд ли что–нибудь перепадет. К тому же и размерчики у двоих были – как у ослов.
Время текло мучительно медленно, а сил у рыночных героев было хоть отбавляй. Они все кончили по два раза, а я была в ужасе, оттого, что остался только один презерватив.
– Будь другом, сходи за резинками, – попросила я русского, и, не остановленный кавказцами, он засобирался выполнить мою просьбу. Это показалось мне хорошим признаком, но тот азер, который лез ко мне без презика, вмиг возбудился, и сев на край дивана, велел мне сосать, стоя на коленях перед ним. При этом он хватал меня за волосы, норовя заткнуть своим членом, по счастью небольшим, мое дыхательное горло. Это продолжалось довольно долго, причем двое его друзей курили, разговаривали на своем языке и любовались нами, иногда похлопывая меня по спине и щипая за грудь.
Наконец появился парнишка с новыми резинками и апельсиновым соком. Однако сидящий на диване волосатый дьявол не позволил мне изменить позу, хоть колени у меня уже были расцарапаны в кровь – только когда его земляки через некоторое время что–то недовольно сказали ему, он схватил меня за уши, увеличивая темп до предела моих возможностей, и с победным воплем кончил мне в глотку. Я тут же закашлялась, побежала в ванную, но он еще успел врезать мне сзади ногой по бедру, так что я чуть не упала – за то, что отдернулась во время эякуляции и не сглотнула его драгоценный продукт.
Я потом поплачу, потом, уговаривала себя в ванной, но рыдание буквально рвалось из меня, и я поняла, что смогу, наверное, пытать, убивать, не раскаиваясь при этом ни на йоту. Я приняла душ и, немного успокоившись, вышла доигрывать свой номер. Оказалась, что негодяй в кожанке уже стоит у двери.
– Давай, сука малэнький, – попрощался он, – сдэлай всэм харашо!
Хлопнув меня по мокрому заду, он пошел торговать, и, судя по тому, что прощался он только со мной, четверке предстояло вскоре снова увидеться. Дальше пошло довольно гладко, в положенное время я вышла к Кузьме, но, высказав ему все, что думаю о нем, сутки отмывалась, отсыпалась и начала с ним разговаривать только через два дня.
Валю вместе с рыжей украинкой Светой Кузьма подставил намного круче, но мы долго спорили, и я до сих пор не уверена, есть ли его вина в том, что он ушел, когда залетные придурки со стеклянными глазами сунули ему в лоб револьвер и приказали махнуть девчонкам, чтоб те заходили в сауну. Заранее ничего нельзя было выявить – там парковалась у входа всего одна несчастная «шестерка», словом, я не могу злиться на Кузьму, который стоял под дулом и вспоминал своих маленьких детей. Он, конечно, обязан был попробовать убежать, или подать условный сигнал об опасности, а не заводить девчонок вовнутрь… тут, понятно, испугался, но он ведь не просто ушел, он пытался просить бандитов, и его начали избивать, и Валька закричала, чтобы он уходил и не волновался, поскольку оставляет их с самыми классными парнями в городе…
Классные парни засовывали им в задницы пустые бутылки и упражнялись в стрельбе. Свету поцарапало пулей, но в конечном итоге обе остались живы, хотя и насиловали их во все места немилосердно, и прижгли окурками Вале соски.
Кстати, в таких тяжелых случаях охранник докладывает крыше, и климовские должны мчаться на разборку. Но кому ж хочется переться под стволы из–за каких–то шалав? Наши братки подтянулись, но с таким опозданием, что залетных уже и след простыл. А чего – ночь на дворе, тот спал не дома, у того машина не завелась, третий искал первого… Полагаю, что если бы дело шло о Климовой заднице, сотня бойцов слетелась бы в течение получаса. Но это не проверено…
Валя была влюблена в мощного, широкоплечего Кузьму, а тому нравились Валины сиськи 4-го размера. Как–то летом, в теплый августовский день, когда заказов почти нет, наши экипажи по очереди ездили на природу, находя изумительные места на берегу Десны. Я благодарна Палычу за то, что могла любоваться самыми красивыми местами русской природы, и это спасало меня в уродливом кошмаре, который наполнял восемнадцатый год моей жизни. Так вот, мы там все загорали топлесс (кто–то уже знал это слово), и Кузьма игрался роскошной Валиной грудью (шрамы успели зажить), а когда ему становилось невмоготу, они уходили в заросли, и там предавались любви. Ко мне подкатывался Палыч, но больше шутливо, а не всерьез. Палычу иногда давала равнодушная Марина, а он привозил ей ширево. Конечно, наш старый водитель не имел отношения к пристрастию Марины – она со школы была наркоманкой, но ему тоже хотелось секса, а Марине было все равно. То есть, по жизни ей было уже наплевать на все, кроме дозы, и Палыч обретал свой кайф в обмен на услугу. Насколько мне известно, Палыч почти не кроил на Марине, завышая цену на винт. Но я могу и ошибаться – рынок наркотиков, к счастью, я не освоила…
В один из последних теплых дней лета, или уже начался сентябрь, не помню, мы по-детски запекали картошку в углях на великолепном берегу Десны. Сумерки начали размывать наши лица, когда Кузьма, отхлебывая из бутылки пивко, вдруг сказал, что он навсегда покидает нас, потому что сегодня он проводит полный инструктаж новому охраннику, который с завтрашнего дня заступает на смену.
Это был, конечно, сильный шок для Вали, но что она могла сделать? Я так понимала, что ей обязательно быть влюбленной в кого–нибудь, и надеялась, что новому охраннику не меньше придутся по вкусу Валины тяжелые груди с крупными сосками, на которых проступали синеватые прожилки.
Я ошибалась – новый охранник сразу и безоговорочно выбрал меня.
