Текст книги "Девушка и призрак"

Автор книги: Софи Кинселла

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

– Я могу поговорить с Ларой Лингтон? – слышу я незнакомый женский голос.

– Слушаю вас. – Я приземляюсь в одно из новеньких вращающихся кресел и надеюсь, что шелест полиэтилена не слышен на другом конце провода. – Что вы хотели?

– Это Полин Рид, начальник отдела кадров в «Виллер Фудз». Я хотела бы встретиться с вами. У вас очень хорошие рекомендации.

– Как мило с вашей стороны, – лучезарно улыбаюсь я. – Кто же меня рекомендовал? Джанет Грейди?

Она не отвечает. После паузы я все-таки слышу ее голос, и он кажется мне озадаченным:

– Да я и сама не помню. Но ваша репутация рекрутера безупречна, поэтому нам просто необходимо побеседовать.

Сэди.

– Это очень лестное предложение, – щебечу я. – Одну секунду, записываю. – Открываю органайзер и заношу время встречи.

Потом кладу трубку, а папа с мамой зачарованно смотрят на меня.

– Хорошие новости, дорогая? – интересуется папа.

– Начальник отдела кадров «Виллер Фудз», – небрежно произношу я, – хочет встретиться.

– «Виллер Фудз» – это те, что производят овсяные завтраки? – Мама вне себя от счастья.

– Они самые, – невольно расплываюсь в улыбке я. – Похоже, мой ангел-хранитель работает на полную мощность.

– Привет! – жизнерадостно произносит Кейт, появляясь с огромным букетом. – Смотри, это только что доставили! Ой, здравствуйте, мистер и миссис Лингтон. Как вам наш новый офис? Прелесть, правда?

Я забираю у Кейт цветы и заглядываю в карточку.

– «Коллективу „Волшебной вакансии“. Надеемся подружиться и поработать вместе. Искренне ваш, Брайан Чалмерс, генеральный директор по работе с персоналом корпорации „Дуайер Дунбар“». И прямой номер телефона.

– С ума сойти! – Восторг переполняет Кейт. – Ты с ним знакома?

– Первый раз слышу.

– А с кем-нибудь вообще знакома в «Дуайер Дунбар»?

– Э-э-э… вроде нет.

Мама с папой окончательно лишились дара речи. Лучше поскорее выпроводить их, пока Сэди еще что-нибудь не учинила.

– Предлагаю перекусить в пиццерии. Ты как?

– Присоединюсь к вам через минутку, – радостно кивает Кейт. – Надо еще кое-что уладить.

Мы с родителями спускаемся по лестнице и выходим на улицу. У двери растерянно топчется пожилой викарий.

– Добрый день. Вы заблудились? Вам помочь?

– Должен признать, я плохо знаю эти места… Я ищу дом пятьдесят девять.

– Это как раз нужное вам здание, – киваю я на наш вестибюль с выгравированной на стекле цифрой «59».

– Конечно, как я не заметил. Он направляется к двери, но внутрь не заходит. Просто становится перед зданием и осеняет его крестом. – Господи, благослови всех работающих здесь, – произносит он слегка дребезжащим голосом. – Благослови все дела и начинания «Вол…»

Только этого не хватало!

– Ладно, – хватаю я папу и маму под руки, – время есть пиццу.

– Слушай, – тихо бормочет папа, – либо я сошел с ума, либо викарий…

– Я собираюсь заказать «Времена года», – жизнерадостно перебиваю я. – И чесночные гренки. А вы?

Наконец-то папа с мамой устали удивляться. Они все принимают как должное. Улыбаются, пьют свою «Вальполичеллу» и не задают скользких вопросов. В ожидании пиццы мы жуем горячие чесночные гренки, и я чувствую себя лучше некуда.

Даже когда появляется Тоня, я не реагирую. Все-таки она моя сестра, хотя я вовсе не рада ее видеть и уж конечно не приглашала. Но надо быть терпимее.

– Привет, дорогие мои! – кричит она на весь ресторан, и все до единого посетители кафе оборачиваются в нашу сторону. – Ну и как вам последние новости о дяде Билле?

Видимо, она рассчитывает на столь же бурные излияния с нашей стороны.

– Привет, Тоня, – киваю я. – Как мальчики? Как Клайв?

– Вы можете в это поверить? – она меряет нас недовольным взглядом. – Чего только не напишут в газетах! Ни на секундочку не верю в эти россказни! Обычные происки газетчиков.

– Полагаю, что все написанное – правда, – мягко возражает папа. – Тем более он сам во всем признался.

– Хочешь вина, дорогая? – вступает мама.

– Но как же… – Тоня опускается на стул и смотрит на нас обиженно. Она полагала, мы горой встанем на защиту дядюшки Билла. А мы вместо этого преспокойно жуем чесночные гренки.

– Держи, – мама протягивает ей бокал вина. – Сейчас попрошу меню.

Тоня снимает куртку и вешает на стул. Она растеряна. Не так-то просто приспособиться к новой ситуации. Но защищать дядюшку в одиночку она точно не станет.

– И кто же поспособствовал его разоблачению? – спрашивает она, отпивая вино.

– Лapa, – улыбается папа.

– Лара? Что значит – Лара?

– Это я рассказала газетчикам о двоюродной бабушке Сэди и картине, – объясняю я. – Рассказала все, что мне удалось узнать.

– Почему же, – недоверчиво щурится Тоня, – о тебе ничего не говорилось в газетах?

– Предпочитаю не высовываться, – напускаю туману я. – Настоящие герои держатся в тени и не требуют наград за добрые дела.

Хотя могли бы и упомянуть мое имя в газетах. Но никто не пожелал взять у меня интервью, хоть я и сделала на всякий случай модную прическу. Во всех репортажах просто говорилось: «Информация предоставлена членами семьи».

«Членами семьи». Как мило.

– Но я не понимаю, зачем ты вообще все это затеяла?

– Интуиция подсказала мне, что с двоюродной бабушкой Сэди что-то не так. Правда, никто меня не послушал, – не могу я удержаться от шпильки. – И на похоронах меня обозвали сумасшедшей.

– Речь, кажется, шла об убийстве, – замечает Тоня. – Но ее никто не убивал.

– Тогда я не знала подробностей, – произношу я со значением, – поэтому решила провести тщательное расследование. И через какое-то время мои подозрения подтвердились. – Они ловят каждое мое слово, будто я университетский профессор. – Эксперты Лондонской портретной галереи подтвердили мою правоту.

– А что им еще оставалось, – улыбается папа.

– И представляешь, – с гордостью добавляю я, – они оценили картину, определили стоимость, и теперь Билл отдаст папе половину.

– Охрене-е-еть! – Тоня шлепает себя по губам. – То есть… невероятно. И сколько ж тебе перепадет, папочка?

– Кажется, несколько миллионов, – смущается папа. – Билл твердо решил их вернуть.

– Ему не остается ничего другого, – в который раз объясняю я. – Он украл их. Он вор!

Тоня потрясена до глубины души. Она хватает гренок и яростно вонзает в него зубы.

– А редакционную статью в «Таймс» вы видели? – вопрошает она. – Это отвратительно.

– Да, его разделали под орех, – морщится папа. – Мы все сочувствуем Биллу, несмотря на…

– Лично я – нет, – возражает мама. – Так что говори за себя.

– Зачем ты так? – обескуражен папа.

– Я ни капельки ему не сочувствую. – Мама явно решилась на бунт, впервые в жизни. – Я чертовски зла. Зла на него.

Не верю своим ушам. Мама никогда ни на кого не сердилась. Тоня тоже растеряна. Она вопросительно смотрит на меня, но я только незаметно пожимаю плечами.

– Его поведение постыдно и непростительно. Твой отец всегда старается найти хорошее в людях, пытается объяснять дурные поступки, ищет смягчающие обстоятельства. Но в этом случае их просто нет!

Никогда не видела маму такой воинственной. Щеки пылают, пальцы нервно стискивают бокал.

– Ну ты даешь! – восклицаю я.

– И если твой отец продолжит защищать его…

– Я его не защищаю, – протестует папа, тяжело вздыхает, и скорбные морщины прорезают его лоб. – Но он же мой брат. Я вынужден с этим считаться.

– Успех твоего брата дорого обошелся нашей семье. – Мамин голос дрожит. – Мы не можем закрыть на это глаза. Надо быть честными. По крайней мере, хотелось бы. И давайте подведем черту под этой историей.

– Надо же, а я предлагала почитать книгу дяди Билла в нашем книжном клубе. Благодаря мне он продал восемь лишних экземпляров. (Надо думать, именно этот факт добил мою сестрицу.) А все это было вранье! Я презираю его! – Она резко оборачивается к папе: – И если ты, папа, не злишься на него, то ты просто размазня!

В глубине души я ликую. Тонина бесцеремонность раз в жизни только на пользу.

– Конечно, я злюсь, – признается папа. – Как же иначе? Но мне надо привыкнуть. Не просто осознать, что твой младший брат такой эгоистичный и беспринципный… кусок дерьма. Думаю, и так все понятно.

– Вот поэтому мы должны забыть о нем, – твердо говорит мама. – Проживем без него. Почувствуем себя наконец людьми первого сорта.

Энергии в мамином голосе больше, чем за все последние годы. Вперед, мамуля!

– Как же все удалось утрясти? – морщится Тоня.

– Это заслуга Лары, – с гордостью говорит мама. – Обсудила проблему с Биллом, пообщалась с музейщиками, все уладила и основала собственный бизнес! Мы за ней как за каменной стеной!

– Здорово! – Тоня широко улыбается, но я вижу, что она расстроена. – И как у тебя только получилось?

Явно ищет мое уязвимое место и надеется вернуть утраченные позиции…

– А что с Джошем? – вдруг сочувственно кудахчет она. – Папа сказал, вы снова встречались какое-то время, но потом расстались навсегда. Должно быть, нелегко тебе пришлось. Такая потеря.

– Какой Джош, господи! Я уже и думать забыла.

– Но ведь так больно расставаться с любимым человеком, – наседает Тоня, не сводя с меня выжидающего взгляда. – Сразу начинаешь сомневаться в себе. Думать, что ты недостаточно хороша и привлекательна. Но это, конечно, не так! Возможно, другие мужчины тебя оценят.

– Например, мой новый бойфренд, – соглашаюсь я.

– Как новый? – Физиономия у сестрички вытягивается. – Откуда он взялся?

Могла бы и не удивляться так сильно.

– Он американец, работает здесь по контракту. Его зовут Эд.

– Приятный молодой человек, – поддерживает меня папа.

– На прошлой неделе мы вместе обедали, – добавляет мама.

– Вот как? – надувается Тоня. – Что ж, я очень рада. Но каково тебе будет, когда он вернется в Америку? – цепляется она за соломинку. – Романы на расстоянии обречены. Международные переговоры, разница во времени…

– Посмотрим, как будут развиваться события, – улыбаюсь я.

– Я могу заставить его остаться! – грозно рявкает Сэди у меня в ухе. Оборачиваюсь и вижу, что она парит рядом со мной, выражение лица самое решительное. – Раз уж я твой ангел-хранитель. Останется как миленький.

– Прошу простить, – обращаюсь я к домашним, – но мне срочно нужно отправить сообщение.

Я достаю телефон и, расположив его так, чтоб Сэди удобно было читать, начинаю печатать.

Не волнуйся. Не надо никого заставлять. Где ты была?

– Хочешь, он попросит твоей руки? – продолжает она, игнорируя мой вопрос. – Вот будет весело! Я заставлю его сделать предложение и подарить самое лучшее кольцо, а потом мы начнем планировать свадьбу!

Нет, нет, нет! Сэди, прекрати! Не трогай его. Пусть сам решает. Слушает СВОЕ сердце.

Сэди читает сообщение и возмущенно фыркает:

– Уж я ему плохого не посоветую.

Я не могу сдержать улыбку.

– Ему пишешь? – интересуется наблюдающая за мной Тоня.

– Нет, – уклоняюсь я. – Подруге. Близкой подруге.

Спасибо за помощь. Не ожидала.

– Здорово я придумала? – радуется Сэди. – Смешно получилось? А шампанское вы уже заказали?

Пока нет. Сэди, ты лучший ангел-хранитель НА СВЕТЕ.

– Сложно не согласиться. Так, где бы мне присесть?

Перелетев через стол, она устраивается с краешку, и тут же появляется раскрасневшаяся, возбужденная Кейт.

– Вы не поверите! – восклицает она. – Нам только что прислали бутылку шампанского из магазина на углу. Сказали, что это приветственный подарок от соседей. И весь телефон нам оборвали, не бойтесь, я всех записала. И еще переслали корреспонденцию на новый адрес. Всю я приносить не стала, но одно письмо показалось мне интересным. Из Парижа… – Она протягивает мне большой пакет, одаривает всех улыбкой и подвигает себе стул. – Вы уже заказали? Я такая голодная! Мы, кажется, еще не встречались? Я Кейт.

Кейт с Тоней знакомятся, папа разливает вино, а я мрачно изучаю плотную упаковку. Значит, из Парижа. Почерк женский. Внутри что-то плотное и шишковатое, я чувствую это сквозь упаковку. Ой! Ожерелье!

Сэди пристально смотрит на меня через стол. Не сомневаюсь, наши мысли совпадают.

– Давай же, – кивает она.

Дрожащими руками вскрываю пакет. Внутри целая тонна папиросной бумаги. Под ней мерцает что-то желтое.

– Это оно, правда? – Сэди бледнеет. – Его все-таки прислали?

Я поспешно встаю.

– Мне нужно… позвонить. Извините. Я на минутку. Скоро вернусь.

Быстро направляюсь во внутренний дворик, выхожу через пожарный выход, забиваюсь в самый дальний угол, открываю пакет.

Наконец-то. Оно у меня в руках. История закончена.

На ощупь ожерелье теплое. И гораздо тяжелее, чем я ожидала. Солнечные лучи отражаются в горном хрустале, бусины сверкают и играют. Мне тут же хочется нацепить эту красоту на себя. Но я не могу этого сделать без разрешения стоящей рядом Сэди.

– Поздравляю. Мы нашли его. – Я автоматически пытаюсь повесить ожерелье ей на шею, как будто вручаю олимпийскую медаль, пробую снова и снова, хотя понимаю, что мне это не удастся. – Что же мне делать? – Не знаю, плакать мне или смеяться. – Ведь оно твое! Ты должна его надеть! Но оно не держится…

– Ладно, хватит! – кричит вдруг Сэди. – Все это… Ты знаешь, что надо делать.

Наступает тишина, только с дороги доносится шум проезжающих машин. Я прячу глаза. Мы так долго охотились за этим ожерельем, и вот оно у нас… Проклятье! Я не готова. Ведь Сэди появилась из-за ожерелья. И теперь, когда оно найдено…

Я гоню прочь ужасные мысли. Не хочу об этом думать. Просто не хочу.

Ветерок гонит листья по дворику, а Сэди все смотрит и смотрит на меня, потом тихо говорит.

– Мне надо подумать.

– Хорошо, – так же тихо отвечаю я.

Прячу ожерелье в сумочку и возвращаюсь в ресторан. Сэди исчезла.

Аппетит пропал. Есть совсем не хочется, как и вести беседы. В том числе и с шестью начальниками отделов кадров разных престижных фирм, которые названивают в офис и требуют встречи. Взгляд мой то и дело притягивается к бумажному пакету, в котором лежит ожерелье.

Эду я отправила эсэмэску, написала, что разболелась голова и я хочу провести тихий вечер дома. Одна. Я и на самом деле одна, Сэди нет. Оставляю ужин нетронутым, надеваю ожерелье, залезаю в постель и перебираю бусины. Спать я не могу. Под утро встаю, одеваюсь и выхожу на улицу. Нежно-розовый восход окрасил серое небо. До чего же красиво. Я покупаю кофе, сажусь в автобус и еду в Ватерлоо, бездумно разглядывая пустые улицы. В половине седьмого я на мосту. Странно, но даже в такой час здесь полно праздно прогуливающихся. Галерея еще закрыта, но внутренний дворик открыт. Я прохожу туда и приваливаюсь к стене. Здесь ни души. Так кажется всем, но не мне.

Я медленно пью давно остывший кофе и жду. Ровно в восемь, со звоном церковных колоколов, рядом со мной возникает Сэди. На ней очередное потрясающее жемчужно-серое платье с полупрозрачной юбкой в форме лепестков, серая шляпка-колокол надвинута на самые глаза. Я ничем не выдаю своего присутствия, но Сэди замечает меня и удивленно замирает.

– Ты?

– Привет, – вскидываю я руку. – Так и думала, что найду тебя здесь.

– Где ожерелье? – тревожно спрашивает она. – Ты его не потеряла?

– Разумеется, нет! Не беспокойся, оно у меня. С собой.

Я нервно оглядываюсь по сторонам, хотя во дворике ни души, потом достаю ожерелье. В это ясное, прозрачное утро оно еще прекраснее. Сэди завороженно смотрит на украшение, протягивает руку, но тут же поспешно отдергивает.

– Как бы мне хотелось прикоснуться к нему, – шепчет она. – Ты должна мне его вернуть.

– Я бы с радостью. Но как ты это себе представляешь?

Сэди молча смотрит на меня.

– Прямо сейчас.

В горле набухает ком. Я не могу произнести ни слова.

– Я хочу получить его, – тихо, но требовательно шепчет Сэди. – Слишком долго я ждала.

– Я все сделаю, – обещаю я, вдавливая бусины в ладонь с такой силой, что наверняка останутся синяки. – Оно ведь твое.

Дорога не занимает много времени. Такси летит слишком быстро. Я чуть не попросила водителя ехать помедленнее. Мне хочется, чтобы время замерло. Пусть такси застрянет в пробке часов на шесть. Но нет, мы въезжаем на маленькую пригородную улочку. Приехали.

– Быстро домчались, да? – жизнерадостно заключает Сэди.

– Да, – натужно улыбаюсь я. – Мигом.

Страх снова наваливается на меня. Ладонь, кажется, приросла к ожерелью. Я не могу разжать пальцы, хотя расплачиваться с таксистом одной рукой не слишком удобно.

Машина уезжает, мы переглядываемся. Справа и слева мелкие магазинчики и конторы, одна из них похоронная.

– Здесь! – зачем-то указываю я на вывеску «Вечный покой». – Боюсь, еще закрыто.

Убедившись, что дверь заперта, Сэди заглядывает в окно.

– Придется подождать, – равнодушно говорит она и возвращается ко мне.

Мы плюхаемся на деревянную скамейку. Молчим. Я смотрю на часы. Без пятнадцати девять. Похоронная контора откроется через четверть часа. Это так ужасно, что даже думать об этом не хочется. Еще успею. Лучше поговорю с Сэди, пока есть возможность.

– Кстати, милое платье. У кого позаимствовала?

– Вот еще, – говорит Сэди обиженно, – это мое. – Она оглядывает меня и неохотно признает: – Твои туфельки тоже ничего.

– Спасибо на добром слове. – Вместо улыбки у меня выходит жалкая гримаса. – Купила на днях. Если честно, Эд помог выбрать. Прогулялись с ним вечером по магазинам. В «Уайтлиз»[29]29
  Универмаг «Уайтлиз» – старейший в Лондоне торговый центр.


[Закрыть] как раз попали на распродажу…

Я несу всякую чепуху, лишь бы не молчать. Смотрю на часы: две минуты десятого. Пора бы и открыться. Впрочем, я благодарна даже за минутную отсрочку.

– А он неплох в постели, правда? – вдруг доверительно шепчет Сэди. – Я про Эда. Ну, ты тоже ничего.

В постели? Неужели она все-таки…

Вот черт. Черт.

– Ага, – грозно смотрю я на нее, – так я и знала! Ты подглядывала!

– Ну и что? – хохочет она. – Вы же меня не видели! Я очень скромно себя вела.

– И что ты видела?

– Все, что положено, – беззаботно заявляет она. – Яркое зрелище.

– Сэди, ты невыносима! Как тебе не стыдно подсматривать! Это даже законом запрещено!

Но она не обращает внимания на мои протесты.

– Я дам тебе один хороший совет. Маленький, но ценный. Так поступали в мое время.

– Только советов твоих не хватало! Не нужны мне никакие советы!

– Тем хуже для тебя.

Она принимается изучать свой маникюр, но я-то замечаю ее быстрые лукавые взгляды. И тут же начинаю изнывать от любопытства. Что же это за совет?

– Ладно, – сдаюсь я. – Выкладывай. Только без скабрезностей.

– Значит, так… – Она наклоняется поближе.

Но сексуальные секреты двадцатых годов прошлого века я узнать не успеваю. На крыльцо похоронного бюро поднимается немолодой мужчина в плаще.

– Что случилось? – Сэди прослеживает мой взгляд. – А-а.

– Он пришел, – шепчу я.

Человек в плаще смотрит на меня. А я, вжавшись в скамейку, гляжу на него.

– Вы ко мне? С вами все в порядке?

– Д-да. – Я с трудом встаю. – Вообще-то… я пришла навестить… Отдать мой долг. У вас моя двоюродная бабушка. Сэди Ланкастер. Кажется, вы… у вас…

– Так и есть.

– Можно мне… сейчас… увидеть ее?

– Отчего же нет. Подождите пару минут, пока я разберусь с делами, и я к вашим услугам, мисс…

– Лингтон.

– Лингтон. Если хотите, можете подождать в комнате для родственников.

– Спасибо, – через силу улыбаюсь я. – Только… позвоню.

Он исчезает внутри, а я не могу сдвинуться с места. Если бы время можно было остановить. Если бы можно было все переиграть. Но так не бывает. Я должна сделать то, что должна.

– Ожерелье у тебя? – спрашивает за спиной Сэди.

– У меня. – Я покорно достаю его из сумки.

– Хорошо. – Улыбка у нее напряженная. Ей уже не до сексуальных ретросекретов.

– Ты готова? Это не самое приятное место.

– Я туда и не пойду, – небрежно отвечает Сэди. – Подожду здесь. Тут спокойнее.

– Правильно, – соглашаюсь я. – Хорошая идея. Ты же не хочешь…

Я умолкаю, не решаясь сказать главное. Сэди не спешит мне помочь.

– Значит…

– Значит! – жизнерадостно восклицает Сэди, и мне все становится ясно. Она думает о том же.

– Как ты думаешь, что произойдет, когда я…

– Когда наконец избавишься от меня? – Сэди, по обыкновению, не склонна драматизировать события.

– Как ты можешь! Я просто…

– Не сомневаюсь. Тебе не терпится от меня избавиться. Я тебе ужас как надоела. – Подбородок ее предательски дрожит, но она продолжает улыбаться. – Так я и знала, что мы не найдем общего языка.

– Да уж, от тебя так просто не отвязаться, – вторю ей я.

– Ага, вместе навсегда.

– Только об этом и мечтала, – невольно смеюсь я. – Всю жизнь слушаться привидение.

– Ангела-хранителя, – поправляет меня Сэди.

– Мисс Лингтон, – зовет меня похоронный агент, – вы готовы?

– Одну секунду!

Дверь закрывается, я нервно одергиваю пиджак, затягиваю пояс, выигрывая этим лишние тридцать секунд.

– Отдам ожерелье и вернусь, – спокойно говорю я. – А потом сходим в кино. Или еще чего придумаем.

– Договорились, – кивает Сэди.

Нет, не могу проститься вот так. Я гляжу на Сэди и изо всех сил стараюсь не разреветься.

– Но… на всякий случай… на случай, если… – Язык не слушается. – Сэди, мне было…

Ну что тут скажешь? Разве это можно выразить словами?

– Я все понимаю, – шепчет Сэди, и глаза ее светятся как звезды. – Мне тоже. А теперь иди.

У двери похоронного бюро оглядываюсь в последний раз. Она сидит очень прямо, взгляд сосредоточенный, руки сложены на коленях. Она не шевелится. Словно ждет чего-то.

Мне страшно представить, о чем она сейчас думает. Почувствовав мой взгляд, Сэди улыбается – широко и дерзко.

– Вперед!

– Вперед, – отзываюсь я. И посылаю ей воздушный поцелуй. Потом отворачиваюсь и решительно открываю дверь.

Время пришло.

У похоронного агента скошенный подбородок и странная манера тянуть «а-а-а», прежде чем что-нибудь сказать.

Мы проходим по серому коридору и останавливаемся у деревянной двери с надписью «Лилейные покои».

– А-а-а… я оставлю вас на несколько минут, – говорит он со значением, приоткрывает дверь и не может удержаться от вопроса: – Правда, что она нарисована на известной картине? Которая была во всех газетах?

– Да.

– А-а-а… Надо же. Сложно представить ее такой. Она ведь очень старая. Целых сто пять, кажется? Да уж, пожила.

Он по-своему проявляет внимание, но его слова причиняют мне острую боль.

– Не такая уж и старая, – довольно резко отвечаю я. – Мне она старой не кажется.

– А-а-а… Ну да, ну да.

– Знаете, я хотела бы положить ее любимую вещь… в гроб. Это возможно? С ней ничего не случится?

– А-а-а… Конечно, не случится.

– Только никому не говорите, – с горячностью прошу я. – Если кто-нибудь появится, пожалуйста, дайте мне знать.

– А-а-а… – Он внимательно изучает свои туфли. – Так и сделаю.

– Вот и славно. Спасибо. Тогда я… пойду.

Я закрываю за собой дверь и замираю.

Я понимаю, что должна это сделать, но ноги отказываются повиноваться. Несколько глубоких вдохов – и я решительно иду к светлому деревянному гробу.

Это и есть Сэди. Настоящая Сэди. Моя стопятилетняя двоюродная бабушка, которую я так и не узнала при жизни.

– Вот и встретились, – бормочу я. Потом бережно и нежно оборачиваю ожерелье вокруг морщинистой шеи.

Она такая крошечная, такая беззащитная. Сколько раз я пыталась к ней прикоснуться, взять ее за руку или обнять… И вот теперь она передо мной. Ее тело. Я осторожно поправляю седые волосы, разглаживаю складки на платье.

Наверное, полагается сказать что-то прочувствованное, но в голове ни единой мысли.

Надо уходить.

На подрагивающих ногах добредаю до двери, поворачиваю ручку и вываливаюсь в коридор.

– Попрощались? – спрашивает похоронный агент.

– Да-да. Все хорошо. Спасибо вам. Я на вас рассчитываю. А сейчас, простите, очень спешу. Важные дела.

Чуть ли не бегом устремляюсь к выходу и вылетаю на улицу. Дверь хлопает у меня за спиной, а я, хватая ртом воздух, смотрю на другую сторону улицы.

Скамья пуста.

Мне становится все ясно. Да кому не стало бы.

И все равно кидаюсь через дорогу, в отчаянии озираюсь и надрываюсь, пока хватает голоса:

– Сэди! СЭДИ!

Я рыдаю, отказываюсь от помощи добросердечных прохожих, какое-то время ношусь вокруг скамейки, затем падаю на нее без сил. Я надеюсь на чудо. Я жду.

Вскоре начинает темнеть, я дрожу то ли от холода, то ли от напряжения. И наконец сдаюсь. Сердце не врет.

Она не вернется. Наши дороги разошлись.