Текст книги "Через год в это же время"
Автор книги: Софи Касенс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)
Канун Нового, 2011 года
Двадцать девять фунтов за дорадо на подушке из морских водорослей и дикого риса; двадцать девять фунтов! Квинн быстро произвел мысленный подсчет. Хотя они заказали всего три блюда и самое дешевое вино, все равно в целом все это обойдется ему в сто пятьдесят фунтов.
Терраса находилась на верхнем этаже отеля. Внизу раскинулся Гайд-парк, неярко освещенный луной и круглыми пятнами фонарей, выстроившихся вдоль широких аллей. Озеро Серпентайн казалось черным зеркалом, спокойным и блестящим. И весь парк окружала розовая аура, истекавшая от городских огней, а он свернулся внутри ее в темной безмятежности. В полночь они увидят фейерверки над Лондоном.
Когда Квинн еще месяц назад заказывал здесь столик, то предполагал, что на обед уйдет примерно час и обойдется это не слишком дорого. Теперь, видя цены в меню, он понял, что перестарался, желая произвести впечатление на Полли, и резко закрыл меню. Нет смысла тревожиться из-за счета; ей понравится, а остальное не имело значения.
– Квинн, здесь туалет больше, чем вся моя квартира! – в крайнем волнении воскликнула Полли, возвращаясь к столу. – Мы можем устроить в нем танцы! – Она хихикнула, беря со своего стула салфетку и садясь напротив Квинна.
У Полли были короткие светлые волосы и изящное худое лицо. Высокие скулы делали ее похожей на эльфа, а глубоко сидящие голубые глаза говорили о холодном уме.
– Ты уверен, что можешь себе это позволить? – прошептала она, прикрывая рот ладонью.
– Случай особый, – ответил Квинн. – Я ведь обещал, что мы как следует отпразднуем получение тобой университетской стипендии.
– Да, но я чувствую себя крайне избалованной. Весь месяц я мечтала об этом обеде. Все выглядит таким вкусным, Квинн.
За другим столом, позади Полли, сидели пожилой мужчина с седыми волосами и леди. Мужчина наклонился вперед и сжал руку женщины. Это был уверенный, интимный жест, и Квинн увидел, как женщина ответила своему спутнику взглядом, полным собачьей преданности.
Квинн тоже потянулся к руке Полли.
– Не беспокойся об этом. Просто наслаждайся, – сказал он, сжимая ее пальцы.
Ради этого случая Квинн позаимствовал один из старых отцовских пиджаков – прекрасно сшитый синий шерстяной блейзер, заказанный на Сэвил-роу. Отец был более худощавым, и блейзер был тесноват Квинну в плечах. И когда Квинн вытянул руку, то почувствовал себя неудобно.
С Полли Квинн познакомился полгода назад. В то лето он путешествовал по Бразилии вместе со своим университетским другом Майком. Квинну предоставилась редкая возможность сбежать из Лондона, поскольку из Америки приехала тетя Квинна, готовая держать оборону дома. Квинн и Майк столкнулись с Полли и ее подругой Джиной в каком-то баре в Сальвадоре. Год после окончания школы и перед поступлением в университет девушки решили провести в Бразилии, где сажали деревья в благотворительных целях. Вчетвером они весело провели вечер, рассказывали друг другу о своих приключениях и пили коктейль «Кайпиринья», в котором было столько сока лайма, что от него слезились глаза. Квинн сразу, после первой же порции коктейля, влюбился в эту прекрасную, забавную, щедрую девушку.
– Так за что мы выпьем? – спросила Полли, поднимая свой стакан.
– За твои академические успехи, – предложил Квинн.
– А как насчет твоего завтрашнего дня рождения? – спросила Полли.
– А как насчет того, чтобы оказаться наконец в одном и том же месте? – в свою очередь спросил Квинн.
Полли только в августе вернулась из Южной Америки, а в сентябре начала учебу в Редингском университете. Квинн мог ездить к ней на день в выходные, но оставаться на ночь для него было затруднительно. Он послал ей билет на поезд, чтобы она приехала в Лондон, но сам он все еще жил дома, а Полли очень неловко чувствовала себя в обществе его матери.
Подошел официант, подал им главные блюда. Для нее – тонкие ломтики утки на башне из красной капусты и запеченного картофеля, идеальный съедобный обелиск в центре большой белой тарелки. Для него – жаренную на сковороде дорадо, которая стоила, как он прикинул, примерно десять фунтов за кусочек.
– Ух ты, выглядит потрясающе! – воскликнула Полли, и ее глаза восторженно заблестели. – Мне не хочется, чтобы этот вечер кончался… Может, потом заглянем в какой-нибудь ночной клуб? Представь, что мы прогуляем до четырех, а потом все утро проведем в постели! – страстно произнесла Полли, потирая ногой ногу Квинна под столом. – Но я не уверена, что такое было бы одобрено в доме твоей матери.
Квинн опустил взгляд. Жизнь дома означала определенные ограничения ночной активности, поскольку его спальня находилась прямо над спальней матери. Пару раз он вырывался и снимал на вечер номер в отеле, чтобы не чувствовать себя связанным, но ему не хотелось вести Полли в отель, где они снимут номер в семь часов, а покинут в одиннадцать.
Словно зная, о чем они говорят, телефон Квинна завибрировал.
– Как раз вовремя, – тихо произнесла Полли. – Ответь.
– Извини… – пробормотал Квинн, выходя из-за стола, чтобы ответить на звонок в коридоре.
Канун Нового года – годовщина того дня, когда ушел отец, – всегда был тяжелым временем для его матери. И Квинн давно знал, что лучше ответить как можно быстрее, поговорить с ней, не позволить ей окончательно расстроиться. Если бы он проигнорировал звонок, то, скорее всего, у нее началась бы настоящая паническая атака.
По телефону он сумел ее успокоить. Она снова тревожилась из-за задвижек на французских окнах. Квинн был терпелив, он слушал, он говорил мягким утешающим тоном, но внутри нарастало напряжение от звуков голоса матери. Он хотел, чтобы ей стало лучше. Он не хотел возвращаться домой, не хотел слишком рано заканчивать этот вечер.
Когда он вернулся, Полли уже приканчивала главное блюдо.
– Все в порядке? – спросила она. – Или тебе нужно идти?
– Нет, все нормально. Извини.
Сколько раз за шесть месяцев случался этот разговор? Сколько раз он извинялся?
Полли переставила бокалы на столе для полной симметричности.
– Она знает, что мы сегодня празднуем, – со вздохом сказала она.
– Она не нарочно, Полли. Просто несколько месяцев были трудными для нее, папа же снова женился.
Полли наблюдала за ним через стол, а он старался изобразить улыбку.
– И еще был тяжелый месяц в сентябре, когда твоя тетушка вернулась домой.
– Ну да, много трудных месяцев… А чего ты от меня хочешь? – ответил Квинн намного резче, чем намеревался.
– Просто это кажется несправедливым по отношению к тебе. – Полли протянула руку и сжала его пальцы.
– Пожалуйста, давай не будем говорить об этом сегодня, – покачал головой Квинн, чуть сдвигаясь вперед на стуле. – Мне хочется, чтобы этот вечер был для нас, для тебя.
Он посмотрел на нее и заметил, как озабоченность исчезла из ее взгляда.
– Это моя любимая тема, – кивнула она. – Нет, вру, моя любимая тема – сыр, ты знаешь.
– Послушай, Полли, я понимаю, нам нелегко встречаться, но в моей жизни все изменилось, когда я встретил тебя. И в тот вечер я всерьез говорил, что люблю тебя. Ты первая девушка, которой я это сказал. Я никогда не был так в этом уверен.
– И я тебя люблю, Кви, – ответила Полли, глядя ему в глаза.
Квинн почувствовал, как все его тело наполняется теплой пульсирующей энергией. Быть любимым той, которую любишь, – разве может быть что-то лучше?
После десерта из кухни прислали еще кое-что.
– Шеф-повар приготовил маленькие рождественские пудинги с заварным кремом и бренди. Поздравление с праздником, – с поклоном сообщил официант.
– Ой, как мило! Большое спасибо… Все было просто замечательно!
Полли одарила официанта сияющей улыбкой. Ее неумеренная реакция застала его врасплох, и он неловко кивнул.
Как только Квинн отломил ложкой кусочек пудинга, как только вечер словно вернулся в свою колею, в его кармане снова завибрировал телефон. И в то же самое мгновение Полли издала странный звук, словно подавилась, и Квинн, повернувшись к ней, увидел, что она выплевывает пудинг, который запихнула в рот целиком. Квинн, сунув руку в карман, спросил:
– Что такое?
Лицо Полли исказила гримаса. Квинн посмотрел на телефон. Впрочем, ему и смотреть не нужно было: он знал, кто звонит.
– Там что-то такое… – ответила Полли. – Что-то противное. – Она стала тыкать в крошечный пудинг вилкой.
– Похоже, полиэтилен.
Квинн неловко передвинулся на стуле, положил телефон на колено, каждый мускул его тела напрягся, воздух вокруг словно сгустился, стало душно. Полли покачала головой и еще раз откашлялась.
– Квинн, я чуть не задохнулась, а ты смотришь на свой телефон!
– Ты не задохнулась, – неуверенно возразил он. – Ты его выплюнула.
– Да ответь ты уже! – сказала она, закрывая глаза.
Квинн перевел телефон с вибрации на беззвучный вызов. И дрожащей рукой налил воды в стакан Полли.
Полли подозвала официанта и сообщила ему о полиэтилене в своем десерте. Она сказала, что не хочет жаловаться, но беспокоится, как бы такой сюрприз не достался кому-нибудь еще. Официант рассыпался в многословных извинениях и принес бутылку шампанского в качестве компенсации. Квинн пытался расслабиться, но не мог перестать думать о том, что сейчас происходит дома. Его снова мучило то же самое чувство: он не знал, что лучше – быть плохим кавалером или плохим сыном, и от этого на него накатывала физическая тошнота.
В ресторане «Ле льё де раконтр» не вели глупого обратного отсчета времени. Новый год наступил под звон бокалов и негромкий гул голосов. Снаружи ночной горизонт взорвался светом, растерзавшим тьму. Далекие взрывы и треск ракет слышались даже сквозь толстое стекло. Прямо за парком возник фонтан света, звездная пыль рассыпалась по небу.
Квинн и Полли сидели молча, глядя на представление снаружи. Потом Полли медленно поднесла свой бокал к бокалу Квинна, ее взгляд стал задумчивым.
– За нас, за следующую главу! – произнес Квинн с деланой веселостью, чувствуя, как на лбу выступает пот.
– Да позвони ты ей, – тихо сказала Полли. – Я же знаю, ты не расслабишься, пока не поговоришь.
Квинн вышел на площадку у туалетов. Было бы слишком невежливо говорить по телефону за столом, тем более в таком ресторане. Он рухнул на пол и уставился на свой телефон, на свою переносную тюрьму. Слева от него широкая двойная дверь вела в кухню, он слышал, как там гремят кастрюлями и звучат резкие голоса. Это было помещение, где трудились в поте лица, чтобы ресторан по другую сторону стены работал без перебоев, плыл, как лебедь по волнам.
Он уже собрался позвонить, когда из кухни выбежала девушка в белом костюме повара, с вьющимися каштановыми волосами. Она плакала, и их взгляды на мгновение встретились. Девушка выглядела точно так, как чувствовал себя Квинн, – охваченной страданием. Он хотел спросить ее, все ли в порядке, но она умчалась к лестнице прежде, чем он успел открыть рот. Когда девушка исчезла за углом, Квинн увидел, что она уронила поварской колпак. В его уме промелькнула мысль о Золушке и ее хрустальном башмачке. В параллельной вселенной он мог бы побежать за девушкой и вернуть ей головной убор. Но в этом мире ему было не до галантности. Но он мог отнести ее колпак в кухню.
Мать не ответила на его звонок. Ему нужно ехать домой. Квинн медленно вернулся в ресторан, увидел, что огненное действо на горизонте за парком все еще продолжается. Когда он сел на место, Полли даже не повернула головы, продолжая смотреть в окно.
– Мне очень жаль, Полли, но я должен уйти, – сказал Квинн.
– Она всегда на первом месте, да? – спросила Полли.
– Нет, не всегда. Но сейчас Новый год, тяжелое время для нее…
– Я не считаю себя такой уж убогой, Квинн, но ты заставляешь меня чувствовать себя попрошайкой, и мне это отвратительно.
– Ты не попрошайка, Полли. Ты единственное, что есть хорошего в моей жизни…
Она перебила его:
– Квинн, отправляйся домой, давай не будем об этом сейчас, просто делай то, что должен. А я поеду к друзьям в клуб в Хокстоне. Спасибо за чудесный обед.
Она поцеловала его в щеку, медленно, неторопливо. И что-то было в этом непохожее на рядовое прощание. А когда Полли ушла, Квинн ощутил, как тошнотворное чувство стало ослабевать, напряжение в груди наконец почти исчезло.
Семнадцатое мая 2020 года
Минни стояла на зеленом берегу, глядя вниз, на мутную коричневую воду. В прудах Хэмпстеда Минни впервые плавала еще подростком, но вид воды и нервирующее чувство, что, когда плывешь, не видишь собственные руки и ноги, вызывали у нее сильную неприязнь. К тому же тогда от нее требовалось плыть быстро, а пруды не слишком годились для скоростного заплыва. Да, в детстве Минни хорошо плавала, это был спорт, которым можно заниматься в одиночку, и никто не насмехался над ней. А если и насмехался, она их не слышала, потому что ее голова была под водой. Минни и сама толком не знала, почему бросила плавание… Наверное, просто жизнь и работа привели ее к этому. Но в последние месяцы ее снова потянуло к воде.
Пруды Хэмпстеда были старыми водохранилищами, теперь открытыми для публики. Они располагались вдоль края парка Хэмпстед-Хит – прекрасного природного парка, раскинувшегося почти на восемьсот акров к северу от Лондона, между Хэмпстедом и Хайгейтом. С самого высокого места парка видна была немалая часть Лондона, похожие на конструкции лего здания и небоскребы, убегающие за горизонт.
Минни всегда любила вересковые пустоши. Это были идиллические, чистые оазисы естественной природы среди в основном окультуренного ландшафта. Они служили усредненному обитателю города напоминанием о том, что такое естественная трава, как выглядят перепутанные корни деревьев, выступающие над землей, как они пахнут.
Но Минни любила не только естественную красоту ландшафта, но и то, что видела здесь знакомые лица. И если летом весь Лондон устремлялся в парки, то в остальную часть года тут появлялись одни и те же люди. Постоянные любители плавания представляли собой нечто вроде сплоченной общины, они с несгибаемым упорством приходили сюда круглый год, взламывая лед зимой, чтобы добраться до воды.
Прошлой осенью Джин Финни, одна из постоянных заказчиц «Ничего трудного», убедила Минни дать прудам еще один шанс. Сама Джин постоянно здесь плавала, презирая бассейны, и говорила о своих ощущениях с почти религиозным благоговением. Но в прошлом году Минни так и не добралась сюда. А теперь у нее было время и новая причина: возможно, холодная вода укрепит ее тело и душу. В первый раз она пришла сюда месяц назад. Сегодня вода все еще выглядела непривлекательно, но теперь, раз уж она тут оказалась, Минни быстро забыла о мути в глубине, окунувшись в бодрящий холод, и просто наслаждалась движением в воде.
Минни думала, что Джин, пожалуй, кое в чем права, если в свои восемьдесят шесть она плавает чуть ли не каждый день. Джин всегда была безмятежна, что наводило на мысль о хорошо прожитых годах. «Не плачь над тем, над чем ты не стала бы плакать в пять лет, – как-то раз сказала она. – И плавай – плавай, когда только сможешь».
Это были ее два главных жизненных совета.
В это утро знакомой белой взъерошенной головы Джин нигде не было видно. Бросаясь в воду, Минни почувствовала острые уколы холода каждой частицей своей кожи. Она старалась справиться с дыханием, пока ее тело справлялось с холодом. И поплыла быстрым брассом. Она считала вдохи; необходимо было сделать двадцать вдохов, чтобы кожа перестала ощущать ледяную воду, а потом тело расслаблялось, каждая клеточка наполнялась энергией, мозг избавлялся от утренней сонливости.
Плавание стало частью нового течения жизни Минни. Она теперь работала в кейтеринговой компании, обслуживающей большие мероприятия, и утро у нее оставалось свободным. Минни чувствовала себя намного здоровее, чем в последние годы. У нее оставалось время для того, чтобы готовить себе хорошую еду, заниматься зарядкой, и она даже опять вернулась к чтению. Работала она шесть вечеров в неделю и старалась жить экономно. Она копила деньги, для того чтобы съехать из родительского дома, и через месяц-другой должна была накопить достаточно. Жизнь стала проще, легче и не такой напряженной. Конечно, Минни скучала по кухне «Ничего трудного», скучала по работе с друзьями, скучала по Лейле, но старалась быть более оптимистичной, смотреть на все с положительной стороны.
Со времени их ссоры три месяца назад они с Лейлой отчасти установили мир. Они общались, закрывая дело, но это было нечто вроде пластыря на глубокой ране, и обе это чувствовали. Чисто техническая сторона хлопот по ликвидации компании оказалась легче, чем они себе представляли. Когда они продали кухонное оборудование и фургон, у них осталось достаточно денег, чтобы выплатить остатки жалованья и основную часть долгов. Все стало намного проще, когда сеть ресторанов быстрого питания, делающая упор на блюда из цыплят, захотела арендовать их помещение и согласилась купить оставшееся оборудование по вполне справедливой цене. И за какие-то несколько недель все уладилось; это было похоже на то, как одной огромной волной уничтожается старательно выстроенный песочный замок.
Кейтеринговая компания, в которой теперь работала Минни, специализировалась на рулетиках из лосося и тарталетках с козьим сыром под глазурью из пряных трав. Минни работала в разных местах, готовя угощение для свадеб, вечеринок, обедов и торжественных приемов. Она не имела никаких дел с теми, кто ел эти вещи, или даже с теми, кто накрывал столы. Она готовила, прибиралась, получала деньги и уходила домой. Ей нравилась безликость этой работы. Не нужно было думать об успешности предприятия, о том, что от нее зависела жизнь других людей. Ей просто незачем было думать обо всем этом.
Она продолжала поддерживать отношения с Аланом и Бев. И то, что она подвела их, было, конечно, наихудшим из всего.
– У нас все будет в порядке, не беспокойся за нас, – сказала ей Бев, когда Минни сообщила всем тяжелую весть.
– Э, да мы найдем другой корабль, оглянуться не успеешь! – заявил Алан.
Так оно и вышло. Обоих взяла на работу компания, купившая их помещение, так как желала получить людей, хорошо знающих местные условия. Алан сел за руль фургона; Беверли готовила цыплят во фритюре.
А Флер исчезла, и Минни понятия не имела, куда она подевалась. Возможно, жила без Интернета в доме родителей, свободном от Wi-Fi, а может, наконец создала приложение для знакомств в соответствии с гороскопом, о чем всегда говорила. Минни и сама удивлялась тому, что скучает по Флер больше, чем по всем остальным.
Отказ от бизнеса был подобен сейсмическому сдвигу. Как в результате трения друг о друга тектонических плит содрогается земля, так и их маленькое землетрясение ослабило давление, предупредив более катастрофические последствия. Это было правильно, Минни не сомневалась. Но все равно она тосковала по коллегам, скучала по заказчикам; ей хотелось услышать о кошках мистера Марчбэнкса и бурсите миссис Ментис. Но больше всего ей не хватало Лейлы, так не хватало, что это можно было назвать настоящей сердечной болью.
Да, они поддерживали отношения, обменивались сообщениями, изредка разговаривали по телефону. Но после той ссоры между ними что-то изменилось. Лейла работала днем, Минни работала вечером. Несколько раз они встречались по утрам в субботу за кофе, но между ними установилась вежливая дистанция. Минни чувствовала себя так, словно общается с какой-то давней знакомой, обмениваясь новостями. Она заметила, что говорит даже о качестве кофе, что уж точно не было хорошим знаком. То, что они складывали вместе обломки их прежней дружбы, как бы что-то ремонтируя, не исцеляло глубоко скрытую рану.
В общем, Минни работала, и плавала, и копила деньги, и плавала, и опускала голову под воду, и сдерживала дыхание. Плыть и дышать, жить и работать, и ждать, когда новый тектонический сдвиг тряхнет землю под ее ногами и все исправит. Или, может быть, затянет ее в глубину и утопит.
Минни сделала четыре длинных взмаха под темной холодной водой, потом еще, потом еще. Когда она выскочила на поверхность, ей показалось, что легкие сами ее вытолкнули. Жажда жизни взяла свое, она с облегчением вздохнула.
Выходя из пруда, она увидела, что ее полотенца нет там, где она его оставила. Минни содрогнулась от холода, оглядываясь вокруг и ища того, кто мог его взять… Жестокая выходка в такое время года! В нескольких ярдах от нее стоял какой-то мужчина, растиравший лицо ее голубым купальным полотенцем.
– Извините, – сказала Минни, быстро подходя к нему. – Мне кажется, это мое полотенце.
Мужчина отвел полотенце от лица. Квинн.
Взгляд Минни бессознательно скользнул к его скульптурному торсу – и она быстро заставила себя посмотреть на его лицо.
– Минни? Привет, – усмехнулся он. – Что ты тут делаешь?
– Замерзаю, – ответила она. – Это мое полотенце!
Она вырвала полотенце из его рук и быстро закуталась в него. Квинн огляделся вокруг – и подобрал другое голубое полотенце, лежавшее немного поодаль.
– Не это? – предположил он.
Минни посмотрела на полотенце. Оно было очень похоже на то, которым она только что завладела. И теперь, когда она присмотрелась, полотенце на ее плечах показалось немного более пушистым, чем ее собственное.
– Ох! – нахмурилась она. – Надо же…
Она попыталась вернуть полотенце.
Квинн засмеялся:
– Эй, мое теперь насквозь мокрое! Так что вытрусь твоим, спасибо.
Они смотрели друг на друга, весело улыбаясь. Хотя они встречались всего несколько раз, нечто в манерах и теле Квинна казалось Минни очень знакомым, она словно уселась в старое привычное кресло.
– Значит, это твое обычное занятие по утрам в воскресенье – красть полотенца у прудов Хэмпстеда? – спросил Квинн.
Минни начала вытирать волосы.
– Нет, я сюда пришла только затем, чтобы полюбоваться на голых мужчин.
Она кивнула в сторону мужчины за семьдесят, с огромным животом, в обтягивающих коричневых плавках «Спидо», который только что вышел из воды.
Квинн расхохотался. Открыл рот, чтобы что-то сказать, но помедлил, потом наконец сказал:
– У тебя есть какие-то планы на сегодня? Я помню, конечно, как ты некогда отвергла мое приглашение на завтрак, но…
Квинн тоже принялся вытирать волосы полотенцем Минни, а она снова не удержалась от взгляда на его обнаженную грудь и на облегающие черные шорты для плавания. И смущенно завернулась в полотенце.
– Позавтракать я могла бы. Или, по крайней мере, выпить кофе, пока не явится очередная дама из Tinder.
Минни посмотрела на него, вскинув брови и проведя рукой по мокрым волосам. Квинн слегка надул щеки и расширил глаза. Минни не поняла, то ли он перевозбужден утренним купанием, то ли ему просто нравится ее дразнить.
– Мама приводила меня сюда в детстве, – сказал он, когда они, одевшись, пошли бок о бок через парк. – Обычно я сидел на берегу и читал, пока она плавала.
– Я считаю, что места вроде этого полны воспоминаний. И когда приходишь сюда, то словно открываешь кувшин памяти. Снимаешь крышку – и тебя ударяет запахами и звуками, где-то глубоко в тебе разворачиваются давно забытые воспоминания, – сказала Минни, на ходу размахивая полотенцем.
Квинн не откликнулся, и она посмотрела на него.
– Извини, наверное, это прозвучало претенциозно, – покачала головой Минни.
– Нет. – Квинн не мигая смотрел на нее. – Это именно то, что я сам здесь чувствую… кувшин памяти.
Некоторое время они шли молча, шагая в ногу.
– А знаешь, для человека, столь бескомпромиссного в деловых взглядах, ты слишком неуверена в себе, – наконец произнес Квинн, и Минни покосилась на него, не поворачивая головы. – Ты сказала нечто значительное и тут же решила, что это претенциозно. Я уже замечал за тобой такое.
– Не пытайся меня анализировать, доктор Хэмилтон.
Минни благодушно нахмурилась и махнула в сторону Квинна мокрым полотенцем. Она хотела лишь слегка его задеть, но как-то само собой получилось, что полотенце звонко шлепнуло по ягодицам Квинна. Он взвизгнул, хватаясь за зад.
– Ох, извини, я не хотела ударить так сильно! – засмеялась Минни, одной ладонью прикрывая рот, а другую прижимая к животу.
– Боже мой, женщина, напомни мне, чтобы я никогда не позволял себе лишних слов в твой адрес! – воскликнул Квинн, демонстративно хромая и держась за пострадавший зад.
Минни захихикала, они остановились.
– Серьезно, мне никогда в жизни не удавалось так ловко шлепнуть полотенцем! Не знаю, почему оно так себя повело.
– Давай надеяться, что у меня не останется вечного следа на коже, – сказал Квинн, оглядываясь на собственные ягодицы.
Они шли к станции метро «Хэмпстед-Хит». Рядом с автомобильной парковкой стоял фургон-закусочная, где продавались булочки для завтрака и растворимый кофе в пластиковых стаканчиках.
– Давай просто купим что-нибудь здесь, – предложила Минни. – Тогда можно будет посидеть на вересковой пустоши.
Квинн посмотрел на фургон, потом перевел взгляд на модные кофейни у станции.
– Ну если тебе не хочется чего-нибудь более изысканного. – Минни проследила за его взглядом.
– Это в самый раз, – решил Квинн.
– Привет, Барни! – поздоровалась Минни с бородатым хозяином фургона. – Как дела?
– Отлично, Минни… Как поплавала?
– Хорошо, брассом, – ответила Минни. – Нам две булочки с беконом и лучшую чашечку чего-нибудь горячего, пожалуйста.
Взяв свой завтрак, они поднялись на вересковую пустошь.
– Ну и как дела? – спросил Квинн.
– Мы закрылись.
– Это ужасно! – нахмурился Квинн.
– Очень трудно постоянно идти по туго натянутому финансовому канату. Давай не будем говорить о работе, а то ты опять начнешь грузить меня своими советами. – (Квинн засмеялся.) – А как прошло твое свидание в художественной галерее? – спросила Минни. – Как ее звали?.. Аманда? – Она сделала вид, что припоминает с трудом.
– Мне так стыдно, что тебе пришлось это увидеть, – сказал Квинн, прижимая ладонь ко лбу.
– Что именно? То, что ты напиваешься в офисе или что назначаешь свидания?
– И то и другое.
Он состроил смущенную гримасу. Минни ждала, что Квинн продолжит тему, но он просто откусил солидный кусок от булочки с беконом.
– А как дела у твоей матушки? – спросила она.
Квинн помолчал, жуя.
– Нормально.
– Ты не любишь говорить о ней.
– Меня очень давно никто о ней не спрашивал.
– А мне бы хотелось узнать о ней побольше, – мягко произнесла Минни, глядя на Квинна через край стаканчика с кофе. – Ты упоминал, что она с трудом с чем-то справляется.
Квинн надул щеки, громко выдыхая. Поставил стакан на траву и принялся растирать запястье.
– Ладно, хорошо, краткая версия: она страдает от тревожных состояний. Иногда ей трудно выходить из дому. Пока я был маленьким, все обстояло не так плохо, но, когда ушел отец, все стало в десять раз хуже. – Квинн уставился на свои руки.
– Прости, но это звучит как-то… Она с кем-нибудь встречается? У вас есть человек, который помогает за ней присматривать? – осторожно спросила Минни.
– Она встречается со своим доктором. Раньше я оплачивал доставку продуктов, но в итоге она восстала против этого. У нее то взлеты, то падения. А когда у нее упадок, она никого не хочет видеть, кроме меня.
– Это, должно быть, тяжело, – заметила Минни, – то, что она так на тебя полагается.
Квинн провел ладонью по волосам, потом сел прямее и прижал колени к груди:
– Хватит обо мне. – Он снова взял свой кофе. – Уверен, это слишком скучно. У людей бывают проблемы и посерьезнее.
Минни наблюдала за ним, ожидая, когда он снова на нее посмотрит.
– Вряд ли тяжесть чужих проблем делает твои собственные легче.
Квинн помолчал, глядя на траву между ними.
– Наверное, для меня труднее всего то, что иной раз я чувствую, что просто позволяю ей быть пленницей. Я выполняю ее поручения, заказываю для нее покупки, занимаюсь всем, в чем она нуждается. А ее постоянно тревожит безопасность дома, ей кажется, что замки сломались, или чудится, что кто-то бродит по саду. И каждый раз я спешу все проверить, просто чтобы успокоить ее. – Квинн сдвинул брови и уставился на пустой стакан. – Как-то раз я не пришел, когда она позвонила. Просто сказал: «Нет, выйди из дому и сама дойди до аптеки, там же всего три минуты хода!» – Квинн помолчал. – И с меня этого довольно.
– Это вполне понятно, – кивнула Минни.
– У нее случилась жуткая паническая атака, она упала с лестницы, вывихнула лодыжку. Уборщица нашла ее на следующее утро там, на полу. Боже, почему я все это тебе рассказываю?
– Потому что я спросила. – Минни осторожно коснулась его плеча.
– Какое чудовище могло оставить ее в доме одну без лекарств, при ее-то агорафобии? – Квинн наконец повернулся и посмотрел на Минни полными боли глазами.
– Просто человек, который испробовал уже все и не знал, что еще предпринять.
Этот уверенный в себе, крепко стоящий на ногах парень внезапно стал похож на того, кто отчаянно нуждается в объятии, но Минни не осмелилась на такое.
– А хуже всего то, что я уже не в силах сочувствовать. Я знаю, что она не может с этим справиться, но часть меня думает: «Ну же, ты лишь попытайся, сделай шаг!» Это способ лечения страдающих агорафобией: они делают маленькие шажки навстречу своему страху, открывают дверь, выходят на улицу, проходят один квартал. Дети ведь учатся ходить понемногу, и мы каждый день видим прогресс. Она и пыталась раньше… Несколько лет назад все было не настолько плохо. А теперь она как будто и не хочет делать попыток. Она сдалась, а я ей позволил.
Минни помолчала, всматриваясь в него. Она не знала, что тут можно сказать, и потому они оба молчали. Но это не было неловким молчанием; это было дружеское молчание, когда не нужно что-то говорить, чтобы поддерживать связь.
Они покончили с завтраком и поднялись на Парламентский холм, чтобы посмотреть на Лондон, а потом вернулись к станции. Минни искоса поглядывала на Квинна, когда они проходили мимо кафе и магазинов у станции метро «Хэмпстед-Хит». Тема здоровья его матери явно оказалась намного тяжелее для Квинна, чем Минни могла себе представить. И почему ее первое впечатление о Квинне было таким неверным? Тот человек, каким она его считала, должен был жить легко, но в его жизни определенно не было ничего легкого. Минни всегда думала о своем детстве и юности с чувством сожаления. Она сожалела о том, что у нее не сложились более близкие отношения с матерью. Она сожалела о том, что все воспринимала как постоянное сражение с родителями – сражение за то, чтобы уйти, сражение за то, чтобы остаться, сражение за то, чтобы быть услышанной. И вот получалось, что, наверное, каждому было на что пожаловаться, если речь заходила о семье… но ее мать, по крайней мере, была способна выходить из дому.
Когда они дошли до станции, Минни с надеждой во взгляде повернулась к Квинну. Ей не хотелось, чтобы это утро закончилось вот так.
