Текст книги "Через год в это же время"
Автор книги: Софи Касенс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)
Канун Нового, 2004 года
В молодежном клубе в Камдене, на Каслхейвен-роуд, должна была состояться вечеринка; туда собирались некоторые школьные друзья Квинна. Скорее всего, ничего интересного ждать не приходилось, но это был первый новогодний праздник без чьих-либо родителей.
Мэтт Дингл обещал принести водку, Дипак Патель сказал, что придут несколько девушек из классической средней школы, которые играли в нетбол; приятель Квинна Шив встречался с одной из них, и он заявил, что девушки придут наверняка, он уверен на сто процентов. Квинну хотелось пойти, необязательно для того, чтобы познакомиться с девушками, а просто для того, чтобы побыть вне дома, услышать шум музыки, поболтать с друзьями.
Его мать смотрела телевизор в гостиной. Она свернулась калачиком под одним из тех мягких розовых одеял, что обычно лежали в комнате для гостей. Непричесанная, в старой отцовской футболке, она смотрела новости, потом началась какая-то программа о рыбалке, но Тара не стала переключать канал.
– Мам, я хочу пойти с друзьями, – сказал Квинн, обходя диван и садясь рядом с матерью. – Ты не против?
– И куда ты идешь? – спросила она, медленно переводя взгляд на его лицо.
– В молодежный клуб в Кентиш-Тауне. В «Бамберс». Там вечеринка, помнишь? – мягко произнес Квинн, уже надевший свежую белую рубашку, которую сам постирал и погладил. – Хочешь, попрошу миссис Пенни посидеть с тобой, пока меня не будет?
Миссис Пенни была милой леди с севера, слегка за пятьдесят, и жила она в одном из больших домов рядом с парком. Раз в неделю она прибиралась в их доме, стирала постельное белье и закупала продукты на неделю.
– Ты выглядишь таким взрослым, Квинн, таким красивым, – сказала Тара, поглаживая его по щеке. – Скоро начнешь бриться.
– Мне завтра четырнадцать, мам, и я уже бреюсь, – ответил Квинн.
На диване рядом с матерью лежал розовый свадебный фотоальбом. Это всегда было дурным знаком.
– Мам, ты ведь не будешь снова расстраиваться, нет? – мягко спросил он, кивая на альбом.
Она накрыла альбом диванной подушкой.
– Я просто думала о счастливых днях, – невыразительно произнесла она, грустно глядя в пространство.
Квинн взял альбом и убрал на самую высокую книжную полку, до которой смог дотянуться.
– Никогда не отдавай свое сердце, Квинн, потому что обратно ты его не получишь, – сказала Тара, глядя в потолок.
Она часто говорила сыну что-нибудь подобное. Квинн уже решил, что, если любовь творит с людьми такое, он не хочет никого любить.
– Ладно, мам, я пойду.
– Но ты не забыл телефон? – спросила мать, и теперь в ее голосе послышалась легкая нотка тревоги. – А запасной на всякий случай взял?
– Да и да, – кивнул Квинн, похлопывая по карманам своих джинсов.
Ему ужасно не нравилось, как оттопыриваются карманы из-за телефонов.
– И ты ведь не будешь там пить? Ты же знаешь, что в наше время случается с пьяными людьми.
Квинну нужно было уйти, пока мать не убедила себя в том, что он должен остаться дома.
На улице он почувствовал, как удушающая атмосфера дома рассеивается в прохладном ночном воздухе. На мгновение он ощутил себя свободным, хотя и знал, что это не так. Иногда ему казалось, что он постоянно находится под домашним арестом. А его телефоны – электронные канаты… Он мог выйти за пределы тюремных стен, но все равно оставался на привязи.
Школа служила избавлением. А в каникулы и выходные было намного тяжелее, поскольку почти не оставалось предлогов для ухода из дому. Его друзья в каникулы катались на лыжах и «вырывались из Лондона». А для тех, кто оставался в городе, их матери устраивали бесконечные развлечения. Мать Пита Томпсона в прошлый вторник организовала для восьми ребят настоящее световое представление, а ведь ни у кого из них даже дня рождения не было. Но в этом году Квинну хотя бы разрешили наконец ездить одному в общественном транспорте – это уже казалось серьезной переменой.
Квинн любил улицу, на которой жил. Ему нравились разноцветные дома и симметрично подстриженные деревья вдоль дороги. Ему нравились пекарня на углу и книжный магазин, в котором пахло корицей. Ему нравилась пожилая леди в смешной фетровой шляпе, сидевшая на низкой стене вместе со своими кошками. Когда он проходил мимо, она всегда спрашивала: «Как дела, все в порядке, юноша?»
Когда его родители разошлись, были разговоры о продаже голубого дома и о мамином переезде из Лондона в какое-нибудь тихое местечко. Возможно, маме было бы лучше в маленькой деревушке, где люди весьма любопытны и любят совать нос в чужие дела. А в Лондоне, если хочешь, чтобы тебя оставили в покое, никто не станет к тебе соваться.
Квинн перешел железнодорожный мост – и в одно мгновение Лондон изменился, как будто раздвинулся занавес. Вместо маленьких магазинов, цветочных киосков и кафе, где продавались четыре сорта молочных коктейлей, появилась улица, забитая автобусами, шумная, с граффити на стенах, с уличными продавцами газет. Большинство друзей Квинна жили по эту сторону железной дороги. И часто Квинн чувствовал себя здесь куда лучше. Люди не присматривались к тебе, легко было затеряться в толпе. В небе взорвалась ракета. Квинн глянул вверх, на завитки света, прорезавшие серое небо. Фейерверк-одиночка вырвался на свободу.
К тому времени, когда пришел Квинн, «Бамберс» был набит до отказа. Квинн и не подозревал, что это такое популярное место. Компании подростков толпились по краям зала, задумчиво раскачиваясь под музыку. В середине танцпола собралась молодежь старше и пьянее, молодые люди выкрикивали слова «Around the World» группы ATC. Вокруг пахло дешевыми освежителями с названиями вроде «Сумеречный соблазн» или «Полуночный туман». Но они не мешали запаху пота, сильному, как в спортивной раздевалке после игры. В дальнем конце зала были установлены софиты в стиле диско, свет в них менялся – красный, синий, зеленый, – и его круги прыгали по потолку тускло освещенного зала. Диджей расположился на возвышении перед киоском с едой, над которым висел испещренный нотами пурпурный баннер с надписью: «Мьюзик Мелвин». В киоске продавались безалкогольные напитки, чипсы и светящиеся палочки, которые нужно разломить пополам, чтобы они засияли. Этот стол организовали мамы из тех, кто пек кексы с надписью «2004 год» золотой глазурью, мамы, которые пришли заранее, чтобы помочь повесить праздничные флажки и наклеить на бутылки с кокой этикетки: «Один фунт».
– Квинно! – закричал кто-то через весь зал; Квинн оглянулся и увидел спешившего к нему Мэтта. – Давай, еще немного осталось!
Мэтт протянул Квинну бутылку теплой коки, из которой пахло так, словно там было процентов на восемьдесят водки. Квинн сделал глоток и с трудом сдержал позыв к рвоте.
– Посмотри на Пейнтера, он уже хорош! – воскликнул Мэтт, подталкивая Квинна локтем в ребра.
Мэтт был невысоким, с острыми чертами лица и угрями на подбородке и на нижней части щек. Он был добродушным, забавным и блестяще играл в футбол, но не пользовался вниманием девочек, хотя с недавних пор только о них и говорил.
– Чертов Пейнтер, ты глянь на него!
Мэтт снова показал на Пола Пейнтера, отлично сложенного белокурого регбиста. Тот обнимал за плечи какую-то девушку в черном бархатном мини-платье рядом с торговым автоматом, в котором имелись лишь просроченные чипсы.
Квинн почувствовал, как завибрировал телефон в его кармане. Мать уже прислала ему сообщение. Квинн хлопнул друга по спине и вернул ему бутылку коки.
– Ты до полуночи не дотянешь, если будешь это пить. – Квинн огляделся по сторонам, ища других знакомых. – А Джонси здесь? Патель?
– Джонси где-то курит. Патель сказал, это все для детишек, и отправился в паб, надеется туда прорваться. Говорит, знает охранника, что стоит у дверей, так вот. Выпей еще, у меня много! – Мэтт опять сунул Квинну бутылку.
Квинн глотнул еще алкоголя и почувствовал, как расслабляются плечи.
Он ответил матери: дошел до места, все в порядке. Она тут же прислала новое сообщение, требуя, чтобы он вернулся домой на такси. Она заказала для него машину на четверть первого. Квинну нужно было лишь немного проехать на ночном автобусе до моста, а потом пять минут пройти пешком до дома, но спорить с матерью не имело смысла.
– Твоя странная матушка все-таки тебя отпустила? – послышался голос за спиной Квинна.
Кто-то дружески подтолкнул его. Квинн обернулся и хлопнул Джонси по руке.
– С днем рождения тебя, с днем рождения тебя! – пропел Джонси, вертя бедрами и размахивая руками.
Дункан Джонс был одним из лучших друзей Квинна и одним из немногих, кто мог позволить себе шутить подобным образом насчет его матери.
– А если сюда явится доктор Кинси? – спросил Джонси, забирая у Мэтта бутылку коки и принюхиваясь к ней. – Менталисту такое вряд ли понравится.
– Придется ему взять лишний выходной, – ответил Мэтт.
– Давайте сегодня не будем говорить о моей матери, тупицы, – сердито бросил Квинн.
– Тогда поговорим о матушке Мэтта. В последние дни миссис Дингл постоянно смотрит мягкое порно! – Джонси изобразил губами поцелуй, пощелкал языком и подмигнул Мэтту.
– Да ты… – Мэтт налетел на Джонси.
Квинн быстро встал между ними и выбросил вперед руку, останавливая на лету кулак Мэтта.
– Мальчики! – тут же послышался предостерегающий голос одной из мамочек у стола. – Ничего такого, пожалуйста!
Вечер продолжался. Вернулся Дипак Патель, не попавший в паб, диджей Мьюзик Мелвин оказался в общем вполне приемлемым, и Квинн танцевал, пил и смеялся с друзьями. В какой-то момент несколько девочек, танцуя, понемногу приблизились к ним, но Мэтт напугал их собственной версией брейк-данса.
– Если хочешь, чтобы они подошли, – сказал Квинну Дипак, показывая на Мэтта, – нужно убрать куда-нибудь подальше нашего круглолицего.
К этому времени Мэтт уже бродил по танцполу, пошатываясь, проливая выпивку на свою футболку, выкрикивая строки из песни «Bootylicious» Destiny’s Child.
– Те девушки явно хотят с тобой пообщаться, вот только Мэтт напугает любую, которая подойдет ближе.
Квинн и не думал о том, чтобы попытаться этой ночью кого-нибудь поцеловать. Он вообще еще не пробовал сам целовать девочек, но иногда это случалось без усилий с его стороны. В школе учились только мальчики, но, когда бы он с друзьями ни оказывался в компании девочек, его более шумные и развязные приятели старались изо всех сил, в то время как Квинн, ничуть не стараясь, уводил у них из-под носа самую интересную девочку.
Несколько девушек в коротеньких топах и застиранных джинсах, сидя на пластиковых стульях у стены зала, с одноразовыми красными чашками в руках, посматривали в сторону Квинна. Одна девушка, со слишком яркой помадой на губах, улыбнулась Квинну. Она была хорошенькой, но даже после водки Квинн не смог бы придумать, что ей сказать, если бы они остались наедине.
За десять минут до полуночи Квинн ускользнул с танцпола и спрятался в коридоре около туалетов. Он не хотел оставаться на виду в полночь. Мьюзик Мелвин наверняка включит что-нибудь вроде «Lady in Red» или какую-нибудь другую медленную мелодию. А потом начнется неловкое топтание, когда все попытаются выстроиться в ряды напротив тех, с кем будут целоваться, и его приятели станут подталкивать друг друга, безжалостные в своих насмешках из-за удач и неудач. Он просто не в силах был вынести все это. Он ответил на очередное сообщение матери, четвертое за вечер:
С Новым годом, мам! Честно, у меня все в порядке, ложись спать.
Оторвав взгляд от телефона, он увидел стоявшую напротив него какую-то девушку. У нее были прямые светлые волосы, нежная веснушчатая кожа и веселое лицо.
– Не обращай на меня внимания, – слегка пожав плечами, сказала она и прислонилась к стене, выставив перед собой ногу. – Я просто прячусь от часа леммингов на танцплощадке. – (Квинн безразлично кивнул.) – Тебе не противно, что люди начинают целоваться с кем попало ровно в полночь? Это какой-то рынок мяса! – возмущенно заявила девушка. – Могу поспорить, большинство даже имен друг друга не знают! Так вульгарно! – Она покачала головой и неодобрительно нахмурилась.
Диджей Мьюзик Мелвин включил «Two Minutes to Midnight» группы Iron Maiden – слишком предсказуемо.
– Да, вульгарно, – тихо согласился Квинн и после паузы спросил: – Как ты сказала? Час лемминга?
– Лемминги подражают друг другу, так ведь? Они не способны думать самостоятельно.
Она застенчиво улыбнулась, а потом посмотрела в конец коридора и оттолкнулась от стены. Квинн решил, что она хочет уйти. Но ему этого не хотелось. Он попытался придумать, что бы еще сказать.
– Да, они все похожи, все тридцать разных видов леммингов.
Он мог сказать что угодно, так почему же он сказал именно это? И откуда он это знал? Наверное, видел в каком-нибудь из документальных фильмов, которые постоянно смотрела его мать. Как раз поэтому он и не болтал с девушками. Он глянул на незнакомку, уверенный, что она посмеется над ним.
– Хорошие знания, – кивнула она, снова прислоняясь к стене. – Мне нравятся факты о леммингах.
Плечи Квинна расслабились.
– А как ты думаешь, какой именно их вид сейчас топчется на танцполе? – спросила она, крутя в пальцах прядь светлых волос.
– Наверное, это малоизвестный городской подвид – подросткиус пьяниус, – решил Квинн.
Она рассмеялась, как садовый разбрызгиватель, испускающий маленькие всплески радости. Этот звук наполнил Квинна энергией.
Голоса в зале начали дружно считать:
– Десять, девять, восемь…
Внезапно Квинну ужасно захотелось поцеловать эту девушку. Его приятели не заметили бы кого-то вроде нее, в немецких ботинках, закрытой футболке и джинсах с высокой талией, но нечто в ее лице привлекло Квинна. Девушка была очень хорошенькой, но сама явно этого не осознавала. И Квинна тянуло к ней всем его существом.
– Шесть, пять, четыре…
Он попытался поймать ее взгляд. Однажды он подслушал, как Тоби Сэмпсон говорил в раздевалке, что в этом и есть ключ: нужно просто достаточно долго смотреть на девушку не моргая, и она поймет, что ты ее хочешь. Девушка посмотрела на него. Квинн отвел взгляд. Он был не слишком силен в такой игре.
Но он шагнул вперед, делая вид, будто его заинтересовало что-то на стене за ее плечом. Оперся рукой о стену рядом с ее головой, но продолжал таращиться на собственную руку, не зная, что делать дальше. Черт, как неловко! Она же посмеется над ним, спросит, что это он затеял, а потом расскажет всем своим подругам о странном парне-лемминге, который пытался поцеловать ее рядом с туалетами.
– Три, два, один… С Новым годом!
Квинн осмелился еще раз искоса бросить взгляд на девочку. Она смотрела прямо на него, ее зрачки расширились. И тут же ее взгляд нервно заметался из стороны в сторону.
– Э-э-э… привет! – сказала она.
– Привет, – пробормотал Квинн, уставившись в пол. – Можно мне… Ну, ничего, если я…
Черт! А если она скажет «нет»? Квинн вообще не был уверен, что какой-либо поцелуй стоит такого напряжения.
– Да… – произнесла девочка, едва дыша, нервно.
Ее щеки порозовели.
Она закрыла глаза и наклонилась к нему, и Квинн шагнул вперед. И внутри у него что-то подпрыгнуло, когда ее мягкие полные губы прижались к его губам.
Конечно, Квинн и раньше целовал девочек, но не так. То были влажные, механические, приятные поцелуи, но вполне осознанные и потому немножко глупые. Как с той девочкой из хоккейного клуба, которая просто сунула язык ему в рот и вертела им, как ящерица. А сейчас происходило нечто совершенно новое; каждая часть тела Квинна участвовала в этом, губы девочки двигались в одном ритме с его губами. Квинн ощутил мгновенную реакцию в своих джинсах и отодвинулся, испугавшись, что она может это заметить.
– Вау! – раскрасневшись, тихо выдохнула девочка. – Э-э-э… С Новым годом!
– С…
Квинн даже этого повторить не смог, его ум кипел от вопросов: это что, именно такой поцелуй, каким он должен быть? А как ее зовут? Увидит ли он ее снова? Можно ли ему сейчас еще раз поцеловать ее, не прижимаясь к ней оскорбительно вздувшимися джинсами?
Но прежде, чем он нашел ответ хотя бы на один из этих вопросов, зазвонил его телефон, а потом и второй. Девочка растерянно посмотрела вниз.
– Извини…
Квинн отступил на шаг и достал оба телефона. По одному звонила его мать, по другому – таксомоторная компания. Была всего одна минута после полуночи. Квинн повернулся к девочке спиной, не желая, чтобы она заметила бугор на его джинсах.
– Я… Мне нужно ответить, но подожди, пожалуйста. Я быстро.
Он виновато и умоляюще посмотрел на нее и вышел через заднюю дверь во двор за клубом.
– Да, – сказал он, отвечая сначала матери. – Мам, я тут вроде как за…
– Квинн! – Она плакала. – Мне нужно, чтобы ты вернулся прямо сейчас!
– Мам, я вернусь через полчаса, я же говорил…
– Ты должен вернуться сейчас же, Квинн! Мне кажется, в саду кто-то ходит и пытается пробраться в дом!
Она задыхалась от панического страха.
Квинн медленно, протяжно вздохнул. Потом перезвонил насчет такси. У него было пять минут, достаточно, чтобы узнать имя девочки и ее телефон.
Но когда он вернулся в коридор, ее там уже не было.
Первое февраля 2020 года
Минни проснулась в панике. Она не могла дышать. Что-то ее душило. Она резко села, хватая ртом воздух, в ужасе размахивая руками. Серый комок меха метнулся с ее кровати с пронзительным воплем. С тех пор как они на прошлой неделе переехали домой, Лаки упорно желал спать на голове Минни. То ли он боялся, что его выгонят из нового дома, то ли ему просто не хватало теплого местечка на холодильнике, – Минни не знала. Но это уже превращалось в угрозу жизни.
При взгляде на комнату у Минни на мгновение возникло ощущение, что она находится неведомо где. Потолок был слишком низким, окна не там, где им следовало быть, и еще слышалось зловещее тиканье, словно неподалеку собиралась взорваться сотня бомб. Потом она вспомнила, что находится в родительском доме, лежит на матрасе на полу в своей старой комнате на чердаке. А тикали не бомбы, а сотни часов.
Маленькое, восемь на десять футов, пространство было заполнено коробками и старыми чемоданами. В середине комнаты стоял рабочий стол отца, заваленный оставшимися инструментами и увеличительными стеклами, которым он пока не нашел места. Деревянный каркас ее разобранной кровати стоял у стены, освобождая место для коробок.
В последние недели Минни казалось, что ее разматывают, как клубок шерсти, обдирая все подряд и оставляя ее нагой. Все то, что определяло ее жизнь, исчезло. Минни была поваром, имела пекарню, жила на Эссекс-роуд, встречалась с Грегом. Разрыв с Грегом был подобен исчезновению последнего пункта самоидентификации.
Возвращать хозяину ключи от квартиры было очень тяжело.
– Это лишь временно, – утешала ее Лейла, помогая перетащить коробки в прихожую. – Не навсегда же ты переезжаешь к родителям.
Но Минни совершенно не представляла, как ей выкрутиться и снова снять квартиру. И со всей этой суетой, с переездом, разрывом с Грегом и внезапным шквалом заказов у нее не было ни минуты, чтобы придумать, как сообщить Лейле насчет их бизнеса. Минни ждала, что ее осенит вдохновение, но оно не приходило.
Она посмотрела на одни из часов на стене, выясняя, который час, но все часы показывали разное время. Она заглянула в свой телефон. Одиннадцать утра. Она не спала почти всю ночь, ее мозг был слишком взбудоражен; видимо, задремала она только под утро. И тут же в мыслях снова началась сумятица, и Минни поняла, что их не утихомирить, пока она не составит список проблем.
Она записала в телефон:
ЧТО СДЕЛАТЬ
1. Извиниться перед Квинном Хэмилтоном за то, что была такой жуткой дурой.
2. Сказать Лейле, что хочу закрыть дело.
3. Придумать предлог – почему я хочу закрыть дело.
4. Помочь Бев, Алану и Флер найти новую работу.
5. Тайком придумать план идеального обручения Лейлы.
6. Найти новую работу для себя.
7. Найти, где жить.
8. Перестать быть таким дерьмом по жизни.
9. Купить корм коту.
10. Помочь Бев преодолеть жизненный кризис.
11. Собрать кровать, разобрать вещи.
Подумав немного, Минни переставила одиннадцатый пункт в начало списка. Лучше начать день с выполнимой задачи. Она взяла коробку с надписью «Мелочи Минни». Внутри лежал старый плейер для караоке и сломанный розовый микрофон, наполовину собранный набор «Лего» «Сокол Тысячелетия» и старая копилка-сова, которую она самостоятельно раскрасила. Минни с надеждой встряхнула копилку, но в ней ничего не звякнуло. На дне коробки нашелся розовый альбом для фотографий, украшенный голубыми блестками. На нем Минни когда-то написала круглыми буквами: «Летний лагерь 2005 года». Минни благоговейно перелистала альбом. Это были снимки того лета, когда они познакомились с Лейлой. Каждый год Минни просила родителей отправить ее в тот лагерь, и каждый раз они говорили, что не могут себе этого позволить. Обычно они просто просили Уилла присматривать за ней во время каникул, но потом Уилл нашел работу на лето, так что папа уступил и Минни разрешили уехать.
В первый же день в лагере она увидела Лейлу – та шла к ней в розовом купальнике и зеленых шортах. Круче этой девочки Минни никого не видела в реальной жизни. Минни струсила, видя, что та приближается к ней, поскольку была уверена, что особа вроде Лейлы может подойти только для того, чтобы сказать какую-нибудь гадость… Но Лейла просто улыбнулась и спросила, не хочет ли Минни присоединиться к сражению на водяных пистолетах. И для Минни это стало платонической любовью с первого взгляда.
У Минни ушел почти весь день, чтобы разобраться в своей спальне; в каждом предмете ее детства таилось столько воспоминаний… Но постепенно она решила, что комната приобрела жилой вид. Минни собрала кровать, аккуратно сложила вдоль стены отцовские коробки, а свои вещи разделила на три категории: «Старое, но сохранить», «Старое – выбросить», «То, что нужно сейчас». Но открывать коробки с тем, что нужно сейчас, не хотелось. Казалось, если она их откроет, то признается себе в том, что пребывание в родительском доме затянется.
В качестве последней попытки освежить пространство Минни поставила на коробки в изножье кровати единственное произведение искусства, которым владела. Это была репродукция картины «Автомат» Хоппера, подаренная Лейлой на двадцать первый день рождения, и с тех пор Минни берегла ее. На картине девушка в шляпке и пальто, сидящая в кафе-автомате, задумчиво смотрит в чашку с кофе. Она была одна, но не казалась одинокой, в ней ощущалась некая самодостаточность и созерцательность. И вам хотелось понять, о чем она думает, откуда она, куда направляется. На обороте репродукции Лейла нацарапала: «Будь хорошей подругой сама себе, и никогда не останешься одинокой». Это было одним из главных стремлений Лейлы – независимость.
Окинув взглядом комнату, Минни кивнула сама себе. Простая работа по устранению хаоса успокоила ее взбудораженный ум, а когда появилась репродукция «Автомата», все стало похожим на дом. Минни забралась на кровать, придвинулась к стене, села, скрестив ноги, и открыла ноутбук. Набрала в поисковой строке «Гугла» Люси Донохью – ей хотелось знать комментарии на статью Люси. Минни нашла кое-что в Twitter – многие спрашивали, нельзя ли им стать новыми спутниками Люси при посещении ресторанов. Минни застонала. Ей столько всего нужно сделать, какого черта она тратит время на Люси Донохью?! Она решила, что необходимо глотнуть свежего воздуха.
Внизу никого не было; ее родители по субботам работали. Минни проверила новый список в своем телефоне и переставила в начало номера девятый и десятый – как наиболее достижимые цели.
Она доехала на метро до магазина рядом со станцией «Олд-стрит». Она помнила, что видела его, когда они проезжали мимо, развозя заказы. Это был магазинчик-типография, где принимали заказы на печать, в витрине висел плакат: «Мы сделаем все что угодно!»
Минни протянула мужчине за прилавком флешку и простую матовую пластиковую бутылочку, которую специально приберегла. Просьба у нее была необычной. Ей хотелось напечатать на бутылочке из-под шампуня фотографию Беверли и несколько слов. Жест был глупым, но, возможно, это помогло бы приглушить экзистенциальные страхи Беверли насчет того, что бутылка ее переживет. Мужчина сказал, что все будет готово через час, если Минни не прочь подождать. Минни незачем было спешить домой, так что она решила побродить по соседним улицам, наблюдая за другими, более интересными людьми, занятыми своими делами.
Минни нравилось размышлять о незнакомцах на улице; она думала о том, куда они могут идти, с кем собираются встретиться. Она прошла мимо высокой женщины в крошечных шортах и серебристых колготках, с прической в стиле афро и с яркими голубыми тенями на веках. На женщине была футболка с надписью золотыми буквами «Королева». Минни видела, как вслед этой особе прохожие поворачивают голову.
Вслед Минни люди никогда не оборачивались; она просто не обладала теми качествами, которые вызывают внимание людей. Она знала, что, когда кто-то разговаривает с ней и присматривается к ее чертам, она кажется вполне хорошенькой, но это была не та красота, которая остановит незнакомца на ходу. А вот когда они шли вместе с Лейлой, то люди оглядывались, хотя обычно скорее из-за ярких волос и одежды Лейлы, чем из-за чего-либо еще.
Минни гадала, не потому ли некоторые одеваются так броско, что ищут внимания, обычно оставляемого для тех, кто поразительно красив. Лейла могла бы сказать, что дело не в этом, что ей просто хочется, чтобы ее внешность отражала то, что она чувствует внутри. Минни понятия не имела, как могло бы выглядеть внешнее отражение ее собственного внутреннего мира. Может, в том-то и состояла ее проблема? Она сама не знала, кто она такая.
Ей всегда хотелось раствориться, а не привлекать внимание. Внимание означало критику, внимание означало, что над тобой могут посмеяться. Как-то она прочитала статью о том, что красивые женщины, в особенности модели, крайне тяжело переживают старение. Они настолько привыкли, что им вслед смотрят на улицах, что они привлекают взгляды незнакомых, что начинают терять чувство собственной идентичности. Так что, возможно, лучше оставаться невидимой изначально, тогда и не узнаешь, что потеряла.
Мысли Минни устремились к Таре. В молодости она, наверное, была одной из тех, кто заставляет людей оглядываться. Стало ли для нее старение куда более тяжелым, чем для матери Минни, которая всегда была излишне коренастой и простоватой? И не увядающая ли красота привела к нервной неустойчивости Тары, к той ранимости, которую ощутила Минни? Потом Минни вспомнила страх на лице Тары при виде разбитой лампы, панику в ее глазах. Нет, такая боль едва ли имела отношение к внешнему миру, тут должно скрываться нечто более глубокое.
Минни бесцельно брела вперед, не глядя, куда идет. А когда подняла взгляд, то обнаружила, что находится перед «Тантив консалтингом». Интересно, она нарочно сюда пришла или ее привело подсознание? Было пять часов дня, суббота, но свет на пятом этаже горел.
А следующим делом в списке Минни значилось: «Извиниться перед Квинном Хэмилтоном».
