Текст книги "И это все, за что я борюсь (СИ)"
Автор книги: Сия Кейс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)
Глава 20
Сколько дней я здесь?
Не помню точно. Где-то шестьдесят.
Я сбился со счета еще после третьего круга, который выбил меня из сознания на несколько дней. Я думал, что не выживу тогда.
Наверное, так даже было лучше.
Потому что вчера я пережил шестой круг. Какая-то неведомая сила заставляла меня держаться, но с каждым днем ее оставалось все меньше, а я чувствовал, что мое тело сдается перед этим натиском. Я никогда не был здоровым и выносливым, а сейчас – и подавно.
Казалось, от того, что со мной сотворили вчера, гудели даже кости. Моя кожа была изрезана на тонкие полосы, которые каждую секунду саднили и болели. От этой боли хотелось лезть на стену, и иногда я давал себе волю и начинал стонать, выть, как побитый умирающий волк.
Но это было еще не все.
Страшно представить, сколько крови я потерял за шесть этапов, а зима никак не желала отступать. Тот холод, который донимал меня, когда я только попал сюда, не мог даже отдаленно сравниться с тем, что мучил меня сейчас. Я не мог согреться ни на минуту, а дрожь стала моим привычным состоянием.
Если я пока что не превратился в животное, то в рухлядь – уж точно. Теперь кашель сопровождал меня как верный спутник, а мой голос сел настолько, что я не узнал его, когда заговорил со стражником впервые за месяц. Я не мог даже нормально шевелиться – раны от плетей на спине заживали так медленно, что до сих пор иногда кровоточили, а остальное мое тело настолько ослабло, что я всерьез задумался – может, прошло не шестьдесят дней, а лет сорок, и за это время я незаметно состарился?
Сегодня я проснулся оттого, что почувствовал, как трясусь во сне. И эту дрожь нельзя было унять даже силой, я словно горел заживо, и мой разум заодно. Этого следовало ожидать – похоже, я промерз так, что тело решило наградить меня лихорадкой в придачу к кашлю.
Это я точно не переживу. И пусть впервые за все время моего пребывания здесь собственный разум показался мне легким, как никогда, я заставил его признать – это конец. Мне было отведено чуть меньше двадцати трех лет на этом свете, постыдное прозвище Цареубийца, окружение, сплошь состоящее из лгунов и предателей и…она.
Я ждал ее каждый день, каждую минуту, и честно мог сказать: в этой тюрьме я думал только о двух вещах – о ней и о своей непроходящей боли. Я просыпался с мыслями о Милит и засыпал с ними же. Она пообещала мне тогда, и я верил только этим словам. Даже когда перестал верить самому себе, я все еще верил ей.
Но в последние дни я всерьез стал задумываться – а не выдумал ли я ее? Вдруг, та Милит с белыми волосами, что просила называть себя Долорес – всего лишь иллюзия моего воспаленного мозга, мираж, который я хотел увидеть все это время?
Если это так, то я хотел еще раз увидеть ее. На прощание. Пусть даже она отвернется от меня такого, пусть побрезгует прикоснуться ко мне и пнет, как блохастую собаку, я хотел увидеть ее. Совсем недолго, хотя бы на минуту.
Я перевернулся на спину и уставился в потолок. Перед глазами все мутнело, а голова раскалывалась, словно от похмелья.
Нужно было просто сойти с ума. Тогда бы мне стало намного легче. Я бы забыл собственное имя и стал бы напевать какую-нибудь дурацкую песенку себе под нос. В любом случае, я бы даже не вспомнил о Милит, она бы не тянула меня за собой своими обещаниями и изматывающим ожиданием. Я был бы почти счастлив прозябать здесь, зная, что меня ничто не держит в том мире, который располагался за стенами этой тюрьмы.
Я рассмеялся, слушая свой жуткий хриплый смех. Кем я был бы без Милит? Герцогом Унаберским, магом Зотерской империи, в которого бы тыкали пальцем за то, что он слеп. Я уже не мог думать об этом человеке, как о себе. Да, когда-то он был мной. Но не теперь. Он бы не вынес шести этапов восьмикружия и не цеплялся за хилую надежду так, как это делаю я.
Он бы никогда не полюбил Милит Сеттери. Или все же полюбил бы?
Ладно, вопрос не в этом. Полюбила бы она его?
Я закашлялся, и когда наконец-то смог свободно вздохнуть, то услышал шаги за дверью. Вряд ли это ко мне. Через одну камеру от меня недавно посадили какого-то разбойника из окрестных лесов – он уже успел потрепать нервы надсмотрщикам своим поведением, и иногда я даже завидовал его смелости. Быть может, он даже решится сбежать, придумав какую-нибудь уловку.
И правда – откуда-то справа послышалось, как кто-то долбит в дверь кулаками. Я решил прислушаться больше из любопытства, усевшись у стены и притянув дрожащие колени к груди. Кожа на руках и спине отозвалась болью, и я стиснул зубы, чтобы было легче ее перетерпеть.
И тогда ключ в замке моей двери провернулся. Все же пришли ко мне. Я вяло поднял голову, когда надсмотрщик взглянул на меня и поставил миску баланды на пол. Я никак не реагировал, слушая, что происходит в камере справа, к тому же, у лихорадки был один значительный плюс – я перестал чувствовать голод, который все это время сопровождал меня постоянно. В этом не было ничего хорошего, но я радовался, что больше не был привязан к тем помоям, которые здесь называли едой.
Соседняя дверь тоже открылась, и стук кулаков сменился криком, но этот голос принадлежал не разбойнику. Закричал надсмотрщик, и не от злости, не от испуга, а так, словно на него напали. Все произошло так быстро, что ни я, ни тот тюремщик, который принес мне еду, не успели сориентироваться. Мы переглянулись, и только тогда по коридору разнесся крик:
– Дарант! Помоги!
Судя по всему, Дарантом звали моего тюремщика. Он сорвался с места, абсолютно позабыв обо мне, бросив все так, как есть – открытую дверь, миску с едой…
Раздались ругательства и крики, Дарант что-то кричал из коридора своему товарищу, пока я смотрел на кусок голой стены, что виднелся из открытой двери. За эти два месяца что-то загорелось в моем сердце всего один раз – когда я увидел Милит – но сейчас это чувство повторилось, хоть я уже и начал думать, что утратил эту способность.
Я не был везучим человеком, а в свете тех событий, из-за которых я попал сюда, и вовсе можно было сказать, что удача поворачивалась ко мне только задницей. Но я, быть может, как мальчишка, верил, что даже летом может пойти снег. Поэтому сейчас я поднялся на ноги с одной единственной мыслью:
«Мне еще никогда так не везло».
Если Милит не придет за мной, я приду к ней сам. Освобожу ее от обязанности вызволять меня отсюда и никогда больше не отпущу. Думая лишь об этом и ни о чем другом, я крался к распахнутой двери на негнущихся ногах, слушая каждый шорох из камеры разбойника. Там, похоже, началась драка – двое надсмотрщиков пытались угомонить одного буйного преступника. Думаю, поединок не продлится долго, поэтому мне следовало поторопиться.
Я перешагнул через миску с едой и проскользнул за порог, мгновенно остановившись. Я оглядывался по сторонам и тут же ругал себя за то, что трачу на это слишком много драгоценного времени. Меня хватятся, как только Дарант вернется в мою камеру.
Был у восьмикружия один плюс – я ходил по тюрьме и прекрасно помнил дорогу до своей камеры, знал, где стоят стражники, а в каких местах можно укрыться от их глаз. И еще я ясно осознавал, что через дверь мне отсюда никак не выбраться. Оставался единственный вариант – окно, в котором я достаточно сильно сомневался, но времени на эти сомнения у меня не было.
Поймают – значит, поймают. Они не убьют меня за это, потому что знают, что меня ждет кое-что пострашнее смерти. Стражники уж точно захотят увидеть, как их беглецу зальют в глотку горячий свинец во время восьмого этапа.
И все же об осторожности я старался не забывать – такой шанс мне никогда больше не выпадет, и не очень-то хочется терять его из-за какой-нибудь глупости вроде падения или случайного шороха. Но идти тихо у меня получалось только при условии, что я двигался очень, очень медленно, иначе моему ослабшему телу попросту не удавалось не топать, как слон.
Я должен спуститься как можно ниже, чтобы не сломать себе шею, прыгая из окна. Да, там внизу – мягкий снег, но я казался себе старой игрушкой на шарнирах, которую можно сломать любым неосторожным движением. Адреналин гнал меня вперед, пока я не добрался до небольшого окна. Залезть туда будет несложно – подоконник был где-то на уровне поясницы, но стекло и решетки представляли для меня нешуточную проблему.
У меня оставался только один козырь в рукаве, который я вряд ли смогу использовать. И как я не подумал об этом раньше? Идиот!
Лихорадка, голод и все эти пытки негативно повлияли на мой разум. Я был так ослеплен этой открытой дверью, что совсем позабыл, что таким, как я – отсюда не сбежать.
Я мог похоронить собственный разум, но надежда все еще боролась. И именно она заставила меня положить руку на это чертово стекло. Я смотрел на свои истерзанные пять пальцев с вырванными ногтями и сбитыми в кровь костяшками. И как я пережил все это? Как не умер от боли, когда мне в десны вонзали иглы, а ногти вырывали уродливыми щипцами?
Какая сила заставляла меня проходить через это? Для чего?
Так пусть она поможет мне и сейчас.
Я не трогал свою магию два месяца, понимая, что она может убить это никчемное, измотанное тело. Да и какой был в этом смысл? Но сейчас, взывая к чему-то теплому и прибитому пылью в своей груди, я был почти уверен, что эта самая магия и не даст мне умереть. Когда-нибудь я вознагражу ее за это, а пока что я просто звал ее из последних сил, чтобы доказать: тот, над кем весь этот город издевается шестьдесят дней – не обычный человек. И так просто его не убить.
Стекло треснуло под моими пальцами и рассыпалось на мелкие крошки, которые тут же снегом осыпались мне под ноги. Оставалась лишь решетка, с которой явно будет сложнее, но то, что магия вернулась, вселило в меня надежду. Я коснулся холодного железного прута и обвил его пальцами. С улицы мне в лицо подул холодный ветер, и впервые за два месяца я не почувствовал холода. Меня согревала моя магия.
«Я тот, кто создавал второе солнце и взрывал его» – думал я.
«Я вошел в чужой ум и связал его со своим».
«Эта решетка ничего для меня не стоит».
Она выгнулась под моей рукой, как веточка молодого дерева, и тогда я убрал ладонь. Прут остался в том же положении. Я моргнул, чтобы проверить – не мерещится ли мне все это? Нет, это на самом деле действие моей магии.
В спешке я поработал еще над несколькими прутьями, освободив достаточно пространства для того, чтобы такое тощее существо, как я, смогло пролезть в него.
Возня наверху, кажется, подходила к своему логическому завершению – разбойник перестал орать, да и голосов надсмотрщиков тоже не слышалось. Я взобрался на подоконник, помогая себе дрожащими от перенапряжения руками. В какой-то момент я испугался, что не выживу после этого прыжка, и все будет без толку, но мне тут же удалось себя переубедить – как бы пафосно это ни звучало, но я умру свободным.
И тогда я сорвался вниз, чувствуя, как моя старая изношенная рубашка рвется, зацепившись за неудачно выгнутый прут решетки. Главное, что плащ, наброшенный на плечи, остался цел, а земля приняла меня прямо в мягкий, но до ужаса холодный сугроб.
Я поднялся, словно пружина, отряхнул штаны от снега и посмотрел наверх, дав себе секунду на передышку. Пока что оттуда не доносилось ни звука, а значит – моего отсутствия еще не заметили. Я мог бы порадоваться этому, но решил, что удовлетворюсь этим позже, а пока нужно было уносить отсюда ноги, желательно, не попадаясь никому на глаза.
Не знаю, что за самоуверенный человек проектировал эту тюрьму, но в ней не предусматривалось никаких внешних ограждений – ни стены, ни даже забора. Наверное, он считал, что стены здания достаточно крепки, чтобы удержать беглецов внутри. Вряд ли он думал о магах.
Я осмотрелся по сторонам – небо начинало окрашиваться в синий сумеречный оттенок, плотные тучи заслонили собой и закатное солнце, и луну, которая проявлялась где-то на небе как раз в это время. С наступлением темноты меня будет сложнее найти, оставалось только отыскать укромное место, где бы я мог спрятаться.
Только не братство. Там меня сдадут назад в тюрьму, как только я покажусь на пороге, и ни Лорента, ни Тадар не смогут мне помочь.
Я отбежал (если это можно так назвать) от тюрьмы на значительное расстояние и нырнул в узкую подворотню, где наконец позволил себе перевести дух и тут же об этом пожалел. На меня навалилась такая невыносимая слабость, что я чуть не рухнул прямо на землю. Похоже, мне неплохо удавалось держаться на одном адреналине – я не чувствовал ни боли, ни бессилия – и сейчас эти минуты просветления для меня закончились: вернулась дрожь и головокружение, ноги едва тянулись, подчиняясь моим медленным усталым приказам.
Нужно уходить отсюда как можно дальше, чтобы они не знали, где меня искать. Я цеплялся за грязную стену, затягивая себя все глубже и глубже в подворотню. Хорошо, что на улице почти не было людей, да и те редкие прохожие, что маячили где-то вдалеке, едва ли обращали на меня внимание. Я кутался в плащ и опускал голову, плетясь по заснеженному проулку, пока не вышел к улице пошире. Пару секунд я осматривался, пытаясь собрать мысли в кучу, хотя они настойчиво отказывались это делать. Мои разум кипел от лихорадки и усталости, а я напрягал его, как мог.
Был ли я здесь когда-то? Что это за улица? Есть ли здесь место, которое подойдет мне для ночевки?
Завтра мне надо будет искать новое убежище. Эта мысль пугала сильнее возможного преследования, потому что я ясно понимал – завтра мне не станет лучше, даже наоборот, лихорадка только начнет набирать обороты.
Скорее всего, я недолго буду свободным, если не найду Милит. Но в братство я пойти не могу, и что мне тогда остается?
Я поплелся вперед, борясь с туманом в голове. Слишком много деталей ускользало у меня прямо из-под носа – может, и впрямь следует пойти в братство, вдруг они не выдадут меня из-за Милит? Надеяться на это рискованно, но в то же время логично.
В глазах резко потемнело, и я схватился за стену какого-то дома. Как же не вовремя! Я слышал голоса людей вокруг себя и цокот копыт – здесь слишком много глаз для того, чтобы привлекать к себе внимание!
Но я больше не мог держаться, ноги подкосились, и я упал прямо на снег. Перед глазами все мутилось, и каждая моя попытка подняться заканчивалась неудачей. Это конец – сейчас ко мне кто-нибудь подойдет, спросит, что случилось, и непременно признает во мне Бейва Цареубийцу.
– Эй, дружище! – Окликнул женский голос совсем рядом, – Перебрал что-ли?
Я собирался кивнуть, когда рука незнакомки легла мне на плечо. Нет! Я подниму глаза, и она узнает меня, если уже не узнала.
– Помочь? – Спросила она.
Я не поднимусь на ноги без чьей-то помощи, а даже если и поднимусь, то что ждет меня дальше? Мне некуда идти, негде спрятаться. Мое тело разваливается на куски, а разум не может сложить вместе два и два. Соблазн ответить «да» был слишком велик.
– Нет. – Буркнул я, встретившись с ней взглядом.
И тут меня что-то кольнуло. Какая-то скользкая, мимолетная, но очень яркая мысль. Это было похоже на секундное просветление, но я счел бы это очередной галлюцинацией, если бы с ней не случилось то же самое.
– Бейв!? – Она вложила в мое имя все воспоминания, что нас связывали. Она произнесла его не так, как это делали стражники, Энвал и даже Милит. Она всегда называла меня с насмешкой и гордостью одновременно. Только Лоренте было такое под силу. И поэтому я повернулся к ней, радуясь, что зрение не подвело меня: надо мной действительно нависла крупная женская фигура с мужской стрижкой и до боли знакомым лицом.
– Боже мой! – Она схватила меня за локоть и рывком подняла на ноги.
Неужели это она? Я до сих пор не верил собственным глазам, и поэтому решился дотронуться до ее рук, проверяя, не видение ли все это.
– Лорента. – Я обвивал ее запястья пальцами, хватаясь за них, как утопающий за соломинку, – Лорента… ты здесь.
Если бы она не подхватила меня, я бы снова упал на снег. Рука женщины обняла меня за талию, не давая мне потерять равновесие.
– Чертов Бейв! Это ты, собака! – Наемница убрала отросшие волосы с моего лица, чтобы заглянуть мне в глаза, – Как ты…?
– Я сбежал, представляешь? – С детским восторгом прошептал я ей в лицо, – Сбежал оттуда!
– Одной проблемой меньше. – Проговорила Лорента скорее самой себе, чем мне, – Боги, на кого ты стал похож! Пойдем отсюда, пока тебя кто-нибудь не признал.
Она буквально тащила меня до братства, и к тому моменту я совсем перестал соображать, что происходит. Я не видел дороги под ногами, едва соображал и слышал только обрывки фраз наемницы:
– Бейв, ты весь горишь!
– Милит, – Опомнился я, – Она ждет меня?
– Да, конечно. Вы встретитесь, но только тогда, когда ты немного придешь в себя.
Я открыл глаза и увидел перед собой до боли знакомое здание. Только сейчас я вспомнил, что не собирался сюда возвращаться:
– Стой, Лорента. Мне нельзя сюда. Гив не позволит укрывать преступника…
– Тогда я не позволю Гиву ходить по земле живым. – Прорычала женщина, – Не твоего ума дело, можно тебе сюда или нельзя. Понял?
Я перестал сопротивляться.
– Ты не меняешься. – Заметил я.
– Как и ты, Ратер. Все так же суешь свою тощую задницу куда попало.
Больше я не стал пререкаться, отдав свою судьбу в руки Лоренты. Сквозь провалы в сознании я все еще пытался следить за происходящим, и когда женщина повела меня куда-то на задний двор, я даже удивился.
На город уже почти опустилась ночь, и в полутьме я мог разглядеть только очертания старой, заколоченной двери. Вот только закрыта она, судя по всему, не была – Лорента, все еще придерживая меня одной рукой, со всей силы долбанула по ней кулаком, а потом и ногой, нервно дожидаясь, пока нас впустят внутрь.
Разве у братства был еще какой-то потайной вход? Знала ли о нем Милит?
За дверью раздалось шуршание и чьи-то недовольные возгласы, и уже через миг мне в глаза ударила неяркая полоса света, что сочилась на улицу из помещения.
– Вот, принимай! – Лорента буквально затолкала меня в дверной проем, и я чуть не упал прямо на человека, застывшего в проходе. Он покачнулся, но тут же обхватил меня обеими руками, не позволяя свалиться на пол.
Кажется, я знал, что еще держало меня в сознании во время побега и все те минуты, пока мы с Лорентой ковыляли сюда – холод. Мороз не давал мне расслабиться, заставлял согреваться любой ценой, а сейчас, когда я попал в приятное, кажется, давно забытое тепло, я словно растаял. Голова снова закружилась, а все тело задрожало с новой силой, будто я стоял на промозглом ветру, а не в теплой комнате.
Я не сразу узнал человека, на котором повис сейчас, как на вешалке. Мы с Тадаром встречались не так часто, пока я жил в братстве, очевидно, из-за его занятости, поэтому сейчас я скорее догадался, чем узнал его.
Лорента заперла дверь на несколько замков, пока наставник Милит рассматривал меня, как коня на базаре.
– Бейв, как тебе удалось…? Живой! Как рада будет Милит!
– Хватит пока о ней. – Отрезала Лорента, – Посмотри, он же почти труп! Боги, это я в темноте всего не видела!
– Да ладно тебе… – Вяло ответил я, предчувствуя, что Лорента не оставит мое состояние без ядовитых замечаний.
– Кажется, тебя трясет. – Тадар закинул мою руку себе на плечо, – Тебе нужно в постель.
Он привел меня в какое-то большое помещение без единого окна. Напоминало подземелье, но с каким-то напылением уюта. Здесь кругом стояли книжные полки и какие-то колбы. Неужели Тадар живет здесь?
Меня опустили на какую-то кровать, и я безвольно рухнул на чистую подушку, запоздало осознавая, что сейчас я в разы грязнее любой бездомной дворняги. Я все еще таращился в потолок, но вскоре его закрыло от моего взора встревоженное лицо Лоренты. Кажется, еще никогда раньше я не видел на нем подобного выражения. Она хватала мои руки, стягивая с меня плащ и порванную рубашку, попутно отдавая Тадару какие-то приказы.
– Чертов Бейв, в тебе осталось что-то, кроме костей!? Что ж они с тобой сделали – одни ребра торчат!
– Ты говорила мне что-то подобное при нашей первой встрече. – Я решил, что пока я буду разговаривать, мне удастся оставаться в сознании.
– Ты не сравнивай, – Лорента заглянула мне в глаза, – Сейчас от тебя словно половина осталась!
Я не мог больше держать глаза открытыми, но тут же закашлялся – хрипло и громко, так, что легкие отозвались болью оттого, что я чуть не выплюнул их.
– Они поплатятся за то, что с тобой сделали. – Прошипела наемница, осматривая мои истерзанные ладони и руки, на которых не осталось живого места от порезов.
Она поднялась с моей постели и стала шептаться о чем-то с Тадаром, в руках которых виднелось несколько колб с цветной жидкостью. Напоминало какие-то зелья, и тут я сразу же вспомнил о глазах и волосах Милит, изменивших цвет.
– Дай ему вот это, – Прислушался я к Тадару, – Это снимет жар на время. Он хотя бы придет в себя.
Он протянул Лоренте какую-то колбу, и женщина тут же поспешила перелить содержимое в глубокую чашку. Женщина вернулась ко мне и уселась на самый край матраса:
– Ну-ка привстань. Тебе нужно выпить это. Залпом.
Я приподнялся на локтях, пытаясь терпеть ту боль, которой зажглись порезы на руках. Лорента поднесла чашку с чем-то странно пахнущим к моим губам. Я жадно глотал противную горькую жидкость, пока не выпил все до последней капли.
– Я прибью тебя, Тадар, если это не поможет. – Пригрозила она старому наставнику, вставая, – А ты, Бейв, попытайся уснуть. Я принесу твою одежду и бритву. А еще надо будет тебя подстричь – тебе совсем не идут длинные волосы.
Я устало улыбнулся ей, и в беспокойном разуме мелькнула мысль о том, что мой рискованный побег удался – я был в безопасности, имел возможность восстановиться и собраться с мыслями, чтобы отомстить Солзу. Пусть этот ублюдок не думает, что я позволю ему спустить это с рук.
Провалившись в тревожный некрепкий сон, я очнулся где-то посреди ночи. Жар немного отступил, и мне уже не было так холодно, к тому же, кто-то накрыл меня тяжелым мягким одеялом.
В подземелье, напоминавшем лабораторию, все еще горели факелы, и вскоре я заметил Тадара сидящим за столом. Он судорожно что-то писал на скрюченном пергаменте, даже не собираясь укладываться спать. И тут-то до меня дошло, почему он не ложится – ему негде.
Возможно, это было крайне не вовремя, но меня обуял нечеловеческий стыд. Я зашевелился в постели, пытаясь выбраться из плена тяжелого одеяла, тем самым привлекая к себе внимание наставника.
– Мастер, простите, – Залепетал я. Мой голос был хриплым и простуженным, – Я занял вашу кровать, я не знал.
– Бейв, прекрати. Тебе нельзя сейчас вставать. – Тадар поднялся с места и подошел ко мне, – Лежи спокойно, скоро придет Лорента. Тебе что-то нужно?
– Это ваша комната, простите. – Не отступал я.
Должно быть, я вел себя глупо, как чересчур хорошо воспитанный и одновременно упрямый ребенок.
– Это не комната, это моя алхимическая лаборатория. А живу я наверху. Тебе сейчас туда никак нельзя.
– Понимаю. – Признался я, – Но… разве здесь меня никто не найдет?
– Про это место во всем братстве знали три человека. Ну… до вас с Милит. Мы с Лорентой решили, что вы особенные, и вам можно доверить эту информацию.
– Я никому не расскажу, что вы алхимик. – Поклялся я, понимая ход его мыслей.
Тадар тихо рассмеялся, отведя взгляд:
– Я не могу спокойно смотреть на тебя – в твоем возрасте я был точно таким же. Ты даже представить не можешь, какое для нас облегчение, что ты выбрался из этой передряги. Честно говоря, весь наш план шел прахом, я уж и не знал, как быть.
– Скажите, – Опомнился я, – Милит. Она…?
– Она только и говорила о тебе. Бейв, ты и представить не можешь, как она переживала, места себе не находила. – Затараторил он.
– Но где она сейчас?
– Оу, эм… Я отправил ее за город. Мне невыносимо было смотреть, как она сидит здесь в четырех стенах, не в силах что-то сделать, пока я пытаюсь создать бомбу для твоего спасения. И я решил, что она сможет найти один ингредиент…
– Вы собирались подорвать тюрьму? – Удивился я?
Тадар хихикнул:
– Нет, совсем нет. Там была совсем другая суть, я когда-нибудь расскажу тебе. А сейчас тебе нужно отдыхать.
Я и вправду отвратительно себя чувствовал – каждая рана болела, ноги выкручивало, словно от невиданной усталости, да и голова еще до конца не прояснилась. Я опустил голову обратно на подушку, натягивая одеяло по самый подбородок, и как раз в этот момент еще одна дверь, что вела, скорее всего, на лестницу, открылась, и на пороге появилась Лорента с кучей моей одежды. Я тут же приободрился, желание помыться и привести себя в человеческий облик победило и усталость, и боль.
– Бейв, какого черта ты не спишь? – Обратилась ко мне женщина, – Я сказала, что тебе нужно…
– Не спится. – Пожал плечами я.
– Боги, какие вы с ней неугомонные! – Наемница вывалила всю одежду на кровать, прямо поверх одеяла.
– Зачем мне столько? – Нахмурился я.
– Я не знаю, что из этого свалится с тебя, а что будет болтаться, как на вешалке. В любом случае, любая из твоих тряпок стала тебе велика. Ты вообще жрал что-нибудь в этой проклятой тюрьме?
Я проигнорировал ее слова, хватаясь за чистую рубашку. Не до конца зажившие раны на спине застонали от резких движений, но я не придал им никакого значения:
– Мне нужно помыться, иначе я сойду с ума.
Лорента провела меня в общую ванную братства, которая, естественно, пустовала ночью, и попросила поторопиться, чтобы никто ничего не заподозрил, поэтому я выжимал из себя все силы, сдирая с кожи корку грязи жесткой мочалкой. Под конец мне казалось, что все мое тело горит огнем, но в общем-то я был доволен результатом и взялся за бритву, чтобы избавить свое лицо от жуткой спутанной бороды, которая добавляла мне лет десять возраста.
Я и сам испугался того человека, которого мне пришлось увидеть в зеркале – Лорента не врала, когда сказала, что я превратился во что-то жуткое. Изрезанная, покрасневшая, кое-где обожженная кожа натянулась на выпирающих костях, глаза ввалились куда-то вглубь, словно у мертвого черепа. Я действительно постарел на несколько лет всего за два месяца – в этом тощем, изможденном лице не осталось ни одной черты того мальчишки с непослушными кудрями, которого я увидел в особняке Савельти.
Этот человек, которым я теперь стал, действительно был убийцей.
И почему я понял это только сейчас?
