Текст книги "И это все, за что я борюсь (СИ)"

Автор книги: Сия Кейс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

Наверное, это произошло из-за того, что мы с Бейвом теперь были не рядом. Нить, связывающая нас, натянулась так сильно, что заставила меня изнывать от боли. Я готова была это пережить, но вытерпеть вряд ли смогу.

Единственным решением этой проблемы была она. Это имя я услышала впервые очень давно, еще в далеком детстве, и оно заставляло меня мысленно содрогаться от ужаса и немного от восхищения. Эгреда была единственной лекаршей-ведьмой во всей Зотерской империи, и хотя в ее магических способностях я сомневалась, то в дар лекаря приходилось верить. Об этой женщине говорили, как о живой богине, что неизменно меня смешило, но в последнее время я все чаще задумывалась – а вдруг это правда? Что ж, была возможность это проверить.

Лекарша уже долгие годы жила на первом этаже одного из публичных домов, куда приносила небывалый доход своими услугами. В тесном холле этого старенького здания неизменно толклись посетители, и когда я зашла в дом с грязной промозглой улицы, мощеной неровным камнем, на меня уставились несколько пар глаз, ждущих своей очереди.

– Вы все к Эгерде? – Не снимая капюшон, грубым голосом произнесла я.

Сгорбленная старуха, стоящая в конце очереди, злобно покосилась на меня, ничего не ответив. Остальные тоже не снизошли до того, чтобы сказать мне хотя бы одно слово.

Тогда я встала в конце очереди и понадеялась на то, что старая ведьма примет клиентов раньше, чем я состарюсь.

Мне казалось, что прошли часы, прежде чем старуха передо мной скрылась за деревянной дверью странно пахнущей комнаты Эгерды. За это время за мной выстроилось еще человек пять, а я сама пополнила свои знания новыми сплетнями о «Цареубийце». Многие считали, что принц Синк еще никогда не был так зол на преступника, а значит, сразу после своей коронации он изберет высшую меру наказания – восьмикружие. Я старалась считать это бредом, но никак не могла избавиться от мысли, что теперь Синк способен на все. Еще никогда мне не было так страшно за Бейва.

В Зотерской империи все, что связано с восьмеркой, несло в себе скрытый подтекст бесконечности. Именно поэтому самая страшная казнь состояла из восьми этапов, последний из которых заканчивался отсечением головы. И, по моему мнению, для преступника этот этап был настоящим облегчением, потому что все то, что предстоит пережить перед этим, не могло сравниться даже с адом.

Целью восьмикружия было показать всю низменность осужденного, его животное нутро, обличить каждый порок перед глазами сотен зрителей. Из-за своей отвратительности и жестокости этот вид казни использовался крайне редко, и я, к большой радости, ни разу в жизни не видела этот ужас на практике.

А в теории он представлял из себя восемь выходов осужденного на эшафот с перерывами в десять дней. За восемьдесят дней истязаний, голода, унижений и всяческих других лишений любой человек утратит свой человеческий облик и станет вести себя как загнанный зверь. Это делалось для того, чтобы разжечь еще большую ненависть зевак к преступнику. Ликование людей и радость от страданий осужденного будет усиливаться с каждым новым этапом, и к концу они будут жаждать отсечения головы как голодные дети конфету.

Восьмикружие представляет из себя настоящее торжество жестокости и бесчеловечности, и я не могла даже представить Бейва на месте осужденного. Он не вынесет всего этого, не переживет даже первый этап, и не из-за физической слабости, а из-за того, что настоящий герцог, коим он и являлся, никогда не падет так низко.

Мое сердце колотилось в груди, как бешеное, боль билась о стенки черепа в такт сердцебиению. Мне было так плохо, что я боялась рухнуть в обморок.

Нет, это неправда. Синк не так жесток. Он не станет выставлять Бейва порочной тварью перед людьми, с него и так хватило постыдного прозвища Цареубийца.

И все же какая-то часть меня не верила в это. Вдруг принц захочет отомстить мне за Цатту, выливая всю жестокость на Бейва? Вряд ли он поверил в мой спектакль с окровавленным ядовитым кинжалом, он знает, что я попытаюсь спасти мага, а значит, мне стоит быть осторожней, чем обычно.

Если всю свою жизнь я ходила по канату, то теперь мне придется пройти по натянутой ниточке.

Как раз в тот момент, когда мне удалось хоть как-то наладить дыхание и успокоиться, старуха покинула комнату Эгерды, и настала моя очередь посетить шарлатанку или великого лекаря.

Я шагнула в небольшую каморку без окон и едва не закашлялась от запахов, ударивших мне в нос. Воздух здесь был спертым и застарелым, запах пыли чувствовался в нем сильнее остальных, хотя именно резкий аромат трав вывел меня из равновесия. У меня сразу же сложилось впечатление, что к тому моменту, когда я выйду отсюда, вся моя одежда и волосы пропахнут этим насквозь, и я уже никогда не отмоюсь от этого шлейфа ветхости и старости.

Чтобы сделать эту комнату более-менее приемлемой, необходимо было провести генеральную уборку, вышвырнув весь этот хлам на свалку, и как следует проветрить, уничтожив даже намек на этой ужасный запах.

Но хозяйка этого помещения явно была бы против таких перемен – она подходила к своему жилищу как листок подходит к дереву. Эдакая старая паучиха, намертво засевшая в своем логове, вечно плетущая свои сети и никого к ним не подпускающая. И все эти склянки, расставленные на полках по периметру стен, заваленные травами и каким-то прочим хламом столы, даже многочисленные коврики на скрипучем деревянном полу – все это сочеталось с хозяйкой, словно детали одного механизма.

– Ну, чего встала на пороге? – Старые глаза обратились ко мне, – Садись.

Она махнула узловатой рукой в сторону потертого рваного кресла. На мгновение я задумалась – какие же испытания ему пришлось пройти? Тут же сориентировавшись, я кивнула и аккуратно прошла по комнате, стараясь не задеть ничего из «убранства» комнаты.

Кресло, к счастью, оказалось мягким, и, усевшись в него, я в тот же миг расслабилась, отпустила все тревожные мысли и осталась наедине с ведьмой и болью в своей голове.

– Ну? – Старуха сложила пальцы в замок на угловатых коленях, очертания которых виднелись под разноцветной тканью юбки, – Говори, как звать?

– Долорес. – Выдохнула я.

– Ты вроде девка не из простых, чего мнешься-то? Говори, зачем пришла.

– В смысле, не из простых? – Выпалила я. Может, придираться к словам ведьмы было ошибкой, но я не хотела, чтобы старуха ненароком сдала меня гвардейцам.

– Ну вон – кинжал с собой носишь. Или думала, я не замечу? – Морщинистое лицо Эгерды скривилось в улыбке. Признаться, меня пугала эта женщина.

– Поверьте, он приготовлен не для вас. – Я прислонилась к спинке кресла, пытаясь придать себе непосредственный вид, – К вам у меня другая просьба.

Эгерда еще раз покосилась на кинжал в моем сапоге:

– Кто ж ты будешь? Нечасто встретишь девиц в штанах, да еще и при оружии.

– Сейчас же много тайных обществ, верно? – Хмыкнула я, – Вот считайте, что я из одного из них.

– Я обществам не помогаю.

– Я и не прошу об этом. Помогите мне. Одной лишь мне.

– Ты не выглядишь как человек, которому помощь нужна. – Старуха пристально рассматривала меня, – Хоть и тощая, хоть и бледная, а ведь сильная.

– Не пытайтесь прочитать меня. Все, что вам нужно знать, я скажу сама. – Одернула ее я, – Меня мучают головные боли. Сейчас они как никогда некстати.

– И сильные? Проходят или постоянно?

– Постоянно. И я уже неспособна это терпеть. – Я поймала ее бледный взгляд.

– Давно начались?

– С осени. – Почти честно ответила я, напоминая себе: «Ни слова о Бейве».

– Подойди. – Эгерда махнула рукой, подзывая меня к себе, – Наклонись.

Я опустила голову так, чтобы она могла дотянуться до нее руками. Холодные пальцы старухи тут же скользнули к моим вискам, морщинистое лицо нахмурилось, глаза закрылись. Сердце пропустило удар – вдруг она может проникнуть в мое сознание так же, как Бейв или Солз? Вдруг она тоже маг?

Я приказала себе успокоиться и воззвала к единственному спасению – Бейв всегда со мной. Он в моей памяти, и пока я думаю о нем, ничья магия мне не страшна. Поэтому я воскресила воспоминания о его губах и нежных руках на моей коже, о его огромных, бездонных глазах и непослушных волосах, отливающих на солнце красным цветом. О его голосе, высоком и иногда чуть хриплом, будто бы сорванном, и о тех словах, что он говорил мне когда-то.

Эгерда отдернула руки, словно от огня. Ее глаза открылись и с ужасом уставились на меня, пока я с трясущимися коленями боялась, что она узнала обо всем из моего разума.

– Магия. Здесь замешана магия. – Одними губами шептала она, – Кто ты такая?

– Я Долорес Имберлит. – Дрожащим голосом повторила я, – Помогите мне.

– Боже мой… – Эгерда прикрыла рот ладонью, – Это заклятье. Все из-за заклятья! Надо снять его.

Она поднялась со своего места и пошла к полкам с многочисленными зельями. До меня не сразу дошло, что она хочет сделать.

– Нет! – Опомнилась я, – Я прошу не снять заклятье, я прошу уменьшить боль.

– Как? – Старуха обернулась ко мне, – Ты…?

– Заклятье наложено по моей воле. Его не нужно снимать. – Объяснила я.

– Отвечай. – Лицо старухи стало непроницаемым, губы сжались в тонкую ниточку, – Кто ты такая?

Я едва не застонала от безысходности.

– Магия – это не шутки. – Заявила Эгерда, – Я могу ненароком убить тебя.

– Я… связана с одним человеком, – Осторожно подбирая слова, начала я, – И я не могу разорвать эту связь. Не хочу разрывать ее. Но у меня больше нет сил терпеть эту боль!

Ведьма долго смотрела на меня, покручивая в руках какую-то склянку. Наконец, она глубоко вздохнула:

– А последствий ты не боишься?

«Сейчас я боюсь только не успеть» – прозвучало у меня в голове.

– Нет. – Односложно ответила я.

Лицо Эгерды снова приобрело выражение удивления и ухмылки одновременно. Она повернулась к своему многоярусному шкафу и вытащила из небольшого ящичка какую-то прямоугольную коробочку.

– Тогда, – Проговорила она, поворачиваясь, – Я могу дать тебе только это. Оно избавит тебя от боли, но на время. Здесь хватит на неделю, может, чуть больше.

Медленными шагами она вернулась ко мне и протянула узорчатую шкатулку. Приподняв крышку, я увидела внутри тускло мерцающий порошок со странным сладковато-горьким запахом.

– Что это?

– Тебе не обязательно знать. – Эгерда уселась в свое кресло, закинув ногу на ногу, – Это лекарство.

– Что мне с ним делать? – Непонимающе спросила я, закрывая шкатулку.

Старуха хитро усмехнулась:

– Ты и вправду не знаешь? Я могу показать. Сядь и делай, что я говорю.

Я напряженно подчинилась, поставила шкатулку на стол и открыла ее, как и сказала ведьма.

– Заодно и проверишь, есть ли действие. – Хмыкнула Эгерда, – Отсыпь немного на стол и сделай пальцами дорожку.

Отчего-то мое сердце заколотилось в груди, как испуганная птица в клетке. Руки едва подчинялись, я боялась просыпать драгоценный порошок и ненароком разозлить Эгерду. Но она смотрела на то, как я выравниваю лекарство, с плохо скрываемым безразличием. Когда все было готово, она приказала мне зажать одну ноздрю, а второй вдохнуть весь порошок и подождать где-то минуту.

Я боялась это делать, но как только лекарство попало мне в нос, я ощутила редкостное облегчение, по телу разлилось благодатное тепло, и даже ненависть к этой душной комнате отступила куда-то на задний план. Шли секунды, и я чувствовала, как боль, мучившая меня все эти дни, отпускает мой череп. Мое лицо расплылось в улыбке, когда Эгерда вопросительно выгнула брови.

– Оно работает. – Каким-то чужим, чересчур радостным голосом сообщила я.

– Это самое сильное средство из всех, что у меня есть. И самое дорогое, – Старуха протянула руку, намекая на щедрую оплату.

Я не очень отчетливо помнила, как бросила ей в ладонь несколько золотых и вылетела из комнатушки со шкатулкой в обнимку. Ноги вынесли меня на улицу и пронесли так до самого братства. По дороге я не слушала ничьих разговоров, не останавливалась в тревожных раздумьях и даже не озиралась по сторонам в поисках гвардейцев. Мне было так легко, словно я снова очутилась в детстве.

Я даже почти забыла о восьмикружии.

Почти.

Глава 18

Так уж вышло, что народ Зотерской империи могут объединить только самые знаменательные события, и в их число, безусловно, входила коронация Синка, которая произошла ровно через неделю после смерти его славного отца.

В этот день вся столица гудела, как переполненный муравейник, улицы заполнились людьми от края до края, кое-где и вовсе было не протолкнуться, и даже гвардейцы, которых стало заметно больше, не могли навести хоть какой-то видимый порядок. Причиной такого интереса стала даже не сама коронация, а то, что произойдет сразу же после нее – оглашение приговора для Бейва Цареубийцы, предателя, изменника и члена тайного общества Шипа, которое, как известно, ставило своей целью погубить всю королевскую семью.

В возгласах толпы чувствовалось радостное предвкушение жестокого зрелища, люди, как стервятники, хотели увидеть кровь и страдания поистине великого преступника. Как-никак, Бейв Цареубийца стал первым магом, который вошел в историю империи только своими злодеяниями.

Стоя среди беспричинно радостных зевак, я не переставала задаваться вопросом – откуда взялась вся эта ненависть? Что плохого сделал Бейв всем им – крестьянам, ремесленникам, торговцам? Отчего же они так хотят увидеть его мучительную смерть?

Молва все чаще подхватывала слово «восьмикружие», и многие с уверенностью утверждали, что Цареубийца достоин только такого наказания. Я не знала, как к этому относиться – с одной стороны, я прекрасно понимала, сколь сильным ударом для Бейва станет подобный приговор, а с другой, восьмикружие, длящееся восемьдесят дней (если Бейв не умрет раньше), дает мне больше времени для разработки плана по его спасению. Если же Синк прикажет казнить парня ну, к примеру, завтра, то мне придется нелегко. Я буду вынуждена работать грязно, не заметая следы, что станет огромным риском для нас обоих. Нас станут искать и, в конце концов, найдут.

Я все еще лелеяла надежду, что смогу вызволить Бейва незаметно, к примеру, подстроив его «смерть» или вызвав в тюрьме какой-нибудь переполох, большую проблему, решение которой будет важнее, чем поиски беглеца. Возможно, для этого мне придется прибегнуть к помощи кого-нибудь из братства, но я знала, что ни Лорента, ни Тадар никогда не откажут мне, даже под страхом наказания.

Меня оттеснили к стене какого-то дома, когда толпа стала освобождать дорогу для королевского экипажа. Синк должен был приехать на главную площадь, выступить там с обращением к народу и принять корону, надев ее на голову на глазах тысяч горожан.

Когда роскошная карета показалась из-за поворота, люди, стоящие возле меня, взревели от восторга. Они махали выглядывающему из окна экипажа принцу, некоторые девушки посылали ему воздушные поцелуи и притворно краснели, когда мужчина касался их мимолетным взглядом. Мне стало смешно от этого зрелища – неужели эти простушки думали, что овдовевший король возьмет в жены неотесанную крестьянку?

Я натянула капюшон чуть сильнее, когда карета проезжала прямо мимо нас. Скорее всего, меня невозможно было разглядеть за спинами зевак и стражников, что окружили короля со всех сторон, но риск все равно оставался – Синк сможет узнать меня даже лысой, с лицом, обожженным кислотой и без обеих рук. Я жила рядом с ним слишком долго, чтобы маскировка Долорес Имберлит подействовала и на принца.

Но опасность миновала – карета ехала дальше, встреченная овациями и радостными возгласами. Люди рядом со мной зашевелились, ведомые желанием протолкнуться к площади, чтобы послушать обращение. И приговор. Именно поэтому я потащилась вместе с ними, нагло распихивая всех тех, кто истуканом застыл на месте.

Город украсили по случаю коронации, но докучливый снег, который завалил все улицы, донимая нас каждый день, сделал яркие флажки мокрыми тряпками, а королевские знамена заставил поблекнуть. Дорогу к площади старательно расчистили, но подлые снежинки уже успели обновить тонкий снежный слой, покрывающий брусчатку. Бедный король – испачкает и промочит свою кипельно-белую парадную накидку!

До площади оставалось метров двести, но это расстояние мы преодолевали минут десять, если не больше. Я вышла из себя настолько, что была готова угрожать людям кинжалом, чтобы они пропустили меня вперед. Я должна слышать каждое его слово, должна знать, какую судьбу он избрал для Бейва.

С горем пополам мне удалось протиснуться ряд, наверное, в десятый, и оставалось только надеяться, что гул окружавших меня голосов стихнет, когда Синк заговорит, и мне удастся расслышать отсюда хотя бы большую часть его речи.

Король выбрался из экипажа и поднялся на постамент, придерживая в руках длинную белую накидку, крепящуюся на плечах золотыми застежками. Его волосы были чуть темнее роскошного расшитого камзола, безупречно сидящего на широких плечах, а лицо, как всегда, не выражало ничего, кроме каменного спокойствия. За это Синка хотелось уважать и ненавидеть одновременно, словно он был не человеком, а каким-то механизмом без души и чувств.

Со всех сторон короля охраняли гвардейцы – они сдерживали напирающую толпу, следили за порядком и стояли за спиной Синка как надежный живой щит. Капюшон моего плаща был глубоким – он надежно скрывал лицо – да и подозрений моя персона тоже вызвать не должна: многие горожане точно так же закрывали голову от снега. Таких же безликих, как я, свидетелей здесь – сотни!

Чуть поодаль, в стороне от гвардейцев, стоял смутно знакомый человек, которого я не раз видела в замке. То ли он был казначеем, то ли каким-то учителем – я не помнила – но сейчас этот сгорбленный старик держал в руках сверкающую корону, украшенную множеством драгоценных камней. Издалека я видела ее много раз, но в руках держать не приходилось, и все же я была почти уверена, что корона – штука тяжелая. В прямом и переносном смысле.

Меня била нервная дрожь на протяжении тех долгих минут, пока Синк клялся в верности своему народу, присягал оберегать каждого человека в империи и быть гарантом справедливости. И сразу же после этих слов он вынесет приговор невиновному человеку! Ложь, какая же наглая ложь!

Под всеобщие овации, которые буквально оглушили меня, на голову новоиспеченного короля бережно опустили корону. Я подняла на него глаза не сразу, мгновенно об этом пожалев – захотелось плюнуть в эту наглую, самонадеянную рожу. У меня начинала болеть голова от всех этих навязчивых звуков, тревожных мыслей и гнетущего предчувствия. Порошок Эгерды успокаивающе оттягивал карман, но я понимала, что мне не удастся снять боль, пока все это не закончится. Оставалось терпеть и ждать. А дальше – действовать по обстоятельствам.

У меня было припасено несколько вариантов развития событий, в зависимости от приговора, который Синк вынесет Бейву. Любой из них предполагал мои решительные действия, и я была к ним готова. Тадар и Лорента вооружили меня до зубов, и не только ножами и ядами. Было в моем арсенале кое-что не такое действенное, но не менее интересное.

– Нам осталось поговорить еще об одном деле. – Изрек Синк, и толпа замерла, все затаили дыхание в ожидании приговора для Бейва.

Я не заметила, как закусила нижнюю губу, едва не пустив кровь, ногти впились в ладонь, а сердцебиение участилось. Король продолжал:

– Бейв Цареубийца будет наказан по справедливости. Я долго терзался, принимая это трудное решение, но полагаю, вы все догадывались о нем, – Синк сделал паузу, скользя взглядом по собравшимся, – Человек, убивший моего отца, законного императора, присягнувший на верность обществу Шипа, возглавляемому беглым каторжанином, и едва не взорвавший королевский замок, приговаривается к самому суровому наказанию Зотерской империи. Восьмикружие. Первый этап назначаю на завтрашний полдень.

В сердце у меня что-то кольнуло, да так больно, что я испугалась рухнуть в обморок. Я почти не слышала тех криков, в которых утонула огромная толпа, радуясь предстоящим зрелищам. До последнего я, как конченная идиотка, надеялась, что Синк не поступит так жестоко.

«Нет, Милит, посмотри на это с другой стороны» – успокаивала себя я, – «Ты выиграла время».

Бейв может не пережить и первый этап. Он представления не имеет, что это такое.

Нет, все это бред. Бейв сильный, я видела своими глазами, как он боролся на каждой нашей тренировке, как совершенствовался и учился терпеть боль. Он выдержит удары плетьми, а может, и пытки.

Но только со мной.

Рука инстинктивно опустилась на сумку, где лежали «подарки» Тадара. Нужно уходить отсюда, пока не началась давка, из которой я смогу выбраться в лучшем случае через час.

Я много раз думала о том, что мне предстоит делать, если Бейва приговорят к восьмикружию. Он должен знать, что я приду за ним, обязательно приду. Подать ему какой-нибудь знак невозможно, оставалось только…

Придерживая капюшон одной рукой, а драгоценную сумку – другой, я стала продираться назад, наступая на ноги каким-то зевакам. Меня осыпали отборной бранью, но я лишь оборачивалась и шептала невнятные извинения. Нельзя привлекать лишнее внимание.

Перед глазами всплыла лаборатория Тадара, где они с Лорентой собирали меня на коронацию, как в бой. Это было сегодня утром, но из-за подвальной темноты и легкого дурмана, который неизменно приносило с собой лекарство Эгерды, я потеряла всякое чувство времени. Наставник и наемница хлопотали вокруг меня, пока я пыталась собрать сонные мозги в кучу.

– Восьмикружие. Это я тебе точно говорю. – Отчеканила Лорента, играя с каким-то небольшим кинжалом. Она уселась на стуле рядом со мной, прислонившись широкой спиной к едва ли не единственной свободной стене во всей лаборатории, – Этот урод Синк не упустит такой возможности. А зная Бейва, тот тоже не станет держать язык за зубами – небось наговорил братцу много чего!

Я потупила голову, не зная, что и ответить. Скорее всего, Лорента права – она всегда отличалась проницательностью, оттого-то их с Бейвом отношения были такими… странными.

– Это не так плохо, Милит. – Грубая ладонь женщины опустилась мне на плечо, – Восемьдесят дней.

– Да он не выживет! Он не переживет это! – Заорала я, подняв голову. Из глаз полились слезы, отчего я тут же закрыла лицо руками.

– Поэтому мы вытащим его раньше. – Тадар вышел из лабиринта своих полок с руками, полными странных предметов. Тут были и какие-то колбы, и маленькие сверкающие шарики, и стержни, и даже что-то, чему я не могла придумать названия, – А пока ты должна будешь дать ему знать, что придешь.

– Каким образом? – Я подняла к нему заплаканные глаза.

– Ну есть у меня в арсенале пару фокусов. Сбежать это вам не поможет, но вот увидеться – запросто.

Наверное, я бы расцеловала этого человека, если бы была чуть более эмоциональной. Тадар заулыбался, увидев восторг на моем лице, и я все же бросилась к нему с объятьями.

Вот только сейчас я уже сомневалась, что у нас получится. Пока в такт шагам в моей сумке гремели колбы и алхимические шарики, я впускала все больше сомнений к себе в душу, и они бы поглотили меня с головой, если бы я оказалась у дверей тюрьмы на несколько минут позже.

Здание было очень высоким, вмещавшим в себя несколько этажей и сотни тесных, грязных камер, удушающих одним только своим видом. Да и фасад снаружи оставлял желать лучшего – грубый неотесанный камень издалека выглядел, как обыкновенная скала, выросшая посреди мощеной городской улицы. Казалось, что он хочет поглотить тебя и задавить, растерев в порошок.

Трясущейся рукой я постучала в высокую дубовую дверь с истертой ручкой и тяжеленым замком, попутно копаясь на дне своей сумки. В голове эхом отдавались наставления Тадара – мне предстояла ювелирная работа, рассчитанная вплоть до секунд.

Я прислушалась. Внутри, кажется, раздались шаги, а значит, мне пора приступать к основной части этого спектакля. Пальцы крепко ухватили стержень, лежащий на дне сумки, я вытащила его, другой рукой выуживая из кармана сухие спички.

«Быстрее, Милит, ты должна успеть» – подгоняла себя я.

К тому моменту, как передо мной приоткрылась щелка тяжелой двери, а за ней показалось сморщенное лицо надсмотрщика, я была готова. Затянувшись сигаретой, которую дал мне Тадар, я выпустила прямо в лицо старику клуб странно пахнущего дыма. Он отмахнулся от него рукой, но все же вдохнул его, чего я и добивалась.

В горле у меня защекотало, то ли с непривычки, то ли от того странного вкуса, которым наполнился рот сразу же после первой затяжки.

– Пока ты куришь, ты защищена. – Объяснял мне Тадар, – Ты будешь чувствовать лишь этот неприятный вкус, но придется терпеть. Поверь, им будет намного хуже.

И правда, старик покачнулся и едва не упал, вовремя схватившись за дверь. Его и без того водянистые глаза затуманились еще сильнее.

– Чего надо? – Прохрипел он.

– Повидать кое-кого. – Я заставила голос звучать как можно грубее.

– Каждый день кто-то приходит, – Бубнил надсмотрщик, открывая дверь шире, – От вас никуда не денешься!

Я прошла внутрь, в холодный темный холл, где мерцал всего один факел. На меня тут же уставились несколько стражников, и я поспешила затянуться снова.

– Этот дым туманит зрение и вызывает головокружение, но на разум он не воздействует, поэтому вряд ли у тебя получится вывести Бейва оттуда. – Вспоминались мне слова наставника, – Главное, заставляй дышать им всех, кого видишь. Они не должны запомнить, как ты выглядишь.

Мы даже проверили действие этих сигарет на ребятах из класса Лоренты, поэтому я была уверена, что игра стоит свеч.

– И к кому ты пожаловала, красавица? – Кряхтя, спросил у меня старый надсмотрщик.

Я выпускала дым, наблюдая за тем, как он коварно растекается по помещению. Мне надлежало выглядеть самоуверенной и наглой, но я боялась даже произнести имя Бейва, опасаясь, что меня в ту же минуту выставят за дверь.

– Герцог Бейв Ратер. – Я затянулась еще сильнее, и рот наполнился отвратительным солено-горьким вкусом.

– Э-ге, девочка! Лихо! – Удивился старик.

– Я вам не девочка! – Огрызнулась я, косясь на стражников, глаза которых тоже успели помутнеть. Пока что все шло так, как мы задумали.

– И кто ж ты будешь ему? Уж не из общества ли Шипа пришла? Поможешь сбежать? – Надсмотрщик прищурился, хотя видно было, что держать лицо ему удается с трудом – он едва различает мой силуэт.

А вот гвардейцы держались довольно бодро. Ища слова для ответа, я то и дело поглядывала то на них, то на старика.

– Я – торговка с базара. Иногда прирабатываю шлюхой. С ним вот связалась, да что-то в душу запал, собака! Вы не думайте, я попрощаться пришла, вот, даже сумку здесь оставляю. – Я сняла с себя сумку и осторожно поставила ее на пол, ближе к стене.

– Имя? – Подозрительно хмыкнул надсмотрщик.

– Долорес. А тебе-то чего? – Я выпустила в воздух еще один клуб дыма.

– Что-то я никогда не слышал о тебе. – Старик повернулся к гвардейцам, – А вы, парни?

Двое из троих покачали головой. Ко мне начал подбираться животный страх разоблачения, но я верила в то, что у меня все еще получается играть роль хабалистой проститутки.

– А ты думал, я в открытую работаю, старый придурок? – Хмыкнула я, – Я не общедоступный товар!

– Оно и видно – тоща, как вобла. – Бросил мне надсмотрщик, – Не каждый с такой свяжется.

Он снова повернулся к стражникам, едва заметно покачнувшись на ватных ногах:

– Ну что, парни, пустим к нашему мученику бабу напоследок? Пусть уж перед смертью хоть…

Он хрипло рассмеялся, обнажая беззубые десны.

– Что ж мы, нелюди что ль? Пошли, Долорес!

Сжимая в пальцах сигарету, я последовала за ним по темному коридору с закопченными стенами. Здесь не было окон и воняло вековой плесенью. Где-то вдалеке слышалось, как с потолка на пол падают капли. Страшно представить, в кого превратится Бейв уже через месяц жизни здесь. Нужно придумывать план побега как можно быстрее.

– Эй, я тебя сейчас обыскивать начну, девка. А то совсем запамятовал, пень старый! Вдруг ты с собой оружие принесла?

Я в очередной раз затянулась, выдохнула дым во влажный воздух, и только потом ответила:

– Я шлюха, а не убийца. Хочешь – проверяй!

Я держалась из последних сил, чтобы не врезать этому старому уроду, когда он начал лапать мою задницу под предлогом обыска карманов. Он проверил даже голенища моих сапог и, не найдя ничего, вздернул брови:

– Неужели не врешь?

Я хмыкнула и жестом показала ему поторопиться. Старик развернулся и продолжил путь.

– Запоминай все, каждую мелочь! – Звучал в голове голос Лоренты, – Какой этаж, сколько поворотов – да каждую царапину на двери! Но не привлекай лишнее внимание…

– Само по себе это посещение – привлечение внимания. – Сказала я тогда, на что Лорента лишь фыркнула в ответ:

– Да как ты не понимаешь!? Ему нужно дать надежду. Или ты хочешь, чтобы он покончил с собой от безысходности!? Да, подручных средств для этого у него не будет, но кто их, магов, знает…

Эти слова не на шутку напугали меня, и я больше не выразила ни одного сомнения в плане Тадара. И пусть сейчас мое сердце рвалось из груди от страха, я знала, что поступаю правильно.

Я всматривалась в полутемный коридор, запоминая дорогу, которой вел меня старый надсмотрщик. Вскоре мы поднялись по скользкой от влаги лестнице на второй этаж, и тогда в его руках загремела увесистая связка ключей. На мгновение мне захотелось выдернуть ее из трясущихся пальцев, но как раз в этот момент перед глазами выросли еще три внушительных силуэта. Опомнившись, я затянулась и в очередной раз и наполнила дымом все пространство вокруг.

Гвардейцы безмолвно посторонились, смеряя меня подозрительными взглядами, пока я судорожно курила, чтобы одурманить их посильнее. Мое сердце в ужасе замирало, пока в замочной скважине проворачивался ключ.

Я увижу его. Прямо сейчас.

Я бы продала за это душу, убила бы целую армию невинных и подралась бы с самим дьяволом.

Милит из прошлого удивилась бы этому и расхохоталась. А вот мне было не до смеха – дверь распахнулась, и я нырнула внутрь, отбросив окурок куда-то в сторону. Не хватало еще одурманить Бейва, которому и без того приходилось не сладко.

– Я оставлю вас. – Прохрипел за моей спиной старческий голос, – Но недолго.

Я никак не реагировала – все мое внимание было приковано к дрожащему комку, что сжался в углу тесной, сырой камеры, укутавшись в дорожный плащ, как в одеяло.

Я хотела позвать его по имени, но узник поднял глаза раньше, чем я успела издать хотя бы звук. За мной захлопнулась дверь, и тогда я подлетела к нему, рухнув на колени, до боли ударяясь ими о каменный пол.

В камере было так тихо, что я слышала наше дыханье так отчетливо, словно оно было громом. На меня смотрели два огромных воспаленных глаза, и пустота, витавшая в них, медленно, но верно, сменялась узнаванием. Я ждала, ждала, когда же он поймет, что это не сон.