Текст книги "История сербов"

Автор книги: Сима Чиркович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 34 страниц)

7. Национальное государство. За и против

Новая реальность и новые идеи

Первая половина XIX в. характеризуется невиданным динамизмом. Казалось, что мир, продолжавший оставаться неизменным на протяжении столетий, подвергается коренным изменениям и переустройству. Уже с конца XVIII в. начали пересматриваться прежние ценности и авторитеты; короли представали перед судом; одни государства исчезали, другие вновь появлялись; аристократия теряла свою власть; церковь отступала под давлением светских культов, а то, что веками почиталось за святое, теперь объявлялось суеверием. Однако при ближайшем рассмотрении становится очевидным, что все многочисленные и драматичные перемены затрагивали ограниченную сферу отношений сословий и классов, правителей и подданных, господи плебса, церквей и паствы, государств и наций. В основе своей мир продолжал все то же существование, в котором жизнь была коротка и небезопасна, в котором человек страдал от неискоренимой бедности и традиционных эпидемических заболеваний. Этот мир был крайне мало взаимосвязан, а самым быстрым средством передвижения продолжала оставаться конная тяга.

Люди того времени отправным моментом динамичного развития считали Французскую революцию, ее предысторию и последствия. Оценивая прежние времена с сегодняшних позиций, можно говорить еще об одном источнике изменений – это промышленная революция в Англии, которая произошла примерно в ту же эпоху. В отличие от политических импульсов, распространившихся достаточно быстро даже в том достаточно медленном мире, хозяйственные перемены, начавшиеся с появления паровой машины, шахт и литейных производств, а также первых фабрик, распространялись медленно, шаг за шагом. Для их восприятия было необходимо нечто большее, чем просто интерес, смелость и сила воли. Требовались значительные средства и новые знания.

Та часть Европы, о которой идет речь, до 1850 г. не была знакома ни с одним из великих достижений промышленной революции. Здесь не видели ни паровых машин, ни механизированного массового производства товаров. Не появились еще и средства передвижения, приводимые в действие с помощью нового источника энергии. Правда, этот вывод справедлив лишь в отношении сухопутного транспорта, поскольку в 1827 г. население Белграда уже лицезрело пароход, а в 1834 г. городская пристань была включена в дунайский (в 1844 г. и в савский) маршрут австрийского Пароходного общества. Для австрийских сербов и жителей Княжества, обитавших вдоль судоходных рек и каналов, это отдельно взятое техническое новшество имело значение как средство перевозки людей и товаров, а также установления более тесных связей между отдельными областями.

Развитие сухопутного транспорта происходило, с одной стороны, за счет строительства дорог, которые были поделены на государственные, окружные и местные, а с другой – в результате замены воловьей тяги на конную и увеличения числа четырехколесных повозок, отличавшихся большей грузоподъемностью. Вначале второй половины XIX в. в Сербии имелось около 1000 километров вымощенных булыжником дорог.

Прогресс в развитии транспорта, серьезно сказавшийся на экономике региона, был достигнут только после появления железных дорог, с которыми первыми познакомились сербы, проживавшие в Габсбургской монархии – в Хорватии (в начале 60-х годов) и Бачке (в конце 60-х годов). В Сербии железнодорожное строительство началось в 1881 г. с целью выполнения обязательств, предусмотренных решениями Берлинского конгресса. При большой финансовой напряженности, долгах и всевозможных трудностях в 1884 г. окончена часть пути Белград—Ниш, а продолжение этой линии до болгарской и турецкой границ было завершено только в 1888 г.

Первые паровые машины попали к сербам, проживавшим в областях, принадлежавших Венгрии. В 1842 г. в Нови-Саде появился паровой ткацкий станок, а в Панчево, год спустя, – мельница.

^{Село в западной Сербии, середина XIX в. Гравюра из сочинений Феликса Каница 1864 г. (Kanitz F. Das Konigreich Serbien und das Serbenvolk, Vol. 1, Leipzig 1904)} 

Позднее, с 1863 г., получили распространение паровые молотилки и плуги. В Княжестве долгое время в техническом отношении лидировала государственная фабрика в Крагуеваце (на ней отливали орудия), переименованная затем в Военно-технический завод. С 80-х годов достижения промышленной революции начинают использоваться в целом ряде отраслей: текстильной, пищевой, стекольной, лесопильной, кирпичной и др. Однако развитое в Средние века горное дело не получило достойного продолжения. Были предприняты попытки разработки старых месторождений (Майданпек, Кучайна, Заяча, Шупля стена), но без успеха. Они оставались убыточными, даже попав в руки иностранных капиталистов, специализировавшихся в области горного дела. Его расцвет наступил в Сербии гораздо позже, когда появилась новая техника. Во второй половине XIX в. все более активно добывается уголь, спрос на который постоянно растет.

В 1855 г. в Сербии появился телеграф, резко увеличивший скорость связи и повысивший эффективность административного контроля и управления. (К этому времени у венгерских сербов он являлся уже одной из сфер коммунальных услуг.) В 1883 г. за ним последовал телефон. После 1890 г. появилось электричество; его важными последствиями стали новое городское освещение и трамвай. К концу XIX в. сокращается временной разрыв между появлением технического изобретения и началом его применения в Сербии. Но это применение в основном ограничивалось столицей, население которой в силу своих материальных, социальных и интеллектуальных характеристик имело возможность воспринимать новшества. В этом все больше проявлялся резкий контраст между Белградом и другими городами.

Материальная сторона жизни менялась довольно медленно. Последствия перемен становились заметными лишь по прошествии длительного времени. В идейном же плане в Сербии, напротив, царило оживление. Волнообразно, по мере возвращения поколений, получивших образование в заграничных университетах, распространялись идеи, которыми вдохновлялась молодежь, учившаяся в Сербии (с 1846 г. действует Великая школа). Это оказывало влияние на процессы выработки политических программ и формирования ориентации отдельных личностей и групп. С 1839 г. сербское правительство тратило немалые средства, посылая ежегодно по 20 студентов на учебу за границей. Делалось это с целью подготовки специалистов для работы в различных общественных службах. Часть студентов возвращалась на родину с приобретенными новыми взглядами и критическим отношением к положению в стране и к правящему режиму.

Идея светского общества, независимого от церкви, по-разному воспринималась сербами империи Габсбургов и сербами Княжества. Уже в конце XVIII в. среди проживавших в Венгрии сербов раздавались отдельные голоса в пользу светской культуры и ее автономности. Однако речь не шла о призывах к фундаментальным изменениям. XIX век вместе с прочим наследием воспринял как что-то само собой разумеющееся руководящую роль церкви в образовании. Забота о последнем выражалась в содержании учебных заведений за счет школьных фондов и в их защите, основанной на полученных церковью полномочиях.

Между тем в Княжестве, уже со времени правления князя Милоша, светская власть предпринимала активные усилия, направленные на трансформацию церкви и религиозной жизни. Причина этого крылась в восходящей еще ко времени правления греческих владык отчужденности иерархов от паствы, лишенной всякого внимания. Жизнь церкви и верующих стала регулироваться государственными постановлениями. Школьное образование изначально было светским. При этом школы, в которых преподавался закон Божий, находились под символическим управлением митрополита и священства. Если в Венгрии государство было для церкви абсолютно чужим, то в Княжестве церковь срослась с государством. Состоявшийся в 1883 г. архиерейский собор запретил священникам вступать в политические партии и участвовать в партийных собраниях.

Идею либерализма в ее чистом виде привнесли в Сербию первые поколения студентов, вернувшихся из Европы. Пустив корни, она нашла выражение в виде призывов к борьбе с произволом властей, в виде выступлений за конституционный порядок, главенство закона и усиление роли народного представительства в политической жизни. Либеральные идеи были опробованы на практике при свержении князя Александра Карагеоргиевича, во время борьбы с режимом князя Михаила Обреновича и особенно при формировании курса власти после его убийства в 1868 г. Носители либеральных идеалов стремились их адаптировать, то есть «скрестить» с якобы старинными сербскими общественными институтами: соборами, скупщинами, задругами. При этом утверждалось, что демократическое устройство берет начало в самой природе сербского общества, в его «народном духе». Своими усилиями по пересадке универсальных либеральных ценностей на сербскую почву особенно выделялся апостол либерализма Владимир Йованович (1833–1922). Либеральные идеи стимулировали рост национализма, поднимали национальный дух, побуждали к борьбе за национальное освобождение. Но, с другой стороны, уже тогда носители либеральных представлений строили далеко идущие планы. Тот же Владимир Йованович мечтал о Соединенных Штатах Европы, а «представительскую федерацию» считал единственной «формой сильного и устойчивого народного государства, объединяющего южнославянские племена» (1885). И для ранних социалистов, и для представителей иных политических течений федерация долгое время оставалась идеалом, альтернативой методам реальной политики – экспансии и аннексии.

Наряду с проблемами свободы и государственного строя образованных сербов того времени занимали вопросы национальности и этничности. В XVIII в. в слове «нация» слышалось эхо средневекового представления об особом правовом статусе, который в сербском случае основывался на «привилегиях» Сербской православной церкви. Поэтому считалось, что этническая принадлежность неотделима от вероисповедания.

Однако все чаще критерием этнической принадлежности признавался язык – важная составляющая индивидуальных народных черт, в которой, как в песнях и фольклоре, проявляется «народный дух». Начав в 1814 г. публикацию сербских народных песен, Вук Караджич присоединился к европейскому процессу «открытия народов». Переведенные на иностранные языки сербские песни приобретали популярность и пробуждали интерес к сербам. У сербских гусляров и их слушателей ученые – и тогда, и позднее – станут искать ответы на вопросы о происхождении «Илиады» и «Одиссеи». Восхищение, испытываемое европейскими литераторами от сербских народных песен, стало неиссякаемым источником гордости.

Важнее, однако, было то, что романтизированное представление о народе как о «сообществе» языка и духа входило в классификацию и генеалогию, с помощью которых описывалось развитие индоевропейских языков. Хотя в то время еще не была изучена языковая ситуация в регионе и не были установлены иерархические различия между языками и диалектами, отцы-основатели славянской филологии (Йозеф Добровский, Павел Иосиф Шафарик, Ерней Копитар) смело заявляли, что в областях распространения штокавского диалекта – самого распространенного среди южных славян – живут сербы.

На этом основании Вук Караджич утверждал в 1825 г., что всего сербов – 5 миллионов: из них 3 миллиона православных, 1,2 миллиона мусульман, а остальные – католики, живущие в Далмации, Хорватии, Славонии и Боснии. Он также отмечал, что мусульмане называют себя турками, а католики – региональными именами. Таким образом, реальное положение вещей не соответствовало европейской модели. Об обратном свидетельствовали наблюдения писателя-реалиста Якова Игнятовича (1824–1889): «Серб, не придерживающийся своих религиозных обрядов и обычаев, не считается сербом. Отступившегося от своей веры в народе воспринимают как блудного сына, утратившего свою сербскую сущность. Религиозная идея еще заслоняет народную» (1879). В дальнейшем самоопределение сербов будет колебаться между этими двумя полюсами, приближаясь то к одному, то к другому. Но даже в период крайней секуляризации (1947–1990) православие не перестанет быть главной чертой сербства.

Светская ориентация, идеалы свободы, конституционного устройства и народного суверенитета, представление о себе и о других нациях лягут в основу культурного и политического развития сербов на протяжении XIX и XX вв. В конце 60-х годов XIX в. усилиями одного поколения молодых людей к этим базовым идеям добавится вера в науку, в позитивное знание, которое служит средством постижения мира, предпосылкой к прогрессу. Будет воспринята идея, что процесс интеллектуального и общественного развития имеет свои закономерности. Подобная ориентация, с одной стороны, подталкивала к занятию естественными, точными науками, а с другой – навязывала «реалистическое», критическое отношение к прошлому и традициям. Последняя четверть XIX в. отмечена ревизией традиционных представлений сербов о прошлом, основывавшихся на народной традиции. Это привело к полемике между «романтиками» и историками-критиками – представителями новой критической школы, идеи которой получат распространение только в образованных кругах.

Примерно тогда же – задолго до появления промышленности и рабочего класса – в Сербию начинают проникать социалистические идеи. Они также были привнесены молодой интеллигенцией, прежде всего студентами, а распространялись публицистами и литераторами. Социалистические идеи сравнительно быстро стали популярными, что привело к возникновению первых организаций и проведению первых демонстраций (в 1876 г. в Крагуеваце впервые было поднято красное знамя). В 1870 г. один иностранный дипломат, долго проживший в Белграде, отозвался об учениках Великой школы, что «все они коммунисты». Как и в случае с либерализмом, начинают предприниматься попытки обнаружить связь между социалистическими идеалами и сербскими общественными институтами – задругой и крестьянской общиной. Благодаря якобы заключенному в них социалистическому потенциалу предполагалось избежать индустриализации и повторения европейского капиталистического пути. Из социалистического корня вырос радикализм – самое мощное политическое течение в Сербии, которому будет суждено сыграть главную роль в ее развитии в конце XIX – начале XX в.

Все сербские реформаторы – от либералов до социалистов – выступали за народное просвещение, которое, в их понимании, не ограничивалось школьным образованием, но подразумевало и иные информационные средства: чтение публичных лекций, организацию читален, распространение прессы и др. С 80-х годов на фоне просветительских усилий получило развитие направление, которое, не сопровождаясь шумихой, оказало значительное влияние на жизнь народа. Речь идет о санитарно-гигиеническом просвещении – оно осуществлялось посредством чтения лекций, издания книг, брошюр и журналов. В этом начинании благодаря своей квалификации и системному подходу большую роль сыграл врач Милан Йованович Батут (1847–1940). И хотя его работа не привлекала внимания современников, для развития народа она была важнее многих политических акций. В условиях бедности, неразвитости сети медицинских учреждений, нехватки врачей точные знания о гигиене, путях улучшения питания, средствах защиты от инфекций и о воспитании детей сыграли важную профилактическую роль.

Способы коммуникации претерпевали изменения значительно медленнее, и поэтому вплоть до 30-х годов XX в. пресса оставалась единственным и самым важным информационным средством, а также инструментом воздействия на общество. Типографии появились в каждом городе. Газет и прочих периодических изданий стало выходить столько, что одно их перечисление было бы делом затруднительным. Можно лишь очертить их диапазон, который варьировался от ежедневных новостных газет до юмористических и детских изданий. Свобода печати становится критерием достигнутого уровня демократичности.

Технический прогресс, становившийся все более интенсивным, изменил условия правления. Государству стали доступны невиданные ранее возможности влияния на людей и осуществления контроля над ними. Увеличивалась доля детей, охваченных обязательным начальным образованием (введено в 1882 г., а с 1900 г. стало доступным для девочек). Обязательная военная служба (1883) подвергала мужскую половину населения краткосрочному, но мощному воздействию династической идеологии и патриотической риторики; внушала необходимость служения королю и отечеству. Со второй половины XIX в. модернизированное государство начинает фунционировать, подобно плавильному котлу, в котором формируется современная нация. К началу XX в. Сербия не просто увеличилась в численном отношении; она стала более сербской. Некогда многочисленные инородцы были либо ассимилированы, как цинцары и греки, либо изгнаны, как турки или те, кто себя с ними идентифицировал. Остальных – например, цыган – попросту игнорировали.

Однако этот процесс охватывал только часть сербов – едва ли половину. Развитие Черногории проходило параллельно, но в иных государственно-правовых рамках, что приводило к формированию специфического самосознания. Его важной составной частью, наряду с сербской самоидентификацией, было представление о Черногории как о своем отечестве. Остальным сербам, прежде всего проживавшим в Австрии, была уготована роль расходного материала в процессе формирования венгерской «политической нации». Пробные шаги в этом направлении были сделаны в 1848 г., а полным ходом процесс пошел после того, как в 1867 г., в результате установления системы дуализма, сложились условия для превращения венгерской половины монархии в национальное государство венгров. Вся энергия и политическая активность сербского населения были направлены на сопротивление мадьяризации – за сохранение национальной идентичности. Таким образом, пока одна часть сербов занималась внутренним обустройством и расширением границ своего национального государства, другая, создавая и развивая институты гражданского общества, всеми силами противилась ассимиляторской политике чужого национального государства. Различный подход к государству и гражданскому обществу станет частью менталитета и будет долго сказываться даже после того, как исчезнут разделяющие сербский народ государственные границы.

Правящая нация

В 1848 г. в Княжестве Сербия социальные противоречия не достигли той остроты, чтобы происходившие в соседнем государстве революционные события спровоцировали антиправительственное выступление. Оно произойдет через десять лет и без какого-либо внешнего воздействия. В 1848 г. все политически активные силы, готовые к борьбе, были озабочены судьбой соплеменников с другого берега Савы и Дуная. Точное количество добровольцев из Сербии неизвестно. В отдельные моменты их число достигало 15 тысяч человек. У сербских властей не было единодушия по поводу того, насколько активно Сербия должна участвовать в событиях в империи Габсбургов. Так, Тома Вучич-Перишич заявлял, что «нам нечего делать на той стороне лужи». Другой же член Совета – Стеван Петрович-Кничанин подал в отставку с государственного поста, чтобы иметь возможность отправиться на войну. В качестве командующего добровольческими отрядами он сыграл важную роль в боевых действиях в Бачке и Банате.

И все же князя и Совет упрекали в том, что они не принимают должного участия в революционных событиях. Еще более жесткую критику вызвала пассивная позиция Сербии во время Крымской войны (1853–1856), в которой, с одной стороны, участвовала Россия, а с другой – Турция, Франция и Англия. Для сербов поражение России имело то значение, что по условиям Парижского мирного договора (1856) она перестала быть единственным гарантом прав христиан Османской империи. Теперь в данной роли выступали все великие державы: Россия, Австрия, Англия, Франция, Сардиния и Пруссия (две последние вскоре превратятся, соответственно, в Италию и Германию).

Князь, находившийся под влиянием членов Совета, в первую очередь Илии Гарашанина, проводил политику, смысл которой состоял в воздержании от столкновений по мелким и рутинным поводам, дабы не поставить под угрозу достижение долгосрочных стратегических целей. Последние были перечислены в политической программе «Начертание» (1844)[32]32
  Первоначальный вариант «Начертания» принадлежал перу Франьо Заха, писавшего об объединении южных славян. Во время составления окончательного текста Гарашанин отказался от некоторых фрагментов, в которых речь шла о южных славянах. Кроме того, слова «южные славяне» были заменены на «сербы» или «сербские народы». Документ оставался секретным до самого начала XX в.


[Закрыть], составленной под влиянием весьма активных в то время польских эмигрантов – противников как России, так и Австрии. Формулируя задачи политики Княжества на далекую перспективу, документ предусматривал падение Османской империи. В результате Сербия должна была объединить «все сербские народы, ее окружающие», и построить «новое сербское государство… на добром старом фундаменте древнего сербского царства».

Для реализации этих планов налаживались связи с областями, остававшимися под турками, вербовались агенты, формировались и финансировались тайные общества, через которые осуществлялась пропаганда. Основное внимание уделялось Боснии, в которой в роли важных союзников сербского правительства выступали францисканцы. Однако с того момента, как Австрия начала проводить в отношении Боснии аналогичную политику, им было запрещено помогать сербам.

Уставобранители, ранее боровшиеся за конституционный порядок – против княжеского своеволия, были удовлетворены разделом властных полномочий между ними и монархом, с которым они теперь совместно решали задачу государственного строительства. Опираясь на прочные основания, заложенные еще в правление Милоша, можно было приступить к формированию важных институтов, прежде всего судов и полиции. В 1846 г. был основан Верховный (позднее Кассационный) суд, а после Гражданского законника принято еще несколько законов, остававшихся в силе длительное время. Результаты их применения были весьма противоречивы. Обновленный Закон о приусадебном хозяйстве защищал малые наделы от секвестра и конфискации, но не от раздела между наследниками, следствием чего стало их измельчание. Цеховое предписание 1847 г. ограничивало конкуренцию и торговлю, но оставляло нерешенной проблему обучения подмастерьев, что привело к усилению их эксплуатации.

Частые конфликты князя с членами Совета, в которых Порта выступала в роли арбитра, приводили к падению авторитета режима уставобранителей. Они стали объектом критики повзрослевших выпускников европейских университетов, выступавших за проведение реформ в либерально-демократическом духе. Недовольство князем подогревалось сторонниками Обреновичей, которые вместе с молодыми либералами добились созыва в конце 1858 г. Народной скупщины. Она же, согласно Турецкому уставу, не только имела совещательные функции, но и располагала правом избрания князя. Члены Совета не слишком энергично поддержали Александра Карагеоргиевича, от которого потребовали отречения. В результате он вынужден был искать убежища в крепости у турецкого паши, а затем бежать в Австрию. Князем провозгласили 75-летнего Милоша Обреновича.

Во второй раз взойдя на престол, Милош действовал без оглядки на принятые без него законы и игнорировал происшедшие в стране перемены. Он правил по старинке, опираясь на доверенных людей и вмешиваясь в каждую мелочь. Тех, кто привел его к власти, он вынудил перейти в оппозицию. Наследником Милоша стал его сын Михаил (1860–1868), которого, как и отца, Порта признала избранным князем. Опытный и повидавший мир, Михаил пришел к власти в зрелом возрасте. Править он стремился самостоятельно, опираясь на опытных и влиятельных политиков, выдвинувшихся при прежнем режиме. В период правления Михаила в Сербии оформились два политических течения: бывшие уставобранители, теперь звавшиеся консерваторами, и либералы – по большей части молодые и образованные люди. С бывшими членами Совета, например с Илией Гарашанином, князя объединяла убежденность в том, что народом должна править сильная и просвещенная власть.

Вмешательство Порты во внутрисербские дела – в частности, отказ от признания династических прав князя вопреки принятому годом ранее Закону о престолонаследии – подтолкнуло Михаила к нейтрализации действия Турецкого устава путем издания в 1861 г. целого ряда особых законов: Закона о Государственном совете, сводившего на нет роль Порты положением об ответственности членов Совета перед судом; Закона о Народной скупщине, и далее остававшейся совещательным органом; Закона о народной армии, вводившего воинскую повинность для мужчин от 20 до 50 лет[33]33
  Обучение военным навыкам происходило по месту жительства.


[Закрыть]. В 1862 г. был принят Закон о государственной администрации, предусматривавший формирование «совета министров», ответственного перед князем.

С самого начала князь Михаил занял активную позицию в отношении турок. Уже в 1862 г., использовав в качестве повода стычку с турками, открывшими артиллерийский огонь по Белграду, он потребовал их полного вывода из Сербии. Под давлением стран-гарантов турки вывели войска из двух крепостей и сократили оставшиеся гарнизоны. Кроме того, было подтверждено их обязательство окончательно покинуть Сербию. Но только во время визита в Стамбул в 1867 г. князю был вручен фирман, наделяющий его правом владения остальными крепостями. В июне 1867 г. состоялись торжественные проводы последних турецких воинских частей. Символом сохранявшегося вассального положения Сербии оставались ежегодно выплачиваемая дань и султанское знамя, реявшее над белградской крепостью.

Долгосрочные цели сербской политики предусматривали кроме переговоров с Портой, и подготовку к большой войне. В период краткого правления князя Михаила были предприняты серьезные шаги по объединению врагов Турции – заключены договоры о союзе с Черногорией (1866), Грецией (1867), Валахией (1868). С руководством болгарской эмиграции велись переговоры об образовании единого сербско-болгарского государства во главе с князем Михаилом. Было достигнуто соглашение с хорватской Народной партией о присоединении к Сербии Боснии, что стало бы первым шагом к созданию югославянского государства. В самой Боснии планировалось поднять восстание (1867), но затем от этой идеи отказались.

^{Карта 7.1. Развитие территорий Черногории в XIX и XX вв.}

^{1. Территория Черногории в 1859 г. 2. расширение по берлинскому и другим Договорам. 3. Расширение 1913 г.} 

Ни удаление из Сербии турецких гарнизонов, ни позитивные перемены в государственном устройстве не обеспечили князю популярности среди молодого поколения сербов, стремившегося к объединению сил вопреки разделявшим народ границам. В 1866 г. на скупщине в Нови-Саде из членов студенческих, литературных, певческих объединений была сформирована Объединенная сербская Омладина. Формально основанная как культурное общество, Омладина стала активно участвовать в политической жизни, призывая к началу войны с Турцией и проведению либеральной внутренней политики. Критикуя режим князя Михаила, Омладина до такой степени настроила его против себя, что сербские власти запретили созыв второй скупщины в Белграде в 1867 г.

С момента своего вступления на престол князь Михаил выступал за примирение враждовавших династических группировок. Тем не менее в июне 1868 г. он был убит в результате покушения, организованного белградскими сторонниками Карагеоргиевичей. Гибель князя Михаила стала для Сербии потрясением, поколебавшим ее государственные основы, поскольку не стало фигуры, олицетворявшей режим. Положение осложнялось еще и тем, что князь не оставил своего наследника или преемника. Однако государственные институты продолжали действовать и в таких условиях. Было сформировано Регентство, созвана Народная скупщина, но военный министр Миливое Петрович-Блазнавац при поддержке армии положил конец дискуссиям и комбинациям. Наследником был провозглашен обучавшийся в Париже четырнадцатилетний Милан Обренович (1854–1901), внук брата Милоша – Еврема. Скупщине оставалось лишь подтвердить законность наследования. В новый состав Регентства вошли Миливое Блазнавац, Йован Ристич и Йован Гаврилович.

Принадлежавшие к кругу князя Михаила регенты постарались, однако, привлечь на свою сторону либералов – ради укрепления режима. В 1869 г., без оглядки на султана и игнорируя нормы действующих законов, сербские власти разработали новую конституцию, о принятии которой оповестили Турцию и великие державы. Протестов не последовало.

В самой же Сербии против конституции выступили как приверженцы сильной монархической власти, так и сторонники демократии. Но уже сам факт принятия нового Основного закона явился важным шагом вперед, а некоторые его положения служили показателем прогресса в развитии парламентаризма в Сербии.

До наступившего в 1872 г. совершеннолетия князя вся полнота власти принадлежала Регентству, которое продолжало осуществлять внешнеполитический курс И. Гарашанина и князя Михаила. Режим Регентства называли полицейским, что свидетельствовало о выросшей чувствительности сербского общества к ограничениям свободы печати, слова и собраний. Преследованиям подвергались в первую очередь представители социалистического движения, набиравшего силу и становившегося все более массовым. Социалисты издавали газеты «Раденик» («Трудящийся») и «Явност» («Общественность»).

Бюджетная политика Регентства была взвешенной. Сербия не имела долгов и не осуществляла крупных инвестиций. Регенты провели реформу народной армии, не устранив, однако, ее основных слабостей.

В отличие от Сербии, не воевавшей несколько десятилетий, но прошедшей этап интенсивного внутреннего развития (смена династий и правителей, появление европейских государственных институтов), Черногория участвовала в нескольких войнах, а единственной по-настоящему крупной внутренней трансформацией стало установление в ней светской власти. Популярность и авторитет Петра II Петровича Негоша – автора поэтического цикла «Горски венац» (1847)– оказались недостаточными для беспрекословного исполнения его последней воли. Выбранному им в наследники племяннику – Даниле Станкову Петровичу – влиятельные оппозиционные вожди противопоставили своего претендента на престол – брата митрополита и тогдашнего председателя Сената. Победителем противостояния вышел молодой Данило (1826–1860), не желавший принимать постриг. Заручившись согласием России, его сторонники провозгласили Черногорию «светским и наследственным княжеством». Сам Данило I стал «князем и правителем черногорским ибрдским». Во главе митрополии встал монах из Боки, рукоположенный в 1853 г. в России. С этого момента черногорские владыки занимались только церковными делами.

Перемены на престоле были неприемлемыми для Порты. Власть митрополита хоть как-то соответствовала системе отношений султана с подвластными ему религиозными лидерами. Однако светский правитель должен был быть вассалом султана. Таким образом, сталкивались два противоположных представления. Согласно первому, Черногория на протяжении веков оставалась непокоренной. Из второго же вытекало, что она всегда была частью Османской империи.