Текст книги "Призрак бомбея"

Автор книги: Шилпа Агарвал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц)

Плакучая листва

Щурясь от яркого солнца, Мизинчик и Маджи брели по двору, срывая цветы для пуджи.Маджи глубоко вдыхала ароматы, проходя мимо бесстыдно-карминных гибискусов и застенчивых розовых жасминов. Наконец она остановилась под джутовой веревкой. Свежий запах белья сулил очищение от случайной скверны, возможно еще оставшейся на теле после утреннего купания. Уже было жарко, и безжалостные солнечные лучи опаляли кожу.

– Я устала, – сказала Мизинчик дрожащим голосом.

– Скоро гроза, – сказала Маджи. – Вот все и замирает. Ночью грянет гром, засверкает молния и подуют муссоны. – Она остановилась и с тревогой уставилась на внучку: – У тебя все хорошо?

Мизинчик кивнула.

Быстрые взмахи короткой метлы на задней веранде, негромкое хлопанье белья на веревке, жужжание пчел в цветах – все так обыденно, что ей даже стало немного стыдно за свою пугливость. Наверное, она просто не туда поставила ведро – не под самый кран, а подвинула немного вбок. Ведь когда Парвати подошла к двери, вода была еще открыта, глаза щипал шампунь, и Мизинчику было плохо видно. Возможно, она все перепутала.

Или Туфан запер дверь снаружи. Он проделывал это и раньше, закрывая наружный замок, и приходилось просить, чтобы выпустил. Туфан похож на те гуавы, что продаются на пляже Чоу-патти: их тонко нарезают и обильно посыпают толченым чили – сведет даже самый крепкий желудок. Брата назвали в честь цунами, что обрушилось на Бомбей в 1945 году, когда он родился; стихия сметала рыбацкие суда и затапливала прибрежные селения. Оправдывая собственное имя, Туфан сеял на своем пути одни разрушения.

В святилище для пуджиМаджи еле-еле опустилась на сиденье у самой земли – напротив черного мраморного алтаря с латунными и серебряными фигурками богов. Над огромным каменным лингамом [30]30
  Лингам – фаллический символ и детородный орган бога Шивы.


[Закрыть]висела картина в рамке: Сарасвати, богиня мудрости, восседает на белом лотосе, а у ног ее – пестрый павлин. Мизинчик поставила цветы возле двух серебряных ваз: одна – с подслащенной халвой, другая – со свежими яблоками, бананами и кокосом. Бабушка и внучка зажгли диии, молитвенно сложив руки, пропели Шири-мантру: «Ом бхур бхува сваха…О Творец Вселенной, податель жизни и счастья…» [31]31
  Гаятри-мантра – один из важнейших ведических священных гимнов на санскрите, первая его строка считается «великой мистической фразой».


[Закрыть]

Мизинчик окропила атласные оранжевые лепестки перед богом Кришной и его возлюбленной Радхой [32]32
  Радха-Кришна – одна из форм Бога в кришнаизме, божественная чета, предстающая в мужской и женской ипостасях: Кришна и его вечная возлюбленная пастушка Радха.


[Закрыть]. Девочке нравилось ходить вместе с бабкой в святилище. Казалось, они ограждены здесь от всех житейских забот. После молитв обе отведывали халвы, густой и маслянистой от миндаля, и Маджи пересказывала какую-нибудь историю из великого эпоса. Бабка откидывалась назад, и глаза ее затуманивались.

– Жил-был когда-то на свете великий царь, и очень ему хотелось ребенка. Он молился долгие годы, и вот однажды родилась у него дочь. И превратилась она в красивую, умную женщину, но ни один мужчина не смел попросить ее руки. Тогда отец отправил дочь в путешествие, наказав отыскать мужа, достойного ее чар.

Мизинчик знала эту историю о Савитри из Махабхараты. Принцесса встречает благородного принца, который умрет через год. Она влюбляется и выходит за него замуж. В последний день его жизни они приходят в лес, где Яма, бог смерти, вынимает из тела мужа его душу. Не в силах расстаться с любимым, принцесса решительно преследует Яму по густым зарослям куманики и безлюдным местам. Наконец, уже на границе царства. Яма берется исполнить любое ее желание, но отказывается вернуть мужа к жизни. «Тогда подари мне много детей, – просит она, – и пусть отцом их будет мой супруг».

– Господь Яма усмехнулся: все-таки его перехитрили, – закончила Маджи. – «Ступай, – сказал он, – ты воскресила его». Она побежала обратно в лес и нашла там своего мужа: он словно очнулся от долгого сна. Они возвратились в его царство и правили вдвоем всю оставшуюся жизнь.

Мизинчик смущенно улыбнулась.

– Вот видишь, – добавила Маджи, подводя разговор к замужеству, – жена должна быть отважной, особенно если дело касается жизни мужа.

Мизинчик вспомнила свое признание Нимишу: ночью она думала не о нем, а о собственном счастье. И даже запретную дверь отперла с горя.

– Маджи, – неожиданно спросила она, – а почему ту дверь запирают на ночь?

Маджи горестно посмотрела на нее:

– Есть вещи, о которых лучше молчать.

Мизинчик потупилась. Видеть, как печалится бабка, было нестерпимо, и она больше не стала настаивать. Потому-то Мизинчик редко расспрашивала бабку о своей матери, хотя вопросов хватило бы на целую жизнь.

Маджи дотронулась до ее щеки:

– А теперь ступай – скоро придет дарзи [33]33
  Дарзи – портной.


[Закрыть]с твоими новыми нарядами. Возьми ключи и достань деньги из комода.

Из-за пояса у Маджи обычно торчала тяжелая связка из разукрашенного серебра, на нее были плотно нанизаны две дюжины ключей, похожих на орудия пытки. Все ценные вещи, даже одежда и древние беспошлинные товары из-за границы, хранились в бунгало под замком – на случай грабежа, ну и чтоб не вводить в соблазн прислугу. В каждой комнате было по несколько шкафчиков, каждый со своим ключом, и Маджи почти всегда носила связку с собой, если, конечно, не посылала Мизинчика с поручением. Даже во сне Маджи надежно прятала ключи под подушкой.

Китайские шкафчики скрипели, не желая открываться. Там хранились старые штаны из «Рэймонде Шопа»; коробка с глиняными лампадками, слегка пахнущими горчичным маслом; пожелтевшие письма, перевязанные бечевкой; лосьон после бритья; японский транзистор, так и не вынутый из кожаного футляра; стопка ярких териленовых рубашек и целый набор фигурок бога Ганеши в коробке из прозрачной пластмассы – чтобы не потускнели.

Элегантное кремовое пальто, слишком теплое для тропического климата, было обернуто просвечивающей тканью и слабо пахло тальком «ярдли». Спереди и на манжетах – серебряные пуговицы с выгравированным гербом: двумя императорскими львами. Пальто одиноко висело на крючке и казалось пустым, бесплотным. Мизинчик подумала, что его носила еще мама, и представила, как Ямуна просовывает тонкие руки в рукава, посмеивается в новом лахорском доме над непривычным зимним морозцем и думает, что впереди уйма времени – еще успеет свыкнуться.

Мизинчик погладила пальто и потрогала пуговицы, которых, возможно, касалась мать.

– Пошли, бэти [34]34
  Бэти – доченька.


[Закрыть] , —сказала Маджи, войдя в комнату: к бедру она прижимала поднос со смесью орехов, – идем завтракать.

Маджи заметила пальто, и в груди проснулась застарелая, неизбывная боль. Его подарила дочь – вскоре после свадьбы. «Приезжай к нам в гости зимой», – написала Ямуна в письме, которое Джагиндеру пришлось читать вслух: Маджи так и не научилась ни читать, ни писать. Но она так и не поехала – не хотелось гостить у дочкиной свекрови, ведь та оказалась мелочной и бессердечной. «Приезжайте лучше вы к нам, в отпуск», – велела отписать Маджи. Однако эти планы не сбылись: начались стычки между индуистами и мусульманами. «Выбирайтесь, пока еще не поздно, – настойчиво советовала Маджи. – переселитесь в какой-нибудь безопасный район, с индуистским большинством».

«Но это же наша родина», – упрямился муж Ямуны.

А потом случилось невообразимое: Индия разделилась на три географические области, индуистов и мусульман принудительно размежевали. Неожиданно Ямуна оказалась беженкой – одной из многих, слишком многих, кто так и не успел пересечь границу.

В гостиной мелодичный голос Латы Мангешкар [35]35
  Лата Мангешкар (р. 1929) – популярная индийская певица и киноактриса 1940—1950-х гг.


[Закрыть], искажаясь, доносился из новенькой «виктролы».

– Эй, – степенно отрыгнув, сказала Маджи прибывшему портному, – раз уж вы здесь, снимите с меня мерку для новой кофты и нижней юбки. На свою лучшую белую кофту я капнула чатнииз самосы [36]36
  Самоса – треугольный пирожок с картошкой или мясом.


[Закрыть]на махаджановской свадьбе.

Портной обошел Маджи кругом, примеряясь так и сяк. Это был долговязый человечек с густыми черными волосами в носу и тоненькими руками. Своей обтрепанной мерной лентой он едва ли мог обхватить столь внушительные бедра.

Джагиндер приковылял в курте,обтягивающей солидное брюшко. Он являлся в контору значительно позже завтрака и все утро просиживал за угловым столиком в гостиной, разговаривая по трем телефонам одновременно. Попугно Джагиндер умудрялся пить обжигающий чай. Руки, рот и подбородок беспрестанно двигались, словно он был современной аватарой [37]37
  Аватара – нисхождение бога из духовного мира в более низкие сферы бытия. Шива – в индуизме олицетворение разрушительного начала вселенной и трансформаций, одно из божеств верховной триады, наряду с творцом Брахмой и поддержателем Вишну.


[Закрыть]бога Шивы.

– Ну и что с того, что грузовик перевернулся? – говорил он в первую трубку. – Платеж нужно произвести сегодня…

Во вторую:

– Разве я плачу тебе для того, чтобы ты разбазаривал мои деньги?

Ну и потом крысенышу Лалу – управляющему судоразделочного завода:

– Идиот! Тебе что, в башку напекло?

Если позже Джагиндеру требовалось что-ни-будь из дарукханской конторы у восточных доков – юридические документы, забытый портфель или коробка конфет из Гхаситарамовой лавки, – он тотчас отправлял шофера. Сделав домашнее задание, Мизинчик и близнецы иногда садились прокатиться вместе с Гулу. На заднем сиденье они слушали затейливые байки шофера, что поразительно напоминали новейшие фильмы на хинди, – вот только главным героем-любов-ником в них выступал сам Гулу. На прошлой неделе он разыгрывал из себя Раджендру Кумара по прозвищу Юбилей из «Кануна» [38]38
  аджендра Кумар (1929–1999) – популярный индийский киноактер 1960—1970-х гг., режиссер и продюсер. Фильм «Канун» («Закон») был снят в 1960 г. режиссером Б. Р. Чопрой.


[Закрыть]и преследовал собственного тестя за убийство.

В комнату влетела Савита, на руках – пара ярдов гранатового кандживарамского шелка.

– Я передумала. Этонужно сшить за два дня, – сказала она портному.

Тот приковылял к ней и потрогал дорогой материал, замирая от удовольствия.

– Мерки, – пропищал дарзи,лукаво отводя взгляд от пышных форм Савиты.

– Тьфу ты, – возмутилась она, оправляя на себе сари. – Ты же в прошлый раз снял.

Долго и медлительно прижимал он мерную ленту к ее стройной талии, изящной шее, голым плечам. А затем с довольным видом достал изо рта карандашный огрызок и нацарапал на бумажном клочке пару неразборчивых цифр.

В тот же день после обеда пришла семнадцатилетняя Милочка Лавате, соседка. Она была в сапфирном шальвар камизе [39]39
  Шальвар камизе – самый распространенный вид азиатской одежды, состоящий из верхнего платья-рубашки (камис) и широких шаровар (шальвар).


[Закрыть]с золотистой накидкой, дупаттой,которую носила почти с каждым нарядом, набрасывая на плечи и грудь; накидка трепетала, словно крылья апсары [40]40
  Апсары – в индуистской мифологии полубогини, духи облаков или воды.


[Закрыть]– небесной богини.

Поначалу Савита дразнила ее: «Милочка, дорогуша, что ж ты все время носишь одну и ту же дупатту!» Но Милочка лишь улыбалась да туже натягивала накидку. Она присмотрела ее, когда ходила с матерью за покупками на Колаба-козуэй. В витрине блеснул замысловатый узор с плакучей листвой, вышитый от руки: на темной позолоте – великолепная миниатюрная птичка п хулчакис огненной грудкой: в жизни она размером с палец. Неугомонный цветосос, самая маленькая пташка Индии, заблудился в плотном лабиринте изумрудных лепестков, угодил в ловушку и звал самца с малиновым сердечком: чик-чирик.

Милочка стала упрашивать мать купить ей дупатту.«Я доложу ее в твое приданое, – пообещала Вимла. – Такая диковина годится лишь для новобрачной». Но Милочка настаивала, и отзывчивая Вимла уступила. С тех пор Милочку редко можно было увидеть без накидки.

–  Намаете [41]41
  Намаете – традиционное индийское приветствие, сопровождается легким поклоном со сложенными ладонями. Джи – уважительное обращение к старшим.


[Закрыть], тетя -джиМаджи, – скромно улыбнулась Милочка, входя в дом, и протянула коробку со сладостями. – Мама утром сходила в Гхаситарамову лавку.

– Он готовит вкуснячие паквааны– выпалил Дхир и вспомнил хрустящие жареные скорлупки, посыпанные дымящейся чечевицей. Он всегда покупал их, когда отец водил его в гости к своему другу, что живет на Нараян-Дхурусгрит – всего в двух кварталах от лавки. Еще через один переулок, на Калбадеви-роуд, рабочие расплющивают серебряные слиточки и делают тончайшую фольгу для конфет.

– Сегодня я купила только ладду, – призналась Милочка, откинув крышку.

Дхир тотчас завился вокруг нее ужом, хватая пухлыми пальцами липкие желтые шарики, испеченные из сладкой нутовой муки.

– Это тоже тебе, – сказала Милочка и протянула ему шоколадку «Кэдберри».

– Спасибо, диди– поблагодарил Дхир, уважительно назвав ее старшей сестрой, спрятал шоколадку в карман и скрылся в своей комнате.

– А мне? А мне? – нетерпеливо завопил Туфан.

– Сегодня ничего, – Милочка погладила его по голове. – Но как только выйдет новый «Моряк Попай» [42]42
  Моряк Попай – герой комиксов и мультфильмов, созданный американским художннком-карикатуристом Элзи Крайслером Сегартом (1894–1938).


[Закрыть], обязательно принесу.

Туфан схватил один сладкий шарик и потащился прочь.

– Когда ешь, не думай ни о ком плохо, – крикнула Савита ему вдогонку, – а то живот разболится.

Нимиш стоял в отдалении, со стопкой книг в руке.

– Что ты сегодня читаешь? – спросила Милочка, повернувшись к нему.

Нимиш опустил взгляд, разбирая название, но сердце так и выпрыгивало из груди. Он влюбился в Милочку, когда она еще носила детские платьица до колен. Он полюбил ее так сильно, что каждую ночь прокрадывался к отверстию в стене и любовался тамариндом на соседском дворе. Дерево посадили еще в начале века, когда бунгало Лавате на Малабарском холме [43]43
  Малабарский холм – очень престижный жилой район и самое высокое место Южного Бомбея.


[Закрыть]владел сэр Райфус Пайтон. Согласно местному преданию, сэр Райфус приехал по делам в португальский колониальный порт Гоа, к югу от Бомбея, и какой-то дерзкий мальчишка оскорбил его прямо в лицо, а затем стремглав убежал.

«Тамариндовая башка, сэр, – перевел проводник и замахнулся кулаком, искусанным москитами. – Этот чертов кули обозвал вас тамариндовой башкой!»

Райфус вскоре выяснил, что жители колонии, забредая в квартал туземцев, вставляли себе в уши тамариндовые стручки. «Проклятые туземцы верят, что в стручках обитают злые духи, – объяснил проводник и расхохотался. – Вот мы и пошли на хитрость: засовываем стручок в ухо, и они к нам больше не цепляются».

Возвратившись на Малабарский холм, Райфус немедленно приказал посадить тамаринд: его особые свойства должны были подействовать и в Бомбее. И они впрямь подействовали – наверное, даже чересчур, так что Райфус вернулся в Англию намного раньше своих соотечественников.

Меж тем маленький тамаринд спокойно рос, покрываясь легкой перистой листвой и небольшими желто-красными соцветиями. Каждую зиму дерево приносило кислые плоды, ими лечили язву, запоры и лихорадку, а также добавляли в разные блюда – для кислинки. Милочка обожала длинные тамариндовые стручки с коричневой съедобной мякотью, сладкой и в то же время кисловатой.

«Держись подальше от дерева, – наставляла ее мама Вимла с самого детства. – Оно опасное. По ночам в нем живут злые-презлые духи. Погляди, даже листочки свернулись от страха».

Но Милочка ее не слушала. Тамаринд стал ее отрадой – единственной отдушиной в слишком уж безопасной жизни. По ночам, пока все спали, Милочка частенько забиралась на дерево через окно и лежала на прохладном сером стволе.

А Нимиш следил за ней каждую ночь: подкрадывался к небольшому отверстию в дальнем конце стены и подглядывал. Он заставлял себя подойти к ней, но его сковывала нерешительность, и он всегда возвращался в постель – безутешный и полный сомнений.

Разумеется, Нимиш никому не рассказывал о своих чувствах и ночных вылазках. Романтическая любовь – она ведь только в кино, а в приличной индуистской семье для нее нет места. Так же, как предки, он должен жениться на той, чей гороскоп соответствует его натальной карте. Его семья была родом из Пенджаба – северо-западного района Индии, а семья Милочки – махараштрийская, из самого Бомбея. Хотя оба семейства тесно общались, не могло быть и речи о браке с членом другой региональной общины. Но когда дело касалось Милочки, привычный здравый смысл Нимишу изменял.

«Ними, имя твоей будущей жены начертано на небесах», – всегда говорила мать.

Но едва Нимиш начал себя осознавать, он решил нарушить эту древнюю традицию и во что бы то ни стало жениться на Милочке. Сейчас он покрутил в руках книги, пытаясь скрыть волнение, а затем протер краем рубашки очки.

– Ответь ей, Ними, на? – встряла Савита и ткнула в книгу «Синд, или Злосчастная долина», которую написал знаменитый путешественник Ричард Бёртон [44]44
  Сэр Ричард Фрэнсис Бёртон (1821–1890) – британский путешественник, писатель, поэт, переводчик, этнограф, лингвист, гипнотизер, фехтовальщик и дипломат. Переодетым совершил путешествие в Мекку, а также перевел сказки «Тысячи и одной ночи» и Камасутру на английский язык. Его книга «Синд, или Злосчастная долина» вышла в 1851 г.


[Закрыть]. – На вид занятная.

– «Как милы восточные ночи, – послушно прочитал Нимиш на заложенной странице. – Особенно если сравнивать их с немилосерднейшими восточными днями!»

«Как милы… Милочка», – подумала Мизинчик, и у нее защемило в груди.

Савита фыркнула:

– И что уж такого милого-премилого в английском-то небе? Оно ведь цвета гнилого риса, да еще такое холодное, что у всех англичан носы вечно синие!

Милочка прикрыла рукой улыбку и скромно отвела взор от Нимиша.

Затем, поправив гирлянду из возбуждающих цветов могра на своих блестящих волосах, она повернулась к Мизинчику:

– Маджи сказала, тебе нужно проветриться. Пойдем в парк?

Мизинчик кивнула, но заметила покрасневшие щеки Нимиша, и ее кольнула ревность.

Едва они ушли, Маджи решила обсудить с матерью Милочки, Вимлой, последние брачные предложения, которые передала миссис Гйрг. Эта навязчивая женщина с орлиным носом жила чуть дальше по улице и считала себя главной местной свахой, хоть за ней и тянулся длинный шлейф неудач. Первое предложение Милочке сделали в четырнадцать, а теперь она девушка на выданье, и тонкий ручеек разлился полноводной рекой.

Матери всей махараштрийской общины прочили семнадцатилетнюю Милочку в жены своим сыновьям, учитывая не только ее сногсшибательную внешность, но и практическую выгоду: семья ведь богатая, да и дочь воспитывали в строгости. У современных девушек, сетовали Маджи с Вимлой, совсем нет достоинства, они красятся и расхаживают по городу после занятий, словно бесстыжие кинозвезды. «Эти пади-ликхи [45]45
  Пади-ликхи – образованные


[Закрыть]едва научились читать да писать, а уже считают себя королевами», – сурово осуждала их Маджи.

– Моя Милочка не такая, – сказала Вимла.

– Да-да, она славная девушка.

– И приданое уже почти готово. Намедни ювелир принес последние комплекты. Все наволочки вышили и даже заказали холодильник.

– А машинку «зингер-швингер»?

– И ее тоже. Правда, без швейных ножниц.

– Правильно, ничего острого – чтоб не поранила молодого мужа!

Обе женщины захихикали и продолжили поиски жениха, степенно попивая чай.

– Но она бывает такая переборчивая, – пожаловалась Вимла и раскрыла вишневую матерчатую сумочку, куда складывала все предложения, обвязывая их золоченой нитью из храма. – На нее не угодишь.

– В наши-то времена девушкам выбирать не приходилось, – сказала Маджи, рассматривая черно-белый снимок молодого человека с густыми напомаженными усами.

– Что-уж-тут-поделаешь! Дети больше не следуют старым обычаям. – печально пробормотала Вимла и вспомнила, как безжалостно бил ее муж – кулаком в живот, по лицу, по спине…

– Милочка сделает, как вы попросите, – сказала Маджи, погладив Вимлу по коленке.

– У меня дурное предчувствие, – вдруг призналась Вимла, и на глаза ей навернулись слезы. – Словно случится что-то страшное, и я не выдам ее замуж.

– Вам просто не хочется с ней расставаться. Но это же так естественно, ведь дети – не наша собственность.

Вимла кивнула и вытерла лицо вышитым носовым платком. Но предчувствие не покидало, надвигаясь, словно тень. Вимла пролистала пачку и наткнулась на самое последнее предложение: молодой врач с лицом пшеничного цвета, коллекционирует американские автомобили и бабочек.

– А как вам этот?

– Нет, – сказала Маджи, прищелкнув языком. – Взгляните на его глаза. Жесткие, как камень. Он будет обижать вашу Милочку.

Вимла еще раз посмотрела на красивое лицо юноши: нос с горбинкой, аккуратно подстриженные усы, и лишь потом – на глаза. Взгляд и впрямь жесткий, изумилась она. И жутко похож на взор ее покойного мужа.

Густые грозовые тучи заволокли все небо, но солнце по-прежнему палило. Мизинчик и Милочка отыскали тенистое место и расстелили покрывало. Они немного посидели молча, каждая погрузилась в собственные мысли – так, словно листья унесло ветром. Над мусорным ящиком париком повисло облако мух. Неподалеку детишки визжали от восторга, играя в «башмак ста-рухи-великанши». Юноши открыто пялились на Милочку и, прохаживаясь мимо, старались поймать ее взгляд. А старики украдкой бросали тоскливые взоры, за что жены лупили их ридикюлями и тягали за дубленые уши.

Милочка не обращала внимания, будто и не догадывалась, какая она красивая. Ну а Мизинчик заглушала в себе ревность и подозрительность. «Она тоже его любит?» Раньше Милочка делилась с Мизинчиком секретами: давала советы перед первыми месячными, рекомендовала есть «небесный фрукт» и кору ашоки, чтобы грудь лучше росла. Но хотя они были так близки и полностью доверяли друг другу, порой Милочка умолкала и задумывалась, а лицо ее становилось непроницаемым. Догадываясь, что она не расскажет о ночных событиях в саду, Мизинчик решила обсудить другую животрепещущую тему.

– Ты знаешь, диди, – начала она, – что дверь одной нашей ванной запирают на ночь?

Сначала Милочка смутилась, а затем вдруг поняла. Она поднесла изящную руку к губам:

– Правда?

– Ты ведь знаешь об этом?

Милочка покачала головой.

– Нет, знаешь! – воскликнула Мизинчик и схватила Милочку за руку. – Расскажи мне!

Милочка вздохнула, вспоминая тот день. Ей было всего четыре года, но утром она взобралась на тамаринд, пока родители спали, и выследила старшего брата – тогда еще мальчонку. Он перешел двор и шмыгнул в проход к соседнему бунгало. Брат проник через боковую дверь – ее отпирали на рассвете, чтобы слуги могли свободно входить и выходить. Немного спустя он вернулся с печеньем, которое украл из чулана Маджи, и уже успел набить им рот. Она не рассказала родителям – особенно после всего случившегося. Долгие годы Милочка мучилась от этого, но теперь уже незачем раскрывать тайну.

Она снова вздохнула:

– Это тетушка Савита ввела такое правило – запирать дверь. Ты же знаешь эти ее суеверия и пережитки.

В самом деле, Савита всегда боролась с призраками и злобными духами, оберегая свое счастье, которое они норовили разрушить. Потрясая черным карандашом для подводки, точно мечом, она защищала сыновей от нечисти, затаившейся поблизости, и рисовала черные точки у них за ушами – от сглаза.

– Но ее-то ванная ночью открыта, – сказала Мизинчик.

– Больше я ничего не знаю, – быстро ответила Милочка и отвернулась от подруги. Золотистая накидка соскользнула с плеч, и мужчины, проходившие мимо, замерли от восторга при виде покатых бедер, которые открывал разрез на камазе.