Текст книги "Время вне времени (ЛП)"
Автор книги: Шеррилин Кеньон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)
Если бы в те времена существовала премия для полных кретинов, его портрет бы висел в зале славы.
Не успев прикусить язык, Рэн сболтнул:
– Честно? Я сделал это, чтобы доказать ей, что я не бесхребетный кусок дерьма.
– И как, сработало?
Он пожал плечами.
– Я никогда ее больше не видел, так что предполагаю, на ее взгляд, это было ничтожно. Но я поразительно изменил точку зрения всех остальных, считавших меня слабаком. Ничто так не вселяет страх в других, как хороший пендель под зад.
Но это совсем далеко до уважения. Он прошел путь от жалкого сопляка до одержимого психа и узнал, что изменились лишь эпитеты, какими его обзывали, и громкость голоса, когда они это делали.
Ни одно из положений не было желанным или завидным. Он остался отрешенным, неприкаянным, одиноким и неуверенным. Никому не мог доверять.
Всем на него было глубоко плевать. Единственная разница, его не считали больше слабаком и не стремились вогнать нож в спину.
Вздохнув, Рэн отпустил Катери и, отвернувшись, поднялся на ноги. Катери тоже встала и отряхнулась.
Когда он отошел от нее, Катери обхватила ладошкой его руку, останавливая.
– К твоему сведению, ты не жалкий негодяй, Рэн, и тебе не нужно разносить мир в пух и прах, чтобы это доказать.
Он фыркнул от ее наивности, но отчасти не хотел признаваться, что сердце пело от такой доброты… пусть даже притворной.
– В моих жилах течет кровь трех конкурирующих пантеонов, двое из которых рождены воевать. Появившись на свет, я уже вел войну сам с собой. Хочешь знать, почему я заикаюсь?
– И почему же?
– В течение года моей кормилицей была демоница. Ее молоко заразило меня своим ядом, а моим первым языком стал демонический. Он кардинально отличался от всего человеческого, поэтому я лишь к пяти годам смог постичь людскую манеру речи. К тому времени, все племя считало меня отсталым и глупым. Потом, когда я научился говорить, то стал заикаться, потому что мне приходилось переводить слова с демонического на человеческий. Мне потребовалось миллион жизней, чтобы говорить без запинок. И все же, в моих мыслях и снах речь не человеческая. – Его взгляд опалял ей душу. – Я стал проводником зла из-за того, что Артемида послала демоницу нянчиться со мной. Это моя истинная природа.
Катери покачала головой.
– Я тебе не верю. Если бы ты был злым, как утверждаешь, то не сопротивлялся бы этому зову. Перешел бы на темную сторону и позволил злу поглотить себя. Тем не менее, ты этого не сделал. Ты пришел и спас меня, хотя мы были даже не знакомы. Ты столетиями сражался за незнакомцев. Какое зло будет так поступать?
– Я убил собственного отца, когда он молил меня о пощаде.
Катери засомневалась в его признании. Но стоило нахлынуть волне сострадания, как она вспомнила равнодушного жестокого отца Рэна.
– Того самого папашу, который бросил тебя еще беззащитным младенцем в одиночестве умирать в лесу? Которого демоница угрозами заставила заботиться о родном ребенке?
Того, кто оскорблял и унижал его?
– Прости, что я не прослезилась из-за смерти этого ублюдка. Нет, в самом деле, завязывай, Рэн. Договорились? Ты придерживался целибата одиннадцать тысяч лет. Повторяю. Одиннадцать тысячелетий!
– Тебе не нужно повторять. Поверь, никто лучше меня не знает, сколько это длится, – сказал он с насмешкой.
– Да, ну что ж, прости, я под впечатлением. Такой самоконтроль просто невероятен. Серьезно, просто уму непостижимо. Особенно для женщины, которая не может пройти мимо пончика, не отведав кусочек. Печально, но правда.
Он фыркнул от ее скептического тона.
– Это было не так сложно, как ты думаешь. Поверь мне. Трудно переспать с кем-то, если женщина не хочет, чтобы вас увидели вместе. О какой постели может идти речь.
«Ага, как же. Какая женщина в здравом уме отвергнет такое ходячее великолепие? Рэн гораздо заманчивей и аппетитней залитых шоколадом пончиков».
– Очевидно, ты жил в чулане. Один.
Как только эти слова сорвались с ее губ, она увидела прошлое Рэна…
Он был со своим другом, который разговаривал с ним на языке жестов.
Его приятель посматривал на компанию женщин, делающих покупки у соседней овощной лавки. Две девушки неземной красоты… такой мечтает стать каждая, но лишь маленькой горстке посчастливилось достичь подобного совершенства. Третья была прелестной, но меркла по сравнению с двумя, окружавшими ее богинями.
– Давай Мака'Али, – убеждал друг. – Это отличная возможность поговорить с ней.
Рэн покачал головой.
Его друг закатил глаза.
– Ты самый жестокий боец племени… бесстрашный воин. Старший сын нашего вождя. Ты честно хочешь мне сказать, что так боишься женщин, что даже не можешь с ней заговорить? Серьезно? Ты собираешься позволить простой женщине запугать себя?
Пристальный взгляд заволокло гневом от оскорбления друга.
Сжав зубы и зыркнув на него, Рэн повернулся и направился к женщинам.
Катери задержала дыхание, ожидая, что он подойдет к одной из двух прекрасных дев.
Но это оказалось не так. Вместо этого он обошел их, подойдя к третьей, у которой не хватало денег расплатиться за покупку.
В ее глазах стояли слезы.
– Это все, что у меня есть. Пожалуйста. Я не могу вернуться домой с пустыми руками. Мать наказала купить кукурузы.
– Мы не даем взаймы. Идите и поспрашивайте в других лавках. Есть цена, которую нужно заплатить за каждую каплю пота.
Продавец потянулся отнять у нее початки кукурузы.
Рэн остановил его.
– Я заплачу.
Мужчина скривил губы.
– Откуда мне знать, что это правда?
Рэн вытащил кусок золота и передал торговцу.
Осмотрев золото, продавец вернул девушке кукурузу.
– Спасибо, – сказала она продавцу, но не Рэну. На самом деле, она даже не взглянула на него.
Положив покупку в плетенную корзину, она направилась к двум ждавшим ее красавицам.
– Ицель? – позвал Рэн, пытаясь догнать девушку.
Она замешкалась, прежде чем повернулась и окинула его раздраженным взглядом.
– Что?
– Я-я-я х-хотел сп-спросить… – он замялся, словно подыскивая нужные слова. Дрожь в челюсти усилилась, когда ее взгляд с раздраженного сменился презрительным.
– О чем спросить? – холодно бросила она.
Он закусил губу, прежде чем еще раз попробовал.
– Т-ты не против, е-е-если я п-п-п….
– Если ты предлагаешь встречаться с тобой, то я возрождаю. – Она посмотрела на своих подружек. – По-твоему, я захочу быть осмеянной и терпеть издевки? Что я настолько отчаялась, что готова терпеть твое ухаживание? – Она усмехнулась, а лицо перекосило в уродливую маску жестокости. – Забудь об этом. Иди, найди себе женщину под стать. Ой, погоди-ка, в городе нет никого столь тупого. Даже шлюхи отказались тебя обслужить, когда ты предлагал денег. Может, тебе удастся найти козу в течке или кого-то из других городов.
Рэн с достоинством выдержал удар и стоял с бесстрастным выражением лица, когда девушка ушла, оставив его в одиночестве слушать глумливый смех продавца.
Его друг, было, направился к девчонкам, но Рэн его остановил.
– Не у-у-ухудшай положение.
Качая головой, его приятель ушел в противоположном направлении, а Рэн напоследок окинул девушек взглядом, полным желания и тоски, от которой у Катери сердце облилось кровью.
Она вздрогнула от того, что они сотворили с ним. Неудивительно, что он придерживался обета безбрачия. Те сучки научили его избегать женщин. Отрывисто вздохнув, Катери запретила себе плакать.
«Как развеять последствия той подлости? Как стереть результаты той жестокости?»
Не в силах сдержаться, Катери прижала его к себе в крепких объятиях.
Ее действия полностью ошеломили Рэна. Хуже того, его накрыло волной вожделения, когда ее аппетитные изгибы прижались к нему. Он стоял, твердый как скала, и не знал, что делать.
– Почему ты обнимаешь меня, Катери?
– Кто-то же должен.
Это еще сильней запутало его.
– Я не понимаю.
Катери прижалась губами в обжигающем поцелуе, подобно которому он никогда не испытывал. Страсть и ощущение их переплетенных в танце языков вскружило Рэну голову и отняло дыхание. В груди зародился низкий рык, когда он обнял ее, упиваясь вкусом Катери.
Он не думал, что наслаждение может стать еще сильней. Нет, пока рука Катери не скользнула по его груди и животу, оставляя за собой пылающий след и посылая дрожь по всему телу. А потом к полному изумлению Рэна, ее ладонь обхватила его естество.
Катери стала гладить и ласкать его через джинсы, и ошеломленный вконец Рэн прервал поцелуй.
– Что ты делаешь?
– Я собираюсь перевернуть твой мир.
ГЛАВА 10
Катери ни с одним мужчиной в жизни не проявляла такой инициативы. И даже не представляла, откуда у нее взялась смелость, но ей хотелось утешить Рэна как никого другого. Никто не должен коротать свой век в таком одиночестве. Покинутым. Униженным. Особенно мужчина, который вечность защищал других.
Он истекал кровью ради ее безопасности. Никто не делал для нее так много, а с Рэном они едва знакомы. Неудивительно, что он с такой яростью ополчился против мира. Его всю жизнь лишь пинали, как нагадившего щенка. Катери не могла смириться с жестокостью, которой стала свидетельницей.
Хоть раз в жизни Рэн должен почувствовать, насколько его ценит, холит и лелеет понравившаяся ему женщина.
Покусывая его подбородок, Катери расстегнула джинсы и скользнула рукой внутрь.
Ошеломленный до потери рассудка Рэн схватил ее за руку, прекращая ласку. Отрывисто дыша, он покачал головой.
– Не надо.
Катери нахмурилась, удивленная его поступком.
– Что случилось?
Ничем неприкрытая мука в темных глазах отозвалась болью в ее душе.
– Я н-н-не м-м-могу.
Ее больно ранил его отказ. Катери держала в руках доказательство того, что он может. Он уже был твердым и влажным. Выходит, Рэн пытается сказать, что не желает ее.
Сжав руку в кулак, Катери кивнула с пониманием.
– Прости, я не хотела навязываться и обижать тебя.
Рэн нахмурился от неловкости, прозвучавшей в ее словах, и унижения, промелькнувшего в глазах. Эти чувства знакомы ему не понаслышке. Рэну была ненавистна сама мысль, что он заставил испытать ее нечто подобное. Но он точно не хотел секса из жалости. Это похуже, чем быть отвергнутым или осмеянным.
Даже зная о ее безразличии, он будет проявлять слабость во всем, связанным с ней, и превратится в безмозглую игрушку, которой она сможет управлять по собственной прихоти. Именно эту склонность Рэн ненавидел в себе больше всего. Если ему хоть кто-то выказывал каплю доброты, он готов был разбиться ради них в лепешку.
«Я жалок…»
Тем не менее, он не желал, чтобы ей было скверно на душе. Это предложение было сделано от чистого сердца. С большей добротой, которой ему когда-либо выказывали. Но Рэн прекрасно понимал, что ей совершенно безразличен. Катери чувствует к нему лишь жалость и ничего более. Она на самом деле не жаждет с ним секса, а он не настолько отчаялся, чтобы воспользоваться ее добросердечностью.
– Дело не в тебе, Катери. Поверь. В прошлый раз, переспав с женщиной, я едва не уничтожил мир. Зло дважды наложило на меня свой отпечаток, и я точно знаю, что не стоит соблазнять ту часть моей натуры. Я не могу себе доверять, когда речь заходит о тебе. Если я хоть на мгновение потеряю бдительность, то тьма целиком и полностью овладеет мной.
– Рэн, я не прошу тебя отдать мне душу. Я лишь предлагаю тебе утешение.
Он горько рассмеялся над собственной непроходимой тупостью.
– И в этом моя слабость. Не нужно быть со мной такой милой.
Катери изучила его в тусклом свете.
«Неужели он сейчас говорит серьезно. Рэн правда хочет, чтобы я его ненавидела. И из-за чего? Страха перед близостью?»
Нет, дело в другом. Катери интуитивно чувствовала это. Он до ужаса боялся стать ее покорной собачкой. Ведь думал, что так отчаянно нуждается в любви, что получив ее хоть каплю, пойдет на все ради большего. Как наркоман, желающий заполучить новую дозу.
У нее разрывалось сердце от боли за него.
– Наслаждение не слабость.
– Еще какая. В нехороших руках это беспощадное оружие. И я не желаю твоей доброты или утешения. Я в этом не нуждаюсь.
Но она знала правду. Ему хотелось, чтобы его лелеяли также сильно, как ей хотелось холить его. Так печально, что он не мог довериться в самой насущной потребности человечества.
Быть принятым и оцененным.
– Ты хоть кому-нибудь доверяешь?
– Только Бизону.
В ее голове пронесся образ красивого мужчины.
– Друг, который всегда поддерживал тебя с юных лет? Тот, с которым ты говорил жестами?
Рэн побледнел.
– Откуда ты это знаешь?
Она подняла руки, пытаясь заверить, что намеренно не совала нос в его прошлое.
– В видениях я видела многое из твоей жизни. Я никогда их не просила. Клянусь. Они просто приходят и уходят, и чаще всего я мало что из них понимаю. Но они многое рассказали мне о тебе. Я даже знаю, что Рэн это сокращение от Ренегат, потому что ты считаешь себя предателем собственной семьи и народа.
Рэн стоял и выглядел лишенным всего, кроме самоненависти.
– Я не считаю себя предателем. Я он и есть. Я дважды предал всех, кто доверился мне. Всех.
Катери даже на долю секунды не поверила этому.
– Твой отец никогда не доверял тебе.
– В отличие от моего брата.
Катери нахмурилась, пытаясь понять, о чем он толкует. Как ни странно, она не видела ни одного видения о брате Рэна, кроме того случая, когда он заболел в детстве, и тогда он предстал бесформенным пятном, укутанным покрывалами. В ее видениях были лишь намеки, но она никогда не видела лица или тела.
Но единственное она знала четко: Рэн любил своего брата. Очень сильно.
– Я не могу поверить, что ты предал его без причин.
Черты лица Рэна заострились.
– Ты меня совершенно не знаешь, Катери, и на что я способен. Я дал священную клятву защищать брата, а вместо этого больше года жестоко пытал его.
Холодок пробежал по спине от его слов и ненависти, отразившейся на лице.
– Почему?
Его глаза заволокло стыдом, и Рэн отступил от нее.
Как она и подозревала, он не подвергал брата пыткам ради наслаждения. Что-то или кто-то подтолкнул к этому поступку.
– Ответь мне, Мака'Али.
Рэн повернулся к ней быстрей, чем она моргнула. Ярость исказила красивые черты, когда он скривил губы.
– Не называй меня так! – прорычал Рэн сквозь зубы. – Никогда!
Его гнев застал ее врасплох. Никогда в видениях она не видела ни малейшего намека, что ему не нравится его настоящее имя.
– Почему?
– Это не мое имя. – Он снова шагнул к ней, пытаясь подавить своим внушительным ростом. Его злость была осязаема. Рэн окинул ее взглядом сверху вниз.
Ладно, никто не спорит, он выглядел разъяренным и внушал страх. Но Катери не собиралась отступать. Она не дрогнула и не отвела взгляда, потому что именно этому ее учили с детства.
Чероки не убегают. Да, порой у них может возникнуть такое желание. Или им это диктуют обстоятельства. Но чероки никогда не убегают. Неважно, какая опасность грядет, ты мужественно встретишь ее и выстоишь.
Вот ее главное наследие! Храбрость, переданная ей с молоком матери.
– Ты знаешь, что означает Мака'Али?
Его глаза в темноте полыхнули ярко-красным. Но все прошло так быстро, что Катери не поняла, произошло ли это на самом деле или привиделось.
Она покачала головой.
– С языка кетува это слово означает демон-ворон. Поскольку моя мать не дала мне имени и отцу меня вернула нянька-демоница, все соплеменники стали звать меня так.
«Никто не дал ему настоящего имени?»
– А что насчет бабушки?
Он горько усмехнулся.
– Мне ничего не известно о бабушке по материнской линии. Даже о том, кто она. А что касается матери моего отца… она отказалась даже взглянуть на меня, ни за что ни признав. Именно поэтому отец отнес меня в лес и бросил умирать. Отказавшись дать мне имя, бабка сказала ему, что я стану источником горя и стыда для племени. Что я неполноценный, и недостоин быть сыном вождя. И она оказалась права. Я не принес ничего, кроме страданий и позора.
Нельзя так наговаривать. Катери никогда не видела в видениях, чтобы он сказал или сделал хоть что-то, чтобы смутить другого человека. Хотя временами он дрался или нападал, тем не менее, не он был зачинщиком стычки. По крайней мере, не тех, которым она стала свидетельницей.
Поэтому один момент ее изрядно удивил…
– Почему ты пытал своего брата?
Выражение его лица могло бы растопить айсберг. Но вместо того, чтобы ответить, он притянул ее к себе и сжал как в тисках.
Она не успела спросить, что он делает, как они оказались в его прошлом.
Они стояли в огромной позолоченной обеденной зале, заполненной людьми, празднующими прибытие красавицы и ее свиты. В окружении разноцветных воинов своего племени в комнату вошла женщина в ярко-желтом платье, расшитом вышивкой. Декоративный головной убор из перьев и золота украшал ее голову, как нимб. Позади нее шли родители, готовые с гордым видом представить дочь вождю и его сыновьям. Происходящее резко отличалось от обычаев племени Катери, где муж после венчания уходил жить в племя жены.
Рэн стоял рядом с мужчиной настолько похожим на него внешне, что их можно было принять за близнецов. Разительно отличала их лишь осанка. Рэн стоял с поникшими плечами и опущенными в пол глазами, а его брата отличало явное высокомерие, которое было видно невооруженным глазом. Такое чувство, будто он знал, что ему принадлежит мир, и ожидал, что все склонятся перед ним.
Даже Рэн.
Их отец вышел вперед, чтобы поприветствовать красавицу и ее родителей.
– Бабочка, для нас честь принять тебя здесь. Ты столь же прекрасна, как говорят в молве. На самом деле, еще красивей.
Ее темные глаза блестели как драгоценные камни на прекрасном лице. Она улыбнулась поистине обворожительной улыбкой.
– Вы слишком добры, вождь Коатль. – Соблазнительно прикусив губу, она посмотрела туда, где стоял Рэн с братом. – Но никто не говорил мне, что у вас близнецы. Они оба красивы и сильны. Уверена, они источник огромной гордости для вас и вашего племени.
Ошеломленный этими добрыми словами Рэн поднял глаза и встретился с ней взглядом. В ту секунду, как он сделал это, у него слегка приоткрылся рот, и в глазах вспыхнул огонек вожделения. Стоило ему выпрямиться и расправить плечи, как стали очевидными две вещи. Во-первых, что он намного выше брата. А во-вторых, его телосложение явно более мужественное. От проблеска гордости в его позе и чертах на губах Катери заиграла улыбка. Как было великодушно со стороны Бабочки сказать что-то столь доброе, отчего Рэн почувствовал себя лучше.
Желваки заиграли на челюсти их отца, и вождь возмущенно напрягся.
– Они не близнецы, Бабочка, и совершенно не похожи. Поверь мне. Никто и в подметки не годится моему наследнику. Он действительно лучший воин на свете.
Рэн поморщился, словно отец ударил его наотмашь.
Не оборачиваясь к Рэну, вождь продолжил говорить Бабочке:
– Боюсь, я единственный, что у них общего… Во всем остальном они полная противоположность друг другу.
Вождь Коатль взял ее за руку и подвел к младшему сыну, но перед этим грубо оттолкнул Рэна со своего пути.
Плечи Рэна медленно поникли, когда он огляделся и понял, сколько людей стали свидетелями отцовского оскорбления. Отец Бабочки глядел на Рэна с хмурым видом, но промолчал, так как вождь Коатль представил его дочери своего сына.
– С огромнейшей гордостью я хочу представить тебе своего сына – будущего вождя нашего народа, Анукувэйя.
Гордость Племени Волка.
Катери резко вздохнула, когда до нее наконец дошел двойной смысл имени брата Рэна. Оно означало не только гордость племени, это также было древнее прозвище Койота – величайшего обманщика.
Койот вышел вперед, чтобы взять свою невесту за руку.
– Бабочка… ты на самом деле красивейшая на свете женщина. Ты почтила нас своим присутствием, и я клянусь, что посвящу свою жизнь тому, чтобы ты никогда не пожалела о своем решении взять меня в мужья. Добро пожаловать.
Обворожительная улыбка заиграла на ее губах.
– Для меня честь и удовольствие находиться здесь, Анукувэйя. Клянусь, что всегда буду стремиться принести тебе и твоему племени счастье.
Она выжидательно повернулась к Рэну. Когда никто не потрудился их представить, Бабочка обменялась с матерью нервным взглядом, но та пожала плечами с неловким недоумением по поводу публичного пренебрежения сына вождя.
Друг Рэна шагнул вперед, чтобы удовлетворить любопытство Бабочки.
– Его зовут Мака'Али, и он старший брат твоего будущего мужа.
– Бизон! – рявкнул Коатль. – Знай свое место!
Выказывая высшую степень преданности, Бизон невинно пожал плечами.
– Я лишь проявляю гостеприимство, мой достопочтенный вождь. Ей было интересно насчет вашего старшего сына… – Катери поморщилась, когда Бизон опрометчиво задел больную мозоль вождя, – … поэтому я просветил ее. Я не хотел никого обидеть.
Он улыбнулся Бабочке, и что-то невысказанное проскочило между ними. Взаимное притяжение, вызвавшее у Катери вопрос по поводу отношения этих двоих.
Коатль холодно улыбнулся Бизону, прежде чем заговорил с Бабочкой и ее родителями.
– Вы должны простить моего воина. Мака'Али родился умственно отсталым, Бизон постоянно защищает его и говорит за него, поскольку мальчишка лишен собственного голоса.
Кое-кто из собравшихся засмеялся и стал перешептываться, а Рэн тяжело сглотнул. Он стиснул кулак на луке, пока не побелели костяшки пальцев.
– Я удивлен, что вы оставили его в живых, – сказал отец Бабочки. – Насколько я помню, ваш народ убивал таких детей при рождении. Я рад, что в вашем племени больше милосердия и порядочности, чем меня уверяли. Вы, в самом деле, благородный и замечательный вождь, раз сжалились над столь ущербным сыном.
Коатль бросил на Рэна самодовольный взгляд.
– Я пытаюсь быть к нему терпеливым, хотя он не облегчает задачу. Думаю, его послали мне как напоминание, что какого бы величия мы ни достигли в жизни, в конечном итоге мы все тщедушны. – Он хлопнул Койота по спине. – Всего несколько недель назад я едва не потерял Анукувэйя, когда тот помчался защищать Мака'Али от злобного дикого зверя. Не многие мужчины захотят рискнуть жизнью ради кого-то столь ущербного.
Бабочка улыбнулась Койоту с благоговением на лице.
– Ты в самом деле удивительно смелый. Я счастлива выйти замуж за такого героя.
Койот улыбнулся ей, а потом взглянул на Рэна. Невысказанное извинение проскочило между ними.
«Что же произошло на самом деле?»
Но Рэн не дал ей времени разобраться. Вернув Катери из своего прошлого, он отступил подальше от нее, словно боялся слишком долго находиться с ней рядом.
– Я не хотел быть вождем. Поскольку моя мать не была кетува, я не ждал, что ко мне перейдет власть. Этого не могло случиться. И все же, по всем правилам, Бабочка должна была стать моей. Как старший я должен был жениться первым. Но отец отказал мне в этом, заявив, что я не достоин иметь жену. И недостаточно умен для этого. Вот так из-за их отношения я позволил ревности отравить меня до такой степени, что отнял у брата то, на что не имел права. Койот был хорошим и добропорядочным мужчиной, пока я не превратил его в чудовище, каким он и является по сей день.
Катери сильно сомневалась в сказанном.
– Почему он так посмотрел на тебя, когда ваш отец упомянул о спасении твоей жизни.
Рэн так сильно стиснул зубы, что заострилась челюсть.
– Мы охотились.
– Вдвоем?
Он кивнул.
– Мы поссорились. Койот хотел отправиться на юг, где я знал у вепрей логово. Но поскольку у нас с собой не было нужного оружия, я хотел отправиться на восток на другого зверя. Койот не послушался и ушел без меня. Злой как черт я пошел на восток, но меня не покидало плохое предчувствие насчет Койота, поэтому я вернулся. Внезапно я услышал, как он зовет меня. К тому времени, как я до него добрался, кабан загнал брата на дерево. Я убил вепря, но едва не лишился жизни. А когда пришел в себя, то был уже в своей кровати, а все племя праздновало отвагу Койота в спасении моей жизни.
Это взбесило Катери.
– Неужели он не рассказал отцу правду?
– Он попытался, но отец решил, что это в нем говорит скромность, и не поверил Койоту.
Прищурившись, Катери уставилась на землю, поскольку видела совсем другую картину этих событий.
Койот бежал в сторону города за помощью для Рэна. К счастью, недалеко от места, где он оставил брата, Койот наткнулся на двух мужчин, которые тоже охотились. В одном Катери узнала Бизона. А второго она видела в видениях несколько раз, но имени его не знала.
– Чу Ко Ла Та, Бизон… мне нужна ваша помощь.
– Ты убил своего брата? – с обвинением зарычал Бизон, увидев кровь на одежде Койота.
– Нет! – огрызнулся Койот. – Мы охотились, когда на Мака'Али напал вепрь. Мне удалось убить тварь, но брат тяжело ранен. Помогите отнести его.
Бизон схватил Койота за руку и побежал с ним, не дав договорить.
– Показывай, где он!
Койот повел их туда, где Рэн лежал рядом с телом кабана, унизанным стрелами.
– Мака'Али? – выдохнул Бизон и потянулся проверить, жив ли еще друг.
Рэн низко застонал, но этого оказалось достаточно.
Бизон поднял и понес его.
– Ты убил вепря? – спросил он Койота.
– Да.
– Тогда почему твой колчан полон стрел, а у Мака'Али пуст?
Койот закусил губу и махнул рукой на свою ногу.
– Я тоже ранен!
Бизон закатил глаза.
– И что из того? Забрался на дерево, как трусливая сучка? Думаешь, мы так глупы, что не различим глубокие раны от клыков вепря и твоей ссадины от коры дерева?
Койот обернулся ко второму мужчине, несшему окровавленный лук и колчан Рэна.
– Чу, ты же мне веришь?
Чу Ко Ла Та резко глянул на Бизона.
– Мудрец не ставит под сомнения слова своего будущего вождя.
Бизон фыркнул.
– Между мудростью и преданностью, Чу, я выберу преданность и правду. Однажды, брат, ты тоже окажешься перед необходимостью выбирать. И я надеюсь, что когда тот день настанет, ты проявишь большую мудрость, чем сейчас.
Койот зарычал на них обоих:
– Вы можете мне не верить, но отец поверит.
– Я даже в этом не сомневаюсь, – пробормотал Бизон.
Катери покачала головой. Не смотря на все заверения Рэна, в ее видениях не Койот единственный поддерживал его.
Только один человек никогда ни словом, ни делом не дал усомниться в своей преданности.
– Твой друг, Бизон… почему он всегда беспрекословно защищал тебя?
– Потому что был дураком.
Катери рассмеялась над его невозмутимым тоном.
– Я очень в этом сомневаюсь. Расскажи мне, Рэн. Что ты сделал, чтобы заставить его узреть правду?
Рэн скрестил руки на груди и тяжело вздохнул, прежде чем заговорил:
– Когда мне было четырнадцать, в городе началась страшная эпидемия. Самая чудовищная, какую ты можешь себе вообразить. Жрецы не успевали за количеством умерших, а многие были так больны, чтобы хоть чем-то помочь, что тела жги прямо на улице. Люди голодали, и все боялись заразиться. Поскольку я был одним из немногих здоровых, то ходил охотиться и оставлял мясо для тех, кто не мог прокормиться. Однажды, когда я принес еду для семьи Бизона, он застукал меня, прежде чем я ушел.
Катери была ошеломлена его милосердием, учитывая, насколько он был молод, и как плохо соплеменники к нему относились.
– Почему ты им помогал?
Он пожал плечами.
– Я чувствовал себя виноватым. Никогда в жизни я не болел. Даже элементарным насморком. Не знаю, из-за того ли это, что моя мать богиня, а нянька – демонесса, но я всегда был здоров. Много недель мой отец и жрецы понапрасну приносили жертвоприношения богам. Они винили меня за болезнь, ниспосланную на город. Я не хотел, чтобы невинные терпели наказание из-за меня, поэтому помогал, чем мог, оставляя еду у домов тяжело больных. – Он горько рассмеялся. – Все думали, что помогает Койот. Многие годы спустя его почитали за милосердие.
– Ты никогда не раскрыл им правды?
Он фыркнул и покачал головой.
– Никто бы не поверил мне, поэтому я помалкивал. Мне не хотелось, чтобы отец избил меня за ложь. Когда Бизон наконец оправился от лихорадки, он пришел поблагодарить меня. Я сказал ему забыть об увиденном. И посоветовал никому не говорить об этом. Он поклялся, что навечно в неоплатном долгу передо мной, и пока он жив, не будет для меня друга более преданного, чем он.
Теперь он напоминал ей мужчину, которого она видела.
– И Бизон никому не рассказал правду?
Рэн вздохнул с отвращением.
– Глупый дурак. Он никогда меня не слушал, а в других видел только лучшее. А еще твердо верил в старую поговорку, что правда важней всего. Он попытался рассказать горожанам, кто на самом деле оставлял им еду во время болезни.
– И? – подтолкнула Катери, когда Рэн надолго замолчал.
– Отец избил его за ложь.
Катери изумилась этой тупости. Она спросила бы, не шутит ли он, если бы ее не остановил сердитый блеск в его глазах.
– Почему Койот не открыл им правду? Он же точно знал, что не делал этого.
– Он сказал, что знай они, что это мои дары, то не съели бы ни кусочка. Посчитали еду отравленной. И я знал, что брат не грешит от истины. Они бы так и подумали, не стали есть, тем самым заморив себя голодом.
У нее в глазах потемнело от гнева за Рэна. Катери хотелось поколотить кого-то за зло, причинённое ее воину.
– Твой брат не был хорошим человеком, Рэн. В противном случае, он бы рассказал вашему отцу правду.
И, тем не менее, Рэн по-прежнему защищал брата.
– Катери, ты не можешь заставить людей услышать правду, если они этого не хотят. Каждый раз, когда Койот пытался, отец считал, что он проявляет доброту ко мне и свою скромность, поэтому каждое деяние подымало Койота в глазах отца, меня же, напротив, занижало. Койоту ситуация была неприятна, и он всегда извинялся передо мной, но ничего не мог с этим поделать. До Бабочки я никогда не держал зла на него. Она стала символом, можно сказать последней каплей того, что мне дали окружающие. Именно с ее присутствием в нашем доме я понял, что у меня никогда не будет жизни, как у нормальных мужчин. Никто и никогда не захочет выйти за меня замуж. Я лишь акт милосердия, достойный в лучшем случае сожаления, а в худшем – насмешки. Ее присутствие открыло для меня, насколько я действительно всем безразличен и никчемен.
– Ты не никчемен.
– Не нужно относиться ко мне со снисхождением, Катери, – проворчал он. – Тебя там не было. Возможно, ты видела в видениях дела давно минувших лет, но по факту тебя там не было. Ты там не жила. Нет ничего хуже, чем оказаться пленником ситуации, из которой не в силах сбежать. Оглядываясь назад, я понимаю, что мне следовало набраться храбрости и сбежать от них, но страх стал для меня преградой. Я думал, что если близкие люди так обращаются со мной, то как же поступят чужаки? Не говоря уже о том, что горожане проявляли ко мне чудовищную жестокость, возможно, даже хуже родных. Так что, куда бы я ни подался, это ничего не изменило бы. Я оказался бы сам по себе. Изгой. – С холодным взглядом он понизил голос на октаву. – И с тех пор одиннадцать тысячелетий переездов с места на место доказали, насколько я был прав. Ничто и никогда не меняется, кроме одежды и причесок.
