Текст книги "Время вне времени (ЛП)"
Автор книги: Шеррилин Кеньон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)
Ее слова ошеломили Ахау. Никчемный человечек осмелился дать ему отпор. Не оружием.
А словами.
Храбрость и мудрость столь юного и чистого существа затронули душу божества. Он восхитился ею и не смог заставить себя убить ее. Вместо этого он сделал ее своей человеческой невестой, и она подарила ему сто сыновей и тридцать дочерей. Впервые в истории Вселенной Ахау Кин был по-настоящему счастлив. Но его действия против жителей материка стали причиной космического раскола.
Дисбалансом тьмы, вызванным его ненавистью.
Зло проникло в этот мир, уничтожая все, чего касалось. Хуже всего, оно пришло за человеческой семьей Ахау.
Чтобы спасти от смерти горячо любимых детей, Ахау Кин изгнал тьму на небо, где древо жизни образует мост между этим миром и тьмой. Ахау отправил туда зло, чтобы оно не смогло навредить его семье.
Но тьма сильна и не останется в ловушке навечно. Ахау Кин понимал это, когда запечатывал врата.
– С того времени, каждый раз в день зимнего солнцестояния, когда стрелец пересекает небосвод, он открывает сердце неба, – Катери услышала голос бабушки, поведывающий ей эту легенду. – И в эту дверь вся тьма и идущее по ее стопам зло способно спуститься по священному древу, чтобы сеять хаос и прийти за детьми Ахау Кина.
Чтобы защитить детей и тех, кого они оберегали, Ахау Кин оторвал кусочек солнца с неба и поместил его в специальный камень. Во время парада звезд, когда ворота ослабнут, позволив мраку покинуть тюрьму, Икскиб – душа ягуара с прямой родословной от жены Ахау Кина – должна использовать камень, чтобы не позволить тьме вырваться на волю, и запечатать врата, тем самым перезагрузив календарь до следующего парада. Но если детей Ахау Кина не станет, человечество канет в лету…
Катери – последняя из прямых потомков. Ее матери было предначертано стать Икскиб. Тьма знала об этом, поэтому пришла за ней и убила.
Так же, как и бабушку. Вора, забравшегося к ней в дом, так и не нашли, потому что ее жизнь отнял демон.
Последняя из рода выжила лишь потому, что отца и отчима послали скрыть Катери от зла, которое жаждало ее смерти. Без них она умерла бы ребенком…
«Бред сивой кобылы!»
Катери так не хотелось верить во все это. Но теперь ей известна истина.
Именно поэтому она никогда не изучала историю майя. Отец зародил в ней эту неприязнь, чтобы удержать Катери подальше от всего, что могло натолкнуть врагов на ее след.
Бабушка знала, что однажды камень времени будет принадлежать ей, поэтому научила внучку любить и собирать горные породы и минералы. Их совместная сила защищала камень времени, оберегая от тех, кто хотел его разрушить.
В своем сознании Катери увидели необходимый им камень.
«Как же глупо, что я сразу не догадалась».
Ее бабушка всегда называла его Глаз Солнца, говоря, что он единственный самый мощный камень в ее коллекции. Того же оранжевого цвета, как и официальный флаг чероки, на котором изображено семь звезд – по одной для каждого клана из племени чероки с равным количеством в плеяде – и одна отдаленная черная звезда в верхнем углу, как дань трагически погибшим на «Тропе слез[52]»… Та самая тьма, которой им следовало всегда остерегаться.
Если уж на то пошло, даже их флаг мира состоит из семи красных звезд на белом фоне, составленных по образу созвездия Yonegwa[53].
И этот камень можно найти только в Мексике. Мексиканские огненные опалы очень редки, но еще реже они передают игру света, как более привычные черные и белые опалы, найденные в других уголках мира.
Ребенком Катери верила, что бабушкин опал подмигивает ей. Она всегда хотела разгадать его тайну.
Теперь ей известен его секрет.
Опал бабушки на самом деле кусочек солнца. Весьма иронично, учитывая, что он инкрустирован в ожерелье, которое Катери всегда напоминало стилизацию под майя с их символом солнца…
Невероятно.
Нахмурившись, она посмотрела на Кабесу.
– Что мне с ним делать?
– На стене пещеры, которую может увидеть лишь Страж, будет стенопись с изображением громовержца и колибри. Тебе нужно взять Киничи – глаз солнца – и поместить его в один из клювов птиц… в специальное место, так, чтобы гром-птица отнесла глаз к небесам и загнала тьму обратно в тюрьму. После этого камень вернется к тебе на хранение.
– И где расположена эта стенопись?
– В Долине Огня.
Поэтому ее перенесли в Лас-Вегас. В Долину Огня отец отправился отдыхать после битвы с Рэном. В центре Долины скрыта одна из самых важных пещер, которая находится на пересечении всех врат этого мира и миров, которые никто не хотел бы открывать.
Честно говоря, Катери не хотелось во все это верить.
Но стоило подумать об этом, как в голове раздался голос бабушки: «Ты можешь во что-то не верить, но истина от этого не изменится».
Пусть бог благословит бабушку за эту правду.
Она посмотрела на Кабесу.
– Ты когда-нибудь чувствовал такой груз ответственности, что единственное, чего ты хотел, это скрутиться на кровати в бублик и прикинуться овощем?
– Si, но такое случалось в разгар сражений, и я не мог зацикливаться на своем желании. – Он поднял кружку кофе в молчаливом тосте. – Как и ты, bonita. Нет времени для заминок.
Катери кивнула.
– Я могу кое о чем спросить?
– Я опускаю стульчак. Клянусь.
Она рассмеялась над его неожиданным комментарием.
– А если серьезно, почему ты говоришь на испанском языке, если на самом деле ты из племени майя?
– Потому что, когда я говорю на родном языке, кроме Ашерона и горстки Темных охотников никто другой меня не понимает. И я выучил испанский задолго до английского. Я провел два тысячелетия в Испании, Басконии и Португалии, прежде чем мне разрешили вернуться на родину.
– Ничего себе, – выдохнула она. – Это невероятно.
– Не знаю. Долго, si. Определенно… Вначале было тяжело привыкнуть. Мне понадобился целый месяц, чтобы просто правильно надеть штаны. Это стало причиной нескольких неловких моментов. Особенно, когда мне приходилось объяснять другим, почему даймоны исчезли, а мои штаны спущены до лодыжек. К сожалению, тогда у нас не было Гугла, чтобы глянуть примеры. Тяжелые, трудные времена.
Катери снова рассмеялась. Когда Кабеса опустил окружавшую его девятиметровой толщины стену, то оказался весьма забавным.
– Пока ты такой разговорчивый… Почему тебя называют Кабеса? Я обязана узнать.
Он сардонически усмехнулся.
– Я всем говорю, что это из-за голов, собранных мной в бою.
– Но это же не так?
Он покачал головой. Его накрыло саваном глубокой и темной печали. Несколько секунд он сидел молча.
– Когда я был мальчиком десяти лет… моего старшего брата убил отец Чаку. Это были скверные времена для Тикаля. Королевство змей совершало на нас постоянные набеги. Одной из таких атак подверглась группа детей, многих ранили. Мой старший брат остался, отведя огонь на себя, чтобы остальные могли убежать. Они вернулись, но ценой их безопасности стала жизнь моего брата. Ему едва исполнилось пятнадцать, он не смог долго продержаться против целого отряда опытных воинов. Эти ублюдки отрезали ему голову и играли ею как мячом. Когда мать узнала, то весть разбила ей сердце. Она сказала, что каждый раз, когда они играют головой ее ребенка, будто убивают его раз за разом. Я не мог вынести ее несчастного вида, поэтому потихоньку пробрался в их столицу и нашел голову брата, а потом принес ее нашей матери, чтобы она снова могла спать.
Катери прижала руку к сердцу, а на глаза навернулись слезы.
– Это такая трагедия для тебя. Мне так жаль.
Кабеса пожал плечами.
– Паршиво, si. Но еще хуже для моей матери. Я потерял брата. А она сына… гораздо хуже. – Он откашлялся. – Мой дядя был немного loco[54]. Он назвал меня Головой, чтобы отпраздновать мою храбрость и преданность. А также напомнить мне и другим, что самое большое благородство в мире – жить не ради себя, а идти на риск ради тех, кого мы любим. Он говорил, что мужчина не тот, кто отнимает или убивает. Главное не доказать свою значимость или умение соблазнить женщину. Самое важное, что ты готов отдать свою жизнь лишь бы не видеть, как твою семью унижают или заставляют плакать.
– Он был прав.
– Это так, и по сей день в честь него я сохранил это прозвище.
– И наверняка со своей семьей ты придерживаешься его взглядов.
Он отвел глаза, но она успела уловить мелькнувший в них стыд. Катери уже хотела спросить его об этом, но передумала. Что бы ни произошло в прошлом, оно по сей день глубоко ранит Кабесу. И она порадовалась, что ее силы не раскрыли его секретов. Поскольку, если это задевает мужчину, который в десятилетнем возрасте отправился во вражеский город за головой брата… это наверняка что-то ужасное.
И некоторые воспоминания поистине кошмарны, чтобы ими делиться.
– Думаю, мне следует пойти проверить Рэна.
Кабеса кивнул, но не проронил ни слова.
Помедлив у двери, Катери развернулась и посмотрела на Кабесу. Он снял с мизинца кольцо и стал задумчиво его гладить. Стоило Кабесе это сделать, как перед Катери возник образ красавицы. Крошечной и аппетитной. Катери не знала, кто эта женщина, но оставила Кабесу наедине с его воспоминаниями, а сама направилась по коридору в спальню Рэна.
Он по-прежнему дремал. Переживая за него, Катери села на кровать и прижала ладонь к его лбу, проверяя температуру. Стоило ей прикоснуться к нему, как Рэн распахнул все еще синие глаза, а потом нахмурился.
– Как я здесь очутился?
– А ты не помнишь?
Он стал копаться в воспоминаниях. Вспомнил Ветер-провидицу, а потом… ничего.
– На нас напали. Это последнее, что я помню.
– А как набросился на бога и выпил его кровь?
Рэн вздрогнул.
– Скажи, что я этого не делал.
Она печально кивнула.
Рэну стало дурно, пока он мысленно проклинал себя. Вот и реакция на кровь сверхъестественного существа. Отвратительное смертоносное послевкусие и ужасное несварение желудка.
– Какой из богов?
– Блин… как его назвал Кабеса? Он еще муж богини самоубийства.
«Ох, все хуже некуда».
– Ками?
– Точно!
Рэн стиснул зубы.
– Ну, по крайней мере, я теперь еще долго не буду заикаться.
У Катери глаза на лоб полезли.
– Кровь влияет на заикание?
– Да, это черт знает что, угадал?
– Есть немного.
– Так как мы сюда попали? – спросил он, возвращаясь к своему главному вопросу.
– Ты так напугал бога, что он выгнал нас из своей обители. Кстати, отличная работа. Кто знал, что тебе лишь нужно сделать это, чтобы выбраться оттуда.
Рэн не обратил внимания на ее сарказм, голова была забита другим. Видно, им овладел Гризли и заставил это сделать. Живот скрутило от страха, когда картинка встала перед его глазами.
– Я был…
– Одержим? Если ты меня об этом спрашиваешь…
«Я был одержим, и Катери это видела. Твою мать!»
И тут Рэн замер, вспомнив, как она его обнимала. Как Катери пробилась через демона и вытащила его.
Так же, как ее отец.
Ну не совсем так. Стражу пришлось выбить из него дерьмо, прежде чем это сделать. В прямом смысле вытрясти из него чертей. Хотя Рэну больше по вкусу метод Катери. Хотя он радовался, что ее отец не сделал аналогичных попыток. Вид Первого Стража, обнимающего его как любовника, казался еще отвратительней, чем напиться крови бога.
Не удивительно, что у него признаки похмелья.
А этого он не должен ощущать в амплуа Темного охотника.
– Какого цвета мои глаза?
– По-прежнему синие.
«Я в полной заднице».
– Между прочим, ты офигительно сексапилен, точней чертовски, облаченный в броню демона. Просто конфетка. – Она с шипением всосала дыхание между зубов. – М-м-м, малыш. Тебя так и хочется облизать.
Рэн смутно вспомнил, как призвал броню.
– Я могу облачаться в нее благодаря моей демонической няньке. Но сама броня – подарок от моей матери.
– Правда?
Он кивнул.
– После моей смерти Артемида появилась с броней и сказала, что я могу ею пользоваться с помощью демонических сил.
– Замечательный подарок.
– Меня больше бы обрадовала встреча с матерью.
– Знаю, малыш.
Катери легла рядом, прижавшись ладонью к груди Рэна, где билось его сердце.
Рэн закрыл глаза, окутанный ее неповторимым ароматом. От ее запаха и прикосновения по телу пронеслась волна вожделения. Но хуже всего были внутренние ощущения. Дикое желание остаться с ней навеки.
Чувства, ставшие необузданными, когда ее дыхание стало ласкать его сосок, пока она выводила круги на его груди.
– Катери, ты меня убиваешь.
Она приподнялась и заглянула ему в глаза.
– Милый, это никоим образом не входит в мои планы.
Но когда его взгляд упал за декольте ее рубашки, во всей красе демонстрировавшее грудь, Рэн был уверен в обратном.
С обольстительной улыбкой она поцелуями стала прокладывать дорожку вниз к его естеству. Голова Рэна кружилась от избытка чувств.
«Почему я не нашел ее, когда был человеком? Если бы мы тогда встретились, моя жизнь была бы совершенно другой.
Но она тогда еще не родилась. Лишь спустя столетия…
Вот черт, я грязный старик. Тот, кто настолько стар, чтобы быть ее прадедом с приставкой «миллиард», учитывая нашу разницу в возрасте».
Эти мысли улетучились, стоило Катери обхватить губами его плоть. Со стоном, полным блаженства от дарящего ласку языка, Рэн прижал ладонь к ее щеке и погладил большим пальцем скулу.
«Она так красива. Просто идеальна.
И то, как смотрит на меня…
Как я смогу отпустить ее?»
Но он знал, что не может быть с ней рядом. Не как демон. Или раб Гризли. Каким-то образом ему придется собрать мужество в кулак и уйти, а потом прожить вечность без нее.
Одна мысль была подобно удару в живот. Впервые в жизни Рэн мог представить себя стареющим рядом с кем-то. Иметь семью…
Пока он был смертным, эти вещи казались абстрактными и непонятными. Но теперь стали кристально ясными, и Рэн мог видеть ее лицо.
Гризли удалось найти и ввергнуть его в новый вид ада.
Катери замешкалась, почувствовав напряжение Рэна. Испугавшись, что причинила ему боль, она отстранилась, а потом увидела, насколько он выглядел разгоряченным и сексуальным. Необузданным и голодным. Он потянул ее на себя, пока Катери не оказалась сверху, и одарил самым потрясающим в ее жизни поцелуем. Его клыки задели ее губу, когда он зарылся руками в ее волосы и сжал их в кулак, не причиняя боли. Казалось, будто он пытается слиться с нею воедино. Этот поцелуй украл у нее дыхание и наполнил тело сладостной истомой.
Перевернув ее и оказавшись сверху, Рэн при помощи сил заставил ее одежду исчезнуть. Его мускулы сократились, заключая ее в плен, пока он языком ласкал ее ухо. От удовольствия Катери словно парила на небесах. Казалось, его руки ласкали повсюду, проникая и усиливая удовольствие, пока она не стала терять рассудок от блаженства.
Он приподнялся, заглянул ей в глаза, а потом одним толчком заполнил до краев.
Катери закричала от удовольствия. Было так здорово чувствовать его внутри себя. Прикусив губу, он толкнулся бедрами, входя в нее еще глубже. Никто и никогда так не любил ее. Так, словно она необходима ему как глоток воздуха.
Рэн прижался как можно крепче к ней своей щекой. Он не хотел отпускать Катери. Не желал покидать ее объятий.
Впервые в жизни он понял, что значит принадлежать кому-то еще. Душой и телом. Ради нее он сделает все что угодно. Проползет по битому стеклу в самой глубокой яме ада ради ее улыбки.
И когда она достигла развязки в его объятиях и с его именем на устах, Рэн узнал о новом уголке рая, о существовании которого даже не подозревал.
«Будьте вы прокляты, Судьбы!
И я вместе с вами за то, что оказался настолько глуп и окончательно испоганил свою жизнь».
Прикрыв глаза, Рэн прыгнул за ней в пучину наслаждения, судорожно обнимая Катери. Она провела руками по его спине, прижимаясь губами к шее, терзая его легкими сладостными поцелуями.
– Рэн, ты в порядке?
«Нет. Как только я уйду из твоей жизни, у меня никогда больше не будет все хорошо».
Но сказать этого ей он не мог.
– Все замечательно. А ты?
– Волнуюсь за тебя. Я кое-что чувствую, но не знаю, что именно.
– Это называется нервы.
Она фыркнула.
– Нет. Я знаю, каково это. У меня шалили нервишки, и я доставала друзей всю неделю перед моей защитой диссертации.
Рэн не среагировала на ее попытку пошутить. Он неохотно вышел из нее и перевернулся на спину. Катери прижалась к нему с довольным вздохом.
«Так значит вот что чувствуют нормальные люди…»
Никогда прежде Рэн не испытывал ничего подобного.
«Как мужчина может иметь в руках такое сокровище и жаждать большего?»
Катери наблюдала за чередой эмоций на лице Рэна и сожалела, что не могла их понять. Единственное, что она знала наверняка – он чем-то обеспокоен.
Сильно.
– Так… – протянула она. – Если мы переживем все это, что будет с нами дальше?
– Ты вернешься к преподаванию…
– Нет, я имею в виду нас с тобой. Что будет с нами.
Рэн вздрогнул от пронзившей его вспышки боли. Никогда раньше он не был частью «мы». Никто и никогда не хотел видеть его в своем будущем.
Этого он жаждал так сильно… так отчаянно, что мог ощутить на вкус.
«Если бы у меня была душа, я бы продал ее, чтобы быть рядом с тобой…»
И если бы желания стали «порше», то он раскатывал бы на них свободно и на стиле. Сердце разрывалось от боли, Рэн сглотнул. В эту самую секунду, когда ему меньше всего хотелось что-то испортить, он собирался разбить сердце единственной женщине, которая его когда-либо любила.
«Я ублюдок».
– Нет никаких нас, Катери. И никогда не может быть.
Катери задержала дыхание, когда слова ударили сильнее апперкота.
«Что? Ты же должна была это предвидеть. А чего собственно ты ожидала?
Он бессмертный воин. Ты – геолог. Что у вас может быть общего кроме шикарного секса?
Ни черта».
Он наклонил к себе ее голову и заглянул в глаза.
– Ты как?
Катери кивнула, не желая показывать ему, насколько сильно он ее ранил.
– Все нормально. Я большая девочка, Рэн. Не из любительниц романтики с глазами, полными надежд получить кольцо, только потому, что мы переспали. По крайней мере, я не была для тебя девочкой на одну ночь.
Она встала и направилась в ванную.
Рэн стиснул зубы от вида боли, плескавшейся в ее глазах.
«Ты единственная женщина, которую я когда-либо любил. Единственная, кого я буду любить вечно.
Но любовь не для такого никчемного полукровки. Так и должно быть. Я разрушил слишком много жизней. И не заслуживаю счастья, которое отнял у многих. По сути, я не заслуживаю даже того кусочка радости, который ты мне подарила».
Прикрыв рукой глаза, Рэн попытался отогнать мысли и эмоции. Вместо этого окунулся в воспоминания об их с Койотом юности.
– Ты слышал? Чу Ко Ла Та женится.
Рэн нахмурившись посмотрел на брата.
– Уже?
Койот кивнул.
– Ее родители сосватали дочь. Слышал, она красивая. Уверен, не столь красива, как моя будущая невеста, но, тем не менее, я рад за него.
– Я ду-ду-думаю, что есть что-то п-п-поважней внешности.
Койот расхохотался.
– Не ду-ду-думай, Мака'Али. Это сбивает с толку. Что может быть важнее внешности девушки?
Рэн всегда ненавидел, когда Койот его передразнивал. Очень неприятно слышать такое от других, но еще больнее от собственного брата. Не желая дальше терпеть насмешки, он пожал плечами.
Койот вздохнул.
– Ты можешь себе представить красавицу, которая каждую ночь делит с тобой ложе и принадлежит только тебе? Ты можешь всю ночь напролет овладевать ею, и женщина не посмеет тебе отказать, потому что замужем за тобой. Ой, прости. Все время забываю, что ты еще девственник. Нам нужно с этим что-то сделать. Хочешь еще раз попробовать сходить в бордель?
Ужас накрыл Рэна с головой. В последний раз, когда он совершил подобную ошибку, проститутка ему отказала.
«Мы не обслуживаем умственно отсталых. Отведите его в другое место».
После этого ему пришлось целую неделю выслушивать замечания Койота о том, что он не знал, насколько шлюхи переборчивы, и как ужасно, когда ты настолько жалок, что даже по выгодной цене не можешь купить себе шлюху на час.
Койот похлопал его по спине.
– Бедный Мака'Али. Но имей веру, брат. Уверен, однажды появится шлюха, которая тебе даст.
Рэн вздохнул. За одиннадцать тысячелетий он нашел лишь двух женщин, захотевших разделить с ним ложе. Одна оказалась бессмертной шлюхой, укравшей его человечность.
А вторая леди, подарившая ему свое сердце.
Желая облегчить боль, которую сам же нанес, Рэн встал и пошел в ванную. Но застыл, услышав всхлипы, приглушенные звуком воды. Горькие слезы Катери резанули по сердцу так сильно, что с минуту Рэн не мог дышать.
Не в силах это выдержать, он подскочил к душу и одернул штору. Катери ахнула, а потом зарыдала навзрыд.
Рэн взял ее на руки и крепко обнял.
– Я люблю тебя, Катери. – прошептал он. – Ты единственная в этом мире, кого я когда-либо по-настоящему любил. Я бы бросил сердце к твоим ногам и продал бы душу за одну лишь твою улыбку.
Катери задрожала, услышав в его голосе неподдельную искренность. Он говорил, что думал.
– Тогда почему ты сказал…
– Потому что я не могу быть с тобой. Как только произойдет Сброс, и календарь обнулится, мне придется вернуться к тому, кем я был… и тебе тоже.
– Почему? Сандаун был Темным охотником. И Талон тоже. Теперь они женаты. Почему нам нельзя?
«Потому что они оказались намного удачливей меня. И им не пришлось продать свою свободу, чтобы выкупить жизнь своих возлюбленных».
– Катери, пожалуйста, не плачь. Я не в силах видеть тебя опечаленной.
– Прости. – Отступив, она потянула его за собой в душ. – Ты же знаешь, я тоже тебя люблю.
Рэн наслаждался искренностью слов, которые не чаял услышать. Признание оказалось еще красивей, когда шло из самого сердца.
Смахивая слезы и шмыгнув носом, Катери намылила мочалку и стала мыть его.
– Твои глаза всегда были синими? – спросила она, медленно скользя по метке стрелы и двойного лука на его левом бедре.
Рэн кивнул.
– В племени очень долго считали меня слепым. Ушли годы, прежде чем я смог их убедить, что прекрасно вижу.
– Я так понимаю, цвет глаз достался тебе от матери.
– Да, и мой отец их ненавидел. Он говорил, что это словно постоянно смотреть на нее, и его выворачивает от отвращения. Иногда он просто проходил мимо и отвешивал мне оплеуху за них.
– Это ужасно!
Рэн пожал плечами.
– Веришь или нет, ты ко всему привыкаешь. Просто знаешь, что тебя собираются ударить, и даже не реагируешь, когда это происходит. Кроме того, избиения не причиняют сильной боли. Я предпочитал их, чем подвергаться словесным издевательствам.
Катери не понимала, почему нужно было унижать кого-то за сам факт его появления на свет. То, что ей не по силам исправить.
Кого-то столь красивого и необычного.
– Знаешь, Рэн, мне кажется, ты самый удивительный из всех людей, когда-либо живших на планете.
Он так сильно нахмурился, что в морщинках можно было посадить зерна.
– Почему?
Если бы в этом слове не сквозило такого огромного сомнения от непонимания, Катери бы рассмеялась. Но Рэн на самом деле не ведал, насколько он особенный.
– Ты рожден от двух совершенно разных культур. Твоя мать – богиня, Рэн. Настоящая греческая богиня, которая тебя так сильно любила, что отправила другую богиню следить за тобой. Ты говорил, что понимаешь Аполлими. Хоть твоя мать и не пыталась разрушить этот мир, ты был для нее центром Вселенной. Она любила тебя так сильно, что самым страшным наказанием, придуманным Зевсом, стало забросить ее на небо как комету, чтобы она никогда не увидела ребенка, которого так сильно любила. И да, твой отец конченая скотина, и, тем не менее, он был вождем легендарного племени воинов. Ты сам был одним из тех воинов, о которых и поныне говорят шепотом и с огромным почтением. Ты возглавлял армию… Ладно, пускай злую армию, но ты вел в бой войско демонов. У тебя у самого демоническая кровь и силы. Ты один на один сражался с моим отцом год и один день. Боже милостивый, Рэн, ты самый удивительный мужчина из всех, кого мне доводилось встречать. Ты черпаешь силу из трех разных культур. Сколько людей таким может похвастаться. Серьезно? Это поразительно. Ты поразительный!
Сердце гулко забилось в груди от ее слов.
Нет, не из-за слов. А с каким пылом это было сказано. Катери не льстила ему, чтобы добиться чего-то. Она говорила, что думает.
– Я обожаю то, как ты смотришь на мир, Катери.
«Но еще больше я люблю то, каким ты видишь меня».
Намыливая его грудь, она замерла у ожерелья.
– Откуда оно взялось? Я не помню, чтобы оно было у тебя раньше.
Рэн замялся. Ему не хотелось лгать, но он знал наверняка, что нельзя Катери раскрывать правды.
– Оно шло вместе с броней.
– О. Выглядит миленько.
– Спасибо, – сухо сказал Рэн. – Именно такого вида я и добивался.
Она рассмеялась над его сарказмом.
– Прости. Выглядит дико сексуально и мужественно, словно создано для тебя.
«Если бы ты только знала…»
Он не мог избавиться от ожерелья, и с ним Гризли мог вызвать его где угодно, в любое время.
«Пока ты его носишь, Катери будет в безопасности».
Лишь эта мысль делала рабство терпимым.
– Эй, Рэн? – Сандаун позвал из коридора. – Ты здесь?
– Да.
– Ты случайно недавно не видел Катери?
Он криво усмехнулся ей.
– Хм… да.
– Где она?
Рэн открыл рот, чтобы ответить, но не знал, что сказать. Ему не хотелось смущать ее. И скорее всего Катери не хотела, чтобы все знали, что она с ним переспала.
Но прежде чем он успел придумать ответ, Катери крикнула Джессу.
– Я в душе с Рэном.
– О, бога ради простите. Я точно не хотел никого из вас побеспокоить. Продолжайте! Все остальное может подождать. И да, не торопитесь. Пользуйтесь моментом. Мы… хм… удержим оборону. И я сваливаю отсюда.
Рэну стало паршиво, когда он услышал, как Сандаун ретировался из коридора.
– Прости, Катери, я не хотел тебя смущать.
Она насмешливо выгнула бровь и обхватила ладошкой его естество.
– Ты меня не смутил, дорогой. Мне все равно, если он узнает. Если хочешь, мы можем об этом прокричать на крыше.
К такому он никогда не сможет привыкнуть.
Она очень тщательно и долго мыла его, а когда они закончили, горячей воды не осталось, а на дворе было темно. Рэну не хотелось одеваться и покидать ее, но, в конечном итоге, конец света никого ждать не будет.
Вытирая махровым полотенцем волосы, он направился в гостиную и увидел Уриана, Сандауна и Кабесу, к которым присоединился Ашерон. Рэну понадобилась пара секунд, чтобы узнать их бесстрашного лидера с короткими волосами.
Вот теперь ему стало поистине страшно.
– Что произошло? Ты проиграл в споре с ножницами?
Ашерон закатил глаза.
– Блин, вы меня доконаете, пока они заново не отрастут. Клянусь. Что важнее? Армагеддон или моя стрижка?
***
Катери замерла в прихожей, услышав глубокий рокочущий голос с акцентом, какой ей еще не доводилось слышать. Значит, это и есть таинственный Ашерон, возглавляющий Темных охотников.
Сын богини, которая почти уничтожила мир из-за совершенных против ее дитя злодеяний.
Снедаемая любопытством Катери зашла в гостиную и замерла. Она не знала, что конкретно ожидала увидеть, но точно не… это…
Да ладно, в комнату зашел Великий владыка Сорвиголов. Она с удивлением приоткрыла рот, рассматривая невероятную высоту новоприбывшего. Где-то два метра десять сантиметров, короткие черные волосы обрамляли безупречное, словно высеченное из гранита лицо. Его аура была настолько темная и мощная, что волосы на затылке и руках встали дыбом.
Он мог с легкостью переплюнуть всех внушающих страх воинов в комнате, а это не так просто сделать.
Катери и шагу не могла ступить, замерев под его пристальным взглядом. Ашерон направился к ней самой хищной из походок. Такое тяжело воспринять, учитывая тот факт, что он невероятно красив и удивительно молод.
Где-то не больше двадцати или двадцати одного. Безумно красив… почти ангельски. За исключением ауры смертоносной власти, которой пропитана каждая молекула. Да, такой человек привык руководить войском и может навести страху на воинов, подобных Кабесе, Сандауну и Рэну.
И она не могла отвести взгляда от его призрачных глаз. В них буквально клубилось дымчатое серебро… и обещание скорой смерти.
Одетый во все черное, руки в карманах длинного кожаного пальто. Он вытащил одну и протянул ей.
Инстинктивно Катери отпрянула на шаг.
К счастью, он отнесся к этому с чувством юмора.
– Я не собираюсь обидеть вас, доктор Авани. Клянусь. Я кусаюсь, только если меня об этом просят.
Он не лишен манер…
Эксцентричных.
Ашерон раскрыл ладонь и протянул ей ожерелье ее бабушки.
В полном потрясении Катери уставилась на него… Хотя для этого ей пришлось максимально запрокинуть голову.
– Откуда вы знали, где его найти?
– У меня есть свои зловещие способы.
«Да, кто бы сомневался».
Взяв ожерелье из ладони, Катери впервые кристально чисто увидела его. Массивная золотая цепочка искусно выкована и казалась тяжелее, чем была на самом деле. Но именно огонь в камне был неповторимым. Ребенком она даже не представляла, насколько это редкий камень.
Как геолог она знала, что лишь горстка камней во всем мире может приблизиться к этому совершенству. Большинство огненных опалов были не прозрачными как остальные драгоценные камни. Несмотря на название, связанное с их оранжевым или красным цветом, огненные опалы очень редко отражали игру света, как остальные известные опалы. Во всех исследованиях ей никогда не доводилось видеть, чтобы свет переливался так. Он и правда напоминал частичку солнца.
– Спасибо, – выдохнула Катери.
Ашерон склонил голову.
– Между прочим, моя жена понятия не имеет, что написано на той печати, она…
– Ваша жена? – Катери не хотела перебивать его, но парень не выглядел достаточно старым…
«О чем я вообще думаю. Он атлант… и намного старше грязи, старше даже прапрадеда грязи».
Ашерон прервал ее рассуждения.
– Доктор Сотерия Кафиери Партенопеус.
Имя было произнесено так, словно талый шоколад растекался на языке. Оно плавно струилось, а с таким акцентом…
«Обалдеть. Его жена, вероятно, заставляет парня читать вслух все подряд, включая этикетки банок и коробки с хлопьями, просто чтобы услышать эту интонацию».
Главный недостаток – акцент настолько сильный, что она сразу даже не сообразила, о чем он.
– Доктор Пар… Пар… Партен… Пар… да. Ученая с древнегреческого. Свободно владеющая многими мертвыми языками. Фернандо отправил ей фотографию с каменной печати.
Ашерон рассмеялся, а потом кивнул.
– Именно поэтому я обожаю свою жену. Она может не только без запинок произнести мою фамилию, но и записать.
Все мужчины засмеялись, но Катери стала паршиво.
– Все хорошо, доктор Авани, – добродушно сказал атлант. – Мое имя не сильно далеко ушло от фамилии, поэтому обычно я отзываюсь на Эша. На нем сложней запнуться, и мне не нужен час, чтобы его написать.
«Слава богу, он относится к этому с юмором».
– Она распознала язык? – спросила Катери, стараясь сменить тему.
– Лемурийский.
Этого Катери точно не ожидала услышать.
– Иди ты! Правда? – она вздохнула, а потом покачала головой. – Нет. Это невозможно. Биогеографы давным-давно развеяли этот миф.
