Текст книги "Незыблемые выси (ЛП)"

Автор книги: Шерри Томас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

– Давай на запад, – шепнула она Кашкари.

Ковер, скользя сквозь ночную темень, мгновенно вынес их прочь из города – Итон простирался скорее в длину, нежели в ширину, а жилые дома начинались уже ближе к его западной границе. Иоланта вернула огонь в фонари и канделябры, дабы не устраивать неразберихи.

– И далеко на запад? – поинтересовался Кашкари.

Вопрос Иолу озадачил. Она многократно перескакивала в заброшенную пивоварню, где находился южный вход в лабораторию Тита, но ни разу не добиралась туда обычным способом, так что в итоге понятия не имела, насколько это далеко, и сможет ли она вообще узнать место со стороны при свете дня.

Внезапно половинка кулона на ее шее нагрелась.

– Тит здесь! – Иоланта вложила кулон в руку Кашкари. – Держись верного направления, и он станет еще горячее.

Ночь вспыхнула, превратившись в день. Появившийся эскадрон бронированных колесниц резким беспощадным светом озарил окрестности. Из их металлических чрев выпали вытянутые колесницы поменьше, похожие на стручки, те самые, что преследовали Иолу и Кашкари по всему Каиру.

Но если там их спас городской ландшафт, то здесь, на открытой и ровной местности, спрятаться оказалось негде. Не было даже тьмы, что могла бы их защитить.

Несмотря на попутный ветер, которым Иоланта подгоняла ковер, стручки приближались. Приказав почве под деревьями разрыхлиться, она заклинанием подняла их в воздух и швырнула назад.

Преследователи увернулись.

Призвав воды Темзы, Иола воздвигла ледяную стену. Одна колесница с разгона врезалась в нее, но другие вовремя остановились.

Вместо того чтобы создать еще одну стену, Иоланта разнесла на куски эту и метнула в стручки осколки размером с булыжники. Две колесницы, получив удар вбок, сбились с траектории. Остальные вытянули свои механические лапы и теперь либо ловили ледяные глыбы, либо отбрасывали их в стороны.

Как же их много, целый рой. Где же пивоварня? Если не найти ее сейчас, то возможности уже не будет.

Еще больше стручков упало с неба – настоящий погибельный град. Их длинные лапы тянулись к Иоланте отовсюду, а Кашкари гнал ковер уже так низко, что едва не задевал землю.

– Сделай что-нибудь! – закричал он.

Но что еще она могла сделать? Иола дико озиралась и не видела ничего, кроме когтей и металлических днищ колесниц.

– Перескакивайте! – словно церковный колокол прозвенел голос Тита. – Вы уже за пределами внескачковой зоны!

Кашкари схватил ее за руку. Иоланта закрыла глаза и представила обстановку пивоварни. В следующий миг они рухнули на пол, угодив прямо в кучу старых бочонков, куда после лихого виража их скинул ковер.

Они еще не успели полностью остановиться, как их уже подняли на ноги. Тит, а с ним и учитель Хейвуд!

– Идемте. Скорее!

Дверь в лабораторию была открыта, свет озарял знакомый интерьер с длинным рабочим столом и бесконечными рядами стеллажей и шкафов.

Они ринулись внутрь. Тит вбежал последним, плотно захлопнул дверь и выкрикнул:

– Extinguatur ostium!

Иоланта вцепилась в него, дрожа всем телом и судорожно хватая воздух. Тит чуть не раздавил ее в объятиях.

– Фортуна уберегла, – хрипло выдавил он. – На минуту я представил, что тебя схватили.

Через мгновение Иоланта уже обнимала учителя Хейвуда. Он поцеловал ее в лоб, погладил по волосам.

– Я считал, будто владею некоторой магией былых времен. Но оказался совершенно бесполезен. Глупый трус.

– С нами все нормально, – судорожно вздохнув, ответила она, – не переживайте. Мы в порядке.

Затем обняла Кашкари, который тоже пытался восстановить дыхание.

– Это был прекрасный полет, старина. Ты нас спас.

– Я думал, мы погибли. Думал, это как…

Он внезапно умолк. Беспокойство, уже успевшее стать слишком привычным, сжало сердце Иоланты, но Кашкари лишь поднял руку и осторожно нащупал рану на виске. Должно быть, ударился головой о бочонок с сидром.

Тит уже смочил салфетку какой-то настойкой и велел ему сесть.

– С тобой все нормально? – спросил он Иоланту, промывая Кашкари рану. – Головная боль, тошнота, может, слабость?

– Я в порядке. Ты уверен, что пресек все связи между пивоварней и лабораторией?

– Да.

Закрепив повязку на виске Кашкари, Тит выудил из разных ящиков несколько флакончиков и передал Иоле.

– Прими. После травмы, потребовавшей применения панацеи, нельзя совершать скачки в течение семи дней.

Она совершенно об этом забыла. Когда Иоланта проглотила снадобье, учитель Хейвуд еще раз крепко прижал ее к себе. Глухой прерывистый стук его сердца отдавался в ее груди.

– Защити меня Фортуна. Я все такой же трусливый дурак.

– Я в безопасности. Теперь мы все в безопасности.

В пространственном изгибе, где располагалась лаборатория, их не могли найти или выследить. Наконец оторвавшись от учителя, Иола представила ему Кашкари, и мужчины пожали руки.

– Что произошло? – спросил Тит. – Как Атлантида вас нашла?

Иоланта раскопала обугленный Валидус, вручила Титу и рассказала об аномалии с алмазными коронами, обрамлявшими палочку-клинок.

Тит помрачнел:

– Если только я не ошибаюсь, у Атлантиды теперь есть доступ к дочерней палочке Валидуса.

– Это еще что? – в один голос спросили все.

– Большинство палочек-клинков составляют пару – материнская и дочерняя. В дочерней нет ничего особенного. Она расширяет магическую силу не больше обычной, но наследует свойства материнской палочки, если ту вдруг уничтожают. Когда Гесперия Величественная владела Валидусом, она усовершенствовала его дочернюю палочку, чтобы с ее помощью можно было выследить материнскую. Потому-то дочерняя палочка Валидуса хранилась в секретном месте, чтобы никто не мог воспользоваться ею, пока владельца Валидуса не сочтут погибшим или схваченным.

– Но это не твой случай, – заметила Иоланта.

– Попробуй-ка объяснить это регенту. – Тит нахмурился. – Если подумать… Я не уверен, что Алект вообще об этом знает. Скорее уж такими познаниями может обладать кто-то вроде генерала Рейнстоун.

– Ты можешь попросить Далберта ее найти?

Ведь он оставил их, как раз чтобы разузнать, какие именно сведения мог собрать Далберт.

– Давай сама, – сказал Тит, – я схожу за водой для чая.

– Воды могу принести я, сир, – предложил Хейвуд.

– На улице темно. Вы не найдете насос.

Его бы не отыскала даже Иола – когда бы она ни зашла в лабораторию, чайник всегда был полон. Смущенно взглянув на учителя, она пояснила:

– Принц не вернется туда, откуда мы пришли. Лаборатория также соединяется с маяком на севере Шотландии.

Она набрала сообщение на пишущем шаре, которым Тит пользовался для связи с Далбертом. Затем подложила под него лист бумаги, чтобы принять все отчеты, которые тот мог отправить, пока они были в пустыне. Защелкали клавиши.

Тит вошел, когда Иоланта вынимала бумагу.

– Снаружи ужасный туман. Я дважды прошел мимо насоса, пока его нашел.

Он поставил воду греться, вместе с Иолой прочел сообщения и пересказал их Хейвуду и Кашкари.

– В ту ночь, когда мы с Фэрфакс оказались в пустыне – ночь, когда я вызвал феникса войны, – регент устроил закрытое совещание со своими приближенными. Потом они совещались еще несколько раз, также он встречался с нынешним инквизитором. Очевидно, леди Калисту все еще держат в Инквизитории.

Учитель Хейвуд положил сцепленные руки на стол. Иоланте показалось, что он занервничал. До сих пор переживал о леди Калисте?

– Если ее безопасности угрожают, регент обязательно даст то, чего они требуют.

Мелькнула ли жалость в глазах Тита, когда он взглянул на Хейвуда?

– Романтично, конечно, но дело в другом. Боюсь, регент даст им требуемое, даже если леди Калиста будет в абсолютной безопасности – в силу своей натуры Алект стремится хоть чуток погреться под лучами власти и могущества. Он не способен отклонить ни одну просьбу Атлантиды.

Кашкари нахмурился:

– Это все, что разузнал твой шпион?

– Есть еще кое-что. Пока ничего не оглашалось. Мои подданные ничего не подозревают, поскольку обычно я в столице не появляюсь. Они продолжают думать, что я в своей горной цитадели, учусь, как и подобает хорошему маленькому принцу. – Тит взглянул на Кашкари. – Но ты прав. Я ожидал куда большего. Уж не арестован ли мой шпион.

– Что нам теперь делать?

Чайник запел. Тит заварил чай и раздал печенье из жестяной банки.

– Разместимся на ночлег. На маяке есть пара гостевых комнат для уполномоченных и путешественников, выброшенных на берег непогодой. Одна из них уже занята. И раз уж мисс Сибурн, пока это возможно, должна воздержаться от скачков, вторую предлагаю отдать ей. Джентльмены могут остановиться на постоялом дворе в Дурнессе, это в двадцати верстах отсюда.

Упомянутые джентльмены пробормотали, что согласны.

Все выпили чай. Кашкари и Тит поговорили о бронированных колесницах, а Иоланта тем временем расспрашивала учителя Хейвуда о его жизни в Париже.

– Я очень полюбил булочную за углом. Их пирожные напоминают мне те, что мы покупали в кондитерской миссис Хиндерстоун. Помнишь ее?

– Разумеется. Одно из моих любимейших мест в Деламере.

– Внутри есть надпись, ты ее обожала, раньше там был книжный, теперь его уже нет, а надпись осталась.

– «Книги о черной магии можно найти в подвале, бесплатно. Обнаружив подвал, пожалуйста, покормите призрачное чудище внутри. С уважением, Е. Константинос».

– Да, именно эта. Ты всегда над ней смеялась. И всегда понимала, что это шутка.

Учитель улыбнулся, вспоминая ее малышкой. Сердце Иоланты сжалось.

– Вы ходили в кондитерскую, потому что там познакомились с леди Калистой?

– Нет, я просто любил наблюдать, как расцветает твое личико, когда ты ступаешь на порог. Те же лакомства продавались и в других местах, но для тебя магазинчик миссис Хиндерстоун был единственным. Ты обожала сидеть за одним и тем же столиком у окна и наблюдать за прохожими на Университетской аллее.

– Однажды мы туда вернемся, – в порыве пообещала она. – Как-нибудь, когда все закончится, мы попросим у его высочества особое разрешение вернуть ваше прежнее профессорское звание. Тогда вы снова сможете преподавать, и может, я даже буду у вас учиться, если сумею поступить.

– Давай и на это попросим особое разрешение, – подхватил Хейвуд, воодушевленный идеей.

Иоланта рассмеялась:

– А еще мы вернем свой старый дом. И все будет, словно… словно…

До нее дошло, как глупо звучат ее слова. Как можно притворяться, будто все по-прежнему, когда теперь они оба знают, что столь чудесный для Иоланты устроенный быт для учителя был источником боли и разочарования?

Он положил руку ей на плечо:

– Да, так и сделаем, если это вообще возможно. Те дни были счастливейшими в моей жизни. Я с трепетом вновь войду в Консерваторию, вернусь в старый дом, а вы все будете ходить на мои уроки уже повзрослевшие.

Иоланта взяла руки Хейвуда в свои, одновременно переполняемая радостью и печалью:

– Спасибо. Это здорово.

Некоторое время они молчали. И только теперь она поняла, что в лаборатории воцарилась тишина, а Тит с Кашкари смотрят на них, первый мечтательно и грустно, второй же…

Кашкари смотрел на нее с горечью.

Он быстро повернулся к Титу:

– Последние сутки тянутся бесконечно, я вымотался. Можно поскорее пойти в гостиницу?

– Конечно. Я перенесу тебя туда. Учитель Хейвуд, вы можете оставаться здесь сколько захотите. Я зайду за вами позже.

Хейвуд поднялся:

– Нет, сир. Сегодня вы и так совершили слишком много скачков. Я тоже иду. – Он еще раз обнял Иоланту. – Я так счастлив, что ты цела.

Она расцеловала его в обе щеки:

– Я тоже. До завтра.

Пока учитель и Кашкари ждали снаружи, Тит прижался губами ко лбу Иоланты.

– Я принесу тебе ужин, – пообещал он.

– Я уже поела, – напомнила она.

– Знаю, – пробормотал он. И еще раз поцеловал ее перед уходом.

* * *

Гостиница была простенькой и безвкусно обставленной, зато теплой и там прилично кормили – Тит уже имел возможность удостовериться в качестве еды, иногда покупая для себя суп и сэндвич.

Время близилось к ночи. Хозяин заявил новым постояльцам, что лучше поторопиться, если они желают поесть. Поклонившись Титу, Хейвуд поспешил в таверну.

– Не могли бы вы собрать мне немного еды в корзинку? Я не голоден сейчас, но, может, проголодаюсь позже, – сказал Тит.

– Это можно, – ответил хозяин с сильным шотландским акцентом. – Принести в номер, сэр, или будете ждать?

– Подожду.

– А вы, юноша, желаете чего-нибудь? – обратился шотландец к Кашкари.

– Благодарю, не нужно, – пробормотал он и посмотрел на Тита: – Можно с тобой переговорить?

От серьезности его тона скрутило живот.

– Да, давай.

Они вышли в густой туман.

Кашкари очертил звуконепроницаемый круг. Тит сунул руки в карманы и постарался унять дрожь – одежда, которой еле хватало, чтобы согреться в Париже, здесь, при почти арктической температуре самой северо-западной точки Шотландии, грела не лучше листа бумаги.

Кашкари одолжил в лаборатории немагическую одежду и сейчас наверняка тоже мерз, но будто не чувствовал уколов ледяного воздуха.

– Перед тем как покинуть Луксор сегодня, ты спросил, не видел ли я вещих снов, о которых тебе стоит знать.

– И ты ответил, что сообщишь мне, если их увидишь.

В тусклом свете висевшего над дверью фонаря лицо Кашкари то расплывалось в тумане, то снова появлялось.

– Сегодня утром я видел сон.

Морозная дымка проникла сквозь все слои одежды, сжимая Тита в своих безжалостных объятиях.

– Я так и думал.

– Сон не был счастливым, и я проснулся в надежде, что забуду его. Иногда у меня случаются кошмары, как и у всех. Обычный сон вскоре забывается, а пророческий становится еще четче и подробнее. – Кашкари поскреб носком ботинка по траве. – И этот не исчез.

Жуткий холод с каждой секундой лишь усиливался.

– Ты предсказал чью-то гибель? – услышал Тит собственный голос.

Кашкари смутился:

– Как ты догадался?

Тит видел уже не туман, а здание Консерватории магических наук и искусств. Студентов на Университетской аллее. Колокольни. Огромную просторную лужайку. Он видел Фэрфакс, сидящую на пледе под деревом седмичника, окутанного пышной россыпью маленьких нежно-розовых цветов. Малейший ветерок кружил крошечные лепестки, роняя их на ее плечи и волосы. Тит никогда не присядет на плед рядом с ней. Они никогда не разделят еду из корзины для пикника от миссис Хиндерстоун. И он никогда не узнает, как Фэрфакс будет выглядеть через десять, двадцать, тридцать лет.

– Эту смерть предсказали уже давно, – ответил он. – И приговоренный знает о ней не первый год.

На лице Кашкари одновременно отразились недоверие и облегчение.

– Ты уверен?

– Да.

– Но… но я только что слышал разговор Фэрфакс с ее опекуном, и мне показалось, что она не имеет ни малейшего понятия…

Слова Кашкари надолго повисли в воздухе. Что за ерунда?

Затем Тит внезапно схватил его за лацканы, почти приподняв над землей:

– Что ты сказал? Как это Фэрфакс не имеет ни малейшего понятия? Как она связана с пророческими снами о смерти?

Кашкари выпучил глаза:

– Мне показалось, ты сказал, что она знает.

Тит нетвердо отступил на шаг. Еще на шаг.

– Ты видел Фэрфакс? Фэрфакс?

– Боюсь, что да. Прости. – Голос Кашкари дрогнул.

– Где? Где она была?! – Тит кричал, но только так он мог расслышать себя сквозь стоящий в голове рев.

– Она лежала на мраморном полу с узором из стилизованных атлантических вихрей.

– Откуда ты узнал, что она мертва? Она могла просто потерять сознание.

– Тебя я тоже видел. Ты тряс головой, в глазах стояли слезы.

Тит не мог дышать. В мыслях опять промелькнула Консерватория. Студенты, колокольни, широкая лужайка, чудесный цветущий седмичник. Но теперь на пледе под ним никого не было.

Кашкари продолжал рассказывать, или, по крайней мере, его губы двигались. Но Тит ничего не слышал.

Он лишь хотел, чтобы Фэрфакс осталась невредимой, прожила безмятежную жизнь, полную любви и счастья. Хотел иметь единственную надежду, что озаряла бы его жизненный путь, когда амбиции и храбрость превратятся в пыль.

Он поднял руку. Губы Кашкари перестали шевелиться. Он смотрел на Тита полными сожаления глазами. Но если Кашкари потерял только друга, то Тит… Тит потерял все.

Массивная дверь отворилась. Хозяин постоялого двора выглянул наружу с корзиной в руке:

– Я уже ложусь спать. Желаете еще чего, джентльмены?

Тит взял корзину и покачал головой. Мужчина тут же скрылся в теплом помещении, вернувшись к своей мирной, размеренной жизни.

– Могу я чем-то помочь? – едва слышно спросил Кашкари.

Что можно сделать под пятой злого рока, кроме как съежиться в углу?

Тит без единого слова совершил скачок.

Снова материализовавшись на мысе Рат, он остался стоять там, дрожа в окутавшем все вокруг густом тумане.

Резкий запах моря с каждым вздохом обжигал легкие. Накатывающие одна за одной невидимые волны Атлантического океана разбивались о скалистый мыс. Высоко над головой густую мглу прорезал призрачный свет сигнальных огней маяка, предупреждая суда держаться подальше от предательских скал.

Всю жизнь Тита несло именно на эти коварные скалы. Но ему как-то удавалось обманывать себя, надеясь, что Фэрфакс избежит роковой участи, вовремя распахнет спасительные крылья и воспарит ввысь.

Хотел бы он обладать бессмертием, чтобы подарить его ей. Но Фэрфакс всего лишь человек из плоти и крови. Она очень легко может оступиться и упасть. И остаться лежать с пустыми глазами и неподвижными конечностями.

И с ней это случится.

Тит отчаянно желал сжать ее в объятиях, почувствовать биение ее сердца, тепло тела. Но не мог сдвинуться с места, хотя промерз до костей и почти не ощущал пальцев, сжимающих ручку корзины.

Он все еще пребывал в оцепенении и не мог вернуть себе дар речи от потрясения и неверия. А увидев Фэрфакс, просто разлетелся на куски.

В прямоугольном фундаменте маяка, где находилась гостевая, отворилась дверь. Свет из комнаты окутал силуэт в дверном проеме. Должно быть, обеспокоенная долгим отсутствием Тита, Фэрфакс выглянула проверить, не вернулся ли он.

Он не мог посмотреть ей в глаза. Не мог справиться с пульсирующими в жилах гневом и скорбью. Не мог предстать перед будущим, в котором нет ничего кроме долга, когда наконец познал, каково жить с надеждой в мыслях и каждом вздохе.

Тит поднес палочку к виску. Трусливое решение. Но он хотел позволить себе несколько часов без осознания неминуемой гибели Фэрфакс.

Несколько часов наедине с ней и будущим, где они проведут солнечные дни под цветущим седмичным деревом с друзьями, которые могут заявиться в любой момент.

Глава 8

Иоланта размышляла, не рассеять ли туман для лучшего обзора, когда из серых завихрений появился Тит.

Она подбежала к нему:

– Почему так долго? Фортуна, защити, у тебя руки ледяные. Где ты был?

Он прижался к ее щеке столь же ледяными губами.

– Прости, просто стоял на улице.

Иоланта втащила его в комнату и захлопнула дверь. Тит стучал зубами.

– Зачем? Что тебе рассказал Кашкари?

Он прислонился спиной к двери и полуприкрыл глаза.

– Свой утренний пророческий сон.

Сердце замерло.

– Что же именно?

Тит медленно и осторожно выдохнул.

– Я пока подавил это воспоминание. Завтра оно вернется, но сейчас я понятия не имею, что сообщил Кашкари.

Другое подавленное воспоминание касалось подробностей его смерти. Голова закружилась, будто Иоланта стояла на краю пропасти, влекомая вперед ее бездонными глубинами.

Она сжала такую холодную руку Тита и, не обращая внимания на пульсирующий в висках страх, потащила его по коридору.

– Там есть сидячая ванна с горячей водой. Погрейся.

– Ты, наверное, ее для себя приготовила, не хочу лишать тебя удовольствия.

Иола указала на свою пижаму. Решив, что могут покинуть школу в любой момент, они стали собирать в лаборатории припасы: еду, белье и запасную одежду.

– Я уже помылась – иди, оттаивай.

Пар в ванной комнате напоминал погодные условия снаружи, вот только тут было тепло и пахло засушенным серебристым мхом, который Иоланта нашла в лаборатории и бросила в воду.

– Прости, – извинился Тит, пока они стояли на пороге. – Прости, что принес ужасные новости, но не набрался смелости сохранить для тебя подробности.

Пустыня его потрепала. От вида его запавших глаз и щек у Иолы сердце разрывалось.

– Не думай об этом.

– Как? Как не думать о грядущей катастрофе?

В самом деле, как? Она опустила руку на лацкан его шерстяного пиджака, все еще влажного от тумана.

– Ты помнишь, почему я вызвала первую молнию в Малых Заботах-на-Тяготе?

– Ты пыталась исправить испорченный эликсир света.

– Я вызвалась приготовить его на свадьбу отнюдь не по доброте душевной. Жители деревни жаловались на учителя Хейвуда, потому что он плохо учил их детей. И я надеялась, что если сделаю все возможное для свадьбы Рози Оукблаф, то ее мать, в чьей власти уволить Хейвуда, позволит ему остаться на посту до отборочных экзаменов в высшие академии. С самого переезда в Малые Заботы я не получала нормального образования. При должном везении я бы прошла экзамены, но шансы на стипендию были почти нулевые. А еще мы поиздержались, без крупного пособия учеба в академии была бы мне не по средствам.

И ни один университет и не посмотрел бы на кандидатку, не прошедшую строгую подготовительную программу.

– Но ежедневно я проводила уроки для учеников Хейвуда, проверяла домашнее задание, оценивала контрольные и готовилась к практическому занятию на следующий день, а потом садилась за стол и смотрела на календарь с изображением Консерватории. И училась все то время, что оставалось до сна. Я оказывала всевозможные услуги миссис Оукблаф и даже призвала молнию, чтобы возродить эликсир серебряного света для свадьбы ее дочери. И все ради изначально безнадежной мечты. – Иоланта улыбнулась. – Ничего не напоминает?

Тит посмотрел на нее серьезными и красивыми глазами:

– Кое-что.

– Так и тут. Пророчества, скорее всего, воплотятся, но пока я ни от чего не отказываюсь. Я не стану отчаиваться сейчас только потому, что завтра упадет тень. – Она коснулась его влажных от тумана волос. – Или, возможно, я уже впала в отчаяние и решила, что иногда можно поддаваться унынию, но не по три же раза на дню.

Тит прижал ее пальцы к своим губам.

– Неужели все так просто?

– Что? Здоровая доля упрямства и легкое безумие? Конечно. Если тебе нужно больше того и другого, уверена, в лаборатории все найдется. – Иола поцеловала его в щеку. – Теперь забирайся в ванну, пока вода не остыла.

Она отнесла корзинку с едой в лабораторию. Тут были и сэндвичи, и фляга с супом, и пудинг. Все такое английское – и холодное, не считая супа. Иоланта, как могла, разогрела сэндвичи и пудинг, следя за огнем, чтобы ничего не сжечь.

А в следующее мгновение вдруг опустила голову на стол и заплакала, не в силах справиться с горем. Оно походило на бушующий шторм, и волны с каждым ударом становились все безжалостней.

Какой же дурой она была, если решила, будто сможет что-то изменить, спасти Тита от гибели. И всякий раз, стоило им избежать смерти, выйти без потерь из безвыходной ситуации, вера Иоланты крепла. Зачем же еще ей дана власть над божественной искрой, если не для того, чтобы менять безрадостные судьбы?

Что предвидела принцесса Ариадна? Что привнес в это непреодолимое будущее жуткий сон Кашкари? Образ Иоланты, стоящей на коленях у безжизненного тела Тита и вопящей от ярости и беспомощности? А учли ли предсказатели, что после она уничтожит все на своем пути, оставив лишь пожары и разрушения?

На плечо опустилась рука Тита:

– У меня тут на полке завалялось упрямство заодно с безумием. Что из них ты не смогла найти?

Услышав его голос, Иола зарыдала еще горше.

– А баночки самообмана там нет? Мои запасы истощились.

Тит оторвал ее от стола:

– Нет, у меня закончился, но осталось немного здравого смысла. Если хочешь.

– Что это такое?

Он вытер ее заплаканное лицо мягким платком.

– Не надо отчаиваться сейчас только потому, что завтра упадет тень.

Из глаз Иолы опять полились слезы.

– Фортуна, защити. Где-то я уже слышала эту старую басню.

– Ее поведала мне некая спятившая чародейка, прежде чем я ушел принимать ванну. Ты, вероятно, ее встречала: красивая девчонка, хоть и грозная, в случае чего может и током ударить.

Помимо воли она улыбнулась:

– И что ты делаешь, чтобы избежать удара?

– Отвлекаю ее множеством розовых лепестков. Ей нравится такая сентиментальная чепуха.

Иоланта фыркнула. Розовые лепестки были их дежурной шуткой с начала осеннего семестра, вот только именно она насмехалась над Титом за его отношение к романтике.

– Хочешь посмотреть, что еще я приготовил, дабы она меня не стукнула?

– Попробую угадать: луну и звезды?

– Вроде того.

Он подошел к запертому шкафчику и вытащил снежный шар, который Купер хранил в своей комнате в доме миссис Долиш. Приглушив свет, Тит произнес:

– Astra castra.

Сфера распахнулась. Бесчисленные звездочки поплыли по воздуху, словно волшебная пыль. Постепенно они собрались в знакомый ослепительный Млечный путь.

Иоланта задержала дыхание: миниатюрная галактика была завораживающе прекрасной.

Но вскоре звездочки пропали.

Затем Тит подарил ей маленький, но очень красивый фейерверк. А после – крошечное зернышко, которое дало росток, побег и в итоге вымахало в чудесное дерево, мелодично шелестевшее нежными зелеными листьями, пока с веток лился настоящий дождь из серебряных лепестков.

– Я всегда представлял тебя сидящей под деревом в теплый день на просторной лужайке перед Консерваторией, с коробкой дынанасового мороженого миссис Хиндерстоун.

Иола покачала головой:

– На лужайке нет деревьев.

– Да что ты. Ну тогда я прикажу посадить одно специально для тебя, когда ты поступишь в Консерваторию.

– А оно будет похоже на это? – Иоланта в последний раз посмотрела на зеленый полог, который уже исчезал.

– Да, конечно.

Она перевела взгляд на Тита и только теперь заметила, что на нем пижама. Иола видела его полуодетым несколько раз, но в столь небрежном наряде – никогда. Неважно, как рано она заходила к принцу в комнату для утренних тренировок в Горниле, он всегда уже щеголял в школьной форме.

Теперь же Тит вернул лаборатории нормальное освещение, и Иоланта поняла, что на нем пижама из мягкой темно-синей фланели, а верхняя пуговица на рубашки расстегнута. Сердце застучало быстрее. Она не могла оторвать глаз от его кожи.

Да и не хотела.

– Поцелуй меня.

Тит взял из шкафчика красивую стеклянную баночку со сладостями и, открыв ее, протянул Иоланте.

– Попробуй.

Она сунула в рот конфету в зеленую полоску. И когда Тит поцеловал ее, лакомство растаяло, принеся с собой взрыв свежести: мята, базилик и примесь серебряного мха. Но именно от Тита пульс Иолы зачастил, от того, как он зарылся пальцами в ее волосы. Она вцепилась в его руки, ощущая каждое сухожилие; ноздри затопил аромат грушевого мыла от его волос и кожи.

– Что думаешь? – прошептал Тит, глядя на нее черными глазами.

Иоланта завозилась со второй пуговицей на рубашке его пижамы.

– Ты их сам делаешь?

– Я все это украл у леди Каллисты прошлым летом. Хочешь еще?

Она положила на язык радужный почти прозрачный леденец, и на вкус оказавшийся мраморно-прохладным. Иоланта наконец расстегнула пуговицу и подушечкой пальца погладила кожу Тита.

Он с шумом втянул воздух и поцеловал ее так страстно, что голова закружилась, а в ушах зазвучали колокольные переливы.

– Открой глаза, – прошептал Тит.

Иоланта неохотно повиновалась и увидела, что они стоят под радугой. В воздухе все еще звенели колокольчики, все тише и тише, пока звук не исчез вместе с разноцветным мостом.

Тит и Иоланта прижимались друг к другу от плеч до колен. Он коснулся губами ее уха, отчего тело прошил электрический ток.

– Все еще считаешь, что розовые лепестки – дурацкая затея?

Иола взяла Тита за запястье и почувствовала, что его пульс частит, как и ее собственный.

– Вы, ваше высочество, просто собрание банальностей.

– Хм, я так понимаю, ты не хочешь, чтобы я устроил дождь из сердечек и кроликов?

– Разумеется, я не прочь полюбоваться на нечто столь нелепое!

Тит зарылся в шкаф и вытащил еще один шар.

– Delectatio amoris similis primo diei verno.

Радость любви подобна первому дню весны.

Шар раскрылся, и оттуда вырвались не сердечки с кроликами, а сотни сверкающих бабочек, которые теперь летали по лаборатории, садились на мензурки и на ручки ящиков стола, а потом поднимались, оставляя после себя светлое мерцание и едва различимый аромат луговых цветов, напоенных ярким солнцем.

Иоланта усмехнулась, понимая всю абсурдность столь сентиментальной картины и неприкрытую, невозмутимую искренность подарка. А потом рассмеялась, чувствуя, как на глаза опять наворачиваются слезы, и взяла лицо Тита в ладони:

– У тебя не вышел дождь из сердечек и кроликов.

– В следующий раз, – прошептал он. – Можно я останусь сегодня с тобой?

Сердце перевернулось.

– Мне казалось, ты никогда не попросишь.

* * *

– Кстати, ваше высочество, вы солгали, – сказала Иоланта много позже, положив голову ему на плечо.

Тит взял ее за руку:

– Хм, какой ужас. И о чем же я солгал на сей раз?

– О том, что в одной из комнат маяка есть жильцы. Тут никого, кроме нас.

– Лучше и не придумаешь. – Он поцеловал тыльную сторону ее ладони. – Ты уверена, что на лужайке перед Консерваторией нет деревьев?

– Их не было, когда я там жила.

– Придется представить, что их посадили после твоего отъезда.

Иола повернулась к Титу и провела пальцами по его руке:

– А ты когда-нибудь бывал в Консерватории?

– Нет, лишь видел на картинках. Я вообще редко посещал Деламер. Большую часть детства провел в горах.

– И каково жить в горах?

– Там был мой дом. И долгое время я не сознавал, что не все живут в замках… и что не каждый замок стоит посреди горной гряды, способной перемещаться. Ты видела верхнюю террасу моего замка?

Впервые она попала туда в образе канарейки. Обычно после заклинания переоблачения у магов не остается воспоминаний о существовании в животной форме. Но Иоланта ничего не забыла, потому что они с Титом были связаны клятвой на крови.

– Да, я видела ее, когда ты шел по коридору с открытыми арками, что как раз вели на террасу. Там красивый сад.

– Несколько десятков саженей над уровнем замкового двора. Мы с матерью любили стоять у балюстрады и притворяться, будто сад парит в небесах, потому как горы за ним двигались. Маме нравился этот сад, и я часто находил ее сидящей в увитой виноградом беседке. На лозе распускались золотистые цветки, а мы плели из них венки и носили словно короны.

В учебных стансах Горнила каждый правящий принц – или принцесса – со времен Тита III имел собственную классную комнату. У Тита VII это был сад с лозами, что собирались сказочными узорами на стенах и сплетались в красивый полог над головой.

– Ты сделал свою классную комнату в Горниле похожей на любимое место матери на террасе.

– Точно. Мы провели там множество чудесных часов. – Он погладил Иоланту по волосам. – А у тебя был свой сад?