Текст книги "Незыблемые выси (ЛП)"
Автор книги: Шерри Томас
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)
– Жила-была Иоланта Сибурн, дитя двух бедных студентов. Появилась на свет до срока, из-за чего надолго задержалась в больнице. Целители рекомендовали как можно больше находиться рядом с ребенком, чтобы помочь ее развитию. Родителям пришлось вернуться к учебе – они жили на одну стипендию, поэтому не могли оставаться с дочерью. Они привлекли друзей, чтобы те приходили вместо них и держали ее на руках. Мой опекун часто приходил туда, проводя с ребенком по четыре-пять часов. Так он набрал требуемое количество часов физического контакта.
Фэрфакс сжала губы. Тит вдруг понял, что эту историю она сама очень любила слушать: верный опекун, преданный ей одной, с первых дней жизни. Однако получается, он держал на руках и какое-то другое дитя.
– Мне она все равно не нравится, – вздохнула Амара. – Но, полагаю, раз лучше решения нет, придется принять наименее ужасное.
Фэрфакс, наблюдавшая за опекуном, нахмурилась. Тит проследил за ее взглядом. Звуконепроницаемый круг защищал лишь тех, кто внутри, потому они все могли слышать, как Арамия оживленно болтает о леди Калисте, радуясь, что наконец нашла благодарного слушателя.
Хейвуд дождался, пока она остановится, и с извинением отошел.
– Кашкари, пожалуйста, составь компанию мисс Тиберий на минутку, – попросила Фэрфакс.
Кашкари немного растерялся, но тут же покинул круг. Они обновили заклинание, включив в него Хейвуда.
– Мои чары не работают, и я не могу понять почему, – сказал он. – Я готов поклясться, что держал ее на руках по крайней мере семьдесят два часа.
– Так и было, – подтвердила Фэрфакс. – Я своими глазами видела выписку из больницы королевы Гисперии.
– Но заклинание отказывается работать.
Она сжала ладонями виски.
– Что-то не сходится. Ладно, не важно. Учитель Хейвуд, можете ли вы вместо этого сделать вот что – дождаться, пока мы окажемся на лугу, а потом навести на нее грубое заклинание забвения?
Хейвуд скривился, но кивнул.
Фэрфакс развеяла звуконепроницаемый круг и отворила ставни на окне.
– Все, живо забирайтесь на ваши ковры-самолеты. Мы отправляемся.
* * *
Тит сел на ковер Иоланты. На него больно было смотреть – принц казался лишь тенью самого себя.
Он взял Иолу за руку, но та резко высвободилась и ускорилась, оставляя Черный Бастион позади.
– Мы вскоре умрем, – едва слышно сказал Тит. – Неужели ты действительно хочешь провести это время, злясь на меня?
– Да, – прошипела Иоланта. – Останусь упертой оптимисткой. Если пойму, что умираю, или что умираешь ты, тогда я тебя прощу. Но не минутой раньше, понял, ублюдок?
Она не называла его ублюдком с самого начала их знакомства.
– Я не буду извиняться, ты же знаешь. Мы все думали, что ты умрешь от жертвенной магии, и хотели избежать этого любой ценой.
– Разве я жду извинений? Нет. Но тебе придется очень постараться, чтобы объяснить свои варварские методы. Ты меня отравил! Ты что, с ума сошел?
– Да.
Иола опешила от его признания.
– Это не оправдание. Ты уже не раз сталкивался с проблемами. Тебе следовало мыслить трезво.
Долгое время он ничего не отвечал. Потом вздохнул:
– За методы прости. Я запаниковал. А когда я паникую, то способен думать лишь о себе. Не смог вынести мысли, что твой смертный час уже назначен. Прости.
Вот что на это ответить? Как можно держаться за гнев перед лицом чистого отчаяния?
Тит посильнее натянул капюшон мантии на ее голову – вокруг было холодно, словно на севере Шотландии, а ночной воздух казался еще свежее.
– Пожалуйста. У нас осталось так мало времени.
Они на головокружительной скорости мчались вперед, на последнюю встречу с судьбой.
– Когда мы в Горниле, – сказал Тит, – мы в изгибе пространства, очень похожем на лабораторию, и наше местонахождение нельзя определить. Но как только выйдем, окажемся в самой Атлантиде.
Чего осталось ждать недолго – вдалеке уже показались башни замка Спящей красавицы.
– И раз мы сразу попадем во вражеское окружение, у меня не будет другой возможности признаться, Фэрфакс… Я люблю тебя.
Однажды у них уже случилась ссора; Тит не хотел, чтобы они выказывали друг другу свои чувства, мол, любовь будет только мешать их задаче, сделает их слабыми и нерешительными.
Теперь же Иола задумалась, так ли уж он был неправ. Ранее ее вел гнев, а когда правит гнев, он правит в одиночку, вытесняя все прочие чувства.
Но теперь, когда Тит победил злость любовью, Иоланту охватил страх – страх потери, страх смерти, страх, что в итоге, после всех принесенных жертв, они потерпят неудачу.
Она ничего не ответила. Но, когда Тит снова взял ее за руку, не стала его отталкивать.
Глава 16
Лужайка перед замком Спящей красавицы выглядела вполне мирно: они пока провели в этой копии Горнила не так много времени, чтобы все пошло кувырком. И все же Кашкари и Амара, которым в предыдущей копии досталось больше всех, крепко сжимали свои палочки и все кружили и кружили, пока не сочли, что приземление безопасно.
– Ну хотя бы Небесной башни нет, – сказал Кашкари.
Фэрфакс и ее опекун, крепко взявшись за руки и склонив друг к другу головы, о чем-то переговаривались, но так тихо, что Титу не было слышно. Вероятно, обсуждали, как лучше избавиться от Арамии без серьезных телесных повреждений, и от созерцания их близости, очевидной привязанности и взаимного доверия сжималось сердце.
– Так где эта копия Горнила? – спросила Арамия.
Никто не ответил.
– Как только выйдем, мы ведь в Атлантиду попадем, так? – Ее голос дрогнул.
И опять никто не ответил.
– Фортуна, защити меня. – Она закусила губу. – Вы что, собираетесь меня тут оставить?
– Так будет лучше, – сказала Фэрфакс.
– Возможно, если бы вы направлялись куда-нибудь еще, но тут это будет ошибкой. Что вам известно об Атлантиде?
Фэрфакс глянула в сторону Тита. Они постарались изучить все, что могло оказаться важным для их целей – Тит в большей степени, потому как значительно дольше этим занимался. Одна проблема: даже имеющаяся информация часто оказывалась устаревшей.
Некогда Атлантида была бедной и почти себя разрушила, так что мало интересовала более процветающие и сильные магические королевства. Когда же ее судьба изменилась, она и сама отказалась от близких дипломатических связей с остальным миром. Без сомнения, желание Лиходея любой ценой сохранить свой секрет тоже сыграло роль: если остальной мир ничего не знает об Атлантиде, добраться до ее правителя намного сложнее.
Тит прочел все книги и статьи об Атлантиде, какие только смог раскопать, и изучил все старинные карты, составленные более предприимчивыми магами былых времен. Порой к нему также поступали отчеты Далберта, составленные в его фирменной ненавязчивой манере. Но и тот не мог сделать большего.
– Ага! – торжествующе произнесла Арамия. – Как я и думала, вы понимаете глубину собственного невежества. Однако моя мать всегда собирала сведения везде, где бывала, а людям нравилось доверять ей секреты.
Хейвуд вздрогнул. Фэрфакс сощурилась, глядя на Арамию, и та сглотнула. В пустыне Сахара Тит назвал Фэрфакс самой жуткой девушкой на свете. Очевидно, Арамия была с ним согласна.
Но она продолжила, может, только чуть менее самодовольно:
– Снаружи ночь. Вы знаете, что на Атлантиде уже десятки лет действует комендантский час?
– Конечно, – съязвила Амара. – Это все знают.
– Допустим. А знаете ли вы, что города Атлантиды по ночам ярко освещены?
Арамия огляделась. На сей раз никто не сказал, что она повторяет общеизвестные факты.
– Так вот, они освещены, – продолжила Арамия. – Нигде, кроме самых широких проспектов, по которым постоянно прогуливаются патрули, нет деревьев, только коротко стриженые кусты, в коих почти невозможно спрятаться. Даже архитектура препятствует любым противозаконным действиям: между зданиями нет узких проходов, где можно было бы укрыться от ночного патруля. И между домами, что выходят на разные улицы, нет общего садика, как иногда в Державе. Даже вместе с землей, поднятой из океана, годных под строительство участков в Атлантиде всегда не хватает, поэтому высотные и малоэтажные здания просто подпирают друг друга, не оставляя промежутков, а общественные сады разбивают на крыше, и там, опять же, лишь цветы и кусты, а деревьев нет, так что патрулям все видно.
Каждое сказанное ею слово неприятно поражало. Не то чтобы Тит рассчитывал на особые преимущества ночного вторжения: он тоже знал о давно введенных патрулях и понимал, что передвигаться по ночам, вероятно, сложно. Но Арамии доказала, сколь велика его неосведомленность об Атлантиде как о стране – они практически не смогут появиться в открытую, не выдав себя.
Если Фэрфакс и чувствовала то же самое, то внешне это никак не проявилось.
– Мало указать, что мы чего-то не знаем. Ты можешь предложить решение, которое нам поможет?
– Я, конечно, тоже никогда не бывала в Атлантиде. Но точно знаю, что сами атланты нашли кучу способов обойти комендантский час. Есть маги с законным поводом находится снаружи затемно: частные охранники, работники ночных смен или техники, которых вызывают для аварийного ремонта. И полагаю, расплачиваться услугами или откровенно давать деньги за проход ночью – вполне нормальная практика.
– Думаешь, если мы решимся на подкуп, о нас не доложат в ту же секунду? Разве большинство людей не договорилось бы о поздней прогулке заранее?
– Всегда есть те, кому не удается планировать наперед. Им, конечно, приходится платить больше. – Арамия оглядела всю компанию. – Эта копия Горнила в Люсидиасе? – Ответа она не получила, но полученной реакции ей, очевидно, было достаточно. – Моя мама знает о туннелях под городом. На въездах и выездах из города стоят пропускные пункты. Если сможем пробраться в туннели, то вообще не попадемся на глаза властям.
– Как нам попасть в туннели? – спросила Фэрфакс.
– Этого я не могу открыть, пока не выйдем из Горнила. Я на своей шкуре испытала, как опасно использовать его в качестве портала. – Арамия улыбнулась. – Может, уже поторопимся? Оставаться здесь дольше чревато.
Как только Тит покинул Горнило и ступил на землю Атлантиды, давно подавленные воспоминания всплыли в голове мгновенно и, к сожалению, отчетливо. Обычные поблекли и со временем исказились, но сдерживаемые всегда возникали совершенно ясно и в деталях.
Ему было тринадцать, шел его первый летний семестр в Итоне, и хмурый Тит плыл по Темзе. Он ненавидел греблю, ненавидел эту школу и ненавидел Англию – честно говоря, не было ни одной стороны в его жизни, к которой бы он не питал глубочайшей ненависти.
После двух миль вверх по течению, они повернули обратно к лодочной станции. Экипаж сидел спиной вперед, так что один лишь Тит смотрел на запад. Всю неделю до этого моросил дождь. Но вдруг облака разошлись, и на него снизошел солнечный свет такого насыщенного золотистого оттенка, что дыхание перехватило.
А затем один из трех других гребцов, мальчик по имени Сент-Джон, тоже живший в доме миссис Долиш и тоже повеселевший благодаря неожиданному потоку света, сказал:
– Скажи мне вот что: кто у Шекспира главный живодер?
Тит закатил глаза. Он считал немагов, с которыми был вынужден делить школу, полными идиотами – полными и непостижимыми идиотами.
– Кто? – спросил другой мальчик.
– Макбет! – закричал Сент-Джон. – Потому как свершил убийство зверское. Смекаешь? Убийство зверское.
Два других гребца застонали. Тит почти улыбался: он действительно понял шутку, и она показалась ему довольно тонкой.
И когда они вытянули лодку на берег и отправились назад к пансионам, вместо того, чтобы ощутить привычные горечь и раздражение, он почувствовал себя сильным и… почти счастливым.
Ощущение его поразило. Мысли пустились вскачь: может, учеба в немагическом мире не такое уж наказание, как он всегда считал. Здесь Тит был просто одним из мальчиков, без утомительного дворцового этикета и груза надежд своей страны. И если бы постарался, то, возможно, начал бы получать удовольствие от юности вдали от всего, что ненавидел, будучи правителем Державы.
И возможно, просто возможно, он мог бы даже забыть на несколько лет об обязанностях, наложенных на него матерью. Лиходей никуда не денется, а Тит хоть немного порадуется жизни. Куда спешить? Что плохого в том, чтобы не посвящать подготовке каждую свободную минуту?
От развернувшихся перспектив голова шла кругом. Тит мог бы веселиться. Завести друзей. Он даже точно знал, как сошелся бы с другими – тот воздушный шар, о котором рассказывала леди Уинтервейл, все еще хранился в каретном дворе Виндзорского замка. Для мальчиков из пансиона миссис Долиш он стал бы грандиозным открытием.
Волнение все нарастало. Тит никогда не думал, что у него может возникнуть столько идей для забав. Уже в пансионе, переодевшись и умывшись, он сел, чтобы еще помечтать об этой такой возможно прекрасной будущей жизни.
Тит механически постучал пальцем по обложке «Lexikon der Klassischen Altertumskunde» и превратил немецкий справочник обратно в то, чем он был на самом деле, в дневник своей матери. И, опять же по привычке, стал листать чистые страницы. Но мысли витали далеко: Тит уже придумывал, как заставить Уинтервейла почувствовать себя одним из них, хотя бедняга скорее со скалы прыгнет, чем полетит на воздушном шаре.
Случайно взгляд упал вниз, и Тит с изумлением обнаружил на страницах запись. Дневник был единственной реальной связью с матерью, и откровения в нем появлялись столь редко, что теперь сердце забилось быстрее.
«25 апреля 1021 державного года».
За день до ее смерти.
«Пока что самый худший день. Удар настолько страшный, что я вне себя от горя.
Мир охвачен огнем, все горит. Я как-то различаю фигуры, летающие в море дыма. Их настойчиво преследуют маги верхом на вивернах, у них ускорители чар.
Заклинания дальнего действия бывают смертельно опасны. Многие из них наносят смертельный ущерб. А ускорители чар есть лишь у самых лучших.
Я задерживаю дыхание. Само небо как будто объято пламенем. Мелькают заклинания. Один из убегающих магов падает.
– Нет! – Ночь пронзает крик. – Нет!
Упавший маг не ударяется о землю. Вместо этого некая сила прерывает его падение в двадцати футах от земли. С шумом опускается летучий ковер, и тот, кто им управляет, затаскивает к себе тело мага.
– Revivisce omnino! – хрипло кричит ездок. – Revivisce omnino!
Павший маг никак не реагирует. Он уже мертв.
Это могучее заклинание, но даже самые сильные оживляющие чары не способны вернуть из мира смерти.
– Не смей умирать! Не сейчас! Не смей, Тит!
Нет, только не мой Тит.
Потом я вижу его лицо, и это мой ребенок, он еще юноша – и вот, повержен.
А мир пылает.
Видение растворилось, но ущерб нанесен. Я уничтожена.
Еще только вчера я заставила Тит пообещать сделать все возможное, чтобы свергнуть Лиходея. Он дал клятву, мой серьезный ребенок, уже несущий на плечах груз всего мира.
И вот какую награду получил за это обещание – ужасно короткую жизнь и насильственную смерть.
Никогда еще я себя так не ненавидела.
Рядом со мной крепко спит сын. Я задержала его до поздней ночи, желая провести с ним как можно больше времени перед казнью. И он бодрился, пока его не свалила усталость.
Могла бы я? Могла бы утром, когда Тит проснется, велеть ему выбросить Атлантиду из головы и просто наслаждаться всеми преимуществами, которые дарует его положение?
Чуть не разбудила его, чтобы так и сделать. Но, положив руку на его плечо, продолжить не смогла. Невозможно встать на пути приоткрывшегося будущего, даже если ты сосуд Ангелов.
В эти дни дневник почти всегда под рукой, и после долгих сомнений я открыла его и теперь записываю видение, поместив сразу за двумя другими: как Тит крадется по библиотеке Цитадели, и как Алект с Калистой обсуждают смерть инквизитора. У меня нет ни малейшего представления, относятся ли эти видения к одной непрерывной линии будущего, но Тит в момент смерти был одет в тунику с капюшоном, очень похожую на ту, что была на нем в предыдущем видении.
Когда закончу запись, я возьму руку моего мальчика, положу себе на щеку и молча буду просить у него прощения, бесконечно. Это не возместит то, что я у него отняла, но больше я почти ничего не могу сделать.
Прости меня, сын мой.
Прости меня».
Тит едва мог понять слова матери – страница вся тряслась. А когда положил дневник на письменный стол и сжал все еще дрожащие руки в кулаки, оказалось, что он все равно не может разглядеть буквы, смазанные и искаженные застывшей в глазах влагой.
За несколько минут до казни мама сказала ему: «Не все будет потеряно», и Тит всегда успокаивал себя верой в то, что она нашла какое-то основание для покоя и умиротворения.
На самом деле принцесса шла на смерть, содрогаясь от мысли о его грядущем.
По лицу текли слезы. Тит уже был юношей. Сколько времени у него осталось? Сколько? Достаточно, чтобы завершить то великое дело, которое она ему поручила? По ту сторону, когда они снова встретятся, Тит хотел бы утешить маму, сказать, что жизнь все-таки не оказалась до жути короткой, ведь путь того, кому удалось свергнуть Лиходея, определенно не назовешь напрасным.
Но пока что он даже не нашел великого мага стихий. И нельзя было предсказать, сколько еще времени это займет. Тит спрятал лицо в ладонях. Ему следовало бы подготовиться много лучше.
Много, много лучше.
Где-то за дверью раздался взрыв смеха. Младшие мальчишки болтали в коридоре, затевая что-то веселое. Ощущая шип в сердце, Тит вспомнил свой краткий миг «почти что счастья», шанса на нормальную жизнь.
Больше об этом речи не шло – никаких новых друзей или легендарных прогулок на воздушном шаре. Только работа. А потом, после, еще работа.
Он вытащил палочку, указал ею на последнюю страницу с описанием видения и пометил символом черепа. Затем направил палочку на свой висок.
Тит колебался.
Он солгал самому себе. Подавление воспоминаний помогло не стереть конкретные детали, а лишь не вспоминать глубину материнского горя – и не вспоминать тот момент «мыльного пузыря в солнечном свете», миг, когда жизнь могла повернуть в совершенно другое русло.
Кто-то сжал его руки – Фэрфакс.
– Ты в порядке?
Он кивнул.
Казалось, больше никто его не замечает. Все усердно – и осторожно – осматривали новое место. Тит рассчитывал, что они окажутся в глубине библиотеки, размещенной в таком огромном дворце, что его постройка опустошила королевскую казну и привела к падению последнего правителя Атлантиды.
А вот чего он не ожидал – тесного захламленного кабинета, где все горизонтальные поверхности занимали книги. Свет, проникавший сквозь щель между занавесями, падал на тарелки с крошками от торта и хлебными корочками, чашки с засохшими чаинками и кучу тапок и носков под большим письменным столом у окна.
Фэрфакс коснулась ладонью его лица:
– Уверен, что в порядке?
Тит тряхнул головой. На это его храбрости хватило – но не более.
– Со мной ты будешь в безопасности, – сказала она.
Сердце подпрыгнуло.
– Ты меня простила?
– Ты переоцениваешь мое великодушие. Я еще не закончила с наказанием – так что в ближайшее время ты не умрешь.
Уголки его губ слегка приподнялись. Фэрфакс погладила его по щеке подушечкой большого пальца.
– Помни об этом.
Кашкари первым озвучил очевидное:
– Не думаю, что мы в большой библиотеке Роялиса – во всяком случае, не в книгохранилище.
– Это там мы должны были оказаться? – несколько визгливо спросила Арамия. – Если так, может, мы в кабинете библиотекаря?
Хейвуд, который пристально смотрел сквозь занавески наружу, ответил:
– Не похоже, разве что библиотека Роялиса находится на обычной жилой улице. Мы, кстати, на пару этажей выше земли.
Тит глянул в окно сам. Улица сияла огнями, будто там развернулось какое-то вечернее торжество, вот только везде царила оглушительная пустота. Тротуар обрамляли идеально круглые кусты, подстриженные так, чтобы не превышать в диаметре одного аршина. Жилые дома напротив были на несколько этажей ниже, с чистыми фасадами, и стояли вплотную друг к другу. Общественный сад на крыше казался довольно симпатичным даже в резком освещении, и тоже без укромных уголков или ниш, где смог бы спрятаться хотя бы ребенок, не говоря уже о взрослом маге.
Затем Тит осознал, что здания напротив не меньше – просто стоят ниже по склону. Впереди открывался четкий вид до самой береговой линии и моря за ней. Водоворот Атлантиды находился в семидесяти верстах от берега – слишком далеко, чтобы разглядеть, но Люсидиас сам по себе оказался достаточно удивительным местом. Огромная столица на очень узкой полоске пригодной земли. Город, почти новый и идеально упорядоченный на вид.
В Деламере существовало несколько районов, которые никогда не засыпали – в лучшем случае затихали на час или около того перед рассветом. Один из таких – побережье возле гавани. Однако схожий район в Люсидиасе был пуст как школьный класс в каникулы.
Стоило ли удивляться, что он тоже сиял как сцена уличного театра? Где же источник света? Тит глянул вверх, и волосы на затылке встали дыбом. Что-то висело высоко над берегом, что-то огромное. Парящая в небе крепость размером почти с Цитадель, из брюха которой струился свет.
В другом конце комнаты Кашкари чуть приоткрыл дверь и выглянул наружу:
– Похоже на что-то вроде квартиры.
Тит хотел подойти к Фэрфакс и предупредить о летающей крепости, но она вдруг зашипела:
– Тс-с-с.
Кашкари тут же прикрыл дверь. Тит, склонив голову, прислушался. Где-то в квартире скрипнула кровать. Раздались шаги, затем звук опускаемого стульчака в туалете. Опять шаркающие шаги, и, похоже, довольно тяжелое тело опустилось на матрац, отчего кровать чуть охнула.
Тит выдохнул.
– Взгляните, – прошептала Арамия, хоть они и очертили звуконепроницаемый круг.
Она вывернула наизнанку пальто, что висело на двери. На подкладке был пришит ярлык: «Нашедшего прошу вернуть профессору Пелиасу Пелиону, Безмятежный бульвар, д. 25, Университетский район, Люсидиас».
– Думаю, я поняла, что случилось, – продолжила Арамия. – Книга была в библиотеке. Но даже книги из главной библиотеки Роялиса выдают читателям, особенно наделенным правами научных работников. Профессор Пелион взял Горнило, вот поэтому мы и у него дома.
Вот и проблема. В библиотеке они, вероятно, могли тихо выждать до утра и потом попытаться выйти, не нарушая комендантского часа. Но в частной квартире с человеком, страдающим бессонницей…
– А как насчет возможности, о которой упомянула мисс Тиберий? – напомнил Хейвуд. – Подкупить того, кто работает в ночную смену?
Кашкари нахмурился:
– Где мы его найдем?
– Разве в таком здании его не должно быть? – спросил Хейвуд. – Хотя бы чтобы убедиться, что никто не ускользнет во время комендантского часа?
– Могу спуститься посмотреть, – сказал Кашкари.
Фэрфакс подняла руку. Тит тоже услышал: кто-то на что-то наткнулся. Звук шел из другого конца квартиры, противоположного профессорской спальне.
Осторожному магу не составляло труда заставить дверь или пол не скрипеть, но случайные движения все же издавали звуки.
Был ли то профессорский сын-подросток, крадущийся домой после веселой ночки? Или, может, слуга? Или это слишком оптимистичные надежды? А если Лиходей каким-то образом выяснил точное место, где захватить тех, кто пришел его сразить?
Они заняли место по обе стороны двери. Снаружи завывал ветер. В спальне кашлял профессор, разрывая ночную тишину оглушительными звуками.
Открылась дверь – плавно, бесшумно. Низкорослая фигура в маске на корточках прокралась внутрь, прикрыла дверь и рухнула рядом.
Кашкари подскочил, схватил незваного гостя и положил на ковер перед профессорским письменным столом. Тит выглянул в коридор убедиться, что больше никто не идет.
Затем снова прикрыл дверь и кивнул Кашкари. Тот снял с лица незнакомца маску.
Тит, Кашкари и Фэрфакс одновременно выдохнули.
Миссис Хэнкок.
Глава 17
Кашкари использовал достаточно слабое заклятие, так что снять его с миссис Хэнкок удалось быстро.
Поначалу она со страхом воззрилась на людей вокруг, но несколько успокоилась, когда различила лица близстоящих, и прошептала:
– Вы уже здесь.
– Простите, что обездвижил вас, – сказал Кашкари столь же тихим голосом.
Профессор в спальне снова закашлял.
– Возвращайтесь в книгу, – велела миссис Хэнкок. – Позвольте мне отнести вас к себе. Там будет менее опасно.
Тит колебался. Если она сейчас работает на Атлантиду, они обречены. Но тут он припомнил: миссис Хэнкок клялась на крови, что не навредит ни ему, ни Фэрфакс.
– Хорошо, дайте только я ее закрою и переоткрою, чтобы внутри стало безопаснее.
Он вышел из Горнила с брошью, подобранной на инкрустированном слоновой костью сундуке Хельгиры. Когда Горнило использовали в качестве портала, и что-то оттуда выносилось, книга «не закрывалась», и можно было быстро вернуться. Однако внутри опасность возрастала, если книгу оставляли открытой слишком надолго.
– Я иду с тобой, – сказала Фэрфакс.
Они вернулись в Горнило с палочками наизготовку. Никакого дождя мечей и копий на них не обрушилось, но из леса к западу от лужайки выползали и крались к замку Спящей красавицы странные создания.
При виде банды людоедов Тит быстро бросил брошь на землю и, не выпуская руки Фэрфакс, произнес:
– И жили они долго и счастливо.
Три минуты спустя вся компания, побывавшая в Атлантиде, вновь собралась на лужайке, которая на какое-то время стала мирной.
– Что могло привлечь сюда так много персонажей из такого количества сказок? – спросила Фэрфакс.
Тит уже устанавливал защитный периметр.
– Может, история Спящей красавицы? Мама рассказывала, что какой-то принц или принцесса добавили описание несметных богатств, спрятанных в замке. Но маме не понравилось, что вокруг него стало бродить так много народу – сокровища оказались явно более привлекательной наживкой, чем сама Спящая красавица, – так что она выдрала страницы с этой припиской из своей копии Горнила, которая потом стала моей. В копии Цитадели я охотников за богатством не заметил, но там замок охраняет призрак бегемота, что, как по мне, способно отпугнуть тех, кем движут только жадность и корысть.
Фэрфакс посмотрела на него, сощурив глаза.
Тит вдруг вспомнил, как когда-то не дал ей посмотреть на Спящую красавицу в своей копии книги. Еще до того, как они начали полностью доверять друг другу, он подарил Спящей красавице внешность Фэрфакс и не хотел, чтобы та узнала или догадалась, почему он не позволил ей подняться на башню замка, где Спящая красавица должна проспать свой срок.
– Когда доберемся до дома миссис Хэнкок, – объявил Тит, – я посмотрю текст сказки и выясню, могу ли вернуть все назад.
Фэрфакс сорвала травинку с заросшего по колено луга.
– Может, и не надо.
– Почему нет? – удивился ее опекун.
– Это могло бы оказаться преимуществом, когда будем возвращаться: те из нас, кто все еще останется в живых, будут знать, с чем столкнутся, а Атлантида – вряд ли.
Тит предполагал, что за исключением Фэрфакс и его самого, больше смерть никому не предсказывали. Это мало что значило, если говорить об их шансах на выживание в целом. Но отказывать ей не хотелось – им осталось так мало времени.
– Тогда оставлю как есть.
– Надеюсь, некоторые из вас доживут до того, чтобы воспользоваться этим преимуществом, – обратилась Фэрфакс к остальным.
Хейвуд моргнул. Кашкари выглядел мрачным, Арамия – испуганной.
И только Амара, кажется, пребывал в состоянии безмятежной уверенности.
– Спасибо, мисс Сибурн, – кивнула она. – Именно так я и рассчитываю поступить.
Миссис Хэнкок жила на улице слепленных вместе двухэтажных домиков. С одинаковыми фасадами, одной высоты, они прятались под общей крышей, опоясанной низкими декоративными перилами.
Парящей крепости из окошка миссис Хэнкок было не видно. Тит постарался описать ее своим спутникам как можно подробнее, пока они переправлялись через Горнило. Но тут, пока не увидишь собственными глазами, не поверишь.
Он вернул ставни на место и сдвинул занавески:
– Теперь можно зажечь настенные лампы.
Мягкий свет абрикосового оттенка озарил интерьер чем-то похожий на гостиную миссис Хэнкок в доме миссис Долиш. Пансион пестрел набивными мебельными ситцами с цветами и птицами и вышивками с бутонами, но гостиная миссис Хэнкок всегда была пустой почти до аскетизма. И пусть в ее английском жилище ручки ящиков украшали стилизованные водовороты, символ Атлантиды, здесь подобных патриотических украшений не имелось.
– Как вы? – спросила Фэрфакс, тепло обнимая миссис Хэнкок. – Мы гадали, что же с вами сталось.
– Я думал, вы убежали и спрятались где-то в Англии, – сказал Кашкари.
Тит бы поставил на Лондон, на какой-нибудь из густонаселенных районов, где появление женщины средних лет в мешковатом коричневом платье никогда бы не заметили.
– Садитесь, пожалуйста.
Миссис Хэнкок расставила несколько тарелок с незнакомыми закусками.
– Я подумывала об этом. Поначалу, когда дом миссис Долиш заполонили агенты Атлантиды, мне все время приходилось сдерживать желание исчезнуть и раствориться среди англичан. Затем я пришла в себя. Если бы начальство что-то заподозрило, меня бы уже арестовали. Этого не случилось, и тогда я решила по максимуму воспользоваться преимуществом своего положения. Я все сделала, чтобы продемонстрировать желание помочь соотечественникам. Бедный Купер был полностью обескуражен тем, что я крайне вежливо и даже подобострастно вела себя с людьми, которые утаскивали вещи из ваших комнат. Это оказалось больнее, чем я думала – утратить доброе мнение Купера. Но отступить от долга я не могла. Чего я не ждала, так это что меня сразу же отзовут в Атлантиду для допроса. Я согласилась, хотя потом снова чуть не сбежала. В конце концов, сказала я себе, это счастливый случай: если мне суждено помочь свергнуть Лиходея, то не из какой-то дыры в лондонских трущобах. Так что я вернулась. Этот дом я купила незадолго до того, как меня послали в Итонский колледж, и заглядывала сюда дважды в год, чтобы не выделяться – наше начальство подозрительно относится к людям, которые явственно рвут связи с Атлантидой. Я плачу за содержание дома и сада в хорошем состоянии, приглашаю соседей на ужин и рассказываю им, как жду не дождусь пенсии. Я с легкостью согласилась на допрос – разумеется, с применением сыворотки правды. Но вот чего дознаватели не ведали, так это что, прежде чем выйти из дома, я приняла антиправдивую сыворотку.
– Что? – воскликнул Тит. – Антиправдивая сыворотка существует?
Миссис Хэнкок со вздохом кивнула:
– Одна из тех вещей, которые не давали покоя Икару Халкедону.
Икар Халкедон при жизни был личным оракулом Лиходея и давал ответы на его самые животрепещущие вопросы.
– Я уже рассказывала, что Лиходей часто спрашивал о тех, кто в будущем может представлять угрозу его власти. В одном из ответов Икар назвал имя – Лайджиа Эос. Миссис Эос была обеспокоена привычкой Лиходея регулярно допрашивать с применением сыворотки правды высшее руководство, в том числе ее мужа. И как только мистер Эос засомневался в системе, она поняла, что он обречен, если она ничего не предпримет. Этим чем-то оказалось изобретение антиправдивой сыворотки, при приеме которой сыворотка правды не действовала. Тем самым миссис Эос обеспечила безопасность тем, кто не был полностью согласен с Лиходеем. Вернее, обеспечила бы, если бы сумела синтезировать антидот, как хотела. Однако, как оказалось, агенты много месяцев внимательно за ней следили. Когда ей в конце концов удалось сделать партию сыворотки, все конфисковали и ее арестовали. Больше миссис Эос никто не видел. Но сразу ее творение не уничтожили. Вместо этого оно превратилось в тщательно охраняемое сокровище во дворце главнокомандующего. Лиходей подумывал о возможности давать его военным командирам накануне кампаний, чтобы они не могли выдать никаких военных секретов, даже если попадутся врагу. Мне неизвестно, претворил ли он свои планы в жизнь, но Икар под предлогом осмотра дворца смог украсть немного антидота, на случай если мне когда-нибудь понадобиться солгать под воздействием сыворотки правды. На самом деле мой допрос прошел относительно обыденно. Дознавательницу эту я никогда прежде не встречала – она занимала много более высокий пост, чем те, кого я считала своим начальством. Она пребывала в некотором раздражении от того, что я умудрилась не раскрыть заговор против Лиходея, живя так долго под одной крышей с заговорщиками. Я же поведала, что по всем свидетельствам правитель Державы посещал все занятия и спортивные мероприятия, в точности как прочие мальчики. Вовремя приходил к трапезе и присутствовал на всех проверках. И хотя не выказывал особого дружелюбия и стремления помочь, но и никаких хлопот не доставлял, насколько можно было судить. К счастью, в этом отношении я могла прикрыться промахом самого Лиходея: он прожил в пансионе несколько недель и не понял, что тот, кого он ищет, за несколько дверей от него. Конечно, я не сказала ничего подобного вслух, но то, что он этого не почувствовал, во многом избавляло от ответственности меня, простую женщину, чья способность наблюдать несопоставима с его. Когда все закончилось, меня не обвинили ни в чем, кроме некомпетентности, и отпустили, объявив о моей временной отставке. Я вознесла благодарственную молитву в ближайшем соборе, а затем, как в старые времена, направилась в библиотеку Роялиса и села в саду.
