Текст книги "Вечер медведя (ЛП)"
Автор книги: Шериз Синклер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)
Глава 5
Колд-Крик, территория Северных Каскадов.
Усевшись на складной стул подальше от целителя, Бен внимательно осмотрел свою неполноценную гостевую комнату. Он достаточно хорошо справился с предварительной отделкой. Двуспальная кровать размера кинг-сайз была вполне подходящей. Восточный ковер на деревянном полу был украшен ромбовидным узором того же серо-голубого цвета, что и стены. Кремовая отделка и лепнина были четкими и чистыми. Шторы были выдержаны в традиционном викторианском стиле в коричневых, кремовых и голубых тонах.
Однако он предоставил только самое необходимое. На его взгляд, комната выглядела суровой и неприветливой, не слишком подходящей для медового цвета женщины в постели. Может, попросить Энджи принести кое-какие вещи. Составляя мысленный список, Бен наблюдал, как целитель молча начал осматривать женщину.
Как раз вовремя.
Еще до прихода целителя появилась Энджи, хозяйка закусочной. Козантир попросил ее быстро вымыть Эмму в постели. Когда все было сделано, симпатичная медведица была бледной и дрожала, но поблагодарила Энджи с искренней признательностью.
– Хм-хм. – Лекарь издал недовольный звук, привлекая внимание Бена к кровати. – Ты, медведица, так же обезвожена, как Сахара в полдень.
Эмма моргнула.
Бен внимательно посмотрел на нее. Почему она казалась удивленной каждый раз, когда кто-то заговаривал с ней?
– Недоедание и недовес.
Бен довольствовался грубыми комментариями Донала. Непостижимые целители были занозой в хвосте. Обо всем, что Донал узнавал, он делился со своей пациенткой, а в случае Эммы, согласно приказу Козантира, также и с Беном.
Донал откинул простыню в сторону и провел пальцами по правой руке медведицы, к двум ее опухшим и красным пальцам.
– Два пальца расквашены.
Ее прелестные губки изогнулись вверх.
– А что, «расквашены» новая медицинская терминология?
Донал впервые улыбнулся. Свет от изящной кованой люстры освещал шрам в форме полумесяца на его правой скуле – знак Матери, обозначающий целителя. Хорошо, что Донал предпочитал джинсы, ботинки и фланелевые рубашки более консервативной одежде целителя.
– Зачем путать моих пациентов чепухой? Держу пари, что ты поняла диагноз, когда впервые попыталась пошевелить пальцами.
Ее губы печально скривились.
– Ох, так и было.
Бен наблюдал, как на ее лице появляются разные выражения: боль, веселье, благодарность. Удивительная. Он видел молодых женщин, когда им было больно. Они требовали внимания и огрызались на любого, кто пытался им помочь. Но только не эта. Клянусь Охотником, она была в полном беспорядке, худая и бледная, но мягкость ее характера проступала так ясно, что он мог видеть только красоту.
Пока Донал продолжал осмотр, ворча по поводу различных шрамов и царапин, Бен отвел взгляд. Большинство оборотней не стеснялись своего тела, но у хорошенькой самки не было выбора в отношении присутствия Бена. Поскольку оборотни иногда теряли контроль и трансформировались от боли, Козантир приказал ему остаться с ней во время обследования.
Задохнувшись от боли, Бен обернулся.
Простыня прикрывала туловище самки, но не ее ноги. После удаления грязи рана выглядела еще хуже. Красные линии тянулись вверх, к ее бедру. Белая кость торчала из рассеченного участка – и Энджи даже не попыталась убрать въевшуюся грязь и обломки листьев.
– Как давно это случилось? – Пальцы Донала зависли над раной, пока он оценивал повреждения.
– Я… я потеряла счет дням. – Она прикусила нижнюю губу. – Это было последнее лунное затмение, когда бы оно ни было.
Выражение лица Донала стало мрачным.
Лунное затмение? Когда холодок пробежал по его спине и напряг мышцы, Бен поднялся.
Эмма испуганно уставилась на него.
– Дорогая… – Бен смягчил свой голос. – Ты так и не сказала мне, что тебя укусило.
– Адский пес. – Она заметно вздрогнула. – Я знаю все старые легенды, но почему-то мне казалось, что это миф. Но это не так. Это… существо… было именно таким ужасным, как рассказывают истории.
Донал хмыкнул.
– Неудивительно, что здесь так много повреждений.
– Клянусь рогами Херне, как ты выжила? – Эта маленькая самка пережила адского пса? Смерть была бы наименьшим злом из того, что могло сделать это существо, будь у него такая возможность. Пытки, изнасилования…
Донал бросил на него предостерегающий взгляд, прежде чем сказать Эмме:
– Мне нужно очистить рану, прежде чем я смогу исцелить ее. Крем, который я использовал, немного заглушит боль, но все равно будет чертовски больно.
Она вся напряглась.
– Ладно.
Побывав в качестве пациента целителя не единожды, Бен понимал, что даже этому храброму медвежонку будет трудно удержаться на месте. Он придвинул свой стул к противоположной стороне кровати от целителя, оперся предплечьем на левую ногу Эммы и сжал ее правое колено над раной. Его левая рука была свободна, чтобы удержать все остальное.
Она посмотрела на его приготовления и с трудом сглотнула.
– Теперь расслабься. – Бен похлопал ее по бедру. – Пока Донал будет тыкать в тебя пальцами, почему бы тебе не рассказать нам всю историю целиком?
Донал наполнил огромный шприц стерильным физраствором и постелил на кровать кучу полотенец. Затем он начал впрыскивать жидкость в зияющую плоть, чтобы смыть песок.
Бен поморщился. На фоне разорванных тканей мощная струя, вероятно, ощущалась как нападение с помощью пожарного шланга, поливающего кипящей водой.
Руки Эммы сжались в кулаки. Она вздрогнула и разжала свои сломанные пальцы.
– Расскажи, медвежонок. – Бен выдержал ее пристальный взгляд. – Что случилось той ночью?
– Я… я услышала крики из человеческого лагеря. Там были дети, и я… – Она заскулила от боли, когда Донал пинцетом извлекал из нее неподатливые обломки.
– Человеческий палаточный лагерь? Ты отправилась спасать людей? – Это не то, как поступило бы большинство оборотней, если только люди не были их друзьями.
– Там были дети. При других обстоятельствах я могла бы убежать. Но адская гончая погналась за детенышами, и я на неё напала.
– В медвежьей форме? – спросил Донал, не поднимая головы.
Она кивнула.
– Мои когти даже не проникли внутрь. Это…
– Броня. – Бен уверен, что царапал своими когтями достаточное количество гребанных демонов, чтобы понять, что она, должно быть, чувствовала. – Пуленепробиваемая, ноженепробиваемая, когтенепробиваемая.
– Да. Очень. Я ударила достаточно сильно, чтобы отвлечь его внимание от детей, но он… укусил меня. – Она указала на свою ногу.
– Большинство оборотней, столкнувшихся с адским псом, умирают в считанные секунды.
Комментарий Бена вызвал недовольный взгляд Донала. Хорошо. Он не был чертовым дипломатом.
Хорошенькая медведица даже фыркнула от смеха – а потом ахнула, когда пинцет Донала вонзился еще глубже.
Бен придавил ее ногу, чтобы она не двигалась, и взял ее здоровую руку своей свободной рукой.
– Сожми, женщина. – У нее была хорошая сильная хватка. – И как же тебе удалось сбежать?
– Я пыталась высвободиться, но ничего не вышло. Только когда я ткнула его когтем в глаз.
– Клянусь Богом, ты отлично справилась. Я очень впечатлен. – Один на один, даже кахир редко выживал против адского пса. – Он убежал?
Она кивнула.
– Но травмы уже были нанесены.
– Я собираюсь исправить этот непорядок, – быстро сказал Донал. – Но у тебя останется шрам. И хотя я могу поставить кости на место и начать исцеление, тебе понадобится время, чтобы восстановить силы. Понадобится время, чтобы можно было снова вставать на ногу.
– Что?
Донал не обратил на нее внимания и продолжил.
– Я надену тебе бандаж. Потом, когда я скажу тебе, что все в порядке, ты сможешь ходить с тростью. И как только исцеление будет завершено, ты даже хромать не будешь.
Ее лицо стало еще бледнее.
– Но у меня нет… как… то есть я не могу здесь оставаться.
– Даже не думай спорить. – Он взглянул на Бена. – Я хочу, чтобы ты взял ее за колено одной рукой и потянул за лодыжку. Медленно и прямо, пока я не скажу «стоп».
Стоя в ногах кровати, Бен обхватил левой рукой ее бедро, а правой обхватил лодыжку. Он медленно потянул ее, благодарный за дополнительную силу, данную кахиру.
Когда Донал положил руки по обе стороны от ее раны, используя свою силу, чтобы ослабить ее скованные мышцы, Бен продолжил растягивание. Выступающая часть кости скользнула под кожу.
– Подожди, Бен, – пробормотал Донал. – Его пальцы прошлись по внешней стороне ее ноги, выравнивая кости, прежде чем он погрузился в рану.
Эмма резко вскрикнула и дернулась, но Бен не позволил ноге шевельнуться. Через секунду она снова взяла себя в руки и замерла совершенно неподвижно. По ее бледному лицу текли слезы. Храбрая самка.
– Полегче, медленнее, – приказал Донал, и Бен подчинился.
Донал положил одну руку на эту область, закрыв глаза.
– Да, осколки находятся в нужных местах. – Он наклонил голову, положив руки по обе стороны раны, и плоть начала заполняться. Закрываясь.
Через несколько минут Донал поднял голову. Лицо его было мокрым от пота, а серебристые глаза утратили свой блеск.
– Теперь ты можешь отпустить, кахир.
С явным неудовольствием целитель изучал хрупкую розовую ткань, покрывающую это место. Бен знал, что останутся шрамы.
– Я мог бы сделать это лучше, если бы увидел тебя сразу же, – пробормотал Донал.
Эмма посмотрела на него и отвернулась.
Почему у нее не было никого, кто мог ей помочь?
– Не обращай внимания на Донала, Эмма. Он может быть сварливее, чем изголодавшийся после зимы барсук. – Бен подмигнул. Он подтолкнул лекаря вниз, на пустой стул. – Сиди. Я схожу за бандажом для ног, который ты принес.
Когда Донал опустился в кресло, Бен с благодарностью покинул комнату, желая успокоить нервы. При виде женщины, страдающей от боли, ему захотелось впасть в неистовство гризли.
Она вела себя гораздо лучше, чем он. Клянусь Богом, она была храброй.
Но также была и загадкой. Почему она была одна в лесу? Почему никто не сообщил о ее исчезновении? Где же ее соплеменники?
Он потер шею и побежал вниз по лестнице. Хорошо, что она на какое-то время останется, и он постарается все разузнать о ней.
Глава 6
На полпути в ванную – а там было зеркало – Эмма оперлась на спинку крепкого деревянного стула, снова толкнула его вперед и прыгнула на одной ноге. Каждый глухой удар, казалось, эхом разносился по дому.
Она остановилась и прислушалась. Только тишина достигла ее слуха.
Полчаса назад Бен проверил, есть ли у нее еда и вода, и убедился, что отвратительный комод стоит рядом с кроватью. Он ушел за продуктами, но слишком скоро вернется домой. Это был ее единственный шанс.
О, богиня, как ей больно. Каждый прыжок сотрясал ее ногу так сильно, что ее стиснутые зубы, вероятно, вот-вот сломаются.
Но так было даже лучше. Действительно. Сегодня ее нога только пульсировала, как будто карлик колотил по ране гигантским молотом. Неудобно, да, но гораздо более терпимее, чем когда ее воображаемый мучитель использовал нож.
Она вздохнула. Неужели боль не может прекратиться? Хотя бы ненадолго, чтобы она могла отдохнуть?
Перелом. Очень мило, Эмма.
Она закатила глаза к потолку. Когда-то она любила играть словами. Но только в одиночестве. Ее мать считала, что ребенок должен молчать. Очень, очень тихо. Более того, когда ей было позволено говорить, ее манеры должны были быть безупречными. Она слегка улыбнулась. Обучение ее матери было достаточно эффективным, чтобы мастер-бард дразнил Эмму за то, что она слишком застенчива и сдержанна. Эти черты не были присущи бардам. Теперь же она настолько отвыкла находиться среди людей, что говорить вслух вообще было трудно.
Но она, определенно, не забыла, как даонаин должен был обращаться с изгнанным оборотнем. Никто не должен был даже замечать ее присутствия, не говоря уже о том, чтобы говорить с ней, но они это делали.
И, о, это было чудесно – слышать других оборотней, вдыхать их запахи, разговаривать с ними. Она поймала себя на том, что тихонько напевает какие-то песенки. Еще… ни один из них не заметил ее покрытое шрамами лицо или даже как-то странно посмотрел на нее. Она тоже ничего не сказала.
Что, если они вдруг поймут, что она была изгнана? Что, если они вышвырнут ее прежде, чем она снова сможет ходить? Почему они не заметили шрамов изгнанницы? Длинные черные шрамы на ее подбородке едва ли могли остаться незамеченными, не так ли? В конце концов, она их чувствовала.
Ей нужно было увидеть их.
Она прикинула расстояние до ванной комнаты. Приблизительно семь мучительно болезненных прыжков. Она могла это сделать; она должна была знать.
Один прыжок. Эмма стиснула зубы.
Бен будет злиться, если увидит, что она встала с постели. Он был так обеспокоен. Никто никогда не обращался с ней так, как он, словно она была важной персоной. Когда ей было больно, он читал ей, чтобы отвлечь от боли. Он приносил ей лакомства, чтобы утолить ее аппетит. Клянусь Матерью, он принес ей шоколадное мороженое. Одно только воспоминание заставило ее улыбнуться.
Хотя он выглядел расстроенным тем, как она уклонилась от его вопросов о своем прошлом, он не зарычал. Однако у нее было такое чувство, что он не сдался.
Еще один прыжок.
Козантир не вернулся, чтобы расспросить ее. Бен сказал, что он ушел в горы, на территорию Деревни Старейшин, и вернется только через пару дней. Отсрочка.
Еще один прыжок.
Другой.
Несколько минут спустя она облокотилась на раковину, жадно глотая воздух и стараясь не блевать. Сильнейшая боль ревела в ее теле. Холодный пот струился по спине.
В конце концов, она вытерла слезы с лица и медленно вздохнула. Предвкушение и страх наполнили ее, когда она наклонилась вперед, чтобы посмотреть в зеркало.
Она моргнула.
Прошло уже три года с тех пор, как она в последний раз смотрела на свое отражение во… что угодно. Какой же изможденной она стала. Ее волнистые светлые волосы стали длиннее и почти достигали ягодиц. Ее лицо было ужасно бледным.
Хватит тянуть время. Ее ногти впились в эмаль раковины, когда она повернула голову и вздернула подбородок. Свет падал на ее щеку и подбородок, а также на тонкие белые шрамы от когтей кота-оборотня.
Белые. Она чувствовала себя так, словно врезалась в дерево и вышибла из себя весь воздух.
Шрамы не были черными. Но следы изгнания всегда были черными… если только… Мать не прощала оборотня и не стирала тьму.
Эмма провела пальцами по зажившим ранам. Когда же эти тонкие шрамы превратились из черных в белые? Они никогда не ощущались иначе от одного дня к другому. Это могло случиться в любой момент, потому что она никогда не смотрела, даже когда купалась в озере. Если бы она увидела, как чернота суждений Козантира пятнает ее кожу, то впала бы в депрессию, от которой никогда бы не оправилась.
Интересно, и сколько времени прошло с тех пор, как ее простили? Год, два?
Глядя в зеркало, она провела пальцами по тонким шрамам. Она прощена. Больше не изгнанная.
Медленно, затем быстрее, возбуждение наполнило ее, как весенний паводок, смывая все начисто перед собой. Она не могла перестать трогать шрамы. Прекрасные белые-пребелые шрамы.
Видела ли она когда-нибудь оборотня, вернувшегося из изгнания? Она не могла вспомнить. Разве зажившие шрамы от изгнания выглядят иначе? Может, никто и не узнает, что она была изгнана.
Может, она снова сможет жить с собственным народом.
Надежда наполнила ее сердце такой болью, что ей пришлось обхватить себя руками, чтобы удержать.
Может ли она остаться здесь, в Колд-Крик? Найти себе какое-нибудь занятие? Может быть… может быть, даже петь?
– Какого черта ты встала с постели? – Глубокий бас Бена заполнил ванную комнату, когда он остановился в дверях.
Отпрыгнув от зеркала, Эмма споткнулась и стала заваливаться.
Он обхватил сильными руками ее талию и легко поймал. Его хихиканье превратилось в низкий рокот, когда он сказал:
– Я не хотел тебя пугать. – Без малейших признаков напряжения он подхватил ее на руки и отнес в постель.
– Эм, благодарю тебя.
– Без проблем… Только не повторяй, или Донал откусит мне голову.
– Договорились. – Когда он укрыл ее одеялом, она огляделась. – Я когда-нибудь упоминала, как прекрасна твоя комната?
Его взгляд скользнул по мебели.
– Мне очень жаль, что у меня не было времени сделать что-то получше. Но тебе повезло. Кроме моей спальни и этой, остальная часть верхнего этажа все еще ремонтируется. Еще две недели назад ты бы лежала на полу, вместо кровати.
– Со мной все было бы в порядке. – Она рассмеялась. – Полы здесь мягче, чем в пещерах.
Он замер с удивлением на лице, и она поняла, что никогда не смеялась. Она была так обеспокоена реакцией людей, ожидая, что кто-то скажет ей уйти, что не могла расслабиться.
Но ее шрамы были белыми. Здесь, так далеко от территории Маунт-Худ, ее никто не знал. Никто не знал, что она была изгнана.
С прощением Матери или нет, она не заслуживала того, чтобы жить среди клана, и не должна была, но как она могла не наслаждаться этим благом какое-то время? Услышав рокот голоса Бена, почувствовав его дикий запах оборотня, увидев тепло в его глазах… она чувствовала себя иссушенным растением пустыни, жадно поглощающим первые капли дождя.
Она уже приняла решение. Она останется здесь столько, сколько ей позволят.
Глава 7
Крошечный городок Колд – Крик, приютившийся среди белоснежных гор Северного каскада, выглядел так, словно не менялся с начала 1900—х гг. Миновав главную улицу длиной в два квартала, Райдер выехал на окраину города, спустился по более узкой дороге и припарковался в конце. Дорога имела сельский вид с большими участками и старыми двух– и трехэтажными домами. Теперь он понимал, почему Бен выбрал именно это место.
– Мы на месте, Минетта. – Да пребудет с нами Мать. Он поднял свою дочь с детского сиденья с пассажирской стороны внедорожника.
Усадив ее к себе на бедро, он взъерошил ее шелковистые каштановые волосы.
– Мне нужно, чтобы ты посидела на ступеньке несколько минут, котенок. – Пока я посмотрю, рады ли нам здесь или нет. Предвкушение, надежда и беспокойство бурлили в нем тревожным варевом.
Она моргнула, глядя на него снизу – вверх, крепко засунув большой палец в рот и широко раскрыв зелено – карие глаза. Никаких ответов не последовало. Учитывая, что за последние шесть дней он вообще не слышал, чтобы она говорила, он не был этому удивлен, но все же надеялся. Клянусь Матерью, он никогда в жизни так сильно не надеялся. Если бы он только знал, что Женевьева родила ребенка. Или вообще не влюблялся в нее. Он стиснул зубы. Черт возьми, он был полным идиотом. Тем не менее, этот след остался в прошлом, и теперь ему предстояло идти по – новому.
И загладить свою вину.
Он уставился на трехэтажный дом в викторианском стиле. Темно – зеленый сайдинг приятно контрастировал с белой отделкой и темно – коричневой черепичной крышей. Крытое переднее крыльцо упиралось слева в восьмиугольную башню. Хотя территория выглядела так, словно за ней никто не ухаживал уже лет десять или даже больше, дом был недавно отреставрирован. Бревна, валявшиеся в стороне, указывали на то, что Бен еще не закончил.
Плечи Райдера расслабились. Его сородич не изменился до неузнаваемости. Строительство было одним из видов их общей любви. Бен предпочитал работать в больших масштабах, строя и реконструируя дома. Райдер предпочитал индивидуальную отделку и мебель ручной работы.
– Посмотрим, как громко будет рычать медведь. – У него внутри все сжалось, когда он нес своего детеныша по тротуару. Когда она устроилась на ступеньках крыльца, он протянул ей книжку с картинками.
С легкой улыбкой – своим единственным ответом – она открыла книгу. Минетта никогда не делала лишних движений. Никогда не попадала в неприятности. Никогда не впадала в истерику и не выказывала неповиновения. Он надеялся, молился Матери, чтобы она выросла достаточно уверенной в себе, чтобы стала нормальным, дерзким детенышем.
Она нуждалась в стабильном доме и семье. Беспокойство грызло его изнутри, когда он прошел мимо нее к входной двери.
А что, если у его брата есть пара? А что, если он все еще сердится на Райдера за то, что тот уехал? Каждая секунда последних пяти лет давила ему на плечи.
На его стук в дверь открыл сам Бен.
Радость захлестнула Райдера при виде его однопометника. Мир казался неправильным без его брата рядом с ним.
– Гриз. – Черт возьми, было приятно уловить запах его брата – медвежий и мужской, наряду с нотками опилок и сосны.
– Райдер? – Голос Бена был хриплым, как будто он не верил своим глазам.
Райдер не так уж сильно изменился. Конечно, он набрался мужественности и веса зрелого мужчины, но не более того. Ему хотелось рассмеяться – никто бы ни поверил, что Бен молчит – но он с трудом набирал воздух в легкие. Казалось, медведь придавил его тяжелой лапой.
– Я… твою мать, Бен. Я…
Широкое, сильное лицо окаменело.
Слова Райдера превратились в пыль. Его брат должен был закричать. Будучи маленькими детенышами, они дрались и спорили; став взрослыми, они кричали и дрались, но все же объединялись против всех желающих. Его однопометник никогда раньше не отгораживался от него.
Люди, считавшие Бена покладистым, не видели его стальной хребет. Несправедливость и жестокость вызывали гнев медведя. Очевидно, так же, как обида.
Надежды Райдера тонули быстрее, чем камень в озере.
– Какого хрена тебе здесь нужно? – Голос Бена был низким рычанием, более глубоким, чем раньше.
– Я приехал, чтобы…
– Нет. – Рычание переросло в крик. – Никаких вестей от тебя пять гребаных лет. Достаточно того, что ты предпочел мне женщину, но потом ты ушел, как будто я был старым отбросом. Ты сделал свой выбор, братан.
Акцент был уродливым – и показывал ущерб, который он нанес своему однопометнику.
Моя вина. Моя одержимость самкой. Блять.
Райдер тяжело вздохнул. Больше нечего было сказать, не так ли?
– Ты прав. Мне очень жаль, Бен.
Шаги Райдера гулко отдавались по дереву, когда он пересекал крыльцо.
– Пойдем, котенок.
Она бросила на него встревоженный взгляд, засунув большой палец в рот.
Его сердце сжалось. Клянусь Богом, он отдал бы свою левую руку, обе руки, если бы это означало, что она будет в безопасности. Никогда не испытает мучений. Он осторожно поднял ее на руки.
Позади него раздался звук, как будто Бен получил удар кулаком в живот.
Райдер оглянулся.
Бен пристально посмотрел на Минетту. Его голос дрожал, когда он спросил:
– У тебя есть детеныш?
***
Часом позже, сидя на кухне, Бен наблюдал за своим однопометником, который стоял у раковины. Клянусь тяжелыми яйцами Херне, Райдер с годами стал выглядеть еще лучше. Может быть, на четыре дюйма ниже данных Бену Богом шести футов шести дюймов, его брат обладал худощавой мускулатурой и грацией пантеры – оборотня. Классически красивый, он притягивал женщин, как пчел к пролитому меду.
Из общих черт у них с Райдером были угловатые скулы, прямой нос и густые волосы, как у их матери, однако, широкие черты лица и телосложение Бена свидетельствовали о его шотландско – валлийском происхождении. Его светлая кожа сохраняла загар только благодаря многочасовому пребыванию на солнце.
Со стороны своего отца Райдер был французом и, как ни странно, афроамериканцем по происхождению. Либо Дикая Охота Фэйри затянулась дальше, чем принято считать, либо умирающий Даонаин одарил одного из предков Райдера кровью оборотня. Какова бы ни была первопричина, Райдер был темноглазым, со светлой, как седло, коричневой кожей.
Даже их личности были разными. Бен предпочитал аккуратность – коротко стригся. Был чисто выбрит. Его однопометнику было наплевать на его внешность; он завязывал свои черные волосы до плеч назад, когда они мешали ему. Его подбородок был покрыт темной щетиной.
У Бена был медленный техасский протяжный говор – и он любил поговорить.
Речь Райдера свидетельствовала о том, что он много лет прожил в Айдахо, и кот скорее вцепится в человека когтями, чем заговорит с ним. Но когда Райдер все – таки соизволил говорить, люди слушали его. Он был чертовски умен.
Хотя они и были братьями, они были такими же разными, как горы и долины. И все же когда – то они бегали по тропам вдвоем. Он вздрогнул от этой болезненной мысли. Как розовый куст, даже самые прекрасные воспоминания могут скрывать шипы.
Молча – в этом нет ничего удивительного – Райдер дал своей дочери выпить из покрытого крышкой стакана, который он называл стаканчиком для питья.
Такой крошечный детеныш. Им пришлось поставить коробку на стул, чтобы она могла достать до стола. Ей было не больше четырех лет.
Бен сделал глоток пива.
– У нее есть имя?
Райдер кивнул.
– Это Минетта. – Когда Бен приподнял брови при упоминании французского имени, он снова кивнул.
– Да, Женевьева – единственная и неповторимая. Очевидно, однопометники Минетты были мертворожденными.
– Ах, черт возьми, мне очень жаль. – Детеныш Райдера. Если бы они с Беном спаривались с одной и той же самкой – как это делали большинство сородичей – Минетта была бы дочерью Бена тоже, независимо от того, от чьей спермы она была зачата. Гнев и горе бурлили в нем, разрушая его радость от ее существования.
– Женевьева приехала с тобой в Колд – Крик?
– Нет. Мы с Женевьевой не пробыли вместе и года. – Райдер на мгновение уставился в стол. – Здесь только я и Минетта.
Бен расслабился. Он презирал Женевьеву и не мог понять, что привлекло Райдера. Ну ладно, он понимал ее привлекательность. Чистый, соблазнительный секс. Однако ее личность раздражала не меньше, чем скрежет клыков по бетону. Самка была ленива, хотела, чтобы ей обеспечили легкую жизнь, и требовала, чтобы внимание принадлежало лишь ей. Она была более эгоцентрична, чем любая женщина, которую он когда – либо встречал, даже та, с которой он спаривался на прошлом Собрании.
Когда Минетта наклонила свой стакан, тишину нарушил хлюпающий звук. Вздрогнув, она поставила его на стол, втянув голову в плечи.
Почему?
Когда ее робкие глаза встретились с глазами Бена, он слегка улыбнулся.
– Пей, крошка. Я тоже люблю яблочный сок.
Через секунду она снова робко потянулась к стакану.
Она была напугана.
Когда его защитные инстинкты вспыхнули, он постарался скрыть гнев на лице, потому что, вероятно, именно он пугал ее. Потому что она его совсем не знала.
Ошибка Райдера.
Она была бы очаровательным ребенком. Симпатичной малышкой. Он бы с удовольствием наблюдал, как она растет. Гнев вспыхнул с новой силой.
Подойдя к стойке, где детеныш не мог их слышать, он жестом подозвал Райдера.
– Значит, ты ушел от меня потому, что Женевьева была беременна?
У его брата был такой вид, словно он впился зубами в горький желчный пузырь кролика.
– Я ушел, потому что был одержим. Не думал, что выживу без нее. А ты сказал, что никогда не станешь парой.
Бен поморщился. Он действительно нес некоторую ответственность за их разрыв.
Пять лет назад он вернулся в Техас и, по дерьмовой случайности, столкнулся со своим отцом – ну, с мужчиной, который его вырастил. Хотя Бен знал, что его мать умерла при родах, на этот раз его отец прямо сказал, что большой размер плода Бена убил ее. Разорвал ее на части. Более того, он предсказал, что с потомством Бена будет то же самое.
Клянусь Богом, услышать, что он убил свою мать? Только подумать, что его детеныш убьет самку, которая его носит! Он решил, что его семя прольется на неплодородную почву, и он будет жить, не принимая женщину в качестве пары. Он никогда не станет причиной смерти другой женщины.
Будучи полным идиотом, он не подумал о том, какой эффект его заявление произведет на его однопометника.
Когда Райдер вытащил нож из ножен на поясе, чтобы разрезать яблоко, сердце Бена сжалось. Их разлучили в пять лет – и когда они воссоединились в двадцать, казалось чудом, что их братская связь все еще была крепкой и цельной. Он отдал Райдеру нож после их первой драки в баре, когда они дрались бок о бок, как будто никогда не расставались.
Эта связь не казалась таким уж чудом, когда Райдер ушел. Бен потер грудь, как будто мог облегчить боль от поврежденной связи, заложенной в его душе.
После того, как Райдер вручил Минетте пару кусочков яблока и вернулся, Бен откашлялся.
– Но твоя одержимость Женевьевой исчезла?
– Слишком скоро. Она не хотела меня. Для нее сошел бы любой мужчина, который бы содержал ее и поклонялся ей. Когда новизна прошла, она начала играть в ревность и связываться с разными мужчинами, даже… – Райдер замолчал, а затем продолжил после паузы. – Я ушел после Собрания, на котором она спровоцировала кучу самцов на драку. Наверное, тогда она и забеременела.
– А как ты узнал про детеныша?
Райдер протянул девочке еще один ломтик яблока, чтобы занять ее.
– Мой друг, живущий на территории Дешутов, посетил Фаруэй, увидел Минетту и велел мне взглянуть.
Одного взгляда было бы достаточно. Большие глаза и светлая кожа Минетты были такими же, как у Женевьевы, но нос, высокие скулы, изогнутая верхняя губа, пухлая нижняя губа и острый подбородок создавали изящную карикатуру на Райдера. Никаких сомнений в ее происхождении не было.
– Трудно представить себе Женевьеву, присматривающую за новорожденной.
– Она жила с парой богатых волков, когда Минетта была совсем маленькой, но, видимо, в прошлом году ей стало скучно. – Он взглянул на Минетту, чтобы убедиться, что она не обращает на него внимания, и добавил, – снимала пробы со всех мужчин в округе, и не только во время собраний. Они вышвырнули ее вон.
Бен ничуть не удивился. Вообще – то было удивительно, что эта неразборчивая в связях самка так долго оставалась с двумя волками. Должно быть, они были чертовски богаты.
– Женевьева позволила тебе забрать своего детеныша?
Женевьева была не из тех, кто отдает что – то свое, даже нежеланного ребенка.
– Я не спрашивал разрешения. – Райдер сжал челюсти. – Без волков, которые могли бы обуздать ее, Женевьева… ей не хватает материнских навыков, – легко сказал Райдер, хотя его лицо было каменным, а одна рука сжата в кулак. Он указал на маленький шрам на скуле ребенка. – Гарольд сказал, что Минетта перестала разговаривать, когда осталась наедине с матерью.
У Бена вырвалось рычание. Как можно причинить вред детенышу, не говоря уже о том, что у нее самые большие и уязвимые глаза в мире?
– Когда я пришел, Женевьева трахалась с мужчиной в гостиной. В спальне детеныша не было никакой мебели, только куча одеял. Минетта пряталась на заднем дворе в крошечной норе.
Бен помнил, что гнев Райдера всегда медленно нарастал и часто развязывал язык… как сейчас.
– Итак, я взял Минетту на руки, вынес ее и начал искать тебя. Я надеялся, что ты… – Голос Райдера затих.
Простит его. Бен на мгновение закрыл глаза. Его гнев не исчез, но был вполне управляемым. У него не хватило духу отказать ребенку, особенно ребенку своего однопометника.
– У меня большой дом. Здесь найдется место для тебя и детеныша.
