Текст книги "Вечер медведя (ЛП)"
Автор книги: Шериз Синклер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)
Глава 20
Колд – Крик, Территория Северных Каскадов – полнолуние Белтейна.
В субботу, когда Райдер вел внедорожник по дороге к таверне «Дикая охота», он взглянул на Эмму. Из – за проблем на стройке, он задержался на несколько часов. Но он был рад этой работе. Радовался, что ему не приходится иметь дело ни с чем эмоциональным.
Но он и так достаточно задержался. В пятницу утром он рассказал Бену о присутствии Женевьевы в городе, и сородич охранял Минетту.
Эмме тоже нужно было знать.
Как и всякий раз, когда он думал о матери Минетты, в нем снова поднимался гнев. Она приехала в город не из – за материнской заботы. Нет, Женевьева надеялась на бесплатную поездку. Еще тогда, видя состояние ее дома, он понял, что дела у нее шли неважно. Возможно, поскольку она уже переспала почти со всеми мужчинами на Территории Дешута, у нее возникли проблемы с поиском самца, который поддержал бы ее.
Жаль, что она смогла найти его. Но кахиры были довольно хорошо известны. Отследить местонахождение Бена не составило труда. Несомненно, теперь она обнаружила, что дела у кахира идут хорошо. Со своим непоколебимым эго она никогда не осознавала, насколько сильно Бен презирал ее пять лет назад. Она полагала, что если заигрывать с ним, он позволит ей делать все, что она захочет. Хуже того, Женевьева могла избавиться от мужчины, но в ее сознании он все еще принадлежал ей. И он не мог строить отношения с другой женщиной.
В четверг она видела, как Райдер и Бен целовали Эмму.
Нехорошо. Совсем нехорошо, потому что Женевьева могла быть опасной. Ее приступы ревности были настолько неприятными, что Райдер перестал спариваться с другими женщинами на Собраниях, потому что любая женщина, с которой он спаривался в полнолуние, страдала от ее ядовитой злобы. Некоторых она довела до слез.
Когда он сказал ей, что уходит от нее – и не убит горем из – за этого, – она разрушила его репутацию в Фаруэе. Выставила все так, будто он был жестоким лжецом.
Никто не встал на его защиту. Сам виноват, что не пытался стать частью города. Впервые приехав, он присоединился к строительной бригаде и уволился через неделю, слишком огорченный расставанием с Беном, чтобы продолжать. Вместо этого он создал бизнес на собственных изделиях ручной работы, планируя позволить местным магазинам продавать их. Только когда его одержимость Женевьевой умерла, он решил продавать на ярмарках ремесел. Поэтому, когда люди в городе поверили Женевьеве и стали вести себя так, словно он какой – то дикарь, он просто переехал на другую территорию.
Их мнение о нем не имело значения.
Но он заботился о Колд – Крике, черт возьми. Мечтал о городе, где будет жить его детеныш. Где будет жить он сам.
Через секунду он понял, что Эмма изучает его.
– Что случилось? – спросила она.
Удивительная. Он всегда гордился своей непроницаемостью.
– Ты хорошо меня читаешь, маленький бард.
– Это нетрудно, когда ты выглядишь как боггарт, наступающий на кучу благословенной соли.
Боггарт?
– Оу. – Отвратительные маленькие гоблины были не только злобными, но и уродливыми. Он попытался придать своему лицу более приятное выражение.
– Ты все еще сердишься, – мягко заметила она. – Что – то случилось?
– Да. Кое – что, о чем тебе нужно знать. – Он заехал на парковку, заглушил двигатель и повернулся к ней лицом. – Мать Минетты была в таверне в четверг.
– Ох. – Эмма склонила голову набок. – Звучит довольно мерзко, и, полагаю, неудобно встретить здесь бывшую любовницу, но разве Минетта не хотела бы ее видеть?
Что он ей рассказывал? Ах. Он говорил, что Женевьева была манипулятором и лгуньей, и что она считает Минетту неудобной. Он не дал медвежонку достаточно информации.
– Она не была хорошей матерью. Вот почему Минетта боится людей.
Глаза Эммы потемнели.
– Она била детеныша?
– Да.
– И ты ей позволил?
– Я даже не знал о существовании Минетты, пока не собрался в Колд – Крик. – Райдер слегка улыбнулся. – А когда я увидел синяки, то забрал своего детеныша и ушел. Женевьева была… рассержена.
– Ох. – Эмма прикусила губу. – Это нехорошо.
Это еще мягко сказано. Самцы обычно растят детенышей в одиночку, только если их спутница жизни умирает. Дети, зачатые на Собраниях, редко даже знали, кто их отец. Если бы Минетта не была похожа на Райдера, он бы не узнал, что он ее отец.
– Да, нехорошо. Так что, если Женевьева появится, пожалуйста, держи ее подальше от Минетты.
– Поняла. – Ее челюсть решительно выпятилась. – Она и близко не подойдет к Минетте.
Он мог доверить ей охрану детеныша. Это знание было ободряющим – и смиряющим.
– Спасибо.
Ее улыбка была теплой, когда она отстегнула ремень безопасности и открыла дверь.
– Держись, бард. – Он наклонился вперед и положил руку на ее затылок. Ее шелковистые волосы скользнули сквозь его пальцы.
Ее глаза расширились, когда он коснулся ее губ своими, и, соблазненный ее ароматом, углубил поцелуй. Ее рот раскрылся под его губами, и он нежно поддразнил ее, заставляя ответить, чувствуя, как тает ее сопротивление.
Но когда он попытался придвинуться ближе, ремень безопасности остановил его. Придя в себя – какая жалость! – он усмехнулся и поднял голову, чтобы заглянуть в очаровательные карие глаза.
Она уставилась на него, явно ошеломленная, и он легонько поцеловал ее. Черт возьми, она была милой. То, как она реагировала на него, заставило его проявить больше самообладания, чем ему требовалось в течение многих лет.
– Я бы обвинил предстоящее Собрание в том, что оно разожгло мои гормоны, но, медвежонок, даже если бы было темнолуние, я все равно поцеловал бы тебя.
Ее ответом было легкое волнение.
– Ох. – Она покачала головой, словно пытаясь прийти в себя, и осторожно посмотрела на него. Возможно, он и волновался, но от открытой двери до него донесся ее запах.
Заинтересованный.
Достаточно хорошо.
– Сегодня на Собрании мы с Беном найдем тебя. – Заполучим тебя. От уверенности в его голосе лицо Эммы залилось румянцем самого красивого персикового оттенка.
– Хм… верно. – Она прикусила нижнюю губу. Когда в ее запахе появились нотки беспокойства и страха, его сердце чуть не разбилось.
– Эмма. – Он провел пальцем по ее нижней губе. – Мы будем осторожны с тобой. Если тебе что – то не понравится, просто скажи «нет». Даже если ты решишь, что мы тебе не нужны.
– Просто сказать «нет»? – Эмма удивленно уставилась на Райдера. – Я могу от чего – то отказаться? На Собрании?
Его озадаченный взгляд был… обнадеживающим.
– Конечно. Или в любое другое время. Предполагается, что спаривание доставляет удовольствие всем участникам – иначе какой в этом смысл? – Его брови сошлись на переносице. – На скольких Собраниях ты побывала?
Не в силах больше отвечать на вопросы, она притворилась, что не расслышала вопроса, закрыла дверь и поспешила в таверну.
Вместо того, чтобы надавить на нее, он завел внедорожник и уехал, быстро помахав рукой.
Значит, все в порядке. Он не рассердился.
Она не хотела, чтобы он сердился, потому что все в ней трепетало при мысли о том, чтобы быть с ним и Беном.
Сегодня. Собрание начиналось, когда всходила луна, и заканчивалось, когда она садилась.
В таверне дочь Калума выбирала песни из музыкального автомата. Поздоровавшись с ней, Эмма прошла по заднему коридору и через портальную комнату с хорошо замаскированной дверью в пещеры внизу.
В пещере было прохладно и темно. Маленькие закутки были заполнены одеждой оборотней, которые превратились в животных и бродили по лесам.
Но ей нужно было остаться человеком. Выйдя из пещеры, она остановилась, прислушиваясь, затем пошла по тропе в направлении звуков людей.
– Привет, Эмма. – Бри стояла на южной стороне залитой солнцем поляны, где был сооружен стол из расщепленных бревен, скрепленных вместе и установленных на пнях. Над ее головой на ветке покачивалась древесная фея, с подозрением наблюдая за происходящим.
– Чем я могу помочь? – спросила Эмма. Вокруг суетилось с полдюжины человек, и все они выглядели так, словно знали, что делают. – На территории, откуда я прибыла, не было официальных празднований Белтейна. Вы сказали, что семьи и дети будут присутствовать на этом Собрании? Не только одинокие самцы и самки?
– Ты правильно поняла. Те, кто хочет спариться, уйдут дальше в лес, а семьи останутся здесь. На самом деле, большинство из тех, у кого есть дети, уезжают, пока не стало слишком поздно. А утром все приходят на праздничный завтрак.
– Наш Козантир одновременно традиционен и современен. – Шей подошел к Брианне сзади, обнял ее за талию и стащил печенье с тарелки, которую она только что поставила. – Некоторые территории празднуют Белтейн в течение дня, некоторые делают несколько большее Собрание, некоторые празднуют традиционно, как Колд – Крик. До сих пор ни одно сообщество даонаинов не закрепило за Белтейном какой – то определенный день в календаре. Только у людей может быть такая наглость.
Бри усмехнулась.
– Эй, я всегда думала, что Первомай – это приятное событие. – Она кивнула на дрова, сложенные в две ямы для костра. – Но я не думаю, что люди знают о том, что нужно разводить два костра.
– Хотя благословения приходят к тем, кто прыгает через Белфайр, – сказал Шей, – менее спортивные люди предпочитают благословения, обретаемые между двух огней.
Прогулка между кострами. Эмма обхватила себя руками. Об этом говорилось в одной из древних песен. Благослови Калума за то, что он следовал старым традициям.
Еще более замечательно то, что у нее будут друзья, которые помогут, если она испугается во время Собрания. Это было так, так ободряюще.
– У нас есть несколько часов до Собрания. Почему бы тебе не помочь с приготовлениями, – Бри взглянула на корсет Эммы, – Хм. Кстати, не могла бы ты составить букеты для столов? У нас уже есть цветы.
– Эмма, я рада, что ты здесь. Бри, площадка для танцев и скрипача готова. – Вики украла одно из печений Бри и легко увернулась от карательного шлепка пекаря. Она откусила большой кусок. – Черт, а ты умеешь готовить.
Брианна усмехнулась.
– А ты богохульствуешь. Хорошо, что у даонаинов нет священников, иначе тебе постоянно приходилось бы каяться.
– Как ты представляешь здесь священника во время Белтейна? У него бы случился сердечный приступ. – Вики махнула рукой.
О, не рассказывайте священнику о нашем бедственном положении,
Иначе он назвал бы это грехом;
Но мы провели в лесу всю ночь,
А – заклинаю, Лето приди!
– Мило. Из какого стихотворения? – Бри в знак благодарности протянула еще одно печенье.
– Киплинг, конечно. Единственный поэт, которого военный человек утруждает себя запоминанием. Я иду за одеялами. Увидимся позже. – Вики отсалютовала им печеньем и направилась вниз по тропе.
Почти два часа спустя костры в ямах для костра были готовы к разжиганию, в стороне были сложены дополнительные дрова. Там же стояли ведра с песком и водой, хотя прошлой ночью шел дождь.
Банкетные столы были украшены. Неохлажденные продукты были разложены и накрыты. Кадки были готовы для льда и напитков.
Большинство людей отправились в таверну, где Калум угощал ленчем банду Белтейна. Слишком нервничая, чтобы есть, Эмма продолжала работать.
На многочисленных крошечных прогалинах и нишах в подлеске она развесила одеяла на низких ветвях. Чтобы у оборотней, которые хотели более комфортного спаривания, чем в редкой траве, были одеяла.
Уложив последнее одеяло, она потянулась, чувствуя ноющую боль в ноге. Она слишком долго была на ногах.
Но это было одним из последних заданий до начала Собрания.
Выйдя на тропу, она столкнулась с мужчиной.
Он схватил ее за руки, чтобы поддержать. Его запах, его размер были слишком знакомы.
Счастливое настроение Эммы разлетелось на миллион осколков.
– Гавейн.
Его ледяной голубой взгляд прожигал ее насквозь.
– Эмма Кавано. Что ты…
Прежде чем он успел закончить предложение, она обернулась.
И побежала.
Несмотря на бандаж и раненую ногу, она побежала вверх по тропе, прочь от таверны, прочь от людей. Прямо вверх по склону, где тропа уходила в густой лес. Страх гудел в ушах, как сломанный улей.
– Эмма. Подожди, – позвал он.
Она слегка замедлилась – и ее скоба зацепилась за сломанную ветку, удерживая ее. Поймав ее в ловушку.
– Эмма!
Нет, нет, нет. Паника бушевала в ее крови. Она рвала бандаж до тех пор, пока лямки не ослабли, и отбросила его в сторону вместе с одеждой.
Мысленно она открыла дверь в дикую природу… и шагнула внутрь. Гул магии пробежал по ее коже тысячью крошечных покалываний, сопровождаемый теплом материнской любви в ее безошибочно узнаваемой ласке. Всепоглощающий страх на секунду замер.
Что она делала? Убегала? Насколько это глупо?
Затем она снова увидела голубые глаза Гавейна. Первый самец, с которым она спарилась на своем первом Собрании, закончившемся кровью и смертью. Крик Сиси эхом отдавался в ее ушах: Богатая медвежья сука заставила их драться из – за нее.
Андре и Гэри сражались и погибли. Из – за меня.
Гавейн был здесь, в Колд – Крик. Что скажет Бен, когда узнает? Или Райдер, который с подозрением относился ко всем женщинам? Она представила, как двое мужчин, которых она любила, смотрят на нее с отвращением. Заявление Седрика об изгнании было подобно кислоте в ее ушах.
Позади нее послышались шаги. Бежит к ней. Гонится за ней.
Медвежьи инстинкты взяли верх. Бежать.
И она побежала. Вверх по склону, сворачивая на одну развилку, затем выбирая другую. Мили проплывали под ее лапами, мили отделяли ее от Колд – Крик.
Шли часы.
Ее паника медленно отступала. Слишком медленно. Заходящее солнце коснулось горных вершин, когда она, наконец, восстановила контроль над своим медведем.
Тяжело дыша, она остановилась. Ее голова поникла от усталости.
Что она наделала? Когда страх исчез, его место занял стыд.
Превратившись в человека, она в смятении уставилась на свой след. Как далеко она ушла? Она принюхалась и не уловила ничего, кроме запаха леса – ни древесного дыма, ни приготовленной пищи, ни бензина, ни машин. Никакого запаха цивилизации.
Она была слишком далеко от Колд – Крик.
Оглядываясь назад, она поняла, что Гавейн был так же удивлен, увидев ее, как и она его. Вероятно, он приехал в Колд – Крик на полнолуние. Чтобы обеспечить разнообразие генофонда, самцам, не состоящим в парах, рекомендовалось посещать отдаленные Собрания.
Ее ноги стали хрупкими, как зубочистки. Она села на упавший ствол дерева.
Все будут удивляться, почему она сбежала. И Гавейн расскажет им, как она подстрекала Гэри и Андре к драке. Как Козантир с Территории Маунт – Худ изгнал ее. Колд – Крик был маленьким. К утру об этом узнает каждый оборотень.
Она уставилась на грязь под своими босыми ногами, вспоминая взгляды той ночью и ненависть на лице Седрика. Изгнание и чувство вины. Клянусь Богом, Собрание состоялось три года назад. С тех пор она не сделала ничего плохого.
Почему она не поступила по – взрослому и не встретилась лицом к лицу с Гавейном, вместо того чтобы убегать, как кролик, столкнувшийся с койотом? Она больше не была изгнана. Мать, очевидно, простила ее. Она могла бы указать на это. Но не-е-ет, она не подумала, не поговорила, просто сбежала.
Ей – богу, Эмма, повзрослей.
Она должна вернуться.
Она встала.
Бен и Райдер. Что они скажут? Что, если они будут смотреть на нее и… презирать? Ее мужество пошатнулось.
Она села.
Ладно, возможно. Все будут презирать ее… и ее сердце разобьется.
Слезы обожгли глаза, и она вздернула подбородок. Теперь Колд – Крик был ее городом; и она примет все, что он готов ей дать. В конце концов, ей приходилось и хуже.
Холодный ветер хлестал по ее обнаженной коже, заставляя ее дрожать.
Бен… Бен был ее другом. Он мог ненавидеть то, что она сделала, но он бы выслушал. Он мог бы даже понять ее замешательство.
Райдер… Кто бы мог подумать, что он станет ее другом? И даже больше. Будет ли он теперь думать, что она такая же ужасная, как мать Минетты? Эта мысль глубоко ранила ее. Если она встряхнет его – шлепнет, как он велел, – тогда, возможно, он послушает? Может быть. Что бы ни случилось, ей действительно нужно отряхнуть свой мех и вернуться назад, посмотреть в лицо прошлому.
Тяжело вздохнув, она встала и снова обратилась в медведя. Дрожь прекратилась, когда мех окутал ее теплом. Повернувшись, она пошла обратно по тропе, чувствуя боль в задней лапе.
На трех лапах или нет, но она чувствовала себя… хорошо. О, казалось, прошла вечность с тех пор, как она была в медвежьем обличье.
Каждый вдох приносил ей сочный аромат влажных вечнозеленых растений, ледяной аромат бриза с заснеженных горных вершин, привкус металла и камня с близлежащей тропы гномов.
Последние косые лучи солнца пробивались сквозь деревья. Красиво, но… тревожно. Она чувствовала, как гормоны начинают бурлить в ее венах.
По закону, она должна присутствовать на Собрании… но сейчас она была так, так далеко.
Слишком скоро солнце сядет, взойдет луна, и у нее пробудится потребность в спаривании.
***
Услышав, как открылась входная дверь, Бен сказал в трубку:
– Наверное, это она. Я тебе перезвоню. – Он положил трубку, шагнул в прихожую и остановился при виде Райдера. – Черт, это ты.
– Чертовски хорошее приветствие. – Глаза брата сузились. – Что случилось?
– Звонила Брианна. Сказала, что Эмма исчезла с территории фестиваля Белтейн около обеда. Они нашли ее одежду и бандаж с ноги на тропе и решили, что она, вероятно, приняла форму животного и отправилась на пробежку.
– Логично. Поскольку она не оборачивалась с тех пор, как ее ранили, ей бы хотелось снова облачиться в мех, – нахмурился Райдер. – Целитель разрешил ей оборот?
– Нет. И она не вернулась, чтобы помочь Бри. Ты же знаешь, что Эмма не бросает работу. – Беспокойство сжало его ребра. – Где ты был? Ты ее видел?
– Э – э—э… Я оставил котенка играть с другими детенышами.
Проклятье, он совсем забыл о детеныше.
– Минетта чувствует себя комфортно вдали от нас?
Выражение лица Райдера смягчилось.
– Да. Бонни говорит, что няньки приведут детенышей на фестиваль на час, прежде чем уложить их спать.
– Минетте понравятся костры. – Ей было бы веселее, если бы там был бард. – Ты вообще не видел Эмму?
– Нет, с тех пор как я высадил ее у таверны. О чем, черт возьми, она думает?
– Некоторое время назад она сказала, что не посещает Собрания.
– Неудивительно, если она жила в пещере, брат, – сказал Райдер. – Но у меня сложилось впечатление, что она хотела быть с нами сегодня, даже если нервничала.
– Может быть. – Бен потер лицо. – Может, у нее сдали нервы.
– Одно дело – пропускать Собрания в глуши. Но в городе? Козантир не позволил бы плодовитой самке исчезнуть из генофонда.
Бен поморщился. Он фактически делал то же самое, никогда не изливая свое семя внутрь самки. Мать, возможно, не одобрила бы это, но, возможно, она поняла бы почему.
– Что, черт возьми, могло случиться, что заставило Эмму так насторожиться?
– Понятия не имею, но, клянусь рогами Херне, ей давно пора поделиться с нами. – Райдер нахмурился. – Лучше бы ей не убегать с Собрания. Нога у нее еще не совсем окрепла.
– Нет. – Если бы она была одержима своим прошлым, вернулась бы она вообще? А что, если она пострадала? Хотя адских гончих в полнолуние не бывает, несчастные случаи могут произойти в любой момент.
Клянусь Богом, Эмма.
Бен открыл дверцу шкафа и достал куртку.
– Я собираюсь на фестиваль, чтобы уловить ее запах.
Не колеблясь, Райдер тоже вытащил пальто.
– Я помогу.
Знание того, что он и сородич идут в ногу за Эммой, ободряло.
– Спасибо, брат. Но после того, как мы найдем ее след, ты должен остаться на Собрании на случай, если она вернется – или если Женевьева попытается добраться до Минетты.
На лице Райдера появилось воинственное выражение, прежде чем он кивнул.
– Согласен. Я подожду – неважно, сколько времени это у тебя займет. Если она зайдет слишком далеко…
– Да. – Беспокойство поселилось в животе Бена. – Из-за больной ноги у нее могут возникнуть проблемы с возвращением.
Глава 21
Колд – Крик, Территория Северных Каскадов – полнолуние Белтейна.
Благословение матери, но почему это не прекратится? Клянусь Богом, она никогда еще не испытывала такого сильного желания. Ни разу с тех пор, как это случилось в первый раз. Слезы текли по щекам Эммы, когда она, пошатываясь, спускалась по тропе к Колд – Крик. У нее не было выбора. Каждый нерв в ее теле кричал о необходимости спаривания. Жар полной луны, бурлящий в ее венах, гнал ее вниз с горы, туда, где были самцы.
С каждым шагом боль глубоко пронзала ее правую ногу. Ее ножной бандаж валялся на тропе где – то рядом с таверной, и у нее не было трости.
Четыре ноги были бы лучше, чем две, но с восходом луны похоть расцвела в ее крови, и тело превратилось в человеческое. Она так и не смогла вернуться в медведя.
Оборотни спаривались как люди; при полной луне ее тело оставалось человеческим.
Она подняла глаза. Ночь была ясная. Серебристая луна опустилась лишь на бесконечно малую величину с тех пор, как она смотрела на нее в последний раз. До захода луны оставалось еще несколько часов.
Даже если ей удастся добраться до Колд – Крик, она рискует остаться без ноги. Она уже несколько раз падала, едва не сломав все еще хрупкие кости.
Будет ли кто – нибудь искать ее? Одиночество нахлынуло и разрушило ее сознание. Она споткнулась и упала, опираясь на руки и неповрежденное колено. При ударе ее раненую ногу пронзила новая боль, как будто она сунула ее в мясорубку.
Ай, ай, ай.
Опустив голову, она попыталась подняться, но после дня бегства от своего прошлого и нескольких часов спотыкания обратного пути к Колд – Крик, силы покинули ее. И все же жар полной луны тянул ее за собой, как стремительный поток. Почему все стало намного хуже, чем раньше?
Звук шагов четвероногого животного на тропинке заставил ее поднять голову. Нехорошо. Оно было достаточно большим, чтобы шелестеть в кустах по обе стороны тропы, и быстро приближалось. Она понюхала воздух, но ветер дул не с той стороны – и, несомненно, донес ее запах прямо до животного.
Она попыталась встать, но не смогла. С бешено колотящимся сердцем она схватила упавшую ветку.
Животное появилось в поле зрения. Огромный медведь гризли, более чем в два раза больше ее медвежьей формы.
Во рту у нее пересохло. Не двигайся.
Пасть медведя открылась, обнажив ужасающие клыки.
О, она знала, как это будет больно. Дрожь пробежала по ее телу.
Когда лунный свет осветил серебристую шерсть гризли, она уловила его дикий запах… сопровождаемый знакомым, пьянящим, мужским ароматом.
– Бен? – прошептала она.
Медведь поднялся на задние лапы, и ужасающий рев разъяренного гризли наполнил воздух и эхом отразился от горных вершин.
Ее мышцы превратились в воду, и она впилась пальцами в сосновые иголки и грязь, чтобы не упасть.
Потом он пошевелился. Да, это был Бен, и он был в ярости.
Он подошел и встал над ней, такой же огромный самец, как и медведь, его лицо потемнело от гнева.
– Клянусь Богом, мне следовало отшлепать тебя по заднице, как мой отец шлепал меня. Что за глупость…
– Спасибо, что пришел за мной. – Это был Бен. Ее Бен. Она сморгнула слезы. – Я думала, что умру здесь.
Он закрыл рот. Медленный, размеренный вдох через нос заставил его широкую грудь расшириться. Изучив ее в течение долгой минуты, он присел перед ней на корточки.
– Насколько сильно ты ранена? – Его техасский акцент был сильнее обычного, но его рокочущий голос был ровным и контролируемым. Характер Бена был похож на быстро надвигающуюся грозу, от которой дрожали окна, и которая все сметала на своем пути.
Она вздохнула с облегчением.
– Не сильно, но я почти совсем без сил.
Он издал недоверчивый звук.
– Ну, когда взошла луна, я не смогла оставаться в медвежьей форме. – Она прикусила губу и призналась, – Так что у меня болит нога.
– Держу пари. – Он провел рукой по ее правой голени и нажал, чтобы оценить поврежденную кость.
У нее вырвался стон боли.
– Донал разозлится, если ты снова сломаешь кости. Ты же не хочешь, чтобы он кричал, не так ли?
Целитель с серебряными глазами был страшен. Она решительно покачала головой.
Смех Бена был глубоким и мужественным.
Пока она смотрела на него, боль в ноге исчезла, сменившись новой пульсацией, расположенной прямо между ног. Ее груди набухли и болели. Ночной воздух обдал прохладой ее внезапно ставшую чувствительной кожу.
Обнаженную кожу.
Когда Бен начал отпускать ее ногу, ее рука была прямо там, надавливая поверх его, удерживая его теплую мозолистую ладонь на ней.
Он моргнул, затем его глаза сузились, прежде чем его пальцы обхватили ее икру и начали ласкать.
Все в ней таяло от его размеренного прикосновения. От силы его хватки.
– Ах, вот так, да? – тихо спросил он.
Во рту у нее так пересохло, что она не могла сглотнуть. Ее губы покалывало.
Его пристальный взгляд поймал ее, обездвижив, когда он поднес ее руку к своему лицу… и вдохнул.
Невозможно было скрыть запах заинтересованной женщины. Он поймет, как сильно она его хочет.
– Маленький бард. – Его голос понизился до рычания. – Если ты не отошлешь меня прямо сейчас, я возьму тебя.
Клянусь Матерью, каким самоконтролем он должен был обладать, чтобы уйти от женщины в период течки. Женщины, которую он хотел – потому что запах его голода пропитывал воздух, которым она дышала. Но он предоставил ей выбор.
Как она могла не хотеть его? Она любила его, желала его всегда. Она чуть не потеряла его из – за адского пса.
– Останься, – прошептала она. Она провела свободной рукой по его мускулистому предплечью. Он был кахиром, более сильным, чем другие мужчины, и его мускулы увеличились от бега в гору. Она жаждала провести руками и языком по этим гребням и долинам. Прикоснуться к нему везде.
– Пожалуйста.
– Хорошо, медвежонок. – Его глаза не отрывались от нее, когда он обхватил рукой ее затылок и прижал к себе. Его рот был умелым, губы твердыми, язык требовательным, и он целовал ее безжалостно, пока каждая капля крови в ее теле не заискрилась.
Волна желания заставила ее застонать.
Он усмехнулся.
– Полегче, дорогая, я перейду к этому… скоро. – К ее разочарованию, он поднялся, огляделся и поднял ее с земли.
Почему он продолжал нести ее?
– Я слишком большая. Отпусти меня.
– Ты всего лишь крошка. – Он сошел с тропы и спустился по поросшему деревьями склону на звук воды. Лес переходил в залитый лунным светом луг с мягко примятой зимней травой, разделенный пополам стремительным ручьем.
Он положил ее на прохладную траву. Целую вечность он возвышался над ней, глядя вниз, как луна заливает ее светом. Под его тлеющим взглядом она чувствовала себя… красивой.
– Я давно хотел тебя, медвежонок, – тихо сказал он. Опустившись на одно колено, он обхватил ладонями ее лицо, провел большим пальцем по нижней губе. – Ты хоть представляешь, насколько ты великолепна?
Его нежное прикосновение и тихие слова потрясли ее, прорвавшись сквозь ее желание, и она могла только смотреть на него, не в силах дышать. Даже боль в ноге утихла под ревом ее желания.
Осторожно он опустился и накрыл ее тело, устраиваясь между ее раздвинутых ног. Его обжигающее тепло просочилось в нее, разжигая огонь в ее крови. Нижняя часть ее тела пульсировала в такт с ее пульсом, и потребность стала еще острее, когда его твердый член прижался к низу ее живота.
Когда он снова завладел ее губами, то обхватил одну грудь, обводя большим пальцем сосок. Он слегка потянул за вершинку, и молния прострелила прямо к ее клитору.
Она выгнула спину, прижимаясь грудью к его ладони.
– Вот так, медвежонок, – пробормотал он. Медленно он поцеловал ее в подбородок, под ним и вниз по шее. Его дневная щетина царапала ее чувствительную кожу, посылая за собой искры желания.
Затаив дыхание, она вцепилась в его твердые, как скала, бицепсы. То, как его широкие плечи закрывали все небо, заставило ее мозг отключиться. Бен. Слава Богу, что на какое – то время она лишилась дара речи, иначе она бы выпаливала признания в любви.
Ничто не работало, кроме ее отчаянно жаждущего тела. Ее бедра терлись о его тяжелую эрекцию.
– Нет, моя женщина. Ты получишь то, что тебе нужно… когда я решу. – Взяв ее запястья одной огромной рукой, он поднял их над ее головой. Ее тщетная борьба заставила его ухмыльнуться, прежде чем он скользнул вниз достаточно далеко, чтобы взять сосок в рот.
– О-о-о-. – Его рот был таким горячим, таким влажным. Его язык дразняще скользил по одному выступающему бугорку, затем по другому, обводя каждую ареолу, пока ее груди не набухли и не запульсировали.
Его зубы сомкнулись на одном соске, приближаясь к самому краю боли, к мучительному, пронзительному удовольствию.
Ее кровь кипела и бушевала от желания.
– Пожалуйста…
– Скоро, дорогая. – Отпустив ее запястья, он двинулся вниз по ее телу. Дюйм за дюймом он пробовал на вкус ее кожу. Дразнил ее, царапая своим заросшим щетиной подбородком, покусывая ее талию, облизывая складку между ее бедром и киской.
Целенаправленно. Методично. Пока ее кожа не загудела от удовольствия, предвкушая каждое прикосновение его губ. Ее мышцы напряглись, когда он приблизился к своей цели.
Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.
Его теплое дыхание коснулось клитора – великолепное предупреждение – и его рот сомкнулся на набухшем бугорке.
Неистовое наслаждение взметнуло фейерверк в ночное небо. Ее бедра дико дернулись.
Он хрипло рассмеялся и положил мускулистую руку ей на низ живота, заставляя лежать неподвижно.
Принять то, что он хотел дать.
– Нет. – Она действительно заскулила. – Нет, пожалуйста. Мне нужно…
Его язык принялся за работу, вытесняя из ее головы все мысли, кроме ощущения жара и влажности, ощупывающих, растирающих и круговых движений. Нежное посасывание лишило ее рассудка, а затем он обнажил клитор и лизнул. Подразнил.
Вся кровь в ее теле прилила к сердцевине, наполняя ее киску до пульсирующего напряжения.
Он сосал сильнее, ударяя кончиком языка. Его мозолистый палец медленно очертил круг вокруг ее входа. Она была влажной от желания, и он легко проник в нее. Его большой палец надавил глубже, растягивая ее так, как она не чувствовала с тех пор… с тех пор, как она была на Собрании в последний раз.
Она содрогнулась от воспоминаний.
Подняв голову, он пристально посмотрел на нее.
– Тебя это беспокоит, медвежонок? – спросил он тихо, когда убрал палец и очень медленно нажал снова.
Чудо его сдержанной нежности, его заботы выбило почву у нее из – под ног.
– Дорогая? – Его грубый голос послал ей еще больше ощущений.
Ее единственным ответом была тщетная попытка приподнять бедра.
От смеха вокруг его глаз появились морщинки.
– Тогда все в порядке. – Он опустил голову, и его губы снова сомкнулись вокруг клитора, слегка потянув, в то время как его палец скользнул глубже.
Ее кипящее напряжение росло и росло, вытесняя мысли и слова, а также любые ощущения, выходящие за рамки чистой потребности. Он медленно входил и выходил, добавляя еще один палец, одновременно посасывая клитор и лаская его языком.
