Текст книги "Династия (ЛП)"

Автор книги: Шеридан Энн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)

Автор: Шеридан Энн
Книга: Династия
Серия: Парни Уинтер 1

Моим детям, которые в настоящее время ведут себя как придурки.

Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, перестаньте спорить из-за маленького одеяла. В шкафу еще пятьдесят.

Тоже люблю тебя.

ВВЕДЕНИЕ

Пугающий. Бесстрашный. Разрушительный.

Это все, чего девушка не должна хотеть. Жаль, что у этой приемной девочки никогда не было папы, чтобы прогонять монстров, потому что я обожаю плохих парней… или четырех.

Карвер, Кинг, Круз и Грейсон – короли Рейвенвуд-Хайтс.

Когда я была вынуждена приехать сюда, я ожидала, что к постоянно растущему списку нежелательных домов добавится еще один захудалый город. Чего я не ожидала, так это их.

Они опасны и хранят чертову тайну... секрет, который изменит все.

Boys of Winter – это Dark, Enemies to Lovers, Reverse Harem Romance. Он содержит откровенно сексуальный контент, сцены насилия и грубые выражения.

ГЛАВА 1

Острый укус мужской руки, шлепающей по моей обтянутой кожей заднице, останавливает меня посреди темного переулка. Злобная улыбка мгновенно расползается по моему лицу. Это именно то, чего я ждала, именно то, чего я жаждала.

Острые ощущения пульсируют глубоко внутри меня, неуклонно нарастая и поднимаясь на поверхность, когда я провожу большим пальцем по покрытым золотом кастетам, которые удобно лежат на моих пальцах. Над каждым из моих суставов коренастый металл замаскирован под четыре красиво изогнутых кольца, что позволяет мне избежать наказания за убийство. Это мой лучший секрет, и в то же время мой худший.

Мой большой палец скользит по черному камню и обводит череп, который находится чуть выше моего первого сустава, чертовски хорошо зная, что этот красивый череп будет выгравирован на лице этого ублюдка в течение следующих полутора недель.

Адреналин горит во мне, как палящее пламя, готовое испортить все на своем пути. Я не могу ждать.

Я вращаюсь на каблуках, мои черные высокие сапоги делают задачу сложнее, чем нужно, но после нескольких лет практики с этими плохими парнями я достигла высокого уровня искусства.

Я смотрю на мужчину, который стоит передо мной и смотрит на меня, как на свою следующую еду без согласия. Медленно провожу языком по своим глубоким сливовым губам, наблюдая, как он следит за каждым моим движением.

– Привет, детка, – говорит он, вставая прямо передо мной и устраивая шоу для своих пьяных друзей. Один даже дошел до того, что потер руки, как извращенец, которым он и является.

Интересно, что бы они сделали, если бы узнали, что мне всего семнадцать. Кто-то может в ужасе отстраниться, а кому-то это понравится.

Моя ошеломляющая улыбка расползается по лицу, и я вижу, как он начинает что-то подозревать. Его глаза сужаются, и он колеблется всего мгновение. Такие парни не ожидают, что женщина будет им подыгрывать, они живут за счет своего страха. Он хочет, чтобы я бежала. Он хочет, чтобы я запаниковала, и он злится, потому что цыпочка, которая не сопротивляется, чертовски легкая мишень, а этот парень трахается не с той девушкой. Я никогда не была легкой мишенью, и я чертовски уверена, что не собираюсь начинать.

Я не бегущая девушка. Я та, кто слоняется вокруг, чтобы посмотреть, сколько голов я могу сделать. Я девушка, которая ищет его. Я та ещё сука. Та, кто нравится парням, должна остерегаться.

Я протягиваю руку и провожу пальцами от его плеча по груди, когда его глаза немного расширяются. Прямо сейчас он предполагает, что это будет самое легкое завоевание в его жизни.

– И тебе привет, – мурлычу я, прикрывая глаза, давая ему понять, что он может иметь все, что, черт возьми, захочет… по крайней мере, я позволю ему так думать.

Его рука падает на мою обнаженную талию, сильно прижимая меня к его потному телу, вызывая у меня желание подавиться. Я знала, что сегодня мне не следовало надевать укороченную майку, но не смогла устоять. Кожа, латекс, чокеры и укороченные рубашки – мой джем, добавьте темно-сливовую помаду и высокий хвост, и я готова на все.

– Что такая хорошенькая девушка, как ты, делает так поздно в таком месте, как это?

– О, вы знаете таких девушек, как я, – говорю я с тошнотворно кокетливым смехом, проводя пальцами по его груди, его глаза с каждой секундой становятся все более и более закрытыми, а его неряшливые друзья наблюдают за этим с глубоким интересом. Я быстро смотрю в их сторону, одаривая каждого соблазнительной улыбкой и считая их на ходу. – Мы всегда готовы к небольшим неприятностям.

Всего пять. Будет интересно.

Мой комментарий заставил четверых его друзей двигаться с возбужденными улыбками. Каждый из них предполагает, что они выиграли в лотерею и вот-вот намочат свои члены, но их ждет кое-что еще. Мне не терпится ощутить плоть под моим кулаком, и эти ублюдки просто стали моим следующим кайфом.

– Что ты говоришь? – говорит один придурок, подходя ко мне сзади и зажимая меня между собой и парнем, который все еще держит меня за талию. Он трется своим членом о кожу моих штанов, заставляя меня наброситься. – Хочешь прокатиться? Держу пари, такая девушка, как ты, могла бы справиться с пятью парнями. Клянусь, мы будем относиться к тебе хорошо, но иногда я просто не могу удержаться – мне нравится грубость.

– Мммм, – стону я, наклоняя голову назад к нему, мои глаза с интересом вспыхивают в его глазах. – Звучит забавно. Вы знаете, я никогда не бралась за пятерых парней сразу, но я думаю, всегда есть первый для всего.

В его глазах мелькает болезненное возбуждение, но, прежде чем он успевает сказать еще хоть слово, мой локоть врезается ему в живот. Я выворачиваюсь в его руках, прежде чем упереться коленом в его яйца. Он падает на землю еще до того, как остальные вздрогнули.

Первый парень, который подумал, что это умный ход – положить руки мне на задницу, тянется ко мне, но я разворачиваюсь, и мои кастеты летят прямо ему в лицо. Мой кулак касается его носа, и знакомого хруста костей, ломающихся под моей силой, достаточно, чтобы меня пронзил разряд электричества. Черт, мне это нравится.

Кровь хлещет из его носа, и, несмотря на темноту ночного неба, я все еще вижу, как на его руках скапливается кровь.

– Ты чертова сука, – выплевывает он, отступая и падая на стену, стонет от боли, но я еще не закончила с ним – даже не близко.

Я только немного почувствовала, как ломаются его кости. Мне нужно больше. Гораздо больше.

Я иду к его ребрам.

Мой кулак ударяет его по ребрам, и он тут же сгибается пополам от боли, его друг зовет его взять себя в руки и дать отпор, но выхода нет. Даже до того, как ему сломали нос, он бы не смог справиться со мной.

Он рухнул на землю, его руки взлетели, чтобы поймать его при падении, и, прежде чем он успел ими пошевелить, я раздавила их сапогом, слушая сладкий, поэтический звук его мизинца, ломающегося, как веточка. Он кричит от боли, и я улыбаюсь ему.

– Возможно, в следующий раз ты дважды подумаешь, прежде чем хватать меня за задницу или любую другую девушку, если уж на то пошло. Вы когда-нибудь слышали о такой вещи, как согласие?

Он стонет, слезы текут из его глаз.

– Да, я так и думала, – смеюсь я, поворачиваясь, чтобы посмотреть на другого мудака, который остается на земле позади меня. – Придурки, вроде тебя, всегда готовы немного подвигаться, но это не так весело, когда обувь на другой ноге, не так ли?

Я смеюсь про себя, эта знакомая потребность выбить дерьмо из кого-то наконец ослабевает во мне. Я должна чувствовать себя хорошо еще несколько недель. У меня есть другие пороки, на которые я могу положиться до тех пор.

Когда я собираюсь уйти, трое оставшихся мужчин нервно оглядываются. Они не знают, что делать, но, когда они приходят за мной, я стою на своем, более чем готова к новым действиям.

– Чего вы ждете, мальчики? – говорю я, протягивая руки в знак приглашения. – Это обед, а как же десерт? Вот это настоящее удовольствие.

Что я могу сказать? Некоторым девушкам нравится бунтовать с татуировками, наркотиками и алкоголем. Вот так вот выбивать вечное дерьмо из хищников – мой порок, и я ни на что его не променяю.

Они двигаются быстрее, приближаясь ко мне с решимостью заставить меня заплатить за то, что я облажалась с их друзьями. Мое сердце бешено колотится, заставляя меня чувствовать себя более живой, чем когда-либо, когда я провожу языком по своим сливовым губам, приветствуя возбуждение.

Они идут ко мне треугольником, по одному с каждой стороны и один спереди.

Я широко улыбаюсь, мои пальцы снова скользят по костяшкам пальцев. Я не знала, чего ожидать от переезда в Рейвенвуд-Хайтс, но не могу отрицать, что у него есть свои преимущества.

Парень впереди достигает меня первым, и я не колебляюсь. Я ныряю под его руку, когда она летит мне в лицо, и тут же отбрасываю ногу, мои обутые пальцы ног сталкиваются с его драгоценностями в короне. Он падает, как мешок с дерьмом, стонет в агонии, но, прежде чем я успеваю радоваться, меня сзади хватают за руки.

Вместо того, чтобы нервничать, я использую это в своих интересах. Я прислоняюсь к нему спиной, занося ногу в еще одном диком ударе и ударяя ею под подбородок третьего парня. Он тут же падает, и, когда парень крепче сжимает мои руки, я шлепаю каблуком на шпильке по его ноге.

Он тут же отпускает меня, и я разворачиваюсь, моя рука летит к его лицу точно так же, как я делала это с ручным парнем. Мои кастеты щелкают по его глазнице, и когда он падает, я подхожу близко и близко, ухмыляясь, когда вижу идеальные очертания черепа прямо под его глазом. Это как бесценное искусство, совершенное во всех отношениях.

Я смотрю на свои кастеты, как гордая мама-медведица. Вытерев кровь, я целую самую макушку черепа, и, когда я выхожу из переулка, мой смех отражается от каждой стены, эхом отдаваясь эхом позади меня, как девиантная насмешка.

Наконец я добираюсь до тускло освещенной улицы в другом конце переулка и обнаруживаю, что мой матово-черный Ducati терпеливо ждет меня. Я перебрасываю свой длинный конский хвост через плечо и хватаю шлем, прежде чем надеть его на голову.

Перебрасывая ногу через Ducati, я чувствую, как мои кожаные штаны стягиваются к моей заднице, и я оглядываюсь назад в переулок, чтобы найти пятерых парней, которые стонут и медленно встают. Я не могу не смеяться снова. Я не знала, что смогу сразиться с пятью парнями одновременно. Думаю, мы постоянно узнаем что-то новое о себе.

Прежде чем они успевают прийти в себя, мой высокий ботинок ударяется о подножку, и я выпрямляю байк. Включив зажигание, я чувствую под собой знакомый рокот его гордого двигателя.

Уходи отсюда, Уинтер. Это не то место, где ты хочешь, чтобы тебя поймали на том, что ты остаешься дольше, чем необходимо.

Мне этого никогда не будет достаточно. Я выиграла этот байк в пари в прошлом году, и это лучшее, что я когда-либо делала. Мой Ducati – мой лучший друг. Пока он у меня есть, он дает мне возможность всегда быть свободной, и, хотя я застряла в системе еще на два месяца, эта крошечная частичка свободы, которую я получаю от своего байка, для меня абсолютно все. Кроме того, он чертовски гладкий и сексуальный, так что какой девушке в здравом уме это не понравится?

Когда мужчины встают, я опускаю козырек шлема и наклоняюсь вперед, чтобы схватиться за руль. Моя рука нажимает на педаль газа, и, словно молния, мой Ducati летит по улице, оставляя после себя лишь беспорядок и чертовски хороший урок.

Мой Ducati мчится по улицам Рейвенвуд-Хайтс мимо массивных стеклянных городских зданий. Я вижу свое отражение, когда пролетаю мимо каждого здания, искаженного и резкого, и улыбка играет на моих губах. Назовите меня эгоистичной сукой, но нет ничего лучше, чем видеть себя на байке. Изгиб моей задницы состоит только из кожи, когда я наклоняюсь вперед и хватаюсь за руль своими высокими ботинками, которые предупреждают ублюдков не связываться со мной. То, как моя укороченная майка развевается на ветру, демонстрируя мой подтянутый живот, и мой черный шлем с уродливым изображением черепа сбоку. Я люблю это. Мне нравится все в том, кто я есть, кроме одной большой вещи.

Я одна из многих приемных детей, желающих быть где угодно, только не там, где они есть.

Я прыгала из дома в дом с тех пор, как родилась. Забавно, как легко тебя можно вернуть домой, когда ты невинный ребенок, у которого нет ничего, кроме милых кудряшек, больших розовых щечек и улыбки, которая могла бы покорить сердце любого приемного родителя. Но как только ты достигнешь этого ужасного подросткового возраста и окажешься в большем количестве проблем, чем кто-либо имеет право быть, тебя снова и снова отталкивают, забывают и ненавидят. Я даже не могу сосчитать, в скольких домах и школах я побывала. Но что я точно знаю, так это то, что это моя последняя.

Через два месяца мне исполнится восемнадцать, и тогда я буду свободна. Я выйду из системы и смогу построить свою жизнь. Хотя я на самом деле не знаю, что произойдет, потому что, чтобы что-то сделать из себя, мне нужно окончить школу, и я могу гарантировать, что эти ублюдки, с которыми я сейчас живу, вышвырнут меня, как только закончатся их чеки. После этого поступить в другую школу с моим послужным списком будет практически невозможно.

Это должна быть моя последняя школа. Я должна заставить это работать… как-то.

Я приехала в этот дерьмовый городок три дня назад, а завтра я начинаю учиться в Академии Рэйвенвуд-Хайтс. Несколько лет назад мысль о том, чтобы пойти в новую школу, была чертовски пугающей, но сейчас это больше похоже на обычное утро понедельника.

Не знаю, как мне удалось попасть сюда. Должно быть, были натянуты какие-то серьезные ниточки. Эта школа для богатых детей, и в последний раз, когда я была зачислена в подобное место, у них была какая-то дерьмовая программа общественных работ, куда брали менее удачливых учеников. Я уверена, что это будет та же самая сделка, а это значит, что с самого начала я получу их сочувствующие взгляды и ехидные комментарии.

Я не могу ждать. Это будет взрыв… нет.

Хотя я не могу сказать, что она чем-то отличается от любой другой школы, в которой я была. Я всегда была «бедной приемной девочкой» или «проблемной девочкой», которую нужно держать подальше. Куда бы я ни пошла, всегда одно и то же. Нет смысла пытаться очистить мое имя, потому что по большей части это правда. Родители других детей боятся меня. Они не хотят, чтобы я тусовалась с их драгоценными малышами, они не хотят, чтобы я ладила с их сыновьями, они просто хотят, чтобы я ушла, но трахни их. Я здесь не для того, чтобы произвести впечатление на других людей. Я здесь, чтобы закончить школу и выбраться отсюда.

Становится поздно, и вместо того, чтобы отправиться прямо из ада в свой восемнадцатый дом, я делаю крюк. Длинный путь означает, что я избегу неизбежного бреда от Айрин и Курта. Они ненавидят меня, но мне все равно. Я тоже их ненавижу. Они придурки. Между нами, как будто заключено молчаливое соглашение. Я держусь подальше от них, и в конце месяца они обналичивают чек. В любом случае, прошло всего два месяца, что только показывает, насколько они отчаянно нуждаются в деньгах. Если бы Курт не был так зависим от алкоголя, а Айрин отошла от игровых автоматов, они, вероятно, не оказались бы в таком положении. На самом деле, я даже не знаю, как они оказались в таком положении. Конечно, должен быть красный флаг напротив их имен.

Не могу поверить, что уже три дня живу с ними. Будет тяжело, но я бывала в ситуациях и похуже.

Ducati наконец увозит меня из города вглубь Рейвенвуд-Хайтс. Я прибавляю газу и превращаю ревущий двигатель в мягкое гудение. Кругом дома, и мне совсем не хочется ночевать за решеткой из-за жалоб на шум. Эти богатые люди могут быть мудаками, и они, не колеблясь, попытаются преподать мне урок о нарушении их покоя. Такие дети, как я, которые не могут позволить себе бороться с правовой системой, становятся идеальными мишенями, и эти богатые засранцы получают от этого удовольствие.

Я оглядываюсь, пытаясь привыкнуть к своему новому окружению, когда сзади меня подкрадывается черный внедорожник. Я смотрю в свои зеркала, прежде чем незаметно оглянуться через плечо, понимая, что это Escalade – и чертовски сексуальный. Я девушка, которая любит автомобили. Таких девчонок не так уж много, но, когда автомобили, байки, лодки и все, что имеет мотор, является формой побега, которая может увести меня от всей этой ерунды, я склонна сильно и быстро падать. Вот почему я люблю свой мотоцикл, как будто это мой первенец.

Не желая быть сбитой на дороге, я отхожу в сторону, чтобы позволить Escalade проехать, и, когда он это делает, я не могу не блуждать по нему глазами. Окна затемнены, настолько темны, что я уверена, что это незаконно, но в этом внедорожнике есть что-то такое, от чего невозможно отвести взгляд. По моей коже пробегает дрожь, и что-то кричит мне, что люди внутри этой машины пристально наблюдают за мной. Я ни хрена не вижу, но чувствую, как их тяжелые взгляды пронзают меня, как самые острые ножи, прямо сквозь мою душу.

Передо мной проезжает Escalade, и я не отстаю от него, сижу ему на хвосте и следую за ним по улицам. Я знаю, что не должна. Ощущение ползания мурашек по моей коже – это большой знак, говорящий мне, чтобы я немедленно пошла на хуй и тащила свою задницу домой. Но я не могу.

Я еду вместе с ним, прохожу каждый поворот, каждую прямую. Мы подъезжаем к светофору, и, как и тогда, когда он проезжал мимо меня, я снова чувствую их взгляды.

Свет загорается зеленым, и я следую за Escalade еще за один угол, пока он не подъезжает к кладбищу. Мои брови хмурятся. Кто, черт возьми, ходит на кладбище в это время ночи? Я медленно крадусь за ним, сохраняя некоторое расстояние между нами. Я смотрю, как он едет по кладбищу, и когда я ползу вперед за угол, я, наконец, вижу его.

Это чертова вечеринка.

Машины выстроились вдоль улиц, люди зависли, смех, визги, выпивка, пока богатые дети Рейвенвуд-Хайтс тратят всю ночь напролет.

Ухмылка растягивается на моем лице. Это самая отвратительная вечеринка, которую я когда-либо видела. Тусоваться на кладбище и напиваться до чертиков ужасно, но это полностью моя сцена. Я подкрадываюсь немного вперед, но играю умно. Я не знаю этих людей, и после того чувства, которое я испытала от людей в той машине, может быть, это не то место, где мне следует тусоваться сегодня вечером.

Я останавливаю свой Ducati, скользя в тень, отбрасываемую массивным каменным ангелом на вершине гробницы. Я выключаю свет и сижу, наблюдая, зная, что меня не увидят.

Escalade переезжает через бордюр и прорывается сквозь тусовщиков, и я не могу не задаться вопросом, кто же это, черт возьми, это. Секундой позже я смотрю, как машина останавливается, и толпа мгновенно стягивается ближе, как будто люди внутри – знаменитости.

Все четыре двери открываются, и когда из машины выходят четверо парней, мое сердце бьется быстрее, чем когда я смотрела на этих пятерых парней в переулке. В темноте ночи, покрывающей кладбище, почти невозможно разглядеть их черты, но ясно как день, что эти парни что-то значат здесь.

Водитель закрывает за собой дверь, и когда девушки стекаются к нему, он смотрит в мою сторону, его взгляд пронзает мой, но это невозможно. Он никоим образом не сможет увидеть меня в тенях, но каким-то образом видит, и по какой-то причине меня тянет к нему, как мотылька к огню.

Я резко втягиваю воздух, когда один за другим к нему присоединяются трое других парней и все смотрят в мою сторону, от их взглядов невозможно дышать.

Кто, черт возьми, эти парни?

Беда. Вот кто они.

Не желая ввязываться в эту чушь еще до того, как я пойду в школу, я разворачиваю байк. Только когда я прохожу полпути по улице, я снова включаю свет и, наконец, снова могу дышать.

Не знаю, что это было, но, черт возьми, я заинтригована. Мне нужно знать, кто эти парни, и я не позволю ничему встать у меня на пути.

Я не думала, что это возможно, но Рейвенвуд-Хайтс просто стал интересным.

ГЛАВА 2

На моем лице появляется хмурое выражение, когда я въезжаю на подъездную дорожку к дерьмовому дому Айрин и Курта с двумя спальнями. Я открываю изворотливый забор, который сдерживает тявкающую собаку, и вздрагиваю от пронзительного писка, который разрывает тихий район.

Я мчусь через лужайку перед домом, и мне приходится бежать к двери, прежде чем собака начинает кусать меня за лодыжки. Не поймите меня неправильно, я определенно собачница. Большую часть времени я не могу насытиться ими, но в этом есть что-то, что заставляет меня извиваться, чтобы уйти. Я не знаю. Может быть, из-за того, что он, кажется, постоянно наблюдает за мной, или как он всю ночь прыгает в окно моей спальни, царапая когтями стекло.

Я роюсь в лифчике в поисках ключа, который неохотно дала мне Айрин, и, открывая дверь, тут же стону, обнаружив, что Айрин и Курт сидят в гостиной. Сейчас уже далеко за полдвенадцатого ночи, и на мгновение я задаюсь вопросом, не сидели ли они, чтобы подождать меня, но быстро понимаю, что они ни разу не подумали обо мне с тех пор, как я вышла первым делом этим утром.

Мой желудок урчит, и я иду на кухню и не нахожу ничего ожидающего меня на столе. Я вздыхаю и поворачиваюсь к холодильнику. Может быть, они убрали ужин, но, просматривая полки, я ничего не нахожу.

– Как ты думаешь, что ты делаешь? – рявкает Айрин, внезапно вставая прямо позади меня на кухне. – Ты не видишь, как я роюсь в твоих вещах, так какого черта ты роешься в моем холодильнике?

Я оборачиваюсь, чтобы встретить ее ужасный взгляд.

– Я голодна, – ворчу я, немного сбитая с толку. – Я не ела с обеда.

– Ну, это твоя проблема, а не моя, – бросает она мне в ответ. – Дело в том, что я даю тебе крышу, под которой ты можешь жить. Ты уже используешь мою воду и мое электричество. Ты тоже не возьмешь мою еду.

Бля?

Я смотрю на нее с минуту. Она на самом деле?

Конечно же, кормить приемного ребенка – это просто здравый смысл, верно? Не поймите меня неправильно, я точно не изучала контракты между государством и приемными родителями, но наверняка там есть раздел, в котором говорится, что ребенок не должен умереть с голоду. Как они думают, за что они получают чек в конце месяца? Это не только для того, чтобы скрыть свои неудобства. Это не просто то, что помогает утолить их зависимость от алкоголя и азартных игр.

Трахни меня.

Я смотрю на нее пустым взглядом, испытывая искушение проигнорировать ее, схватить пачку крекеров и уйти в свою комнату, когда голос Курта раздается по всему дому.

– Чего ты ждешь? Она сказала тебе нельзя, а теперь иди. Выйди из моей кухни. Это запрещено для тебя.

Вы, наверное, шутите. Не в настроении начинать дерьмо сегодня вечером, я прохожу мимо Айрин, толкая ее плечом и слушая чрезмерно драматичный вой позади меня. Я ухожу в свою комнату, закрываю за собой дверь и запираю ее, прежде чем перепроверить, действительно ли замок работает. Я и раньше бывала в домах, где замок был только для вида, и в большинстве случаев это потому, что там есть придурки, которым нравится пробираться туда ночью.

Мне повезло, что у меня не было возможности заставить мужчину навязываться мне, но это не редкость с некоторыми другими девушками, которых я встречала в подобных ситуациях. Это одна из причин, по которой я научилась драться.

Из восемнадцати домов, в которых я была, только в двух были приемные родители, которым было не наплевать на меня. Карли была прекрасной приемной матерью, и я была с ней в возрасте от девяти до тринадцати лет. Она увидела во мне что-то, чего я никогда не видела в себе, и смогла помочь мне отбросить гнев. Вместо того, чтобы драться в школе, она записала меня на боевые искусства. Какое-то время все шло хорошо, пока я не начала избивать других учеников, чтобы выпустить гнев. Меня выгнали через полгода тренировок, но я забрала много навыков, которые навсегда остались со мной.

Карли подарила мне один из тех тяжелых боксерских мешков, с которыми после этого тренируются чуваки ММА. Она повесила его на заднем дворе, и независимо от погоды я была там, колотя в него кулаками до крови.

Хорошие времена.

Я выключаю свет и падаю на край кровати, лунного света из моего окна достаточно, чтобы направлять меня, чтобы я не ходила в темноте.

Это полный бред. Когда я услышала, что кто-то приютит меня на следующие два месяца, я знала, что это будет катастрофа. Кому нужен такой ребенок, как я, на два месяца? Каждый мой разговор с ними говорит мне, что они в этом только из-за наличных. Черт, я надеюсь, что какой-нибудь другой бедняга не застрянет с ними после меня. Я просто благодарна, что это только два месяца.

Мой желудок урчит, и моя рука падает на него.

Я не могу этого сделать.

У меня завтра школа, и я не могу появиться там после того, как так долго не ела. Я должна кормить себя, но как? Я могу подождать, пока эти придурки не лягут спать, или я могу пойти и попрошайничать в магазине. У меня есть три доллара, засунутых мне под лифчик, определенно недостаточно, чтобы купить что-нибудь на сегодня и завтра позавтракать и пообедать.

Разочарованный вздох вырывается из меня, и когда я начинаю тянуться к молнии, чтобы расстегнуть свои высокие сапоги, меня как сокрушительный шар обрушивает на меня идея – вечеринка на кладбище. Там обязательно должна быть еда, не говоря уже о напитках, которые помогут мне забыть, что я в дерьмовом положении. Там была чертова куча людей, большинство из них, вероятно, с глубокими карманами, плюс эти парни.

Хм… интригующе.

Ухмылка расползается по моему лицу, когда я ощупываю левую грудь, чтобы убедиться, что мой ключ от Ducati находится там, где я его оставила. Я пересекаю комнату, прежде чем обернуться на дверь. Из-под него не идут тени, и в доме тихо.

Я поднимаю окно и проскальзываю прямо через него, прежде чем оттолкнуть собаку, а этот ублюдок прыгает на мои ботинки и выцарапывает их до усрачки. Я стону, посылая безмолвную молитву, чтобы мои ботинки были в порядке. Одна только мысль о том, что мне придется сделать, чтобы заменить эти ботинки, вызывает у меня кошмары.

Я закрываю окно за собой.

Поспешив выехать из дерьмовых ворот, я перебрасываю ногу через свой Ducati и включаю зажигание, прежде чем завести двигатель, весь байк вибрирует, когда звук угрожает оглушить меня. Я не сомневаюсь, что весь район просыпается, но больше всего я надеюсь, что это взбесит придурков, живущих в этом доме.

Нажимая на газ, я взлетаю, как ракета, оставляя толстую черную полосу на разбитом бетоне их подъездной дорожки. Я возвращаюсь прямо на кладбище и в течение десяти минут осматриваю все, что происходит, осматриваю свое окружение.

Черный Escalade больше не припаркован в центре вечеринки, а перемещен так, чтобы блокировать улицу, чтобы никто не мог войти или выйти. Я смеюсь над их жалкими попытками, так как с моим байком у меня абсолютно нет проблем проскользнуть мимо него.

Вечеринка не просто захватила кладбище, но и перекинулась через улицу. Музыка льется из динамиков, установленных на вершине могилы, и практически сотрясает землю, этого более чем достаточно, чтобы разбудить мертвых, живущих внизу.

Я делаю глубокий вдох и оглядываюсь. Это определенно моя вечеринка. Я должна была просто болтаться рядом раньше. Хотя одно можно сказать наверняка после того, как я найду что-нибудь поесть и увижу, какие еще вкусности я могу взять для себя, будет поздно, прежде чем я вернусь домой спать, а с утра в школу первым делом это будет интересно.

Люди задерживаются повсюду, и я уже чувствую их любопытные взгляды. Я останавливаю байк прямо на обочине, но, в отличие от предыдущего Escalade, я держу его почтительно и паркую свой мотоцикл в стороне, подальше от могил.

Волна нервов пронзает меня, когда я думаю о четырех парнях, которые ранее привлекали мое внимание. Очевидно, они все еще здесь, но я понятия не имею, кто они. Было слишком темно, чтобы сказать, а на расстоянии это было невозможно.

Успокаиваю нервы. Я могу быть новой цыпочкой, но я не позволю этому остановить меня. Я соскальзываю с байка, обязательно опустив подножку и включив сигнализацию. У мальчиков есть привычка трогать вещи, которых у них быть не может, и мой Ducati всегда был одним из них. Это будет не первый раз, даже не второй и не третий, когда сигнализация срабатывает во время вечеринки. К счастью, ее обычно достаточно, чтобы отпугнуть их, так что мне никогда не приходилось волноваться.

Повсюду люди, и, поскольку я странная цыпочка на байке, которая последние несколько дней разъезжала по городу, все взгляды были прикованы ко мне.

Я их зонирую. В конце концов, это не что иное, как то, что я уже испытала миллион раз раньше.

Затянувшиеся взгляды парней превращаются в желание, и я блокирую их все, пока иду по вечеринке. Все люди здесь одеты в дизайнерскую одежду, бездельничают над могилами и используют свои надгробия в качестве кофейных столиков. Осмелюсь сказать, что эта вечеринка предназначалась для богатых детей, живущих на другом конце города.

Мне, конечно, здесь не место, но тогда какого черта мне упускать такую возможность? Черт, да покопавшись в кармане одного парня, я мог купить бензина для моего Ducati на следующий месяц.

Я сразу приступаю к работе.

Я начинаю пробираться сквозь самую оживленную часть толпы, постоянно натыкаясь на людей и вытаскивая деньги из открытых сумочек. Я смеюсь про себя. Эти люди невежественны, но более того, такие люди даже не заметят, если пропадет немного денег. Боже, я бы хотела жить с такой роскошью. Такие люди, как я, постоянно пересчитывают наши монеты, чтобы убедиться, что у нас их достаточно, чтобы просто прожить.

Я делаю полный круг, прежде чем осознаю, что, хотя есть много столов, предназначенных для смешивания напитков, нет ни одного чертового стола, за которым можно было бы меня накормить.

Я стону и делаю второй круг. Я толкаюсь и двигаюсь против людей, чувствуя, что весь мир у меня под рукой.

Мое плечо проскальзывает мимо парня, но, прежде чем я успеваю сунуть пальцы в его задний карман, парень разворачивается, его рука обхватывает мое запястье и держит его между нами. Моя голова резко поднимается, и я встречаюсь с его темными бурными глазами.

Он прижимает меня к себе, его взгляд непоколебим, и в одно мгновение по моему телу начинает пробегать озноб. Я не могу не задаться вопросом, был ли это водитель Escalade, который выбил из меня дыхание одним своим взглядом.

Я тяжело сглатываю, кажется, секунды тикают, пока он держит меня, или, может быть, мне просто кажется, что это целая вечность. Все остальное исчезает, так как все, на чем я могу сосредоточиться, это его глаза. Я даже не могу сказать, как выглядят его волосы, только то, что длинные черные пряди падают ему на глаза, и, судя по тому, как мне приходится наклонять голову, чтобы встретиться с его свирепым взглядом, я осмелюсь сказать, что этот парень настолько высокий, как и они.