Текст книги "Пусть поднимется ветер (ЛП)"

Автор книги: Шеннон Мессенджер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Старший Буреносец смеется:

– Хватит?

– А тебе? – Солана снова пытается, но нога слишком дрожит. Таким образом, вместо этого она ныряет и сильно ударяет его по лодыжкам.

Он хитрит, но ей удается подрезать у младшего Буреносца Ахиллесово сухожилие, и он издает вой, будто умирает кошка, или общаются горбатые киты.

– Мне это уже надоело, – кричит он, создавая дюжину иссушающих ветров.

Солана поглощает большинство из них, но некоторым удается связать мои руки и закрепить их.

– Вижу, ты не такой профи, как твоя девочка, – говорит старший Буреносец, толкая меня в снег и добавляя вторые путы вокруг моих ног.

Думаю, я должен быть рад снегу, смягчившему мое падение достаточно, чтобы не повредить еще больше мой локоть, но он чертовски холодный. Плюс, я не могу сказать, что происходит.

– Он – единственный, кого мы должны оставить в живых, – говорит один из Буреносцев. – Убей ее.

– Давай, Западный, – молю я, когда слышу металлический лязг и визг Соланы.

Мне удается перевернуться на бок и стряхнуть лед с глаз... и обнаружить Солану на коленях в луже красного цвета, с Буреносцем, стоящем над ней.

– Наслаждись последними вздохами, – говорит старший Буреносец, поднимая свой ветрорез, чтобы нанести смертельный удар.

Мой Западный щит кричит: «ПАДАЙ!», и я плюхаюсь, будто тюлень скользит по льду.

Плечом я сбиваю старшего Буреносца, и он падает на свой собственный ветрорез.

Тьма застлилает мое зрение на то время, когда раздается булькающий звук, но мне гораздо хуже из-за хруста костей от другого ветрореза.

Я поворачиваюсь к источнику шума, боясь, что обнаружу обезглавленную Солану.

Но ее голова все еще на плечах.

А вот другой Буреносец... не будем об этом.

– Держись, – говорит она мне, и я не могу понять почему... пока не чувствую желчь на языке.

Я не уверен, тошнит ли меня на самом деле, или я только собираюсь. Похоже будто я вне тела.

Я безучастно смотрю, как Солана хватает один из черных ветрорезов Буреносцев и кромсает ветры, связывающие меня, затем хромает к водонапорной башне и считает свои шаги.

В какой-то момент она падает на колени и начинает копаться в снегу:

– В моих воспоминаниях по этому можно понять, как далеко находится вход в башню.

Я подхожу к ней и помогаю копать.

Не думай о телах. Не думай о телах.

– Это должно быть здесь, – бормочет Солана.

Я надеюсь, что она права, потому что слышу грохот, который очень похож на приближающихся Буреносцев.

«Хорошо,– говорю я Западному.– Есть еще идеи?»

Западный оставляет меня, скручиваясь в слабую воронку, сметающую снег.

– Подожди, – говорит Солана, прижимая ухо к земле. – Я думаю, что он как-то погружается.

Я вожу пальцем по грязи, пока не чувствую, как бриз проходит через трещину, настолько тонкую, что я сомневаюсь, что она толще волоска.

– Там, – говорю я Солане, которая следует за моей рукой своей. – Чувствуешь?

Она кивает:

– Но я не вижу замок или что-нибудь такое.

– Возможно, пароля достаточно?

– Будем надеяться.

Она наклоняется и шепчет в трещину.

Я не могу услышать, что она говорит... но это работает.

Рев ветра сбивает нас, когда открывается люк.

Солана тянет меня за собой, когда соскакивает вниз, и мои лодыжки определенно не радуются приземлению. Но я вижу через жуткий синий свет, как фамильный герб Соланы красуется на каменных стенах.

Мы нашли Королевский Проход... вовремя.

Шипы ветра взрываются над нами, когда Солана выкрикивает команду и запечатывает нас внутри.

Глава 20. ОДРИ

Мы ходим кругами.

Тратим энергию.

Попадаем во многие тупики.

Я знала, что крепость была лабиринтом, но думала, если мы продолжим двигаться, в конечном итоге найдем путь.

Вместо этого поворачиваем обратно к темнице.

– Мы должны заставить его вести нас? – спрашиваю я, кивая туда, где в запертой камере без сознания лежит травмированный Буреносец.

– Он приведет нас прямо к Райдену, – предупреждает Гас. – Ты не можешь доверять врагу... даже, когда нуждаешься в нем.

– Но как нам выбраться отсюда? – Я разминаю шею, мышцы устали из-за поддержки Гаса.

Гас прижимает ухо к стене, и я предполагаю, что он прислушивается к звукам сражения.

Когда я копирую его, я слышу низкий, постоянный гул.

– Это Шреддер, – говорит Гас, отступая от стены. Он выглядит столь же бледным и серым, как куртка Буреносца.

– Ты как? – спрашиваю я.

Он закрывает глаза, делая медленные, сдавленные вдохи:

– Я все еще могу чувствовать, как он рвет меня изнутри, будто ветры вгрызаются в мою сущность.

Я касаюсь его руки.

– Я в порядке, – обещает он.

Но, когда он вытирает рот, я вижу красный.

– От звука тебе хуже? – спрашиваю я.

– Это, вероятно, отсутствие ветра. Или вся эта ходьба. И по крайней мере теперь мы знаем, как оказаться там, куда мы идем. Если мы будем следовать за звуком, то он приведет нас прямо к Шреддеру.

План, кажется, работает, но чем громче гул, тем бледнее Гас. Если только от одного звука у него идет кровь, как он будет стоять среди лезвий Шреддера?

– Возможно, есть другой выход...

– Я в порядке, – перебивает он. – Мы не меняем план.

Его слова было бы легче принять, если бы его зубы не окрашивал красный.

Я кладу руку Гаса себе на плечи и стараюсь двигаться быстрее, надеясь, что он станет сильнее, если я смогу заставить его подышать свежим воздухом.

Звук ведет нас через еще несколько поворотов, а потом...

... мы в конечном итоге оказываемся обратно в подземелье.

Травмированный Буреносец смеется, когда видит нас:

– Готовы сдаться?

Гас пинает решетки настолько сильно, что я боюсь, что он сломает ногу.

– Мы найдем путь, – говорю я ему, прежде чем он снова сможет пнуть решетку. – Мне просто нужно подумать.

Я пытаюсь вспомнить каждую деталь, которую подмечала в течение времени проведенного в тоннелях, но ничто не выделяется.

И затем я понимаю, что мы пропускаем.

– Сила боли, – шепчу я. – Буреносцы всегда используют ломанные команду, чтобы открывать двери.

– Действительно, – говорит травмированный Буреносец. – Это вообще не помогает, не так ли?

Он перекатывается, чтобы посмотреть на меня, и я съеживаюсь, когда становится лучше видно его лицо, похожее на пюре.

– Пожалуйста, – говорю я. – Если ты поможешь нам, то сможешь сбежать с нами.

Гас тянет меня за собой:

– Забудь о нем, Одри. Он никогда не предаст Райдена.

– Он прав, – соглашается Буреносец.

– Почему? – спрашиваю я. – Мы оба знаем, что произойдет, когда Райден найдет тебя в таком виде. Я предлагаю тебе шанс выжить.

– При условии, что я присоединюсь к Силам Бури и разболтаю все секреты Райдена... и буду бороться на их стороне, когда они разрушают все, что я помог построить? Нет, спасибо. У меня нет никакого желания стать предателем.

– Так будь одиночкой, – возражаю я. – Вытащи нас отсюда и исчезни. У Астона получилось.

– Да, ну, у Астона было преимущество, которого нет у меня... хотя он заплатил за него кожей. – Его руки двигаются к шее, потирая горло. – Если Райден почувствует, что я его предал, он вызовет мой самоубийственный порыв.

Я не уверена, что знаю, о чем он... хотя название говорит само за себя.

Я прищурено смотрю на его шею, но не вижу никаких следов.

– Его никак нельзя убрать, – говорит он мне. – На случай, если ты планируешь что-то такое. Я даже не могу чувствовать его... если бы я не был в создании, когда Райден его производил, я бы даже не знал, что он там есть. И если я попытаюсь вмешаться в него, Райден устроит медленную смерть. Я видел такое один раз. – Он содрогается.

Я протягиваю руку, чтобы коснуться своей шеи и вижу, как Гас делает тоже самое.

Я знала, что методы Райдена были жестоки, но никогда не представляла ничего подобного.

– И он заставляет делать каждого Буреносца? – спрашиваю я.

– Он не заставляет нас. Так мы показываем нашу приверженность... и эта приверженность взаимна. Мы клянемся в верности, и Райден клянется научить нас своему пути.

– Ты честно думаешь, что обучая вас делать за него грязную работу тоже самое, что жертвовать для него своей жизнью? – спрашивает Гас.

– В обмен на силу, что нам дают? Можешь поспорить, – говорит ему Буреносец. – И самоубийственный порыв сказывается и на Райдене тоже. Это истощает большую часть его силы, он может формировать только один в день.

– Сила – это все, что тебя волнует? – Я должна спросить.

Он пожимает плечами... но могу сказать, судя по его лицу, что за этим скрывается что-то еще.

– Как Райден убедил тебя поклясться ему в верности? – давлю я.

– А какая тебе разница? – рявкает он в ответ.

– Потому, что я хочу понять.

– Никто никогда не понимает.

Я жду, что он может сказать больше, но он отворачивается.

– Пустая трата времени, – говорит Гас, направляясь к лестнице.

Я едва делаю пару шагов, когда Буреносец говорит:

– Ползающий по земле убил моего отца.

Я поворачиваюсь и обнаруживаю его, вытирающего глаза, и он дважды откашливается, прежде чем может добавить:

– Он поймал моего отца на своей земле после шторма и наставил на него ружье. Я прятался неподалеку. Видел все это. Он утверждал, что мой отец был мародером... будто нас интересовало его ржавое старье. Когда мой отец попытался его успокоить, он выстрелил ему в голову. Неважно, что мой отец был тем, кто спас его поганый дом от бури. И ветер не сбил пулю в сторону.

– Мне жаль.

– Да. Все так говорят. А еще– «Хотел бы я чем-нибудь помочь». Райден был тем, кто понял. И что-то сделал. После того, как я присягнул на верность? Он вернул меня в тот дом, и мы разорвали все в клочья.

– Месть – это не правосудие, – говорит ему Гас.

– Тогда как ты объяснишь то, что избил меня? – спорит Буреносец.

– Это было заслужено, – говорит Гас, беря меня за руку. – Он просто тянет. Тянет, пока кто-нибудь не найдет нас.

– Есть кое-что получше, – говорит Буреносец. – Я также уверен, что у нас есть время, чтобы захватить вашего Западного дружка... если мы еще не сделали этого.

Неземной вой останавливает мой ответ, и скрипучее соединение ярости и разорения заползает под мою кожу.

Я слышала звук прежде... и надеялась никогда не услышать его снова.

Крик нежелающей превращаться жертвы в один из Живых Штормов Райдена.

Глава 21. ВЕЙН

У Соланы идет кровь.

И сильно.

Она даже оставляет след из красных следов на каменном полу.

Я пытаюсь заставить ее остановиться, так мы можем перевязать рану. Но она утверждает, что у нас нет времени... и она права.

Даже если пароль не дает Буреносцам попадать в проход, я уверен, что они догадались, куда мы направляемся. Так что весь мой «тайный план» разлетается в тот момент. И у меня такое ощущение, что выворачивающий внутренности вопль, который только что потряс туннель, означает, что Райден создает Живой Шторм.

Я отказываюсь думать о том, кто это мог быть. Шнур кулона опекуна Одри все еще синий, таким образом, я знаю, что она в безопасности. Но Гас...

– Насколько этот проход длинен? – спрашиваю я.

– Очень длинен.

Я не могу сказать, волнуется ли Солана о Гасе... или волнуется ли она по поводу того, насколько должна облокотиться на стену для поддержки.

В конечном итоге она падает, и я едва успеваю поймать ее.

– Все хорошо, – бормочу я.

– Да, похоже.

Я опускаю ее на пол и расстегиваю мою куртку.

– Что ты делаешь?

– Нарезаю бинты. – Я достаю кинжал из ножен и отрезаю подол моей майки. – Я думал, что эта ткань помягче.

Ее рана выглядит довольно непростой, таким образом, я отрезаю еще несколько полос. Потом понимаю, что глупо носить половину рубашки, и срываю остальное.

– Классно выглядишь, – говорит Солана, указывая на мою голую грудь, выглядывающую из расстегнутой куртки.

Я не могу сказать, дразнит ли она меня или становится безумно честной. Так или иначе вполне уверен, что краснею.

– Предупреждаю, – говорю я, быстро нюхая ткань. – Очевидно, я вспотел и воняю.

– Это не совсем новость. Кроме того, я уверена, что пахну так же плохо.

На самом деле, она пахнет, как апельсин или дыня, или...

Я качаю головой.

Нет времени для игры «Угадай шампунь».

Солана пытается взять у меня бинты, но я крепко держу их.

– Моя очередь помогать.

Это кажется совершенно нормальным предложением... пока мне не приходится обматывать ее колени. И все становится хуже, когда я сдвигаю ее платье вверх еще на дюйм, чтобы обнажить всю глубокую рану...

Ладно... я сосредотачиваюсь на крови.

– Скажи мне, если я сделаю больно, – говорю я, когда прижимаю к ране ткань.

Она не вскрикивает, но судорожно выдыхает через зубы, и я не виню ее.

– Выглядит ужасно.

– Ну, спасибо.

– Не имел в виду твою ногу... я не на это смотрю, – говорю я быстро. – просто говорю...

Мои оправдания затихают, когда она смеется.

– Я усложняю тебе жизнь, – говорит Солана, – так ты перестанешь нервничать. Честно, у меня никогда не было парня, настолько боящегося прикоснуться ко мне.

Мои щеки пылали.

Возможно, они плавят мой мозг, потому что я слышу, как говорю:

– Так... у тебя были другие парни?

– Ты серьезно спрашиваешь меня об этом?

– Нет... ты права. Прости... я не знаю, почему сказал это.

Повисает неловкое молчание.

На самом деле, «неловкое» не достаточно сильное слово. Это как если бы у неловкого и неудобного человека получился уродливый, несчастный ребенок, который не переставал плакать и какать все время.

– Для отчета, – говорит Солана. – Я имела в виду Силы Бури, которые лечили мои раны за эти годы, и опекунов, которые обучали меня бороться. Им приходилось прикасаться время от времени, и они никогда не были такими дергаными.

– Ну, у них намного больше опыта, чем у меня... в бою и прочее... ну знаешь... не то, чтобы Одри и я... ммм... знаешь, что? Я собираюсь прекратить говорить об этом. Возможно, навсегда.

– Это хорошая идея, – соглашается она.

Я смотрю в пол, желая, чтобы грунт разрушился и поглотил меня.

Когда этого не происходит, я заматываю ее рану самым широким бинтом.

– Должно быть сильнее, – говорит она.

– Будет больно.

– Да, ну, иногда боль – единственный путь.

Такое чувство, что в ее словах есть более глубокое значение, но я решаю не углубляться.

Вместо этого я затягиваю бинт сильнее... но очевидно этого все еще не достаточно. Она хватает меня за руки, вынуждая сильнее стянуть выпуклость кожи.

Крохотный вздох скользит с губ, но она двигает ногой несколько раз:

– Спасибо. Полагаю, мне следовало позволить тебе сделать это с самого начала.

– Подожди... ты только что признала, что я был прав?

– Не позволяй этому укорениться в голове. Я уверена, это случайность.

Я вздыхаю:

– Теперь ты похожа на Одри.

С этими словами тишина опускается на нижний уровень.

Я прекращаю желать обрушения грунта и рассматриваю рытье своего собственного тоннеля. Могу поспорить, что будет не трудно продолбить камень моим ножом...

– Это всегда будет странно между нами, не так ли? – спрашивает Солана.

– Я не знаю. Возможно, со временем...

– Да.

Ни один из нас не кажется полным надежд.

Я не понимаю, что играю с кулоном опекуна Одри, пока Солана не протягивает руку и не касается шнурка.

– Рада, что она все еще жива, – шепчет девушка. – И я собираюсь сделать все, что могу, чтобы удостовериться, что дальше так и будет.

– Спасибо, – бормочу я. – Мне жаль, что у нас нет способа узнать, как там Гас.

– Я тоже. Особенно теперь, когда я слышала тот Живой Шторм. Но я чувствую, что ощутила бы эхо, если бы он был не в порядке.

– Возможно.

Я не много знаю о процессе ...просто когда сильфиды умирают, они оставляют маленькую часть себя дрейфовать с ветром, чтобы сказать миру, что они ушли.

Но мы настолько глубоко под землей, что эхо не могло добраться до нас.

– Думаешь, готова идти? – спрашиваю я.

– Есть только один способ узнать.

Она все еще шатается, но хромает меньше.

Я обнимаю ее за плечи:

– Так ты сохранишь больше энергии.

– Спасибо.

Мы идем в тишине в течение нескольких минут до кривого коридора, и она отстраняется.

– Теперь я чувствую себя лучше, – обещает Солана.

И она действительно делает несколько шагов. Потом снова прислоняется к стене.

– Это гордость или женские штучки? – спрашиваю я.

– Что такое «женские штучки»?

– О, да ладно. Ты знаешь, как вы, девочки, притворяетесь, что все хорошо, когда на самом деле хочется оторвать голову.

– Если я соглашусь с твоим широким обобщением, которое, кстати, не верно, я полагаю, ты думаешь, что мальчишки лучше?

– Ну, да. Отчасти. По крайней мере, когда парень злиться на другого парня, он ему говорит... или он бьет его кулаком в лицо.

Солана закатывает глаза:

– Тогда как ты объяснишь все те вещи, от которых не можешь удержаться и говоришь?

– Каких, например?

– Не важно. Давай продолжим. – Она пытается идти снова и почти падает.

Я помогаю ей прислониться к стене, но она отстраняется от меня. Это всего несколько дюймов, но похоже на мили.

– Возможно, ты права, – говорю я, когда больше не могу выдерживать тишину. – Может быть, мы все вернем обратно, если просто выложим все в открытую, так будет проще.

Она опускает взгляд на руки, и снова крутит свой браслет.

Я собираюсь спросить ее, почему она делает это, когда она останавливается, чтобы посмотреть на меня.

– Прекрасно, ты хочешь знать, почему я чувствую себя неловко с тобой? Потому что я могу сказать, что ты винишь меня в том, что произошло с Одри. И я знаю, что ты ненавидишь то, что я использую силу боли. Я также знаю, что ты думаешь, что должен связаться со мной, чтобы спасти от той силы... и ты действуешь, будто все, что я делаю – это какая-то большая схема, чтобы обольстить тебя.

Ладно... ничего себе.

Святая гора честности, Бэтмэн!

Возможно, я должен был оставить это в покое...

Я даже не знаю с чего начать, и мямлю:

– Это не похоже на то.

– Тогда что это?

Я смотрю на свой браслет-компас, который, кажется, вращается еще быстрее.

– Я бы хотел спасти вас обеих, – шепчу я. – И я бы хотел, чтобы ты никогда не использовала силу боли. Понимаю, что ничто из этого не было твоей виной. Просто трудно не играть в «а что если», понимаешь?

– О, я знаю, – говорит она. – Я играю в эту игру больше, чем кто-либо.

Она смотрит на герб своей семьи, вырезанный в стене, и у меня такое чувство, что я могу предположить, какова часть ее «а что если».

– А как насчет теории Астона? – спрашивает она, напоминая мне, что нам нужно пройти через еще большую неловкость, прежде чем это закончится.

Я не могу смотреть на нее, когда спрашиваю:

– Он сказал тебе?

– Я понимаю. И для записи, не уверена, что она права. Но даже если это так, это ничего не меняет. Не хочу быть связана с кем-то, кто просто пытается исправить меня.

– Но что, если это единственный способ помешать силе уничтожить тебя?

– Потом разберусь с ним. Это не твоя проблема.

Мы оба знаем, что это не так.

– Что относительно последнего? – шепчет она. – И не заставляй меня повторять это. Это было достаточно смущающим в первый раз.

Серьезно... где обрушение грунта, когда оно мне так нужно?

– Я не думаю, что ты обольщаешь меня, – говорю я, глядя на ноги.

– Но? – надавливает она.

Я могу услышать, как мой мозг кричит: «НЕ ГОВОРИ ЕЙ».

Мы уже зашли настолько далеко, тем не менее, я бормочу:

– Ты действительно все еще не надеешься, что я передумаю?

– Пожалуйста, Вейн. Сколько раз я должна сказать тебе...

– Да, я знаю. Ты не скучаешь по мне. Но... если ты действительно со всем этим покончила, то почему ты все еще носишь это?

Она прекращает теребить браслет, почти так будто не заметила, что делала.

– Я избавлюсь от него когда-нибудь. Я просто не готова... и не из-за тебя. Из-за меня. Просто похоже, как только я сниму его... это все. Наследие всей моей семьи.

Веееееерно.

Потому, что я украл трон.

– Я не хочу быть королем, – говорю я ей.

– Ты знаешь, что это все делает хуже, верно? Тебе вручают мое будущее, и ты даже не хочешь его. Все, что ты хочешь сделать – сбежать.

– Да, потому что это огромная долбаная ответственность! И я понятия не имею как, черт возьми, я, предполагается, буду управлять людьми.

– Так ты учись. И старайся изо всех сил.

– Этого будет не достаточно.

– Я не верю этому. Ты можешь быть великим королем, если решишь, что хочешь им быть. Ваш взгляд Западного невероятно ценен.

– Скажи это Озу.... и Силам Бури... и кому-то еще, кто ожидает, что я буду этим настоящим воином. Дело в том, Солана, даже если я найду способ убить Райдена... это все. Тогда я покончу с насилием навсегда. И что произойдет в следующий раз, когда появится новая угроза нашему миру?

– Тогда твои Западные инстинкты научат тебя, как сохранить мир.

Я вздыхаю.

Вот и спрашивай у ветров.

И даже не у одного ветра. Западный – один из языков четырех... и давай не забывать, что это язык, который был почти полностью стерт.

Почему все так убеждены, что он ответ на все вопросы?

Просто потому, что он важен, это не означает, что он единственная вещь, которая нам нужна. Иначе, зачем там три других языка?

Я выпрямляюсь:

– Там должно быть четверо.

– Хм, я, как предполагается, должна знать, о чем ты говоришь? – спрашивает Солана.

Я качаю головой, и мгновение обдумываю все это снова, прежде чем говорю:

– Одного правителя не достаточно. У нас четыре ветра.

– Так... ты говоришь, что должно быть четыре короля?

– Или королевы, – исправляю я. – Все, что имеет значение – у каждого языка есть представитель.

Я в любом случае застреваю в качестве Западного короля... но это не так плохо, если не все на мне.

А Солана могла быть Южной королевой.

Тогда она не должна будет терять наследие своей семьи.

И это могло бы успокоить Оза насчет Одри. Она могла бы представлять Восточный... предполагая, что она все еще хочет быть со мной, и нам удастся выжить сегодня, и мы убьем Райдена, и... и... и...

– Я думаю, мы забегаем вперед, – говорит Солана, и интересно, думает ли она о том же самом. – Давай вернем Гаса и Одри, а затем мы можем решить, хотим ли убедить Силы Бури реорганизовать весь наш мир.

Когда она так говорит, идея звучит невозможной.

Но... Я все еще обдумываю.

Впервые, с тех пор как Одри сказала мне обо всех сумасшедших планах Сил Бури, я на самом деле могу обдумать свое будущее, не чувствуя, что задыхаюсь.

Это сделало бы все менее неловким с Соланой. У нее нет никаких проблем, она опирается на меня, хотя ноги, кажется, становятся сильнее.

Мы двигаемся в довольно хорошем темпе, когда поворачиваем за угол и находим тупик со старой металлической лестницей, ведущий к другому люку в потолке.

Вход в крепость Райдена.

Глава 22. ОДРИ

Я стараюсь сосредоточиться на движении вперед и найти выход из этого лабиринта.

Но каждый раз, услышав вопль Живого Шторма, не могу не подумать, что это мог бы быть Вейн.

А также моя мать, что более ужасающе, чем душераздирающе.

Кто может выстоять против бури алчности и ярости моей матери?

– Ты в порядке? – спрашивает Гас. – Голова из-за ран не кружится?

Вообще-то, я и думать забыла о порезах на спине.

– Ты думаешь, Райден может его убить? – шепчу я. – Сейчас, когда он знает о нашем четвертом прорыве... думаешь, он может посчитать Вейна ненужным?

– Предполагаю, что такое возможно, – говорит Гас. – Но я чувствую, что Райден все еще хотел бы получить его живым. Он захочет удостовериться, что один из нас даст ему силу. Тогда он уничтожит нас всех. Таким образом, лучший вопрос состоит в том, как мы можем выбраться отсюда, прежде чем Вейн даст себя схватить? Поскольку я действительно не хочу превращать наше бегство в спасение.

Тогда нас двое.

Должен быть трюк, чтобы обойти этот лабиринт.

Я концентрируюсь на своем щите, позволяя Западному дрейфовать на мой язык.

– Нам нужно выйти на поверхность. Ты можешь вывести нас? – шепчу я.

Мой щит не отвечает, но я продолжаю повторять просьбу. Иногда ветер должен знать, что ты обращаешься имеено к нему.

Мягкий толчок замедляет меня, когда мы оказываемся около вершины лестницы, и я чувствую, как мой щит тянет меня за плечи, чтобы я повернулась.

Я не понимаю, что он хочет, пока не вспоминаю тот день, когда меня чуть не напали. Буреносец со шрамами вытащил меня через потайную дверь.

Здесь мог быть спрятан другой путь?

Мой Западный, кажется, думает так. Он поет о сильном воздухе, ждущим с другой стороны. Но, когда ищу стену, я не вижу ручки... никакого стыка. И не могу использовать силу боли.

Интересно, могла бы сила четырех иметь какой-нибудь эффект.

Я протягиваю руку, пытаясь почувствовать воздух, о котором поет Западный. Камень притупляет мои чувства, но мой щит переключается на слова о доверии неизвестности. Так что я закрываю глаза и шепчу слова, которые говорят больше, чем любые другие. Зов моих предков.

– Приди ко мне. Без следов. Осторожно подними меня. Потом теки и мчись.

Едва последний слог покидает мои губы, нежный порыв проходит через дефект в стене и обматывается вокруг меня будто объятие старого друга... и так оно и есть. Сильный, здоровый Восточный столь же храбрый и лояльный, как мой щит.

– Как ты это сделала? – шепчет Гас.

– Думаю, это все ветер. Казалось, он хочет помочь.

Я пытаюсь позвать Северный или Южный, но ни один не отвечает. Так что нет никакого способа направить силу четырех.

– Думаешь, Восточного и Западного достаточно? – спрашиваю я Гаса, когда у него тоже не получается позвать ни один порыв.

– Может быть. Эти ветры – твое естественное и связанное наследие.

Я открываю рот, чтобы напомнить о разорванной связи с Вейном, но от одной только мысли об этом становится больно в груди.

Что-то новенькое.

И еще, ощущение тоже знакомо. Медленно дергает, почти как...

Я отгоняю мысли прочь.

Сейчас не время обдумывать свою связь с Вейном.

Восточный и Западный танцуют вокруг друг друга, и я слушаю их песни. Текст кажется неопределенным, пение двойной силы, двойной мощи. Но заключительный стих продолжает отстаивать силу разделения.

– Разорви, – шепчу я для начала на Западном.

Ничего не происходит, поэтому я повторяю команду на родном языке.

Я должна была догадаться, что Западный слишком мирный. Только хитрому Восточному под силу разорвать на части.

Что он и делает.

Порыв вытягивается и бьет по скале. Из шва, который я не смогла бы найти самостоятельно, сыплется пыль.

Но дверь заперта.

– И что теперь? – спрашиваю я, слушая порывы, но их песня не дает подсказок.

– Хотел бы я знать, – говорит Гас, делая шаг вперед и с силой толкая скалу.

Дверь со скрежетом начала поддаваться.

– Думаю, нам стоит попробовать вместе, – говорит он, кашляя из-за поднявшейся пыли.

Он прав.

Нужно приложить все усилия, чтобы пройти через лабиринт.

Но если мы будем работать сообща, шанс появится.

Глава 23. ВЕЙН

– Ты что-нибудь слышишь?

Я уже прошептал вопрос по крайней мере раз двадцать. Это чудо, что Солана не спрыгнула с лестницы и не ударила меня.

Но все еще не могу заставить себя поверить ей, когда она отстраняется от потолка и говорит :

– Нет, Вейн. Я все еще ничего не слышу.

– Возможно, камни слишком толстые. Или Буреносцы очень тихие.

– Или они понятия не имеют, где выходит туннель, – шепчет Солана. – Как я и надеялась.

Надежда.

Прямо сейчас я пытаюсь не чувствовать ее. Более безопасно быть реалистом.

Мы собираемся прокрасться в логово врага... это такая вещь, которая требует модных гаджетов, движений суперагентов и музыки из фильма Миссия Невыполнима.

Но у нас нет самоуничтожающихся сообщений, чтобы направлять, и я, определенно, не Том Круз. И мы были слишком глупы, чтобы взять анемометр Ареллы, прежде чем она ушла, который хоть бы предупредил нас, если бы там были Буреносцы. Так что наши шансы провернуть все это ...

– Ты слушаешь меня? – спрашивает Солана, перебивая мои мысли.

– Нет. Прости. Что?

– Я говорю, что думаю, что мы – молодцы. Но я поднимусь первая и скажу тебе, чисто ли там.

– А если не чисто?

– Тогда я все расчищу.

– Но что если...

– Вейн, – перебивает она, ожидая, когда я посмотрю ей в глаза. – Это то, ради чего мы здесь.

Она права.

Так и есть.

Время пришло.

Или мы сделаем это, или...

Вероятно, мне лучше не заканчивать предложение.

Не то, чтобы я волнуюсь по поводу себя.

Ладно, хорошо, волнуюсь немного.

Много.

Но я гораздо больше волнуюсь о Гасе и Одри.

Я старался не думать о всех тех способах, которыми Райден мог причинить им боль...

Если это на самом деле произошло, я должен буду увидеть это... и я не знаю, как я справлюсь с этим.

– Давай сделаем это, – шепчет Солана, касаясь люка.

Она улыбается мне, выглядя удивительно уверенной, учитывая, что мы – два раненых подростка, которые не спали несколько дней, нарушили границы, вслепую пробравшись по лабиринту в крепость военачальника... и он знает, что мы здесь.

– Ладно, шепчет она, – если воспоминания моего отца верны, этот люк должен вести в небольшую кладовку. Но где бы мы ни оказались, мы должны будем пробиться к турбине. Если же встретимся в Буреносцами, то должны будем тихо убрать их.

– И под «убрать» ты имеешь в виду...

– Мы или они, Вейн. Попытайся не забыть это. И помни, что любой из них, возможно, сделал что-то, чтобы причинить боль Гасу или Одри. Они – враги. Единственное, в чем мы должны убедиться, что мы не оставим следов. Я надеюсь, что большинство Буреносцев по-прежнему гоняются за Астоном и Ареллой, или пытаются открыть люк, через который мы сюда попали. Но с этого момента ни слова, если это не чрезвычайная ситуация... либо мы знаем, что в безопасности. Иначе, общаться только с помощью жестов.

Она прижимает ладони к потолку и придвигается поближе, чтобы прошептать пароль.

Я не могу поверить, что она настолько спокойна и уверена. Это заставляет меня особенно радоваться, что она не ушла, когда я пытался отослать домой ее.

А это напоминает мне...

– В тебе нет сохраненных ветров, верно? – шепчу я. – Помни слова Астона о том, что может произойти.

– Единственные оставшиеся ветры те, которые уже сломаны, – обещает она. – Я приберегла их для этого.

– Ты планируешь использовать силу боли?

– Я планирую сделать все, чтобы нам остаться в живых. Готов?

Нет. Но я, так или иначе, киваю.

Она делает три медленных вздоха. Потом шепчет люку.

Дверь распахивается, издавая лишь крошечная скрип... но это также может быть клаксон.

Мы замираем и задерживаем дыхание.

Ничего не происходит.

Или мы действительно одни, или они ждут, что мы попадем глубже в их ловушку.

Солана глядит на меня, прежде чем подняться на другую ступеньку лестницы и заглянуть в комнату.

Никто не срубает ее голову, таким образом, я принимаю это в качестве хорошего знака.

Она поднимается на другую ступеньку и скользит в темноту. Я считаю секунды после того, как она вышла, понимая, что мы должны были придумать систему на случай чрезвычайной ситуации... специальный свист или, по крайней мере, график времени, таким образом, я знаю, когда начинать волноваться.

Проходят тридцать секунд.

Шестьдесят.

Девяносто.

Через еще двадцать секунд мои ноги несут меня на лестницу.

Я поднимаюсь на несколько ступеней и отмечаю двести.

Еще шаг на триста пятьдесят.