Текст книги "Литературно-художественный альманах «Дружба». Выпуск 3"
Автор книги: Север Гансовский
Соавторы: Юрий Никулин,Радий Погодин,Дмитрий Гаврилов,Аделаида Котовщикова,Аркадий Минчковский,Александр Валевский,Вениамин Вахман,Эдуард Шим,Михаил Колосов,Юлиус Фучик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 41 страниц)
– Сюда! Сюда! Помогите ему!
Он очнулся, когда всё уже было кончено. Он лежал на улице, неподалеку от груды мешков. Черноволосая девушка держала в руках его голову. Мужчина вздохнул, отодвинул девушку и огляделся.
Дом сгорел. Посреди площадки возвышалась груда тлеющих бревен. В одном месте еще пробивался огонь, и освещенные им двое мужчин растаскивали бревна крючьями.
По всей улице были разбросаны мешки и ящики. Несколько человек с угрюмым видом сносили их в кучу возле мужчины.
– Лучше вам? – спросила девушка.
– Лучше, – ответил мужчина. Он осторожно ощупал слипшиеся волосы на голове. – Здоровая шишка!
– Мы вас тоже хотели в больницу отправить, – девушка запахнула на груди разорванную кофточку. – У нас шесть человек ранены. А сторожа они так избили, что, пожалуй, умрет.
– А продукты? – спросил мужчина. – Продукты спасли?
– Часть спасли. Сахар сгорел. Так сейчас и течет… – Она махнула рукой в сторону остатков дома. – Там ребятишки собирают.
В темноте, озаряемые только роями искр, поднимающихся в небо, копошились маленькие фигурки.
Опираясь на руку девушки, мужчина медленно поднялся.
– А что, бандиты все уехали?
Девушка махнула рукой.
– Двоих поймали: того, которого вы ударили, с усами, и еще одного.
– Где же они?
– Сидят там, – сказала девушка. – Я бы их всех убила, будь моя воля. Шесть раненых! Это только те, кого в больницу отправили. А сколько убитых! У моей мамы два зуба выбили. Как звери.
– Они, по-моему, здорово пьяные были, – сказал мужчина неуверенно.
– Конечно, – ответила девушка. – Хотя они и трезвые такие же. Тут в городе и днем сейчас ходить страшно. Меньше, чем вчетвером мы и не показываемся.
– А куда их решили, этих двоих?
Девушка сжала кулак.
– Их ребята отведут на станцию, там всыпят как следует и сунут в товарный вагон. Тогда они уже сюда не явятся… А я бы их убила. На них все набросились, но их Джефферс спас.
– Может быть, и верно, – сказал мужчина.
– Конечно, – девушка вздохнула. – Тут нас всех засудили бы за убийство. Когда бандиты или полицейские наших убивают, за это им ничего. А нам нельзя.
Мимо них прошла, прихрамывая, пожилая сгорбленная женщина. Девушка окликнула ее:
– Тебя тоже избили, Анна?
Женщина отмахнулась.
– Дубинкой по ноге. Ну хорошо, что продукты спасли.
Небо начало сереть. Близилось утро.
– А где эти бандиты? – спросил мужчина. – Посмотреть на них.
– Вот там, – показала девушка. – Пойдемте, я вас доведу.
Они подошли к маленькому домику. Под охраной трех рабочих, бандиты со связанными руками сидели на скамье. Один из них, бессмысленно уставившись прямо перед собой, заикаясь, напевал какой-то мотив. Он был, очевидно, совершенно пьян и до сих пор не понимал, что происходит.
Другой, черноусый, поминутно сплевывал кровь.
– Отведите меня в полицию, – повторял он. – Отведите меня в полицию. За самосуд вы ответите, – понимаете?
– Я тебе дам в полицию, – замахнулся на него один из рабочих с перевязанной головой. – Чтобы тебя сегодня же отпустили?
– Он нам сначала назовет, кто ему платит, – сказал другой, в обгоревшем комбинезоне. Мужчина узнал в нем широколицего, который первый бросился на бандитов.
– Никого я вам не назову. – Усатый сплевывал кровь. Его франтоватый черный костюм был весь в грязи. – Вы меня лучше отведите в полицию, а то вам плохо будет.
Широколицый оглянулся на подошедшего мужчину.
– Ну что, приятель, как голова?
– Прошла, – сказал мужчина.
Широколицый вглядывался в него.
– Слушай, я что-то тебя не знаю. В каком цехе работаешь?
Кто-то взял мужчину под руку. Он обернулся. Это был мальчик.
Светлые волосы у него обгорели с одной стороны. Лицо было испачкано углем.
– Это наш парень, Джефферс, – сказал он. – Мы с ним ночью от «быков» удирали.
– А я и сам вижу, что наш, – широколицый продолжал всматриваться в лицо мужчины. – Только я его не помню.
– Я тут не работаю, – сказал мужчина. – Я случайно.
– Как случайно? Ты у нас не работаешь?
– Я работу искать приехал. Мотаюсь из города в город.
– А как же ты сюда попал?
Мужчина коротко рассказал, как его ссадил шофер на дороге, как ночью на него напали бандиты и как он встретился с мальчишкой.
– Здо́рово, – сказал широколицый. – Но ты тут работы всё равно не найдешь. Видишь, какое положение? Забастовка.
– Конечно, раз вы бастуете, я сюда не полезу.
Широколицый повернулся к рабочим, которые стерегли бандитов.
– Ну, тащите их тогда, ребята.
– Подожди. – Мужчина шагнул к черноусому. – Помнишь меня?
Черноусый испуганно посмотрел на него.
– Я тебя не знаю.
Он, наверное, избил здесь так много людей, что действительно не мог вспомнить лица мужчины.
Мужчина сжал кулаки:
– Эх, и дал бы я тебе! Да не могу бить связанного. Не то, что вы, крысы, – по пятеро на одного.
Он плюнул в лицо усатому. Тот тряхнул головой.
– Отведите меня в полицию.
– Это он меня стукнул вечером, – сказал мужчина широколицему. – Неожиданно. Я и не думал ничего. А он меня – раз по голове.
– Все они такие, – широколицый махнул рукой. – Ну, ведите их.
Бандитов подняли.
– Пощадите! – закричал усатый.
Один из рабочих ткнул его кулаком под ребро, и он замолчал.
– Ну, пойдем ко мне, – сказал широколицый мужчине. – Отдохнешь, выспишься. Поедим чего-нибудь.
– Вот это ловко! – сказал молчавший до сих пор мальчишка. – А я думал, что ты наш.
– А чей же он? – сказал широколицый. – Их, что ли?
* * *
В полдень мужчина выбирался из города. Держа в руках свернутую куртку, он вышел на шоссе. В карман брюк у него был засунут пакет с бутербродами.
Две грузовых машины прошли мимо, третья остановилась. Мужчина сел в кабинку к шоферу.
Они проехали с полкилометра. Пожилой, седеющий шофер равнодушно оглянулся на мужчину и спросил, закуривая:
– Бродяга?
– «Бродяга»! – мужчина возмущенно откинулся назад. – Если ты думаешь, что я бродяга, я лучше слезу с твоей паршивой машины.
– Что ты взъелся? – спросил шофер удивленно. – Мне-то какая разница, бродяга ты или кто? Я же с тебя денег всё равно не спрашиваю.
– Вот и плохо, что тебе всё равно, – сказал мужчина. – Я не бродяга, а рабочий. Рабочий, но без работы. Понимаешь? Тут большая разница.
Екатерина Андреева
В песках
Рис. С. Спицына
Был июль, самый жаркий месяц в пустыне. Рано утром, проведя наблюдения на метеорологической площадке, Лена решила посмотреть молодые посадки саксаула в трех километрах от метеорологической станции. Саксаул – дерево пустыни, оно может жить и в песках, потому что расходует очень мало влаги, а разрастаясь, кусты саксаула закрепляют их, не дают им пересыпаться. Но два дня назад пронеслась сильная буря и слабые, небольшие еще кусты саксаула могло засыпать. Надо было проверить.
Лена напилась горячего чаю и взяла с собой на всякий случай флягу с водой. Она обещала вернуться к часу дня, когда снова надо будет проводить наблюдения.
Уже год прожила Лена на метеорологической станции. Она считала, что достаточно знакома с жизнью песков и что ей ровно ничего не может угрожать, если она пройдет утром несколько километров.
Широкополая шляпа защищала лицо и плечи от солнца, а длинные брюки, плотно завязанные у щиколоток, и закрытые туфли из толстой парусины предохраняли ноги от раскаленного песка.
Девушка благополучно добралась до посадок саксаула. Песчаная буря только наполовину засыпала молодые деревца. Их тонкие безлистые веточки приятно зеленели, хотя и не давали тени. Солнце поднялось, и песок раскалился. В роще отдохнуть было негде, и Лена решила идти обратно.
За барханами, вдалеке виднелась тоненькая ниточка радиоантенны.
«С дороги сбиться невозможно! – подумала Лена. Время еще много, пойду неторопясь».
Проверив, по привычке, направление ветра по полосам ряби на песке (рябь всегда ложится перпендикулярно дующему ветру), Лена вспомнила, как ей было страшно два дня назад во время налетевшей бури. Их деревянный домик трещал и скрипел от напора урагана. Тучи песка неслись по пустыне, закрывая солнце. Стало совсем темно. Песок стучал о стекла окон, проникал сквозь невидимые глазу щели, скрипел на зубах. Печем было дышать.
«Как страшно, должно быть, путнику, застигнутому такой бурей!» – подумала Лена и с опасением посмотрела на небо. Но горизонт был ясен.
В это время раздался выстрел. Не громкий, как будто хлопушка хлопнула на елке… И девушка даже не сразу поняла, что это за звук, но остановилась. Может быть, кто-нибудь пристрелил ядовитую змею? Или что-нибудь случилось у них на станции и ее призывают обратно? Хотя выстрел, кажется, раздался с противоположной стороны.
Довольно долго Лена стояла не двигаясь и внимательно вслушивалась. Вот еле слышный шорох, – наверное, пробежала ящерица. Шуршание пересыпающегося песка у жестких колючек от легкого ветерка. И вдруг выстрел повторился. Лена вздрогнула.
Что ж это значит, – два выстрела?
Девушка продолжала стоять в нерешительности. Идти домой или в сторону выстрелов?. Но зачем идти туда, где стреляли? Это, наверное, члены какой-нибудь экспедиции охотятся на джейранов.[14]14
Джейран – антилопа, живущая в пустыне.
[Закрыть] Экспедиций в пустыне так много! Геологи, гидрологи, археологи, биологи.
Больше здесь некому стрелять. Лена сделала шаг в сторону станции, но в это время раздался еще один выстрел. Третий!
Нет, это не охотники. Три выстрела почти через одинаковые промежутки времени… Это сигнал бедствия. Кто-то нуждается в помощи. Может быть, погибает от жажды и голода, может быть, сбился с пути. Медлить в пустыне нельзя. Если человек ослабел, не может идти, у него нет воды, а солнце жжет так немилосердно, – смерть неминуема. Надо срочно оказать помощь.
И Лена решительно пошла в пески в противоположную сторону от метеорологической станции. Она шла по караванной тропе, но шла ли она в нужном направлении, точно не знала. Выстрелы больше не повторялись.
* * *
В тридцати километрах от метеорологической станции работала геологическая экспедиция.
Основная база экспедиции расположилась у колодца в западной части центральных Кара-Кумов, а во все стороны от нее уходили в пески изыскательские партии. Один из таких отрядов состоял из трех человек: пожилого геолога Константина Ивановича, студента-практиканта Миши и проводника туркмена, которого звали Ишим. Отряд разбил свою палатку вдали от базы, на дне русла давным-давно высохшей реки. Возможность спокойно работать обеспечивали запасы воды и продовольствия, охотничьи ружья и точная карта пустыни с обозначениями колодцев и караванных путей.
Проходившая невдалеке караванная дорога вела к колодцу с пресной водой. Если бы вдруг иссяк запас воды, то до колодца было не больше нескольких часов ходу.
В береговых уступах обнажались древние горные породы. Геологам посчастливилось найти мрамор, но они хотели определить, велики ли его залежи, а это требовало времени. Ишим отправился на верблюде к базе за продуктами и водой. Он уехал на рассвете, а к полудню заболел Константин Иванович. Начался сильный озноб, поднялась температура, и уже через несколько часов он лежал в палатке без сознания и бредил. Ночью ему стало хуже, и утро не принесло облегчения. Миша испугался. Больной всё время просил пить, и отказать ему было невозможно. Если он проболеет еще два-три дня, то вода может кончиться до прихода Ишима с базы. В пустыне всегда надо иметь воду в запасе. Миша это знал. Надо было что-то предпринять до прихода Ишима.
Миша рассчитал, что до колодца, указанного на карте, и обратно он сможет дойти в несколько часов. Поэтому он поставил около больного всю воду, какая у них была, оставил пищу, написал записку, что пошел к колодцу, взял пустой бидон, ружье и отправился в путь.
По карте до колодца было всего десять километров. По ровной дороге и в умеренном климате это два часа пути. Но когда ноги увязают в песке, когда всё время приходится обходить высокие барханы, расчет времени путается.
Миша был выносливым человеком. Он всегда занимался спортом, привык к походам в разных условиях, но в пустыне он был впервые. Вначале он шел бодро, насвистывая какую-то песенку. Но вскоре у него запеклись губы, захотелось пить, он уже с трудом вытягивал ноги из горячего песка, но еще довольно быстро продвигался вперед, сверяя свой путь по компасу.
Он думал о том, как он напьется у колодца, и не сразу заметил, как начали дымиться гребни песчаных барханов. Он остановился и осмотрелся вокруг В разных местах с вершин барханов срывался песок. Небо, как туманом, заволокло пылью. Острые песчинки стали обжигать лицо, руки, становилось трудно дышать.
«Неужели песчаная буря?» – подумал Миша, и в памяти всплыли слышанные им рассказы о разных бедствиях, которые причиняют бури в пустыне.
Что делать?
Укрыться было совершенно негде. Он шел по барханам среди подвижных песков. Если ляжет, его засыплет с головой и он задохнется, устоять же против ветра было немыслимо. В это время он заметил вдали куст саксаула и решил до него добраться.
«Будет хоть какая-нибудь защита от ветра», – подумал он и, обвязав лицо до глаз носовым платком, чтобы песок не проникал в нос и рот, упрямо стал продвигаться к одинокому деревцу.
«Пески поют. – подумал Миша, – к урагану…»
Тем временем небо стало серым, солнце исчезло. Стемнело. Миша посмотрел на часы, стрелки показывали всего два часа дня. Ветер усиливался. Мимо одинокого путника неслись со страшной быстротой сухие ветки колючек, волочились по песку вырванные с корнем кустики солянок.
Насыщенный мельчайшим песком воздух стал нестерпимо удушливым. Внезапно пение песков прекратилось, наступило временное затишье. Потом налетел ураган.
Миша упал и уткнулся лицом в руки. Что-то грохотало над ним, цеплялось за одежду, уносилось дальше. Песок мгновенно набился в карманы, за шиворот, во все складки. Человек был один среди песчаной бури. Казалось, что пустыня и небо соединились и неслись куда-то вместе в едином порыве. Было жарко и душно. Воздуха для дыхания не хватало. Нос, уши и горло были забиты песком. Еще одна минута – и легким не хватит воздуха. Потная рубашка прилипла к телу, уже наполовину засыпанному песком. Невыносимо хотелось пить. Слюна стала густой и вязкой.
«Неужели конец? Неужели никто даже не найдет моего тела?» – думал Миша в отчаянье и вспомнил, как он еще недавно, всего месяца два назад пил дома холодную воду. Он пришел тогда разгоряченный со стадиона… Какая была вкусная, свежая вода!.. А мать ему говорила:
– Миша, будь осторожен, не простудись.
Вот теперь хотя бы только один глоток, одну только каплю!
Потом молодому человеку показалось, что он теряет последние силы. Он задыхался, давило грудь, стучало в висках, в глазах кружились красные пятна… а по голове струился песок с шорохом, который казался Мише грохотом.
Сознание его помутилось. Он затих. Песок пересыпался через его тело.
Прошло не мало времени. Один из песчаных холмиков, насыпанных бурей, зашевелился. Миша поднял голову.
Ветра почти не было. Густая пыль еще висела в воздухе, но песок лежал почти неподвижно. Миша попробовал сплюнуть песок, набивший рот, но слюны не хватало. Ему пришлось пальцем очистить сухой рот. Распухшим языком он облизал потрескавшиеся губы и только теперь заметил, что на небе бледно мерцали звезды… Но был ли то вечер или утро, – Миша не знал.
Он посмотрел на часы. Стрелки не двигались, повидимому, и в механизм попал песок. Деревцо саксаула, к которому он стремился подойти в начале бури, было наполовину засыпано песком. Барханы, лежавшие до бури в форме полумесяцев своими рогами к нему, теперь повернулись рогами в другую сторону. Как будто вся пустыня изменила свой облик, и Миша больше не знал, в какую сторону надо идти.
Компаса в кармане не оказалось. Вероятно, он выпал. Миша стал в отчаянье разрывать около себя песок. Но вскоре понял, что это безнадежно.
Песок остывал, повеяло прохладой. Повидимому, ночь только наступала. Измученный всем, что ему пришлось пережить, Миша лег на прохладный песок и быстро заснул.
Проснулся он от жажды и голода. Солнце уже взошло, и песок снова стал накаляться. Чтобы немного утолить жажду, Миша стал жевать терпкие побеги саксаула. Это не помогло. Он решил двинуться в путь.
Деревцо саксаула, к которому он шел перед бурей, стояло немного правее намеченного им по компасу пути. Поэтому он взял направление левее саксаула. Шел он медленно, слабея с каждым часом от мучительной жажды.
В воздухе не чувствовалось ни малейшего ветерка. Встречающиеся отдельные кусты колючек стояли неподвижно.
Вдали, там, где пустыня сливалась с небосклоном, появились цепи снежных гор, у подножья виднелась зелень. Там вода! Миша ускорял шаги… Нет, – мираж…
Кругом все застыло, скованное зноем. Песок, солнце. Жара.
Сколько он прошел за этот день и сколько ему еще осталось идти до колодца, Миша не знал. С трудом вытаскивая ноги из песка, он медленно брел всё вперед и вперед.
Он не заметил, где и когда оставил пустой бидон, но ружье было с ним, и он его не бросал, хотя нести было невыносимо тяжело. Подняв голову, он неожиданно увидел воду. Широкое серое озеро или море лежало вдали, сливаясь с горизонтом. Оно блестело на солнце.
«Неужели опять мираж?» – пронеслась мысль в его разгоряченном мозгу. Он посмотрел под ноги и заметил, что идет по широкой тропе, еле заметной в глубоком песке. По обе стороны тропы вздымались песчаные холмы, принявшие очертания громадных горбов каких-то допотопных чудовищ. На тропе валялись выбеленные солнцем и ветром кости. «Должно быть, верблюды», – как-то равнодушно подумал Миша.
Над ближайшими холмами кружилась громадная птица, то спускаясь к песку, то снова поднимаясь высоко в небо.
«Уж не меня ли выслеживает этот стервятник? – подумал Миша. – Но я еще жив… – и он вспомнил о ружье, которое болталось за спиной. – Я жив…»
С невероятным усилием он снял его с плеча, кое-как прицелился в птицу и нажал курок. Раздался выстрел. Птица взлетела повыше, потом, кружа в воздухе, стала снова спускаться над морем. И тут вдруг Миша понял, что серые полосы моря – это шоры, серые солончаки, он также понял, что идет по караванной тропе к колодцу, указанному на карте. Следовательно, он не сбился с пути, колодец близко, но идти он уже не мог. Тогда последним усилием Миша заставил себя снова взять ружье и выстрелить. Он стрелял, чтобы его услышали у колодца. Ведь там могли быть люди. Потом он тяжело опустился на песок, сознавая, что больше не встанет.
Откуда-то снова прилетел стервятник и опустился на ближнем бархане, выжидая. Миша приоткрыл глаза, еще раз выстрелил, почти не целясь, и потерял сознание.
Он очнулся оттого, что кто-то вливал ему в рот воду, – а он не мог глотнуть.
«Всё равно…» – вяло подумал он, не открывая глаз, и снова потерял сознание…
Лена нашла в песках умирающего от жажды человека и не знала, – что делать? Дотащить его до колодца – не было сил. Воды с собой она взяла слишком мало, чтобы окончательно оживить его. Идти домой за помощью – это займет слишком много времени. Человек может погибнуть…
На метеорологической станции всполошились, когда Лена не вернулась к назначенному сроку.
– Куда же она ушла? – взволнованно спрашивал Дмитрий Алексеевич. – Зачем ее отпустили?
– Сколько раз мы ходили в пески и всегда возвращались во-время! – отвечала Катя. – Я возьму с собой воды и пойду за ней.
Проводник Махмуд молча слушал разговор, потом сказал:
– В пески пойду я, – и, не ожидая возражений, он стал спокойно собираться. Велел своему сыну Якубу привести верблюда, связал охапку нарубленного саксаула, налил бочонок водой, завернул в чистую тряпку несколько пшеничных лепешек, взял кусок брезента, веревку, чайник, зарядил ружье, проверил, есть ли запасные патроны.
– Куда столько набрал? Уж не собираешься ли ты, Махмуд, уехать на целую неделю? – спросил его Дмитрий Алексеевич.
– Кто знает? Лучше взять много, чем взять мало, – невозмутимо ответил туркмен.
Через полчаса Махмуд ушел. Следы девушки еще ясно были видны на песке. Солнце садилось в пески, и от верблюда падала длинная тень, медленно двигавшаяся по барханам.
На рассвете Катя первая заметила Махмуда. Он шел впереди. На верблюде сидела Лена, а сбоку в подвешенной брезентовой люльке лежал незнакомый человек.
Лена рассказала, что, если бы не Махмуд, они, наверное, бы погибли, хотя и были всего за несколько километров от колодца.
Махмуд пришел, когда вода у Лены уже давно вся вышла. Чтобы хоть как-нибудь защитить найденного путника от убийственных лучей солнца, Лена сняла с себя гимнастерку и устроила маленький уголок тени над головой путника. Страдая от жажды сама, она всю воду до последней капли отдала умирающему. Солнце сожгло ей кожу на руках и и на спине, губы потрескались от жажды, язык распух, но она знала, что вода нужнее ему, что, пока есть вода, жизнь еще будет в нем теплиться.
Когда Махмуд их заметил, девушка лежала неподвижно рядом с полумертвым человеком.
Махмуд не сразу дал им пить. Он развел костер, нагрел в чайнике воду и заварил кок-чай. Пока вода нагревалась, он смачивал водой лица, шеи и руки пострадавших. Потом стал давать понемногу пить горячий чай. Лена ожила быстро и попросила есть. Найденный Леной человек почти не мог глотать, и его перенесли в брезентовую люльку, которую Махмуд предусмотрительно пристроил на боку у верблюда.
Миша пролежал на метеорологической станции несколько дней. Обе девушки ухаживали за ним. Дмитрий Алексеевич сообщил по радио в Ташкент о случившемся, и к концу пятого дня к колодцу подошел небольшой караван из трех верблюдов. Это приехал Ишим из экспедиционной геологической базы за Мишей.
Он рассказал, что Константин Иванович был так болен, что, когда Ишим приехал с новым запасом воды и продуктов, пришлось тотчас же уложить больного в люльку и везти на базу. В палатке Ишим оставил всё необходимое, если бы туда вернулся Миша.
На другой день он возвратился к палатке. Миша не пришел. Искать его в песках Ишиму не было смысла, ведь следы давно замел песчаной бурей. Поэтому Ишим поспешил на базу с тревожной вестью На поиски должен был вылететь самолет, но в это время из Ташкента сообщили по радио, где Миша, и начальник экспедиции снарядил Ишима в дорогу…
– Пустыня не любит беспечный человек. Идешь на два часа – бери хлеба, бери воды на пять дней! – закончил свой рассказ Ишим.
– Я оставил всю воду больному, Константину Ивановичу, не мог же я поступить иначе, – попробовал оправдаться Миша.
– Мало знаешь пустыню, – вмешался в разговор Махмуд. – Плохо знаешь людей. Разве Ишим не видел, что у вас мало воды? Разве Ишим не привез на другой день с собой воду? Зачем торопиться? Лучше было терпеть в палатке, чем умирать среди песков… Кому от этого польза?
– Да, если б не Лена, – я бы погиб! – и Миша с горячей благодарностью посмотрел на девушку.