Текст книги "Тень принца"

Автор книги: сёстры Чан-Нют

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Поправив разметавшиеся волосы, Горькая Луна нежно шепнула:

– По крайней мере, в последней в моей жизни поездке мне будет позволено увидеть того, кого я не переставала любить.

В дворцовом саду молнии раскалывали деревья, которые отбрасывали фантастические тени, мятущиеся по мокрым плитам, словно армия нечистых. От этих черных силуэтов, раскачиваемых бурей, внезапно отделилась тень. Она спрыгнула с гривы, раскачиваемой ветром. Бросая быстрые взгляды по сторонам, она взобралась на стену, опираясь о выступы и неровности камня. Лаконичные и грациозные движения напоминали танец. И вот уже ее силуэт отчетливо виден на фоне освещенного молниями неба.

Страж, дремавший у входа, втянув голову в плечи, вздрогнул. Холодное дуновение пощекотало ему лопатки, загасив стоявшую рядом свечу, и он удивленно открыл глаза. В темноте он различил только какую-то темную фигуру, промелькнувшую прямо у него над головой – настолько быстро, что он не смог понять, что это было. Прыгнул ли какой-то зверь или пролетела гигантская летучая мышь? Стражник вглядывался в темноту, но силуэт уже исчез за оградой. Удивленный, он застыл, все еще ощущая дуновение ветра, растрепавшего его бороденку. Потом он пожал плечами: ему платили за то, чтобы никто не мог войти во дворец, так что за важность, что из него кто-то вышел? Успокоившись, он снова прижался спиной к стене и задремал.

Приземлившись на краю парапета, тень обернулась, и в темноте сверкнули в улыбке ее совершенно белые зубы. Лим поздравила себя с тем, что перебралась через стену, не позволив стражнику догадаться, что за странный зверь пролетел над ним. Эти ночные вылазки становились раз от раза проще, так как стражники были удивительно беспечны, и она уже отлично знала, как надо двигаться, она рассчитала траекторию для того, чтобы перелететь через ограду – с помощью ветра, в своем невероятном прыжке, прославившем ее как охотницу в те времена, когда она жила среди своего племени. Дождь тек по телу, следуя чистым линиям ее обнаженных бедер. Эти вылазки помогали ей вернуть ощущения прошлого, когда она ориентировалась по запаху ветра и бегу облаков. И эта безлунная ночь была прекрасной возможностью пробудить ее задремавшие было инстинкты.

Внизу, поглощенные тенью, стояли бараки зверинца. Еле видное во тьме лицо Лим озарила хищная улыбка, по пальцам пробежал озноб, что всегда бывало перед нападением. Она встряхнула головой, освободив волосы, и они пышно рассыпались, закрывая ее тело до пояса. Потом она приготовилась к прыжку.

Изогнув тело для прыжка, она прорезала воздух как молния и бесшумно приземлилась на камни. Привстав, она повернулась лицом к открытому в ночь окну и радостно ухмыльнулась. Охота на человека была для нее простым делом, и все же кровь стучала в висках, когда она точила ногти о холодную плиту. Она быстро оглядела двор и, убедившись, что все спокойно, расслабилась и легко, как ветер, перебежала площадь – ее босые ноги почти не касались земли. Разогнавшись, она подпрыгнула и со свойственным ей изяществом влетела в окно.

В темной комнате Лим застыла, ее тело замерло, давая глазам привыкнуть к темноте. Она вдыхала запах мужчины, мощный, мускусный, смесь пыли и пота, потом заметила в темноте очертания его тела. Час настал, ее кровь заговорила. Она бросилась на свою жертву, обвив его шею сильными руками. Мужчина икнул от неожиданности, с трудом разлепляя сонные веки. Но молния осветила дикий профиль Лим, и корнак Всади-Нож сразу же ее узнал. Он покраснел от гнева, брыкаясь, попытался лишить ее равновесия. Лим навалилась на него, раздвинув крепкие бедра, и вонзила колени ему в бок.

– Лим! Чертовка, я тебя убью, – вопил он, хрипя, как умирающий, и ударил ее головой.

Она ответила, укусив его в ухо, и с дикой жадностью принялась сосать кровь. Вонзив зубы в его шею, она попыталась лишить его жизни. Он, проклиная себя за то, что попал в ловушку, сопротивлялся немилосердно, стараясь скинуть с себя эту фурию. Но она схватила его за волосы и, приподняв голову, наклонилась и страстно поцеловала его в губы, бесстыдно и бесцеремонно раздвинув их ненасытным языком.

Он усмехнулся ее страсти и, повернувшись на бок, ухитрился освободиться наконец, схватив ее за талию. Но демон продолжал бороться, колотя его по животу коленями и кулаками. Всади-Нож отвернулся, чтобы избежать нового нападения, но она уже схватила за полу его куртку, разорвала и бросила ее в угол. Потом, выставив когти, она стала раздирать ими его спину, как разъяренная тигрица.

– Ты об этом пожалеешь, моя красавица! – прошипел он сквозь зубы, схватив ее за волосы.

Держа ее одной рукой на некотором расстоянии от себя, другой он безжалостно разорвал тунику, одним движением обнажив ее тело. Лим с удивлением оглядела свое голое тело и ударила ногой по коленке Всади-Ножа. Он согнулся и увидел, что она в отместку рвет в клочья его штаны – и вот он остался обнаженным, как и она. Теперь они стояли друг против друга, грудь к груди, озаряемые светом молний. Лим выгнула тело, готовясь сопротивляться атакам Всади-Ножа, напряглась, и он увидел ее ожившую татуировку, которая, извиваясь, бежала с плеч и смыкалась между ее вздернутых грудей. Внезапно он ощутил запах женщины и почувствовал, как теплая волна поднимается из живота, готовая затопить его. Он покачнулся, а она воспользовалась этим моментом и прильнула жадным ртом к его плечу.

– Пусть демоны разорвут тебя и съедят на обед! – выдохнул он ей в ухо, пока она сосала из него кровь.

Он без всякой нежности сжимал ее бедра своими узловатыми руками, прижимаясь к потному телу, одновременно твердому и уступчивому. На мгновение Лим перестала царапать его торс, опустила голову и стала покрывать нежданно нежными поцелуями каторжный крест, вырезанный на теле ее любовника. Всади-Нож увидел в этом проявление слабости и попытался опрокинуть ее на спину… Волна опасно вздымалась, и если он запоздает, она исчезнет, унося его в темные глубины, где он утонет в полном одиночестве. В его распоряжении было только мгновение, и прежде чем умереть маленькой смертью, надо пригвоздить ее к полу и показать наконец, что он – главный. Но Лим ускользнула от него и, улучив момент, опрокинула его – теперь она победно и безжалостно восседала на нем. Зажатый между ее бедер, мужчина почувствовал, как его глубинный кинжал вздымается к дикарке, а потом все хлынуло в пропасть, которой нет названия.

И вот в прерывистом свете молний, сквозь раскаты грома, под разверзнувшимися небесами, разнесся животный вой – крик мужчины и переливчатый стон женщины, выражавший одновременно страдание и удовольствие.

Безлюдная дорога вилась меж затопленных полей, из которых поднимались погубленные ростки. Огни на горе наводили на мысли о каком-то тайном монастыре, где бонзы, собравшись вокруг костра, читали священные тексты. Река казалась теперь черной змеей, ускользающей в тростнике позади него. Маленький сампановый городок исчез за холмом. Завтра на рассвете Горькая Луна вместе с Ивой тоже отправятся в столицу.

Мандарин Тан бросил поводья, спрятав официальный головной убор в кожаный мешок, перекинутый через плечо. В час, когда изнуренные люди отдыхали, чтобы завтра встретить такой же дождливый день, как и сегодня, он резвым аллюром несся сквозь все усиливающийся дождь. Проезжая молчаливые деревни, он мчался мимо птичников и скотных дворов, где задремавшие животные слышали, как дрожит земля под ногами его быстрого коня. Часто на перекрестках дорог он замечал маленькие деревянные пагоды, воздвигнутые в честь какого-то местного божества или священного животного – змеи или обезьяны. Когда он чуть не задел стену саманного домика с крышей из баньяновых листьев, он вспомнил о своей родной деревне, такой далекой – где-то на юге страны, – которую он не видел со времен своего вступления в должность в Провинции Высокого Света. Почтительный сын, он с нежностью подумал о старой матери. Она многим пожертвовала, чтобы он смог стать имперским чиновником. Когда-нибудь, пообещал он себе, он вернется почтить ее старость вместе с супругой, совершенной со всех точек зрения, и, может быть, с сыном, похожим на отца как две капли воды.

Образ Ивы потряс его сердце, и он чувствовал себя завороженным ее невыразимо прекрасными чертами: с помощью какой магии женщина приобретает лицо богини? Несчастная же Горькая Луна была напрочь лишена прелести, и она могла бы пленить кого-то только с помощью своего высокого положения. Жестокая судьба этой девушки печалила его, и он был очень рад, что Ива вместо него будет сопровождать ее в столицу. Между женщинами разговор завяжется гораздо легче, и, может быть, Иве удастся пролить бальзам на ее Душу.

Мандарин рассчитывал на спасительное появление своего друга Сэна, который наверняка привезет какой-нибудь документ или что-нибудь, что поможет спасти род Дэй от погибели. Какая странная история! – подумал он. Все ее участники оказались старыми друзьями. По дороге в столицу он случайно встретил Сэна, ставшего отшельником, который снова вернулся к жизни, чтобы спасти своего дядю господина Дэй. В городе он встретил принца Буи, отца своего друга принца Хунга, в помощниках у которого состоял мандарин Кьен. А Кьен из-за своих амбиций и высокомерия сломал жизнь Горькой Луны, чья семья скоро будет истреблена. Кьен подстроил встречу Горькой Луны и принца Хунга, решив порадовать влюбленного в нее друга? Была ли эта встреча, повлекшая бесчестие молодой девушки, связана со смертью принца? То, что происходило сейчас, было связано с событиями прошлого, он это смутно чувствовал, но не мог точно определить эту связь.

Ветер растрепал его прическу, мокрые волосы свободно рассыпались по плечам… Прижавшись лицом к шее лошади, чтобы уменьшить сопротивление воздуха, мандарин наслаждался быстрой ездой. Он начинал побаиваться, что скоро паланкины станут единственным средством передвижения, разрешенным правителям. Ему нравился теплый дождик, секущий лоб, он придавал ему силы в эту ночь одиночества, которой он наслаждался, как драгоценным даром.

Его лошадь шла ритмично и спокойно, что способствовало размышлениям. Прижавшись к лошади, он чувствовал движения ее могучих мышц и представлял себе, что мчится на мифическом животном, изрыгающем огонь, а черная волшебная попона делает их обоих невидимыми в ночи. Каждый раз, когда они перескакивали через лужу, ему казалось, что он несется над океаном, что он – легендарный герой на сказочном жеребце. Сохраняя такой темп, они скоро достигнут столицы и въедут туда тайно, в середине ночи. Многое должно скоро произойти в этом городе: казнь семьи Дэй через пять дней, наказание мадам Пион через три дня, не говоря уже о том, что нужно отыскать убийцу, действующего где-то рядом. Совершено уже два необъяснимых преступления, двое убитых не связаны ничем, кроме способа убийства – обе жертвы зарезаны ножом. Возможно, убийца еще не закрыл список своих мрачных дел. Решение этой загадки, по убеждению мандарина, кроется в способе убийства. Он таит какой-то символ, какой-то темный смысл – но какой? Улик очень мало, разве можно делать какие-то выводы? Циник сказал бы, что необходимо третье убийство, чтобы все прояснилось.

Все более часто встречающиеся по дороге селения указывали на приближение столицы. Дома здесь выглядели богаче, хозяйства – зажиточнее: тут обитали семьи купцов, торгующих с городом. Виднелись высокие стены, защищающие потаенные сады и секретные дворики от посторонних взглядов, каких не было в деревнях. Мандарин Тан вздохнул, уже сожалея о том, что равнины и рисовые поля остались позади.

Обогнув рощицу, он увидел возвышающиеся на горизонте величественные стены столицы. Он и не заметил, что дождь насквозь промочил его одежду, а волосы так растрепались, что его можно было принять за беглого разбойника. В поздний час Буйвола не хотелось бы встретить кого-нибудь у ворот города. Он давно заметил, что хваленые дворцовые стражи несерьезно относились к своим обязанностям и лишь формально обходили подвластную им территорию. Почему же их товарищи у городских ворот должны относиться к делу более серьезно? В этот раз их беспечность послужит мне на пользу, подумал он, отбросив прядь с мокрого лба.

* * *

– Стой! – крикнул уверенный голос позади него, и что-то острое уперлось ему в бок. – Покажи документы, или тебе придется провести ночь в обществе тюремных тараканов!

Огорченный невезением, мандарин медленно обернулся и оказался лицом к лицу с очень молодым стражником, для которого долг пока еще был важнее сна.

– Позволь мне пройти, я – мандарин Тан, – ответил он, отворачиваясь.

– Не торопись! – сказал другой стражник, преграждая ему путь. – Думаешь одурачить меня? Я вижу перед собой грязного растрепу в запачканных грязью одеждах, который пытается проникнуть в столицу. Любой дурак знает, что мандарины ездят в паланкинах, и я бы очень удивился, если бы тебя, в сапогах, заляпанных грязью больше, чем морда свиньи, вообще пустили бы в паланкин.

Страж плашмя ударил мечом по сапогам мандарина, сбив с них комья грязи. Правитель сопротивлялся желанию вывихнуть ему плечо, чтобы размять руки, но тут вмешался второй:

– А кто поручится, что ты случайно не тот убийца, зарезавший двоих? Кажется, за его голову дадут немало.

Мандарин, которому начинала нравиться эта игра, зловеще улыбнулся. Вытащив кинжал, который всегда был у него на поясе, он вкрадчиво спросил:

– А откуда ты знаешь, не будешь ли ты третьим в этом списке?

Когда стражник, пораженный справедливостью вопроса, в ужасе отпрыгнул, мандарин Тан неторопливо удалился и, вытащив из мешка свой головной убор, стал крутить его на пальце с наигранной беспечностью.

* * *

– Твой паланкин упал в воду? – спросил ученый Динь, тряся головой и отгоняя последние остатки сна.

Действительно, у ног переодевавшегося мандарина Тана растеклась лужа. Он вздохнул. Незаметное и тайное возвращение могло бы быть более удачным.

– Да, трое носильщиков утонули. А четвертым питается семья крокодилов.

– Погода не слишком радует, – заметил Динь, развалясь в набивном кресле. Затянув потуже рубашку из пестрого шелка, он наблюдал, как его друг разбирает вещи.

– Что нового в столице? – спросил мандарин, ставя чемодан на подставку цвета китайской сирени.

Ученый прикрыл рукой зевок.

– Через два дня будет большой праздник: глашатаи объявили о показательной казни великолепной мадам Пион. Запах скандала привлекает людей гораздо больше, чем запах супа. Я думаю, многие соберутся поглазеть на это зрелище. Особенно принц Буи сгорает от нетерпения. Он был бодр и очень оживлен, когда я встретил его сегодня.

– Ты думал о нашем расследовании?

– Я все время задавался многими вопросами. Почему принц Хунг был найден голым в зверинце? Очень немногим известна эта деталь: евнуху Сю, нашедшему его, господину Головастику, осмотревшему и убравшему его тело. Специально ли нападавший на принца унес его одежды?

Мандарин, выкручивавший мокрую одежду над вазой, остановился, пораженный.

– Может быть, он раздел труп, чтобы унизить его отца?

Ученый с сомнением покачал головой. Мандарин Тан вылил воду из сапог в горшок с фиолетовой орхидеей и розой. Воспользовавшись занавеской, он бережно стер жемчужные капли с официального головного убора.

– Когда я проезжал через крепость, то заметил, что ворота хорошо охраняются, – сказал мандарин Тан. – Это говорит о том, что убийца Рисового Зерна той ночью поджидал его за городскими воротами.

– Но зато, – дополнил ученый Динь, – тот же самый убийца должен был находиться на территории дворца в ночь банкета, чтобы впустить Черную Чесотку в зверинец. Не ты ли мне говорил, что калитку, ведущую в зверинец, легко открыть изнутри?

– Тогда среди сотен приглашенных и дворцовой челяди принца Буи нужно найти того, кто предыдущую ночь провел вне столицы?

Оба грустно вздохнули.

– Меня интересует, – заметил ученый Динь, – связка монет, которую нищий носил на шее. Дьявольски тяжелая для амулета – нужно быть очень крепким, чтобы носить ее как ожерелье… Не говоря уже о том, что тюремщики, не моргнув глазом, изъяли бы ее. Я думаю, что убийца надел ее на шею больному.

– У нас есть еще один подозреваемый, – сказал мандарин Тан. – Старый господин Дэй вполне мог быть вдохновителем этих убийств. Когда мы встретились, я сказал ему, что я мандарин, но происхожу из крестьян. Он сразу же вспомнил, что это именно я залезал под тигра во время охоты… А я только накануне рассказывал об этом погонщику слонов Всади-Ножу.

– Этот каторжник, заклейменный крестом и свободный в своих передвижениях, вполне мог быть исполнителем замыслов Дэй! – выдохнул Динь. – Очень даже вероятно – наказанный принцем Буи, он возвращается, чтобы служить своему злейшему врагу.

Что еще дал нам твой дипломатический визит в деревню? Евнух Сю послал Иву, чтобы сопровождать госпожу… Ее общество было приятным?

Друг метнул на него огненный взгляд.

– Ты останешься равнодушным к красивой женщине, даже если она усядется к тебе на колени, у тебя извращенный вкус.

Ученый Динь расхохотался.

– А ты оценил ее?

– Конечно! – резко ответил мандарин, покраснев. – Ива – очаровательная девушка, и счастлив тот, кто завоюет ее сердце.

– А госпожа Горькая Луна может соперничать в красоте с прекрасноглазой Ивой?

Мандарин с грустью ответил:

– Увы, этого о ней не скажешь. В конце концов, не забывай, что она – сестра отшельника Сэна.

– Хм, слишком волосатая на твой вкус?

– Не в этом дело. От этой бедной девушки из-за любовной истории, в которую был замешан студент Кьен, отрекся ее собственный отец.

Ожидая скабрезных деталей, ученый наклонился вперед.

– Только не говори, что мандарина Кьена кастрировали за то, что он обрюхатил Горькую Луну?

– Твои злобные замечания оставляют меня равнодушным, – ответил мандарин. – Это очень грустная история.

И он рассказал о любви дочери Дэй к высокомерному студенту, а также о неудачном свидании в садовой беседке. Когда он закончил, ученый Динь присвистнул.

– Грустная история, в самом деле! Неужели студент Кьен действительно надеялся, что сможет обратить любовь госпожи на принца Хунга?

– Трудно сказать, на что он надеялся. Но теперь я спрашиваю себя – связана ли эта история со смертью принца. Вспомни – он умер вскоре после этих событий. Мне все время кажется, что нечто, случившееся в прошлом, является причиной многих событий, происходящих теперь.

– Тогда поройся хорошенько в памяти. Ведь ты хорошо знал главных действующих лиц и был в то время в столице.

Внезапно ворвавшийся ветер с треском распахнул окно. Мандарин, опустив голову, пошел его закрывать. Еще одну ночь ему будут сниться призраки прошлого.

Двое мужчин, направляясь к рынку, защищенному от дождя промасленным навесом, пробежали под развесистым баньяном. Укрывшись под сверкающей листвой, они попытались оценить расстояние, которое предстояло пробежать, и количество луж, которые предстояло перепрыгнуть.

– Поистине, ты ничему не научился на посту мандарина, – заметил ученый Динь, вытирая упавшую на нос каплю. Его поднятый парчовый воротник, несмотря на все ухищрения, вымок, и ученый согнулся, чтобы защититься от дождя.

Он смотрел на друга, по лицу которого текли струи воды, а волосы разметались в беспорядке. Но несмотря на это, он широко улыбался. Крестьянский мальчик, одетый в шелка, – вот кто он такой, и понадобятся годы, чтобы из него вышел настоящий мандарин, подумал Динь. Его острое лицо съежилось, губы недовольно сжались. Он не был неженкой. Но и уткой тоже не был, поэтому в воде он не чувствовал себя как дома. – Паланкины предназначены не только для калек, – продолжал он, поджимая большие пальцы в промокших сапогах. – Ты мог вызвать паланкин или попросить, чтобы тебя сопровождал человек с зонтиком, – тогда нам не пришлось бы бегать, как крысам, и обнимать все деревья на пути.

Беззаботно фыркнув, мандарин Тан ответил:

– Будь пободрей, Динь. А то ты станешь похожим на старую черепаху из басни, которая, надев кожаные сапожки, боялась плавать.

– Счастье еще, что тебя мало знают в столице, – если бы подчиненные увидели тебя в таком виде, твоему авторитету пришел бы конец.

– Вот и надо этим воспользоваться, – ответил мандарин дружелюбно. – Дворец принца Буи огромен, но у меня от неподвижности затекли ноги, и нет ничего лучше свежего воздуха, чтобы взбодриться.

Он внезапно подпрыгнул и, ухватившись за ветку, подтянулся, прижав колени к подбородку. При этом он забрызгал Диня водой, хлынувшей с листьев, и тот разгневанно заворчал:

– У меня штаны промокли насквозь, а голова уже ничего не соображает от дождя. Когда наконец ты перестанешь изображать бабуина и мы пойдем к крытому рынку?

– Как хочешь! – крикнул мандарин, прыгая. Полы его плаща разошлись в стороны, словно большие синие крылья, и он пролетел сразу через три лужи. Его быстрый бег не оставлял на почве глубоких следов, и издалека Диню показалось, что его друг вообще не касается земли – он пролетел через безлюдную площадь как молния.

Со вздохом ученый Динь прикрыл голову рукой, хоть это было бесполезно, и последовал за мандарином маленькими осторожными шажками.

Под навесом Динь ожил. Он снял шапку и провел пальцем по бровям, смахивая капли, чтобы вернуть себе обычную элегантность. Оглянувшись, он восхитился красочностью прилавков и понял, что не зря совершил путешествие по такой мокроте. Рынок кишел народом – люд пренебрег разгулом стихии, чтобы собраться в этом уютном и теплом месте, насыщенном заманчивыми запахами и помогающем забыть о дожде. На столах, покрытых алым бархатом, торговец драгоценностями раскинул серебряные колье, переплетенные с толстыми связками бус, с ними соседствовали изящно украшенные жемчугом перстни. Взгляд тонул в глубине молочных опалов, в недрах которых бледно-розовые извивы смешивались с зелеными спиралями. Изумруды отсвечивали живым огнем, они висели на тонких нитях и напоминали длинных ящериц. Динь, восхищенный прозрачностью и блеском камней, задержался перед прилавком. К нему кинулся торговец, почуявший выгодного клиента.

– Уступите очарованию этих изысканных украшений, господин, – шептал он, взяв в ладонь несколько редких камней – он дал им стечь медленным водопадом в кувшин из кованой меди. – Каждый из них уникален в своем роде. Восхититесь этим тигровым глазом на ярко-красной подставке и полированным перидотом в форме перепелиного яйца. Не сомневаюсь, что у вас есть красавица, которой предназначены эти сокровища.

– Вы ошибаетесь! – прервал его мандарин Тан. – У нашего друга нет красавицы, а того менее денег, поэтому дайте ему спокойно продолжить прогулку в моем обществе.

Ученый Динь дал себя увести, но все оборачивался, бросая взгляд на очаровательную цепь из плоских звеньев, которая, казалось, ползла в неверном свете. Он рвался подойти к другим прилавкам, но мандарин твердо вел его в сторону торговцев супом.

– Такая тяга к маленьким блестящим предметам не подобает человеку, получившему классическое воспитание, – пошутил мандарин, направляясь к центру рынка, откуда доносился сильный запах еды.

– Я бы сказал то же самое о твоей приверженности всему, что хрустит на зубах, – парировал Динь. – Изысканные блюда в доме нашего хозяина не услаждают твое небо?

– Мой желудок, хотя и неприхотлив, с трудом переваривает подгорелые блюда и расползшуюся лапшу, приготовленные нашим поваром. Я удивляюсь, как человек, который так энергично портит продукты, вообще мог стать поваром. В любом случае, я отдаю предпочтение хорошей народной кухне – сытной и пряной. Впрочем, я вижу скопление людей, говорящее о том, что хорошая харчевня где-то неподалеку.

Он ускорил шаги, расчищая путь через толпу торговцев пряностями, присевших у сосудов с тмином и перцем. Динь наслаждался ароматами, щекотавшими ноздри: лесистые тона мускатного ореха, более горячие оттенки корицы, свежий и острый запах тертого имбиря. Он склонился к шафрановому порошку, который стоил почти как золото, но вдруг заметил, что мандарин делает ему знаки рукой.

Выпрямившись, ученый взглядом спросил, в чем дело.

– Посмотри, Динь, кажется, это наш друг доктор Кабан. Что он здесь делает? – спросил мандарин, указывая на роскошный прилавок.

Сощурив глаза, ученый Динь ответил:

– Да. Это он. Насколько я вижу, он выбирает лакомства.

– Действительно, он остановился перед мясным прилавком. Выберет ли он большой кусок собачатины, который висит там, или удовольствуется ляжкой оленя?

– Мне кажется, он прельстился бычьим легким, огромным, как фонарь в праздник Середины осени, – пробормотал Динь.

– Спорю, что он выберет рубленые кишки или желудок буйвола. У нашего доктора грубый вкус. – Впечатляющий зад доктора Кабана подрагивал от нерешительности. Он то прельщался вздутыми почками, то обращался к истекающим кровью отбивным, то очаровывался утиной гузкой.

Мандарин и ученый подошли к нему, и в тот момент, когда он соблазнился свиной мордой, покрытой шерстью, они громко кашлянули.

– Доктор Кабан! – воскликнул мандарин Тан. – Какой сюрприз! Вы здесь?

Подпрыгнув, доктор замер. Он стремительно обернулся к ним.

– А, это вы! – откликнулся он. Красивые черты его лица выражали смущение, длинные глаза затуманились, а рот вытянулся от разочарования.

– Делаете покупки? – спросил Динь. – В вашей гостинице плохо готовят?

Доктор Кабан презрительно фыркнул, на покрытых нежной кожей щеках обозначались ямочки.

– Как я ошибся, выбрав это отвратительное заведение! Я уже говорил вам о тараканах, которые захватили постель, но это ерунда по сравнению с вегетарианской кухней. Уже несколько дней я ограничиваюсь супом из тыквы, горьким до тошноты, мочегонным кресс-салатом и сладкой картошкой, фаршированной красным горошком. Я боюсь, что при такой диете я скоро сойду на нет.

Он пощупал свою талию, которая отнюдь не уменьшилась, и погладил живот, нависающий над маленькими изящными ножками.

– Но поскольку вы здесь, дорогие друзья, пойдемте подкрепимся в харчевне, где подают хорошее мясо. Каждый платит за себя, – поспешил он добавить.

Трое приятелей уселись за стол в «Золотых палочках» и сразу же сделали заказ. Врач выбрал лапшу с говяжьими фрикадельками, запеченную с кровью, а мандарин – суп с хрустящим рисом, к которому подается сушеная рыба. Ученый Динь удовольствовался миской риса и отбивной из пряной сои.

Вытянув толстые ноги, доктор Кабан издал довольный рык, вдыхая запах жарившегося мяса, потрескивание которого было музыкой для его ушей.

– Как продвигается ваше расследование, господин? – спросил он мандарина.

Теперь пришла очередь смутиться мандарину.

– Хм, расследование, – сказал он уклончиво. – Что бы ты сказал о наших успехах, Динь?

– Они незаметны, почти что их нет вообще, – признался ученый.

Мандарин откашлялся.

– Ученый Динь не совсем неправ в своем уничижительном выводе, но я скажу, что скоро мы найдем убедительные доказательства и улики. И тогда мы найдем убийцу.

Доктор Кабан радостно хихикнул. Но быстро прикрыл рот наманикюренными пальцами.

– Итак, вы имеете парочку правильно взрезанных тел, убитых ножом. Трудно делать выводы, имея мало фактов, не правда ли?

– Действительно, жертвы не имеют ничего общего: Рисовое Зерно – крестьянин…

– С потрясающими зубами, – вмешался врач. – Как жаль, что вы не позволили их взять для коллекции!

– Что касается Черной Чесотки, – продолжил мандарин, не обращая внимания на инсинуации врача, – это был несчастный, силой собиравший дань с хозяев харчевен.

– Если память мне не изменяет, его труп не слишком приятно благоухал. Но он не должен был чувствовать запах своего тела, ведь у него даже не было носа, несчастный! – осклабился доктор Кабан, распространяя на сотрапезников свое вонючее дыхание.

Зажав нос, ученый Динь упрекнул его:

– А что сделали вы, чтобы продвинуть наше расследование?

– Я согласен, трудно найти связь между убитыми. Только гений способен обнаружить ее. Я бы на вашем месте спокойно ждал, когда случится следующее убийство, чтобы располагать большим количеством фактов.

Динь засмеялся, не веря своим ушам:

– Ты слышишь, мандарин Тан? Нужно побудить того, кого мы ищем, нанести еще один удар, а без этого мы не сможем продвинуться.

Появление маленькой служанки с едой прервало разговор. Они схватили палочки, и какое-то время были слышны лишь причмокивания да барабанный бой дождевых капель о брезент, укрывавший их.

Мандарин наслаждался тем, что рис хрустит у него на зубах. Он был, без сомнения, намного вкуснее, чем водянистый рис, подаваемый во дворце. Его квадратные челюсти работали вовсю. Что касается доктора Кабана, то он изящно жевал кусок запеченной крови, в котором застыли разварные, студенистые фрикадельки. Его острые, плотоядные зубы вонзались в красноватую массу, оставляя на ней совершенно ровные оттиски зубов.

В перерыве между двумя блюдами мандарин выпил чашку хризантемового чая и внимательно посмотрел на немного бледное лицо доктора Кабана. Его почти божественная красота осталась прежней, но темные круги под глазами выдавали необычную подавленность.

– Вы кажетесь огорченным, – заметил мандарин Тан. – Что случилось?

Доктор Кабан заерзал на стуле, брови его гневно выгнулись.

– Не думал, что это заметно. Но раз вы догадались… Да, я раздосадован. Можете себе представить – на семинаре, где я председательствую, все пошло вразброд.

– Этого не может быть! – насмешливо воскликнул Динь.

– Его тема – современное состояние медицины, и, естественно, участники имеют разные мнения по этому вопросу. Те, кто занимаются акупунктурой, придерживаются одних взглядов, травники им противоречат, а что касается меня – я придерживаюсь основных принципов великой классификации. Все должно было идти по правилам: противники высказывают свои мнения, а я резюмирую, стараясь примирить различные направления. Такова моя роль.

Он сжал пухлые кулачки и стукнул себя по ляжке.

– Но представьте себе, что бессовестный господин Головастик, так называемый врач, вполне годный на то, чтобы лечить заключенных в тюрьме принца, начал сеять раздор, утверждая, что все болезни происходят по воле духов и демонов.

– Как участник семинара, он имеет право на свою точку зрения, – парировал Динь.

Врач наклонился к ним, обнажив ровные острые зубы.

– Вы не поняли, ученый Динь. Он может выражать свои мысли, это верно, но он же объявил себя приверженцем истины. Если верить ему, наше благополучие зависит от расположения добрых духов, а наши беды – результат дурной судьбы, уготованной демонами. Следовательно, говорит он, к ним и нужно обращаться, чтобы вылечиться. Это же предрассудки, вот что я вам скажу!

Мандарин Тан поставил локти на стол.

– Вы слишком категоричны, доктор Кабан. Вполне разумно утверждение, что злые духи нас постоянно преследуют и нужно пытаться защитить себя от их гнева с помощью талисманов и подходящих к случаю молитв.