Текст книги "Битва вечной ночи"

Автор книги: Сесилия Дарт-Торнтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 32 страниц)

Изображение между каменными колоннами вновь изменилось.

Первые лучи рассвета омывали столбы на Нениан Лэндбридж, отбрасывая длинные тени от длинных рядов всадников, что торжественно ехали по девять в ряд навстречу свету зари. Солдаты легионов Эриса, прищурившись, смотрели из-под шлемов на золотое сияние. Копья и знамена вздымались к небесам, точно мерцающий лес. За много миль видно было, как сверкают на солнце блестящие щиты и доспехи. Высоко над ними парили в облаках Летучие корабли, а двенадцать эскадронов Всадников Бури летели, словно гигантские хищные птицы. Ветер доносил слабый перезвон стремян и уздечек.

Среди Всадников Бури летели лорды Вольтасус, Усторикс, Истериум, Валерике и Осценис. А в составе легионов числился некий воин, известный как Второй Лейтенант Диармид Бруадайр из Королевского полка, на плаще его изображен был королевский лев геральдических цветов. Рядом ехала более хрупкая воительница с развевающимися по ветру волосами – капрал Муирна Бруадайр из Королевского отряда лучников. А сбоку от нее – высокий лучник, юный Эочайд из Жильвариса Тарва.

Сзади маршировали отряды, не блиставшие подобной дисциплиной и порядком. Доспехи их отличались более пышностью и красочностью, чем надежностью и зачастую состояли всего лишь из кожаной куртки со стальными наклепками. Часть этих воинов ехала на колесницах, другие гарцевали на резвых скакунах, третьи шагали пешком, громко распевая песни на своем родном языке, а не на Всеобщем наречии. В волосах солдат сверкало утреннее солнце. Меж рядов гулко раскатывался громовой хохот – огромный воин восседал на тяжеловесном боевом коне, размахивая тяжелой секирой. То был не кто иной, как Сианад Каванаг – с патриотической песней он ехал вослед за Вождем объединенных эскадронов Эртов Финварна, Мабхонином.

И ариски шли с легионами – жители снегов, три риманийских батальона. Доспехи их сверкали, как лучи солнца средь горных снегов. Ехали со всеми и темноволосые крепыши Севернесса, и жители Луиндорна.

Были там и дайнаннцы в серебристо-белых кольчугах, выглядывающих из-под длинных сюрко. В их рядах скакал сэр Хит с рыцарями Тайдом, Фиртом, Дейлом, Флинтом, Гиллом и прочим цветом рыцарства их тришунов. С дайнаннцами выступал Королевский Аттриод – Тамлейн, герцог Роксбургский и Томас, герцог Эрсилдоуна, а также Октарус Огье, лорд-военачальник Всадников Бури, Джон Драмдунах, лорд-главнокомандующий Королевской Гвардии, Ричард из Эсгайра, Верховный морской адмирал, и Исторен Гилторнир, Верховный небесный адмирал.

А тот, кто скакал во главе всех этих полков, батальонов, чародеев, флотилий и эскадронов – он ликом напоминал льва. Тот, кого называли Джеймсом XVI, Королем-Императором, выделялся из всех остальных. Он восседал на закованном в броню боевом скакуне Римскатре, на поясе у него висел в роскошных ножнах меч Арктур, и булатная сталь поперечины отбрасывала слепящие резкие блики. Он был именно таким, как представляла его себе Ашалинда в мечтах: тонкие, изящные очертания золоченого доспеха, остроконечные границы меж пластинами, тонкая чеканка. Металлические розы украшали оплечья, наколенники, наручи и нагрудную пластину. На груди вставал на дыбы геральдический лев Д'Арманкортов. Золотой лев венчал и шлем в звездном венце. За металлической полосой, защищавшей лицо, можно было разглядеть очертания высоких скул, решительного подбородка и глаз, острых, как два кинжала. Вот он улыбнулся одному из своих рыцарей, и от уголков губ его разбежались веселые лучики. Королевский Аттриод в роскошных доспехах ехал вокруг, и солнце весело плясало на блестящих нагрудных пластинах, латных перчатках, наколенниках и забралах. Сопровождаемый знаменосцем, трубачом, дайнаннцами, Легионами Эльдарайна и идущими под распростертыми знаменами армиями от каждого края Эриса, легендарный повелитель утраченного королевства глядел на открывающийся за Лэндбриджем простор и неуклонно продвигался в Намарру.

Все эти картины промелькнули и исчезли. На глазах Ашалинды землю заволокли сумерки, сквозь которые сияли лишь звезды. Рыцари и воины растаяли в темно-синих тенях – небе Мглицы, пойманном в сеть паутины, натянутой меж черными монолитами. Вцепившись в ручки кресла, Ашалинда устало поникла головой на деревянную спинку.

– Если хочешь добиться моей благосклонности, ищи лучше, – произнес Морраган, и на сей раз в голосе его звучали опасные нотки. Он щелкнул пальцами, подавая знак виночерпию. – Если ты в самом скором времени не отыщешь Ворота, Элиндор, война начнется всерьез.

– И ты станешь биться со своим братом, государем, которому клялся в верности? – вскричала Ашалинда, приподнимаясь.

Ничего не ответив, Морраган зашагал прочь. Плащ развевался вокруг него, словно клубы тумана.

Виночерпий Светлых наклонился к девушке:

– Первые ростки этой вражды зародились уже давно, после твоего тайного визита в Призрачные Башни. Дуэргар завладел прядью золотых волос, и этот залог любви поведал нам о том, что не все Ворота закрыты. Намаррское вторжение задумано, чтобы отвлечь Ангавара от тебя.

– А почему вы так уверены, что Верховный король Ангавар не знает еще о Воротах?

– Узнав о них, Ангавар наверняка поскакал бы в Аркдур в обществе своих девяноста девяти рыцарей и дам из народа Светлых. И это, конечно, от нас не укрылось бы. Неужели даже теперь ты недооцениваешь нас?

– Уловка достигла цели. Почему бы теперь не положить конец конфликту?

– Его королевское высочество желает сокрушить тех, кто вступил в союз с Ангаваром, – легионы Эриса, дайнаннцев и Семерых смертных. Силы собравшегося ныне Войска Неявных воистину велики. Принцы колдовского Аттриода тоже могучи. Да и намаррские воины присоединились к армии нежити, хотя по сравнению со всеми остальными их жалкие силы – что копье из текучей воды. Теперь они уже понимают, что на кон поставлено неизмеримо больше, чем их амбиции, однако достижение собственных целей для них самый веский повод вступить в войну с Империей.

– Напрасно ваш предводитель досаждает людям Эриса, – слабо произнесла Ашалинда, снова поникнув в кресле и принимая из рук виночерпия кубок. – Они не сделали ему ничего плохого.

– Все люди шпионы и воры, – презрительно отозвался Светлый, – лжецы и надоеды, запятнавшие себя алчностью, низменностью натуры, грубостью, самолюбием, мрачностью, неопрятностью, беспутством, никчемным любопытством, гнусным характером и отвратительными манерами. Однако если бы Ангавар не любил это никчемное племя, едва ли Финнах снизошел бы до прямой войны с ними.

– Повторяю, теперь, когда я здесь, никаких причин для войны не осталось!

Лорд Илтариен шагнул ближе к девушке.

– Теперь, когда приготовления зашли так далеко, наш принц решил довести дело до конца. Ангавару уже известно, что ты у нас в Готалламоре, хотя осенило его слишком поздно. Также он знает, что за мятежом стоит наш принц. Он нападет. Он уже двинул войска через Лэндбридж в Намарру. Мы готовы.

Разнарядившийся в кольчугу Итч Уизге пророкотал голосом дождя:

– Когда Ангавар будет побежден и взят в плен, над всем Эрисом раскинутся широкие крылья Ворона.

– Тогда все вы заговорщики, вы предали своего короля! – закричала Ашалинда, швырнув в Светлых рыцарей кубок со всем его содержимым. – Предатели! Вы все предатели!

Капли вина затвердели в воздухе. Агатовые и алмазные слезы застучали по полу градом ледяных бусинок. А за ними воздвиглась непроглядная, густая тьма, кромешное отсутствие света. Ее разорвал вой, полный неземной злобы. Ультразвуковое давление стучало в ушах Ашалинды. Девушка еле расслышала тоненький крик Кейтри – точно царапанье ножа по краю стеклянной чаши. А затем что-то схватило девушку и швырнуло на пол.

10
БИТВА ВЕЧНОЙ НОЧИ
Любовь и война

Там высится зеленый холм, и много-много сотен лет

Весною он омыт дождем, зимой – в шелка снегов одет.

Скрывает россыпь трав чертог, где Спящие давно лежат.

Под камнем золото блестит, развешаны доспехи в ряд.

Роскошен дивный их убор, прекрасны, точно короли,

Они на пышных ложах спят – сыны загадочной земли.

Но почему же крепко спят они в тех залах потайных?

И что, скажите, в должный срок разбудит все же их?

Из древней баллады «Спящие»

Певец Светлых окончил песню Спящих. Тонкие пальцы арфиста остановились. Леди Сильдориэль, одна из фрейлин при дворе изгнанного принца Моррагана, заговорила с Ашалиндой. Наряд дамы был расшит крылышками бабочек и петушиными перышками: лазурными, синими, с зеленым отливом.

– Смертных убивали, – промолвила Силдориэль, – и за меньшие оскорбления, чем позволила себе ты, Простушка. Однако вот ты здесь, отдыхаешь, глядя на наш пир. Воистину, ты в фаворе – по крайней мере пока.

Она улыбнулась, и улыбка эта была исполнена огня и тайны. Вообще узреть подобную улыбку на лице Светлой означало вознестись на небеса. Все равно что смотреть с высоты птичьего полета на простирающуюся к далеким холмам равнину, качаться на крылах мягкого ветра. Все равно что лететь.

– О да, – Ашалинде почему-то не хватало воздуха, – мне и впрямь повезло.

Она придвинулась поближе к Кейтри. Подруги сидели на поросшем цветами холмике. Платье девочки, сшитое из парчи и переливчатого шелка, тяжелыми складками лежало на ковре живых лютиков, калужниц, незабудок и клевера. Один из Светлых возложил на голову Кейтри цветочный венок, однако в детском личике не было ни кровинки. На траве перед ней стояло нетронутое блюдо свежей клубники: пухлые алые сердечки в зеленых коронках, чуть присыпанные крохотными острыми семенами. Тулли взял ягодку и откусил половину. На месте скуса, под красным полумесяцем бледно-розовой мякоти сверкнул тонкий белый глазок сердцевинки.

После того как Ашалинда сама спровоцировала Светлых, разозлила их до того, что ее швырнули на пол, на девушку вдруг напал необоримый сон. Она сама не знала, сколько проспала, но проснулась она уже в новом месте, на очередной затейливо украшенной сцене Готалламора. Здесь тек прозрачный поток, плакучие ивы клонили длинные ветви к воде, а из глубин реки с любопытством выглядывали остренькие лица зеленовласых русалок. На ветвях деревьев висели новые платья, старые же начали сами по себе таять, растворяться, эфемерные, точно крылышки мотылька. Они распадались, как старинная ткань, много десятилетий пролежавшая в кедровом сундуке. Едва пленницы успели переодеться, как по реке сама собой поплыла деревянная ладья, убранная венками и букетами полевых цветов. Она легонько стукнулась о берег. Подруги взошли на борт – другого выбора у них не оставалось. Маленькое суденышко провезло их под сводами зеленого туннеля из переплетающихся веток и вынесло в прекрасный сад.

Здесь царили сумерки поздней весны. Яблони утопали в белой пене цветов, что словно бы лучились изнутри собственным светом, как запутавшиеся в ветвях звезды. На залитых лунным сиянием прогалинах и меж деревьями гибкие фигуры танцевали под самую веселую, но в то же время и самую мучительную музыку, какую только доводилось слышать смертным. Зачарованные, обрадованные, Ашалинда и Кейтри любовались танцем, пока не заметили, что в какой-то момент к ним присоединился и Тулли. Когда танец окончился, к тому месту, где уселись на траву потрясенные девушки, величаво подошли три дамы из числа придворных принца. Они оставались со смертными, пока не отзвучала и песня о Спящих под Курганом.

– Здесь всегда темно, – промолвила Ашалинда, тихо унимая волнение в груди, – а музыка напоминает о солнечном утре. Я стосковалась по солнцу. Почему принц живет в Вечной ночи?

– Она подходит нынешнему его состоянию духа, – ответила Силдориэль. – Но в твоей власти все изменить.

Ашалинда отвернулась.

– А скоро ты утратишь такую возможность, – предупредила Светлая. – Ведь нынешний пир, нынешний праздник означает отъезд из Готалламора.

Ашалинда вихрем повернулась обратно.

– Отъезд? Куда мы поедем?

Силдориэль улыбнулась.

– Ты никуда не едешь, дочь Ниам. Скоро начнутся настоящие сражения. Принц отбывает на войну. А ты останешься здесь, поджидая его возвращения.

Внезапный прилив отчаяния заставил Ашалинду зажмуриться. Под сомкнутыми веками плясали язычки огня. Голова девушки поникла, распущенные волосы потоком темного вина хлынули ей на колени.

К ним робко приблизился низенький длинноухий дух с толстыми щеками и узловатыми коленками, одетый в причудливый наряд: ливрея из чешуи ящерицы и штанишки из шкуры зебры. Он учтиво поднес дамам блюдо с горкой завитых морских ракушек, обмазанных чем-то бежевато-коричневым. Кейтри отшатнулась.

– Ой, нет! Это же засохшая грязь! – воскликнула она и замахала на слугу руками. Тот в испуге дернулся прочь, но спутницы леди Силдориэль жестом остановили его.

– Погоди, – сказала леди Гилдианрит. – Вижу, сладкоголосая соловушка, ты еще не пробовала дивного ксохохуатла. – Взяв с подноса длинную спиральную раковину, Светлая отломила кончик, под которым открылась не известковая пустота, а какая-то твердая и гладкая начинка. – Ксокохуатл делается из семян волшебного дерева, привезенного в Эрис. Теперь эти деревья растут здесь в разных потайных местах. Снафу, расскажи-ка эрисбанден все толком.

Низкорослый слуга проквакал с важным видом:

– Жареные бобы. Из части выдавить масло. Остальные растолочь, растереть, размять, смешать с молоком, ксокохуатлевым мастом и сахаром. Придать форму, охладить. Есть. Ням-ням.

Аристократки глядели на духа с нескрываемым отвращением.

– Прошу вас, вкусите дивный состав, – настаивала Силдориэль, глядя на смертных.

– Настоящая еда Светлых, – вмешался Тулли, с предовольным видом запихивая в рот красновато-коричневую ракушку и набирая полные горсти добавки. – Шоколуатль!

– При дворе никогда не подают этакой коричневой пакости, – прошептала Кейтри на ухо Тахгил.

Смертные отказались, и слуга, шаркая, удалился с подносом под деревья, где на него наскочила группка хобияг. Раздались звуки ударов, Снафу с воплями выскочил из-под деревьев и помчался прочь.

– А ваша клубника, миледи, – отважно продолжала Кейтри, обращаясь к Ашалинде. – Эти вот ягоды, что лежат перед нами, – они выглядят, как клубника, пахнут, как клубника. Без сомнений, на вкус их тоже нипочем не отличить от клубники. Но настоящие ли они?

– Угощение настоящее, – пожала плечами Силдориэль, – и вкус, и аромат – все, что услаждает пирующего. Только вид иллюзорен.

– Откуда тогда они берутся?

– Где-то в Эрисе, девочка, теперь растет клубника без внутренней сущности – просто оболочка, наделенная подобием вкуса. И тот, кто съест эти ягоды, не испытает насыщения.

– Из них похитили торад, – промолвила Кейтри, благоразумно скрывая неодобрение.

– Именно так, – заверила прелестная фрейлина без тени раскаяния в голосе. – Ты никогда не замечала, что некоторые люди едят страшно много, но все худеют и тощают? А все оттого, что питаются только кошалом.

– Но почему, – спросила Кейтри, начиная горячиться, – Светлые крадут у некоторых смертных питающую суть, а другим позволяют толстеть сколько угодно?

– Что-то мне слышится нотка упрека в твоем нежном голоске, – небрежно промолвила Силдориэль, беря Кейтри за подбородок. – Ободрись, ведь Светлые всегда берут наобум, случайно – и делают это по праву. Но если питательную суть крадет нежить, вот она может всегда красть у одной и той же жертвы. Нежить делает это из вредности или зависти.

Она отпустила девочку, открыто смеясь над тем, как затуманилось личико Кейтри – Светлая прекрасно сознавала, как действует на смертных прикосновение кого-нибудь из Дивного народа. Шелестя петушиными перышками, Гилдианрит, Силдориэль и третья Светлая поднялись и удалились. Тулли украдкой повернулся к подругам.

– У меня есть для вас новости, – сообщил он, – с поля битвы.

Объятые страхом и нетерпением, пленницы слушали его рассказ.

– Не так давно в западной Намарре, за границей Мглицы, сошлись смертные со смертными. Битву с обеих сторон начали лучники и арбалетчики – все пытались разбить ряды противника. Но копьеносцы твердо стояли, защищая своих стрелков щитами. Довольно долго так оно и шло, никаких событий, только град стрел и дротиков. Видал я этакие противостояния и в битвах былых времен. Каждая сторона норовит вынудить врага сделать первый шаг.

– И кто атаковал первым? – еле дыша, спросила Кейтри, во все глаза глядя на уриска.

– О, имперские отряды хорошо выучены. Несмотря на мелкие стычки между пехотой и легкой кавалерией, они не поддались на провокации. И тогда разозленные намаррцы сами взбеленились и ринулись в открытую атаку.

– Она удалась?

– Нет, первая атака никогда ничего не добивается, – ответил Тулли с видом завзятого ветерана. – Никто не сумел одержать верх. Намаррские главари пытались прикрыть маневры кавалерии действиями пехоты, а потом предприняли целую серию атак. Но батальоны Империи стояли все так же крепко и не нарушили строй. Намаррские отряды разбивались о них, как волны прилива о скалы. И когда мятежники выдохлись, войска императора перешли в контрнаступление и выиграли сражение.

– Хвала судьбе! – еле слышно проговорила Ашалинда. – Так Король-Император продвинулся еще дальше в Намарру?

– Да, – подтвердил уриск, – ближе к нам. Сейчас его войска находятся всего в одной лиге от крепости.

– Так близко!

Девушку пронзил острый приступ мучительной радости, смешанной с надеждой и страхом.

– Однако ночью, – мрачно добавил Тулли, – наступает час неявной нежити.

Он собирался добавить что-то еще, но тут зазвучали скрипки, гобои и флейты. Танцы возобновились. Под цветущими деревьями раздавались каскады заливистого смеха, звенели высокие голоса. К бугорку, где сидели пленницы, подошел кто-то, словно возник, соткался из сумрака. Красавицы дамы Светлых торопливо вскочили на ноги и присели в глубоких реверансах – точно грациозные цапли, любующиеся своим отражением на глади воды. Ашалинда с Кейтри тоже невольно встали. Без единого слова Принц-Ворон протянул девушке руку. Она приняла ее, хотя это было – все равно что хвататься за лезвие меча: Тахгил почти всерьез опасалась порезать руку до кости. Но принц просто-напросто повел девушку танцевать.

Танец в таком месте и с таким партнером не могут передать ни простые слова, ни стихи, ни самый вдохновенный полет фантазии.

Шпили и башенки Аннат Готалламора взбирались в сверкающее небо, точно часовые в черных забралах. На самой высокой из них торчал железный флюгер в виде ворона, сжимающего в клюве стрелу. Над крышами поднимались черные трубы. От башенки к башенке были перекинуты тонкие мостики, под ними зияли отверстия водосливов.

На расположенный высоко над землей внутренний двор выходило несколько сводчатых коридоров. Каждая глыба в отделке стен несла на себе изображение ворона – эмблему наследного принца. Сейчас из темных проемов выезжали рыцари в серебряных доспехах, а за ними спешили прислуживающие им колдовские существа. Над крепостью разносился звон оружия, перестук копыт, лязг металла, клацанье упряжи, возбужденные голоса воинов, рвущихся в бой. Однако придворные Моррагана ехали не на бой – пока еще. Ныне им предстояла скачка в Аркдур, на поиски скрытого меж разбросанных камней и скал хоть какого-то намека на тайный проход, хоть какой-то выбивающейся из общей картины мелочи, которая могла бы выдать местонахождение последних Ворот в Фаэрию. На копытах прекрасных скакунов, способных шагать по воздуху силою волшебства, не сверкало силдро-новых полукружий, однако попоны их были расшиты драгоценными камнями и блестели морозным блеском зимы.

На самом деле Светлые способны летать сами по себе, однако атмосфера Айя им не по нраву – по сравнению с разреженным воздухом Светлого королевства воздух Эриса казался этим рыцарям густым сиропом. Без лошадей они летели бы слишком медленно. Зато волшебные скакуны были лучще приспособлены к миру смертных и могли передвигаться по воздуху гораздо быстрее.

На высокой площадке Черного замка собрался сейчас цвет рыцарства из свиты Моррагана. Эти Светлые отправились на соколиную охоту вместе со своим принцем и в миг Последнего Призыва находились слишком далеко от Ворот. При каждом движении их потоки звездного света отражались от блистающих замысловатых доспехов, от прекрасного неземной красотой оружия. Осанка Светлых была горда и величава, легко и изящно сидели они на своих бескрылых скакунах.

И столь поразительно выглядел летучий отряд, что чудилось: все они вырезаны из ледяного хрусталя и застывшей тьмы, иридия и теней, позолоченных лунным огнем. Колдовское сияние окутывало их туманной дымкой. Рыцари смеялись и перешучивались, чуя назревающее на западе сражение, как гончие чуют оленя. Каждый из них был несравненным воином, закаленным в боях. Каждый находился в расцвете сил и доблести. Дамы Светлых скользили меж ними, провожая бойцов. И каждый рыцарь носил на рукаве знак благосклонности своей дамы.

На самом краю двора, на неогражденной кромке, где твердь камня переходила в воздушную пустоту, стоял, глядя на Вышнюю равнину, принц Морраган. В нескольких шагах от него верный конюший держал в поводу боевого коня девятнадцати ладоней в вышину, черного, как затмение. Благородный скакун облачен был в серебряную попону, расшитую мириадами самоцветов, хотя вообще-то лошадям Светлых не нужно никакого облачения или упряжи, а хозяева украшают их лишь из любви к прекрасному.

Оруженосец принца вдел в крепящиеся к луке седла ножны короткий меч. Морраган повернулся к Ашалинде. Крепостные стены сотряс внезапный порыв ветра. Ашалинда пошатнулась и едва не упала – несмотря на подкрепляющее действие волшебного вина, силы ее были подкошены ланготом. Опершись рукой о стену, девушка выпрямилась.

– Знай же, – промолвил принц. – Пока ты веришь, будто любишь моего брата, твои поиски Ворот так и останутся напрасны. Но когда завеса поднимется, когда ты поймешь, что любовь эта всего лишь отражение в стекле, когда презришь напыщенного орла и полетишь с вороном, тогда, быть может, память вернется к тебе.

В душе Ашалинда ответила ему: Твои речи уклончивы. Если бы я не любила Торна, ты все равно искал бы напрасно, ибо последние остатки условия Ворот все еще слепят меня, не поддаются памяти.

Видя, что она молчит, принц продолжил:

– Нынче я еду в Аркдур. Тем временем ты вольна передвигаться по крепости и Вышней равнине как тебе заблагорассудится. Не теряй же времени даром. Думай и вспоминай, Если я вернусь, не добившись успеха, ты сама будешь рада найти средство вознаградить меня за разочарование.

И принц взлетел в седло боевого коня. Движения его были невероятно легки и быстры. Одной рукой сжимая поводья, он вскинул вторую над головой, подавая сигнал своим рыцарям. Последний взгляд на Ашалинду – и вот уже принц пришпорил коня, перелетел через обрыв и в перезвоне серебра умчался в небо во главе отряда всадников.

Однако последние слова его эхом звучали меж камней:

– Я не потерплю отказа!

* * *

Ашалинда стояла у окна, одетая в многослойное платье из лавандовой парчи, длинный шлейф которого волочился по каменным плитам. Тоска точила ее сердце, точно червь спелое яблоко. Как всегда, девушка смотрела на запад. В комнате у нее за спиной Кейтри вольготно растянулась на мягкой кушетке, закинув руку за голову.

– И почему принц покинул крепость в такое время, когда отряды Короля-Императора в какой-то миле отсюда? – вслух поинтересовалась она.

– Возможно, его не так уж волнует исход битвы, – отозвалась Ашалинда и, немного подумав, добавила: – Когда-то в Каэрмелоре, в те дни, когда я в полном расцвете славы скакала бок о бок с великими мира сего и чудилось – весь мир у моих ног, а в руках лежат все земные богатства и каждый день светит солнце, ты сказала мне так: «Госпожа, я бы пожелала вам чего-нибудь самого лучшего, но не могу, ведь у вас ни в чем нет недостатка – ни в богатстве, ни в красоте, ни в счастье, ни в любви». А я ответила тебе: «Кейтри, ничем нельзя владеть по-настоящему, если не знаешь доподлинно, что сокровище твое останется у тебя навсегда. Богатство красота, счастье, любовь – всего этого можно лишиться в мгновение ока». И, зная это, мудрая женщина живет сегодняшним днем. А глупая – ожиданием завтрашнего. Мы и мудры, и глупы одновременно.

– Надо быть как тот улыбающийся человек в загадке про розу, – сказала Кейтри, – или как томящийся от жажды оптимист, который, видя наполовину заполненный бокал вина, радуется, что тот наполовину полон, тогда как пессимист скорбит, что бокал наполовину пуст.

– Не тот ли так называемый оптимист и является настоящим пессимистом? – возразила Ашалинда, вступая в спор ради спора, чтобы немного отвлечься. – Потому что не жди он, что бокал окажется и вовсе пуст, он бы так не радовался тому, что бокал наполовину полон. А так называемый пессимист, с другой стороны, разочарован, поскольку ожидания его были несравненно больше – а потому он-то и есть настоящий оптимист.

– Ну, значит, – весело отозвалась Кейтри, – вы снова переиграли меня на словах.

– Неудивительно, – промолвила Ашалинда, оглядываясь через плечо на подругу. – Искусные и мудрые слова всегда были и союзниками моими, и врагами. Я ведь не наделена особой силой, не умею биться на мечах. На что еще мне и положиться в час нужды, как не на ум, смекалку и знания? Ну, и ловкость, конечно.

Она снова отвернулась к окну.

– Смотри-ка, вся нежить куда-то ушла. Равнина пуста. Смотри-ка, здесь остались лишь батальоны скал, а тени их маршируют по прихоти звездного колеса. Однако, кажется, я различаю какое-то движение – правда, как будто лошадь скачет. А вдруг это Тигнакомайре? Но нет, глаза обманули меня. Там никого нет, это просто игра звездного света.

Медленный темный ветер Вечной ночи, резкий, точно обветренные скалы и зазубренное серебро, ворвался в окно, швырнул в лицо Ашалинде прядь ее длинных волос. Девушка зажала меж пальцев темный локон.

– Гляди, Кейтри, там, куда попали капли вина Светлых, волосам вернулся их прежний цвет. Чернила выцвели. Теперь я вся в бледно-желтых пятнышках, как пятнистые кошки Авлантии.

– А… да, – рассеянно согласилась Кейтри.

– Что-то тебя это не заинтересовало. Но мне тут пришла одна мысль. Вон на столе стоит целый графин такого вина – не вымоешь ли мне волосы?

Ашалинда стряхнула последние капли с золота отмытых талитских локонов. Длинные сверкающие пряди пышным каскадом рассыпались по столу. Девушка приподняла одну из них, пропуская драгоценные нити меж пальцев.

– Какие у вас красивые волосы! Можно я уложу их? – спросила Кейтри.

Приближался шанг. Предвестья бродячей бури уже покалывали кожу Ашалинды, растекались в крови, шевелили только что вымытые волосы. Сверкающие нити приподнимались, плыли вокруг лица девушки, солнечным ореолом обрамляя бледное безупречное лицо, на котором горели огромные глаза – глаза, подобные драгоценным камням.

– Нет тут принца, чтобы прогнать бурю-растрепу, – улыбнулась Кейтри. Уложив волосы Ашалинды, она взяла чашу с остатками вина, которым мыли голову, выплеснула его в окно и, перегнувшись через подоконник, поглядела вниз. – И, вижу, она идет. Интересно, какие призраки растревожит шанг, на такой-то высокой и уединенной равнине? Какие людские события могли происходить здесь, где давно уже властвуют Светлые и нежить?

– Могу только догадываться, – ответила Ашалинда, направляясь к двери на лестницу.

– Куда вы?

Выронив чашу, которая тут же разбилась вдребезги, Кейтри испуганно бросилась вслед за старшей подругой. Ашалинда остановилась.

– Он ведь сказал, что нам дозволено гулять по Вышней равнине, но не дальше. Конечно, совсем убежать не выйдет – заклятия Моррагана да и стража не пустят. Но я все равно хочу выйти из крепости – ведь сейчас нежить ушла, передвинулась ближе к линии фронта.

Кейтри в ужасе запротестовала:

– Неужели вы станете гулять по этой жуткой каменной равнине, как будто просто-напросто вышли подышать свежим воздухом в парке Каэрмелора? Но зачем?

– Потому что я горюю о том, что утратила. Потому что меня вконец измучил лангот. Потому что мечтаю сбежать из этих постылых стен. Потому что приближается шанговая буря.

Кейтри умоляюще положила руку на вышитый рукав своей госпожи.

– Не выходите… – Голос ее срывался. – Я боюсь идти за вами туда.

– Тогда останься здесь, – слабо улыбнулась Ашалинда. – Не бойся и не ходи за мной. Подожди меня здесь.

Она поцеловала Кейтри в лоб и через миг уже скрылась за дверью.

Перевалив через Черный кряж, шанг обрушился на Равнину. Каждый шпиль, каждая труба и горгулья, каждый барельеф крепости зажглись цепочками крохотных голубовато зеленых огоньков, точь-в-точь как праздничные гирлянды. Аннат Готалламор звенел и пел, в арках и перекрытиях гуляли перепевы колоколов, весь замок гудел, вибрировал в скрытых потоках силы этой колдовской бури. В просторных покоях дрожала мебель, превращенная магией шанга в пылающий хрусталь. Стены словно растаяли, стали невидимыми, огромные подвесные лампы излучали огонь, рассыпали каскады сияющих цветов, что исчезали, едва коснувшись земли. Повсюду возбужденно сновали летучие мыши с изумрудными глазами. Пол из каменного плитняка стал черным, как сама ночь, и словно бы опустился куда-то вниз. Кейтри забралась на крылатую статую и съежилась там, пряча лицо в каменных перьях. Мимо что-то летало, шуршало августовской листвой, стремительно проносилось, со свистом рассекая воздух. Комнаты полнились зловещим гулом и пением. Когда же девочка осмелилась открыть глаза, все страхи ее вдруг рассеялись, сменившись безумным, безрассудным восторгом. Спрыгнув с высокого пьедестала на черный, как полночь, пол – оказывается, он все же оставался на прежнем месте, – она начала танцевать, время от времени даже чуть взлетая, так что обутые в шелковые туфельки ножки покачивались на вышине протянутой руки от пола.

Позже, когда шанг окончился, а мрачные стены Аннат Готалламора воздвиглись на прежнем месте, Кейтри пустилась на поиски Ашалинды. Но тщетно она обходила один за другим огромные залы, затканные прекрасными коврами и гобеленами, – девушки нигде не было, и Кейтри тихонько плакала от страха, что никогда больше не увидит ее. Кучка унылых трау увязалась было за Кейтри, но через некоторое время отстала, попряталась по подземельям.

Сводчатый проем – в него свободно мог бы проехать всадник на рослом коне – вывел девочку на лестницу, что спускалась во двор. Над проходом каменным полукругом изогнулся барельеф, венок из дубовых листьев. Кейтри долго караулила там в одиночестве. Присев на ступеньку и прислонившись к стене, она сама не заметила, как задремала. Разбудил ее какой-то тихий звук – шелест легких шагов. Кейтри открыла глаза. Ашалинды не было – но через миг она появилась.

– Ты смертная? Ты верна Императору? – спросила девочка, привыкшая не доверять одной только видимости.