Текст книги "Битва вечной ночи"

Автор книги: Сесилия Дарт-Торнтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 32 страниц)

Ангавар с Ашалиндой не только летали, но и спускались со своею свитой Светлых под землю. Глубоко под могилами и усыпальницами людей они посетили Фридеан, рудники и каменоломни стуканцов и колдовских шахтеров. И повсюду их встречали толпы карликов. Все откладывали кирки и лопаты и низко кланялись.

– Это он! Он, он сам! – возбужденно щебетали они. Как и всех прочих, их как магнитом тянуло к королю Светлых.

Затем крылатые кони путешественников полетели в холмистый край. Истинные волки Долины Вороньего камня, прекрасные и исполненные чувства собственного достоинства, приблизились к королю Светлых и его спутнице со сдержанной грацией. Они не выказывали ни малейшей агрессии и даже горделиво притащили на показ гостям волчат. Видно, они испытывали к Дивному народу безграничное доверие – настолько полное и глубокое, что даже с присутствием Ашалинды смирились, лишь подозрительно фыркнув в ее сторону.

– Как раз они-то, – заметил Ангавар, трепя за ухом игривого волчонка, – не любят охотиться на людей. Их вой вовсе не выражает кровожадный голод, как принято у вас считать, – просто таким образом они переговариваются друг с другом. Всякие страшные истории, которые смертные рассказывают друг другу на ночь перед камельком, страшно несправедливы к волкам. Эти звери охотятся ради того, чтобы не умереть с голоду, играют со своими малышами и живут в полной гармонии с лесом. Им, милосердным убийцам, далеко до человеческого рода по части всяких жестокостей!

Залы под Лестницей Водопадов, лишившиеся сокровищ Светлых, стояли пустые и разоренные. Под полыми сводами гулко отражались раскаты смеха людей и Светлых, сплетавшиеся, как венок из маргариток и звезд.

– И в самом деле, – подтвердил Ангавар, – эти сокровища созданы моим народом в Золотую Эру. А перед тем как уснуть под Орлиным курганом, мы спрятали их. Надпись над входом – это загадка на лебедином языке. Если произнести вслух слово «лебедь» на языке Светлых, двери откроются.

– Правдивый Томас перевел нам загадку, – сказала Ашалинда. – Неужели лебеди и правда поют во время полета? Я была лебедем, но ничего подобного не заметила.

– Ты ведь была не настоящим лебедем, Златовласка. Перья настоящих лебедей наделены многими необычайными качествами и во время полета издают чудесную музыку. Но не все уши слышат ее, – объяснил Ангавар.

Вместе с возлюбленным Ашалинда плыла над горами, над морем, за которым заходило солнце. Они видели изломанные снежные пейзажи Римани, шелкопрядильные фабрики Север-несса, шафрановые поля Луиндорна, дикие берега Финварны и покинутые города Авлантии. Янтарно-дынное солнце скользило по северному небосклону, точно персик в сиропе. В эти дни оно светило особенно ясно, и в длинных косых лучах его все время казалось, что стоит утро чудесного золотого дня. Каждый лист мерцал осколком цветного стекла из старинного витража, каждое дерево являло потрясающее сочетания света и тени: разноцветный сверкающий убор с той стороны, куда падал свет, и причудливый узор тени с другой. В эти дни над землей царило пронизанное светом вечное утро – вечное утро осени.

И в самый разгар всей этой красоты Ашалинда с Ангаваром вернулись в суету и кипение Каэрмелора.

На каминной решетке мраморного камина жарко пылали длинные сосновые поленья и шишки. Стены комнаты лучились слабым золотистым светом – этот эффект создавался благодаря тому, что в краске была примесь хрома. На фоне этого блеска особенно ярко выделялась потрясающая красота гобеленов. На узорчатом ковре перед камином развалились две гончие в рубиновых ошейниках. Рядом, на низеньком инкрустированном столике лежала шахматная доска. Фигурки были вырезаны из яшмы и оникса. На другом столике стоял массивный ларец с филигранными застежками – для хранения драгоценностей. Ключ был небрежно брошен рядом. В подсвечниках и на высоком канделябре пылал целый лес свечей.

Перед входом стоял навытяжку лакей с шелковой подушечкой в руках. Примостившийся на высоком табурете музыкант мечтательно перебирал струны огромной золоченой арфы, с которых замороженными слезами солнца срывались звонкие ноты. Ибо здесь, в этой солнечной комнате, находился сейчас молодой государь – а его повсюду сопровождала музыка.

Вивиана с Кейтри тихонько перешептывались в нише окна, склоняясь над вышивкой. Эдвард коротким, рассеянным жестом, точно отмахиваясь от докучливой мошкары, разрешил им сидеть в его присутствии. Розовое сияние обрисовывало застенчивые силуэты обеих девушек. Небо за окном было рассечено напополам линией створок, как перезрелая хурма. В окно струились красные лучи заката, длинные рубиновые кристаллы. Некоронованный Король-Император Эдвард стоял, опираясь локтем на каминную полку, и с мрачным видом водил носком башмака по железному пруту решетки. Рядом стояла Ашалинда.

– Прошу вас, Эдвард, взгляните, – говорила она. – Как по-вашему, придется ли это по вкусу моего господину?

Эдвард поглядел на маленький сверкающий кружок у нее на ладони и, зажав между большим и указательным пальцем, поднес к глазам, чтобы рассмотреть поближе. По внешней стороне золотого ободка тянулся искусно сработанный узор: переплетающиеся перья орла и морской птицы. На внутренней стороне было выгравировано: «Я тебя люблю».

– Все здесь исполнено благородства, – вынес вердикт юный Король-Император. – Превосходная работа. Впрочем, чего еще ждать от королевского золотых дел мастера?

– Я дала ему на переплавку весь белый птичий браслет, – пояснила Ашалинда, касаясь руки в том месте, где запястье обычно обвивало старинное украшение. – «Это золото лишь двенадцати каратов, – сказал он мне. – Когда я его очищу, металла останется гораздо меньше». «Но на кольцо-то хватит?» – спросила я. «Тютелька в тютельку», – ответил он.

– Но ваш браслет! – запротестовал отпрыск Д'Арманкортов, возвращая кольцо девушке. – Не вы ли рассказывали, что это подарок вашего отца?

Ашалинда спрятала кольцо в зеленый бархатный мешочек, затягивающийся золотой ленточкой.

– Да. Но понимаете, Эдвард, это единственное мое достояние, подаренное мне не моим господином. Отец не пожалел бы о моем решении. Для меня ценность этого браслета во много раз превышает его номинальную стоимость. И я хотела в знак наших обетов подарить моему нареченному что-нибудь очень-очень редкое. И это ведь не просто так кольцо, а с секретом. В него вплавлены три моих волоска.

– Как изобретательно, – сухо промолвил Эдвард, глядя в камин.

Арфа умолкла. В комнате воцарилась непривычная тишина.

– Играй, – бросил юный король через плечо.

Руки музыканта немедленно снова пришли в движение.

– Ваш день рождения приближается слишком быстро, – сказала Ашалинда, пытаясь веселыми словами рассеять неловкость. – Стать Королем-Императором в день шестнадцатилетия – для вас это и вправду судьбоносный день.

И в самом, деле! – думала она. – Мне и самой всего лишь семнадцать. Нас разделяет не так уж и много лет. А может быть, целая тысяча…

– Вы уже видели последние подарки? – торопливо продолжила она, надеясь непринужденной беседой разгладить его нахмуренный лоб. – Их так много, что часть пришлось сложить на чердаке.

– Все кругом так щедры, – пробормотал он. – Кстати, вот сейчас, пока мы тут разговариваем, во дворец уже везут мой подарок для вас. Этого Ангавар еще вам не дарил.

– Что это? Пожалуйста, скажите!

– Подарок, который вам больше всего подходит. Зеркало.

Девушка невольно ахнула и, стараясь скрыть это, тут же кашлянула в ладошку. Что-то в тоне молодого человека, в том, как он бросил на нее один короткий быстрый взгляд и тут же опустил голову, наводило на мысль: здесь скрыт какой-то тайный смысл. Но Эдвард тут же отвернулся.

– Ой, вон он! – взвизгнула Вивиана, роняя вышивку и показывая в окно.

Они с Кейтри вытянули шеи, пытаясь выглянуть во двор, по которому шагал рослый капитан Королевской гвардии. Он поднял взор и, хмуро улыбнувшись, отдал девушка честь.

– Ты выронила сердце в окошко, Виви, – улыбнулась Ашалинда. – Если хочешь, можешь пойти поискать его, но только чур по лестнице.

– Правда? Можно?

– Конечно! И тебе, Кейтри, тоже.

Девушки изящно присели в реверансах и вышли. В тот же миг в чертог вошел паж в королевской ливрее и опустился перед Эдвардом на одно колено.

– Говори, – отрывисто велел молодой человек.

– Ваше императорское высочество, я принес вам приветствия от леди Розамунды Роксбургской. Она ожидает в приемной.

– Благодарю, Грифлет. Я скоро пошлю за ней. – Эдвард взмахом руки отослал пажа. – Скоро.

– Прошу извинить меня, Эдвард, – промолвила Ашалинда, сжимая зеленый бархатный мешочек. – Мне необходимо заняться кое-какими неотложными делами.

Она присела в реверансе.

– Королевы не делают реверансов, – сказал Эдвард почти грубо.

К щекам девушки прилила кровь.

– Я еще не королева. Покамест вы мой Король-Император, мой государь.

Он ничего не ответил, а лишь кивнул и поцеловал руку Ашалинды. Когда она вышла, юноша снова повернулся к камину.

Спустившись по спиральной лестнице, Ашалинда оказалась в темном холле. Звуки ее шагов отдавались тихим эхом, что было довольно странно, учитывая, что деревянный пол устилали толстые ковры. Эхо внезапно замедлилось, хотя Ашалинда не умеряла шаг. Девушка остановилось. Она чуяла рядом что-то неуловимо знакомое.

Стояла мертвая тишина.

В коридор не доносилось ни гула разговоров из главного зала, ни тихого шарканья пажей, несущих светильники и факела. Не слышалось ни скрежета колодезного ворота на дворе, ни воркования голубей в голубятне, ни лая собак на псарне, ни стука лошадиных копыт – никаких привычных звуков жизни большого дворца.

– Выходи, – сказала девушка тишине. Ни звука.

– Выходи! – повторила она громче. – Я знаю, что ты здесь.

В холле все оставалось так же темно и тихо. Ашалинда закричала, гневно и нетерпеливо:

– Если ты сам не покажешься, я выдавлю тебя оттуда, как сыворотку из сыра!

Из ниши в стене выскользнула маленькая фигурка. Замерев перед девушкой, она нервно крутила пальцы.

Он всегда ужасно раздражал ее. Она жалела его – его болезненную привычку забиваться в темные углы, непонятные страхи, хромоту – жалела его, но в то же время боялась.

– Ну что ж, – произнесла она наконец, – доброй удачи тебе, Под из Башни Исс. Вижу, ты все-таки сумел ускользнуть.

Большие пальцы Пода завращались еще быстрее. Лицо его было пустым, как чистый лист бумаги.

– Зачем ты явился сюда? Ты искал меня? А может быть, исцеления – ты ищешь Верховного короля Светлых, чтобы вылечиться от хромоты? Он легко сделает это, если я попрошу…

– Нет!

Отчаянный крик парня раскатился по коридору, отражаясь от стен. Оглушенная, Ашалинда шагнула назад.

– Зачем тогда? – резко спросила она, скрывая за злостью в голосе беспокойство.

– Хотел посмотреть дворец. Хотел уйти от Хелигеи.

– Глупыш, Хелигея тоже приехала сюда. И ручаюсь, она знать не знает о том, что ты вообще существуешь.

– Знает.

– Или она тебя не любит? Ты сказал ей что-нибудь такое, что она предпочла бы не слышать?

Губы Пода дрожали.

– Не приставай, – пробормотал он. – Я хочу есть.

Ашалинда смягчилась.

– Этому горю легко помочь. Я покажу тебе дорогу на кухню. Идем.

Он отпрянул.

– Там слишком людно.

– А, понимаю. Мы с тобой всегда избегали больших компаний, нам не хотелось, чтобы на нас таращились, правда? Тогда пойдем на псарню. Мальчишка-подручный накормит тебя хлебом и мясом. Там тебя никто не увидит, только он да гончие. Однако же ты и впрямь можешь исцелиться, как я. Он может тебя вылечить, и кто знает, вдруг ты вырастешь и станешь великим колдуном. У тебя есть дар…

– Нет! – яростно выпалил Под. – Его ты у меня не отнимешь!

Он глядел на девушку то ли с ужасом, то ли с ненавистью.

До нее вдруг дошло, что он считает, будто его косолапость, физическая ущербность как-то связана с даром ясновидения.

– Если ты вылечишься, твой дар все равно останется при тебе, – заявила Ашалинда. Под лишь упрямо выпятил распухшую нижнюю губу. – Не веришь мне, так спроси у моего господина, он не умеет лгать!

Но Под упорствовал.

– Глупый мальчишка! – наконец вскричала Ашалинда, выходя из себя. – Почему ты отказываешься от помощи?

– He надо мне твоей помощи! – огрызнулся Под, бешено оглядываясь по сторонам, как будто попал в ловушку, откуда не было выхода.

– Тогда я не буду тебе больше ничего предлагать. И все равно ты не такой проницательный, каким себе кажешься. Твои предсказания и гроша ломаного не стоят! Сплошная чушь! Ты говорил, что мы с ним никогда не будем счастливы – так вот, ты ошибся! Ошибся – слышишь? Потому что я выйду за моего господина замуж в Светлом королевстве, и ничто уже не в силах встать между нами!

И стоило этим словам слететь с уст девушки, ее охватил невыразимый ужас и она горько пожалела, что вообще их произнесла. Она ведь слышала, как Томас Эрсилдоун как-то сказал: «Момент наивысшего счастья человека – это тот, когда судьба уже занесла топор у него над головой. Говорят даже, что великая радость на самом деле предвещает великую скорбь».

Ашалинда ждала. Затаив дыхание. Под вытаращился на нее во все глаза.

– Такие, как ты и он…

– Придержи язык! – закричала она, зажимая уши руками. – Я не стану слушать тебя! Не стану!

Повернувшись, она бегом бросилась прочь, а чтобы не слышать ужасных слов, на ходу напевала глупую песенку, которую слышала от Кейтри сегодня перед завтраком.

Завернув за угол, она остановилась. Но даже сквозь толщу камней в щели меж дрожащими пальцами проникли слова, которые она так боялась услышать – те самые, что хотел сказать ей Под.

«… Никогда не будете счастливы… никогда…»

– Будь ты проклят, гнусный лжец! – всхлипнула она, – Будь ты проклят!

Но он и так был проклят.

Коронация нового Короля-Императора, Эдварда IV из дома д'Арманкортов и Трета, Верховного короля Эльдарайна, Финварны, Севернесса, Луиндорна, Римани и Намарры, короля Иных Земель и Территорий – сия торжественная церемония состоялась одним прекрасным солнечным днем гаотпмиса, месяца ветров. Вопреки тому, как оно бывает обычно в это время, ветер дул вовсе не сильно и не резко, ибо ему дозволили стать всего лишь легким и ласковым бризом, осыпающим праздничную процессию конфетти яркой многоцветной листвы. Небеса синели, точно поля васильков. Опаловые облачка весело клубились на горизонте, чуть подсвеченные нежно-серебристой дымкой.

Сам свет в этот день был совершенно изумителен. Он лился с небес, точно поток чистейшей родниковой воды, искрящейся хрусталем брызг. Ночью же небо превратилось в эбеновый щит, расцвеченный яркими звездами, омываемый теплым благоуханным ветром.

Короли и дворяне собрались из всех уголков Империи, чтобы поклясться новому императору в верности и воздать ему должные почести. На коронационных праздниках, продолжавшихся три дня и три ночи, присутствовали шесть тысяч гостей. Каждый день, когда солнце клонилось к закату, на ристалище устанавливались открытые шатры. Всю северную часть ристалища занимал огромный красно-золотой Королевский павильон, установленный на возвышении. В мягком предвечернем освещении турнирное поле казалось цветущим лугом с разбросанными здесь и там высокими гибкими деревцами – шестами, на которых развевались знамена, в том числе знамя Светлого королевства с орлом, короной и терновником, Имперский штандарт, Королевское знамя д'Арманкортов, стяг Эльдарайна и множество флагов прочих земель Империи, а также официальный штандарт Королевского Аттриода и многочисленные стяги и вымпелы дайнаннцев, колдунов, Всадников Бури и остальных благородных сословий. Флаги Летучих кораблей соседствовали с изорванными знаменами былых сражений. Сто двадцать вымпелов в три с половиной ярда в длину каждый несли на себе гербы королевства, восемьдесят четыре алые ленты длиной в тридцать два ярда были расшиты золотыми львами и белыми ромбами, пятьдесят со-рокапятиярдовых – мечами и лилиями, а на тысяче маленьких раздвоенных на конце вымпелов красовались изображения лебедей, оленей, гончих псов и соколов. Больше всего – целых триста – было длинных и узких лент в золотую и белую клетку, с разбросанными по ним зелеными и красными розочками.

Празднества коронации Эдварда IV вошли в историю под названием «фестиваль чудес», ибо в их организации активно участвовали Светлые. На ночных пирах подавали немыслимое многообразие блюд, подобных которым никто из смертных никогда еще не пробовал. Никогда еще жители Эриса не едали столь сочного и сытного ростбифа, столь свежих и ароматных сладостей. Никто не мог вспомнить, чтобы когда-либо еще горки дрожащего желе на тарелочках достигали такой вышины, но и не думали рушиться, а взбитые сливки так сладостно таяли на языке – да еще чтобы все это подавалось в таком изобилии.

В честь события было почато несколько сотен бочек наилучшего красного вина – и все в один голос признавали, что подобного еще и не пробовали. Эль и пиво лились рекой, прочих крепких и не слишком напитков также хватало в избытке.

К столу были поданы (и список этот далеко не полон) полторы тысячи буханок хлеба, сто четыре жареных быка, девятьсот овец, триста четыре теленка, триста четыре цапли, две тысячи гусей, тысяча жирнейших каплунов, две тысячи свиней, сто четыре павлина, горы голубей, фазанов, куропаток, кур, кроликов и кроншнепов, одиннадцать тысяч яиц, пятьсот оленей, полторы тысячи горячих пирогов с олениной, шестьсот восемь щук и лещей, двенадцать дельфинов и тюленей, сто двадцать галлонов молока, двадцать галлонов сливок, тысяча триста блюд с желе, две тысячи холодных фруктовых пирогов, девяносто галлонов заварного крема, как горячего, так и холодного, и без счета всевозможных цукатов, конфет и вафель. Блюда поражали как количеством, так и разнообразием. Начинка каждого пирога, кроме самого большого, состояла из сорока восьми разновидностей мяса. А когда взрезали самый большой, в нем оказалось двадцать шесть живых музыкантов, которые немедленно заиграли чудесные мелодии на арфах, серпентах, цитрах, лютнях и кифарах.

По всей стране еще не один год жадно обсуждались увеселения, что предлагались между переменами блюд. И каждый актер, циркач или музыкант справлялся с выступлением безупречно – даже юный новичок-жонглер, который, благоговея пред столь многочисленным и пышным сборищем, на один миг мучительной агонии отвлекся и потерял концентрацию, и тот обнаружил вдруг, что оброненная по оплошности бутылка каким-то непостижимым образом вернулась обратно и весело кружится вместе с остальными, как будто ничего и не случилось. Ни один из музыкантов ни разу не сфальшивил.

Благодаря чудесному зрению, дарованному зеленой мазью, Ашалинда видела больше, нежели остальные смертные. Ей не сразу удалось приспособиться отличать, что зримо всем, а что только ей и Светлым. В первый раз, например, заметив, как одна из фрейлин Ангавара прогуливается среди гостей и непринужденно берет еду прямо у них с тарелок, девушка пришла в возмущение.

– Да как только леди Линдориет хватает нахальства так откровенно воровать? – шепнула она Эрсилдоуну. – Гости начнут протестовать. А она разозлится и всех их заколдует. Неужели за столами Светлых не нашлось угощения ей по вкусу?

Герцог нахмурился и недоуменно поглядел на собеседницу.

– Боюсь, смысл вашего замечания ускользнул от меня, Ашалинда.

Ангавар сидел так близко к невесте, что при каждом его движении черные волосы касались плеча девушки – и каждый раз ее пронзала дрожь. Услышав этот разговор, он приподнял бровь.

– Линдориет берет то, что пожелает, и там, где ей вздумается, – расслышала Ашалинда тихий шепот. – Она в своем праве. Иные из нас от этого права отказываются, иные – нет.

Тут Ашалинда заметила, что ни один из гостей, чьи тарелки подверглись столь бесцеремонному обхождению, ничего не заметил. Прекрасная Светлая брала только торад пищи, оставляя на блюде лишенную жизненной силы шелуху.

– Но она больше всего берет у самых худых гостей.

– Потому-то они такие худые.

– Но в этом ведь нет никакой логики!

Ангавар поглядел ей в глаза.

– Тебе придется еще много узнать о наших обычаях, Златовласка.

– Я всегда считала, что Светлые обычно наказывают тех, кто слишком много ест.

– А ты обратила внимание на то, как избранные Линдориет едоки жадно поглощают еду? Они набрасываются на нее, как голодные волки, но все худеют и худеют.

– Да, вид у них нездоровый. Однако остальные поглядывают на них с завистью, мол, столько едят, а такие стройные. Так что же для них лишение торада – награда или наказание? Вот ведь загадка…

– Для тебя. – Наивность невесты забавляла короля Светлых. – Гляди-ка вон туда.

Он показал на стол, за которым сидели разряженные придворные. Лицо маркиза Эрли – роскошный дублет которого угрожал вот-вот лопнуть – искажала гримаса боли. Отодвинув бархатное с позолотой кресло подальше от стола, он вытирал пот со лба кружевным носовым платком. Стройный юноша из числа Светлых мимолетно уколол его в торчащее брюхо тросточкой. Другой, не сбиваясь с шага, прошелся по подагрическим ногам маркиза. Пожилой дворянин застонал и, поджав ногу, принялся растирать пальцы.

– Бедняга маркиз сам страдает из-за своего обжорства, – заметил Эрсилдоун, проследив направление взгляда соседки по столу.

– Нет– нет, – запротестовала она. – Это все проделки Светлых.

– Томас говорит чистую правду, – возразил Ангавар. – Этот человек просто обжора. Ему требуется хороший урок.

– Суровы твои законы, – вздохнула Ашалинда. – А если Эрли удастся уговорить изменить привычки, ты вылечишь его от подагры?

– Тогда он и сам вылечится, – засмеялся Ангавар. Звуки его смеха мгновенно вытеснили из головы девушки всякие мысли о маркизе Эрли. Близость возлюбленного кружила голову, наводила на мысли, которые было трудно вытеснить из головы. С трудом обуздав себя, Ашалинда снова поглядела на ристалище.

Каждый вечер, после того как возводили шатры и помостки, Фулет, ныне занявший пост придворного колдуна вместо смещенного Саргота, устраивал фейерверки, по сравнению с которыми все прочие представления такого рода бледнели, как свечки рядом с ярким костром. А когда фейерверки заканчивались, между гуляющими зажигались нежные разноцветные шары – они выстилали края каждого павильона, каждого флага, ложились светящимися линиями на землю. Если кто-нибудь пытался взять такой шар, свет тут же гас, а сам шар исчезал, но вскоре загорался снова.

Вокруг турнирного поля были установлены специальные подмостки для менестрелей и музыкантов и особые площадки для танцев. К радости и изумлению танцующих, ноги их скользили по деревянному настилу легко и гладко, точно мыльные пузыри по воде.

Немало было спето песен, немало произнесено речей и немало чаш поднято за здравие нового государя Эриса, Короля Светлых-из-под-Холма и его невесты. После очередного тоста за обоих королей Правдивый Томас вскочил на ноги и произнес пылкую речь, прославляя Ашалинду. Не вдаваясь в подробности ее прошлого, он столь поэтически и красноречиво описал ее странствия, что девушка заслушалась, гадая, неужто все эти замечательные события произошли именно с ней. Сианада Бард представил доблестнейшим героем, охранявшим девушку в первом ее путешествии, Кейтри с Вивианои превознес за верность и отвагу во втором. Не забыл он и о Диармиде с Муирной. Эрсилдоун завершил речь, галантно вспомнив, как однажды танцевал с Ашалиндой на дворцовом балу, и заверив всех присутствующих, что он безмерно польщен тем, что имел удовольствие танцевать с будущей королевой Светлых.

Только тогда Ашалинда со всей отчетливостью осознала, какой же невероятный шаг собирается совершить. За всеми переживаниями последних месяцев она как-то начисто упустила из виду этот момент. А ведь обручившись с Ангаваром-Торном, она станет королевой Светлого королевства. Это казалось немыслимой фантазией, дикой мечтой – заманчивой, но пугающей. Взгляд девушки снова остановился на ее красавце возлюбленном. Ведь он-то Светлый – один из представителей ужасного и прекрасного народа, что так любил людей, но принес им столько мук. И союз между двумя этими народами всегда был обречен окончиться трагедией… Но все же – эти трагедии остались в прошлом. А теперь все будет иначе!

Несмотря на все преграды, на все различия, любовь ее к Торну была крепка и незыблема – как стальная игла, соединяющая две части одной брошки: половинку из алмаза и половинку из стекла.

И снова пили за Сианада, пили за Вивиану и Кейтри. А потом из-за стола, поставленного чуть поодаль от остальных, поднялся человек. Он поклонился сидевшим за самым высоким столом – и все кругом немедленно затихли.

– Говори, – чистым голосом приказал Эдвард. – Ты знаешь, как высоко чтим мы морской народ. Вы тоже клялись нам в верности, а дары, что вы принесли, у нас в большой цене.

Ашалинда вдруг узнала в этом человеке Гэлана Эрроусмита. По правую руку от него сидела прелестная русалка с загадочной улыбкой и волосами цвета морской волны в свете луны. По левую руку от Гэлана девушка увидела Бетони и Соррель, счастливо соединившихся с любимым братом.

– Наш государь Эриса велик и щедр. Да продлится его правление много лет, – произнес Эрроусмит. По рядам собравшихся пробежал шепоток одобрения. Но Гэлан прибавил: – Сейчас мы услышали, как финварнский Медведь оказал немало услуг леди Ашалинде. Быть может, так оно все и было, но потом, не столь уж давно, я тоже сопровождал ее в опасном пути. Госпожа моя, знай я тогда, с кем ты помолвлена…

– Гэлан Эрроусмит, – перебила она, – перед тобой, мой друг, я в большом долгу.

Он поклонился.

– Ты приютил нас в своей деревне, дал нам кров и убежище, – продолжала она. – Ты одолжил нам коней, помогал нам, не щадя сил. Такую доброту забыть невозможно.

– Однако, сдается мне, за все, что я сделал, этого еще недостаточно, – возразил Эрроусмит. И, бросив быстрый взгляд на Эрсилдоуна, добавил: – И я никогда не танцевал с тобой, моя госпожа.

Настала внезапная, напряженная тишина. А затем вокруг раскатилась волна смеха. Ашалинда покосилась на Ангавара – тот улыбался. Эрантри, сидевший на спинке стула хозяина, сердито встопорщился.

– Тогда идем, – промолвила девушка, поднимаясь. Эрроусмит быстрыми шагами прошел на площадку для танцев и поцеловал руку Ашалинды. Музыканты взялись за инструменты, и невеста короля Светлых под общие аплодисменты протанцевала несколько фигур с сыном морского народа. Когда музыка оборвалась, Эрроусмит снова склонился над рукой партнерши.

– Боюсь, не скоро сумею я унять бешеное биение пульса, – заявил он во всеуслышание, но лишь наполовину шутя. А потом отыскал взглядом стол эртов, за которым сидел и Сианад: – Каванаг, и пусть теперь твое красное сердце лопнет от зависти!

Сианад, пьяный как извозчик, прогремел какое-то радостное, но не слишком разборчивое приветствие и, обливая соседей элем и пеной, помахал кружкой.

– С ним я никогда не танцевала, – сказала девушка.

Эрроусмит смотрел на нее своими нечеловеческими, морскими глазами. И все вокруг снова затихло. Навострив уши, гости переводили взгляды с Ангавара на пару, все так же стоявшую на площадке для танцев. Каждый прекрасно понимал, сколько бед может вызвать ревность Светлого.

– Ах, что он потерял! – так же громко провозгласил партнер Ашалинды.

Уголок губы Ангавара чуть дрогнул. Толпу облетел общий вздох.

Эрроусмит галантно проводил Ашалинду к ее месту за главным столом и опустился перед Ангаваром на одно колено.

– Ваше величество, прошу прощения, если оскорбил вас.

– Моя нареченная танцует с кем хочет, – отозвался тот без малейшего признака гнева. – И то, что она избрала тебя, – наивысшая похвала, ибо дама она весьма разборчивая.

Похвалы, кои морской житель столь дерзко расточал Ашалинде, лишь посмешили короля Фаэрии. Ревность была неведома Ангавару: он слишком хорошо знал свою возлюбленную, чтобы усомниться в ней, а кроме того, ему, Светлому, можно было не страшиться соперников.

Со всех сторон донесся смех. Напряжение, сковывавшее собравшихся, опало, точно шелуха, сменилось общим облегчением. Праздник продолжался.

Днем ристалище расчищали для игр и благородных забав, турниров и поединков. Светлые охотно играли в мяч, разбившись на две команды. А стоило матчу закончиться, там, где стояли проигравшие, внезапно возникала пустота – лишь стая жуков взлетала к небесам, на миг загораживая свет солнца: за проигрыш они должны были облететь в таком виде весь Эльдарайн – однако игроки не обижались и весело сносили наказание, которое сами бы наложили на противников, поменяйся волею судеб с ними местами.

Однако пришел день, когда праздники закончились. И скоро уже морскому кораблю – «Королю Д'Арманкорту» – предстояло покинуть Каэрмелор. Под защитой шести дайнаннских судов бриг должен был отправиться к каменистым и поросшим лишайником пустошам Аркдура, неся на борту Ашалинду с Ангаваром, Эрсилдоуна, Роксбурга и остальных членов Королевского Аттриода. Их собирались сопровождать рыцари и дамы Светлых из-под Орлиного кургана – всем им не терпелось добраться до Ворот. Столь сильный отряд играючи справился бы с любыми встреченными на пути опасностями. Однако враги были разгромлены – какие еще опасности могли угрожать отряду?

Прощание Ашалинды с Эдвардом вышло крайне мучительным.

– Вы должны ехать, – настаивал он, оставшись с нею наедине. – Просто уехать, и чем скорее, тем лучше.

– Но мы расстаемся ненадолго, – заверяла она. – После того как мы с моим господином отыщем Путь, все Ворота королевства откроются заново! А время более не будет играть с двумя мирами злые шутки – мой господин пообещал, вернувшись в Фаэрию, соразмерить тамошний ход времени с годами Эриса. И все станет совсем так же, как до Закрытия, только еще лучше. Наши миры будут общаться, а мы с вами сможем сколько угодно навещать друг друга.

– Я имел в виду совсем иное, – промолвил юноша, и Ашалинда наконец осознала, как была слепа.

– Кроме того, – чуть запинаясь, продолжил он, – в глубине сердца я боюсь, что разлука окажется дольше, нежели вы предполагаете… – Продолжать он не мог.

– Не бойтесь. Что плохого может случиться, когда я с ним?

Она тотчас же пожалела об этой фразе – такая мука отразилась на лице молодого короля.

– Да, – промолвил он. – Он может дать вам все на свете. Все. Я люблю вас обоих. Я желаю вам счастья. Вы, Ашалинда, прекраснее всех смертных, каких я только когда-либо видел. Вам нет равных. Когда будете смотреться в зеркало, вспоминайте обо мне!

Охваченная внезапным смущением девушка смогла лишь коротко кивнуть – горло ей перехватила судорога. Так Ашалинда простилась с королем Эдвардом.

На рассвете корабль отошел от Каэрмелорского причала и взял курс на Аркдур. Высокие мачты пронзали бледно-голубое небо. Дул свежий морской бриз. Пассажиры глядели назад, на пирс и многочисленные доки вокруг, где, покачиваясь на волнах, стояли всевозможные корабли и лодки. Мачты и оснастка их словно бы переплетались в вышине, образуя гигантскую сеть сумасшедшего паука. С юга, далеко за кормой, вырисовывались очертания выступающего над водой Старого замка. Прилив был в разгаре, волны покрыли даже узенькую дамбу. Напротив опустевшей твердыни высился Каэрмелорский холм, основание его тонуло в пене. Дворец на вершине вырисовывался черной громадой. На всех крышах, башенках и шпилях развевались по ветру стяги и длинные вымпелы, трепеща, точно сотни птичьих крылышек. Внезапное копье света ударило в доспехи часового, что мерно выхаживал по стене. Многие дома в городе тоже еще не сняли праздничных украшений.