Текст книги "Битва вечной ночи"

Автор книги: Сесилия Дарт-Торнтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 32 страниц)

4
ЦИННАРИН
Запретный плод

Циннарин, перл долин – светлый летний сад.

Апельсин, мандарин, сливы, виноград.

Мнится мне, по весне зелен твой наряд,

Циннарин, перл долин, знойный летний сад.

Из сборника «Стихи Северного Края»

Тихие ручьи текли по пологим оврагам, разливались теплыми заводями в низинках. А кругом буйствовали сады – много веков не ведая руки садовника, они разрослись во все стороны. Ветер, вода, и птицы на славу потрудились, разнося семена, и вот теперь знаменитые некогда плантации вышли далеко за свои былые границы. Замшелые вековые деревья, успевшие еще застать расцвет Циннарина, теперь таились глубоко в сердцевине густых зарослей, неистового сплетения самых разных фруктовых деревьев, – заросли эти ныне тянулись с юга на север на целых сто семьдесят миль. Деревья росли, плодоносили, старели и падали, разлагаясь на травянистых курганах, чтобы послужить удобрением многим поколениям своих потомков.

В это благодатное время года из целомудренной завесы листвы выглядывали уже спелые бочка ранних фруктов самых разных цветов и оттенков – от стыдливо-золотистого до ярко-алого, иссиня-черного и темно-янтарного. Первые, чуть вяжущие яблоки, вишни, персики, груши, белые и черные сливы так и просились на зубок. Среди них зеленели абрикосы, апельсины, фиги и шелковицы – их пора еще не пришла.

А кругом все цвело, плодоносило, благоухало, всего было вдоволь и даже в избытке. Из ярко-изумрудной зелени выглядывали ягоды малины, ежевики и земляники. Полые деревья, над которыми роились дикие пчелы, сочились медом. Колоски и метелки трав покачивались на ветру, в многочисленных озерцах рос водяной кресс, всюду виднелись фиалки, а одуванчики испещряли луга лужицами пролитой ярко-желтой краски.

– В этих краях хорошо упиваться сладким нектаром, – вздохнула Кейтри. – Объедаться мякотью плодов, чувствуя, как течет сок по подбородку. Есть, пока живот у тебя не раздуется, как парус под ветром.

– Пфа! Безвкусная подделка! – фыркнула Вивиана. – Где же деревья гоблинов?

– Там, где лесные гоблины их находят, – рассеянно отозвалась Тахгил, отрезая кусок веревки себе на пояс.

Кожаный ремень девушки порвался, когда она прыгнула с дерева в Циннарин. Чтобы приберечь металл – вдруг еще понадобится, а заодно чтобы не оставлять следов, она отцепила железную пряжку от нефритового тилгала и закопала разрозненные полоски в глине.

С тех пор как путницы добрались до Циннарина, прошло три дня – три тихих, дремотных дня, напоенных солнечным светом, исполненных покоя и неги. Днем подруги отсыпались на мягкой зеленой траве, а по ночам шли, на ходу поедая фрукты и ягоды. Опасность словно бы отступила в далекие дали, так что у Тахгил оставалась уйма времени думать о Торне – о, как она желала снова оказаться с ним! Порой ей казалось, будто он вот-вот выйдет из-за деревьев, вынырнет из тени легкой грациозной походкой.

Вивиана все так же томилась в плену колдовского заклятия – одна Кейтри беззаботно наслаждалась изобилием лесного края.

Не сходя с места, девочка вытянула руку – на ладонь ей тут же лег персик, весь нежный и пушистый, как будто разрисованный тоненькими полосками разноцветного воска. Через миг сладкий медовый сок наполнил рот Кейтри. Она сидела в укрытии зеленой листвы, а пробивающиеся сквозь кроны лучи предвечернего солнца покрывали ее кожу и волосы пятнышками лимонно-золотистого цвета. Внезапно девочка заметила, что в лесу что-то движется. Не на земле – а в кронах деревьев, на высоте около сорока футов, точно солнечная радуга сгустилась в живых существа.

Множество хрупких тоненьких созданий сновали меж листьев и ветвей. Двигались они быстро и порывисто, так что на первый взгляд их легко было принять за бабочек или птиц. Но даже поняв, что это не так, Кейтри наблюдала за ними без малейшей опаски: во-первых, они не спускались с деревьев, а во-вторых, выглядели совсем слабыми, неагрессивными и милыми.

И в самом деле, эти древесные создания поражали сверхъестественной красотой. Ростом и сложением они напоминали людей, но не походили ни на мужчин, ни на женщин – их отличала мягкая бесполость совсем молодых юношей или девушек. Хотя лица их были того же цвета, что у людей, на плечах оттенок кожи менялся на яблочный бледно-зеленый, темнея книзу и переходя в ослепительно нефритовые одеяния, что струились длинными перламутровыми шлейфами, спадая за голые ножки странных существ.

Создания эти проворно и быстро скользили по деревьям – вперед-назад, вверх-вниз. Солнечный свет поблескивал и отражался от них, как от чешуи стайки маленьких рыбок в море. Прозрачные шлейфы развевались вокруг плавными складками, волнами бледно-розового, шафранного, серебристого и изумрудно-зеленого оттенков. Однако на самом деле то были не одеяния в обычном смысле этого слова, а струящиеся с плеч вуали света или еще какой-то разновидности энергии. Кейтри любовалась их красотой, пока диковинные существа не исчезли в листве.

Странствуя по Циннарину, путницы время от времени щельком замечали этих и других древесных духов, что мелькали среди стволов и ветвей далеко наверху. Временами они взлетали даже над кронами деревьев, но никогда не спускались на землю, вечно поглощенные своими тайными, неведомыми смертным, заботами и делами.

– Это воздушные сильфы, – сказала Тахгил. – Меанви рассказывала мне о таких, они – койлдуины, древесные духи, живущие на солнце. Они красивы, но мысли их закрыты для нас. Кое-кто говорит, они и вовсе неразумны, Как растения, среди которых живут.

Вивиану привычки койлдуинов ничуть не интересовали. – Фрейлина все так же истово жаждала гоблинских фруктов. Беспокойство ее не утихало, ничто не могло удовлетворить девушку, хотя подруги отдавали ей все самое лучшее.

Ах, если бы я знала, как исцелить этот недуг! – с отчаянием думала Тахгил. – Теперь две из нас поражены Тоской По Несбыточному.

Она коснулась кольца на пальце, гадая, долго ли еще его сила сумеет спасать ее от мучительной смерти. Однако Тахгил переносила страдания более мужественно и стойко, чем фрейлина. Порой, не в силах сносить разочарования, Вивиана бросалась на деревья и пинала их ногами, а не тo ломала хрупкие ветви и со всей силы молотила по стволам.

Под вечер третьего дня путницы отдыхали на пружинистом дерне склона под персиковыми и грушевыми деревьями. Уподножия холма сквозь листья сверкали отражения солнца наглади воды. Там, в ложбинке, темным зеленым оком мерцало озерце. После столкновения с плотоядным фуатом подруги опасались стоячих водоемов, но в этом мирном лесном краю тревога их постепенно ослабла. До сих пор они не встречали здесь никаких духов, кроме безвредных древесных сильфов, которые не обращали на смертных вообще никакого внимания. Расслабившись, поддавшись рожденной сытостью приятной истоме, убаюканные теплом и витающими вокруг ароматами, девушки заспались дольше обычного. Каждая смутно надеялась, что посторожит кто-нибудь еще. Допытываться, кто именно, казалось делом утомительным, да и небезопасным – а ну как ответственность возложат именно на тебя? Куда как легче было пустить все на самотек.

Да и какая опасность могла таиться здесь, в этих невинных садах, огражденных высокой стеной из песчаника и колючей живой изгородью? Правда, лебединая дева предупреждала о ганконере, неявном духе, чьи сладкие слова таят отраву: «Прекрасно пение, очарователен облик – дрянная душа. Кто поверит пению – пусть готовит себе гроб».

Однако никаких коварных духов тут не было и в помине. Скорее всего ганконер давно уже перебрался на восток, в Намарру.

Так что путницы безмятежно дремали. Дремали и не замечали колыхания веток, не тревожимых ни малейшим ветерком, и легкой ряби на глади зеленого пруда.

На Циннарин опустился прекрасный вечер. Дивная красота природы: глубокая синева северного горизонта, воздушная пена белых облаков, стекавших по небосклону, ветви, утопающие во всех оттенках зелени, пышные гобелены листвы – все это способствовало пробуждению медленному и неспешному. Сады были пронизаны светом, что проникал туда словно бы через старинные янтарные стекла или богатые таннином воды горного потока – густым, медовым, дынным светом, цветом темного бутылочного стекла.

Кольцо-лист задрожало. Тахгил открыла глаза – на веках словно лежало по свинцовой пластине.

В тенях кто-то двигался. Человек? Быть может. Тахгил резко схватила подруг за плечи и встряхнула их, силясь пробудить от овладевшей ими летаргии.

– Проснитесь! Это он, ганконер Циннарина. Заткните уши, не смотрите на него. Он может заворожить вас…

Движения его были легки и грациозны, как у дикого зверя, походка быстра. Увидев его, Кейтри, не успевшая еще стряхнуть пелену сна, от неожиданности громко завизжала и пустилась наутек. Боясь, что девочка заблудится и потеряется, Тахгил бросилась следом. Вивиане ничего не оставалось, кроме как бежать за ними.

Однако сзади тотчас же донесся топот копыт по траве. Рядом, держась вровень с девушками, скакал серый конь – но без всадника. Вот он резко вильнул в сторону, отсекая беглянкам путь на открытую полянку, на которую серебряными снежинками ложился лунный свет. Девушки вынуждены были остановиться и отпрянули. Конь взвился на дыбы, бешено молотя копытами воздух, изогнул шею и глянул на смертных пронзительным, знающим взглядом. Беглянки в ужасе бросились в обратную сторону. Лунный луч выхватил из тьмы меж листьев пару могучих рогов над черепом – и череп этот двигался. Дорогу девушкам, отрезая возможность бегства, преградил второй призрак. Задыхаясь, они остановились.

Кейтри с Вивианой цеплялись друг за дружку за спиной у Тахгил, вжимаясь в корявый ствол старой сливы. Кольцо под перчаткой пульсировало, посылая по руке Тахгил сигналы тревоги.

– Полегче, полегче, девоньки, – певуче выговорил рогатый преследователь. – Бояться нечего. Мы оба явные и не желаем вам ничего худого.

Это оказался всего-навсего уриск.

– О нет! – вскричала Тахгил, воздевая руку с кольцом, Дабы отвести наваждение. – Это ганконер, злобный и неявный!

На поляне более не бил копытами серый конь. На его месте вновь появился мужчина, наделенный звериной грацией. Опустившись на одно колено, он склонил голову. Длинные косматые волосы спадали по могучим плечам и висели прямыми тяжелыми прядями. Из их глянцевитой завесы зелеными лентами торчали длинные стебли водорослей. Одет он был лишь в груботканые штаны, а выше пояса совершенно гол. Длинный нос, длинное лицо – скульптурное, но совсем не красивое. Бледная, точно ночное облако, кожа блестела, как гладь пруда в свете звезд. Мускулистые руки покрывала поросль темно-серых волосков.

– Готов служить тебе, дева, – произнес он с каким-то странным акцентом.

– Водяной конь! – вскрикнула Тахгил. – Или это какое-то волшебство?

– О нет, дева, – ответил лесной человек. – Я всего лишь найгель, такой, каким ты лицезришь меня. Много ночей кряду я шел вослед за тобой с тех пор, как ты даровала мне свободу.

– Я освободила тебя? Как это?

Он поднял голову и растянул губы в улыбке. В глазах его не было видно белка – то были глаза коня: огромные темные зрачки, плавающие в жидком солоде.

– Не узнаешь меня?

Тахгил мысленно перенеслась на много дней назад, на рынок в Жильварисе Тарве – когда ее звали Имриен и у нее был полный кошелек золота.

– Целый пони за лошадку! – выкрикнула Ройзин. Все расхохотались. Один лишь мельник спросил:

– Это не шутка?

– Нет.

Имриен принялась рыться в кошельке.

– Ты что? Совсем спятила? – зашипела Муирна. «Нет. Пожалуйста, покажи ему деньги». Охотников поторговаться больше не нашлось. Толпарасступилась, пялясь в изумлении на диковинную монету. Настоящий золотой, без дураков! Чудо едва ли не почище водяного коня.

Памятуя о том, сколько в толпе головорезов и карманных воришек, мельник Багор позаботился, чтобы зеваки не успели насладиться зрелищем. Куснул монету, спрятал ее в карман, сунул веревку в руки Ройзин и был таков.

На этом сделка завершилась, и праздное внимание зрителей переключилось на новую обладательницу найгеля. Толпа забрасывала женщин вопросами и советами.

Имриен шагнула к напуганному существу и развязала петлю. Все вокруг замерли от ужаса. А потом бросились врассыпную.

– О да, – выдохнула Тахгил. – Теперь я тебя узнаю.

– Тогда знаешь и то, что я в долгу пред тобой, – сказал найгель. – Ты оказала мне большую услугу.

– Вы ничего не должны мне, сэр.

Тут в разговор вмешался уриск:

– Не спеши отвергать услуги того, кто пред тобой в долгу, госпожа. От службы колдовских созданий так просто не отказываются.

– Найгели – самые безобидные водяные кони из всех, О ком я слыхала, ближе всех к явным, однако очень уж любят шутить над людьми злые шутки, – отозвалась она.

– Истинно так, – согласился уриск, – но и они бывают отважны, решительны и честны.

Вивиана с Кейтри тряслись в объятиях друг друга под старой сливой. Тахгил глядела на уриска, ничуть не убежденная его словами. В ночном свете его непривычная взгляду фигура вырисовывалась слабо и нечетко.

Тот ли это уриск, что помог нам раньше? Их так трудно отличить друг от друга.

– Ты уриск Каррахана?

– Безусловно. Вы обижаете меня вопросом, мадам.

– Прости, если оскорбила. В темноте я вижу не так хорошо, как ты. Но это и правда ты?

– Я.

– А как ты сюда попал?

– Дорогой Нежити, а как же иначе? И дорога эта оказалась почти позаброшена – за все время я встретил только Двоих. Первый – сам Глэшен.

– Глэшен? – Тахгил вроде бы припоминала имя. – Не тот ли это милый водяной конь, который гораздо опаснее любого найгеля? Я с ним встречалась – однажды.

Она вздрогнула, вспомнив хижину в Долине Роз. Благодарение судьбе, что в ту встречу золото моих волос было спрятано под талтри.

– Не Глейстина, госпожа, а Глэшена, хобгоблина. И он кое-что рассказал мне – то, что, возможно, и вам будет интересно узнать.

– Что он сказал? – спросила Тахгил, мгновенно забывая дурные предчувствия касательно найгеля.

– «Ищу одну девчонку с желтыми перышками», – так неучтиво сказал Глэшен, – невнятно ответил уриск. – «И зачем?» – спросил я. «Отвести ее к лорду Хуону, – сказал Глэшен, – и лорду Итч Уизже». «Выслеживай лучше кого другого», – сказал я и пошел себе дальше. Встречаю этого вот найгеля. Он мне учтиво так – я, мол, ищу девушку с желтыми волосами. А я ему – а зачем? Я-то ведь не стану помогать тем, кто потащит вас к такому, как Хуон и его прихвостни.

Тут уриск поклонился Вивиане – которая как раз и высветлила волосы. Фрейлина ответила ему пустым, ничего не выражающим взглядом.

– Ну а этот славный водяной конь, – продолжил уриск, – мне и расскажи о своем долге. А я ему – идем со мной, ежели будет нам чуточку удачи, желтоволоска твоя и ее сестры придут в Талам Мейт, край, что люди зовут Циннарином.

Он немного помолчал, чему-то хмурясь.

– Но, вижу я, ты, найгель, искал девушку вовсе не с жёлтыми волосами, а с темными.

– Как вы узнали меня, сэр? – быстро спросила Тахгил у водяного духа.

– Да сперва-то и не узнал, – отвечал тот. – Потому как волосы у тебя стали другими. А как подобрался поближе, учуял твой запах, да и манеры, движения у тебя прежние. Там, в городе, я тебя отлично разглядел, уж не сомневайся.

Тахгил сложила руки на груди и взволнованно зашагала по поляне.

– Тот дух, Глэшан, сказал тебе, что Чародейные Лорды охотятся за желтоволосой девушкой, – отрывисто проговорила она. – Прошу тебя, уриск, расскажи мне больше. Расскажи все, что знаешь про лорда Моррагана.

– Да я и знаю-то лишь, что мне найгель говорил. Я-то много лет скитался в далеких краях, не смея соваться в большой мир. Мы, уриски, все одиночки. Встречаемся только раз в девять лет на склонах Лох-Катрин, а я последние пару встреч пропустил. Никаких новостей и не слыхал, разве только, что после того, как черные крылья Трех Воронов Войны развернулись в небесах Эриса и умчались на запад, в тутошних краях никаких колдовских созданий уж не баловало – ни явных, ни неявных, ни домашних, ни диких, ни меняющих облик, ни сохраняющих его, ни равнинных, ни горных, ни водных, ни сухопутных. И что это вы натворили, что они теперь за вами так охотятся?

Тахгил пожала плечами и отвернулась, пряча лицо от уриска. Не посвящать же в свои тайны нежить, пусть даже из числа явных!

Лунный свет, заливавший поляну, на мгновение померк, засиял и померк снова. Меж небом и землей пронеслась какая-то тень. Далеко в вышине раздалось уханье. Найгель вытянул шею и фыркнул.

– Что там такое? – тревожно спросила Тахгил, вглядываясь в небеса.

На темном куполе сверкали звезды.

– Просто-напросто птицы, – ответил густоволосый и лохматый конечеловек. – Садись, я расскажу тебе то, о чем ты так хочешь знать. Поведаю, почему все кругом преследуют девушку с желтыми волосами.

– Хорошо. – Тахгил настороженно кивнула. – Мне и впрямь не терпится услышать твою историю.

Они опустились на траву. Кейтри с Вивианой сидели чуть поодаль от Тахгил, боясь двух духов. Найгель повел рассказ.

Он начал с истории Моррагана, наследного принца Фаэрии, изгнанного вместе со своим старшим братом, Верховным королем. На протяжении многих лет после Закрытия Ворот изгнанные Светлые странствовали по ведомым землям и время это получило название «Эра Славы». Однако же, прискучив наконец Эрисом, оба лорда Светлых предпочли на много веков погрузиться в колдовской сон в окружении своих рыцарей и прочих придворных, ушедших в изгнание вместе с ними. Они спали под двумя холмами – двумя холмами, расположенными на много лиг друг от друга, холмами, между которыми раскинулся весь Эрис, ибо после того, как Ворота в страну Светлых закрылись, вражда меж братьями многократно усилилась.

В 1039 году по летосчислению Эриса Морраган пробудился под Вороньим курганом. Возможно, как рассказывается в преданиях, разбудил его и впрямь какой-то глупый пастух, забредший туда, куда ему забредать и вовсе не полагалось, а может, могучего принца потревожило что-нибудь еще. Кое-кто предполагает, что он просто-напросто решил сам выйти из летаргии, дабы испытать разнообразие бесконечности. Словом, как бы там ни вышло, а Морраган неожиданно явился в мир – а с ним рыцари и дамы, что сопровождали его сперва в изгнание, а после и в сон под Вороньим курганом.

А Верховный король Ангавар со своей свитой все так же спал под Орлиным курганом.

Немало изменился Эрис с окончания Эры Славы, того раннего периода, когда Ангавар и его рыцари щедро делились знаниями со смертными, когда возводились могучие города, свершались великие деяния и слагались прекрасные песни. Наследный принц и его Светлая свита обнаружили, что мир стал иным. Большинство городов лежали в забвении, поглощенные густыми чащобами лесов. Люди забыли многое, что было известно им ранее. Пока Светлые спали, по землям прокатилась война. Династия Д'Аманкортов потеряла престол во время Темных Эпох и вновь взошла на него с Джеймсом Объединителем. В небесах теперь царили Всадники Бури. Однако нечистая сила все так же рыскала по земле, пряталась в укромных местечках около очага, под старыми половицами, в колодцах и мельничных запрудах. И неявные твари, как встарь, охотились на людей.

Презрение Моррагана к смертному роду с годами не стало меньше. Он не желал иметь с людьми ничего общего. Колдовские создания вереницей потянулись к нему, влекомые силами чар, могуществом волшебства, что играло и переливалось вокруг принца безмолвными и невидимыми молниями. Ненавидя изгнание и до смерти соскучившись, он еще как-то сносил общество неявных и поощрял тех, чьи злобные выходки в адрес смертных развлекали его.

– Как это типично для Светлых! – с горечью перебила Тахгил. – Гибель смертных ничуть не тревожит их – в сердцах у них нет любви. Они безжалостны, несправедливы и высокомерны.

– Ты не знаешь, о ком говоришь, – возразил уриск, оглядываясь через плечо, точно боялся, не подслушал бы кто.

– О нет, знаю, еще как знаю. Даже самые слабые и мягкосердечные духи боятся гнева Светлых, – вздохнула Тахгил.

Найгель предостерегающе покачал головой и продолжил повествование.

В стародавние времена шесть самых могучих духов, иногда именуемых Злыми Лордами или Князьями Кошмаров, лишились своего вожака, жуткого Ваэльгаста. В те далекие дни они образовывали Аттриод Неявных, во главе которого стоял Ваэльгаст. Однако потеряв вождя, союз их распался и Аттриод Неявных разбрелся кто куда.

Отрезанные от Фаэрии при Закрытии Ворот, все эти Князья Кошмаров много лет без цели и смысла скитались по Эрису, не зная, куда податься. И когда Принц-Ворон вернулся и ожил, вышел из-под Вороньего кургана, Аттриод Неявных сплотился вокруг него. Злые Лорды объявили его своим вождем – а он хотя и не признавал их притязаний, но все же не спорил со своими новыми союзниками.

Сплотившись, они опять стали одной из самых могущественных сил Эриса. И, коротая свои бессмертные дни, предавались различным, порой жестоким забавам, чиня урон и разорение людям. Однако в подобных охотничьих вылазках сами Светлые не принимали участия – им куда милее была погоня за волшебным оленем, дичью более редкостной и увертливой, нежели жалкие смертные.

Далее найгель упомянул о том, как в тысяча восемьдесят девятом году, в месяце гаотмисе, в Призрачных Башнях, твердыне Рогатого лорда, был замечен чужой. На лазутчика устроили облаву, однако ему удалось бежать. Считалось, что он погиб под обвалом в заброшенном руднике. Объятый гневом Морраган пожелал узнать, что за смертный посмел дерзновенно проникнуть в крепость Хуона. Однако выяснить ничего не удалось – лишь несколько месяцев спустя был схвачен некий дуэргар, украдкой пробирающийся к горам. В его пожитках обнаружился странный золотой локон. Боясь Хуона и надеясь смягчить наказание, дуэргар не стал молчать и поведал, как получил локон в обмен за то, что помог глупой девчонке из народа смертных проникнуть в Призрачные Башни. Он полагал, дуреху в два счета заметят и выловят.

Несмотря на чистосердечное признание, дуэргар не получил пощады. В руках слуг Хуона он умер мучительной смертью – так Морраган всегда расправлялся с теми, кто навлек на себя его гнев. И по лесам и долам Эриса из края в края полетел приказ. Принц Морраган и Аттриод Неявных повелевали – найти золотовласую шпионку.

– А потому, – заключил найгель, – бьюсь об заклад, принц охотится на тебя в отместку за то, что ты подслушала его. За такое преступление Светлые карают без всякой пощады. Он не простит и не забудет.

Более найгелю рассказывать было нечего, ибо он забрел в самые глухие дали и не слушал ничего нового. После того как его поймали в Миллбек Тарне, он покинул те края и отправился на поиски другого подходящего пруда и заметил, что постепенно бредет на север, повинуясь странному настойчивому Зову. Зов этот действовал на всех колдовских созданий, так что они один за другим покидали насиженные места. А принадлежал он Принцу Ворону.

– О да, но мы не приносили присяги великим лордам, – вмешался уриск, – и хотя я люблю Светлых, но не стану плясать под дудку принца Моррагана – ведь он дружен с теми, кто может обидеть вас, девоньки.

– Ты так добр к нам, – промолвила Тахгил.

– Ты похожа на девушку, которую я знавал раньше. Из рода Арбалистеров. А я уже столько веков лишен семьи.

– Я тоже.

– Среди них у меня было прозвище, кеннинг. «Тулли» – так они звали меня.

– Можно и нам так тебя называть?

– Да.

Глаза уриска засияли. Ведь он, как ни крути, принадлежал к числу домашних духов, пусть и самых нелюдимых. Дикие леса были ему не по душе.

Тахгил снова подняла глаза к небу, словно боялась нападения из облаков.

– Если Морраган поддерживает связи с мортаду, в чем лично я нимало не сомневаюсь, звери Черного моста скорее всего уже доложили ему о трех странствующих девицах – весьма примечательная троица в такой-то глуши.

– Истинно так, – согласился уриск, важно слоняя голову, увенчанную маленькими рожками. – Истинно так.

– В здешних зеленых рощах живет одна белая корова, – вмешался вдруг найгель, неожиданно меняя тему разговора – судя по всему, его полулошадиный мозг не мог сосредоточиться надолго на чем-то одном. – Она позволит сегодня себя подоить.

– У нас нет ведерка.

– Сосите прямо из вымени.

– Мы так не делаем.

– Тем хуже для вас.

– Уже почти два года, – теперь Тахгил обращалась непосредственно к уриску, – принц Морраган играет с армиями Эриса, но зачем и для чего, я могу лишь догадываться. Возможно, его ненависть к смертным все растет и он желает стравить нас меж собой, заставить перегрызть друг другу глотки. А может статься, брат принца, Верховный король Ангавар, проснулся и оба колдовских лорда сделали нас пешками в своих военных играх, коротая тем самым тоскливые годы жизни в Эрисе.

Ибо с кем Морраган хотел бы поквитаться сильнее всего, как не с тем самым братом, что изгнал его? Правда, того, кто спит под холмами сном без сновидений, едва ли можно считать достойным противником. Ручаюсь, король Светлого королевства Ангавар и в самом деле пробудился и ныне вновь ходит по землям Эриса, обосновавшись со своей свитой в какой-нибудь далекой твердыне – возможно даже, под сенью какого-нибудь пронизанного солнцем зеленого леса, как этот вот! – Она на миг умолкла, задумавшись. – Однако, уж верно, в Эрисе был бы виден некий знак, хотя бы смутный намек? Ужели могущественнейшая чародейская сила Айя, пробудившись, не даст о себе знать в каждом листе, в каждом камне? Она бы должна петь в ветре, носиться с водой, шептать в траве, греметь в раскатах грома. Спит ли он, высший король Светлых, или пробудился?

– Насколько я знаю, – пожал плечами уриск, – Риг Ард еще спит. Но я мало смыслю в том, что творится в большом мире. Вот уже не одно десятилетие я держусь особняком, в одиночестве. Немало воды утекло с тех пор, как Тулли последний раз слышал свежие новости.

Настала пауза. Все подавленно молчали.

– Виа, – Тахгил повернулась к фрейлине, – судя по всему, Морраган, Аттриод Неявных и еще невиданное множество злых духов охотятся за желтовласой девушкой, странствующей по глухим лесам. А у тебя ведь высветлены волосы – ты в опасности. Надо скорее найти тебе краску для волос!

Вивиана презрительно ухмыльнулась. Ее давно не чесанные волосы превратились в копну спутанных светло-соломенных прядей. А у самой головы они уже темнели прежним темно-каштановым шелком.

– И, кстати, для моих отросших волос, – добавила Тахгил, – надо бы нам на ходу поискать красящие растения. – Она поднялась на ноги. – И уж тем более необходимо продолжать путь. Сэр Водяной конь, ежели вы и впрямь намерены помочь мне, отказываться не стану. Идите с нами, коли желаете. В нашем путешествии на север вы можете оказать неоценимую помощь.

Найгель оскалил зубы в лошадиной ухмылке.

– Я с вами.

– И я тоже, – прибавил уриск.

– Фу! – скривилась Вивиана. – Опять нам делить компанию с очередным неотесанным полузверем, который и говорить-то толком не умеет на Всеобщем наречии, корежит, как может.

– Не обращайте на нее внимания, она слегка не в себе, – тихонько проговорила Тахгил.

– Мне тоже не по себе рядом с ним, – шепнула Кейтри на ухо старшей подруге. – Одно дело путешествовать в обществе уриска, домашнего духа, а совсем другое – с водяным конем.

– Да, он водяной конь, но самый безобидный из них. А кроме того, он говорит, что в долгу предо мной.

– Пред вами, госпожа моя.

– Сыграв на этом, я уговорю его, чтобы он распространил свою службу и на моих друзей.

Порыв ветра принес откуда-то с юга слабый раскатистый звук, протяжный и невыразимо жуткий. То не ревуны предвещали грозу, не плакальщицы горевали о грядущих несчастьях, не мортаду преследовали добычу. То лаяли, поскуливали и повизгивали гончие. Целая свора гончих.

– Видать, нынче Дикая Охота вышла на тропу! – промолвил уриск, поглядывая наверх. – Давненько ее не видывали в этих краях.

– А воздушные всадники могут увидеть нас сквозь кроны деревьев?

– Только если пронесутся совсем над головой или очень уж близко.

– А вдруг они вышли на след? – Тахгил задрожала всем телом, радуясь, что деревья тут растут так плотно. – Тем более есть причина спешить.

Меж звездами и землей вновь летучей тенью скользнула птица. Луна спряталась за облаками. Весь мир был заточен в гранях темного рубина ночи. Пять путников шли по лесному края, не замедляя шагов до самого утра, пока заря не коснулась краев восточного небосклона. В час ухта ветви вокруг беззвучно закачались, воды одинокого прудика всколыхнулись – и девушки обнаружили, что снова остались втроем.

По утрам мир представлял собой хрустальную чашу, ободком которой служил край небосвода. В ней перекатывались и звенели серебристые трели, перестук крохотных молоточков – то облаченные в роскошные ливреи птицы отворяли двери новому дню.

Койлдуины порхали в садах от восхода до заката, облаченные в радужное сияние, сквозь которое проглядывались тонкие невесомые тела.

– Мне бы перышко павлина, протереть глаза, – бормотала Кейтри, зачарованная дивным зрелищем.

Ей так не хотелось спать, пропуская все эти красоты, но путницы до того уставали, что ни на что иное у девочки сил не оставалось. Несмотря на эскорт из явных – а отчасти и именно из-за него, – маленький отряд по-прежнему двигался по ночам, бодрствуя в самые опасные часы и отдыхая только при свете солнца.

Путь их лежал на север. Уриск Тулли трусил прямо рядом с девушками, найгель держался поодаль, смутной тенью скользил среди деревьев. Лишь раздающийся время от времени плеск воды или зловещий визгливый хохот, который уриск называл ржанием, выдавали присутствие человекоконя. Когда дорогу путникам преграждали неширокие речушки или ручьи, уриск куда-то исчезал, а потом появлялся сноса, преодолев преграду неведомым образом. Через пару ночей девушки мало-помалу привыкли к манерам своих странных провожатых и перестали нервничать.

Вот так оно и вышло, – думала Тахгил. – Было нас трое, стало шестеро. Один сопровождает нас по желанию, другой – по воле судьбы, а третья, – тут она поглядела на темнеющие над головой небеса, – скорее всего по обязанности…

Но сама она – долго ли она еще сможет идти, волоча за собой незримые цепи желания и тоски?

В сумерках Вивиана бушевала среди деревьев. Горечь снедала ее сердце, как прожорливая гусеница пожирает яблоко. С ветви застывшей каплей позолоченного нефрита свисал спелый персик. Фрейлина сорвала его. Быть может, это плод древа гоблинов? Зубы ее вонзились в спелую мякоть – но через миг девушка начала плеваться и отшвырнула персик. С губ, искривленных гримасой отвращения, сочилась тонкая струйка слюны.

– Все тут такое раскрасивое, такое разукрашенное, – закричала она, хотя никто, кроме деревьев, не мог услышать ее крики, – а безвкусное и несъедобное, как песок в пустыне!