Текст книги "Тайна казачьего обоза (СИ)"
Автор книги: Сергей Свидерский
Жанры:
Прочие приключения
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)
Работающий двигатель удерживал «Ракету» на месте. От берега отъехали два катера. Через несколько минут они пришвартовались по правому борту; с судна спустился штормтрап.
На борт поднялся Фёдор Владимирцев.
Кроме Шмидта, студенты непроизвольно ахнули. Вот уж кого не ожидали встретить.
Владимирцев поздоровался со всеми и ответил на вопрос, написанный во взглядах:
– Как рачительный хозяин, лично инспектирую и контролирую предприятия, куда вложил средства.
Заповедник «Ленские столбы». Берег реки Лены. 1 июня 2014 г.
Вода, чистая прозрачная у берега, видно каменистое дно, набегала на галечный берег мелкими частыми волнами с весёлым шумом. Между камней сновали мальки. Иногда к берегу подплывала рыба покрупнее, полакомиться крошками хлеба и ярко-жёлтыми зёрнами консервированной кукурузы, их в воду бросали якутские дети, девочка в светлом ситцевом платьице ниже колен и два мальчика-близнеца в одинаковых спортивных костюмах и сандалиях на босую ногу, дети стряпухи, молодой женщины невысокого роста, средней полноты, в белом халате, подпоясанная сиреневым передником и нагрудником. Цветастая косынка скрывала чёрные красивые вьющиеся волосы.
Она ловко управлялась с приготовлением пищи. Несмотря на полноту, быстро перемещалась от стола с заготовками к костру; на перекладине, укреплённой на рогулях, висели три объёмных котла; из-под крышек вылетали со свистом струйки ароматного пара. По запаху легко угадывался рыбный суп в первом котле; во втором дозревал русский вариант азиатского плова с зайчатиной; в третьем – шипела вода, осталось добавить молоко, заварку, пахучий чёрный чай, и вкусный напиток готов.
Женщина успевала делать несколько дел одновременно.
Если дети заходили в реку, и вода была выше колен, громко кричала по-якутски, и они с неохотой выходили на берег, опуская закатанные штанины. Крошила овощи и зелень, мешала половником суп, пробовала на соль, добавляла специи, причмокивала губами, довольная результатом; подбрасывала в костёр дрова, заготовленные с утра тойоном Косиндо Эдуардом Алексеевичем. Вот на нём-то больше всего было сосредоточено её внимание.
За целый день она предпринимала не одну попытку обратить на себя внимание этого суховатого, немного странного в поведении китайца (то, что он не якут или эвенк, она определила в первый день знакомства, хотя и поздоровался он с ней по-якутски и провёл с ней непродолжительную беседу).
Вот и в очередной раз, предприняв последнюю, так она для себя решила, попытку, обратилась к нему.
– Эдуард Алексеевич, что-то задерживаются наши студенты, – озабоченно сказала она и, приставив руку ко лбу козырьком, устремила взор вниз по течению, куда напряжённо всматривался и тойон Косиндо, где над водой начинало мерцать и переливаться, размывая линию горизонта, вечернее марево; но не было видно ни одного приближающегося предмета.
– Не беспокойтесь, Алина Прокопьевна, – не поворачиваясь в её сторону, ответил тойон Косиндо, – приедут. Звонили, разговаривал при вас, возле Покровска на борт взяли спонсора экспедиции.
– Что же вы это, Эдуард Алексеевич, – смущаясь, жеманно проговорила Алина, – всё по имени да по отчеству. За неделю знакомства могли бы обращаться по имени.
– Так ведь и вы, Алина, – на этот раз назвал её по имени, – всё время Эдуард Алексеевич да Эдуард Алексеевич, – немного заигрывая, меняя тембр голоса, высказался он и повернулся к женщине.
Алина отвела взгляд от реки и устремила карие, с огоньком глаза на него, – неужели клюнул, ёкнуло сердце, – их глаза встретились. Живые, весёлые, пылающие страстью ее и его, наполненные грустью и усталостью.
Эдуард изобразил подобие улыбки, виновато отводя глаза, как вдруг закричали дети, перебивая друг друга и указывая на реку, туда, где вдали появилась маленькая белая точка, увеличивающаяся на глазах в ореоле брызг.
– Это я! Нет – я! А вот и нет, я! – кричали дети, прыгая в воде, поднимая фонтаны воды ногами и руками, довольные тем, что из реки никто их не гонит – взрослые заняты своими делами.
– Видите, едут! – переключил внимание женщины Косиндо, обрадовавшись своевременной смене темы разговора, – а вы, Алиночка, сомневались.
И уж совершенно невесело, потуплено и приглушённо заметила она.
– Едут – хорошо. Что я, зря всё утро у костра копошилась… – и, вытирая уголком платка, появившуюся влагу в глазах, направилась накрывать на стол.
«Ракета» остановилась метрах в пяти от берега; моторы продолжали винтами бурлить воду, удерживая судно на одной точке.
Поднятые волны недолго, шумя и пенясь, набегали на каменистый, галечный берег и с сожалением откатывались назад, давая дорогу идущим следом.
С борта спустили две резиновые лодки. Поклажу хотели отправить первым рейсом, но Фёдор Витальевич предложил дамам эту почётную миссию – первыми ступить на сушу. Девушки смущённо захихикали, пряча улыбки в кулачки, но от роли первооткрывательниц не отказались.
Визг, крики, смех сопровождали транспортировку девушек с борта по штормтрапу в лодки. Когда ноги касались подвижного дна, шумовой фон возрастал в три раза.
Кажется, Эля, глядя с испугом на тёмно-зелёные борта лодки, первой попросила спасательный жилет, поинтересовавшись, данная модель спасательного средства удержит ли её на поверхности.
Капитан клятвенно заверил, удержит и слона; на что девушка резонно заметила, что хоть она и не слон, но полцентнера весу всё же в ней есть.
Дружный смех однокурсников и экипажа разрядил атмосферу нарождающегося страха, острыми бичами весёлости прогнал в сгущающиеся светлые летние сумерки на песчаный остров, кремовой спиной греющийся над водой в лучах солнца.
После суматошной отправки боязливых и трусих девчонок, перемещение вещей и ребят заняло около получаса.
Эдуард Алексеевич поздоровался со всеми и, обращаясь к Владимирцеву, попросил экипаж судна не отказаться трапезничать с ними.
Капитан и матросы, вежливо поблагодарив за любезное приглашение, уехали в направлении Ленска – северная навигация коротка, а сделать нужно, успеть много – веская мотивация.
Алина Прокопьевна суетилась возле столов, рассаживая девушек, балагуря и стараясь им угодить, и обиделась, когда Настя и Надя предложили ей помощь в обслуживании (нам это совсем не сложно, заверили девушки).
– Да вы что, дорогие мои! – расчувствовалась женщина, с благодарностью влажно сверкнули карие агаты глаз, – для меня это радость, кормить и готовить… – потом махнула рукой, смахнув с ресниц бисеринки слёз, крикнула что-то детям.
– Клёвая тётка, – произнёс Витя, втянул носом витавший вокруг костра запах приготовленной пищи, вместе с паром, вырывающимся наружу, – пахнет обалденно!
Когда кушаешь на природе, особенно на берегу реки, пищу, которую приготовили на костре, удивительно впитавшую в себя тонкий запах дыма, об отсутствии аппетита говорить до неприличия нескромно.
В естественных условиях, можно добавить в почти первобытных местах, аппетит преследует на каждом шагу.
Бусинкой влаги, готовой, вот-вот, сорваться с острия хвоинки, заманчиво блестя в луче солнечного света; в спрятавшейся в листочках среди густой травы ягоде бруснике; в тихом пении острых макушек елей и шаров крон сосен; в треске сучка под твоей или чьею-то ногой и в прозрачно-лиловой дымке, в которой скрывается глубина лесной чащи, маня к себе и увлекая за собой.
С рыбным супом, с пловом из кролика взрослые и студенты расправились быстро.
Детей Алины девушки угостили шоколадками; под строгим оком матери ребятня схватила «Сникерсы» и «Марсы» и, уплетая сладкое угощение за обе щёки, продолжили резвиться на берегу реки.
Ужин закончился чаем по-якутски, с жирным, почти сливки, топлёным молоком.
И не смотря на стойкое сопротивление Алины, возражающей против всякой помощи – не маленькая, справлюсь сама! – ребята наносили воды для мытья посуды, повесили котлы над костром, в который для длительности горения подложили крупные поленья, расколотые до половины; а девочки пособили управиться с наведением порядка.
Владимирцев, Шмидт и Косиндо после плотного и сытного ужина пошли подышать воздухом – моцион по берегу реки, не сказка ли?!
Во время неспешной прогулки Эдуард Алексеевич дал Владимирцеву короткий отчёт, сведя его к знаменателю: лагерь разбит, палатки установлены, генератор и топливо для обеспечения электричеством в полном порядке.
– Очень хорошо, Эдуард Алексеевич, вы прекрасно потрудились! – похвалил Владимирцев, оглянувшись на остановившегося Шмидта, который увлечённо наблюдал за закатом и играющей в воде рыбой, сказал ему: – А от вас требуется результат, Алексей Оттович.
Шмидт резко поскользнулся на мокром голыше и, произнеся коротко «ой!», рухнул в воду, отчаянно колотя руками по поверхности, поднимая веер брызг.
Владимирцев и Косиндо бросились вылавливать барахтающегося в реке начальника экспедиции; вместе с ним и сами вымокли до нитки; но когда поставили Шмидта на ноги, долго и весело смеялись, хлопая себя по мокрым бокам – вода у берега доходила всем троим до колен.
– Что же вы так болезненно отреагировали, Алексей Оттович? – спросил Владимирцев, – под результатом я, как человек живущий бизнесом, подразумеваю даже его отсутствие.
Шмидт начал оправдываться, виновато глядя то на Владимирцева, то на Косиндо, дескать, его падение в воду это простая случайность и никоим образом оно не связано со словами о работе.
Продрогшие мужчины бегом вернулись к костру.
Поймав на себе удивлённые взгляды ребят и Алины, дружно объяснили, что решили искупаться. На вопрос, почему в одежде, ответили без фантазий, мол, не захотели смущать обнажёнными телами присутствующих здесь дам и галантно поклонились в их сторону и застывшей с открытым ртом и дымящейся кружкой с чаем в руке Алине.
– Есть одно пожелание, – заметил Владимирцев, – оно касается джентльменов.
– Какое же? – спросили юноши, ожидая услышать что-то оригинальное
– Настоятельно не рекомендую повторять наш экзерсис, – Владимирцев заметно вздрогнул и, потянув носом воздух, процитировал классика, немного видоизменив слова: – Ночь. Улица. Костёр. Далеко до аптеки.
Потянувшая от реки свежесть заставила вспомнить о тёплых вещах. Натянув на себя джемпера и свитеры, укутавшись в одеяла, студенты уселись вокруг костра, посылающего в сиреневое небо искры-послания, тающие высоко над головой. Вскоре к ним присоединились переодевшиеся в сухую одежду, не любящие смущать обнажённым торсом молодых дам мужчины.
Глядя на костёр, на ярко-алые, почти прозрачные по бокам языки, лижущие жадно седой сумрак ночи, кто-то задумчиво произнёс:
– Вот так и просидеть всю ночь, глядя на огонь, слушая песни волн.
– Думаю, так и будет, – заговорил Владимирцев, – летняя ночь северных широт правдоподобно похожа на ранний вечер. Когда кончается день и наступает ночь трудно определить. Но сейчас речь о другом. Именно в эту минуту вспомнилось моё студенчество. В стройотряде или осенью на уборке урожая, мы частенько засиживались у костра до утренней зари под гитару и песни. Кстати, – встрепенулся он, – в салоне я видел гитару.
Петра Глотова выдали с головой.
– Это Глотова Петьки, – отозвался сонно кто-то.
– Не стесняйся, Петя! – поддержали товарища однокурсники, – спой.
– Только без присказок, что «что-нибудь, такого названия нет», ты прославился как большой любитель пооригинальничать.
– Действительно, Петя, – повернулся в его сторону Владимирцев и посмотрел на юношу с интересом. – Исполни, что знаешь и любишь. Мы с удовольствием послушаем. А если знаем слова, то подпоём. Правда, ребята?
– Ой, да! ну, конечно! Подпоём!
В это время Алина принесла и раздала кружки со свежим дымящимся чаем. Сидящим возле костра стало по-домашнему уютно.
– Ух, ты! Вовремя! – послышались голоса студентов. – Спасибо, Алина! Садись с нами, – посыпались предложения.
Женщина с неохотой отказалась, пояснив, что ребятня без неё не уснёт, а как задремлют, она следом. Поблагодарила и ушла в палатку.
– С утра без устали возилась, готовила, – с теплотой в голосе сказал Косиндо, – умаялась. Пусть отдыхает.
Пока все пили обжигающий чай, громко втягивая через сложенные губы, боясь обжечься, Петя сходил в палатку за гитарой.
Ему уступили место – раздвинулись в стороны – чтобы не мешать исполнителю. Петя сел, по привычке, свойственной всем музыкантам, размял пальцы, перебрал струны и сказал, что исполнит песню одной старой группы, в иносказательном смысле песню можно назвать колыбельной для полуночников.
Резкие быстрые удары по струнам взбудоражили и возмутили сладко дремавшую тишину в глубине леса. Напористая мелодия острым ножом распорола полог ночи и далеко на восходе, где встаёт солнце, небеса окрасились в незаметный пунцовый окрас, заалели лёгкие лепестки облаков. С противоположного берега, укрытого от глаз молочной пленой тумана донеслась частая деревянная дробь (над водой звуки разлетаются далеко).
С первых слов песни Петя придал голосу незаметную хрипотцу и басовитость.
При этих словах река, словно тяжело вздохнула, всплакнула тихим плеском весла, и, набежав на камни невысокой волной, успокоилась.
Вот река забурлит
и к моим сумасшедшим рукам
Принесёт…
Резкий удар по струнам разлетелся мелким бисером тончайших звуков, и непродолжительное глиссандо послужило началом припева.
Розовый бинт, что же не ясно.
Розовый бинт – это прекрасно.
Льётся река через века.
Приносит вода снова и снова
В руки мои розово-алый бинт
С запахом крови.
Последняя строка песни заставила Настю, Валю и Надю поглубже втянуть головы в одеяла, накинутые на плечи; по телу пробежалась ощутимая морозная дрожь.
Приносит вода снова и снова …
Кое-кто с испугом оглянулся на реку, стараясь рассмотреть в седеющем сумраке издающий жалобный писк весёльных уключин предмет.
В руки мои розово-алый бинт …
Языки костра взметнулись вверх, потревоженные невидимой силой; из спящего распадка потянуло сырой свежестью; следом за племенем ворох ярких искр полетел в небо, тая в высоте.
С запахом крови.
Самопроизвольно у студентов дёрнулись руки, выпали из ослабевших пальцев кружки с металлическим стуком, пролился чай; жидкость частично попала в костёр и он недовольно зашипел. С таким напором Петя пропел последнюю строчку припева.
Протяжный глухой стон со стороны реки привлёк внимание полуночников. Огромная рыбина, показав над поверхностью крупную спину, матово блестящую от воды, несколько раз кряду всплыла почти у берега и, подняв брызги широким серым хвостом, ушла в глубину.
Природный заповедник «Ленские столбы». Берег реки Лена. 2 июня 2014 г.
Смеясь и перебрасываясь шутками, студенты высыпали из палаток.
– Красота! Красота-то, какая! – крикнули хором радостными и возбуждёнными голосами.
После умывания, кое-кто из юношей решил искупаться, всех ожидал незатейливый, простой, но вкусный завтрак. Алина приготовила гречневую кашу с тушёнкой, она исходила ароматом в казане возле костра на треноге. Женщина распорядилась, чтобы каждый накладывал себе сам без стеснения, а сама сказала, что быстро изжарит лепёшки.
Девушки, движимые любопытством, приблизились к печке, изготовленной из половины бочки. В верхнем листе в прорезанной дыре стоял казан с кипящим маслом, из высокой трубы валил дым, пахло сосновыми дровами и смолой.
Женщина брала из кастрюли с подошедшим тестом небольшой комок, руками умело придавала круглую форму и опускала в разогретый жир.
Масло кипело и брызгалось. Капельки жира попадали на раскалённую поверхность плиты и вспыхивали длинными, тонкими, коптящими струйками.
Манипуляции Алины девушек заворожили. Они, конечно, знали, как готовят лепёшки, но то дома, в условиях кухни с применением современных кухонных автоматов. А здесь, в почти первобытных условиях, процесс приготовления их гипнотизировал.
Алина управлялась в приготовлении двумя длинными деревянными. Заострёнными с одного конца палочками. Действуя ими, как дирижёр, она переворачивала лепёшки поджаренной, золотистой стороной вверх, будто руководила оркестром, исполняющим вкусную симфонию, и убирала готовые в круглую миску, застеленную пергаментом.
Посмотрев на девушек, раскрасневшаяся от жара красавица-стряпуха улыбнулась, весело крикнула, что стоим, родные, берём лепёшки и живо завтракать. Девушки схватили миску с дымящимися лепёшками и бросились к столу.
Алина бросила вдогонку.
– Чтобы ничего не осталось! Съесть всё, – прозвучал звонкий голос, – и чтобы я не слышала ни слова о диете!
После завтрака Владимирцев, Шмидт и Косиндо снова предприняли короткую прогулку вдоль берега.
На обратном пути они расслышали приближающий ровный звук лопастей вертолёта со стороны леса. Тёмно-зелёная длинная машина величественно плыла в лазурных небесных водах. После большого круга над рекой, машина опустилась невдалеке на берег, подняв вихрем сор и пустив по воде мелкую рябь.
Владимирцев остановил заторопившихся Шмидта и Косиндо, объяснил, группа будет добираться до лагеря раздельно. И в подтверждение слов из тайги по едва приметной дороге из распадка выскочили шесть двухместных квадроциклов «Yamaha» чёрного цвета.
– Девочки полетят на вертолёте с основным грузом, – сказал Владимирцев, – ребята поедут вместе с моими водителями-инструкторами на этих чудо вездеходах.
Шмидт возразил, что вместе с юношами их двенадцать, а квадроциклов шесть, не считая водителей. Владимирцев успокоил, доберёмся за два рейса, Эдуард Алексеевич полетит с девушками, поможет на месте Белых и лётчикам выгрузить поклажу.
Косиндо немедленно отправился следить за погрузкой вещей; Владимирцев и Шмидт некоторое время разговаривали на отвлечённые темы и затем вернулись к студентам.
Юноши столпились возле квадроциклов и эмоционально обсуждали достоинства и недостатки машин, споря на повышенных тонах между собой. Иногда обращались с вопросами к водителям.
– Кстати, Алексей Оттович, – отвлёк внимание преподавателя от диспутирующих студентов Владимирцев, – не желаете прокатиться за рулём этой дивной машины. Я вот, признаться, отказать себе в этом желании не могу. – Он вдохнул влажный речной воздух полной грудью и закончил. – Это, как я думаю, просыпается первобытная тоска к жизни, наполненной приключениями, к вкусам дикой жизни, потерянным в дебрях цивилизации. Именно эта тоска живет в городском жителе в полуспящем состоянии.
– Или – полубодрствующем, – предположил Шмидт.
Владимирцев тотчас отреагировал.
– Полубодрствовать нельзя! Или бодрствуешь, или спишь, – и, махнув рукой в направлении группы студентов и водителей, сказал: – Пойдёмте. Чем дольше оттягиваешь момент отъезда, тем сильнее желание остаться.
Заметив, что Алина не улетела вместе с девушками, отправила детей и скарб, Владимирцев прокомментировал это упущение, что студенты допустили большую оплошность, так как без её вкусных обедов быстро отощают, и рассмеялся своим словам.
– Минуточку внимания, товарищи студенты, – обратил к себе внимание Фёдор Витальевич, – те из вас, кто хочет управлять квадроциклом, могут сесть за руль, но с неоспариваемым условием – инструктор сзади.
В небе над тайгой. Салон вертолёта. 2 июня 2014 г.
Нагибаясь к самому уху, Надя указала Насте в иллюминатор, смотри, дикие олени. Небольшое стадо животных, вспугнутое рёвом двигателя, бросилось врассыпную, прячась между деревьев. «Красота!» – Настя показала поднятый вверх большой палец.
Зелёный покров леса украшали вкрапления жемчужин-озёр. Колеблемая ветром поверхность бросала в глаза солнечные лучи.
Валя и Эльмира смотрели в другой иллюминатор, делясь впечатлением и кивая на проплывающую внизу тайгу.
Косиндо сидел с закрытыми глазами и считал про себя по-китайски: иль, и, сан…[16]16
один, два, три (кит.)
[Закрыть]
Тайга, недалеко от заповедника «Ленские столбы». 2 июня 2014 г.
Ревя натужно мощными моторами, квадроциклы уверенно накручивали на колёса пыльные и грязные километры лесных дорог, крупными протекторами вырывая из почвы куски дёрна, разбрасывая за собой, то пыль, то веер мутных брызг из луж, пахнущих тиной.
Одним словом не передать ощущение, которое испытываешь от езды по тайге. Как выразить тот восторг, когда квадроцикл бросает на кочках и ухабах из стороны в сторону, ты подпрыгиваешь над ним на мгновение, похожее на полёт, и ухаешься на пятую точку с неописуемой радостью. Как объяснить, что чувствуешь, когда по шлему бьют ветки молоденьким сосенок и елочек, ты знаешь, глаза защищены, но всё равно рефлекторно закрываешь глаза и так едешь какое-то время.
Ты постоянно выкручиваешь ручку газа, стараясь разогнать живущего в двигателе зверя до максимальных пределов и разозлить его растущей скоростью. Но осторожное похлопывание инструктора по плечу возвращает с горних высей; адреналин понижается и вот ты снова обычный человек.
Сколько восхищения? Не передать …
Мелькающая по сторонам растительность сливается в одну зелёно-коричневую полосу. Что-то внутри подзадоривает. Упоение быстрой ездой охмеляет, и ты ощущаешь себя древним всадником, преследующим дикого зверя на быстром коне.
В небе над тайгой. Район лагеря экспедиции. 2 июня 2014 г.
Из задумчивости Эдуарда Алексеевича вывел второй пилот. Он предупредил, что скоро прибываем на место. Посоветовал, вместо того, чтобы дремать, посмотреть на проплывающий внизу ландшафт и открывающуюся панораму, мол, когда ещё придётся посмотреть на это великолепие с высоты птичьего полёта.
Смотреть было на что.
Внизу зелёный массив тайги разрезала длинная полоса белого песка; вдалеке виднелись жилые постройки посёлка; большой каменный шар, поросший редким ельником и березняком. Располагался возле самого края белой песчаной реки.
Косиндо знал названия этих отличительных и изумительных природных монументов, да вот запамятовал.
– Через пять минут приземляемся, – предупредил пилот и направился в кабину.
Внизу по курсу показались ярко-синие крылья палаток летнего лагеря студенческой экспедиции.
Незаметно для окружающих, Косиндо поднял вверх рукав рубашки и погладил иероглифы на сгибе локтя, беззвучно шевеля губами.
На пути в кабину, Валя остановила пилота, ухватив за полу куртки и, кокетничая, поинтересовалась, как они будут выгружаться из вертолёта.
Пилот с умным видом сказал, вертолёт зависнет над землёй в десяти-пятнадцати метрах, может, и выше. Груз сбросят. Девушкам дадут парашюты.
Смелым это придётся по душе, а трусливые спустятся по верёвочке. И вынул из кармана кусок бечевы для примера.
Услышав с трудом объяснения пилота через гул двигателя, девушки завизжали от избытка чувств, понимая, что пилот шутит.
Тайга вблизи от местности Дьулаанхайа. 2 июня 2014 г.
Заложив крутой поворот, Пётр Глотов, удерживая равновесие, крепко держась за руль, газуя, выехал на невысокий холм и заглушил двигатель. Водитель похвалил за отличный подъём. Спросил, давно ли занимается мотокроссом и очень удивился ответу – это его первая самостоятельная поездка в жизни.
Следом за Петром, не столь лихо, выехали на холм отставшие товарищи. Быстрая езда разгорячила юные головы, снявши шлемы, они подставили лица свежему ветерку.
– Посмотрите, какие виды открываются отсюда, – заметил, отдышавшись, Никита Маняшин. – Просто декорации для какого-нибудь крутого фантастического блокбастера.
С холма открывалась панорама одного сектора тайги: на равноудалённом расстоянии друг от друга, в окружении невысоких высохших елей и сгорбившихся берёз стоят каменные высокие столбы, с поросшими травой плоскими вершинами, придающими схожесть с меховой шапкой на голове. Между каменными столбами петляет мало проезжая грунтовка.
– Они похожи на застывших стражников, охраняющих вход в загадочную страну, – с восхищением произнёс Петя, – которой правит таинственный царь, а вокруг не лес, а превратившиеся в деревья драгоценные камни. Когда наступает полнолуние, происходит обратная трансформация, оживают стражники, деревья сверкают гранями в лунном серебре…
– Эка тебя развезло! – завистливо сказал Витя, – ты на ходу никаких грибов таинственных не покушал? – рассмеялся своей остроте.
Инструкторы и студенты громко захохотали, поддерживая мнимую остроумность шутки. Рассмеялся и Петя, с воображением у него и без грибов полный ажур. Расчехлив фотоаппарат, делает несколько снимков.
Внезапно на солнце набежала тучка. Резко потемнело. Петя насторожился, в лесу, возле каменных стражей ему померещилось какое-то движение, заворошился дёрн у основания столбов, как живые, вздрогнули сухие ели, и кто-то скрытно побежал, маскируясь под покров тайги, оглядываясь на холм, на котором остановились студенты, бросая испуганные и в тоже время полные ненависти взгляды. Не желая быть вторично осмеянным, Петя сдержался от комментария.
Вскоре тучка ушла, гонимая ветром. Лик солнца просветлел, лучи прогнали показавшийся морок и увиденное в лесном отдалении счёл за оптический обман.
Ребята решили сделать перекур. Сели в кружок. Над ними закружился сизый ароматный табачный дымок, сносимый ветерком в сторону дороги вниз холма.
– А по мне. Это никакие не стражи, застывшие у невидимых врат, – нарушил молчание Аноприенко, – обычные каменные персты… как это будет по-английски… stone finger! Вот!
Далеко внизу крупная старая ель заметно накренилась над дорогой, шумом привлекла внимание, и с треском рухнула.
Все без исключения вскочили на ноги, с тревогой глядя на упавшее дерево.
– Нам крупно повезло, – отозвался один из водителей, – что мы решили передохнуть. По моим прикидкам, – он внимательно измерил глазом направление и посмотрел на студентов, – едущие посередине могли попасть в зону поражения.
– Да уж, повезло так повезло, – Сизых нервно докурил сигарету. Он и Аноприенко были в середине колонны, и выстрелил из пальцев окурок к подножию холма и тотчас схлопотал от водителя подзатыльник. – За что, блин! Больно ведь!
– Бегом подобрал окурок и затушил, – скомандовал резко инструктор. – Тайга не прощает шалостей с огнём!
Офис Виктора Рябцева. Якутск. 2 июня 2014 г.
Беседы с властными покровителями не нравились Вите по двум причинам: первая – он всегда испытывал потаённый страх, встречаясь с каждым отдельно, хотя и старался вести себя при встрече независимо, и вторая – он прекрасно понимал, его жизнь, и благополучие в первую очередь зависело от этих господ. По неопытности и по глупости, давным-давно, он взъерепенился, решил показать независимость в суждениях и принятии решений. Разубедили его в собственных заблуждениях довольно быстро. В те далёкие исторические годы приехал в город один кавказский авторитет с визитом в свою родовую общину. След его потерялся. Была зима, лёд на реке хрупкий. Какая тут рыбалка?
Именно в ту зиму у Вити появилась первая седина. Жена, не зная причину, шутила, вороша волосы, что вчерашняя вьюга не пожалела и для него немного снега.
Разговор напоминал вступления артистов с монологами. После выхода Вити, на сцену вышел покровитель. Его монолог сводился к тому, что они закроют глаза на пропажу парочки пудов золота, – мало ли что случилось за сотню лет в тайге! Помогут отбелить и сгладить шероховатости в биографии, приложат руку к исполнению мечты, экстерриториальное частное владение под протекторатом силовых структур посреди Эгейского моря, чем не розовая мечта любого гражданина нашего северного государства, тем паче, крайне северной его части.
Беседовали и тот, и другой покровитель, используя один сценарий. Обещали одно, и тоже: закрыть глаза, помочь, приложить руку.
Витя с трудом сдерживался, очень рвалось наружу другое – как бы с вашей помощью не протянуть ноги. Но, как уже упоминалось, он научился сдерживать эмоции и стойко сносить не нанесённые обиды.
Вернувшись, домой в двояком расположении духа, Витя закрылся в спальне, опустил жалюзи, плотно сдвинул шторы, и сидел в полной темноте с закрытыми глазами. Он слушал биение сердца, он чувствовал его ритм, и он очень желал и впоследствии наслаждаться этими прекрасными звуками. Для этого нужно одно, сконцентрироваться на поставленной задаче. Мелькнувшая шальная мысль провести вокруг пальца покровителей, растворилась в светлом море благоразумия. Зачем, спрашивается, утруждаться. Сделай, как велят, и вали на юга. Греть косточки на частном песчаном пляже собственного острова.
Мысль об острове железной метлой отогнала непутёвую меланхолию.
Витя включил свет. Набрал номер на мобильном и, когда услышал «да», сказал, встреча в девять вечера.
В охрану выставили шестёрок.
Приехали проверенные временем и делами кореша – Штырь, Косяк, Труба, Вареник и Зяба.
Витя приехал в офис загодя. Помимо дел тайных, у него уйма легальных. Подписать документы, побеседовать с главбухом и экономистом о темпах роста и падении прибыли, обсудить серые и законные схемы вывода денег в оборот и приобретение новых предприятий; провести собеседование с соискателями на вакансии; позвонить нужным людям. В общем, всё то, из чего состоит многогранная человеческая жизнь обычного гражданина.
Кореша приехали точь-в-точь; без трёх девять раздались их уверенные шаги в коридоре.
Они вошли, и он пригласил их присесть, помня любимую поговорку Феди Владимирцева, сесть, всегда успею, лучше – присяду.
Внешним видом каждый мужчина соответствовал своему погонялу. Штырь – худой и высохший, похожий на монаха-аскета, на длинном серо-жёлтом лице тёмные круги вокруг тускло горящих серо-стальных глаз. Косяк – любитель сидеть, искривив до неудобства тело, утверждая, так больше кайфу. Труба – при его феноменальном басе петь в опере. Вареник – невероятно большое и мясистое правое ухо, напоминающее этот продукт питания. И, наконец, Зяба – фамилия Зябликов и всегда ему зябко, не снимает джемпер круглогодично.
Сейчас на них сидели, как влитые, дорогие клифты, шьёт один мастер в Москве, берёт за индпошив нереально бешеные бабки, и на ногах туфли ручной работы. Белые рубашки, золотые запонки с бриллиантами, дорогой парфюм служили для непосвящённого искусной маскировкой, для иных – всего лишь опытная ширма для внутреннего содержания.
В отличие от друга, любящего лингвистические выкрутасы, Витя выложил задачу прямо. Схитрил в одном, чуть-чуть преувеличил вес золота. Когда Труба спросил, сколько «рыжья», Витя, не моргнув глазом, ответил, около тридцати пудов. «Сколько?!» – недоверчиво переспросили кореша и напряглись до покраснения. Именно, столько, вы не ослышались, подтвердил Витя.
Пока остальные переводили в голове меру веса из одной системы в другую, Штырь незатейливо поинтересовался у общества, пуд – это сколько. Зяба с неохотой оторвался от вычислений, и пояснил, что пуд – шестнадцать килограмм.
– Почти полтонны! – едва не задохнулся от нахлынувшей радости Штырь. – А «рыжьё», чьё оно?
