Текст книги "Имперский повар 4 (СИ)"

Автор книги: Сергей Карелин

Соавторы: Вадим Фарг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Когда на сцену снова выскочил ведущий, сияя своей причёской, я был абсолютно спокоен.

– Доброго дня, наши дорогие зрители! Доброго дня, наши отважные гладиаторы кухни! – завопил он в микрофон так громко, что мне захотелось, чтобы кто-нибудь наконец убавил ему звук. – Сегодня у нас день ностальгии! День золотых листьев, тёплых пледов и уютных вечеров за чашкой горячего чая! Сегодняшняя наша тема – «Дары осени»!

За его спиной снова разъехалась стена, открывая кладовую, но на этот раз за ней была не пёстрая мешанина из заморской экзотики, а настоящее буйство осенних красок. В больших плетёных корзинах лежали огромные, ярко-оранжевые тыквы всех форм и размеров. Рядом громоздились горы яблок, красных и зелёных. В ящиках лежал тёмный, почти чёрный виноград.

– А королевой нашего сегодняшнего бала, – ведущий сделал театральную паузу и картинно указал на самую большую тыкву, – будет её величество Тыква! Ваша задача – приготовить блюдо, где этот замечательный, солнечный овощ будет играть главную, самую важную роль! Время пошло!

Ударил гонг, и все снова ринулись к продуктам. Но сегодня в глазах участников было куда больше паники. Тыква – продукт простой, понятный, деревенский. Для поваров, которые привыкли полагаться на яркие и крикливые магические порошки, это была настоящая катастрофа.

Антонина смотрела на горы тыкв с таким отвращением, будто это были не овощи, а какие-то очень некрасивые и дурно пахнущие насекомые. Она долго ходила вокруг да около, брезгливо морща свой напудренный нос, и в итоге схватила самую маленькую и бледную тыкву, видимо, решив, что чем меньше этого ужаса будет в её блюде, тем лучше. Пижон Жорж тоже не выглядел счастливым. Он взял одну аккуратную тыковку и тут же демонстративно вытер руки белоснежной салфеткой. А вот Верещагин, наоборот, заметно оживился. Он подошёл к тыквам, как к старым, добрым друзьям, долго выбирал, постукивал по ним костяшками пальцев, прислушиваясь к звуку, и в итоге выбрал не самую большую, но плотную, тяжёлую, вытянутой формы. Сразу было видно – человек знает, что делает.

Я тоже не стал суетиться. Я подождал, пока основная толпа схлынет. Мой взгляд сразу упал на тыкву сорта «мускатная», похожую на огромную жёлтую гитару. Я знал, что у неё сладкая, ароматная и нежная мякоть без лишних волокон. Идеально для моего плана. Я решил сегодня сыграть на контрасте и приготовить, по сути, два блюда в одном: нежный, бархатистый крем-суп и в качестве гарнира к нему – пряные, запечённые до карамельной корочки ломтики тыквы. Две разные текстуры, два разных характера одного и того же овоща.

Вернувшись на своё рабочее место, я первым делом занялся самым важным – специями. В маленькой фарфоровой миске я смешал копчёную паприку, которая давала прекрасный дымный аромат, щепотку свеженатёртого мускатного ореха, немного корицы для тепла, и самую малость молотой гвоздики для пряности. Я готовил свой собственный, маленький, ручной «взрыв вкуса», который должен был превратить простую, скучную тыкву в нечто невероятное.

Я работал спокойно, методично, полностью уйдя в себя. Острый нож легко разрезал плотную кожуру тыквы. Я очистил её от семечек, нарезал на ровные кубики для супа и аккуратные ломтики для запекания. Я чувствовал на себе взгляды. Бесшумно скользящие по рельсам камеры, любопытные зрители, скучающие судьи… Но больше всего я чувствовал один-единственный взгляд. Липкий, полный страха и ненависти. Викентий. Он уже несколько раз прошмыгнул мимо моего стола, делая вид, что что-то ищет. Он был похож на плохого актёра в дешёвом спектакле. Движения резкие, дёрганные, а на лбу блестели крупные капли пота. Он готовился. И я тоже.

И вот этот момент настал.

Викентий снова шёл мимо, на этот раз неся в руке полный до краёв стакан воды. Зачем ему понадобилась вода на рабочем месте, было совершенно непонятно, но это было и неважно. Поравнявшись со мной, он сделал то, чего я от него так ждал. Он «споткнулся». Просто на ровном месте. Это было так фальшиво, что мне на секунду стало его даже жаль. Он картинно взмахнул руками, как раненая цапля, и стакан, описав в воздухе красивую дугу, полетел прямо на мой стол.

Плеск!

Вода вылилась аккурат в ту самую миску, где лежала моя смесь специй.

– Ой, простите! Боже ты мой, какой же я неуклюжий! – запричитал он, глядя на меня с таким выражением лица, будто у него сейчас случится сердечный приступ. Но в его бегающих глазках я отчётливо видел мерзкое торжество.

По залу тут же пронёсся громкий, сочувствующий вздох. Зрители ахнули. Кто-то из женщин на трибунах даже вскрикнул.

Я медленно опустил нож. Несколько секунд я молча смотрел на испорченные специи. Потом так же медленно поднял глаза на Викентия, который всё ещё стоял передо мной, изображая вселенскую скорбь и раскаяние.

Тишина в павильоне стояла такая, что было слышно, как натужно гудят под потолком софиты. Все ждали моей реакции.

И я… улыбнулся. Спокойно, беззлобно и даже немного дружелюбно.

– Бывает, – ровным голосом сказал я. – Спасибо, коллега.

Викентий от удивления даже перестал изображать раскаяние и уставился на меня, как баран на новые ворота, с открытым ртом.

– Вы только что подали мне отличную идею.

И, не говоря больше ни слова, я взял эту миску с мокрой, грязной на вид кашей, развернулся и одним резким движением вывалил всё её содержимое на раскалённую сухую сковороду.

Т-ш-ш-ш-ш-ш-ш!

Вода мгновенно испарилась, превратившись в плотное облако пара. Но это был не только пар. Эфирные масла, до этого момента мирно дремавшие в специях, от такого шокового нагрева буквально взорвались. Они вырвались на свободу все разом, в одну короткую секунду.

И по павильону ударил запах.

Всё смешалось в один невероятный, сложный, пьянящий аромат, который тут же заполнил собой всё пространство.

Зрители, которые ещё секунду назад сочувственно ахали, теперь сидели с открытыми ртами, жадно вдыхая этот невероятный аромат. Судьи, до этого смотревшие на меня с откровенной жалостью, подались вперёд с нескрываемым изумлением на лицах. Даже Антонина перестала греметь своими кастрюлями и уставилась на меня.

А я спокойно взял деревянную лопатку и помешал на сковороде то, что ещё секунду назад было безнадёжно испорченной мокрой кашей, а теперь превратилось в раскрывшие весь свой скрытый потенциал специи. Саботаж провалился. Я на глазах у всей империи, у сотен зрителей, превратил его в часть своего шоу.

Обернулся и посмотрел на Викентия.

Он так и стоял посреди студии с отвисшей челюстью и совершенно пустыми, ничего не понимающими глазами. Он был похож на человека, который выстрелил в своего врага в упор из самого большого ружья, а тот просто отряхнулся, широко улыбнулся и пошёл дальше, насвистывая весёлую песенку.

План провалился.

«Завтра будет весело», – говорил вчера Рат.

И усатый оказался прав. Веселье началось.

Глава 8

Эффект от моего фокуса со специями оказался даже лучше, чем я мог себе представить. В павильоне на пару секунд стало абсолютно тихо. Я видел, как люди на трибунах замерли, как перестали жевать жвачку операторы, как застыли ассистенты с разинутыми ртами. Все просто перестали дышать.

Я медленно обернулся и посмотрел на своих конкурентов. Они выглядели так, словно только что стали свидетелями чуда. Антонина застыла с открытым ртом, напрочь забыв о своём фиолетовом вареве. Пижон Жорж выронил на пол дорогущую салфетку и теперь тупо пялился на неё, не решаясь поднять. Даже старый мастер Верещагин, который до этого сохранял ледяное спокойствие, смотрел на меня с нескрываемым изумлением.

А я наслаждался этим моментом. Дал им понять без единого слова: не стоит со мной играть в такие игры. Я вернулся к своему столу и снова взял в руки нож. Всё, представление окончено, пора возвращаться к работе.

Теперь, когда со специями всё было в порядке, можно было заняться главной героиней дня – тыквой. Я взял её и одним сильным движением разрезал пополам. Она поддалась с глухим, сочным хрустом. Внутри она была ярко-оранжевая, почти солнечная. Я быстро выскреб ложкой волокнистую сердцевину с семечками. Чистить её было одно удовольствие – нож шёл как по маслу. Затем я принялся за нарезку. Одну половину я аккуратно нарезал ровными кубиками – они пойдут в суп. А вторую половину – тонкими ломтиками. Их я ссыпал в большую миску, щедро посыпал теми самыми «взорвавшимися» специями, плеснул немного масла, кинул щепотку соли и аккуратно перемешал руками, стараясь не сломать. Потом выложил на противень в один слой и отправил в раскалённую печь. Пусть себе запекаются, пусть сахар в них превращается в блестящую карамель, а специи делают своё дело.

Пришло время для главного – для супа. В кастрюле с толстым дном уже тихо шкворчало масло. Я бросил в него горсть мелко нарезанного лука. Потом туда же отправилась нарезанная морковь – она добавит супу не только яркого цвета, но и дополнительной, естественной сладости. И только когда овощи стали совсем мягкими и отдали маслу весь свой аромат, я добавил в кастрюлю кубики тыквы.

Я снова почувствовал, как камера бесшумно подкралась совсем близко, буквально заглядывая мне в кастрюлю. В наушнике зашипел голос Светланы:

– Давай, повар, не молчи. Рассказывай им свою историю.

Я усмехнулся. Что ж, историю так историю.

– Знаете, почему многие не любят тыкву? – начал я, помешивая овощи. – Потому что она просто сладкая. Как очень хороший, но немного скучный парень. С ним приятно, но неинтересно. А чтобы стало интересно, нужен кто-то с характером.

Я залил овощи в кастрюле бульоном так, чтобы он едва их покрывал, убавил огонь до самого минимума и накрыл крышкой. Пусть себе томятся, обмениваются вкусами, становятся одним целым.

– В хорошей истории, как и в хорошей еде, всегда должен быть какой-то неожиданный поворот. Что-то, что заставит тебя удивиться, – продолжил я свой небольшой урок.

Я взял с разделочной доски блестящий апельсин. Ножом аккуратно снял с него несколько тонких полосок цедры, стараясь не задеть белую, горькую часть, а потом разрезал его пополам и выдавил сок прямо в стакан. Яркий цитрусовый аромат тут же смешался с пряным запахом тыквы.

– Вот он, наш хулиган, – я показал стакан с соком камере. – Мы добавим к этой тыквенной сладости немного дерзости. Немного наглой апельсиновой кислинки. Это как в скучную, правильную историю вдруг врывается какой-то весёлый парень и всё переворачивает с ног на голову. И история от этого становится только интереснее.

Овощи в кастрюле уже стали совсем мягкими, их можно было раздавить ложкой. Я снял её с огня, влил туда апельсиновый сок, бросил цедру и взял в руки погружной блендер.

– А теперь немного простой, не магической, но очень эффектной физики, – сказал я, подмигнув камере.

В-ж-ж-ж-ж-ж!

Блендер взревел, и на глазах у всех варёные куски овощей за несколько секунд превратились в бархатную массу. Это был самый красивый момент. То, что было просто овощным бульоном, вдруг стало чем-то совершенно иным. А цвет! Он был невероятным. Казалось, я и вправду только что перелил в кастрюлю жидкий солнечный свет.

– Но наш хулиган-апельсин и наша добрая тыква-солнце всё ещё спорят, – закончил я свою лекцию. – Они кричат, перебивая друг друга. Нам нужен кто-то третий. Мудрый и спокойный. Дипломат, который их помирит, сгладит все острые углы и заставит их спор звучать как хорошая песня.

Я взял пакет с жирными сливками и тонкой, ровной струйкой влил их в кастрюлю, аккуратно помешивая венчиком. Ярко-оранжевый цвет тут же стал мягче.

– Сливки, – просто сказал я. – Иногда для полной гармонии не нужно ничего, кроме них.

Взял ложку и попробовал то, что получилось. Идеально. Сладость тыквы, кислинка апельсина, нежность сливок и лёгкая острота от специй где-то на самом заднем плане. Это было именно то, что нужно.

Я достал из печи противень. Ломтики тыквы запеклись. Они стали мягкими, но не превратились в кашу, а по краям на них выступила тёмная, блестящая карамельная корочка.

Час истёк. Всё было готово.

Я взял глубокую белую тарелку. В центр налил густой суп. Сверху, как маленький плот на оранжевом озере, я аккуратно уложил несколько запечённых ломтиков тыквы. Потом взял бутылочку с тёмно-зелёным тыквенным маслом и капнул всего несколько капель. Они тут же красиво разошлись по поверхности, как круги по воде. В самый центр я водрузил пару обжаренных тыквенных семечек и ярко-зелёный листик мяты.

Всё. Блюдо было готово.

Я посмотрел на своё творение и впервые за день почувствовал ничем не замутнённое удовольствие.

Да, это было хорошо. Это было чертовски хорошо.

* * *

В кабинете графа Ярового было очень тихо. Так тихо, что можно было услышать, как старые напольные часы в углу отсчитывают секунду за секундой. Единственным светом в комнате был гигантский экран, занимавший почти всю стену, на котором беззвучно шло то самое кулинарное шоу.

На экране суетливый, потный повар картинно споткнулся на ровном месте. Стакан с водой, описав в воздухе нелепую дугу, опрокинулся прямо в миску соперника

– Идиот! Какой же он идиот! – Свечин, который до этого не мог усидеть на месте и мерил шагами дорогой ковёр, резко остановился. – Я же говорил тебе, что этот Маслов – ничтожество! Мы заплатили ему кучу денег! Объяснили, как для тупого, что нужно сделать! И что⁈ Что он сделал в итоге⁈

Яровой даже не дёрнулся. Он спокойно сидел в глубоком кресле, закинув ногу на ногу, и, не отрываясь, смотрел на экран. Его лицо ничего не выражало, будто он смотрел не на провал их плана, а на скучный прогноз погоды. Только пальцы, которые лежали на резном подлокотнике, чуть-чуть побелели. Он смотрел, как на экране этот провинциальный повар Белославов, вместо того чтобы впасть в панику или ярость, смотрит на испорченные специи, а потом поднимает глаза на перепуганного диверсанта и… улыбается.

– Спасибо, коллега. Вы только что подали мне отличную идею, – произнёс с экрана спокойный, уверенный голос повара.

А потом произошло то, что и заставило Свечина вскочить. Мокрые, испорченные специи с шипением полетели на раскалённую сковороду.

– Он просто издевается! – прорычал Свечин, снова начиная метаться по кабинету. – Ты видишь⁈ Он превращает нашу диверсию в свою грёбаную рекламу! Он делает из этого шоу! А эти идиоты в зале… они же ему аплодируют! Они его обожают!

Граф молча нажал кнопку на пульте, и экран погас. В кабинете снова воцарилась тишина, нарушаемая только тяжёлым дыханием барона.

– Он хорош, Всеволод, – наконец выдохнул Свечин, останавливаясь и с отчаянием глядя на графа. – Хорош и умён. Наш план – унизить его в финале – может обернуться против нас. Если мы его засудим, он станет народным героем, мучеником. Мы сами возведём его на пьедестал.

Яровой медленно поднял голову. В его глазах не было ни злости, ни паники. Только пристальный взгляд.

– Я это вижу, Аркадий. Не нужно так кричать, – тихо, но властно произнёс он. Свечин тут же осёкся и замолчал. – Мы это с тобой уже обсуждали. Но есть и кое-что ещё.

Граф встал и неторопливо подошёл к бару. Взял хрустальный графин и плеснул в два бокала немного коньяка.

– Когда я был на шоу, я попытался на него надавить, – ледяным тоном продолжил Яровой, протягивая один из бокалов Свечину. – Ментально. Слегка. Просто чтобы вывести из равновесия, заставить нервничать.

Он сделал небольшую паузу, вдыхая аромат напитка.

– Он не поддался. Вообще. Я почувствовал, как моя воля наткнулась на какой-то щит. Сначала я решил, что это амулет. Простенький, но качественный. Я усилил давление. Амулет раскололся. Но он… он даже не дрогнул. Остался стоять, как скала.

Свечин удивлённо уставился на него.

– У простого повара? Ментальный щит?

– Вот именно, – кивнул Яровой. – И это меня настораживает гораздо больше, чем все его кулинарные фокусы. Я не помню, чтобы кто-то из простолюдинов, даже с самым сильным артефактом, мог выдержать мой прямой взгляд. А уж тем более – прямое воздействие. Я помню такую силу лишь однажды… – Граф нахмурился, его взгляд устремился куда-то в пустоту, будто он пытался ухватить за хвост давно забытое, неприятное воспоминание. – Нет, этого не может быть, – он тряхнул головой, отгоняя наваждение, и усмехнулся собственным мыслям. – Бред.

Он сделал глоток, и его лицо снова стало непроницаемым.

– Этот парень не ломится в стену. Он не пытается её пробить. Он находит в ней трещину и превращает её в широкую дверь. Заставляет всех вокруг аплодировать тому, как изящно он это делает, – граф поставил бокал на стол. – Значит, нужно менять тактику.

– И что ты предлагаешь? Снова подкуп? Угрозы?

– Нет. Это слишком грубо. И, как мы видим, неэффективно, – Яровой подошёл к окну, за которым расстилался ночной Стрежнев. – Завтра финал. Наш человек должен победить. Эта крикливая, но абсолютно лояльная нам Антонина – идеальный кандидат. Пусть он проиграет. Но после… после мы его не тронем.

Свечин удивлённо поднял бровь.

– Как это – не тронем?

– Мы не будем его сажать в тюрьму. Не будем устраивать «несчастные случаи». Это всё вчерашний день, Аркадий. Мы сделаем кое-что поумнее. Мы создадим ему конкурента.

Граф обернулся, и в его глазах блеснул холодный огонёк.

– Мы найдём другого повара. Такого же «простого парня из народа». Симпатичного, с хорошей историей. Обучим его, дадим денег, раскрутим его имя. Мы создадим ему двойника. Такого же «народного» и «честного», но нашего. Абсолютно ручного. Мы начнём войну брендов. И вот тогда… – Яровой улыбнулся своей тонкой, змеиной улыбкой. – Мы задавим его. Деньгами. Рекламой. Маркетингом. Мы сделаем так, что его имя просто забудут. Люди быстро увлекаются и так же быстро остывают. Мы просто дадим им новую, более яркую игрушку. И он сам, без всякого нашего участия, разорится и исчезнет. Тихо, мирно и совершенно законно.

Свечин слушал, и на его лице медленно расползалась восхищённая ухмылка. План был дьявольски хорош.

* * *

Первым пошёл Викентий. Он брёл к судейскому столу, ссутулившись, глядя в пол. Его блюдо выглядело просто жалко. В тарелке плескалась сероватая, развалившаяся каша из тыквы, в которой грустно плавали бледные ошмётки курицы. Было очевидно, что после провала с его мелкой пакостью он просто сдался. Запаниковал и в последние минуты состряпал что-то, лишь бы не сдавать пустую тарелку. Судьи потыкали в это творение вилками с таким видом, будто ковырялись в чём-то неприличном. Скривились, переглянулись и, не говоря ни слова, просто махнули рукой в сторону выхода. Всё. Проиграл. И, честно говоря, так ему и надо.

Потом была очередь Антонины. То, что она приготовила, было похоже на кошмарный сон алхимика. На тарелке лежало ярко-зелёное пюре из тыквы, цвет которого был настолько неестественным, что от него начинали болеть глаза. Видимо, она высыпала туда целый флакон какого-то магического красителя. Из центра этого зелёного болота торчал кусок мяса, щедро политый чем-то фиолетовым и пузырящимся.

– Рагу из тыквы «Осенний шторм» с эликсиром «Тёмная вода»! – прогрохотала она на всю студию.

Судьи, как всегда, отрезали по крохотному, почти невидимому кусочку. Жевали долго, морщились, но почему-то кивали.

– Мощно, – наконец выдавил из себя усатый критик, отодвигая от себя тарелку. – Очень… мощно. Просто сбивает с ног. Но это ваш фирменный стиль, Антонина.

Ну конечно, она прошла. Она была рупором их системы, цепным псом, который громко лает, преданно виляет хвостом и готовит несъедобную, но «идеологически правильную» еду. Её просто не могли выгнать.

Затем пижон Жорж. Он с ленивой грацией подал своё блюдо. На огромной белой тарелке сиротливо лежали три крошечных, вырезанных кубика тыквы, а рядом с ними одна капля какого-то соуса.

– Деконструкция тыквы, – процедил он сквозь зубы, будто делал всем огромное одолжение.

Судьи попробовали. Переглянулись. И женщина в дорогих побрякушках устало вздохнула.

– Жорж, это… банально, – сказала она таким тоном, каким говорят с надоедливым ребёнком. – Мы это видели уже тысячу раз. В этом нет ни мысли, ни души. Просто дорогая, скучная и абсолютно пустая еда.

Пижон побагровел от злости, хотел что-то возразить, но его просто проигнорировали, отвернувшись. Он тоже вылетел.

Что касается Верещагина, то с ним всё оказалось довольно просто. Но в то же время гениально. Он подал судьям запечённый тыквенный десерт. И судя по их лицам, а потом и по оценкам, именно этот старый повар являлся моим настоящим соперником. Тем, кому не стыдно проиграть. Конечно же, в честном бою.

Наконец, настала моя очередь. Я спокойно взял свою тарелку и понёс к столу. Гул в зале понемногу стих. Все камеры развернулись ко мне. Я чувствовал на себе сотни любопытных взглядов.

Судьи долго молчали, просто разглядывая тарелку. Усатый критик, который был у них за главного, первым осторожно зачерпнул ложкой. Он поднёс её ко рту… и замер. Я видел, как в его глазах, до этого скучающих и пустых, промелькнула тень неподдельного удивления. Потом он всё-таки отправил ложку в рот. И снова закрыл глаза, точь-в-точь как вчера.

– Боже мой… – прошептал он, открывая глаза. – Это же… это же просто вкус счастья. Вкус последнего хорошего дня перед долгой зимой. Я не знаю, как вы это делаете, молодой человек. Но это превосходно.

Лысый критик и женщина, с опаской глядя на него, тоже попробовали. И на их лицах отразилось то же самое. Они ели медленно, не торопясь, наслаждаясь каждой ложкой, вымакивая остатки соуса кусочком хлеба. Они не дегустировали. Они ели. По-настоящему. И это была моя главная, самая настоящая победа.

– Десять, – твёрдо, почти с вызовом сказал усатый, глядя мне прямо в глаза.

– Десять, – как эхо, отозвался лысый.

Женщина молча, без единого слова, подняла табличку. На ней была цифра «10».

По залу прокатился восторженный гул. Три десятки. Высший балл. Судя по вытянувшемуся лицу ведущего, такого на этом шоу ещё никогда не было.

Итак, финал. В нём остались трое. Я – наглый выскочка из провинции, который готовит еду из «сорняков». Антонина – верная жрица культа химических порошков. И старый мастер Верещагин – осколок старой, почти забытой имперской кухни. Три разных мира. Три разные философии. И завтра мы должны были сойтись в последней, решающей битве.

* * *

Вечер в отеле был тихим и спокойным. Я сидел в кресле, тупо глядя в тёмное окно. Сегодняшний день отнял у меня все силы. Но это была приятная, хорошая, честная усталость. Усталость человека, который сделал свою работу хорошо.

Вдруг на столе тихонько пиликнул смартфон. Видеозвонок. Максимилиан Дода. Я нажал на кнопку.

Лицо Доды на экране было помятым, но глаза горели диким, азартным огнём. Он сидел в домашнем халате, а на заднем плане весело потрескивали дрова в камине. Судя по всему, он был уже не в Зареченске, а у себя дома, в столице.

– Игорь! Чёртов ты гений! – вместо приветствия заорал он так, что динамик в телефоне захрипел. Я увидел, как на заднем плане блондинка в шёлковом пеньюаре удивлённо обернулась на его крик. – Я смотрел! Вся столица смотрела! Да ты же настоящая сенсация! Ты это понимаешь⁈ Весь Стрежнев гудит о тебе! Газеты уже вышли с твоей фотографией на первой полосе! «Повар из народа», «Магия простых овощей»! Это же золото! Чистое золото!

Он был в таком восторге, будто не я выиграл раунд на кулинарном шоу, а он только что сорвал джекпот в казино.

– Мои люди уже нашли идеальное помещение! – продолжал он тараторить, размахивая руками перед камерой. – Прямо в центре Стрежнева! Шикарное место! Проходное! С огромными витринными окнами! Мы там такой «Очаг» с тобой откроем, что все эти аристократы со своими пафосными ресторанами просто удавятся от зависти! Продолжай в том же духе, парень! Сделай их! Размажь по стенке! Мне нужна эта победа!

Он отключился так же внезапно, как и позвонил, не дав мне вставить и слова. Я отложил телефон и усмехнулся.

Сейчас я не хотел ни о чём думать. Время покажет, куда нас приведут подобные амбиции. А пока… можно отдохнуть и подготовиться к завтрашнему финалу.