Текст книги "Имперский повар 4 (СИ)"

Автор книги: Сергей Карелин

Соавторы: Вадим Фарг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Она вернулась к микроскопу и аккуратно извлекла стекло с моей кровью.

– Я оставлю образец. Нужно провести глубокий анализ. Посмотреть реакцию на разные реагенты. Может, поймём природу твоего… иммунитета.

– Оставляй, – кивнул я. – Только не клонируй меня. Мир не выдержит двух гениальных поваров.

Вероника слабо улыбнулась, оценив шутку, но глаза оставались серьёзными. Она убрала стекло в специальный контейнер-холодильник, который тихо гудел в углу.

Потом она снова повернулась ко мне. Медленно подошла. Близко, почти вплотную. Я почувствовал жар, исходящий от её тела сквозь тонкую ткань халата. Воздух между нами словно наэлектризовался.

Её рука легла мне на грудь, туда, где гулко билось сердце. Пальцы чуть сжали ткань рубашки, поглаживая. Она подняла лицо, и я утонул в её глазах.

– Ты устал, Игорь, – её голос снова стал мягким, тягучим, обещающим все наслаждения мира. – Ты загнал себя. Тебе нужно расслабиться. Сбросить напряжение, иначе ты сгоришь, как тот медальон. Мы могли бы… продолжить исследование. В более спокойной обстановке. У меня наверху есть комната. Чай, массаж…

Взгляд её потемнел, стал томным, влажным. Она слегка приоткрыла губы. Она явно предлагала не чай. И, честно говоря, часть меня – та самая, которая принадлежала молодому телу Игоря Белославова – была очень даже за. Гормоны ударили в голову хмельным туманом. Вероника была красивой, умной и чертовски опасной женщиной. Гремучая смесь, от которой сносило крышу.

Я почувствовал, как сердце заколотилось быстрее. Хотелось плюнуть на всё, прижать её к себе, забыть про интриги, про Ярового, про ресторан…

Но тут перед глазами, как назло, встало лицо Саши Доды, которая всего полчаса назад обещала мне настоящее свидание. А потом – лицо Насти, которая ждёт меня дома и волнуется.

Мой внутренний Арсений Вольский дал молодому телу мысленный подзатыльник.

Я накрыл её горячую руку своей ладонью и аккуратно, но твёрдо отстранил от своей груди. Это стоило мне немалых усилий.

– Заманчиво, – сказал я честно, и голос мой прозвучал чуть хрипло. – Правда, Вероника. Ты невероятная женщина. И в любой другой день я бы, наверное, забыл обо всём на свете. Но меня ждут.

– Сестра? – она чуть вскинула бровь, и в голосе проскользнула едкая ирония. Обида кольнула её самолюбие.

– Семья, – поправил я твёрдо. – И поезд. Мне нужно возвращаться в Стрежнев, на войну. А солдату на войне нельзя терять бдительность. Даже в объятиях самой красивой ведьмы города.

Вероника глубоко вздохнула. В этом вздохе было больше досады, чем разочарования. Она не привыкла, чтобы ей отказывали.

– Ты скучный, Белославов, – фыркнула она, резко отворачиваясь и отходя к своему столу с колбами. – Правильный до тошноты. Но… это в тебе и цепляет. Редко встретишь мужика, который умеет говорить «нет».

Она встала ко мне спиной, давая понять, что аудиенция окончена. Плечи её были напряжены.

– Иди уже. Пока я не передумала и не подлила тебе в карман чего-нибудь, от чего ты забудешь своё имя и останешься здесь навсегда.

– Спасибо за анализ, – сказал я её безупречной спине. – И за предупреждение. Я буду осторожен.

– Будь, – глухо отозвалась она, звякнув какой-то склянкой. – Ты мне живым нужен. Образцы крови имеют свойство портиться, а мне нужен свежий источник. Вали отсюда, Белославов.

Я вышел на улицу и глубоко вдохнул прохладный воздух. Голова немного кружилась, но я знал, что поступил правильно. Хотя тело всё ещё требовало вернуться обратно.

* * *

Я замер перед дверью «Очага», втягивая носом воздух. Из приоткрытой форточки тянуло так, что желудок мгновенно скрутило в голодный узел. Пахло жареным луком, густым мясным наваром и свежим хлебом. Никакой магии, никаких порошков «Идентичный натуральному». Просто еда. Запах дома.

Я толкнул тяжёлую дверь и сразу окунулся в тепло, смех и звон посуды. Столы сдвинули в одну длинную линию, накрыли простыми клетчатыми скатертями. А за столами сидела моя банда. Моя «Зелёная Гильдия», как мы официально назвались.

Мужики, узнав, что я вернулся в город, побросали всё – огороды, скотину, жён – и примчались сюда.

– Явился! – рявкнул бас, от которого задребезжали стёкла.

Николай, которого звали Гром, поднялся мне навстречу. Этот человек-гора занимал сразу два стула, и я всё боялся, что они под ним разъедутся. Лицо у него было широкое, красное и счастливое. Он шагнул ко мне, заслоняя собой свет, и хлопнул лапищей по плечу. У меня аж колени подогнулись, а зубы клацнули.

– Живой! – констатировал он, оглядывая меня с ног до головы, будто коня на ярмарке. – А мы уж грешным делом думали, тебя там столичные фифы совсем заездили! Съели нашего повара с потрохами!

– Не дождётесь, Коля, – я выдавил улыбку, разминая плечо. – Я жилистый, мной подавиться можно.

Из-за стола поднялся Павел – тот самый фермер, которому люди Фатимы спалили сарай. Выглядел он всё ещё неважно: бледный, под глазами тени. Но того тупого отчаяния, с которым он смотрел на пепелище, уже не было.

– Игорь, – он подошёл и крепко сжал мою руку. Ладонь у него была сухая и горячая. – Спасибо. За всё спасибо. Если б не ты… по миру бы пошли с семьёй.

– Брось, Паша, – я махнул свободной рукой, пресекая сантименты. Терпеть не могу, когда меня благодарят за то, что мне самому выгодно. – Мы своих не сдаём. Это бизнес.

За столом восседал дед Матвей. Он степенно кивнул мне, оглаживая седую бороду, в которой, кажется, застряла крошка хлеба. Потом выразительно постучал вилкой по пустой тарелке. Мол, разговоры разговорами, а война войной, и обед по расписанию.

Я прошёл вдоль стола, оглядывая поляну. Всё было просто, по-деревенски, но богато. Горы варёного картофеля, посыпанной укропом, от которой валил пар. Хрустящая квашеная капуста с клюквой. Сало, нарезанное толстыми ломтями, с нежными розовыми прожилками. И, конечно, мясо. Много тушёного мяса. Команда постаралась, сразу видно.

Кстати, о команде. Между столами, лавируя с подносами, носились мои девчонки – Настя и Даша. А на подхвате у них был… Кирилл.

Я прищурился, наблюдая за парнем. Старался он изо всех сил, аж взмок. Фартука на нём не было, просто закатал рукава рубашки. Вот он подхватил тяжёлую миску с рагу, которую тащила Настя, и ловко водрузил её перед носом Николая. Вот подлил в кружку деду Матвею. Улыбался, шутил, кланялся. Идеальный зять, мечта тёщи.

Но я видел, как он напряжён. Плечи каменные, взгляд бегает.

Стоило нам встретиться глазами, как Кирилл на долю секунды сбился с шага. В его взгляде мелькнул тот самый липкий страх, что и днём в Управе. Испуг загнанной крысы. Но он тут же натянул дежурную улыбку и кивнул мне, изображая радушного помощника.

Старайся, старайся, – подумал я. – Отрабатывай свой страх, паренёк. Пока я добрый.

Я прошёл во главу стола. Гул голосов стих, как по команде. Десятки глаз смотрели на меня. Простые мужики. Руки грубые, в мозолях, в трещинах, с въевшейся землёй. Взгляды прямые, без двойного дна. Они верили мне. И от этого доверия становилось тяжелее, чем от магического прессинга графа Ярового.

– Ну что, мужики, – начал я, опираясь руками о столешницу. – Вижу, вы тут без меня не голодаете. Морды вон у всех какие довольные.

Раздались смешки, кто-то хмыкнул.

– Ты нам зубы не заговаривай! – прогудел Николай, накладывая себе картошки с горкой. – Мы шоу смотрели! Всем городом у ящика сидели, боялись моргнуть! Как ты этого хмыря уделал, а! Как ты их бурду разнёс! Бабы наши аж ревели от восторга!

– Да, Игорь, – поддержал дед Матвей скрипучим голосом, наконец-то получив свою порцию. – Дело ты сделал великое. Показал этим городским, что есть настоящая еда, а что – корм для свиней.

Я взял со стола бутылочку красного, налил себе полный бокал.

– Это не моя победа, мужики. Честно говорю.

В зале повисла тишина. Даже жевать перестали.

– Я там, на экране, только лицом торгую да языком мелю. Работа у меня такая. А вкус… вкус – это вы. – Я обвёл их взглядом, стараясь посмотреть каждому в глаза. – Мы начали здесь в Зареченске, но теперь я договорюсь насчёт поставок и в Стрежнев. Так что, поверьте, работы у вас будет предостаточно.

Я видел, как распрямляются их плечи. Как светлеют лица. Им это было нужно, как воздух. Знать, что их каторжный труд важен. Что они не «деревенщина», не обслуживающий персонал, а партнёры. Равные.

– Мы строим новую систему, – продолжил я, повысив голос, чтобы слышали даже на кухне. – Честную. Без магии, без обмана. И там, в Стрежневе, в этих высоких кабинетах с дубовыми столами, они это уже чувствуют. Они боятся, мужики. Боятся, потому что правда на нашей стороне. А теперь – и закон.

Я коротко рассказал им про договор с Управой. Про то, что теперь «Зелёная Гильдия» – это официальный поставщик «Культурно-гастрономического альянса». Звучало пафосно, но бумажка была гарантией.

– Пусть только попробует какая-нибудь тварь теперь спичку к вашему сараю поднести, – закончил я жёстко. – Будет иметь дело не со мной, и не с участковым. А с градоначальником и прокуратурой. Мы их в порошок сотрём.

– За это надо выпить! – рявкнул Николай, поднимая стопку с чем-то явно покрепче морса.

– За правду! – поддержал Павел, вскакивая.

– За «Очаг»! – крикнул кто-то с дальнего конца стола.

Я сделал пару глотков. Внутри разлилось тепло. Не от напитка, а от этого единства. Я создал здесь, в этой глуши, что-то настоящее. Семью. Клац. И я буду грызть глотки любому, кто попробует это разрушить.

Краем глаза я заметил Кирилла. Он стоял у стены, сжимая в руках пустое блюдо, как щит. Он не пил и не кричал. Он смотрел на меня. И во взгляде его была какая-то странная, жалкая смесь зависти и тоски. Кажется, парень начинал понимать, что выбрал не ту сторону баррикад. И что бежать с тонущего корабля ему уже некуда.

Глава 21

Дверь «Очага» открылась, впустив с улицы облако холодного воздуха. Колокольчик звякнул, и разговоры в зале начали стихать. Николай-Гром замер с вилкой у рта, остальные тоже повернули головы.

Пришла «элита».

Первой вошла Наталья Ташенко. Строгая, прямая, в дорогом пальто. Рядом возвышался Степан – огромный, в распахнутой дублёнке. Следом, придерживая подол платья, зашла Вера Андреевна Земитская, жена главы Попечительского Совета.

Я вытер руки полотенцем и вышел навстречу.

– Добрый вечер. Проходите, – сказал я громко. – У нас сегодня по-семейному, но место найдём.

Степан глянул на сдвинутые столы, увидел знакомые лица и расплылся в улыбке.

– В тесноте, да не в обиде! – гаркнул он басом. – Здорово, мужики! Паша, двигайся давай!

Он скинул тяжёлую дублёнку на руки подбежавшему Кириллу и втиснулся на лавку рядом с фермером Павлом.

Наталья подошла ко мне. Выглядела уставшей, но смотрела тепло.

– Мы гордимся тобой, Игорь, – тихо сказала она и крепко, по-мужски, пожала мне руку. – Весь город говорит.

Подошла и Вера. Осмотрела миски с простой едой, улыбнулась.

– Муж и Совет передавали поклон. Бумаги уже подписаны. «Очаг» теперь под официальной защитой города. Любая проверка в вашу сторону теперь расценивается как саботаж.

Фермеры одобрительно загудели. Для них такие новости звучали как сказка.

– Спасибо, Вера Андреевна, – кивнул я. – Это лучшая новость.

– Ну, хватит болтать! – скомандовал Степан, наливая себе и жене. – Давайте праздновать! За шефа!

– За шефа! – подхватили остальные.

Началось веселье. Я отошёл к барной стойке и просто наблюдал.

Степан уже что-то жарко доказывал Николаю. Им плевать на статусы, у них общие темы – корма, свиньи, цены. Вера Земитская, вся такая утончённая, с удовольствием пробовала квашеную капусту, а Даша что-то ей объясняла, активно размахивая руками. Наталья внимательно слушала деда Матвея.

Кирилл носился между ними с тарелками. Он видел: фермеры, которых пытались запугать, и городская власть сидят вместе. Я поймал его взгляд. Парень всё понял. Пусть расскажет своим хозяевам, что нас так просто не сломать.

Подбежал сияющий Вовчик.

– Шеф, вы видели? – зашептал он. – Жена барона добавки попросила! Моих тефтелей! Сказала, очень нежные.

– Я же говорил: главное – душу вложить, – я взъерошил ему волосы. – Гордись.

Вечер шёл своим чередом. Тосты становились громче. Степан встал с рюмкой, лицо у него было красное и довольное.

– Скажу так, – прогудел он. – Мы все разные. Но собрал нас один человек. И не магией, а настоящим вкусом. Мы забыли, как это – когда еда радость даёт. Спасибо, Игорь, что напомнил.

Он выпил и с стуком поставил рюмку.

– За правду! – поддержал Николай.

Я почувствовал, как к горлу подкатил ком. Я, взрослый циничный мужик, стоял и понимал, что я здесь нужен. Это место становилось домом. И у меня наконец-то появился тыл.

* * *

Разошлись за полночь.

Фермеров развезли, Степан с дамами уехал на чёрной машине. В зале стало тихо, только на кухне шумела вода – парни домывали посуду, а Даша затирала рабочее место.

Я остался у стойки. Уставшая Настя села рядом на высокий стул и положила голову мне на плечо.

– Как ты? – спросил я.

– Хорошо, – выдохнула она. – Я боялась, что они не поладят. А они… нормальные. Живые.

– Всем хочется вкусно поесть и чувствовать себя спокойно. Мы им это дали.

Я погладил её по волосам.

– Настён, я завтра уезжаю. Поезд в семь.

Она напряглась, но голову не подняла.

– Стрежнев?

– Да. Там всё решается. Нужно запустить шоу, сделать его хитом. Тогда нас никто не тронет.

Настя выпрямилась и посмотрела мне в глаза. Взгляд у неё изменился, повзрослел за эти дни. Страха больше не было.

– Я понимаю. Раньше я боялась оставаться одна, думала – не справлюсь. А теперь… – она кивнула на пустой зал. – У нас есть друзья. Даша, Вовчик, Ташенко, Земитские. Я справлюсь. Честно.

– Знаю, – улыбнулся я. – Ты у меня сильная.

– Ты только береги себя там, ладно? Не лезь на рожон. И возвращайся скорее. Без хозяина дом скучает.

* * *

Настя ушла спать, и стук её шагов затих где-то наверху. В «Очаге» наконец стало тихо. Не просто тихо, а как-то пусто.

Я остался в зале один. Сам себе официант, бармен и уборщик. Хорошо хоть Вовчик с Дашей основную грязь растащили, мне осталось только свет вырубить.

Я прошёлся по залу, щёлкая выключателями. Плафоны гасли один за другим, погружая всё в полумрак. Витрины, столы – всё теряло очертания. Оставил гореть только одну лампу над моим столом у барной стойки.

В круге света лежала стопка салфеток, телефон и тарелка с остатками сыра. Мой стратегический запас. Я со вздохом плюхнулся на стул. Покрутил в руках кружку с холодным чаем. Сделал глоток – крепкий, с лимоном. Самое то, чтобы мозги на место вправить.

День выдался бешеный. Мы провернули то, во что я сам до конца не верил: объединили фермеров, власть и столичные деньги. Теперь «Очаг» – это крепость. По крайней мере, на бумаге. Любой, кто сунется с проверкой, получит по зубам от самой системы.

Голова говорила: всё сделано чётко. Шах и мат. А вот чуйка, которая спасала меня в прошлой жизни не раз, шептала: «Слишком всё гладко».

На столе что-то шурхнуло. Из тени, где свет от лампы заканчивался, вылезла серая морда. Усы дёргаются, чёрные глазки блестят.

– Ну что, шеф? – пискнул Рат, по-хозяйски забираясь на скатерть. – Наелся народной любви? Я пока твои тосты слушал, чуть не уснул. Пафоса нагнал – жуть. «За правду!», «За Гильдию!».

Он деловито подошёл к тарелке, выбрал кусок сыра пожирнее и принюхался.

– Ешь давай, критик, – устало буркнул я. – Еле от Степана спас, он им закусывать порывался.

Рат фыркнул, но в сыр вгрызся так, будто неделю не ел.

– Пойдёт, – прочавкал он. – Хотя в отеле был поинтереснее. Но мы крысы не гордые.

Он быстро расправился с куском, вытер лапы о грудь и уставился на меня. Шутовство с него слетело мгновенно. Передо мной снова сидел мой начальник разведки.

– Что по новостям? – спросил я тихо. – Хвостатые докладывали? Что в особняке Алиевых?

Рат нервно дёрнул ухом.

– В том-то и дело, шеф. Ничего.

Я нахмурился.

– В смысле – ничего? Мурат за решёткой, мать его опозорили на весь город, я их репутацию в газетах смешал с грязью. Там должен быть дым коромыслом. Крики, битая посуда, планы мести.

– Глухо, как в танке, – отрезал Рат. – Мои парни там дежурят круглосуточно. И в вентиляции, и в подвале. Магии больше не ощущается. Фатима третий день из кабинета не вылезает. Сидит там, как паучиха. Шторы закрыла, свет не включает. Слуги на цыпочках ходят.

Мне это не понравилось. Очень не понравилось.

Если бы она орала и метала молнии – я бы выдохнул. Истерика – это ошибка, признак слабости. А вот тишина… Тишина пугала.

Я достал телефон, разблокировал экран. Висело непрочитанное сообщение. Номер скрыт, но я знал, от кого это. Марьяна. Та самая ведьма, которую Фатима наняла меня извести, и которую я перекупил лекарством для дочери.

Открыл текст.

«Хозяйка молчит. Никаких ритуалов. Никаких проклятий. Никого не пускает. Я не чувствую от неё злости, Игорь. Я чувствую холод. Мёртвый холод. Будь осторожен».

Я показал экран Рату. Тот быстро пробежал глазами и поёжился.

– Мёртвый холод, – пробормотал он. – Умеют ведьмы жути нагнать. Но суть одна: старая гадюка что-то задумала. Не может она просто так проглотить обиду. Ты ей не просто на хвост наступил, ты ей хребет переломил.

– Или она поняла, что ломиться в лоб бесполезно, – предположил я, пытаясь найти в этом логику. – Смотри сам. Мурат выбыл из игры. Внучка, Лейла, сбежала. Мы заключили союз с городом. Если Фатима сейчас дёрнется – её раздавят. У неё ресурсов нет для войны.

Я говорил уверенно, стараясь убедить самого себя. Ведь всё сходилось.

– Она бизнесмен, хоть и бандитского пошиба. Должна понимать, когда партия проиграна.

– Должна, – согласился Рат, почесав за ухом. – Только ты забываешь, шеф, что она ещё и мать. И бабка. Ты разрушил её семью. Уничтожила всё, что она строила. В таких случаях логика идёт лесом. Остаётся только безумие.

И ведь прав, зараза. Крыс прав.

Я встал, разминая ноги, прошёлся по тёмному залу. Подошёл к окну, отодвинул занавеску. Улица пустая. Фонарь качается, тени пляшут на мокром асфальте.

Затишье перед бурей. Классика.

– Значит, так, – я вернулся к столу. – Скажи своим, пока нас не будет, глаз с дома не спускать. Пусть фиксируют всех, кто входит и выходит. Даже если это почтальон. Мне нужны имена и время.

– Сделают, – кивнул Рат. – За двойную порцию сыра они и под кровать к ней залезем.

– Пускай не рискуют зря. Мне нужны живые шпионы, а не мёртвые герои. И ещё… – я замялся. – Надо присматривать за Настей. И за этим Кириллом.

Рат хитро прищурился.

– А что с ним не так? Вроде парень старается. Вон как сегодня вокруг твоей сестры вился, пылинки сдувал.

– Вот именно, – мрачно буркнул я. – Слишком он идеальный. И глаза у него испуганные. Я сегодня на него надавил немного в Управе – он сразу поплыл. Кто-то его за ниточки дёргает. Хочу знать – кто.

– Понял, – Рат стал серьёзным. – Будут пасти. Если дёрнется – без ушей останется.

Я посмотрел на часы. Половина второго ночи. Через пять часов поезд. Опять этот чёртов поезд, стук колёс, чай в подстаканниках. Снова Стрежнев, интриги, камеры.

Мне вдруг дико захотелось никуда не ехать. Подняться наверх, упасть в кровать, зная, что утром меня разбудит запах кофе, а не звонок продюсера. Захотелось встать к плите и просто жарить котлеты, ни о чём не думая.

Но нельзя.

Я строю Империю. Не ради власти и не ради денег. А ради того, чтобы у меня было право просто жарить котлеты и никого не бояться. И пока стройка не закончена, отдыхать рано.

– Ладно, – я допил холодный чай залпом. – Пора спать. Хоть пару часов урвать.

– Правильно, шеф, – зевнул Рат, показав острые жёлтые зубки. – Тебе завтра выглядеть надо презентабельно. А то приедешь с мешками под глазами, рейтинги упадут.

Он ловко спрыгнул со стола и исчез в темноте, будто его и не было. Только крошки от сыра остались.

Я ещё минуту посидел, глядя на пустую тарелку.

Всё будет хорошо. У нас есть план, есть команда. Есть крысы, в конце концов.

Щёлкнул выключателем на лампе. Свет погас, темнота мгновенно проглотила зал. «Очаг» заснул. Завтра будет новый день и новая битва.

Я на ощупь побрёл к лестнице, стараясь не сшибить стулья. В кармане грел телефон с фотографиями пыльного рапорта. Мой козырь. Надеюсь, доставать его придётся не скоро.

* * *

Утро в Зареченске выдалось мерзкое. Туман висел плотный, липкий, будто кто-то опрокинул сверху кастрюлю с прокисшим молоком. Фонари еле пробивались сквозь эту муть, напоминая яичные желтки в плохой глазунье.

Я стоял на краю платформы, ёжился от осеннего холода. За спиной – рюкзак, в голове – каша из планов на ближайшие три дня.

На путях, тяжело отдуваясь, пыхтел «Стрежневский экспресс». Махина внушительная: чёрный металл, золотые имперские гербы на бортах.

Провожать меня пришла вся моя «ближняя кухня». Настя, Даша, Вовчик. И Кирилл маячил в сторонке, делал вид, что расписание изучает.

Настя закуталась в мою старую вязаную кофту. Выглядела маленькой, нахохлилась, точно воробышек. Глаза на мокром месте, но держится. Боец, сестрёнка.

– Ты там… ешь нормально, ладно? – она поправила мне воротник, заглядывая в лицо. – Знаю я тебя. Других кормишь, изыски придумываешь, а сам на бутербродах да кофе. Желудок испортишь.

Я усмехнулся. В этом вся Настя. Я еду в логово врага, воевать с графами и монополистами, а она за мой гастрит переживает.

– Обещаю, – щёлкнул её по носу. – Первое, второе и компот. И десерт, если буду хорошим мальчиком. Ты тут за главную. Если что – сразу звони Наталье или Петрову. Никакого геройства, поняла? «Очаг» под защитой, бандиты в лоб не полезут, но бережёного Бог бережёт.

– Поняла я, поняла, – буркнула она, шмыгнув носом, и уткнулась мне в плечо.

Обнял её. Чувствую – дрожит. Чёрт, как же не хочется её оставлять. Мой внутренний сорокалетний Арсений всё понимал, но тело Игоря бунтовало. Это мой единственный родной человек здесь. Ну, ещё крыса, но крыса – это скорее статья расходов.

Даша стояла рядом, руки на груди скрестила. Рыжие волосы в тугой хвост собраны, взгляд строгий. Пытается держать марку, выглядеть профи, моим заместителем. Но я-то вижу, как у неё губы подрагивают.

– Игорь, – тряхнула головой, отгоняя лишнее. – Мы кухню не опозорим. Всё по техкартам, никакой отсебятины. Я Вовчика гоняю, он уже лук режет быстрее, чем моргает.

Вовчик радостно закивал.

– Ага! И плачу уже через раз! – гордо заявил он, вытирая нос рукавом. – Честное слово, шеф! Я даже зиру от тмина отличать научился!

– Верю, – пожал я его узкую ладонь. Крепче стала, кстати. – Вы – моя лучшая команда. Серьёзно. Без вас я бы тут с ума сошёл. Ждите эфира. Передам вам привет… зашифрованный. В петрушке.

Вовчик гыгыкнул, Даша фыркнула. Напряжение чуть спало.

Я перевёл взгляд на Кирилла. Парень стоял метрах в пяти, разглядывал заклёпки на вагоне с таким интересом, будто это слитки золота. Шпион. Думает, я не знаю. Наивный.

– Кирилл! – окликнул я.

Тот вздрогнул, как от удара током, подбежал.

– Да, шеф?

– За складом присматривай, – сказал я тихо, но тяжело. Так, что у моих поваров в прошлой жизни молоко скисало. – Там сейчас много ценного оборудования. Головой отвечаешь. И… передавай привет кому следует.

Кирилл побледнел, кивнул. Не понял, знаю я точно или нет, но намёк был прозрачный. Пусть дёргается. Нервный шпион чаще ошибается.

Поезд дал гудок – низкий, утробный рёв. Стёкла в здании вокзала задребезжали. Из-под колёс вырвались клубы пара, смешались с туманом.

– Ну, всё, – я подхватил чемодан. – Пора. Не скучайте тут без меня.

– Возвращайся с победой! – крикнул Вовчик.

– Просто возвращайся, – тихо добавила Настя.

Даша промолчала. Просто сжала мне руку – коротко, сильно, до боли в пальцах – и тут же отпустила, отвернувшись.

Я шагнул к вагону. Проводник, усатый дядька в форме а-ля городовой, глянул билет, козырнул и пропустил.

Внутри оказалось прилично. Поезд дёрнулся, лязгнул буферами и медленно пополз вдоль перрона.

За окном поплыли лица. Настя махала рукой, Вовчик подпрыгивал, пытаясь разглядеть меня в окне, Даша стояла неподвижно, как статуя. А потом всё это исчезло, растворилось в молочном тумане.

* * *

Наконец-то я остался один.

Поезд мерно стучал колёсами, убаюкивал. За окном плыл унылый пейзаж: голые деревья, мокрые поля, серые домики под таким же серым небом. Всё было окутано густым туманом, который, казалось, тянулся за нами от самого Зареченска.

До Стрежнева ехать несколько часов. Спать совсем не хотелось. Я откинулся на мягкую спинку прикрыл глаза.

В кармане завибрировал телефон. Я поморщился. Ну конечно, ни минуты покоя. На экране светилось: «Света Бодко». Пришлось ответить.

– Революционер покинул свой тихий городок? – голос Светы был таким громким и бодрым, будто она сидела рядом. – Стрежнев ждёт!

– Уже еду, Света, – я потёр глаза. – Что-то случилось?

– Ещё как! – в её голосе звенел азарт. – Мне только что звонил продюсер. Студия готова! Декорации поставили, камеры расставили, ждут только твоё меню. Что будем готовить? Нужно что-то такое, чтобы у всех челюсти отвисли! Чтобы все твои хейтеры от злости подавились, когда увидят рейтинги!

Я посмотрел в окно на тёмную полосу далёкого леса. Шоу. Она мыслит категориями шоу. А мне нужна не громкая премьера, а точный, выверенный удар. Прямо в сердце их прогнившей системы.

– Хорошо, – сказал я медленно, взвешивая каждое слово. – Скажи ему, чтобы купили самые простые вещи. Картофель, морковь, лук. Самую обычную курицу, с фермы. И ещё… пусть найдут мёд. Настоящий, не сахарную патоку.

В трубке на пару секунд стало тихо. Видимо, Света ждала услышать про жаркое из дракона или паштет из печени грифона.

– Курица? И овощи? – переспросила она с явным разочарованием. – Игорь, это прямой эфир на столицу. Ты точно уверен? Может, что-нибудь поэффектнее?

– Уверен, – отрезал я. – Эффект будет, поверь. Я заставлю их смотреть, как обычная курица превращается в нечто невероятное. В этом и есть вся соль. Мы покажем им, что настоящая магия – не в дурацких цветных порошках, а в самой еде.

Света снова замолчала. Я прямо слышал, как у неё в голове щёлкают шестерёнки.

– Обожаю, когда ты так говоришь! – наконец воскликнула она. – В этом есть наглость! Вызов! Всё, я поняла. Курица, овощи и мёд. Передам продюсеру. Весь город будет смотреть, я тебе обещаю!