Текст книги "Имперский повар 4 (СИ)"

Автор книги: Сергей Карелин

Соавторы: Вадим Фарг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

В комнате повисла напряжённая тишина. Даже нервный Викентий перестал вытирать руки и замер, уставившись на нас. Все смотрели на меня, ожидая ответа. Ждали скандала, перепалки, первого акта этого дурацкого шоу. Я чувствовал, как напряглась рядом Светлана, готовая в любой момент ринуться в бой и защищать меня.

А я просто смотрел на эту разукрашенную, крикливую женщину и чувствовал не злость, а усталость. Я видел таких, как она, сотни раз в своей прошлой жизни. Они точно так же кичились своими «авторскими техниками», «секретными ингредиентами», но при этом не могли ничем удивить.

Поэтому я просто позволил себе лёгкую и вежливую улыбку.

– Вы, безусловно, правы, – ровно и тихо сказал я, глядя ей прямо в глаза. – Кулинария – это великое и сложное искусство. И я искренне желаю всем нам сегодня удачи на этом поприще.

И, не говоря больше ни слова, я спокойно отошёл к столу, демонстративно открутил крышку на бутылке с водой и сделал несколько медленных глотков, всем своим видом показывая, что разговор для меня окончен.

Эффект был лучше, чем от любой, самой язвительной и остроумной отповеди. Антонина застыла с открытым ртом, как рыба, которую только что вытащили на берег. Она что-то злобно прошипела себе под нос, чего я не расслышал, и с грохотом плюхнулась обратно на диван, который жалобно скрипнул под её весом.

Верещагин едва заметно качнул головой. А Светлана победно мне подмигнула.

Да, шоу определенно началось.

* * *

Только когда они остались вдвоём, граф медленно поднялся со своего места. Никакой спешки. Он аккуратно поправил манжеты белоснежной рубашки. В отличие от взвинченного барона, граф был спокоен. На его лице не дрогнул ни один мускул. Неторопливо он подошёл к бару и достал пузатую бутылку старого коньяка и два тяжёлых хрустальных бокала.

– Коньяк? – предложил он, не оборачиваясь. – Урожай ещё прошлого века. Мой дед лично закладывал эти бочки. Удивительно сбалансированный вкус.

Свечин что-то раздражённо буркнул в ответ, но от напитка не отказался. Когда граф наполнил бокалы, аромат старого коньяка медленно поплыл по кабинету.

– Он принял приглашение на это шоу! – снова завёлся Свечин. – Ты понимаешь? Он плюнул нам в лицо! Собирается играть на публику в этом цирке для простолюдинов! Он совсем дурак или просто настолько наглый?

Яровой наконец повернулся к нему. В его глазах не было ни злости, ни раздражения. Только холодный, внимательный расчёт.

– Он не дурак, Аркадий. И не просто наглец. Он игрок, – спокойно ответил граф. – Игрок, который очень хорошо понимает, где находится сила. Он знает, что его сила сейчас – в публичности. Эта его журналисточка… ты заметил её брошь? Дешёвая побрякушка, но в ней был глазок камеры. Они всё записали. Каждое наше слово. Они готовились к этому разговору. Они ждали от нас угроз или этого предложения. И он не дрогнул. Не повёлся на деньги. Это не глупость. Это расчёт.

– Тогда его нужно просто убрать, – прорычал Свечин. – Тихо и быстро. Как мы уже делали раньше. Проблем-то.

Граф сделал маленький глоток коньяка, на секунду прикрыв глаза, словно оценивая вкус.

– Как и с его отцом? – уточнил он мягко.

От этих слов Свечин вздрогнул. Он замер с бокалом в руке. В его памяти на мгновение всплыла неприятная, давно забытая картина.

– То было другое дело, – глухо ответил он, отводя взгляд. – Тогда это было необходимо.

– Необходимо, но очень грязно, Аркадий, – холодно возразил Яровой. – И сейчас времена другие. Этот парень – не его отец. Его отец был просто поваром, которого подставили. По крайней мере, так об этом пишут наши газеты. А молодой Белославов – герой. И если он сейчас «случайно» пропадёт, мы своими руками сделаем из него легенду. Мученика за правду. Ты представляешь, какой шум поднимется? Его имя будет на знамёнах у каждого недовольного в империи. Мы сами выкопаем себе могилу.

– Так что же, смотреть, как он побеждает⁈ – не унимался Свечин. – Смотреть, как он топчет наш бизнес, а мы будем стоять в стороне и улыбаться?

Яровой медленно повернулся. На его тонких губах появилась едва заметная, но оттого ещё более жуткая улыбка.

– Нет, – мягко произнёс он. – Победить мы ему, конечно, не позволим. Мы сделаем кое-что получше. Мы позволим ему блеснуть. Ярко. Во всей красе. Пусть готовит свои блюда, пусть рассказывает свои истории. Пусть вся империя увидит его талант и поверит, что он – лучший. Пусть он дойдёт до самого финала.

Граф сделал паузу, давая барону осознать его слова.

– А в финале он проиграет. Займёт второе место. Обидное, унизительное второе место. Представь себе, Аркадий. Он будет стоять на сцене, абсолютно уверенный в своей победе. А победителем объявят… ну, например, эту крикливую Зубову. Она будет плакать от счастья и благодарить нас за наши чудесные усилители вкуса. А он будет стоять рядом, раздавленный. Это унизит его гораздо сильнее, чем любая тюрьма. Мы покажем ему и всей империи, что талант сам по себе – ничто. Главное – это верность системе. Мы покажем всем, что правила здесь устанавливаем мы. И только мы.

Свечин слушал, и багровая краска медленно сходила с его лица, уступая место задумчивому выражению.

– А пока мы будем просто наблюдать. И ждать. Ждать его ошибки. А он её обязательно совершит. Такие, как он, всегда ошибаются. Они слишком верят в себя и слишком недооценивают систему.

Он поднял свой бокал, глядя на барона.

– За красивую игру, Аркадий.

Свечин, на лице которого уже не осталось и тени гнева, а только холодный азарт, поднял свой бокал в ответ.

– За игру.

Глава 5

Я поднял голову. Под самым потолком, в полумраке, висела сложная паутина из металлических балок и тросов. На этой паутине, словно гигантские пауки, застыли софиты. Несколько камер на длинных кранах медленно двигались в тишине.

И в самом центре этого пространства стояла арена. Семь кухонных станций, сверкающих холодной нержавеющей сталью и стеклом. Они не имели ничего общего с тёплым, живым и немного сумбурным хаосом моего родного «Очага».

Я не стал, как остальные, восторженно оглядываться по сторонам. Мой мозг уже работал, сканируя пространство. Так, главная камера висит прямо напротив центральной стойки – это логично, она будет снимать ведущего и общие планы. По бокам ещё две, поменьше. Они, скорее всего, для крупных планов: как нож кромсает овощи, как повар вытирает пот со лба или как по его лицу текут слёзы отчаяния. Ещё одна камера на кране – она будет летать над головами, создавая ощущение масштаба. Моя станция оказалась третьей с краю. Не самое плохое место, но и не центр внимания. Это значит, что придётся работать чуть ярче, чуть эффектнее, чтобы ленивый оператор не поленился повернуть свой объектив в мою сторону. Что ж, это не проблема.

В небольшом закутке, отведённом для прессы, я заметил Свету. Она поймала мой взгляд и одними глазами, почти незаметным кивком, указала на суетливого мужичка с гарнитурой, который носился по площадке и размахивал руками. Это режиссёр. Надо будет держать его в поле зрения.

Мои так называемые «коллеги» по цеху реагировали на всё это великолепие именно так, как я и ожидал.

– Боже мой, вот это размах! –восхищалась Зубова.

Рядом с ней стоял Жорж. Он брезгливо оглядывал павильон, и на его лице было написано вселенское страдание. За его спиной жался Маслов. Он выглядел так, будто его сейчас стошнит от страха прямо на этот сверкающий пол.

И тут режиссёр, с гарнитурой, которая, казалось, вросла ему прямо в ухо, вылетел на середину площадки.

– Так, господа повара, рты закрыли, уши открыли! – его голос гремел без всякого мегафона. – Запомните раз и навсегда! Это не ваша кухня! Это не готовка! Это, чёрт возьми, балет! Хореография! Мне нужно видеть, как вы двигаетесь, где вы стоите, как вы берёте этот чёртов сотейник! Сегодня у нас репетиция. Просто пройдёмся по точкам. Станции распределены по жребию, и менять ничего нельзя! Всем всё ясно? Вопросы есть?

– Позвольте! – тут же встряла Антонина, выпятив грудь. – Я хочу заявить протест! Центральная станция лучше всего смотрится в кадре! Все это знают! Я, как самая опытная и уважаемая участница, должна быть именно там! Это же очевидно для всех!

– Госпожа Зубова, у вас есть два варианта. Либо вы прямо сейчас занимаете станцию номер семь, либо вы занимаете место за дверью этого павильона. Я даю вам пять секунд на принятие решения.

Антонина побагровела. Она открыла рот, чтобы что-то возразить, но потом захлопнула его, фыркнула и, развернувшись, поплыла к своему месту. Я же молча, без лишних слов и комментариев, прошёл к своей третьей станции. Зачем тратить энергию? Она ещё пригодится.

– Вот и отлично! – рявкнул режиссёр, когда все разошлись по местам. – Первое задание! У вас ровно пять минут. Вам нужно подготовить своё рабочее место к началу готовки. Хочу видеть идеальный порядок! Mise en place, если кто не понял! Идеальный, я сказал! Время пошло!

Классика жанра. Простой тест на вшивость. Лучший способ с первого взгляда понять, кто перед тобой: настоящий повар или криворукий дилетант, который умеет только красиво говорить.

Я не думал. Мои руки всё делали сами, на автомате. Щелчок – и на столе лежит разделочная доска. Вжик – и ножи выстроены, лезвиями в одну сторону. Миски для заготовок, чистые полотенца. Ни одного лишнего движения, ни одной потерянной секунды.

Верещагин, которому по жребию досталась станция рядом со мной, работал точно так же – тихо, методично и безупречно. Его стол был воплощением классического порядка, отточенного десятилетиями. В какой-то момент мы встретились с ним взглядом. Всего на долю секунды. В его глазах я увидел сдержанное, но искреннее уважение. Я едва заметно кивнул в ответ. Мы с ним были из одного теста, хоть и из совершенно разных эпох.

Антонина же устроила на своей седьмой станции настоящий базар-вокзал. Она с грохотом расставляла свои бесчисленные пузырьки и баночки с кричащими названиями вроде «Поцелуй Русалки» и «Дыхание Вулкана», что-то сердито бормоча себе под нос о том, что «без магии вся эта готовка – просто скучная нарезка овощей».

И тут раздался громкий звон. Викентий Маслов, суетясь, умудрился уронить нож. Тяжёлый шеф-нож с громким лязгом отскочил от гладкого пола. Мужичок замер, его лицо побелело.

– Проверяем оборудование! – не унимался режиссёр. – Включить конфорки! Проверить воду в кранах! Живее, живее!

Я спокойно повернулся к раковине, чтобы набрать в небольшой сотейник немного воды для проверки. В этот самый момент мимо моей станции прошмыгнул Викентий, делая вид, что просто идёт к своему месту. Он «случайно» задел мой стол, и пока я поворачивался на шум, его рука на долю секунды замерла у регулятора газовой конфорки, который был скрыт под столешницей. Лёгкий, почти незаметный поворот маленького латунного вентиля.

Дешёвая диверсия. Расчёт был прост: в суматохе репетиции я замечу, что плита не работает, начну паниковать, звать техника, устрою скандал и выставлю себя перед всеми нервным психом, неспособным справиться с элементарным оборудованием.

Через одну станцию от меня, у своего центрального места, стоял Жорж де Круа. Я краем глаза заметил, как на его губах появилась едва заметная ухмылка. Ну вот всё и встало на свои места. Щенок просто исполнял приказ. Хозяин решил проверить «деревенского выскочку» на прочность. Чужими руками, разумеется, как и подобает настоящему трусу.

Я молча поставил сотейник с водой на плиту. Включил конфорку. Пламя нехотя вспыхнуло – слабое, жёлтое, какое-то больное.

Не говоря ни слова, я наклонился и заглянул под столешницу. Глаз профессионала, привыкшего к разному оборудованию, мгновенно нашёл проблему. Вот он, газовый шланг, а на нём маленький вентиль, повёрнутый почти до упора.

Спокойным движением я вернул вентиль в правильное положение. Конфорка под сотейником тут же отозвалась. Раздался довольный, ровный гул пламени.

Я медленно выпрямился.

Сначала я посмотрел на Викентия. Тот стоял, вжав голову в плечи, и его лицо окаменело от ужаса. Он понял, что я всё видел и всё понял.

Затем я перевёл взгляд на Жоржа. Я не улыбнулся. Не нахмурился. Я просто смотрел. Довольная улыбка медленно сползла с его лица. Он не выдержал моего взгляда и отвёл глаза в сторону.

Режиссёр, который в этот момент громко переругивался с оператором, конечно, ничего не заметил. Но Верещагин, стоявший рядом, заметил всё. Он медленно, почти незаметно, качнул головой, и в его глазах блеснуло явное одобрение.

Репетиция закончилась, и нас выгнали из павильона.

– Ты видел? Ты видел⁈ Этот слизняк пытался тебе навредить! – Светлана подлетела ко мне в коридоре, её глаза метали молнии. – Его нужно было прижать к стенке прямо там! Перед всеми! Почему ты промолчал?

– Успокойся, Света. Он всего лишь инструмент. Маленький, испуганный молоточек. Важно то, кто этот молоточек держит в руках.

* * *

Я наконец-то вернулся в свой номер и чувствовал себя совершенно пустым. Телешоу выматывало не так, как двенадцать часов на ногах у горячей плиты. От работы в кухне остаётся приятная, честная усталость в мышцах. А от этого балагана – нет. Он высасывает из тебя что-то другое, что-то живое, человеческое. И пусть это была всего лишь репетиция, но мне хватило и её.

Но в то же время теперь я знал своих соперников в лицо. Даже более того, но обойдёмся без пошлостей, ведь я говорю об их характерах и целях. Достаточно просто посмотреть каждому из них в глаза и немного поговорить, чтобы иметь, пусть и неполное, но достаточное представление о том, с кем ты имеешь дело.

В номере была маленькая кухонька. Скорее, декорация, а не кухня. Я распахнул холодильник в слабой надежде найти хоть что-то съедобное. Пустота. На стеклянных полках стояло несколько бутылочек с водой и лежало одно-единственное яблоко. Зелёное, блестящее, покрытое таким толстым слоем воска, что больше походило на пластмассовую имитацию.

Я с силой захлопнул дверцу и просто налил в сотейник воды. Мне до одури захотелось чего-то простого. Обычного чёрного чая в картонной коробке, которую я захватил из дома. Это был, наверное, единственный настоящий предмет во всей этой комнате.

Комнатка наполнилась знакомым, чуть терпким, домашним ароматом. И в этот момент из-под стола, где было темнее всего, бесшумно выскользнула знакомая серая тень.

– Ну и зверинец ты сегодня собрал, шеф.

Рат одним прыжком оказался на столешнице. Уселся рядом с моей пачкой чая и принялся старательно вылизывать свои длиннющие усы.

– От этой блестящей тётки, – начал он свой вечерний отчёт, – несёт такой химией, что у меня чуть усы не отвалились. Ядрёный коктейль из дешёвых духов, лака для волос и какой-то магической дряни, от которой у нормальных крыс начинается линька. А вот тот, нервный, который вечно потеет… этот точно что-то недоброе задумал. От него несёт страхом.

Я молча залил кипятком чайные листья в чашке и прислонился спиной к холодильнику. Рат был лучше любой службы безопасности. Его нос – гениальный детектор лжи, страха и всякой человеческой грязи.

– Спасибо тебе за подробный анализ, усатый, – я сделал большой глоток чая, который приятно обжёг горло. – Мне как раз очень не хватало экспертного крысиного взгляда на эти вещи. Задача номер один для тебя на ближайшее время – сидеть в этом номере. Тише воды, ниже травы. И нос свой на улицу не высовывать. Особенно держись подальше от этой Антонины. А то она, не ровен час, поймает тебя и пустит в суп в качестве «пикантной нотки из дичи» для своего очередного кулинарного шедевра. Уж поверь, она на такое точно способна.

– Очень смешно, – фыркнул Рат, но на всякий случай всё же отодвинулся подальше от двери, поближе ко мне. – Ты лучше скажи, с потным-то что делать. За ним присмотреть?

– Обязательно, – серьёзно кивнул я. – Но очень, очень осторожно. Он просто пешка. И если он что-то задумал, это значит, что за ним стоит кто-то покрупнее. Кто-то, кому очень не хочется, чтобы я победил в этом балагане. Но лучше доверь это своим городским…

Не успел я договорить, как на столе тихонько пиликнул мой смартфон. Входящий видеозвонок. Я бросил взгляд на экран и похолодел. Максимилиан Дода.

Я махнул рукой Рату, чтобы тот немедленно спрятался, и провёл пальцем по экрану. Крыс испарился так быстро и бесшумно, будто его и не было вовсе. На экране появилось слегка расплывчатое, но знакомое лицо Доды. Он выглядел усталым, но глаза… глаза у него были цепкие. Он не стал тратить время на пустые приветствия.

– Игорь, – его голос из динамика прозвучал ровно и сухо, без малейшего намёка на дружелюбие. – Надеюсь, встретили вас дружески. Иначе даже боюсь представить, что вам уготовано. Хотя… мы два взрослых человека и понимаем, ради чего был затеян весь этот спектакль.

Я молча слушал, ожидая, когда он перейдёт к главному. Дода был не из тех людей, кто звонит, чтобы просто поинтересоваться о здоровье. С другой стороны, я слишком ценный для него актив, можно и переступить через себя, чтобы позвонить повару, который в будущем принесёт тебе миллионы. И да, примерно на такие суммы я и рассчитывал.

– А теперь слушай меня внимательно, – продолжил он, чуть подавшись вперёд, так, что его лицо заполнило собой весь маленький экран. – Этот конкурс, это дурацкое шоу… это для тебя идеальная сцена. Ты для меня сейчас не повар, приехавший из Зареченска. Ты – бренд. Живой, дышащий и говорящий бренд под названием «Честный вкус от Белославова». Ты это понимаешь?

Я медленно кивнул. Ещё бы я не понимал.

– Пока ты там, на этой арене, будешь очаровывать домохозяек своей честностью и бросать вызов этим напудренным аристократам, я начну работать. Прощупывать почву. Искать хорошее помещение. Договариваться с нужными чиновниками. Я собираюсь открыть первый «Очаг» прямо там, в Стрежневе. Под самым носом у графа Ярового и его дружков. Но чтобы это сделать, мне нужен таран. Понимаешь, о чём я? Мне нужны твои победы. Каждая твоя удачная фраза в эфире, каждый восторженный отзыв в газетах, каждая твоя маленькая победа на этом дурацком шоу – это мой снаряд. Снаряд, которым я буду пробивать толстую стену местных бюрократов, их взяток и откатов.

Он замолчал на секунду, давая мне осознать весь масштаб его плана.

– Так что ты уж постарайся, Игорь. Встряхни этот городок хорошенько. Сделай так, чтобы о тебе говорили в каждом доме, на каждой кухне. Чтобы название «Очаг» было у всех на слуху. Мне нужна громкая, безоговорочная победа. И ты мне её обеспечишь. Я в тебя верю.

С этими словами он прервал звонок, даже не попрощавшись.

Я ещё несколько секунд тупо смотрел на погасший экран телефона. Чай в чашке давно остыл. В голове было пусто и гулко.

– Да чтоб вас, – устало вздохнул я. Любой нормальный человек уже бы ругался на себя и на всех остальных, но… разве нормальным может быть тот, кто умер и оказался в чужом теле и в мире, где практически нет натуральных специй? Вот то-то и оно. Поэтому улыбаемся и работаем!

* * *

Ранним утром в дверь номера забарабанили. Настойчиво, почти панически.

– Игорь! Игорь, ты проснулся? Мы же опоздаем!

Голос принадлежал Свете. Я спокойно открыл дверь. Журналистка стояла на пороге, взъерошенная, с тёмными кругами под глазами и телефоном, зажатым в руке. Увидев меня, она замерла. Я уже был причёсан и абсолютно спокоен. Сорок лет в ресторанном бизнесе научили меня одному: повар на работу не опаздывает. Никогда.

– Доброе утро, Светлана, – произнёс я. – Кофе?

Она с шумом выдохнула, словно из неё выпустили воздух.

– Слава богу! Я уж думала, всё пропало. Думала, ты проспал.

Она с облегчением прислонилась к дверному косяку. Я лишь хмыкнул про себя и взял свой походный рюкзак, в котором лежал завёрнутый в ткань нож. Мы молча спустились вниз и сели в поджидавшую нас машину.

* * *

Повсюду сновали люди в чёрной униформе. У всех были озабоченные лица и гарнитуры в ушах, в которые они постоянно что-то бормотали. Где-то в полумраке, на трибунах, сидели зрители. Их не было толком видно, но оттуда доносился монотонный гул, и я физически ощущал на себе десятки любопытных взглядов.

Нас выстроили в шеренгу за длинными столами. Напротив, за отдельным столом, восседало жюри. Трое. Два мужика и одна женщина, все с такими постными и скучающими физиономиями, будто их сюда притащили силой.

Один, с нелепыми, залихватски закрученными кверху усами, лениво почёсывал их кончик. Сразу видно – позёр. Второй, совершенно лысый, в очках с тонкой оправой, больше походил на бухгалтера, чем на ценителя еды. Женщина смотрела на нас свысока, поджав тонкие, недовольные губы. Я сразу понял – эти люди пришли сюда не за открытиями. Они пришли судить и выискивать ошибки.

Наконец, когда напряжение стало почти осязаемым, на залитую светом площадку выскочил ведущий. Молодой парень с приклеенной к лицу белозубой улыбкой.

– Дамы и господа! Леди и джентльмены! – закричал он в микрофон, и его голос, усиленный динамиками, ударил по ушам. – Я рад приветствовать вас на главном кулинарном событии этого года! «Повар всея Империи» объявляется открытым!