Текст книги "Имперский повар 4 (СИ)"

Автор книги: Сергей Карелин

Соавторы: Вадим Фарг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Имперский повар 4

Глава 1

Холодный и липкий, как мокрая тряпка, утренний туман – визитная карточка нашего Зареченска. Но сегодня он был особенно гадким. К привычной промозглой сырости добавился едкий, тошнотворный запах гари. Он не просто висел в воздухе, а будто проникал сквозь одежду, въедался в кожу, лез в самое горло. Мы приехали в деревню Павла, когда солнце только-только начало окрашивать серые облака, и то, что мы увидели, было гораздо хуже любых телефонных звонков.

Там, где вчера стоял большой и крепкий сарай, теперь чернело огромное, уродливое пепелище. Обугленные балки, похожие на почерневшие кости какого-то гигантского зверя, торчали из земли. Всё вокруг было покрыто толстым слоем жирной чёрной сажи, которая блестела на слабом утреннем свету. Стояла мёртвая тишина.

Наша небольшая колонна – пара стареньких фермерских грузовичков. Из них стали молча выходить люди. Степан, и мрачный, как туча. Рядом с ним Фёдор, с таким лицом, будто ему сообщили, что всё железо в мире кончилось. Коля-Гром сегодня был тихим и сосредоточенным, его весёлое лицо стало жёстким. Моя команда в полном составе: Настя, Даша, Вовчик и даже Кирилл. Сестрёнка упёрлась и заявила, что тоже поедет. Замыкали процессию с десяток других фермеров из нашей «Гильдии» – простые мужики с тяжёлыми руками и злыми глазами.

На крыльце своего дома, который чудом уцелел, сидели Павел и его жена Анна. Они выглядели как две серые тени на фоне серого утра. Просто сидели, завернувшись в какие-тo старые одеяла, и тупо смотрели на руины. В их глазах не было ничего. Пустота. Такая звенящая, что становилось не по себе. Но когда они увидели, сколько машин приехало, как из них высыпает народ, в этой пустоте что-то дрогнуло. Не надежда, нет. Скорее, глухое, растерянное удивление.

Я захлопнул дверцу «Лады» и пошёл прямо к ним. Говорить слова утешения было глупо. Какие тут, к чёрту, слова, когда человек за одну ночь потерял всё, что строил годами? Я просто подошёл и коротко кивнул им. Мол, мы здесь. А потом обернулся к Степану. Тот уже открыл борт своего грузовика и доставал лопаты и топоры. Я кивнул и ему.

И работа началась. Без единой команды, без громких речей и призывов. Мужики просто брали в руки инструменты и расходились по пепелищу. Кто-то заводил пилу, и она злобно жужжала, вгрызаясь в уцелевшие балки. Другие, тяжело кряхтя, разбирали завалы из обгоревших досок. Третьи таскали мусор, сваливая его в кучу подальше от дома. Настя тут же организовала остальных женщин. Они развернули на траве импровизированную полевую кухню: достали большие термосы с горячим чаем, разложили на чистых тряпках нарезанный хлеб, сало и варёные яйца.

В воздухе стоял только деловой гул: короткие, отрывистые команды, скрип лопат, стук топоров. Ни одной жалобы. Ни одного причитания. Все просто делали свою работу. Молча, упрямо и очень зло. И в этом молчании чувствовалось столько силы, что оно было убедительнее любых громких клятв. Мы приехали не сочувствовать. Мы приехали работать.

Я тоже схватил лопату и присоединился к остальным. Физическая работа отлично прочищает мозги. Каждый взмах, каждая отброшенная куча обгоревшего хлама – и на душе становилось чуточку легче. Мы убирали не мусор. Мы стирали следы унижения, которое оставили после себя Алиевы.

Краем глаза я наблюдал за своей командой. Вовчик, как обычно, старался за двоих. Он отчаянно хотел доказать, что он не просто мальчишка на побегушках, а настоящий мужик, полезная часть команды. Его взгляд упал на особенно толстую, обугленную балку, которую остальные мужики пока обходили, решив взяться за неё позже втроём. Вовчик решил, что это его шанс.

Он упёрся ногами в землю, напряг свои тощие руки. Лицо его покраснело от натуги. Балка нехотя приподнялась на пару сантиметров. Ещё одно усилие! Нога Вовчика соскользнула на мокрой от росы траве. Он качнулся, потерял равновесие и чуть не рухнул носом прямо в лужу с чёрной, жирной сажей.

И тут рядом с ним, будто выросла из-под земли, оказалась Даша. Она работала неподалёку, разбирая какой-то мелкий хлам. Она не стала смеяться над ним или читать нотации. Она просто молча подошла, встала рядом и положила свою ладонь поверх его руки, которая всё ещё судорожно сжимала обугленное дерево.

Их взгляды встретились на секунду.

– Вместе, – тихо, почти шёпотом, сказала она.

Они снова напряглись. Раз, два, взяли! Балка, недовольно скрипнув, поддалась и с глухим стуком легла на землю в стороне от расчищаемого места. Они выпрямились, тяжело дыша. Вовчик смотрел на Дашу, не в силах вымолвить и слова, просто открыв рот. Она вдруг улыбнулась ему лёгкой, усталой улыбкой и протянула руку к его лицу.

– Испачкался, герой, – так же тихо проговорила она и кончиками пальцев осторожно стёрла с его щеки большое чёрное пятно сажи.

Вовчик замер, как статуя. Он смотрел на неё огромными, восхищёнными глазами и, кажется, даже дышать перестал. От её простого, такого нежного прикосновения его лицо вспыхнуло так, что румянец был виден даже под слоем грязи и копоти. И в этом её жесте не было ни капли жалости. Только тепло. И ещё что-то новое, глубокое, что рождалось прямо здесь, посреди этого пепелища, как упрямый зелёный росток, который пробивается сквозь асфальт.

К обеду мы почти закончили. Устроили перерыв. Все расселись прямо на траве, жадно уплетая простой обед, который оттого казался невероятно вкусным. Все, кроме Павла. Он так и сидел на своём крыльце, отрешённо глядя на то место, где ещё утром стоял его сарай.

Я налил в две жестяные кружки горячего сладкого чая, взял их и подошёл к нему. Молча сел рядом и протянул ему одну. Он взял её на автомате, даже не посмотрев на меня.

Мы долго сидели молча. Тишину нарушал только стук ложек и негромкие разговоры мужиков.

– Паша, – наконец сказал я, нарушив молчание. – Смотри. Мы все здесь. Мы поможем. Можем заново отстроить тебе сарай, даже лучше, чем был. Привезём сена, скинемся деньгами.

Он молчал. Его плечи по-прежнему были опущены.

– Но я думаю, ты заслуживаешь большего, – продолжил я, глядя на работающих людей. – Я хочу построить здесь не сарай. А наш общий цех. Склад для «Гильдии», коптильню, может, даже небольшую сыроварню. Каменный, надёжный. Чтобы у нас было своё место силы. Но это твоя земля, Павел. И решать тебе. Скажи, чего ты сам-то хочешь?

Он молчал очень долго. Так долго, что я уже подумал, что он меня просто не слушает. Он медленно перевёл взгляд с чёрного пустого фундамента на уставшие, но злые и решительные лица людей. И я прямо видел, как в его потухших глазах что-то меняется. Пустота уходила. На её место пришла сначала растерянность, а потом – твёрдая, холодная злость.

– Цех, – вдруг хрипло, но твёрдо сказал он и впервые за всё утро посмотрел мне прямо в глаза. – Давайте строить цех. Давайте строить то, что они больше никогда не смогут сжечь.

К вечеру, когда уставшее солнце начало валиться за горизонт, площадка была идеально чистой. На месте чёрного пепелища теперь была ровная, утрамбованная земля, готовая к новой стройке.

Степан, кряхтя, притащил откуда-то большой серый валун, который идеально подходил для закладки фундамента.

– Ну, хозяин, давай, – пробасил он, протягивая лопату Павлу. – Твоя земля – тебе и начинать.

Павел, уже совсем другой – не испуганный и сломленный, а собранный и суровый, – взял лопату. Он выкопал неглубокую яму, и мы втроём – он, я и Степан – уложили в неё этот первый камень.

Мы все стояли вокруг – уставшие, перепачканные сажей, голодные. Даша и Вовчик стояли совсем рядом, и я увидел, как он несмело, почти робко, взял её за руку, а она в ответ крепко сжала его пальцы. Заходящее солнце окрашивало облака в багровые тона, до жути похожие на отсветы вчерашнего пожара. Но сегодня этот свет падал не на руины. Он освещал начало.

Пепел стал почвой. На этой выжженной, растоптанной земле прорастало наше общее будущее.

* * *

В «Очаге» было хорошо. По-настоящему хорошо. Жизнь не кипела, как в первые суматошные дни, она текла плавно и уверенно, словно сытая, полноводная река. На кухне Даша и Кирилл уже не бегали, а буквально танцевали. Ни одного лишнего движения, ни одного лишнего слова – они понимали друг друга с полувзгляда, с одного короткого кивка. Это был балет. Кухонный балет, где вместо музыки – шипение масла на сковороде и стук ножей.

А в зале порхала Настя. Я смотрел на неё и диву давался, как быстро она повзрослела. Из испуганной девчонки, которая боялась собственной тени, она превратилась в настоящую хозяйку. С блокнотиком в руке она перелетала от столика к столику, и её улыбка была такой тёплой и искренней, что, казалось, в нашем городе не осталось ни одного мужчины, который бы тайком в неё не влюбился.

Я же стоял за стойкой и занимался своим любимым делом, которое успокаивало нервы лучше любого заморского зелья. Я варил кофе. Настоящий, в турке. Густой аромат свежемолотых зёрен медленно расползался по залу, смешивался с запахом чеснока, жареного мяса, свежего хлеба и создавал ту самую атмосферу, ради которой люди и приходят в такие места. Атмосферу дома. Уюта. Я чувствовал себя капитаном, который провёл свой корабль через страшный шторм и наконец-то вошёл в тихую, залитую солнцем гавань. Мы отбили атаку Алиевых, залатали все пробоины, и теперь наше судёнышко уверенно шло вперёд, набирая ход.

Но, как известно, именно в такие моменты, когда ты расслабляешься, откидываешься в кресле и думаешь, что хуже уже не будет, судьба любит подкидывать самые вонючие сюрпризы.

Телефон на стойке, который мы использовали для бронирования столиков, зазвонил. Звонил он как-то особенно резко и требовательно, будто по ту сторону провода был кто-то, кто не привык ждать. Настя как раз уносила заказ к дальнему столу, поэтому трубку снял я. В голове промелькнула обычная мысль: «Наверное, хотят забронировать столик на вечер».

– «Очаг», Белославов слушает, – произнёс я самым бодрым и гостеприимным голосом, на который был способен.

На том конце провода на секунду замолчали. А потом раздался голос, от которого у меня по спине пробежал неприятный холодок. Ледяной, абсолютно безжизненный, будто говорил не человек, а механизм.

– Соедините меня с господином Игорем Белославовым.

Этот голос был чужим. В нём не было ни капли нашего местного, чуть грубоватого говора, ни простой человеческой теплоты. Он звучал так, будто кто-то стучал по клавишам старой пишущей машинки – чётко, механически и холодно. Столичный акцент чиновника.

– Вы с ним разговариваете, – стараясь, чтобы мой голос звучал так же ровно, ответил я.

– Минуту, – сказал механизм, и в трубке заиграла какая-то нелепая, писклявая классическая музыка. Музыка для ожидания. Моё шестое чувство, которое я отточил за годы интриг в московских ресторанах, уже не просто вопило, а орало дурным голосом, предупреждая об опасности.

Музыка оборвалась так же внезапно, как и началась.

– Господин Белославов, – заговорил тот же мёртвый голос. – Вас приветствует приёмная графа Всеволода Ярового, попечителя «Союза Магических Искусств». Его сиятельство был весьма впечатлён, когда до него дошли слухи о ваших, скажем так, неординарных кулинарных талантах. В связи с этим, я имею честь передать вам официальное приглашение. Приглашение для участия в ежегодном губернском конкурсе поваров «Лучший Повар». Он состоится в городе Стрежневе ровно через две недели.

«Союз Магических Искусств»… Граф Всеволод Яровой… Эти имена я уже слышал.

Мой мозг, который только что лениво дремал, заработал на полную мощность. Я сразу всё понял. Это было не приглашение. Это был вызов на дуэль. Ловушка. Меня не просто вежливо звали на какой-то конкурс. Меня выманивали из моей норы, из моего Зареченска, где за моей спиной стояли мясник, кузнец, честный сержант и десятки других людей. Где я был силой. Меня выманивали на чужую территорию. Туда, где я буду один.

– Это огромная честь для меня, – спокойно сказал я, поражаясь своему самообладанию. Ни один мускул не дрогнул на лице, хотя внутри всё сжалось в ледяной комок. – Пожалуйста, передайте его сиятельству мою самую искреннюю благодарность. Я обязательно буду.

– Вся необходимая информация будет выслана вам почтой в ближайшее время. Всего доброго.

Короткие, равнодушные гудки. Я медленно, словно она весила тонну, положил трубку на рычаг. В зале всё так же было шумно и весело. Кто-то смеялся, звенела посуда, пахло едой. Но для меня весь этот мир вдруг сузился, схлопнулся до одной звенящей точки. Всё. Закончились детские игры в песочнице с истеричной купчихой и её тупым сынком. В игру вступили хищники по-настоящему крупного калибра.

Я отыскал взглядом Настю. Она как раз забрала у посетителей счёт и, заметив мой взгляд, с улыбкой пошла ко мне. Но улыбка её погасла, не дойдя до стойки.

– Игорь, что случилось? – встревоженно спросила она, подойдя вплотную. – У тебя лицо… белое, как полотно.

– Звонили, – тихо, чтобы слышала только она, сказал я. – Пригласили на конкурс поваров. В Стрежнев.

– Так это же… это же замечательно! – её серые глаза загорелись надеждой. – Ты сможешь всем показать, на что ты способен! Ты же лучший!

– Настя, – я мягко прервал её, взяв за руку. Её ладонь была горячей, а мои пальцы – как льдышки. – Звонили из приёмной графа Всеволода Ярового.

Имя подействовало, как пощёчина. Сестра побледнела так, что веснушки на её носу стали похожи на тёмные кляксы. Губы задрожали, и она испуганно оглянулась, будто боялась, что нас кто-то подслушивает.

– Того самого?.. – прошептала она одними губами.

– Да, – твёрдо кивнул я. – Того самого. Похоже, я еду в гости. В гости к человеку, который, очень на то похоже, убил нашего отца.

* * *

За столом сидела Наталья Ташенко. Рядом с ней сидела Светлана Бодко – пробивная журналистка с губернского телеканала. Она примчалась по первому же моему звонку, и теперь в её глазах горел огонёк азарта. Она чуяла запах большой истории. А на экране ноутбука, который я пристроил на шаткой конструкции из поварских книг, висело лицо Максимилиана Доды. Он был у себя в шикарном столичном офисе, но его цепкий, проницательный взгляд создавал полное ощущение, что он сидит здесь, с нами.

Я не стал тянуть кота за хвост.

– Меня пригласили в Стрежнев. На конкурс поваров. Приглашение личное, от графа Ярового.

– Ну что ж, прекрасно, – хмыкнул Дода с экрана. – Отличный шанс показать себя на губернском уровне. Я помогу с организацией, дам пару контактов.

– Это ловушка, – спокойно сказал я.

Все в комнате замолчали. Даже Светлана перестала ёрзать.

– Конкурс – это просто предлог, ширма, – продолжил я. – Им не нужна моя победа. Им нужно вытащить меня из Зареченска. Здесь у меня есть вы. Есть фермеры, которые за меня горой. Есть простые люди, которые меня поддерживают. Здесь я что-то значу. А там, в Стрежневе, я буду никем. Чужаком. И они попытаются сделать со мной то, что не смогла сделать здесь Фатима Алиева. Варианта два. Либо меня попытаются купить, предложив что-то очень заманчивое. Либо, что мне кажется более вероятным, меня просто уничтожат. Тихо, профессионально и навсегда.

Наталья медленно кивнула.

– Что ты предлагаешь? Отказаться? Сказать, что заболел?

– Ни в коем случае, – я криво усмехнулся. – Отказаться – значит показать, что я испугался. Признать своё поражение ещё до начала боя. Нет. Я предлагаю сделать то, что я умею лучше всего. Я превращу их ловушку в свою сцену. Я поеду. Но я поеду не как ягнёнок, которого ведут на убой. А как волк, который сам пришёл в гости к другим волкам. И для этого мне понадобится ваша помощь.

Я посмотрел прямо на Светлану.

– Света, ты отвечаешь за шум. За информационный шум. Ты должна получить аккредитацию на этот их конкурс. А ещё сделать так, чтобы все камеры губернского телевидения смотрели только на меня. Я должен стать главной звездой этого шоу ещё до того, как оно начнётся. Каждый мой шаг, каждое слово, каждый приготовленный мной бутерброд должны быть на виду. Публичность – это мой бронежилет.

Журналистка хищно улыбнулась, её глаза заблестели.

– Игорь, считай, что это уже сделано. Я из этого занудного конкурса такой сериал сделаю, что вся губерния от экранов не отойдёт! «Простой парень из провинции бросает вызов столичным снобам!» Это же золотая жила!

Затем я повернулся к экрану ноутбука.

– Максимилиан Аркадьевич, мне нужна информация. Полное досье. На графа Всеволода Ярового и на его ближайшего партнёра, барона Аркадия Свечина. Мне нужно всё, что вы сможете нарыть. Официальные активы, теневые схемы, патенты на магические добавки, долги, враги, любовницы. Мне нужно знать, где они спят, что едят, какие у них слабости и чего они боятся по ночам.

Дода задумчиво побарабанил пальцами по полированной столешнице.

– Задачка не из простых, парень. Эти люди не хранят свои скелеты в шкафу. Они их закапывают очень глубоко. Но у меня есть пара хороших «библиотекарей», которые умеют копать. Посмотрим, что они смогут найти в своих архивах. Это будет стоить денег, но для тебя – сделаю.

И наконец я посмотрел на Наталью.

– Наталья, на вас остаётся наш тыл. Пока я буду в столице, вы здесь главная. Вы берёте на себя всё управление «Гильдией», все поставки, все финансы. И самое главное – оборону. Я на сто процентов уверен, что как только я уеду, люди Ярового или Фатимы снова попытаются ударить по нашим фермерам. Вы должны быть к этому готовы.

– Не волнуйся, Игорь, – холодно, но с ноткой уверенности в голосе, ответила она. – Мышь не проскочит. Твой тыл будет в полной безопасности. Ты иди и воюй свою войну, а мы здесь всё прикроем.

Глава 2

Я всегда думал, что для повара главное – это голова, руки и хороший нож. Ну, может, ещё сковородка правильная. Всё остальное – так, бантики. Но сейчас, пакуя в голове дорожную сумку для поездки в Стрежнев, я чувствовал себя… голым. Совершенно. Как будто меня выпихнули на сцену перед тысячей зрителей и забыли выдать штаны.

Мои ножи, моя куртка, мои рецепты – всё это было абсолютно бесполезно там, куда я ехал. Граф Яровой, барон Свечин… это были не те люди, которых можно впечатлить идеально прожаренным стейком. Их мир вращался по другим законам, и чтобы в нём хотя бы устоять на ногах, не говоря уже о том, чтобы победить, мне требовались совершенно другие инструменты. Не кухонные.

Мысль пришла сама собой, пока я бездумно мешал в котелке кашу для Насти. У меня было два козыря. Две совершенно разные колоды карт, которые я мог разыграть. Первая – это магия. Вторая – технология. Мой родной, понятный мир микросхем и аккумуляторов, в котором я разбирался куда лучше, чем в этих их амулетах и проклятиях. Значит, нужно было ставить на оба поля сразу.

Дождавшись, пока Настя уснёт, а весь Зареченск погрузится в тишину, я тихонько выскользнул из «Очага». Не через парадный вход, конечно, а через заднюю дверь, мимо мусорных баков. Улицы были пусты. Фонари лили на асфальт тусклый жёлтый свет, тени от домов казались длинными и живыми. Я шёл, стараясь держаться поближе к стенам, и постоянно оглядывался. Глупо, наверное. Кому я нужен посреди ночи? Но после всего, что случилось, паранойя стала моей второй натурой.

Путь мой вновь лежал в аптеку. К единственному человеку в этом городе, который, как мне подсказывала интуиция, смыслил в настоящей, природной магии. К Веронике Зефировой.

Дверь, разумеется, была заперта. Но я не стучал. Я просто подошёл к маленькому окошку для ночной торговли. Как мы и договорились, за стеклом горел крохотный зелёный огонёк, похожий на болотный светлячок. Наш условный знак. Окошко со скрипом приоткрылось, и в щели показалось её лицо.

Сегодня Вероника была не такой, как днём. Никакого белоснежного халата, подчёркивающего фигуру. Простая тёмная кофта. Волосы, обычно уложенные в идеальную причёску, были небрежно собраны в пучок на затылке. И никакого флирта во взгляде. Только усталая серьёзность.

– Задняя дверь, – прошептала она и тут же захлопнула окошко.

Я обошёл здание. Дверь тихо скрипнула, впуская меня внутрь. В торговом зале пахло ещё гуще, чем при свете дня. К привычным ароматам сушёных трав и микстур примешивался ещё один – резкий, немного горький. От него щекотало в носу. Вероника ждала меня, прислонившись к прилавку. Вид у неё был измученный.

– Я еду в Стрежнев, – сказал я прямо, без предисловий. Времени на расшаркивания не было. – К графу Яровому. Мне нужно знать, что он такое. В магическом смысле.

Она не удивилась. Медленно кивнула, будто только этого вопроса и ждала.

– Я поспрашивала… у своих, – тихо ответила она. – Ты не зря переживаешь. Магия Ярового – это не то, что показывают в дешёвых фильмах. Он не швыряется огненными шарами. Аристократы считают это вульгарным. Его сила… тоньше. И намного опаснее.

Вероника подошла к одной из полок, сняла тёмную стеклянную банку, полную каких-то сухих листьев, и высыпала щепотку в каменную ступку.

– Это магия подавления, – её голос стал почти шёпотом, а стук пестика о камень звучал в тишине неестественно громко. – Ментальный яд. Он не кости ломает, он ломает волю. Представь, что в твою голову заползает крохотный червячок. И начинает нашёптывать. «Ты ничтожество. Ты неудачник. У тебя ничего не получится. Все твои идеи – глупость. Сдайся». Он шепчет. И ты начинаешь ему верить. Он питается твоим страхом, твоей неуверенностью. Человек просто… сдувается, как проколотый шарик. Перестаёт бороться. Становится удобным. Послушным. Так он и ведёт дела.

Я слушал, и по спине противно заскользил холодок. Это было хуже любого проклятия. Одно дело – драться с врагом, которого ты видишь. И совсем другое – когда враг сидит у тебя в голове и притворяется твоим собственным голосом.

– Как… как с этим бороться? – голос сел.

– Напрямую – почти никак. Это всё равно что пытаться поймать дым в банку, – она вздохнула. – Единственный шанс – это почувствовать самое начало атаки. Самый первый, тончайший импульс, когда он только-только пытается прощупать твою защиту. И успеть поставить щит. Не магический. Щит из собственной воли.

Она перестала толочь траву. Выдвинула ящик из-под прилавка и достала маленькую, обтянутую бархатом коробочку. Открыла. Внутри, на подушечке из тёмного шёлка, лежал серебряный медальон на тонкой цепочке. Простой, гладкий, без единого узора, похожий на отполированный морем камень.

– Открой, – сказала она.

Я с трудом подцепил ногтем крышку. Внутри, под крохотным стёклышком, лежал один-единственный листик. Идеально сохранившийся, с серебристыми прожилками. Я узнал его. Лунная мята.

– Это будет твой… будильник, – пояснила Вероника, помогая мне защёлкнуть крышку. – Твоя сигнализация. Лунная мята – очень чистое создание. Она ненавидит грязную, липкую магию, особенно ту, что лезет в голову. Как только кто-то попытается к тебе подключиться, ты почувствуешь. Медальон станет ледяным, будто ты приложил к коже кусок льда. Это даст тебе несколько секунд. Чтобы вцепиться зубами в свою волю. Чтобы вспомнить, кто ты такой. Вспомнить, зачем ты приехал. Это немного, но иногда пара секунд – это всё, что у тебя есть.

Я взял медальон. Он был прохладным и неожиданно тяжёлым. Надел его на шею и спрятал под рубашку.

– Спасибо, Вероника, – сказал я совершенно искренне. – Я твой должник.

– Просто сделай так, чтобы твой сквозняк, который ты тут устроил, не превратился в ураган и не снёс к чертям весь наш город, – ответила она, не глядя на меня. – Иди. И будь осторожен.

* * *

На следующий день я взялся за вторую часть плана. Технологическую. И тут мне могла подсобить Саша Дода.

Она сидела за стойкой и с видимым наслаждением распекала какого-то бедолагу, от которого несло перегаром и пивом, который пытался доказать, что его смартфон, сломался сам по себе.

Увидев меня, Саша тут же потеряла к клиенту всякий интерес.

– О, какие люди! – её губы растянулись в хищной улыбке. – Сам маэстро Белославов пожаловал! Что, старый блендер сгорел? Или решил освоить съёмку кулинарных блогов?

– Мне нужно кое-что посерьёзнее, чем блендер, Саша, – сказал я, оглядываясь. Кроме нас и несчастного клиента, которому ничего не оставалось, кроме как покинуть магазин, в магазине никого не было. – Мне нужны игрушки для взрослых. Для очень-очень взрослых игр.

Её глаза вспыхнули азартом. Такие разговоры были её любимым развлечением.

– Интригующе! – она понизила голос до заговорщического шёпота и поманила меня пальцем. – Пошли, расскажешь.

Мы прошли в её крохотную подсобку, заваленную коробками, мотками проводов и разобранной техникой. Пахло канифолью и пылью.

– Я еду на встречу, – начал я, не называя имён. – Люди там серьёзные. Очень. И они очень не любят, когда их слова записывают. А мне, наоборот, очень нужно, чтобы всё было записано. Страховка, понимаешь?

– Понимаю, – кивнула она. – Тебе нужны жучки. Диктофоны, камеры. Самые мелкие и незаметные. Но есть проблема.

– Магические сканеры? – предположил я.

– Именно! – она присвистнула. – Запросы у тебя, повар, как у шпиона из имперской контрразведки. Обычная техника тут бесполезна. Любой охранный амулет у аристократа учует работающий диктофон за десять метров. Он просто зашипит и сгорит. Но… – она хитро прищурилась, – для особых клиентов у меня есть кое-что эксклюзивное. Контрабанда.

Она отодвинула какую-то тяжёлую коробку в углу, поддела ногтем доску в полу и достала оттуда небольшой металлический кейс. Щёлкнули замки. Внутри, в гнёздах из чёрного поролона, лежали несколько крошечных устройств, похожих на пуговицы.

– Привет из Содружества Американских Республик, – с гордостью объявила Саша, подцепив ногтем одну из «пуговиц». – Их главная фишка в том, что они сделаны из специальных композитных сплавов. Полностью инертны к магии. Для любого поискового заклинания это просто кусок пластика. Он не фонит, не светится, не откликается. Абсолютная невидимка. Качество записи, конечно, не голливудское, но голос с трёх-четырёх метров пишет идеально. А вот эта кроха, – она показала на другую «пуговицу» с объективом размером с игольное ушко, – может снимать видео. Примерно час-полтора.

Я смотрел на эти чудеса враждебной техники, и на душе становилось как-то спокойнее. Вот это уже разговор. С этим уже можно было работать.

– Беру, – коротко сказал я. – Всё, что есть.

– Отличный выбор, – Саша захлопнула кейс и протянула его мне. – С тебя…

Она сделала театральную паузу, окинув меня с ног до головы очень откровенным, оценивающим взглядом.

– … один ужин. Но не в «Очаге». У меня дома. Когда вернёшься. Победителем, разумеется.

Она подмигнула так нагло, что я невольно усмехнулся.

– Договорились, Саша. С меня самый лучший ужин в твоей жизни.

Я вышел из её магазина, чувствуя в одной руке приятную тяжесть кейса, а другой – холод серебряного медальона под рубашкой. Магия и технология. Древний мир и будущее. Я был вооружён. Поездка в столицу губернии переставала быть самоубийственной авантюрой. Она превращалась в хорошо подготовленную диверсию. И я был к ней готов.

* * *

Утро выдалось на удивление тихим. Настолько тихим, что в ушах звенело. Я почти не сомкнул глаз, раз за разом прогоняя в голове наш план. На бумаге он выглядел гениально-дерзким. В реальности же – чистейшим самоубийством с мизерным шансом на успех. Но когда первые бледные лучи рассвета просочились сквозь щели в занавесках, я почувствовал не страх, а какое-то холодное, злое спокойствие. Выбора не было. А когда его нет, остаётся лишь одно – делать то, что должен, и делать это хорошо.

Моя дорожная сумка выглядела почти пустой. Пара сменных рубах, брюки, дешёвая зубная щётка. Главное сокровище – плоский кейс с американскими «игрушками» для слежки и серебряный медальон-листик, – лежало на самом дне, придавая сумке неожиданный вес. Я как раз застёгивал молнию, когда дверь в комнату скрипнула, и в щель проскользнула Настя. Тихо, словно мышка. Я сделал вид, что не заметил, продолжая возиться с замком.

Она замерла на пороге, словно не решаясь подойти. Потом, набравшись духу, подошла к кровати, где лежала сумка. Я услышал тихий шорох – она расстегнула молнию, которую я только что застегнул. Я не обернулся. Просто ждал, напряжённо вслушиваясь в её тихую возню. Секунда, другая… Молния снова закрылась.

Только тогда я медленно выпрямился и повернулся.

Руки её были пусты, она просто стояла и теребила край своей дурацкой пижамы с совами. Но я уже всё понял. Молча шагнул к кровати и снова открыл сумку. Там, поверх моей единственной чистой рубашки, лежал старый, выцветший шерстяной шарф. Когда-то, наверное, тёмно-синий, но время и бесчисленные стирки превратили его в почти серый. От него пахло чем-то до боли знакомым, чем-то из того самого детства, которое принадлежало не мне, а настоящему Игорю. Это был отцовский шарф.

– Настюш, зачем? – голос сел, и вопрос прозвучал глуше, чем я хотел.

Она подняла на меня глаза, похожие на пасмурное небо. В них до краёв плескались слёзы, но она упрямо сдерживала их, и от этого её губы мелко дрожали.

– Чтобы… чтобы ты помнил, – прошептала она едва слышно. – Чтоб не забывал, что тебе есть куда вернуться. Игорь… пожалуйста.

Её голос сорвался на последнем слове. Она шагнула ко мне, и в её взгляде было столько отчаяния и мольбы, что у меня самого в горле встал колючий ком.

– Я прошу тебя, будь осторожен. Я знаю, ты хочешь докопаться до правды об отце. Я тоже хочу. Но… не мсти. Умоляю. Месть ничего не исправит. Она только всё испортит. Сделай это не ради него, он бы не хотел. Сделай это ради нас. Ради «Очага». Ради Даши, Вовчика… Ради меня.

Она не выдержала. Одна-единственная слеза, крупная и горячая, сорвалась с ресниц и медленно покатилась по щеке.

Я молча шагнул к ней и неловко, но крепко обнял. Так, как, наверное, и должен обнимать старший брат свою маленькую сестрёнку, отправляясь в опасный путь. Она тут же уткнулась носом мне в грудь, и её худенькие плечи затряслись от беззвучных рыданий.

– Эй, ты чего удумала, – я погладил её по волосам, пахнущим ромашковым шампунем. – Слышишь? Прекрати сейчас же. Я что, на войну собрался? Всего лишь на кулинарный конкурс.

Она ничего не ответила, только сильнее вцепилась пальцами в мою рубашку.

– Месть – это отвратительная приправа, Настюш, – сказал я ей на ухо так тихо, как только мог. – Она делает любое блюдо горьким и несъедобным. Я еду не мстить. Я еду за нашим будущим. Чтобы больше ни одна сволочь не могла прийти в наш дом и указывать, как нам жить и что готовить. Понимаешь?

Она медленно, неуверенно кивнула, не отрывая головы от моей груди.

– Я вернусь, – твёрдо пообещал я. – Обязательно вернусь. И привезу рецепт нового яблочного пирога. Специально для тебя. С корицей. Договорились?

Она снова кивнула и, всхлипнув в последний раз, наконец отстранилась. Вытерла глаза рукавом старой кофты, совсем как маленькая, и даже попыталась выдавить из себя улыбку. Вышло, прямо скажем, так себе. Я аккуратно свернул шарф и положил его обратно в сумку. Теперь она действительно была полной.