Текст книги "Лекарь Империи 8 (СИ)"

Автор книги: Сергей Карелин

Соавторы: Александр Лиманский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Глава 10

После слов Серебряного о предателе в стенах больницы в кабинете повисло тяжелое молчание.

Магистр-менталист комфортно откинулся в кресле с видом гроссмейстера, только что сделавшего блестящий и неожиданный ход и теперь терпеливо ожидающего ответа ошеломленного противника.

Его поза была абсолютно расслабленной – откинулся на спинку, пальцы сплетены на животе, на губах играет легкая, едва заметная полуулыбка.

Поза человека, полностью и безоговорочно контролирующего ситуацию.

Театрал. Каждый жест выверен, каждая пауза идеально рассчитана. Он наслаждается эффектом, который произвел на нас. Типичный менталист – половина их силы не в магии, а в умении создать правильное, нужное им впечатление.

Я активировал Сонар на самой минимальной мощности для простого считывания физиологических показателей.

Невидимый луч прошелся по телу Серебряного. Пульс – шестьдесят два удара в минуту. Идеально ровный синусовый ритм, без малейших экстрасистол или аритмии.

Дыхание – двенадцать вдохов в минуту, глубокое, размеренное, диафрагмальное.

Мышечный тонус – полностью расслаблен, никакого скрытого напряжения в плечах или шее. Потоотделение – минимальное, в пределах физиологической нормы.

Микродвижения глазных яблок, тремор век – практически отсутствуют.

Либо он говорит правду и уверен в своей правоте и безопасности, либо он обладает феноменальным самоконтролем. Учитывая, что передо мной менталист третьей степени посвящения – скорее всего, второе.

Видимо эти ребята умеют контролировать не только чужое сознание, но и собственное тело до мельчайших биохимических деталей.

Фырк нервно подергивал своим пушистым хвостом. Его маленькие коготки впивались в ткань моего халата – верный признак крайнего беспокойства.

– Двуногий, мне все это очень, очень не нравится! – его голос в моей голове был напряженным. – Он слишком спокоен для человека, который только что заявил о государственном заговоре с применением биологического оружия! Представь себе – ты приходишь к совершенно незнакомым людям и с порога заявляешь: «Привет, кто-то массово травит население, давайте это остановим». И при этом сидишь расслабленно, как Будда в нирване! Он либо блефует на все деньги, либо уверен в своей правоте и своей «крыше» на сто десять процентов. И то, и другое – чертовски опасно!

Я мысленно согласился с обеспокоенным фамильяром, продолжая лихорадочно анализировать ситуацию.

Нужно разложить все по полочкам. Что мы имеем на данный момент?

Первое – искусственная эпидемия. Звучит как бред сумасшедшего, но… Распределение заболеваемости по социальным слоям, которое он показал на карте, действительно крайне аномальное.

Бедные рабочие кварталы поражены сильнее всего, средний класс – умеренно, а аристократия почти не затронута. С точки зрения эпидемиологии это возможно только при одном условии – при целенаправленном, управляемом распространении.

Природным патогенам, будь то вирус или бактерия, абсолютно плевать, дворянин ты или портовый грузчик.

Второе – источник заразы в больнице.

Это, конечно, гениально в своей простоте и чудовищно в своей эффективности. Превратить медицинские учреждения, которые должны спасать, в главные узлы распространения заразы.

Люди приходят с одной, обычной болезнью, а уходят уже с другой, смертельной. И заражает потом остальных.

Контактов – сотни, тысячи. Отследить все цепочки заражения в таком хаосе практически невозможно. Кто-то явно продумал эту дьявольскую схему до мельчайших деталей.

Третье – моя роль во всем этом.

Найти источник, разработать протокол лечения, остановить эпидемию.

Это сложнейшая, но по сути – обычная исследовательская работа, которая мне вполне по плечу. В прошлой жизни я участвовал в разработке клинических рекомендаций по лечению атипичной пневмонии и свиного гриппа.

Конечно, создать специфическую вакцину или таргетное лекарство пусть создают профессиональные иммунологи и фармакологи – это не моя область.

Но разобраться в клинической картине, понять патогенез, разработать эффективную симптоматическую и поддерживающую терапию – это как раз ко мне.

И вот теперь становится абсолютно понятно, почему Серебряный выбрал именно меня. И почему устроил этот жестокий трехдневный тест.

Дело не в моем диагностическом даре – хотя он, безусловно, полезен. И не в моей формальной должности – я всего лишь целитель третьего класса. Дело в моей способности мыслить нестандартно, по-другому.

Проверка с мнимой болезнью была не садистским развлечением скучающего мага. Это был тщательно продуманный, выверенный до мелочей тест.

Он проверял не мои медицинские знания – их можно получить из учебников. Он проверял мою способность видеть за симптомами саму суть, выходить за рамки заученных протоколов, мыслить как исследователь, а не как простой ремесленник от медицины.

И я прошел этот тест.

Не идеально – три дня все-таки на него потратил. Но прошел. Я увидел иллюзию там, где все остальные видели реальную болезнь. И теперь он предлагает мне увидеть истину – искусственный заговор – там, где все остальные видят естественную эпидемию.

Еще одна мысль, более масштабная и пугающая, начала медленно формироваться в голове.

Если эпидемия действительно искусственная и распространяется через медицинские учреждения по всей стране, значит, это не локальная проблема Мурома.

В каждом крупном городе Империи, в каждой областной больнице сейчас происходит то же самое. Существует стандартизированная, отлаженная, безжалостная система. Это же биологическое оружие имперского масштаба.

Кто способен на такое?

Точно не отдельный безумец-одиночка – тут нужны колоссальные ресурсы, связи, безупречная организация. Террористы?

Возможно, но откуда у них такой свободный доступ ко всем больницам Империи?

Иностранная разведка? Вариант, но слишком рискованный и сложно реализуемый. Остается самое страшное – внутренний заговор.

Вполне возможно, что Серебряный – это часть другой, конкурирующей группировки. Той, которая отчаянно пытается противостоять заговорщикам.

Тогда его появление здесь, в Муроме, совсем не случайность. Муром выбран как некий тестовый полигон.

Небольшой, относительно спокойный провинциальный город – идеальное место для отработки методики противодействия. Если у нас получится остановить эпидемию здесь, в малом масштабе, значит, этот опыт можно будет быстро масштабировать на всю Империю.

Амбициозно? Безусловно.

Реалистично? Вполне, если за спиной Серебряного стоят действительно серьезные и влиятельные люди.

Но каковы его личные мотивы? Менталисты третьей степени не работают просто так, за идею. Они слишком циничны для чистого альтруизма, слишком умны для слепого патриотизма.

Спасение Империи от смертельной эпидемии – это прямой, гарантированный путь к высшим государственным постам, к безграничному влиянию. Сомневаюсь, что дело здесь в деньгах. Менталист его уровня и так может заработать столько, сколько ему нужно, одним щелчком пальцев.

Ладно. Мотивы придется выяснять по ходу дела.

Прямо он их никогда не расскажет – менталисты обожают недоговаривать, плести интриги, намекать, манипулировать. Это часть их профессиональной природы – они видят в обычных людях марионеток и получают истинное удовольствие от дергания за невидимые ниточки.

Но одно я знаю точно – с магистром Серебряным нужно быть максимально осторожным. Он не враг, но он и не друг.

Он временный, ситуативный союзник с собственной, скрытой от меня повесткой, которая пока что по счастливому совпадению совпадает с нашими общими интересами. Пока.

Серебряный, наконец, нарушил затянувшееся молчание.

– Есть информация, что основной след ведет в лабораторию вашей больницы.

Лаборатория? Интересно. С одной стороны, логично. С другой – совершенно неожиданно.

Я приподнял бровь, стараясь изобразить на лице лишь умеренное удивление.

– В лабораторию? Вы хотите сказать, что кто-то из лаборантов намеренно распространяет заразу?

– Именно это я и хочу сказать, – спокойно кивнул Серебряный. – Правда, точный механизм распространения пока не ясен. Как именно один лаборант может инфицировать сотни людей за пределами больницы? Загрязняет реактивы, которые потом расходятся по другим клиникам? Подменяет результаты анализов, отправляя домой больных людей под видом здоровых? Это нам и предстоит с вами выяснить.

Лаборатория – это идеальное место для масштабной биологической диверсии.

Неограниченный доступ к биоматериалам абсолютно всех пациентов больницы. Возможность контаминации, то есть загрязнения, тысяч образцов.

И главное – никто никогда не заподозрит лаборанта.

Они же наоборот, помогают диагностировать болезнь, а не распространяют ее. Плюс ко всему, любая больничная лаборатория – это закрытая каста.

Чужаков туда не пускают, внутренние проверки редки и формальны. Если я хотел бы тайно и массово распространять заразу, лучшего места не придумать.

Фырк встрепенулся на моем плече.

– Лаборатория! Точно! Двуногий, там есть такая странная Марья Петровна. Заведующая. Которая всегда бурчит себе под нос и так косо на всех смотрит, будто мы все ей денег должны.

– Она просто классический интроверт с тридцатилетним стажем, – мысленно ответил я ему. – Не надо сразу демонизировать всех необщительных людей.

– А молодой лаборант Петька? Тот, который вечно опаздывает, ходит с похмелья и постоянно путает пробирки?

– Он просто разгильдяй. Для продуманной биологической диверсии нужны мозги, дисциплина и организованность.

Серебряный тем временем повернулся к Кобрук.

– Анна Витальевна, готовы ли вы посодействовать нашему мероприятию? Разумеется, все будет происходить под грифом строжайшей секретности. Официально мы с целителем Разумовским просто боремся с эпидемией усиленными, экспериментальными методами.

Кобрук не ответила. Она перевела свой внимательный взгляд на меня. В ее глазах читался немой, но абсолютно понятный вопрос – стоит ли доверять этому человеку? Можем ли мы позволить себе ввязаться в такую опасную, непредсказуемую игру?

Я едва заметно, почти незаметно, кивнул.

У нас просто нет другого выбора. Эпидемия разрастается с каждым часом, система здравоохранения уже на грани коллапса. Если есть хоть один, даже самый призрачный шанс, что Серебряный говорит правду – мы должны рискнуть.

– Магистр Серебряный, – сказала Кобрук после короткой, напряженной паузы, мгновенно придавая своему голосу сухой, официальный тон. – Не могли бы вы выйти на несколько минут? Мне нужно обсудить некоторые организационные вопросы с целителем Разумовским. Чисто технические детали по перераспределению нагрузки на отделения в условиях эпидемии, которые вас, я уверена, только утомят.

Умница.

Дипломатично выпроводила, не обидев и не показав нашего недоверия.

Серебряный усмехнулся – он прекрасно понял истинную причину ее просьбы.

– Разумеется, понимаю. Вам нужно посовещаться обо мне в моё отсутствие. Это естественно и абсолютно разумно. Я подожду в коридоре. Только я вас очень прошу, не затягивайте – время не терпит. Каждый час нашего промедления – это десятки новых заражений и несколько новых смертей.

Он встал одним плавным, текучим движением – как большая, сытая кошка, потянувшаяся после долгого сна. Направился к двери, но у самого выхода обернулся.

– И не беспокойтесь о ментальном подслушивании. Я не настолько неэтичен. К тому же, ваш кабинет прекрасно экранирован – старая имперская постройка, толстые стены с вмонтированной магической защитой от прослушки. Даже я не смогу пробиться сквозь них незаметно.

Дверь за ним закрылась с мягким, почти беззвучным щелчком.

Как только шаги Серебряного затихли в коридоре, Кобрук откинулась в своем кресле и устало потерла переносицу.

За последние несколько дней она заметно осунулась – под глазами залегли темные круги, у губ прорезались новые, резкие морщины.

Мало спит. Впрочем, как и все.

Эпидемия выматывала всех, но административных работников, на которых лежала вся ответственность – особенно.

– Итак, Илья Григорьевич, – она посмотрела на меня уставшим, но все таким же внимательным взглядом. – Что вы думаете обо всем этом? Говорите абсолютно откровенно, без всякой дипломатии и политеса. Мне нужна ваша честная, объективная оценка.

Я встал и подошел к окну.

За стеклом был виден больничный двор – машины скорой помощи выстроились в длинную, бесконечную очередь, им уже не хватало мест для разгрузки. Носилки с больными ждали прямо на улице, под моросящим дождем.

Апокалиптическая картина.

– Он очень сильный менталист, – начал я, тщательно подбирая каждое слово. – Это факт, не подлежащий ни малейшему сомнению. Способность создавать такие совершенные, клинически достоверные иллюзии, манипулировать восприятием десятка опытных лекарей одновременно – это требует колоссальной силы и невероятного мастерства. В нашей Империи менталистов третьей степени посвящения можно пересчитать по пальцам. Может, человек двадцать-тридцать на всю страну, не больше.

– И что это значит для нас?

– Это значит, что если такой человек приехал в нашу маленькую провинциальную больницу и потратил три дня на такую сложную проверку, значит, ставки действительно запредельно высоки. Он не стал бы тратить свое время и силы на какие-то мелочи.

– Или он просто преследует какие-то свои, личные цели, – резонно заметила Кобрук.

– Безусловно, преследует, – тут же кивнул я. – Вопрос лишь в том, насколько его цели на данном этапе пересекаются с нашими. Пока что я вижу взаимовыгодное, пусть и рискованное, сотрудничество. Он получает полный доступ к нашей больнице и нашу профессиональную помощь в расследовании. Мы – получаем реальный шанс остановить эту эпидемию и, что немаловажно, вылечить Яну.

При упоминании Яны Кобрук заметно вздрогнула.

– Да, Яна Смирнова. Бедная девочка, уже столько времени лежит в коме. Родители места себе не находят.

– Мы ничего не можем сделать. Ментальная кома – это не наша компетенция.

А Серебряный может. Ментальная кома, вызванная магическим воздействием, требует вмешательства другого менталиста, причем очень высокого уровня. И это наш главный козырь.

Фырк хмыкнул у меня в голове.

– Ого! Ты уже просчитываешь выгоду как настоящий царедворец!

– Я считаю шансы на выживание, – мысленно поправил я его.

Кобрук встала, прошлась по своему просторному кабинету. Ее тонкие каблуки нервно цокали по полу – это был ее личный, нервный ритм тяжелых размышлений.

– Избавить всю Империю от «стекляшки»… Знаете, Илья Григорьевич, эта мысль меня очень, очень манит. Просто до головокружения. Вы представляете, какая это будет слава? «Центральная Муромская больница – скромное провинциальное учреждение, где был найден способ победить эпидемию века»! Финансирование, гранты от правительства, может, даже личная императорская награда…

Я усмехнулся.

– Не стоит так соблазняться славой, Анна Витальевна. Это медаль с двумя, совершенно разными сторонами. Те, кто запустил эту эпидемию – а если Серебряный прав, то такие люди существуют и они очень могущественны – вряд ли обрадуются нашему вмешательству. Мы моментально станем для них мишенью номер один.

– Вы правы, – она остановилась, ее лицо снова стало серьезным. – Но альтернатива еще хуже. Если мы сейчас ничего не будем делать, то через месяц у нас будут штабеля трупов прямо во дворе больницы. Я видела секретные отчеты из соседних областей – там уже начали хоронить людей в братских могилах, как в Средние века.

Братские могилы… в двадцать первом веке этого мира. Кошмар, достойный Средневековья.

– Кстати, Илья Григорьевич, – Кобрук вернулась к столу, резко сменив тему. – Раз уж у нас с вами такой откровенный разговор, хочу обсудить еще один, не менее важный вопрос. Предложение от фон Штальберга по созданию на базе нашей больницы отдельного диагностического центра под вашим руководством. Вы уже приняли какое-то решение?

– Я намерен дать положительный ответ, – сказал я, не моргнув глазом.

– И это абсолютно правильное решение! – Кобрук заметно оживилась, ее уставшие глаза заблестели. – Это шикарное, просто шикарное предложение! Финансирование, оборудование, статус – вы станете светилом! Мы уже все проверили, все подготовили. Нашли для вас идеальное помещение в северном, неиспользуемом крыле – три сотни квадратных метров, можно сделать пять просторных кабинетов и огромную приемную. Проверили техническую возможность – подвод усиленных магических линий, отдельная вентиляция, все необходимые коммуникации. Все будет на высшем, столичном уровне!

Она уже все распланировала до мелочей. Типичная Кобрук – всегда думает на три шага вперед.

– Тогда я прошу вас сообщить фон Штальбергу о моем принципиальном согласии, – сказал я. – Пока я буду возиться с нашим менталистом и этой эпидемией, вы как раз займетесь всей бумажной стороной вопроса.

– С огромным удовольствием! – она широко улыбнулась. – Бумажная работа – это моя стихия. Я продавлю для вас максимально выгодные условия, обещаю.

– Анна Витальевна, – я посмотрел ей прямо в глаза. – Я бы хотел официально попросить вас представлять мои интересы в дальнейших переговорах с бароном. Вы лучше всех в этой больнице разбираетесь во всех этих бюрократических тонкостях, знаете, где нужно нажать, а где отпустить. Я вам полностью доверяю.

Её строгое лицо на мгновение смягчилось. Маска железной леди дала трещину, и на секунду я увидел под ней обычную женщину, искренне польщенную таким доверием.

– Я… я очень польщена вашим доверием, Илья Григорьевич. Искренне польщена. И я вам обещаю – я сделаю все возможное, чтобы условия контракта были максимально выгодными именно для вас.

– Отлично. Договорились.

Я незаметно, на долю секунды, активировал Сонар, считывая ее базовые физиологические показатели. Пульс – участился на пятнадцать ударов, сейчас восемьдесят пять. Признак искреннего волнения.

Зрачки – слегка расширены. Эмоциональный подъем. Микроциркуляция – легкий прилив крови к лицу. Искренняя, неподдельная радость.

Потовые железы – минимальная активность. Никаких признаков лжи или скрытой тревоги.

Она действительно рада.

И действительно предана общему делу. Кобрук не раз доказывала свою лояльность – прикрывала меня от Гильдии, защищала мои нестандартные методы от проверяющих, выбивала из бюджета ресурсы.

На нее можно положиться.

В этом змеином клубке интриг она – один из немногих людей, кому я могу доверять. Относительно доверять, конечно – абсолютное доверие в медицине слишком часто приводит к фатальным врачебным ошибкам.

Фырк прокомментировал у меня в голове:

– Ого, двуногий! Да у тебя теперь есть свой личный адвокат-бюрократ! Карьерная лестница, власть, деньги! Так скоро и министром станешь!

– Скорее скоро стану главной мишенью для всех завистников в этой стране, – мысленно поправил я его.

– Позовем нашего магистра Серебряного обратно? – предложила Кобрук, возвращаясь к главной теме. – Мы все достаточно обсудили?

– Да, пора заканчивать эти игры в кошки-мышки и начинать работать.

* * *

Владимирская областная больница. Приемный покой.

Игорь Степанович Шаповалов не стал ждать, пока подготовят операционную по всем правилам стерильности. Времени не было – счет шел на секунды.

– Каталку сюда! – скомандовал он. – Перекладываем и везем ПРЯМО СЕЙЧАС! На ходу готовимся!

Четверо санитаров подхватили пациента вместе с простынями – отключать от аппарата ИВЛ было нельзя, несли вместе с ним. Медсестра бежала рядом, придерживая интубационную трубку.

Малая операционная была в пятидесяти метрах по коридору. Шаповалов на бегу натягивал стерильный халат прямо поверх своей обычной одежды – некогда было соблюдать все идиотские протоколы.

– Местная анестезия! – бросил он влетевшему следом анестезиологу. – Лидокаин два процента, двадцать миллилитров! Он и так без сознания от гипоксии, общий наркоз его убьет окончательно!

Операционная сестра – Марина Владимировна, женщина лет пятидесяти с тридцатилетним стажем – уже раскладывала на столике инструменты.

Шаповалов машинально оценил ее высочайший профессионализм – все нужное было под рукой, расположено в логичном порядке использования, ничего лишнего.

– Йод! – он схватил стеклянный флакон, щедро плеснул на правую половину груди пациента. – К черту, некогда!

Быстрые, почти грубые движения – обработка операционного поля широкими концентрическими кругами от предполагаемого места разреза.

– Скальпель! Одиннадцатый номер!

Разрез между четвертым и пятым ребром по средней подмышечной линии. Быстрый, уверенный, без малейших колебаний – одним движением кожа, подкожная клетчатка. Кровь брызнула фонтаном – мелкие сосуды кровоточили, но останавливаться на гемостаз времени не было.

– Расширитель! Быстрее!

Молодой ассистент – кажется, адепт первого года, совсем мальчишка – позеленел при виде крови и открывшихся тканей.

– Я… мне что-то плохо…

– НЕ СМЕЙ БЛЕВАТЬ В МОЕЙ ОПЕРАЦИОННОЙ! – рявкнул Шаповалов так, что, казалось, задрожали окна. – Держи ретрактор и НЕ ДЕРГАЙСЯ! Упадешь в обморок – убью!

Он буквально руками раздвинул ребра. Раздался тихий хруст ломающегося хряща – пришлось приложить немалую силу. Межреберные мышцы разошлись со звуком рвущейся ткани.

И тут из раны с громким, пронзительным шипением вырвался воздух – как из проколотого воздушного шара. Струя была такой сильной, что сдула несколько инструментов с соседнего столика.

– Вот ты где, сука! – с облегчением выругался Шаповалов.

Сдавленное, коллабированное правое легкое на глазах начало расправляться – розовая, здоровая ткань жадно наполнялась воздухом, расправляя многочисленные складки.

– Дренаж! Давай дренаж! Восемнадцатый размер, самый толстый!

Марина Владимировна тут же подала толстую силиконовую трубку с множественными отверстиями на конце.

Шаповалов уверенно ввел дренаж в плевральную полость, направляя его к верхушке легкого – туда, где обычно скапливается воздух. Еще одна порция воздуха с шипением вырвалась через трубку.

– Фиксирую! – его пальцы, толстые и неуклюжие на вид, работали с точностью часового механизма. Кисетный шов вокруг дренажа – прочная нить обвивает трубку, герметично фиксируя ее. Потом к коже – П-образный шов, чтобы трубка не выпала при движениях пациента.

– Подключайте к активной аспирации! Система Бюлау! Разрежение минус двадцать сантиметров водного столба, не больше!

Медсестра подкатила аппарат – три соединенные стеклянные бутылки с водой, создающие постоянное отрицательное давление. Подключили дренаж. В воде тут же весело заплясали пузыри – остатки воздуха продолжали выходить.

На мониторе витальных функций цифры сатурации медленно, но уверенно поползли вверх – шестьдесят пять, семьдесят, семьдесят пять, восемьдесят…

– Живет, падла, – выдохнул Шаповалов, чувствуя, как отпускает ледяное напряжение.

Теперь можно было зашивать рану более аккуратно. Послойно – межреберные мышцы, фасция, подкожная клетчатка, кожа.

Швы все равно получались грубыми и некрасивыми – руки дрожали от колоссального напряжения и усталости, да и спешка сказывалась. Но косметика сейчас была на последнем месте.

– Повязка! Стерильная, с бетадином!

Марина Владимировна уже держала наготове марлевые салфетки, пропитанные антисептиком.

– Мастер Шаповалов, – анестезиолог смотрел на него с нескрываемым, почти детским восхищением. – Это было… невероятно. Семь минут от первого разреза до последнего шва! Я такое только в учебниках видел!

Шаповалов с отвращением стянул окровавленные перчатки, швырнул их в лоток с отработанным материалом.

– Это была не операция, а живодерство! Грязная, мясницкая работа! Не гордиться этим надо, а стыдиться!

Он резко повернулся к реаниматологу, который все еще стоял в дверях.

– Довели пациента до пневмоторакса! Где ваша хваленая профилактика была⁈

– Мы следили за давлением в аппарате ИВЛ…

– ПЛОХО СЛЕДИЛИ! – Шаповалов снова повысил голос. – При «стекляшке» легкие как старое, хрупкое стекло! Малейшее превышение пикового давления на вдохе – и разрыв! Нужно было PEEP снижать постепенно, следить за комплайнсом! А вы что – воткнули трубку и забыли про него⁈

– Простите, Мастер Шаповалов…

– Простите! – он зло передразнил. – Из-за вашего «простите» человек чуть не умер! И я, слишком старый для всего этого, вынужден был его спасать, нарушая все мыслимые и немыслимые протоколы! В следующий раз думайте головой!

Он вышел из операционной, чувствуя себя полностью выжатым лимоном. Адреналин схлынул, оставив только свинцовую, тошнотворную усталость во всем теле. Ноги едва держали.

Спас одного. Одного из сотен, которые умрут этой ночью. Капля в море. А сколько их там, в приемном покое? Сколько еще умрут, пока он тут возился с этим пневмотораксом?