Текст книги "Лекарь Империи 8 (СИ)"

Автор книги: Сергей Карелин

Соавторы: Александр Лиманский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Глава 12

Я шел по полупустому коридору старого административного крыла, где располагались заброшенные кабинеты и кафедры времен основания больницы.

Здесь было непривычно тихо – никакого надсадного кашля больных, стонов, суетливой беготни медсестер. Только жалобный скрип старых дубовых половиц под моими ногами.

Интересное место.

Как музей медицинской истории, случайно законсервированный во времени.

Фырк восседал на моем плече, явно возбужденный предстоящей «экспедицией». Его пушистый хвост нервно подергивался от нетерпения, а маленькие острые коготки то и дело вцеплялись в ткань моего халата.

– Наконец-то, двуногий! НАКОНЕЦ-ТО! Сколько можно было тянуть эту резину! Я уже думал, ты вообще забыл про кабинет моего бывшего хозяина! Столько времени прошло с нашего последнего посещения!

– Я не забыл, Фырк, просто было немного не до того, – мысленно ответил я, сворачивая в боковой коридор, еще более узкий и темный. – У нас тут, знаешь ли, эпидемия на пороге, менталисты-манипуляторы под ногами путаются, тайные заговоры имперского масштаба… Немного не до археологических раскопок было.

– Археологических раскопок⁈ – Фырк аж подпрыгнул от возмущения, едва не свалившись с плеча. – А… ты все шутишь. А я уж напрягся.

Я усмехнулся про себя. Фырк иногда напоминал мне восторженного ребенка, для которого пыльный чердак дедушкиного дома – это пещера Али-Бабы, полная несметных, волшебных богатств. Хотя, конечно, учитывая специфику этого мира, где магия абсолютно реальна, а древние артефакты действительно обладают силой… может, он в чем-то и прав.

Мы прошли мимо обшарпанной двери с полустертой табличкой и наконец… вот она.

Массивная дубовая дверь, обитая потрескавшейся кожей, с потускневшей бронзовой табличкой.

Я остановился, вглядываясь в выгравированную надпись. Буквы едва читались под толстым слоем зеленоватых окислов и въевшейся пыли: «Кафедра патологической анатомии. Профессор В. С. Снегирев».

Василий Сергеевич Снегирев. Человек, который полвека вскрывал трупы, искал истинные причины смертей, коллекционировал редкие заболевания и магические артефакты. И который, судя по всему, был намного, намного больше, чем простой патологоанатом.

– Вот мы и пришли! – торжественно объявил Фырк, вставая на задние лапки у меня на плече. – Добро пожаловать в святая святых! В обитель великих знаний! В храм медицинской науки и магического искусства! В…

– В пыльный склад старого, никому не нужного хлама? – предположил я, доставая из кармана тяжелую связку ключей.

– Циник! – Фырк театрально схватился лапками за грудь. – Прагматик без души! Материалист без капли воображения! Ты просто не в состоянии понять истинной, сакральной ценности того, что там хранится! Это же история! Наследие! Мудрость поколений!

– Это пыль поколений, – тихо сказал я, вставляя самый большой и ржавый железный ключ в замочную скважину. – И паутина. И, с большой долей вероятности, семейство крыс в пятом поколении.

Замок, как и ожидалось, заело. Пришлось приложить немалое усилие. Но он открылся. Надо было его смазать еще в прошлый раз. Но, что имеем.

Я инстинктивно чихнул. Потом еще раз.

Фырк самодовольно фыркнул:

– Ну вот, а говорил – не ценишь! Это же аромат истории! Наслаждайся!

– Непременно, – качнул головой я, отмахиваясь от пыли рукой.

Но когда пыль немного осела, и я, толкнув дверь плечом, смог заглянуть внутрь и разглядеть помещение, я должен был признать – Фырк не так уж и преувеличивал.

* * *

Кабинет был… впечатляющим. Не роскошным в аристократическом смысле этого слова, нет. Но атмосферным до мурашек по коже.

Классический кабинет ученого старой школы. Вдоль всех стен, от пола до самого высокого потолка, тянулись книжные шкафы из темного, почти черного дерева. На стенах, в промежутках между шкафами, висели большие анатомические плакаты – выцветшие от времени, пожелтевшие, но все еще различимые.

В дальнем углу, в отдельном стеклянном шкафу, стоял человеческий скелет.

– О, кстати! Ты еще не видел его коллекцию инструментов! – Фырк спрыгнул с моего плеча и деловито побежал по пыльному столу, оставляя за собой крошечные, почти невидимые следы. – Смотри сюда!

Он указал своей мохнатой лапкой на высокие стеклянные витрины, занимавшие почти всю стену напротив входа.

Я подошел ближе и невольно присвистнул от удивления.

Магические хирургические инструменты. Судя по стилю и материалам, некоторым из них несколько веков. Это не просто коллекция – это настоящий арсенал для проведения операций на магически измененных пациентах, одержимых, или даже на нежити.

– Профессор собирал их всю свою жизнь, – с гордостью пояснил Фырк, прыгая на подоконник рядом с витриной. – Вон тот скальпель с лезвием из вулканического обсидиана – им можно резать эфирное тело, не повреждая физическое. Очень полезно при извлечении духов-паразитов. А вон те серебряные щипцы – для извлечения магических имплантов. А это…

– Стоп, – я поднял руку, прерывая его восторженную лекцию. – Это все очень интересно, но давай сначала главное. Ты говорил про артефакт для измерения Искры. Где он?

– Ах да! – бурундук подпрыгнул, хлопнув себя лапкой по лбу. – Совсем забыл! Так, смотри, нужно найти самый толстый том на вон той полке. Называется «Судебная медицина», автор – профессор Крылов, год издания – тысяча восемьсот восемьдесят пятый.

Я подошел к указанной полке, провел пальцем по пыльным кожаным корешкам, считывая названия. «Патологическая магия внутренних органов», «Некротические изменения тканей при воздействии темной Искры» и так далее…

Половина этих книг, я был уверен, наверняка запрещена современной Гильдией целителей. Слишком уж близко к некромантии, к темной, запретной стороне медицины.

Хотя для патологоанатома, по долгу службы сталкивающегося с самыми жуткими проявлениями магии, знание темной стороны абсолютно необходимо – как иначе определить причину неестественной, магической смерти?

Наконец я нашел нужный том – массивный, тяжелый фолиант в темно-коричневом потрескавшемся переплете, толщиной с две мои ладони. «Судебная медицина и криминалистическая магия», профессор И. М. Крылов.

– Теперь аккуратно потяни за него, но не вытаскивай полностью! – проинструктировал Фырк, подпрыгивая на подоконнике от нетерпения. – Это механический замок! Очень хитрая штука!

Я потянул. Книга сдвинулась на пару сантиметров и застряла. Где-то глубоко внутри стены раздался тихий, сухой щелчок, потом еще один, и часть деревянной панели за книгами абсолютно бесшумно отъехала в сторону, открывая темную нишу размером примерно с обувную коробку.

Отличный тайник. Чистая механика, никаких магических триггеров – его невозможно обнаружить обычными поисковыми заклинаниями. Профессор Снегирев явно знал, что делает, и очень не хотел, чтобы содержимое этого тайника попало в чужие руки. Интересно, от кого он прятал свой артефакт?

В темной нише стояла небольшая деревянная шкатулка, почти полностью почерневшая от времени. Я осторожно, двумя пальцами, вытащил ее, сдул толстый слой вековой пыли.

На крышке был тонко, искусно выгравирован странный символ – змея, обвивающая посох, символ медицины, но здесь она кусала собственный хвост, образуя замкнутый круг, знак бесконечности.

– Уроборос Асклепия, – со знанием дела прокомментировал Фырк. – Символ вечного, бесконечного круговорота жизни и смерти в медицинской практике. Профессор обожал подобный символизм. Говорил, что символы – это древний язык, на котором Вселенная разговаривает с теми, кто готов слушать.

Философ-мистик в теле циничного патологоанатома. Интересное сочетание.

Хотя, наверное, те, кто каждый день работает со смертью, часто становятся либо абсолютными материалистами, либо глубокими мистиками. Середины в этом деле не бывает.

Я аккуратно открыл шкатулку на выцветшей бархатной подставке, лежал странный, очень красивый прибор – нечто среднее между старинным компасом и барометром.

Круглый латунный корпус, покрытый благородной патиной времени, стеклянный циферблат с множеством замысловатых делений, тонкая, изящная стрелка в виде крошечного магического жезла.

По всему периметру циферблата шли сложные рунические символы, которые я, к сожалению, не мог прочитать.

Стимпанковская эстетика в чистом виде. Викторианская эпоха обожала такие сложные, красивые, но функциональные механизмы. И судя по высочайшему качеству работы – это не дешевая подделка, а настоящий, дорогой артефакт того времени.

– Измеритель уровня магической силы! – Фырк буквально вибрировал от восторга, прижавшись носом к стеклу. – Редчайшая, уникальная вещь! Таких во всей Империи штук двадцать, не больше, осталось! Профессор выменял его у одного заезжего архимага из столицы за успешную операцию по удалению магической опухоли мозга!

– Магические опухоли бывают? – я осторожно открыл скрипучую дверцу шкафчика и взял прибор. Я о них слышал, но мне было интересно, что Фырк о них знает.

– Еще как! Очень редко, конечно. Когда Искра в организме по какой-то причине мутирует и начинает бесконтрольно, злокачественно расти в одном месте. Как рак, только магический. Обычным скальпелем такую не вырежешь – нужны особые инструменты и очень тонкая техника. Профессор был одним из немногих во всей Империи, кто умел делать такие операции.

Прибор оказался тяжелее, чем казался – граммов триста, не меньше. Качественная, ювелирная работа, каждая деталь подогнана идеально.

– Как им пользоваться?

– Просто положи ладонь на верхнюю медную панель, – Фырк указал своей мохнатой лапкой на идеально отполированную пластину. – И влей в него совсем немного своей Искры. Немного! Буквально тоненькую, как волосок, струйку! Он очень чувствительный! Он покажет твой точный, объективный уровень!

Я положил ладонь на теплую, приятную на ощупь медную поверхность и, сконцентрировавшись, осторожно направил в прибор тончайшую струйку своей Искры.

Циферблат мгновенно ожил.

Зашевелились крошечные, почти невидимые шестеренки под стеклом, откуда-то из глубины механизма донеслось мерное тиканье. Стрелка вздрогнула, качнулась и начала медленно, но уверенно подниматься по шкале.

Она прошла отметку «Адепт»… Легко миновала «Подмастерье»… Уверенно перешла через «Целитель третьего уровня»… «Второго»… «Первого»… Прошла «Мастер-целитель»…

Что? Это невозможно. Я же не тренировался специально! Никаких медитаций, никаких практик по накоплению силы!

А стрелка продолжала упрямо ползти вверх. И наконец, плавно, почти нехотя, остановилась между отметками «Мастер-целитель» и «Магистр третьего класса», слегка покачиваясь, как будто примеряясь.

– ОГО! – Фырк присвистнул так громко, что я вздрогнул. – Двуногий, да ты не просто сильный! Ты МОНСТР! Почти магистр! По уровню чистой силы ты уже обогнал половину седовласых преподавателей Владимирской Гильдии! А ведь официально ты все еще какой-то там целитель третьего класса!

Я смотрел на циферблат, не веря своим глазам.

Я же использовал Искру только для лечения. В основном для диагностики, для своего Сонара. Только ежедневная, рутинная, практическая работа…

– Фырк, этот прибор точно не врет? Он не может ошибаться?

– Абсолютно точный! – бурундук подпрыгнул на стол. – Его сертифицировала сама Императорская академия магии! Каждый такой прибор при выпуске проверяли и калибровали пять архимагов! Погрешность – меньше одного процента! С таким уровнем силы тебе по всем законам Гильдии положен ранг минимум Мастера-целителя!

Журавлев, конечно, обещал мне это звание, но что-то не торопится его оформлять. А вот с этим прибором он уже не сможет отвертеться! Официальное, документальное подтверждение уровня силы – это железный, неопровержимый аргумент!

В Гильдии могут сколько угодно спорить о моих методах, о моих знаниях, но они не смогут игнорировать показания сертифицированного, эталонного измерителя. Неопровержимое доказательство. Журавлеву придется признать мой реальный уровень и дать соответствующий ранг.

А с рангом Мастера-целителя передо мной откроются совсем другие, доселе недоступные возможности. И мой диагностический центр заиграет новыми красками…

Я аккуратно упаковал бесценный измеритель в старый бархатный футляр, который нашелся тут же, в ящике пыльного шкафчика.

– Это я, пожалуй, заберу с собой. Покажу в Гильдии. Пусть потом Журавлев попробует отвертеться от официальных показаний.

– А он и не сможет! – Фырк предвкушающе потер свои маленькие мохнатые лапки. – О, я уже представляю его лицо! Когда он увидит, что какой-то провинциальный лекарь на самом деле по уровню силы почти магистр.

– Кстати, о силе, – я повернулся к Фырку, который все еще с восторгом разглядывал циферблат измерителя. – Я чувствую в себе огромный потенциал. Как будто внутри спит какой-то вулкан. Иногда, когда использую Сонар на полную мощность, физически ощущаю, что это только самая верхушка айсберга. Что там, гораздо глубже, есть что-то большее, неуправляемое.

Фырк посерьезнел, спрыгнул с прибора на стол.

– Это нормально для тех, кто слишком быстро растет в силе. Твое физическое тело и магическая Искра адаптируются к новому, непривычному уровню. Это как мышцы после слишком интенсивных тренировок – сначала они болят и дрожат, потом крепнут и привыкают. Главное – не форсировать. Не пытайся прямо сейчас разбудить весь свой потенциал, иначе можешь просто выгореть. Как слабая электрическая проводка – если пустить по ней слишком сильный ток, провода расплавятся.

– Разумный совет, – кивнул я.

Фырк хитро улыбнулся, показав свои крошечные острые зубки.

– Ну что, двуногий! Теперь, я думаю, ты это заслужил. Серьезно заслужил.

– О чем ты, Фырк? – нахмурился я.

– Думаю, пора показать тебе главную тайну Снегирева.

* * *

Владимирская областная больница. Кабинет временного консультанта-хирурга.

Игорь Степанович Шаповалов сидел за своим убогим столом, вцепившись в телефон. Это устройство за последние несколько часов стало продолжением его руки, связывающей его с самым важным, что у него было в жизни.

Прошел час с того момента, как ему позвонила Алена. Они сделали все, чтобы стабилизировать состояние парня до приезда скорой.

На фоне сбивчивых, полных паники докладов жены, он слышал самое страшное – мучительный, разрывающий душу, лающий, «стеклянный» кашель.

Каждый приступ кашля его собственного сына резал по сердцу острее любого хирургического скальпеля.

«Я слышал этот кашель сотни, тысячи раз за последние проклятые дни. У чужих детей. Я лечил их, спасал, утешал их рыдающих родителей. Говорил им дежурные, пустые фразы: „Все будет хорошо“, „Мы сделаем все возможное“, „Не волнуйтесь, он в надежных руках“. И вот теперь карма, или судьба настигла меня. Теперь мой ребенок кашляет битым стеклом, а я заперт в трехстах километрах от него и ничего – НИЧЕГО! – не могу сделать».

Скорая задержалась, но все же приехала. Он услышал это по голосам. Фельдшеры стали оперативно грузить Мишку на носилки и спускать вниз.

Шаповалов специально не стал им мешать. Но когда он услышал звук захлопывающейся дверь, заводящегося мотора и сирены, тут же сказал:

– Алена, дай трубку старшему фельдшеру! – скомандовал он, изо всех сил стараясь, чтобы его голос звучал как голос Мастера-целителя, а не обезумевшего от страха отца. – Быстро!

Шум, какая-то неразборчивая возня, приглушенные голоса, звук передаваемого телефона. Потом молодой, неуверенный, явно испуганный голос:

– Фельдшер скорой помощи Антон Мельников слушает…

«Мельников… Не знаю такого. Молодой, судя по голосу. Неопытный. Черт, почему не Белова? Почему не кто-то из опытных, старых волков?»

– Мельников, это Мастер-целитель Шаповалов, заведюущий хирургического отделения Центральной Муромской больницы! – он рявкнул в трубку так, что, казалось, даже в соседнем кабинете наверняка услышали. – Докладывайте состояние пациента! Быстро и четко! По всем жизненно важным параметрам!

– Температура тридцать девять и восемь по Цельсию… – голос фельдшера дрожал, как у студента на первом экзамене. – Сатурация кислорода восемьдесят семь процентов… Частота дыхательных движений тридцать восемь в минуту… Мы дали жаропонижающее, парацетамол в сиропе, и…

– Какое к черту жаропонижающее⁈ – Шаповалов ударил кулаком по столу так, что подпрыгнула эмалированная кружка с остывшим кофе. – Вы что, уши себе заткнули⁈ Вы слышите его дыхание⁈ Слышите эти хрипы⁈ Это начинающийся отек легких! Острая дыхательная недостаточность на фоне токсического альвеолита! Преднизолон! Шестьдесят миллиграммов внутривенно, НЕМЕДЛЕННО!

«Идиоты! Тупые, безмозглые, слепые идиоты! Учили их, учили в этом проклятом меинституте, а они до сих пор не могут отличить простую детскую лихорадку от начинающегося отека легких!»

– Но… но по протоколу при неосложненной «стекляшке» гормоны назначают только в условиях стационара… – начал было оправдываться фельдшер.

– Это ОСЛОЖНЕННАЯ форма, кретин! – Шаповалов уже не сдерживался, переходя на крик. – У ребенка – РЕБЕНКА ШЕСТИ ЛЕТ! – развивается острая дыхательная недостаточность! Каждая минута вашего промедления снижает его шансы на выживание вдвое! Я, Мастер-целитель Игорь Степанович Шаповалов, регистрационный номер лицензии М-четыре-восемь-три-два, ПРИКАЗЫВАЮ вам немедленно ввести преднизолон! Всю юридическую и моральную ответственность беру на себя! Записали номер моей лицензии⁈

– З-записал! Выполняю! – фельдшер, кажется, даже обрадовался, что с него сняли всю ответственность за нестандартное врачебное назначение.

«Трус. Боится ответственности больше, чем смерти пациента. Таких бы гнать из медицины поганой метлой, на стройку, кирпичи таскать. Разумовский бы мешкать не стал».

Шаповалов слышал, как на том конце провода отдают суетливые команды: «Преднизолон, ампулу!», «Шприц на двадцать кубов!», «Физраствор для разведения, быстро!».

Слышал, как Алена всхлипывает, пытаясь успокоить Мишку. И самое страшное – он слышал, как его сын кашляет все надрывнее, все отчаяннее, словно действительно пытается выкашлять из своей маленькой груди горсть острых, режущих осколков стекла.

– Введено! – доложил фельдшер через минуту, которая показалась Шаповалову вечностью.

– Кислородную маску настройте на максимальный поток! Пятнадцать литров в минуту! Не меньше! И немедленно готовьте интубационный набор на случай дальнейшего ухудшения! Детский, размер четыре с половиной!

– Но я… я не умею интубировать детей… – голос фельдшера стал совсем жалким и писклявым. – Нас этому не учили толком, только на манекенах один раз показывали…

Не умеет.

НЕ УМЕЕТ!

Моему сыну может понадобиться экстренная интубация, чтобы спасти его от удушья, а этот недоучка, этот дипломированный кретин НЕ УМЕЕТ!

– Тогда МОЛИТЕСЬ, чтобы не пришлось! – Шаповалов сжал телефон с такой силой, что пластиковый корпус жалобно хрустнул. – И гоните лошадей! Через сколько будете в больнице⁈

– Минут двадцать, если нигде не встрянем…

В этот момент в трубке раздался страшный звук. Громкий хлопок – как выстрел из крупнокалиберной винтовки.

Пронзительный визг тормозов. Скрежет рвущегося металла. Глухой, сокрушительный удар. И крики. Женские, мужские.

Потом – тишина. Страшная, неестественная, гнетущая тишина, прерываемая только тихими стонами и далеким детским плачем.

– ЧТО СЛУЧИЛОСЬ⁈ – заорал Шаповалов, вскакивая со своего скрипучего кресла так резко, что оно с грохотом отлетело к стене. – ЧТО ЭТО ЗА ЗВУК⁈ АЛЕНА! АЛЕНА, ОТВЕТЬ МНЕ!

Шум, какая-то неразборчивая возня, потом трубка, очевидно, упала – глухой удар пластика о металл. Слышны были только обрывки фраз, криков, доносящихся как будто издалека: «…колесо!», «…ось сломалась, мать ее!», «…вызывайте эвакуатор, мы перекрыли всю полосу!».

Наконец, голос Алены – уже не плачущий, а кричащий, на самой грани истерики:

– ИГОРЬ! Игорь, мы встали! Машина сломалась! Что-то с колесом… или с осью… Водитель говорит, ехать дальше невозможно! Мы стоим посреди! А Мишке все хуже! ОН СИНЕЕТ, ИГОРЬ!

Глава 13

Фырк смотрел на меня выжидающе, явно наслаждаясь эффектом. Но я ответил ему осуждающим взглядом. Мол, давай уже не тяни бурундука за я… хвост!

– Его тайную комнату! – торжествующе произнес Фырк.

– Тайная комната? – я скептически поднял бровь. – Серьезно? Что будет дальше – подземные катакомбы, древние проклятия, спрятанные сокровища тамплиеров?

– Ну, катакомбы в больнице действительно есть, – совершенно серьезно ответил Фырк. – И тебе туда лучше не ходить. Там… очень неприятные вещи водятся с давних времен. А комната – самая настоящая. Профессор хранил там самые ценные и… опасные свои артефакты. То, что ни в коем случае нельзя было оставлять на виду.

– И ты молчал об этом все это время? – я укоризненно посмотрел на него.

– А ты не спрашивал! – Фырк невинно развел лапками. – Плюс, я должен был сначала убедиться, что ты достоин этого знания. Не каждому можно доверить такие секреты! Ты только представь, что было бы, если бы об этой комнате узнал кто-то вроде Преображенского? Или, того хуже, твой новый друг, менталист Серебряный?

Логика древней духовной сущности.

Сначала долгая, многоуровневая проверка на профпригодность и моральные качества, и только потом – доступ к главным секретам.

Прямо как в компьютерных играх – пока не пройдешь все побочные квесты и не заработаешь достаточный уровень репутации, в секретную локацию тебя не пустят.

– Ладно, убедил. Показывай свою тайную комнату. Надеюсь, там не придется сражаться с древним личем-охранником или разгадывать загадки сфинкса.

– Нет, но сначала ты должен поклясться! – Фырк встал на задние лапки, приняв неожиданно торжественную и серьезную позу. – Это очень, очень важно! Супер-важно! Мега-важно!

– Хорошо, – я с серьезным видом поднял правую руку. – Я готов. Слушаю условия клятвы.

– Поклянись, что никому – слышишь, НИКОМУ! – не расскажешь о существовании тайной комнаты профессора Снегирева! Ни своим друзьям, ни начальству, ни даже этой твоей Веронике…

– Фырк!

– Ладно-ладно, молчу! Так ты клянешься или нет?

Я тяжело вздохнул.

– Клянусь, что никому не расскажу о тайной комнате профессора Снегирева без твоего личного разрешения.

– И не возьмешь оттуда ничего потенциально опасного без моего согласия!

– И не возьму оттуда ничего потенциально опасного без твоего согласия.

– И не будешь там втихаря экспериментировать с неизвестными и непонятными артефактами!

– Фырк, может, ты сразу весь список требований озвучишь?

– Это все! Клянешься?

– Клянусь.

– Отлично! – Фырк спрыгнул со стола и резво побежал к старому, не действующему камину в углу кабинета. – Тогда смотри внимательно и запоминай!

Камин был старинный, выложенный потемневшим от времени и сажи кирпичом.

Судя по толстому слою копоти на внутренней стенке, им активно пользовались при жизни профессора. Сейчас там валялись только остывший пепел и пара обгоревших поленьев.

Фырк встал на задние лапки и начал нажимать на определенные кирпичи в замысловатой последовательности. Верхний левый – тихий щелчок. Нижний правый – еще один щелчок.

Центральный, прямо над аркой – глухой стук. Снова верхний левый. Средний справа. Нижний левый. И снова центральный.

Семь нажатий. Классический механический кодовый замок. Интересно, сам профессор придумал такую сложную комбинацию или где-то подсмотрел в старых книгах?

После седьмого нажатия раздался глухой, недовольный скрежет, как будто где-то глубоко внутри стены пришли в движение древние, заржавевшие механизмы. Задняя стенка камина вздрогнула и медленно, с усилием, отъехала в сторону, открывая узкий, темный проход – не больше метра в ширину.

– Добро пожаловать в святая святых! – торжественно объявил Фырк. – В тайную лабораторию и сокровищницу профессора Снегирева!

Я пролез в темный проход, инстинктивно пригнувшись, хотя высота потолка вполне позволяла пройти в полный рост. Включил свет, разгоняя вековую тьму.

То, что открылось моему взору, заставило меня невольно присвистнуть от изумления.

Комната была небольшой – метров двадцать квадратных, не больше. Но каждый сантиметр этого пространства был использован с какой-то почти фанатичной педантичностью.

Вдоль стен, от пола до самого потолка, стояли высокие деревянные стеллажи, буквально забитые самыми разнообразными артефактами. Сотни магических предметов – от крошечных, почти ювелирных амулетов размером с монету до внушительных, сложных приборов величиной с дорожный чемодан.

Настоящий музей магической медицины. Нет, даже больше – это арсенал. Оружейная комната боевого мага-целителя.

На отдельном, длинном столе выстроились ровные ряды склянок и колб с зельями всех мыслимых и немыслимых цветов радуги. Некоторые из них слабо светились изнутри, другие переливались, как жидкая ртуть, третьи выглядели как обычная вода, но что-то в них настораживало – слишком уж идеальная, не естественная прозрачность.

В дальнем углу – целая библиотека редчайших магических томов. Некоторые, самые древние на вид книги, были прикованы к полкам массивными цепями, другие заперты в отдельных стеклянных шкафах с выгравированными на замках руническими печатями.

Запрещенная литература. Те самые книги, за одно только хранение которых в современной Империи можно легко лишиться лицензии целителя. Или головы, если особенно не повезет.

– Профессор собирал все это пятьдесят лет, – с гордостью пояснил Фырк, запрыгнув на стол с зельями. – Некоторые вещи здесь абсолютно уникальны. Больше таких во всей Империи не найти!

Он начал свою импровизированную экскурсию, с важным видом указывая лапкой на различные предметы:

– Видишь вон тот крупный кристалл в серебряной оправе на верхней полке? Это концентратор Искры – способен увеличивать магическую силу целителя в три, а то и в четыре раза на короткое время. Пятнадцать минут почти божественной мощи, а потом – сутки полного магического истощения. Профессор использовал его всего дважды за всю жизнь – и оба раза для спасения пациентов, которых обычными методами спасти было уже невозможно.

Магический допинг. Очень опасная штука, но в абсолютно критической ситуации действительно может спасти жизнь.

– А это – его любимая коллекция диагностических камней! – Фырк резво перебежал к другому стеллажу. – Каждый из них настроен на свой тип заболеваний. Этот красный, яшмовый – на болезни крови. Зеленый малахит – на отравления и токсины. Черный оникс – на проклятья и сглазы. Белый кварц – на вирусные и бактериальные инфекции. Если поднести к больному, камень начинает светиться!

Примитивная, но, судя по всему, довольно эффективная экспресс-диагностика. Как лакмусовая бумажка для определения типа болезни. Мой Сонар, конечно, лучше справляется.

Всем этим добром можно вылечить только магические болезни. От реальных болезней ими не избавиться. Магия может существенно облегчить жизнь лекаря, но как и везде знания и опыт более ценны.

Я подошел к столу с книгами. Одна из них сразу привлекла мое внимание – относительно небольшой, но очень толстый томик в строгой черной коже без каких-либо украшений. На корешке было вытеснено золотыми буквами: «Эпидемии: магические и немагические. Исследования и гипотезы».

Я осторожно взял книгу, открыл наугад. Плотные, пожелтевшие страницы были исписаны мелким, убористым, но на удивление аккуратным почерком. Сложные схемы распространения болезней, математические формулы расчета скорости заражения, подробнейшие описания симптомов…

– А, это! – Фырк запрыгнул на стол рядом со мной. – Профессор последние несколько лет своей жизни был буквально одержим изучением эпидемий! Все время говорил, что рано или поздно появится такая болезнь, которая будет способна уничтожить всю Империю. Что человечество, с его скученностью в городах и развитой транспортной системой, стоит на пороге новой бактериологической катастрофы.

– Что? – я резко повернулся к нему. – Он предсказывал эпидемию? Когда именно?

– Примерно за год до своей смерти начал об этом постоянно говорить. Все в больнице думали – старческое. Мол, начитался апокалиптических пророчеств. Но профессор был серьезен как никогда. Он даже пытался описать симптомы этой будущей болезни…

Фырк проворно пролистал несколько страниц своими маленькими мохнатыми лапками, усилив свое тело, чтобы оно стало материальным.

– Вот! Страница триста двадцать восемь! Читай!

Я взглянул на указанную страницу и почувствовал, как по спине пробежал ледяной, неприятный холодок.

На странице был подробный, детальный рисунок, сделанный цветными чернилами. И на этом рисунке была изображена человеческая грудная клетка, покрытая… ярко-синими, остроконечными кристаллами, растущими прямо из кожи.

А под рисунком, тем же аккуратным, каллиграфическим почерком профессора Снегирева, было выведено:

'15 февраля 1920 года.

Гипотетический патоген «Кристаллум морбус» (предполагаемое народное название в случае массового распространения – «хрустальная болезнь»).

Предполагаемые симптомы:

Кристаллическая сыпь голубого или синеватого оттенка, по структуре напоминающая осколки стекла или сапфира, прорастающие из волосяных фолликулов.

Стекловидная, вязкая мокрота при кашле, создающая характерный аускультативный звук «треска битого стекла» в легких.

Прогрессирующая дыхательная недостаточность с тотальным поражением альвеолярной ткани. и так далее…'

– Это же… – у меня перехватило дыхание. – Это же точное, детальное описание нашей эпидемии! Один в один! Как, черт возьми, он мог это знать⁈

Невозможно! Нельзя так точно, до мельчайших деталей, предсказать симптомы и даже патогенез болезни за сто лет до ее официального появления! Это не научное предвидение, это… пророчество. Разве что…

– Фырк, – я стиснул тяжелую книгу так, что побелели костяшки пальцев. – Что если профессор не предсказывал, а ЗНАЛ? Что если кто-то уже пытался запустить эту самую эпидемию сто лет назад?

Фырк подпрыгнул на столе, его глаза расширились от внезапной догадки.

– Точно! ТОЧНО! Я вспомнил! Был же такой случай! Примерно за год до смерти профессора, кажется, в марте тысяча девятьсот девятнадцатого! В больницу поступил очень странный пациент! Молодой мужчина, привезли его почти умирающим!

– С какими симптомами?

– С очень похожими! Кристаллы на коже, этот жуткий стеклянный кашель! Профессор тогда сразу же изолировал его, никого к нему не подпускал! Лечил сам, в полном защитном облачении, как ты сейчас!

– И что с ним стало? С тем пациентом?

– Умер через неделю. Профессор тогда отдал приказ немедленно сжечь тело. Прямо здесь, во внутреннем дворе больницы, в специальной алхимической печи! Все его вещи, одежду, даже постельное белье – все в огонь! Он сказал, что это слишком опасная зараза, чтобы хранить даже образцы тканей. А потом почти месяц не выходил из своего кабинета, что-то писал, исследовал, бормотал себе под нос…

Я лихорадочно огляделся. На столах, на полках, на полу лежали аккуратные стопки тетрадей, папок, перевязанных лентами свитков. Архив профессора.