Текст книги "Астроном или Работа по коррекции звёздного неба"

Автор книги: Сергей Васильев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

– С какой стати, мало ли кто у нее одевается.

– Боюсь, будут искать крайнего, ну и все ее предприятие уберут, как плохую примету.

– Миш, ты, прежде чем материалы сдавать, мне скопируй самое важное, да и не важное тоже – мне посмотреть на все это нужно.

– Понятное дело. Кое-что я тебе уже привез, только записывал все с экрана на обычную камеру... качество сооьветствующее.

– Ну, посмотрим пока то, что есть. Тимофея нужно еще найти. Впрочем, уже не нужно. – Игорь покосился на монитор с изображением копошашегося у двери друга и отключил блокировку.

– Э, привет! По какому поводу собрание? Я что-то пропустил? – Из прихожей выглянул Тимофей, у которого тоже были свои ключи. Повелось это с тех пор, когда хозяин передвигался еще с трудом.

– Пока только чай, – откликнулся Игорь и подозрительно принюхался к изменившемуся химическому составу воздуха в комнате. – А ты чего такой веселый сегодня? Неужто, аванс?

– Не. Это я с поминок.

– В смысле? – теперь и Михаил обратил внимание на неумолимо распространяющийся по комнате запах. – Каких еще поминок?

– Похорон и поминок надежды и опоры нашего народа, Матюхина Алексея Николаевича, депутата в полном смысле этого слова... с мандатом. Вообще-то, положено на третий день хоронить по христианским обычаям но, во-первых, христианского в нем ничего не было, а во-вторых, тело отдали только сегодня утром, – разъяснил несведущим друзьям Тимофей и отправился на кухню. – Есть-то я не хочу, а вот кофейку бы, а? Не мог же я не проводить нашего благодетеля в последний путь, кто же вам еще все подробно и красочно опишет? Кофею мне дадут в этом доме?

– Сам ищи, – крикнул Игорь и повернулся к Михаилу. – А ведь это хорошая идея!

– В смысле?

– У тебя другие словосочетания есть? Если туговато, обратись вон к литератору. – Игорь кивнул в сторону кухни. – Думаю, нужно Тимофея командировать на поминки всех фигурантов, можем узнать много того, что в показаниях не упоминается.

– Пожалуй, да. Тебе нельзя, меня будут сторониться, а Тимофей везде душа компании.

– Делать из поэта филера! Как вам только такое могло прийти в голову! – Из кухни высунулась часть друга.

– Да брось ты, многие великие этим не брезговали. Капали друг на друга под видом поиска правды, восстановления справедливости... и ничего – великие.

– Да?

Игорь утвердительно кивнул.

– А то ты не в курсе. Тем более, у тебя благородная миссия – помочь своему другу, находящемуся на нелегальном положении, который оказывает содействие нашему общему другу, который, в свою очередь, стоит на страже закона.

– Как все в этой жизни запутано...

– Это тебе не в книжке, 'Что такое хорошо и что такое плохо'

– Это стихотворение Маяковского.

– Спасибо, что просветил. Слушай, поэт, ты ямб от хорея отличаешь? – Михаил с улыбкой взглянул на Тимофея.

Пикировки между друзьями были обычным и необидным процессом.

– Это для меня ругательные слова из очень неприличных. Душу нужно изливать, а не слоги и ударения считать, товарищ полковник.

– Подполковник.

– Тем более!

– Ну, да... со счетом у тебя еще в школе туговато было, а сейчас, наверное, и подзабыл

– Ладно, отличник нашелся. Если бы не Игорек, сидеть бы нам до сих пор в седьмом классе. Что конкретно от меня требуется?

– Ты, пользуясь своей незаметной внешностью и врожденной пронырливостью, проникаешь на различные творческие и политические сборища... – Игорь попытался начать инструкцию, но Тимофей был в настроении порассуждать и оставить чужую реплику без комментария никак не мог.

– Попрошу не оскорблять творческие объединения в моем лице! И лицо с внешностью тоже, тем более, если сам не идеал.

– Постараюсь. Ты же был сегодня на похоронах депутата... и, даже, я полагаю, выступал на поминках...

– Ну, покушал, захмелел немного, и как-то забылись все его грехи... хоть и праведного ничего не вспомнилось, но о покойниках или хорошо... или ешь молча.

– Ну, этого ты не умеешь.

– Да, у меня есть собственное мнение! Кстати, потом, на перекуре...

– Вот это уже интереснее. – Михаил даже развер-нулся к Тимофею полностью, для убедительности приоткрыв рот и изобразив чрезвычайную внимательность.

– И вот этим людям, с сомнительными умственными способностями, доверена охрана правопорядка в нашей несчастной стране. – Оценив по достоинству старания друга, Тимофей продолжил. – Версия с компро-матом или с его исчезновением весьма сомнительна, поскольку в нее не верят и ближайшие помощники. Один сболтнул, что он второпях взял вообще первую попавшуюся папку из тех, что приготовили выбросить после уборки.

– Да, папка была дешевенькой, картонной и тесемочки с самого начала завязаны на узел. Так что развязать быстро вряд ли получилось бы.

– Но версия мести сильных мира сего трясущихся от страха перед разоблачением будет основной с намеками на участие спецслужб. Не оригинально, конечно, думаю, что им пора автора сменить.

– В смысле?

– О, Господи! Ну, в словаре столько слов! А ты все 'В смысле?', 'В смысле?', почитай словарь! Сюжеты во всех этих громких политических делах однообразные, исписался автор и ничего нового придумать не может – повторяется...

– Ты знаешь автора?

– Пока Бог миловал. Так вот пресс-конференция эта была на скорую руку собрана, потому что скомандовали из-за зубчиков.

– Откуда? – переспросил Дмитриев.

– Наверное, Тимофей так именует московский Кремль. – высказал свою версию Игорь.

– Вот, сразу видно, что человек не носит фуражки.

– А причем здесь фуражка? – Михаил вопросительно посмотрел на Тимофея и на всякий случай убрал с лица дурацкое выражение.

– От долгого ношения мозги принимают ее форму, а у фуражки извилин не очень много – конструкция у нее такая. В Англии полицейские носили цилиндры, в которых было больше простора для мыслей! С каркасом из ротанга, чтобы они не разлетались. Можно было догадаться стать на цилиндр и заглянуть за забор, или в окошко, или присесть на него отдохнуть. Это вам не фуражка! Так вот, подобные команды 'непримиримым политическим оппонентам' даются, когда нужно срочно кого-нибудь убрать под предлогом уступки или нахождения компромисса с воинствующей оппозицией.

– И кого хотели разжаловать?

– Это не важно... ну, не знаю я. Если не передумают, то через недельку по телевизору скажут, потерпи. Только смерть Матюхина им не на руку, они, конечно, и ее в свою пользу повернут, но не планировали.

– Может бывшие 'братки'.

– Не похоже, у них на него планы были.

– Какие?

– Да зачем мне знать, я жить хочу долго и спокойно. У меня вот перед глазами убедительный пример, – Тимофей ткнул кружкой с кофе в сторону Игоря. – Просто на похоронах один расчувствовался и изрек: 'Не вовремя улегся, не довел дело-то', а другой на него покосился и он замолчал. Я рядышком стоял, за соседней оградкой, грустные такие стихи мне на ум пришли...

– Маяковского?

– Нет, мои!

...И столь фатальное во всем везенье,

Что сразу возникает подозренье:

Не взятку ли всучил судьбе прохвост,

Что даже отправляясь на погост,

Лечь норовит на самом видном месте...

– На Новодевичьем?

– И не в дальнем углу.

– Надеюсь, ты не это на поминках читал?

– Обижаешь, после такого стола можно простить многое или даже все.

– Вот она, неподкупная творческая интеллигенция, – Михаил выставил обличающий палец в сторону школьного друга.

– Так я же на задании был, как теперь выясняется, внедрился и не мог себя выдавать.

– Ну, вот и завербовали. – Игорь сонно потянулся, разминая суставы. – Завтра, судя по всему, будут хоронить современную эстраду...

– Завтра я дежурю.

– А чего летом в котельной делать?

– А горячей водой ты пользуешься?

– Извини, о привычном вспоминаешь, когда его нет. Невнимателен я к твоему творчеству... Да поменяйся ты с кем-нибудь.

– Хорошая мысль. Попробую. А ехидства насчет творчества не приемлю! Тебя вон тоже наука не кормит и кроме неприятностей ничего не принесла, когда это теперь в форму придешь!

– Да не обижайся...

– А я и не обижаюсь, я за тебя переживаю, что ты такой не чуткий. Только вот к пародисту этому идти неохота. Он мне никогда не нравился, и у меня нет ничего по его поводу, кроме одной эпиграммы... или двух...

– У тебя еще есть время и там обязательно будет телевидение. Вечерком посидим, все и расскажешь... эти протокольные так красиво описывать не умеют.

– Ладно, попробую. Я тебе оставлю почитать свой новый рассказ?

– Длинный?

– Нет. Не очень.

– Оставляй, почитаю. Поскольку, по твоему мнению, больше мне делать нечего...

– А чего тебе, действительно, еще делать! Сидишь

целыми днями дома, вот и знакомься с современной литературой.

– Парадоксальность ситуации в том, что чем больше окружающие думают, что у тебя масса свободного времени, тем меньше его на самом деле. Тогда бери рецензентом и корректором.

– Это тебе платить нужно будет...

– Жадничаешь?

– Экономлю. Попытки жить 'по средствам' привели к их полному уничтожению... теперь приходится соблюдать финансовую дисциплину. Увы. Перо денег не приносит.

– Приравняй его к штыку и на большую дорогу. Не при подполковнике будет сказано, а то сейчас ухватится за 'перо'.

– Некогда мне на большую дорогу, у меня тут идея вызревает.

– Держи в тепле.

– Кого?

– Идею. А то не вызреет.

Тимофей достал из внутреннего кармана несколько свернутых пополам листов и протянул Игорю.

– Не умничай. Читай вон. Потом свое мнение скажешь.

– Так оно же тебя не интересует.

– Это не главное. Главное что бы оно у тебя было! Сформулируешь, а потом посмотрим, стоит ли его учитывать.

– Хорошо. Сформулирую. Ты чайник-то заново поставил?

– Поставил.

– А снял?

– Тьфу ты... – Тимофей быстро переместился на кухню и уже оттуда доложил. – Все нормально, выкипел, но еще не расплавился. Сейчас новый налью. Кстати, уже давно изобретены чайники со свистками.

– Не на одного, пожалуйста, – крикнул Михаил, – а то знаем мы вас...никого кроме себя и не видите.

– А никого и нет вокруг, все пространство заполнено одиночеством... – печально сказал, торжественно вышедший Тимофей. – Налей, Игорек, грамм семьдесят пять...

– Это ты хорошо сказал, – откликнулся хозяин квартиры, и осталось непонятным к чему относится похвала, к первой или второй части фразы, и шутит он или говорит серьезно.

* * *

В мужской компании приготовление к употреблению напитков, а также всего, что к этому прилагается, много времени не занимает – на столике появилась начатая бутылка коньяка, пакет с печеньем, пакет с пряниками, неаккуратно разорванная сверху коробка рафинада, банка растворимого кофе, два стаканчика и три кружки с кипятком. Для пущей изысканности может добавиться порезанный лимон, но обычно это считается излишним и нарушающим гармонию хаоса. На поиски чайных ложек пришлось отправиться Михаилу, поскольку спиртного ему сегодня даже и не предложили.

– Ну, будем! – сказал Тимофей и выпил свою порцию одним длинным, шумным глотком с прихлебыванием, как будто он пытался поглотить горячий борщ из такой же горячей ложки.

– Будем, – согласился с ним Игорь и, немного отпив, прислушался к происходящему внутри него.

– Что, не пошло?

– Да, нет, все нормально.

– Вроде немного помутнел, получше стал выглядеть.

– Нет, все идет не так, как я думал. Обрати, пожалуйста, внимание на тех, кто вроде как не при чем – мол, случайно зашли-подошли, могут повторяться в разных местах.

– У Матюхина зевак не так много уж и было... Ты, как отнесся к кончине своего злого гения...

– Нет, Тимофей, он не злой гений, он злой идиот.

– А в депутатах заседал.

– То-то и плохо.

– Нормально. В народе укоренилась мысль, причем давно, что правление и политика дело не чистое... как там... 'не дай мне, Боже, вляпаться во власть...' Порядочные люди туда не только не идут, а даже шарахаются.

– Значит, просвета не будет?

– Спохватываться нужно было раньше, лет эдак, тысячу назад...

Послушай, парень, если вдруг,

В конце тоннеля свет потух,

Ты оглянись, хоть и в печали,

Горит ли он еще в начале?

Яркий свет режет глаза, при резком увеличении освещенности мы непроизвольно зажмуриваемся...

– О чем выпиваете без меня? – Из кухни с тремя свежевымытыми ложками появился Дмитриев. – Давайте что ли, в лесок махнем, ушицы, водочки откушаем!

– Да, я всегда готов! – загорелся Тимофей открывающейся перспективой, но взглянув на Игоря, несколько пригасил эмоции. – А, что... Ночью запросто можно. Или все подготовить, а потом Игоря привезти... или на хуторке домик снять на выходные... Да, решаемо все.

– И съездим, и отдохнем, и выпьем, давайте только пока с этим делом закончим. – Игорь выпил залпом коньяк, а потом медленно и очень осторожно начал размешивать кофе, скорее всего, он выстраивал совместные действия. – Миш, материалы не забудь оставить.

– Вот они. – Михаил достал из внутреннего кармана флешку, и качнул головой. – До чего техника дошла, тут еще и место осталось. Раньше бы в сумке не поместилось, а сейчас привычное дело и никто не удивляется.

– Кроме отсталых подполковников, – уточнил Тимофей.

– Ну куда нашему управлению до вашей котельной, вот там творческая обстановка и все условия для роста, можно сказать – стартовая площадка!

– Смейся, смейся. Да, настоящая литература не кормит, печатают только всякую чушь на потребу дня!

– А Пушкин?

– Он издавался за свой счет. Мне деревеньки по наследству не перепало...

– Значит, родители во всем виноваты?

– Хватит вам, как маленькие дети. – вздохнул Игорь, держа в раздумье руку над столом и пытаясь выбрать между печеньем и пряником, потом рука взяла и то и другое.

– Давайте завтра вечером здесь и с реальными результатами... или хотя бы с мыслями. – Тимофей, не проспи похороны. Ты во сколько встаешь?

– Зависит от того, когда я попадаю домой.

– Мишка тебя подвезет.

– Ага, и весь салон будет пропитан перегаром.

– Вот ведь необычное состояние для твоей машины. Я с тобой и сам не поеду.

– И мне за Валентиной ехать, ее машина в ремонте.

– Ко скольки?

– Они раньше одиннадцати не угомонятся.

– Вот и завезешь друга по пути, заодно расскажешь толком, что к чему.

– Все, уходим.

– А посуда.

– Ну, ты уже не маленький, мы тебе доверяем. – Михаил похлопал Игоря по плечу.

– И надеемся, что в следующий раз будет из чего пить чай. – добавил Тимофей.

Друзья, хлопнув по рукам, очень быстро удалились, оставив хозяина в холостяцком беспорядке и без возможности возразить.

Вообще-то Игорь и не думал возражать, поскольку ситуация была привычной. Тем боле, что пропикали часы, напомнив о необходимости просмотреть набор вечерних новостей. Нового ничего не прибавилось. И если при ожидании хороших новостей переливание из пустого в порожнее жутко раздражает, то при опасении услышать плохие новости, словесное недержание у ведущих, напротив успокаивает. Более никто к вышеупомянутым подпол-ковником фигурантам не прибавился, значит пока по одному человеку в день. Чувствовалась методичность, неспешная уверенность, как у великого каменщика дяди Вити, который умудрялся при любых обстоятельствах, держать одну руку всегда чистой, что бы можно было спокойно закурить в любой удобный для него момент или почесать нос.

Чешется обычно там и тогда, где и когда это желание не совсем удобно удовлетворять. Даже удивительно, насколько похожи проблемы у столь различных представителей человечества, к примеру, у нас и неандертальцев. Или не очень различных?

Глава шестая,

в которой растет поток информации

и неприятностей.

Тяжелые портьеры с затяжками от кошачьих когтей лениво шевелились, создавая эффект присутствия некоторой незримой, но могущественной силы, способной колыхать малахитовые колонны. Впрочем, излишняя впечатлительность и чрезмерное воображение не были свойственны хозяину квартиры: если бы не сквозняк, то 'колонны' и не шевелились, а сохраняли, как обычно, монументальное спокойствие. Просто открыта балконная дверь в ожидании Степана, который не появлялся уже пятый день. Кот и раньше позволял себе отлучаться в бессрочные отпуска без предупреждения, но обычно это бывало весной, а сейчас середина лета, когда Степан обычно дремал в прохладном месте перед телевизором.

Находиться на нелегальном положении не очень трудно, если у тебя друг в 'органах' и при должности, к тому же склад характера располагал к длительным периодам одиночества, когда никто не мешает сосредоточиться. Да и демонстрировать себя в таком виде непосвященным было небезопасно, могли принять за инопланетянина или мутанта с последующим стремлением сделать чучело. Мягко скажем, не очень удачный результат научных изысканий был на совести тех, кто о науке и слышать не слышал, а просто выполнял распоряжение об устранении резвого исследователя. Устранить, правда, им удалось только саму лабораторию и часть здания, а Игорь хоть и носил в то время 'розовые очки', но взгляды на окружающую действительность поверх них отрезвляли. А главное, заставляли задумываться не только о научных проблемах, но и о бытие, быте и прочем, более близком к жизнеобеспечению, т.е. 'к телу'.

Главным результатом всей кропотливой работы, явился простой вывод, что нельзя осчастливить человечество, не раздражая некое сообщество, которое и так уже живет очень даже хорошо, а то, что это происходит за счет тех, кто живет хуже, – несущественные детали. Повального же улучшения жизни не может быть по причине неодинаковости восприятия самой жизни бездомным в подвале и бабушкой на лавочке у подъезда. Про остальных, даже исправно трудящихся в одной организации и говорить нечего. Человек индивидуален и неповторим начиная с молекулы ДНК и заканчивая отпечатками пальцев – марширование 'в ногу' в одном строю существенного влияния на это не оказывает (даже на отпечатки пальцев). В общем, с научной деятельностью на благо человечества пока пришлось притормозить, оно к такой заботе было не готово.

Во всем нужно знать меру, излишняя непохожесть доставляет неудобства преже всего самому индивидууму. Игорь чувствовал себя неловко (и перед котом тоже), поскольку был отчасти просвечивающимся, да еще несколько нефритового оттенка. Друзья считали этот цвет просто зеленым, но у одного это происходило от недостаточной начитанности, а у другого от врожденной и плохо замаскированной, вредности.

Игорь постепенно свыкся со своими 'останками', даже составил 'инструкцию по эксплуатации' – самоучитель по пользованию собой, а потом уж придумал, как постепенно восстановиться.

Еще с девушками возникали трудности, поскольку им хотелось хотя бы минимального освещения в виде свечей, а повязки на глазах заставляли их разум метаться между мыслями о кинематографе и маньяках. Впрочем, в этом направлении большинство проблем можно урегулировать материальным способом, а переводы текстов и проверка расчетов (спасибо интернету) давали такие возможности.

С некоторым несвойственным ему раздражением, Игорь вспомнил о недоделанном и неотправленном вчера тексте – переключился на просмотр принесенного Михаилом материала. Не видно там было убийцы, с другой стороны, конечно, было бы слишком просто сразу понять в чем дело, но хочется же иногда и без заморочек обойтись. Однако, если без заморочек, то все раскрутили бы и без него. Михаил обращался только в тех случаях, когда попадал в явный тупик, и бывало это довольно редко.

Тем не менее, первой по плану должна идти статья и вовсе не из-за денег, а для сохранения своего 'имени' даже на не очень тесном рынке умеющих это делать. Осталось, в принципе, совсем немного – примерно на час работы, если никто не будет мешать. И еще параллельность этой работы тому, чем раньше занимался сам Игорь, завораживала. Было не просто любопытно, а очень даже интересно до чего додумались другие и как скоро они смогут прийти к его результатам.

Китайские часы без акцента бодренько сообщили о том что 'десять часов ровно', они еще шепелявили на слове 'сэсть', но логопеды здесь были бессильны. Пришла пора будить культурного агента Тимофея и, продублировав инструкцию, отправлять на задание.

– Доброе ли утро у нашей литературы? – дождавшись соединения поинтересовался Игорь, стараясь быть внимательным и заботливым. – Ясна ли голова и светел ли взор?

– Да нормально все, Игорек. Ты ж мне вчера дал с собой бутылку коньячка, правда, там всего ничего оставалось, – неожиданно бодрым голосом откликнулся друг, причем даже на расстоянии чувствовалось вдохновение посетившее его.

– Я тебе дал?

– Ну, хотел, просто постеснялся предложить не целую бутылку, а недопитую. Да, ладно, мы же друзья.

– Ну, да. Пусть будет так. А я думал тебя разбудить.

– Ты меня обижаешь! Я с утра на ногах, вот уже почти полчаса и многого добился!

– Чего же, интересно знать?

– Я побрил одну щеку!

– Вторую не забудешь?

– Обижаешь! У меня зеркало есть. Короче, не напрягайся, я уже почти стартовал. Похороны, чтобы творческие слои не сильно расслаивались, разнесли по времени: Вяземского на двенадцать часов, а Альфонса на пятнадцать, так что я успеваю на оба мероприятия.

– Поздравляю. Ты там здоровье береги и постарайся впечатления до нас донести не расплескав.

– Обижаешь, когда я при деле, то никакая отрава меня не берет! Даже твой коньяк.

– Понял. Ладно, как освободишься, приезжай, может, прольешь свет на ситуацию.

– Будьте покойны, приедем и прольем! До вечера. – И Тимофей отключился, но трубка вместе с гудками еще продолжала излучать его бодрость и приподнятое настроение.

Все-таки есть в траурных мероприятиях и приятные моменты... не для всех, конечно.

Теперь можно было повторно просмотреть материал и почеркать немного составленный специалистами график появления подозрительных лиц на месте происшествия (кажется, так это у них называется). Есть ли на самом деле хоть что-нибудь общее между убитыми, и каким образом на них так оригинально воздействуют? Или это просто неприятная череда совпадений? 'Череда... трава...' – как-то так в черновой записи проскакивало. И действительно ни разу у оператора не дрогнула рука во время съемки самих моментов смерти, хоть Мишка и говорил, что это бывший снайпер, но ведь человек. Тут знаешь, что произойдет и то передергивает, хотя какое дело отставнику Петровичу до всех этих деятелей? Если только заказ?

'Чепуха!' – одернул себя Игорь и потянулся за пачкой сигарет, которой на столике тоже не оказалось, как и недопитой бутылки коньяка. Пришлось вставать и брать в шкафу новую, хорошо, что для подобных ситуаций там всегда имелся запас.

Петровича не было в последнем эпизоде, или он не попал в поле зрения, а камера у оператора дернулась, как при отдаче после выстрела... Проверить бы камеры, да поздно уже, если там что-то и было, то наверняка убрали. Хотя, что там могло быть... лазер? 'Чепуха!' – опять одернул себя Игорь. Нужно смотреть еще. Только занятие это, скорее всего бесполезное... вполне может быть, что виновников и даже пособников в кадре нет. Точнее – скорее всего их там нет. Отрабатывать все версии принято у специалистов – работа у них такая, а здесь нужно выбрать одно – единственно верное направление и решить, стоит ли по нему продвигаться или лучше отойти в сторону, пропуская целеустремленных ребят в бронежилетах.

Довольно часто, даже если знаешь что делать (и, возможно, умеешь), разумнее перепоручить сам процесс специалистам, начиная с родов и заканчивая похоронами.

* * *

– Разрешите? Михаил Григорьевич, можно ли... – в открывшейся после стука двери показалась часть капитана Фролова.

– По одному. – Дмитриев не любил, когда ему мешали думать, тем более, если было над чем поразмыслить – подача рапорта могла привести к кадровым решениям, а они в свою очередь могли уменьшить возможности и доступ, что в свою очередь приводило к незащищенности близких людей перед неприятно складывающимися обстоятельствами.

– Так я один.

– Вопросы по одному. Первый вопрос: 'Разрешите?'

– Так точно.

– Разрешаю. Теперь переходим ко второму вопросу 'можно ли...' что?

– Забрать практикантов из других отделов?

– Ну, если отделы 'проставятся' за избавление от головной боли, то и начальство возражать не будет. Какие еще идеи светлым утром?

– Так к обеду уже дело. Утром же у нас не получилось встретится – вы же мне разрешили 'по горячим следам'...

– Тогда сформулируем вопрос иначе: удалось ли сегодня достаточно наработать, чтобы не совестно было поглощать обед?

– Я проверял версию о прицельном выстреле.

– Ну, и?

– Учитывая положение жертвы и расположение места поражения, указанного экспертом, местоположение подозреваемых...

– Я обижу вас, я скажу: '...капитан, никогда ты не станешь майором!..' – перешел на интонации Владимира Семеновича подполковник

– Почему?

– Потому что посмертно звания не присваивают, а жить вам осталось немного – терпение у меня заканчивается. Давайте, вещайте все по порядку – коротко и подробно!

– Слушаюсь! – Фролов еще пока никак не мог привыкнуть к несколько фамильярной манере общения непосредственного (во всех смыслах) начальника. – Ни удобных мест, ни креплений в предполагаемых местах не обнаружено. Может быть использовались легкие парящие отражатели...

– Зачем?

– Что бы перенаправить луч лазера...

– В школу вам, товарищ капитан, нужно... – Вспомнил Дмитриев реакцию друга на эту версию и от себя добавил, – в начальную.

– Ну, не лазер, другой вид излучения, который не оставляет следа на кожном покрове, а воспринимается только корой головного мозга. В микроволновке котлета нагревается, а посуда нет.

– Ясно. По этому направлению результатов нет. Еще что?

– Сводный анализ графика гастролей Вяземского показал, что он намеревался передвигаться очень быстро и пересекался по нескольку раз с двумя десятками других исполнителей. Отработка всех, возможно, заинтересованных лиц потребует времени. Думаю, этим целесообразно заняться Тимошенко, когда он вернется из отпуска.

– По конкурентам Комарова?

– Работает Данилов.

– По Лактионову?

– Пока некому. Я написал рапорт. – Капитан достал из папки лист и протянул подполковнику.

– Давайте, почитаем... 'Прошу отстранить... в связи...ближайшим родственником... учитывая... по причине... капитан...' – Дмитриев внимательно просматривал документ, озвучивая фрагменты. – Значит, не в литературном учились... Ну, что ж, товарищ капитан, в сложившейся ситуации я обязан отстранить вас от расследования и отправить в бессрочный отпуск... с понедельника, за ваш счет... так сказать. Продолжайте, Валентин Сергеевич, расследование частным порядком... это и в ваших, и в моих интересах, если коллеги вцепятся в наших родственников, то предвижу множество самых разных неприятностей...

– Я понимаю.

– Идите, а я добавлю свой лист и понесу выше. Займитесь Лактионовым, а в конце дня доложите, что по всем направлениям наработано.

– Слушаюсь. – Капитан ушел, оставив вместо себя, некоторое чувство тревоги или, может быть, он просто сменил крем после бритья.

Совершенно невозможно предвидеть, какая именно мелочь повернет ход событий, которые до этого не удавалось сдвинуть с места титаническими усилиями.

Дмитриев еще раз прочитал рапорт не по ведомственному грамотного капитана, вздохнул, достал чистый лист и старательно стал переписывать чужой текст, на ходу редактирую под себя.

– 'Ближайшие родственники...', ишь ты, – бурчал он себе под нос и старался изобразить буквы похожими на оригиналы в прописях.

Он уже почти вывел последнюю закорючку, но дернувшаяся непроизвольно от резкого звонка рука погубила шедевр.

– Слушаю, Дмитриев. – Подполковник уже знал, кто будет говорить и что именно скажет.

– Зайди ко мне, Михаил Григорьевич.

И трубка начала издавать короткие, раздраженные гудки. Что-то такое было в этих старых аппаратах, что позволяло им не только передавать информацию, но и участвовать в разговоре. В недовольстве телефона, как продолжении недовольства начальства были и свои положительные моменты: во всяком случае не нужно будет торчать в очереди в 'предбаннике'. Гудки стали уже устало-хриплыми и Дмитриев, сжалившись, вернул трубку в привычное положение, все-таки ветеран внутренней службы.

В приемной, действительно, терпеливо потели на стульях вдоль стены четверо полковников с кожаными папками 'Для доклада' на коленях. Дмитриев, лишь кивнув им и секретарше, а сам без остановки проследовал к плотно закрытой двери.

– Результаты есть? – Генерал не любил длинных и пространных речей, за которыми обычно дела вовсе и нет, потому что сам владел этим искусством в совершенстве. От подчиненных он требовал краткости и ясности.

– Нет, Леонид Иванович.

– Мысли?

– Толковых нет, отрабатываем стандартные...

– Обойдусь без твоих пояснений. Сколько тебе еще нужно человек? Привлекай всех, кого сочтешь полезным.

– Вот рапорты. Мой, и капитана Фролова. – Дмитриев протянул, извлеченные из парадной, тоже кожаной (пластиковые генерал на дух не переносил) папки, два листа.

Сверкнув солнечным зайчиком лысина Леонида Ивановича склонилась над поданными бумажками.

– А чего у капитана списываешь?

– Да не списывал я, просто ситуации схожие.

– Тогда почему ошибки одинаковые?

– Какие ошибки? – такого подвоха от капитана подполковник не ожидал.

– Шучу. Рапорты ваши рассмотрю в понедельник в рабочем порядке, а эти два дня вам на завершение расследования и прекращение этого безобразия. Утром мне звонили второй раз... третий звонок не-же-ла-те-лен! Ясно?...

– Так точно. А вы телефон отключите...

– Тоже шутишь? Что думаешь про орудие? Лазер? Не смотри удивленно, только плохой подчиненный думает, что начальство ничего не знает.

– Что-то еще. Что, пока не ясно. Похожего мне ничего не встречалось.

– Ну, да... привыкли к ножам и пулям, а век-то уже двадцать первый! Проясняй, подполковник.

– Постараемся.

– Вот этим и займись – старанием, а в понедельник ко мне с докладом. Свободен.

– Слушаюсь.

Дмитриев ушел, в общем, удовлетворенный непродолжительностью разговора. Нудные 'вытягивания жил' обычно имели результатом потерю времени, и иногда должности. Подполковника нельзя было обвинить в том, что он трясся за свое место, но считал себя доросшим и соответствующим.

Как и подавляющее большинство должностных лиц (от начальника склада до президента), он и не представлял, кто еще так хорошо мог бы справиться с его обязанностями и не видел в ближайшем окружении кандидатуры столь же опытной и талантливой. Другие могли оценивать все иначе, но, скорее всего, они ошибались.

Еще, опыт подсказывал Михаилу Григорьевичу, что в тупиковой ситуации нужно сначала поесть, потом покурить и затем уже (если озарения так и не случится) заняться рутинной работой. Выполнив все намеченное, Дмитриев продолжил просмотр кассет.

* * *

В это время тем же занимались и капитан Фролов и Игорь, без видимого прогресса и, даже, без особой надежды на успех. Только Тимофей был занят реальным делом, угощая чужими сигаретами бас-гитариста, как ближайшего соратника и непосредственного свидетеля.