Текст книги "Поле Куликово (СИ)"

Автор книги: Сергей Пилипенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

Вновь какая-то чреда раздора наступила в деле том, святым обозначенном. Вобщем, никак дело то не приживалось на Руси.

То монахи бьют люд, то наоборот. Так оно и по сей день ведется. Правда, в дни настоящие святых отцов бивать меньше стали.

К Богу потянулись через них. Но пользы откровения от того мало. Это для отвода глаз ведется и вера та просто, как предлог делу какому ведется.

Вобщем, чинность традиций соблюсти хотят, а душой окунуться куда не желают. Правда, есть и слишком оголтелые в деле том. Так "веруют", что аж головы трещат, а стены, пороги ломаются.

Итак, завершим дело Ивана-3 и расскажем надале, что сотворилось.

Опосля сказанного, решил тот царь грехи свои замолить пред богом. Сильно уверовал он в него после знакомства с монахом Епархием. Стал царь вновь храмы возводить, людей мастеровых созывать и рог трубить, чтоб дело быстрее двигалось.

Вот с той поры появились на Руси первые "заводские" рабочие гудки. По нему вставали и на работу шли. По тому же и заканчивали.

Рога те вскоре трубами прозывать начали, а людей трубачами. Попозже это в рать перешло и к барабанному бою добавилось. Но это уже иная история, а не дела общего.

Надале царь открыл монашеские дворы, тобиш приходы молебельные.

Это то, что вокруг церкви находится или храма какого. Вобщем, землю черни русской раздавал как хотел, никого об том не спрашивая и ни с кем не советуясь.

В его юрисдикцию входит часть земельного законодательства на Руси, и в частности, это святых угодий касаемо.

Издал или переиздал он и чинный закон, тоесть закон деяний всяких. Это совместно закон уголовный и закон норм проживания. Сильно подорвал тот документ деятельность простого населения.

Практически, лишал их индивидуальной трудовой деятельности. Встала первая русская реформа по отторжению земель у свободных крестьян.

Царский указ гласил, что вся земля Руси является царской и только с его повеления может быть отдана кому бы то ни было. Так впервые на Руси люди лишились законодательно своего участка земли.

Надале участки у царя начали выкупать те, кто побогаче. Царь делу тому радовался и еще больше закручивал тот закон, доводя его главы, как он говорил, до свершенства.

Казна царская росла. Дань, как и прежде, свозилась.

Не отступили в сторону земли другие и все чинно исполняли, подчиняясь тому закону. Наступил черед и их свою землю у царя выкупать.

Начали везти все драгое для царя в Московь.

А тому все было мало. Жаден особо был. Не отпускал земли люду другому, что того не делал. Так вот простые смерды ни с чем и остались. Денег у них не было, товаров каких тоже, а сама земля оказалась не ихней.

Это было первое всеобщее ограбление одним человеком и лишение всяких свобод и права.

Конечно же, царю в том деле помогала чернь своими проповедями и другим. Шарлатанить научились немного и «чудеса» показывать всяко.

Оставшись без земли, многие прямо семьями в храмы или церковь шли. Деваться было некуда. Угодники или удельники княжеские изгоняли за неуплату с земель, имущества, домов лишали, так как они тоже на земле находились.

Голытьба или нищенство по Руси пошло великое.

А с ним и другая беда. Начало злодейство, воровство и прочее расти. Начали монастыри мужские пополняться.

Спустя год опосля указа или закона того создались женские монастыри. Там и дети были, и взрослые. Сначала то совместно состояло под одною крышею. Так семьями и селились.

Но когда Епархий узнал об том, то сразу сослался на бога и библию, придуманную его попередниками, тоесть предыдущими «творцами» слова божьего.

Вобщем, разогнали все то и отдельно расселили по полу. Так оно и надальше повелось. Голодали тогда многие, умирали от того. Царь землю за просто так никому не давал.

Дошло все то дело и до татар. Те, не зная, что делать, с земель тех сошли и вглубь степей ушли, чтоб дань ту не платить непонятную.

Один царь землю дал, другой – ее отнимает.

Так оно на Руси и по сей день ведется.

Кто умный придет – то землю раздает, кто похитрее – тот ее продает.

Польза от того только хитрому, а не всему люду или якобы государству. Всю ту хитрость знаю и блажь ту повышибу из голов тех праздных. Вот только время иное наступит, и земля ходуном пойдет.

Сразу Богу многие обратятся. За уплату и вовсе позабудут. Грядет время то смутное, ибо смута дейсно будет великая от разгрома всякого и опустошения.

Так вот, царь тот много беды натворил. Думал, что храмы создаст или что еще – так это богу угодно будет и он грехи те позабудет.

Но не так то стало, как царь размышлял. Был убиенным тот царь от сына своего единого. И ту историю сейчас расскажу.

Долго истязал он народ свой в поисках якобы правды. Много подлогу всякого совершил в самих документах простых и царских.

Выдумал и имена другие, и междоусобицы русские, и всякое прочее. Это чтоб вину с себя снять и славу во всем присвоить.

Терпел то все народ, терпел, да не вытерпел. Лопнуло, как говорят, терпение то.

Возник злодей первый на Руси, для царя опасный. Обозвал он себя сыном господним и пустил по земле клич, что Бог его послал справедливый суд вершить на Руси.

Имя ему было Ермак. Ершист муж тот был и маковист. Рыжий значит, по-настоящему, или лицо усыпано было словно маком рябью темноватой. /Мелкие родинки пошли у него по лицу/.

Оттого имя то ему дали, а настоящее просто Иван по отцу Алексеевич.

Но даже и это не дошло в точности до нашего времени.

Так вот, окружил того Ермака люд простой и двинулись они на Москву к царю от всего народа простого с челобитной своей.

Царь того не допустил к себе, а велел злодеев тех гнать подальше. Выступила рать тогда супротив их, но не надолго их силы стало. Разбил Ермак тем простым людом войско царя небольшое.

Испугался тогда Иван-3 и не знал, что предпринять. Тем и воспользовался сын его, Иваном также прозывающийся, яко и он сам.

Встретился он с тем Ермаком и пообещал землю раздать. Сказал, что с отцом сам разберется, а пока он будет делать это, пусть Ермак в слободской пребудет. Toe сть, подле Москвы той район был не заселенный никем.

Так он и прозывался слободской.

Согласился на то тот человек и со своим людом, смердом осел в той земле. Сын же Иван, кторому знак четверти полагался, тоесть 4 по роду Иванов, занялся своим отцом.

Выманил он pa з его на прогулку небольшую за стены самого Кремля, да там и «угостил» сыновьим гостинцем. Огрел его по голове тяжелой палкою, да царь тот так и рухнул на земь, как скошенный.

Опосля пришел в себя и начал озираться по сторонам. Сын рядом стоял и начал палкою тою же проучать отца далее. Вскорости добил его, да так и бросил там на собак съедение.

Далее слух по Москве той распространил, что Ермак царя похитил и смертью угостил, а опосля бросил на съед.

Разозлился тогда люд московский простой и епархиальный /монашеский/. Взяли они хором, да и прогнали Ермака от Москвы вместе с теми, кто пришел.

Погром учинили всякий и многих побили. Вобщем, мзду за царя сотворили.

Ушел тогда Ермак от Москвы с уцелевшими и по землям подался люд другой поднимать на Московию идти.

Иван же, Васильевич по «отцу», ибо считал, что его отцом сам Бог был и родился он в день Василия, занял место своего отца настоящего.

Царем сразу после изгнания стал. Велел тут же рать собирать большую и Московь от того злодея защищать.

Вскоре Ермак обратно к Москве прибился. Множество с ним люду пришло и кто с чем: кто с мечом, кто с сохою небольшою, кто с рогатиной, а кто и с косою.

Учинилась битва огромная между ними и войском скорым от царя новоиспеченного. Победил тогда Ермак и к Москве, Кремлю поплотнее подошел.

Стал он в ворота биться топором и прочим орудием.

Испугался Иван-4 и на хитрость, яко и отец пошел. Вновь уговорил он Ермака словами, поведав, что рать супротив его воли пошла, а его самого заточила в месте оном. Мать его тут же все подтвердила и народ придворный, Иваном подкупленный.

Сказал царь Ермаку, что отпустит земли обратно и велит все те законы сжечь, что отец написал. Поверил сему Ермак и от стен отошел.

А надале вновь в слободской земле оселился и начал хозяйство заводить.

Думал царь премного, как от того Ермака избавиться. Землю все ж отпустил вначале за просто так, но думая ее вновь назад отобрать. Слух об том пошел везде по Руси и начали люди обратно свою землю забирать у угодников и на ней в своих же домах поселяться.

Прошло года три с того дня. Иван возмужал немного, статью привстал. Начал командовать при дворе своем грозно.

Губы сжав, нос крючком свернув, брови сдвинув и громко говоря, он команды какие давал. Было то не от силы великой, а от слаби его по невозможности Ермака того подале откинуть.

Наконец, додумался он, как от того избавиться.

Вызвал его однажды к себе и, поговорив участливо о людях простых, спросил: не хочет ли тот такую же заботу состроить в землях других,

– Слыхивал я, – говорил Иван-4,– что в землях сибирских токмо наш люд проживает. Страдает он от гнета ига великого. Басуры там засели и житья не дают. Надобно освободить тех людей и грани Руси раздвинуть. Беру тебя на службу царскую. Дам тебе грамоту охранную от меня самого. Езжай, коли схочешь и люд тот высвобождай.

Конечно, согласился Ермак на то. Хотел искренне люду помочь. Вобщем, перехитрил его царь и тем самым решал для себя много проблем. Решил он тем походом избавить землю русскую от астраханцев, тобиш орды той Золотой, часть которой в тех землях проживала, а также от казанцев, кторые уже при нем воротились обратно.

Заодно хотел земли Сибири приспособить и грань довести аж до моря-океана глубокого. Прослыхал он о том от одного кочевника беглого.

Загорелся Иван тою мыслью и решил тут же дело то исполнить. Клич дал по всей земле русской о деле том, якобы народу для блага. Освободительной войной все то обозвал.

Охотников много поимелось и причем с земель разных. Даже чернь тому слову поверила и в поход также собралась.

Но Иван~4 решил по-своему. Не знал он на кого в своем деле опереться можно. Потому, нашел доверие какое-то среди черни той. Вызвал к себе главного "богоугодника" и поговорил с ним с глазу на глаз, доверив все свои тайны.

Понял тот его сразу и понял, что можно от дела того и для себя кое-что заиметь. Согласился помочь во многом и мигом той черни рты позакрывал.

Сам выступил с речью длинной и обозвал тот поход священным от бога для Руси великой. И, конечно же, освятил по-церковному ту мзду Иванову.

Итак, Ермак в поход собрался. Силу дали ему великую. Народ новгородский только не прислал никого.

Обиделся тогда Иван-4 и мзду на них затаил. Войско то насчитывало до 10 000 человек. Стояли в одном ряду и простые люди, кто с чем, и воинство уже с секирами длинными.

То Иван-4 ввел сразу же. Сказал, что так легче голову отрубать кому. Крови от того меньше на рубщике. Опосля немного к тем секирам "штыки" примкнули, тоесть копье к делу тому приспособили.

А еще далее обозвали людей тех или воинов стрельцами царскими. Они ему всяку дичь доставляли и его же охраняли. Боялся Иван, что убьет кто его исподтишка, как он отца своего Потому, свою охрану завел и учредил первую государеву службу. Вот на службе той те стрельцы и состояли.

И было их вначале человек триста всего. Боялся царь за жизнь свою, кторую очень любил, потому и оберегал всяко.

Так вот, спустя годов пять правления того Иванова и началась освобожденческая война.

По дороге Ермак присоединил еще людей и довел численность до двадцати тысяч. Сильно объедало войско то народ русский, что на постой его брал однодневный и потому прозвали его объедническим /обычно обед возводили ему, а ужин и завтрак то сами творили/.

Попозже это слово состоялось, как объединенное, да так в историю и легло по словам писаки одного.

Вначале двинул Ермак на татар. Вмиг изгнал их с земель русских и заставил еще дань, кто чем сможет заплатить. Вобщем, изгнали да еще и обворовали по-своему.

Надо сказать, что в войске том много и злодеев состояло. Оттого бесчинство творилось всякое. Ермак на то внимания не обращал. Ему главное нужно добыть было – воротиться к царю и доложить, что Сибирь русская и грань аж до моря доведена.

Ушли татары те вначале в паволжи ближе к Волгограду настоящему, а потом двинулись дальше. Войско по следу шло и загоняло далее.

Понял вскоре царь татарский и хан по-новому, что русские идут к Астрахани и, свернув в сторону, обошел их стороною, а позже назад воротился.

– Пока ходить будут, мы еще поживем,-сказал тот хан, – а уйти куда всегда успеем. А так, время пройдет, может царь сменится и другое что поведет.

Так те татары и жили на Руси. Все от царей зависело. Кто гонит, а кто рукой манит. Вобщем, не сладко им за всю жизнь вековую приходилось.

Озаренный первой победой, Ермак и другую одержал в скорости. Не стали ему противиться оставшиеся моголы и двинули сами вперед на ту же Сибирь.

Хотел Ермак и их обобрать, но затем передумал. Больно много их было и учинись битва какая, то не знатно, как и завершилось бы. Потому, пропустив их вперед, войско то двинулось далее вслед за ними.

Ермак гонцов посылал царю по каждому случаю.

Иван делу тому радовался и всяк у себя отмечал на карте это, а также словами договаривал:

–. Коли б знал, что Ермак так справляться будет, то уж давно бы его послал. Кто ж ведает о душе человеческой. Потемки она для меня, да и другого всякого.

Вестовые весть свою от Ермака везя, сквозь земли татарские проезжали и диву давались. Вроде писано и знамо, что татар изгнали, а они здесь.

Говорил тогда каждый татарин тому вестовому, как царь Смехобрей их обучил:

– То не мы, не татары. Их уже давно изгнали. Мы же люди русские половецкие. Оттуда пришли, чтоб земля эта не оставалась пустою. Будьмо царю дань какую свозить и послушно службу чинить. Так вот и передайте.

Слушали то все гонцы и вместе с грамотой какой слова те передавали Ивану-4. Удивлялся тот такой скорости, но слова за дань ему нравились и повелел он царю половецкому тому скорее свезти ее к нему.

– Хочу углядеть я, что то за дань такая. Оттуда решение приму. Дозволить им там проживать, али нет.

Так и передали Смехобрею.

Тот затылок почесал и вскоре свою хитрость придумал.

Послал он царю голубей премного в клетях небольших. Несли они яйца и из них младь появлялась. Вобщем, даже по дороге больше их ставало.

Привезли Ивану ту покладь и сосчитали особей тех небольших. И сказали царю так:

– Прислал царь половецкий, на землях татарских оселившийся, тебе дань голубятную. Пока везли ее, она и приумножилась во много раз. Как прикажешь поступить с нею, царь Иван?

– Велю отпустить в поле ее. Не нужна мне такая дань. Пуща другую везет. Так и поступили.

Голуби клеть покидали, в небо взлетали, но вдаль не летели. Тут же на место оседали и вновь своим делом голубиным занимались.

Пробовали их снова вверх кидать, но голуби не шли никуда. Только вверху полетают немного, паря в небесах, и снова в клеть опускаются.

Доложили об том царю. Удивился Иван и решил сам посмотреть. Посмотрел – удивился еще больше.

– Что за дань такая? – сказал он, бороду почесывая, в которой вошь небольшая водилась. – Куда не кинь ее, она вновь к тебе возвращается. Ладно, раз так, пуща живет. Только в место отдельное поселите, да пусть и плодится там. Как нарастет премного – вырежьте. Будет что на стол мне поставить.

Испробую мяса голубиного. Отродясь не ведывал.

Так затем и поступили, как царь велел. Вскоре полюбил он то мясо и велел царю тому благодарность передать. Правда, сказал, что больш того присылать не надо, а другую дань свозить. Но на землях жить оставил пока.

Обрадовался царь Смехобрей и сказал своим так:

– Хорошо, что русский в нас самих не разбирается. Будя и надале мы половцами-беженцами из Крыма окраинского, возле моря стоящего. Из степей голодных пришли, да тут и осели. Так по роду и передайте все то. И в годах каких с половцами настоящими какими речь проведите и договор устный составьте. Будем мы якобы сродни им, да внешне чем-то и схожи. Под царя какого пришедшего будем приспособляться. Коль татар позовет к себе – будем татарами, коль половцев приблизит – станем ими. Так вот и будем жить, а с места не двинем свого.

Так вот и состоялось все то и до сей поры никто не знает, где татарин живет, а где половец. Но богу, конечно, то известно. Но он люд за дело то не упрекает. Понимает, что жить надобно им было и несправедливо с ними в ряды годы поступали.

Но вернемся к Ермаку и обозначим путь его дальнейший.

Опосля изгнания астраханцев, которые отродясь ими не бывали, а стали такими благодаря переписям исторических сведений по-новому, Ермак двинул на Сибирь.

Орда разошлась в разные стороны и путь ему освободился полностью.

Обрадовался тому особо Иван-4, получив очередную весть. Понял, что могол больше не грозит Руси. Хотел себе славу ту причесть, но поленился слова писать, да всяко дело переиначивать.

– Другую славу я дойму, – так сказал он себе и так оно и слепилось.

Продвигался Ермак дальше прямо, если от града астраханского брать. Много люду на пути своем он не повстречал и только одинокие группы и попадались. Удивлялся он этому, но дело дальше чинил.

Так двигался аж до самого моря-океана глубокого.

Много войска порастерял на своем пути. Кто зимовать оставался в месте каком, кто просто жить, чтоб назад не идти, а кто ленился и решил возвращения его подождать. Вобщем, к брегу дошёл Ермак едва насчитывая две с небольшим тысячи. И уже там те последние идти обратно отказались.

Рыбь под руки к брегу сама шла от моря того. В реках горой стояла, в лесу зверя полно, на брегу живности другой.

И охали, и ахали русские, и приседали, и стоймя вперед высматривали, что там еще. Изобилие их поразило.

Тут еще вода фонтаном вверх взмывалась и теплом в зиму обдавала. Вобщем, остались и остальные в землях оных, а сам Ермак вместе с десятью людьми близкими /сродственно они ему приходились/ повернул обратно.

Решил царю доложить о деле проделанном.

Говорили ему тогда:

Не едь туды. Зачем то докладывать. Прознает царь про места оные – велит дань везти всякую, а то и сам сюды переберется.

Я того не скажу, – ответил Ермак, – только докладать буду, что вас тут всех оставил, чтоб грань Руси охраняли. По землям разным расселили и

места обозначили, как града какие.

Ох, не поверит тебе царь. Велит голову снести за неправду. Думаешь, нужон ты ему? Да, на ляд ты ему сдался. Увалень простой. Не обмилует он

тебя и душу к богу возведет.

Не послушался Ермак и двинул обратно.

Не скоро путь тот свершался, но все ж время до Москвы подвело.

Ровно шесть лет отсутствовал Ермак, и царь уж думал, что он пропал в землях оных, так как вестей больше не получал. Уже руки от радости потирал Иван, когда вдруг Ермак вновь объявился.

– Заточу я его в острог, – думал тогда Иван, – скажу, что с делом не справился и войско по дороге растерял. Но вначале узнаю, где он дел его на самом деле и что в землях тех состоит.

Так вот умилостивил царь верного слугу. Ермак не признавался о благоугодии земли той сибирской. Говорил только, что насильно оставил люд там грань охранять.

Но царь тому не верил. Знал, что просто так жить, где ничего нет, не будешь. Потому, допрос учинил по-своему и для Руси по-новому.

Велел дыбу он смастерить для человека оного. А дыбой раньше тяжести поднимали мастеровые, иногда лошадей или скот куда погружали забойный.

Удивились тогда этому приказу, но все ж исполнили. На допросе командовал сам Иван. Долго мучили Ермака ,но тайну он не выдавал. Тогда, Иван в злости великой велел жену его разродившуюся привести и дитя малое с нею. Велел их на дыбу поднять. Но и тогда Ермак тайну сохранил.

Обозлился еще больше царь. Велел шкуру или кожь людскую с того Ермака стягивать, чтоб кровью сошел и смертью своею якобы погиб от зверя какого в лесу.

Тогда-то жена его и сообщила царю о том секрете. Думала, что он жизнь ему и ей сохранит.

Но царь, прознав про то, велел дело завершить и тела всех разом с дитем в лес волкам бросить.

Побоялся тогда люд крепостной /в крепости небольшой то все творилось/ не сделать указанного, да так дело то и завершил. Опосля казнил царь и всю родню Ермакову вместе с их семьями.

Только несколько дитят и осталось, убежав в лес подале, а затем в земли другие уходя. Про то, конечно, царю не сказали, а доложили, что дело чинно исполнили .

Прознав про чудеса земель тех далеких, царь спокою не имел. Велел вскоре собирать войско настоящее и подготавливать к делу тому ратному и походному.

Тут еще указ издал, что служить годится по многу и запретил стрельцу какому семьей обзаводиться.

Все полки войском одним обозначил и над ним полководца поставил. Дал ему чин государев и возвел до князей указом своим чернильным.

При нем краски нашли и создали первое чернило.

А был то человек простой из стрельцов отобранный. Дело то исправно чинил и царь за это возлюбил его по-своему.

Не было имени у того стрельца. Потому, царь обозначил его самостоятельно.

– Темная у тебя душа, отрок земной, -говорил царь ему, – словно потемки какие для меня в свету очей дневном. Потому, обзову я тебя князь Потемкин, а имя сам себе возьмешь. Отчество же по мне будет, значит Иванович. Я тебя таким возвеличил. Знать и в отцы гожусь, яко сыну.

Так вот состоялся первый из князей Потемкиных, и надале все по роду ихнему службу царскую чинили.

Так еще Иван-4 повелел и даже указ об том был. Опосля того много царь на свет таких вот князей пустил. Много фамилий попридумывал сам и даже сословие обозначил, как графья.

Граф – то от слова графин происходит. Любил царь Иван-4 тем прибором пользоваться. Так вот и обозначил одного "великого князя" из таких же простых кровей.

– Будешь ты у меня в графьях ходить,– гласил Иван тому человеку,– будешь токмо мне лично графин сей подавать и наливать в него. Токмо лично тебе доверяю и больше никому. Графом привселюдно звать буду. Как названье то

услышишь – то знай, я тебя к себе зову. Знать нести графин должен с тем настоем духмяным.

Так вот "граф" и состоялся на Руси при дворе царя того "великого".

Позже титул такой ввели в подобие лордам, таким же графьям и другим чинам придворным.

При самом Иване-4 только один граф был. Фамилией обозначен известною – Суворов.

Только вначале слыла она просто Суворовский. Так сам Иван же и назначил, говоря:

– Будя ты у меня князь Суворовский. Я суров и грозен по себе и ты под стать мне самому. Правда, ростом мал, но все ж по лицу подходишь. Будь, яко и я, всегда склонен к тому же и во всем меня подчеркивать.

Вобщем, так дело то состоялось и всю ту красноречивость передавать нечего. И так ясно, откуда рода те княжеские другие взялись и почему слова фамильно возникли.

При Иване-4 начали награждать фамильно и простых людей. Так царь повелел, чтоб знать, кому землю давать и от кого мзду за нее брать.

После казни Ермака царь указ тот свой изъял и новый состряпал, гласивший об отмене всех земных прав.

Снова люд простой лишился всего и кто куда подался. Но на сей раз царь поступил по-другому. Велел он удельникам простой люд прикрепощать к себе и делом каким занимать.

Так царь возжелал, чтоб вновь какой «Ермак» не выискался и ему боль причинил.

Так вот и образовался люд крепостной, который вначале в тех самых крепостях и состоял, так как ему жить было негде.

То были первые русские тюрьмы, но тогда они так не обозначались и не носили того значения. Просто это было место для проживания многих семей, оставшихся без земли.

Согласно времени того и условий многие в города подались, думая там своим трудом заработать хлеба кусок. Так появлялись должности в более богатых домах, и тот же люд позажиточнее обрастал слугами и даже в царевом доме прошли те изменения.

Возникли дворовые служащие, многие пособники в делах, а позже и регенты в делах земских. Благодаря своей лени и высокому честолюбию Иван-4 воспроизвел на свет многие придворные чины.

Не особо любил он работать и всякий раз на другие плечи то покладал.

Ввел он надальше правления своего службу чиновничью по делам государевым, также почтовую и заморскую. Так стала она зваться потому, что царевы послушники, кторых он раньше отпустил в земли далекие суд царев вершить, добрались до моря и люд иной повстречали. Чуть позже эта служба была переименована в иноземную.

Своя же служба по землям Руси самой стала обзываться земской.

Создал Иван-4 и совет при себе из княжеских, обозначенных им самим людей и велел совету тому в делах его ознакамливать и какие решения представлять.

Так образовался тот Земской Собор, что тогда так не именовался, а звался просто сходом волостных да княжеских.

То была первая на Руси парламентского типа государева служба. Царь всем заправлял, а все иные исполняли чинно и в срок.

Иногда, и их мысль выслушивал, хвалил за то, а попозжа голову отрубал.

Гласил так:

– Негоже, чтоб царю указ кто-то давал. Токмо сам могу делать то. Совет же можно послушать и к нему сообща прийти. А одному кому нельзя совет тот исполнять.

Так вот, после нескольких казней те советы исчезать стали, и вскоре царь остался только со своею мыслью, так как другие боялись ее высказать.

Часто заходил он в тупик и не знал, как поступить. Все молчали. Царь свирепел, кого за влас держал рукою, а кого и бивал ею. Но это не помогало. Каждый волен был терпеть то, чтоб с жизнью за совет не распрощаться.

Тогда, Иван-4 по-другому начал поступать. Собирал совет в одном месте якобы для сбора, а сам отлучался вроде на время по делам. Пока его не было, все меж собою говорили. Царь слушал то, а затем от себя выдвигал. Чуть позже казнил тех, кто то проповедал. Уже позже догадались собранники, что царь их подслушивает. И, вообще, как рыбы стали опосля. Молчали везде и всюду. Оттуда всякий совет молчаливым стал.

Никто слов не произносит. Оттуда же фамилии Молчуны и т.п., и всякие царские угодники молчунами звались.

Так что, не Земской собор был, а собрание одних молчунов, яко глухонемых.

От того надальше царь еще более свирепеть начал. Приходилось ему кому зуб выбить, кому бороду ощипать и даже глаз выколол одному князю. Но те не обиделись. Все готовы были стерпеть – только при власти бы остаться.

Давала власть оная им полномочия большие. Богатели они за счет ее и становились в угод самому царю.

Некоторые даже его побогаче. Но сам Иван того не знал, а доносить ему боялись. Знали, что кто весть ту принесет, то от его руки и погибнет.

Вскоре царь занемог.

Думали все, что помрет. Но то хитрость его была такая. Глаза закрывал он, якобы никого не слыхал, а сам ухо востро держал.

За время болезни той "липовой" /липой его поили, оттого так и назвалось все это/ царь такого понаслушался, что казалось не выдержит и вмиг, став, всех убьет. Но сдержался тогда. Видать хотел поболе правды узнать.

И то состоялось. Когда чрез время он якобы выздоровел, на Руси и при дворе такой кошмар начался, что пуще прежнего. Поубивал царь многих, шкуру живьем сдирал, тела зверю бросал. Вся округа Москови той костьми полна.

Сына свого он также убил. Прознал, что тот хотел на его место воссесть. А еще боялся, что он убьет его ранее смерти обычной. Начали с тем царем опосля всего припадки твориться. Стал он страдать падучей болезнью. За сердце хватался и на пол падал. Долго трясся, потом отходил.

Вначале думали, что то снова притворство, но лекарь придворный, из числа иноземцев избранный, кторые потихоньку в землю русскую приходили от бед своих, сообщил всем, что это болезнь.

Но царь долго не умирал от нее. Стали люди лекаря того на смех брать, а самого Ивана Грозного притворой обзывать втихую. Бояться стали еще больше и тело стороною обходить. Бывало царь трясется, а к нему никто и не входит.

Подолгу он так пребывал, но все ж заходить не торопились.

На сиим раздел этот закрыт будет и одновременно открыт раздел другой, ибо с того момента история Руси другой путь определяет.

В обозначение царей-лжецов входит и родовую ветвь ту теряет, ибо с кончиной Ивана Грозного к власти иные приходят поочередно, а то и совместно.

Обо всем чтит раздел другой, а этот долгом царским закрывается. Ибо должен был Иван-4 многим и потому болезнь та на нем сотворилась.

Болезнь падших душою она обозначена, да так падучестью своей в веках и закрепилась.

РАЗДЕЛ ТРЕТИЙ

У Г Н Е Т Е Н И Е

Итак, болезнью прошлое закончилось, болезнью того же и другое начинается.

Страдал еще долго Иван-4 от того самолично. Никто не мог ему помочь. Лекаря он вскоре велел изгнать, да тот далеко не ушел, а оселился рядом царских хором. Так люди попросили дворцовые.

Стал так царский дом именоваться по-новому. И люди вместе с ним то же изменение претворили в своем обозначении.

К той поре вокруг Руси тучи небольшие сгустились. С одной стороны разрослась империя Турецкая, Османом руководящаяся, с другой – литовское княжество подперло все границы.

Западники из черни бывшей начали бунты возводить и заколот какой чинить. Кого царь не пошлет в земли те порядок наводить и грань русскую обозначать, того и вовсе не дождется.

Убивали или изгоняли его оттуда, а назад к Ивану воротиться тот не мог. Знал, что тот шкуру сдерет с любого живого. Взаправду так было, оттого и говорится до сих пор.

Собрал царь войско большое вокруг себя и начал им порядок наводить. То в одни земли пошлет, то в другие. Так вот кровью и правил повсюду. И от того люд простой говорил, что грамоты царевы не чернилами писаны, а самой людской кровинушкой.

Иногда тот царь так делал, когда сильно злился на кого и как раз шкуру с того сдирали.

Вобщем, живодер был и таким его народ и запомнил, имя навсегда увековечив.

Болып царей после него Иванами не звали и даже простые избегали того.

То имя уже позже Екатерины-2 зашло, как дух времени в сподобии к старому и завсегда русскому.

Был у Ивана Грозного и еще один сын, но он в младенческом возрасте скончался. Попозже царь-отец решил вновь обзавестись детьми, но уже не смог.

Так без наследников и остался. В самой же истории за других Иванов говорится.

Это все о братьях и их отце, кторого люди сами Иваном прозвали за те имена его в сынах.

Так что, позже Ивана-4 уже никого не было. И всё надальшее ход истории русизны меняет.

Но вначале закончим оповедь про Ивана Грозного.

Так вот, боясь, что на его землю русскую тевтоны пойдут, из Литовского княжества вышедшие, царь Иван заслал своих послов в земли ангельские, тоесть английские.

Прослыхал он, что те сами по себе стоят и решил с ними союз завести супротив тевтонов, литовцев и других.

Прислали англичане ему свою отповедь или ответ. Согласились союз тот создать и велели стрельцов русских мушкетами вооружить.

А они в Англии уже тогда были.

Царь на скорую руку издал указ и велел создать ружейный завод. Но дело то не состоялось.