Текст книги "Поле Куликово (СИ)"

Автор книги: Сергей Пилипенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

Жались друг к другу, как зверь какой в зиму холодную. Голодны были, похудали вовсе за время отсутствия того.

Пожалели тогда их люди и начали обратно пущать к их домам. Тихо они сходились все и , как мыши, в своем огороде копошились.

Обосновали они тогда "государство" свое небольшое, только на горе той, в лавре значит, и заключающееся. Сходилась вся туда разошедшаяся ранее чернь.

Братией то стало вскоре называться. Женщин тогда еще не было в монахинях. Так вот, понемногу собравшись, начала та братия дело свое возводить.

Поняли, что у народа просить нечего, а потому у киевских мужей попросили земли, чтоб ведать ею и работой заниматься по делу жития своего во имя господа.

Согласились те мужи городские и дали то все. Выделили также снедь иную для обзаведения хозяйства, да так оно за ними и сохранилось. Практически то же начало происходить и в других землях. Весть об том разнеслась повсюду и потому люди,с жалившись, приняли и других остыльников.

Остыли они от службы богоугодной, – так говорили люди. А потому и звали именно так.

Долго церковь после тех лет восставала. Слишком много причинила людям боли своей веронесущей деятельностью. И пока она сама в

себе вновь утверждалась, новым делом обосновываясь, на Руси другие события происходить начали.

Церковь в покое оставили, а на княжеский трон или царский престол Рюриковича пригласили из земель варягских.

– Только там и остались князья, – говорили мужи киевские, да еще Новгородские, – больш ходить не к кому. Половцы сильно на нас не схожи. Может смута возникнуть от того. Так что, другого выбора не приходится.

На том порешили и гонцов-послов заслали. Долго те путь пробивали, пока вконец добрались до варягов тех. С ними мужи новгородские были, возглавлял которых муж один Никодим.

Здоров был и видом свиреп. Но на самом деле добротою слыл своею везде. Потому и послали его люди, говоря:

– Добр ты и знать дело какое иноземное вести сможешь. А видом своим варягов немного спугнешь. Пусть, знают, что мы в силе здоровы, но все ж хотим князя ихнего на престол киевский. Помним о родстве великом и в преданиях сохраняем то. Упросить сможешь их. Верим тебе, Никодим. Потому, с послами и отправляем.

Так и отправили его в земли те далекие. И вот, наконец, встреча та состоялась. Приняли варяги те гостей охотно.

Только на охоте они побывали, да дичь какую принесли. С тем и за стол сразу сели, и говорить по делу тому начали.

Долго беседа та длилась, долго меды проливали и те, и другие. Но вконец, добро они свое дали, согласились значит, возвести князя из роду своего варяжского.

– Тут вот только заковыка имеется, – сказал один из тех варягов старших. Кого возводить будя? То ль князя Рюриковича, то ль Романовича. Две ветви

княжеских у нас теперя. Все они сыновьями полны. Видать, бог наш Сварог, а по-тутешнему Свенинг знает по чем дело какое строить. Вера христианская пока далече от нас состоит. Слыхали мы, что и вы своих христиан побивали премного. Так ли это?

Да, было дело, – согласился Нинодим, кторый был там от земель киевских, новгородских за главного. – Не токмо так, как люди передадут, но все ж было. Много и они вреда принесли нам верой своею бесконечною. От зари до зари богу кланялись. Работа какая стояла. Лошадь и та падать начала от застоя того.

Чего ж обратно приняли? – спросил тогда тот человек от варягов.

Жалече стало их. Все ж, люди русские. Дурью своей только отуманенные. Думаю сам по тому поводу так. Бога всякого почитать надобно, а дела

вершить свои мирские, яко земля того просит. Нипочем тут празднества Христовы, коль в поля идти работать надобно. Глядь, через день какой уже поздно дело какое строить: то мряж засеет, то солнцем опалит. Сушь взойдет, и зерно в мякоти земли не утонет.

И я так мыслю, – согласился тот человек, – да и все мы так совмеще думаем. Ладно, пуща живут те монахи скорбные. Можа и до них ум какой дойдя в лета какие. Так, что же с князем делать будя? Кого позовете сперва? Того аль другого?

– Да, нам все одно. Лишь бы князь был, да люд уважал и ценил за труд его великий по земле благодатной. Коль дадите Рюриковича – не откажемся, а коль Романовича – так же не в обиде состоять будем.

Да, на том вот порешили, совсем не думая, что на дале из этого сотвориться может. Но Никодима того в деле том винить нельзя иль людей других с ним. Они людскую просьбу исполняли и всяк знаки уважения чтили. Дело то от другого пошло и вперед о нем сказ будет.

А тогда, забрали они с собою князя Рюрика молодого из роду того же. И первым делом в Новгороде показали, так как путь чрез него и лежал.

Захотел тогда народ новгородский князя себе оставить. Понравился он им с первого взору. Чем-то Владимира – красно солнышко напоминал.

А был еще в папке он островерхой, кторая камнем немного усыпана была и блеск издавала. Так и породилась легенда о сыне Владимира, якобы Владимире Мономахе.

Но Никодим, как главный тогда, не разрешил сего и сказал, что негоже так поступать.

– От земель киевских еще посылали люди и есть от них послы при нас.

Пуща едет на свой престол киевский. Мы же себе попросим еще князя, коль народ тот против не будет.

Так и порешили, и князя на день другой в Киев проводили.

По пути встречали князя того и все подчас кланялись, а кто одежду целовал, кто и плакал вовсе.

– Соскучились люди за князьями, – объясняли Рюрику сопровождавшие его, – цари духовные поперек горла стали каждому. Вот и извелись люди рабочие и по работе той плачут, князя величая и встречая.

Говаривал тогда сам князь молодой:

Коль люд так князей любит – то знать, любое дело исполнит, им задуманное .

Да, так и было всегда и так детей из роду в род учили. Княжеское повеление – то есть закон для всех русичей.

–Ас половцами как?

– И для токмо так же, – отвечали люди те,– князя киевского иль другого всегда величают и почитают. Сродни они нам издавна состоят. Только вот при царях тех и отделились малеха. Но то обратно придет, как только на Русь настоящий князь прибудет.

Возгордился тем тот молодой князь и так повел себя надальше. И то ошибкой было его личной. Не гордостью было ум людской занимать, а работой, походом и умением, от бога идущем.

Но вначале все вроде как пристойно слыло и опосля вокняжения время небольшое.

А надале князь тот Рюрик словно переменился. Горделив стал, не подойти к нему. Всякого кланяться заставлял и к себе почти не подпускал. Велел на кроках держаться /шагах, значит/ от него подале.

Говорили люди тогда еще шутя, думая, что это князь просто сам шутит с ними:

– Видать, князю нашему Рюрику завсегда охота пошутить всяко. Струнит над многими, пыль из одежд выбивает, прежде чем они в терем к нему попадут. Ладно, обождем немного. Пусть, князь побалуется. Взрослее станет – шутки в мысль, дело перейдут.

Но, к удивлению, того не случалось. А надале, князь тот Рюрик еще злобнее и привередливее стал. Почти измывался над людьми какими, а попозжа и вообще в руку плеть стал захватывать.

– Что-то не то с князем стало в землях русских, – стали говорить люди близкие к нему или часто посещающие.– То ль кто мзду на него какую возвел. Может, вновь монахи за дело свое взялись. Надобно попытать их по тому.

И «попытали». Да так, что аж вереск стоял по всей округе от горы той, где в Киеве они ходов настроили. С пристрастием допрос производили, подобно, как князь Ярослав когда-то.

Многие, не выдержав пыток тех, на себя вину взяли, да так смертью и обречены были.

Снова шорох прошел по ходам тем, и вновь по земле русской тень мзды монахам и отцам святым пролетела повсюду. Били так, что аж до смерти забивали и всяк приговаривали:

– Это вы князя нашего изводите. Сила черни вас тьмущая. Будя бить вас, околя князь вновь им не станет и делом каким займется, а не токмо мзду чинить кому при дворе будет.

Много монахов-черни той тогда погибло. Еще больше бежало за грань русскую.

В литовском княжестве только удивлялись всему.

– Что это там у них происходит? То бьют, то опасают. То гоном гонят, то медом угощают. Не понятна нам мысль русская. Век ходить к ним не будем, а то еще сами переймем что. Болезнью той русской заразимся.

Опосля слов тех, брошенных одним из видных деятелей, чернь ту из земель ихних выпроваживать стали.

– Едьте от нас, а то заразу свою внесете. Нам и без того хватает.

И шли те люди, не зная куда приткнуться. Уходили и от тех, и от других. Время суровое было. Гнали их отовсюду.

Кто палкой колотил, кто так проганял, а кто и просто мечом прилагался к телу тому беззащитному. Вконец обессилев, оставшиеся в живых, вновь к Руси прибились и по грани ее свои земли скудные обосновали.

Так вот начали зарождаться западники. И по сей день они русскую душу ту ненавидят и мзду творят любую, чтоб узреть их в беде и отомстить за года те.

Конечно, тогда они чернь свою снимали и одежды обретали другие, простые. Говорили тем, кто их спрашивал, так:

– Люди мы из Приднепровья бегущие. Злоба там идет от царя нового, князя того привезенного. Опасаемся, что и сюда дойдет все то и на всех отобразится. Смотрите и вы сами, чтоб там не оказаться.

И люди верили тому. Вести редко какие проносились, а раз люд перебежный был и одежды, жизнь влачил простую, то и вера в то состоялась.

Начали они свои рода с монахами теми в ряды-годы соединять. Тайно те свою веру сохраняли. Оттуда и сектанство произрасло.

Так и обозначилось оно словом секта, которое из двух наречий простых состояло: "сек" да "там".

Что значило – сегодня, сейчас и т.п. по времени и месту указания. Toeсть, говорили так кратко, бросая друг другу на ходу:

– Сек, там, – и рукой махали в какую сторону, где место того сбора должно было быть в день сегодняшний.

Уже позже то слово состоялось без буквы последней, когда вера вновь восставать стала в лице таких же приспешников.

Все это годами творилось и за годов тридцать, пока царь тот, князь Рюрик, правил много семей на ту сторону перешло.

Toeсть, образовали свои семьи новые, да так оно во времени скоплялось и расширялось.

Позже " унита " пошла. Это когда вера их из-под укрытия тайны вышла и сама отделилась от веры праворусской или православной.

Но это уже ко времени гораздо позжему относится.

А тогда, грань та между Русью и княжеством литовским хорошо людьми обросла и закрепилась своей территорией обустроенной. Были люди те, словно посредники, между русскими и теми литовцами, что чуть позже в разные распались и по-разному обозначились.

Но вернемся к нашему князю и о делах его поговорим.

После погрома второго тех монахов, гордость княжеская улеглась. Понял он, что если вовремя не остановится, то и его такая участь ждать может.

Оттого "подобрел " он и всяк его не узнавать начал. И говорили так:

– Видать на пользу князю нашему то дело пошло. Видь, как переменился. Не иначе чернь та лебезилась над ним /витала значит, словно птица/ и спокою не давала.

Вот так и закрепилась на Руси, что если князю, царю плохо, то нужно виноватых искать среди других, а не токмо в нем самом. Как говорится, и плохое, и хорошее здесь сочеталось, и так до сих пор и идет.

Не может люд русский определить, кто виновен во многом. И царей жалко, и других вроде как бичевать не за что. Потому, и не ладится ничего, и работа повсюду, как и в те года вовсе не слагается.

Но все ж, надо должное отдать царю тому Рюрику, кторый так по-разному и прозывался в работе, опосля состоявшейся.

Начал и он походом ходить, и дела творить по Руси великой. Закон переиздал немного, часть которого к Ивану Грозному относят. Много трудов совершил уже в старости по-всякому описанию. Вобщем, за время лет взрастания умом, подсобился князь и понял, наконец, душу русскую.

– Видать, дурнем я слыл на Руси великой вначале, – так говорил он сам про себя другим, – не видать бы мне сего посаду княжеского и величия такого, коли б люд русский не попросил об том. За то благодарен ему вечно. Признаю глупость свою. Хочу по роду передать все то. Надобно люд ценить и уважать всяко, и он для дел общих совершит все, даже невозможное. Верю я ему искренне и долг свой княжеский воздаю сполна.

Хочу увековечить имя народу русское и обзову сына свого первого Иваном. Так многие прозывают своих детей, и я так назову. Пусть знают, что не чураюсь я простых людей и с ними всячески в угоде состою. Кланяюсь им и велю то всем сыновьям, детям другим творить.

Вот так было тогда сказано и задумано. Но не все получилось так, как хотелось, и не все до конца исполнилось.

Умер царь годов в сорок шесть – рано значит. Оставил опосля себя шесть детей.

Три сына и три дочери – невестки. Замужем они были за людьми иного роду.

Само слово – невестка – произошло случайно и как раз в бытность этого царя. Обозначало оно первоначально слово – невесть, то есть неизвестно.

Так и говорил тогда отец-сват царю тому Рюрику, смеючись:

– Стою вот и смотрю. Вдруг, невесть идет какая-то. А тут сына женить надобно. Дай, думаю попрошу, кто она...

Так вот оно и пошло – невестка или невесть, ибо после случая того, царская дочь замуж то и вышла. Тогда же и слово «сват» обозначилось, а уже дальше – свадьба – праздник венчания значит.

Говорили так:

– Гляди, вон сват тот идет. Какой кумедный он. Разряжен что ли? – и люди смеялись, тыча в одного человека, который отцом жениха был вначале.

А надо сказать, что тогда нужно было ходить отцу жениха и просить другого, чтоб тот дочь ему отдал. Для этого, наряжались по-разному и смешно, чтоб создать какую-то праздность этому случаю.

Одним из атрибутов одежды той было сватанье. Что-то вроде длинной одежды в виде рубашки белой, аж до самых пят, со всех сторон разрисованной различными цветками, древами и тому подобное.

Вобщем, живая картина местности на ней была отображена. Вот потому от одежд и возникло слово сват.

От того же "сватанья" произошло слово фата /это уже в пору "онемечивания" / и обозначился такой свадебный наряд невесты, а поначалу и жениха.

Так они и стояли рядом в длинных одеждах. По той причине – ночные рубашки пошли и у мужчин, и у женщин, так как это обозначало семью.

Но вернемся к самому царю или его детям.

Так вот.

Три сына были Иванами обозначены. Все они разошлись по землям русским и вокняжились, кто где. Люди знали, что то сыновья князя и принимали их в свои града.

Это честью тогда считалось великой.

Но, в общем то, они далеко не ушли, а рядом – близ Киева, и осели.

Так еще до смерти царя было.

В то время как на Киевском престоле обосновался князь Рюрик, новгородцы попросили себе другого князя из тех же земель варяжских.

Дали они им его, но из роду другого – Романовичей. Звали князя того Юрием, а точнее Юрьем, от слова "Юрь ", что значит быстрый.

Был он высок, симпатичен и, конечно, быстр, подтверждая свое имя воочию. Еще говорили про него, что он хват был, что обозначало тоже быстр или мог что быстро сотворить с каким умыслом.

Вобщем, нормальным он был человеком в плане его работоспособности и отношения к людям вообще.

Никого не чурался, не отодвигал от себя и никому не позволял того делать.

Правил он в Новгороде долго. Можно сказать, соответственно Рюрика. Примерно одинаково года их раскинуты были, и смерть постигла обоих так же с той лишь разницей, что царь Рюрик вперед по делу тому "забежал".

Юрий также много трудился и царю Рюрику всячески подмогал. Наводя порядок в землях своих ближних, он взглядом в Московь ту обратился и сказал так, глядячи издали на купола храма того возвышающиеся:

Надобно дело сотворить хорошее. Хочу построить я град побольше. Хочу свезти туда всякую мудрость земную русскую ото всех земель. Хочу так, чтоб рукой из града того якобы махнул и всяк землю какую поближе увидел благодаря мудрости той, в каких поделках людских, творениях рук их обнаруженных. Хотел бы свезть туда многое, дабы всяк мог, приехав сюды, глаз свой ублажить и покрыть душу свою святостью земли нашей русской. Пусть, каждый творение свое издаст и передаст к граду тому, уже до нас зачатому. Я же займусь строительством его и обустройством всего того, что по доброте своей иные пришлют.

Не скажут ли, князь, что ты хочешь чужое добро себе приспособить? – спрашивали мужи новгородские, – мы-то тебя знаем хорошо. Потому и почитаем всяко. А как другие посмотрят на то?

Верить людям надобно всем, – сказал на то князь, – пошлю гонца я к Рюрику. Пусть, сам даст такой клич по Руси, и сам на мой вопрос ответит. Нужно ли то дело, али нет?

Так оно и получилось. Пока гонец тот ездил, князь Юрий занимался делами по Московь обустройству.

Велел древ побольше рубить, места расчищать, валы строить, обозначая града того границы. Храм же за его чертой остался, так как сказал тогда сам Юрий:

– Пусть, храм вне рубежей тех состоит. Всякий придет и в нем душу свою упасет от грозы какой или от чего другого. Град же обнесем отдельно.

Кремль тут строить буду. Посад княжеский. Когда-то придет сюда царь, да может отдохнет от дел своих. Или я, дети мои сюда заглянут. Что в этом плохого ? Пусть, себе стоит во благо и здравие. Не век же трудиться буду. Может, на покой сюда приду во время старости своей усталой.

Так вот и начали обустраивать тот град дальше, мур вокруг Кремля того обозначая, а храм наружу вынося.

Само слово "Кремль" из уст Юрия просто так обронено было. Потому, расшифрованию не подлежит.

Хотя основания имеются. Цвет, в который был он окрашен первоначально красный или суриковый /сурь, значит, уже нашли тогда/.

Слово "емль", как сочетание еды и вопросительного упоминания об этом. Но все это – версия и не больше. Корней, как таковых, нет и действий к тому также. Только по уму человека того и можно судить.

Долго строительство шло и почти всю жизнь на дело то князь и потратил, пребывая то в земле новгородской, то в московской.

Иногда, на Киев ходил, встречался с Рюриком, беседы вел, а однажды даже до Волыни добрался. Там с людьми встречался, разговаривал, речи по-своему немного вел. Сам Рюрик в земли мало вначале ходил. Но ближе к смерти также к Волыни обращался.

Князь взял в жены девицу из тех семей околопосадских. Так оно потом закрепилось в родстве и род тот Рюриков начал волынским обозначаться, хотя по сути своей к тому отношения мало имеет.

Род же Романовичей начал вышегородским именоваться, потому как град Новгород выше стоял от Киева, и Юрий там правил, то так оно и закрепилось.

Вышгородский князь – так говорили люди о нем, понимая, что он в граде Новгороде правит.

Так вот две "ветви" и состоялись первоначально. И все они, конечно, самую прямую связь имели со своими единокровными родственниками в варягах, ибо оттуда на землю русскую пришли. Точнее, приглашены были, так как на Руси князья "перевелись".

Надо также отметить, что ко времени тому люди начали первые карты земные на Руси слагать. Дороги обозначать пробитые, а территорию Руси гранью обводить. И первые чернила на Руси из крови гусиной были, также как и перо.

Гуся, уть убивали и несли человеку пишущему. Позже сурь разводить ею начали, лишь немного крови туда добавляя. А уже затем аж чернила возникли, да и то благодаря западному уклону во власти царской.

Так что, первые письмена кровью гусиной, утиной писаны. Могло случиться что и другою. Вобщем, тою, что под рукой была. Всякое было и вечностью сплыло, так как многое не сохранилось. Согласно этого надо и анализ какой проводить.

Если то кровь любая, то значит, ко времени этому и относится.

Если же чернила, сурь и другое – то уже к позднему, вплоть до времени настоящего, а то и в это время такие "умельцы" имеются, что дань свою якобы прошлому возлагают в труде самописном.

Затем продают его и еще больше мужей ученых путают. А экспертиза всякая, проверка значит, так же в том деле состоит, а коли нет, то просто так самоходом пускается. Оттого великое столпотворение вершится, что настоящей истории не знаете, а на всякую придуманную клюете, словно рыбь какая, в воде водящаяся, каламутью обозначающейся.

Вот так-то, души русские, дела ваши обстоят. Хочу помочь, как Бог, разобраться во многом, потому и время свое, других трачу для блага всеобщего.

Не думайте, что токмо все человеком просто писано. Любой из вас мало что сочинить способен. Только и пользуетесь тем, что присылаю по почте небесной.

Многое к себе лично причитаете. Думаете, умом обрасли, словно кожухом каким в стужу зимнюю. Ум тот я вам всем подаю и могу закрыть канал тот в минуту любую. Будете вообще без мысли сидеть и по углам бегать всяко, яко мыши в поисках ее. Мысль для человека – то как еда состоит.

Нет ее – душа спокойствия не обнаружит. Помните и знайте об том.

Пока же продолжу рассказ сей исторический. Не хочу грани какие определять. Сами обозначите потом. А то еще подумают другие, что я люду русскому помогаю и от других отвернулся.

Я Бог и мне все то ведомо. Но вы сами в деле том должны разобраться. Совместно с другими грани те пересмотреть и коли надо вовек утвердить, хотя я, как Бог, думаю иначе по делу тому. А как – вы знаете из речей многих моих других, писанных одною рукою.

Ну, так вот, пойду дальше по истории вашей, да и своей также, ибо и я кое-где участие принимал и землю ту вашу "на ноги" ставил во благо дня будущего.

Итак, Юрий тот, Долгоруким прозванный опосля времени того, Москву, как столицу обосновал.

После смерти царя Рюрика, он стал править всем от земли новгородской. Сыновья еще млады были и люд его попросил.

Начали свозить в Кремль то все, что в угоду душе творилось. Складывали в доме одном огромном. Охрана стояла и люд посещал те места, словно в мавзолей ходил, очередь создавая.

Так что, очередность русская в крови и делах прошлых состоит. Потому, удивляться ей не следует. Как мзда какая во время это восстает, и души губит за праздностью стола и живота вашего.

Недолго пробыл Юрий во главе всего.

Года через полтора и кончался скоропостижно. Смерть постигла его на скором ходу. Бежал он, значит, к людям мастеровым. Те что-то спросить у него хотели. Да так, вот, и умер на ходу. Взял и с бегу того упал. Разрыв сердца получил он. Сильно переживая за дело то. Оттого жизнью поплатился.

Плакал весь люд новгородский, близлежащий и другой какой, узнавая об этом. Траур пошел по всей Руси.

Обиделись сыновья Рюрика, что народ не так отца почитал. Но обиду тогда сдержали и когда первый к трону пришел, то и высказал ее по-своему.

Князя Юрия похоронили в земле московской близ стены той кремлевской. И по сей день она там состоит и коль покопаться, то найти можно. В саду в месте одном она и находится. Говорили тогда люди:

– Хват был наш князь к делу какому. Юрь в нем во всем происходила. Торопь во всем была. Из-за этого и помер он бедный. До дел сильно охоч был. Надобно бы поберечь своего царя следующего, а то негоже ему, как простолюдину бегать и трудиться всем сердцем своим.

Так вот и поступили в другой раз и знать ошибку совершили, ибо цари последующи стали ленивы, а то и вовсе позабыли о деле каком государственном, окромя своих личных.

Правда, были и одинокие из них, что в дело толкались сами и других подчиняли. Но об них скажем особо.

А сейчас, к другому последующему перейдем и всю правду расскажем. Последующим на престол воздвигнулся сын старший из роду Рюриков – Иван 1.

То так его люди прозвали, памятуя, что один из князей так обозначал своих детей от одного имени. И здесь имена были одни, потому так и поступили, а иначе, как различать.

А надо сказать, что все они между собой схожи были, только годами небольшими и отличались, да еще по росту.

И как раз под стать именованиям их численным.

То есть, первый – значит, выше других. Третий само ниже был. Люди еще шутили тогда:

– Знать царь Рюрик на убыль пошел. Оттого так и получилось в деле семейном.

Иван-1 занял отцово место. Другие так на своих и оставались. Один в Чернигове был. Другой – в Нежине, который только-только обосновался. Вобщем, неподалеку находились, чтоб власть, силу не утерять. Так говорили они между собою.

А "бояться" им было чего. К тому моменту как раз на земле русской начали моголы появляться. Вначале немного их было. Группами они шли, и везде люд какой милостыню им слал. Что то есть такое за выражение?

Бедны были очень те первые группы. От холода и голода уходили. Жалели их люди и белое полотнище ложили прямо на траву, куда еду всякую ставили. Кормились так те.

Были они еще сильно загорелые от солнца и ветров сибирских / Зауралье/.

Оттого в сказках скатерть-самобранка пошла. Взмахнет кто-то и тут же на нее накроет еду какую. Быстро то делалось и потому так и отобразилось.

Вскоре людей тех "басурью" обозначили. От простого слияния русских слов. Говорили так:

– Ба, /видишь, значит/ сурь идет откуда-то.

Так оно и слиялось «басурь».

Сурь – это сурик, а он красного оттенку. Лица и тела были у тех моголов. Потому так и прозвали.

Уже позже возникло "басурман". Это слияние русского и немецкого, а точнее голландского. "Ман" – то человек по-ихнему тогда было. Так оно и обозначало – человек с красным загорелым лицом.

Вскоре басури той побольше стало и кое-где люд начал недовольство проявлять.

Пошли к царю тому первые жалобы или челобитные. Челом били, прежде чем ее подать. Просили люди от басури той избавить или землю им какую дать, дабы осели там и сами делом занялись.

Попросили земли и сами басуры, которых объединил один человек из роду ихнего. /Тазымской орды это не касается. То другие были из разрозненных групп/.

Говорили также они в своей челобитной по речи простой, тоесть устно человек тот царю говорил:

Просим тебя, царь великий Иван, совершить надел земли нам какой. Хтим также свой хлеб зарабатывать. Пришли мы из-за гор разрушенных. Хлада там состоят до сей поры. Голодно сильно. Зверь тайга ушел.

Что то такое тайга?– перебил и спросил царь.

– Тайга – то значит, земля тайная, не пройденная никем она. Пробовали ходить. Мало получается из того что. Тяжело сильно, меч ломается и древа большие состоят.

– А откуда русский язык знаете? – полюбопытствовал Иван -1.

Русские же мы и есть, – ответил просто тот человек, – давным-давно разошлись мы в разные стороны. Вы здесь обосновались, а мы там, за взгорьем, где солнце в лето палит нещадно. Вот так и окрасились мы все и ростом от того ниже стали, к земле то солнце начало нас прижимать.

Как же так? Солнце крепко греет аж до красноты, а холод состоит?

Так солнце мало бывает в году каком по времени месяцев. Оттого сильно печет месяца два-три. В остальное время холодом морит та земля. Зима долго состоит. Весны, осени не бывает. Сразу лето в зиму иль наоборот переходит .

Как же живете там и много ль вас стало?

Точно не знаю, но слыхал, что орда большая неподалек ваших земель состоит. Они живут ладнее. Мы же от севера идем по большей части.

Ну, хорошо, – согласился царь, – дам я вам землю. Подчиняться кому будете?

Как кому? – удивился тот человек, имя которому Берендей было, – только тебе, да еще кому скажешь. Нет над нами никого. Сами по себе живем. Живностью земли добываемся.

Ну, коли так, – повеселел Иван-1, – то землю вам обозначаю и подчиняться токмо мне самому велю. Будешь ты среди своей басури царем. Половецким

тебя не назовешь, не схож ты особо, хотя и похож чем-то, потому другое имя-названье придумай.

Придумаю, царь Иван, – сказал Берендей, – кланяюсь тебе за помощь и землю выделенную. Будем все делать, чтоб царствие твое укреплять. Куда скажешь пойти мне с народом своим?

– Что то такое народ? – удивился Иван и во все стороны огляделся.

Так то мы и есть, – ответил Берендей, – народившиеся значит. Так я всех обзываю. *

Хорошее слово, по уму состоит, – ответил царь, -надобно и мне его приспособить. Поделю и я своих на народы и так обозначать буду надале каждого, кто народится, словно ты вот, предо мной стоящий.

С того времени и пошло. Народ, да народ, да так и пристало ко всем.

Иван-1 не успел всех поделить тогда.

А вот Иван-2, по следу его идущий, достиг.

Так вот, обозначили Берендею тому землю казанскую. Ничего не было там тогда и люди на казанах еду готовили на костре каком. Так и прозвали – казанская земля. А опосля и град тот царь обосновал, Казань зовущийся.

По всему этому делу сказ по земле русской прошелся и легенд много сотворилось.

Имя Берендея того так за основу и легло. Так же истории всякие, с ним же, семьей его происходящие. Все то было наяву.

Конечно, придумано много, но основа тому имелась .

Были и дочери у царя, и походом на него владимирцы ходили, и муромцы восставали, и всякое другое. Оттого сказания произошли и в знаке народной мудрости состоялись.

Многие из сказок тех, о царе Берендее особо, почерпнуть можно. Об чем прямо и говорилось в сказанье каком.

А новые русичи все то по-своему воспринимают и всякую красноту на лице только за пьянь принимают. Но это так, лишь небольшой подсказ к тем произведениям.

Итак, Казанское царство /как оно в истории обозначено/ состоялось. Ханство, от того произошло, что на далее ордынцы на царя насели и велели ханом обзываться в подобие им самим. Потому-то такие изменения и произошли. Но то еще не скоро случилось и еще упомянется.

Стал Иван-1 править на Руси. Что не дело зачнет – то всяк покинет его. За многое хватался сразу и, как говорят, до ума не доводил. Оттого люди прозвали его ухватом.

Так и говорили:

– Ох и ухват наш царь на дело какое. Не убежит оно от него никуда. Мало только проку от того, что все ж дело кое-какое имеется /делается, значит/. Надале другая кличка взросла.

Стали новгородцы деньги первые свои создавать. Сребрянниками их звали. Из серебра, значит.

Такое дело пошло из-за того, что не знали чем дань платить в казну общую, в Киеве состоящую.

Что царю тому не привезут – то он носом вертит и признавать не хочет.

– Что вы меня все одним и тем же потчуете, – говорил царь, – придумайте что-нибудь иное. К примеру, как Берендей, царь басури той, что на земле казанской оселилась. Взял, да и прислал мне скомороха одного, чтоб смешил меня по-всякому. Вот то дань. И сердцу весело, и трудиться опосля хорошо.

Так вот на Руси появилось название скоморох и образовалась первая ветвь крепостных людей.

Toeсть, закреплялись они за кем-то, да так по век и жили с ними, пока тот не скончается или сами.

Царь так и повелел тогда:

– Пущай будет ко мне привержен, яко к чему то. Везде ублажь мне сотворять будя и сердце от грязи какой освобождать.

Скоморох же – то слово повелось среди татар тех, коих назвали так за речь их быструю и скороговорную. Именно от них скороговорки русские произошли.

– Та-тар, та-тар, – говорили за них люди, объясняя другим, как они между собой да и с гостями разговор ведут.

Так вот татары казанские и нашлись на русской земле.

К Крыму никакого отношения не имеют.

Крым – то половецкая земля. И так по сей день она ею остается. И из Крыма не татар, хотя были там и такие, а половцев уже в других поколениях переселяли.