Текст книги "Поле Куликово (СИ)"

Автор книги: Сергей Пилипенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

Это все от незнания истории русской и от того, что много документов утеряно, сожжено и уничтожено специально было.

Так было нужно господам некоторым как из княжеских кровей, так и с других. Так было нужно и "товарищам" во времена от крови красные. Не все то вы о них знаете и придет черед расскажу, как то дело было.

Так вот, за речи такие или за наречие и обозвали тот народ этим словом. Опосля речка Татарка состоялась и государство Татария или Татарское ханство.

Из крови русско-могольской они, хотя теми моголами не были. То есть, в набегах не участвовали.

Далее, скоморох – то выдумщик всякий. Скоро говорил он, шутки бросая, и люди от этого, словно в мор падали; от смеха, значит.

Так вот оно и свершилось. "Скор" да "мор", а получилось скоморох, потому как за животы опосля брались и "ох" говорили из-за болезни от смеха того.

Позже к тому слову и люду другие приспособились. Те, кого сейчас акробатами, циркачами зовут. Слились они воедино в шутках и движениях каких.

Коих царь или кто другой забирал к себе – те скоморохами оставались при нем же. Те же, что ходили по землям – именовались скоромешниками.

С мешками, пожитью своей они ходили. Оттого и название такое получили. Чуть позже коробейники состоялись. По той же причине практически.

Короба с собой таскали, песни пели, плясали, инструмент первый – балалайка появился на Руси. И все от того же Берендея шло.

Великий был он выдумщик на дела такие. И всякий раз царю тому Ивану-1, а опосля Ивану-2 и 3 какую "дань" посылал в виде, указанном выше. Конечно, и другая мзда была, но особо он этим отличался.

Балалайку вначале тарарайкой звали. Затем талалайкой. Лалакать люди в песнях вместо слов, не знаючи, начали.

Так и пели:

– Эх, талалай, талалай, талалайка моя. Басурь, басурьма извела вся меня.

Были когда-то такие слова в тех песнях. Уже позже то звать балалайкой начали. Как увидят, что скоморошники идут, то и говорят:

– Ба, лалайки идут. Вон, глянь туды, – и показывали пальцами в ту сторону.

Так вот и состоялось название инструмента.

Скоморошники – это так же от того же. Часто голову людям морочили своими скороговорками. Так и закрепилось.

Так вот, из-за этого Берендея не очень любили, мягко говоря. Царь его всегда в пример ставил.

Потому-то муромцы, да владимирцы к нему на разборки приезжали. Драки особой не было, но все ж царю тому один муромец зуб выбил.

Сказал тогда Берендей по-смешному, зла на людей, не донимающих его, не держа:

– Что за подать такая мне от царя вашего. Я ему скомороха, а он мне зуб выставляет. Неровно как-то получается. Надо и мне царю зуб то выставить.

Рассмеялись тогда муромцы и помирились с тем царем. Опосля дары разные присылали, чтоб обиду за зуб тот не держал.

Надо еще сказать, что татары те гостеприимны очень были. Бывало, кто к ним зайдет или заедет поутру, то только к вечеру, а то и на следующее утро и выберется. Любили они людей русских и хотели доказать свою преданность за доброту в земле оседлой содеянную.

Так и говорили они и сам Берендей:

– Спасибо вам, люди русские. Вовек не позабудем про благие дела ваши. Стоймя за вас стоять будем и во всяком деле помочь будет идти.

Так они и поступали всегда, помня об том. Но в ряды годы перемены случались разные и от того пострадало то гостеприимство и «зуб» татары заимели на русичей коренных.

Но то дело поправимо. Коль добром обратиться к любому, то он всяк тем же и ответит.

Так говорил Берендей и так оно в душах татарских состоит. На то как Бог и надежду возымаю свою. К уму, а значит, к душе их обращаюсь в сказаниях каких своих.

Все вы люди по корням русские, только вот земля ваша большая наложила свое вето на вид внешний. Вера же предлогом не стоит, хотя по сторонам в разность уходит. То так случилось и об том будет сказано еще впереди.

Вера – она лишь к любви призывает, да к дружбе всякой. Нет разности ни в одной из них, за исключением внешних обрядов.

Душа веру любую одинаково воспринимает.

А человек – это душа и есть. Потому, так и говорят, душа-человек. Хороший, значит, добрый и ко всему так же относящийся.

А то, что говорят: «не званый гость – хуже татарина»,то просто глупость людская. Никогда татар таким не был плохим, чтоб говорить такое.

Это от слабого ума произошло, да так в лета и передалось. Потому, говорю еще раз, ко всем сразу обращаясь, как Бог. Нет среди вас тех, кого земли паразитом обозвать можно. Есть люди нехорошие и с одной, и с другой стороны. Они воду мутят. Создают условия для мзды какой-то, якобы из веков происходящей. Никто никого не предавал. Это подлог или ложь для раскола народа русского. Знали те, что творили это, о родстве кровном и даже анализ крови той делали. Потому, всячески пытались подорвать все и кое-чего добились.

Хоть и велик громкий начальник был, но все ж на удочку ту попался, и народ зазря пострадал тогда, хотя доказал свою преданность не раз.

Это боль того народа и она также в душах состоит. Ее изгнать надо. Время то прошло. Пора к любви возвращаться и забыть смуту ту, от ума слабого происходящую. Это совет мой божеский такой всему тому, кто татарином зовется или к нему причитается.

Но возвратимся к делу тому, ныне новгородским обозначенному. Toe сть, к сребренникам – деньгам самым первым на Руси.

Нарезали немного сребра тогда, а она только-только обнаружилось в землях оных, и царю повезли, как дань они значит. Что-то новое придумали.

И то царю мало понравилось. Сказал тогда Иван-1 так:

Что-то вы, новгородцы, на всю землю русскую славитесь, выше Киева состоите, а к делу какому никак не приучитесь.

Ну, не всем же, как басурь тешиться, – ответил ему муж новгородский.

Вот-вот, и я про то же, – ответил царь, – придумайте еще что свое и тут же мне привезите.

Так, привезли ж вот, сребро, мелко порезанное. Драгое ведь оно.

– Знаю, что драгое. Но мало весьма, да и разрозненно состоит. Одно больш, другое меньш. Сотворите с ним дело какое и умение докажите.

Обиделся муж новгородский, но стерпел тогда, да только и ответил:

Что ж, коль велишь, царь – то сделаем. И дело то сотворим.

Вот и сотворите, – сказал Иван-1,как отрубил, да на том все и закончилось.

Это так Иван мзду свою, обидь, за отца упокоение тому народу воздавал. Так в том и брату своему признался.

Пусть, побегают, яко волки голодные. Надо было честь знать и хвалу нашему отцу воздать. А то только Юром своим и гордились.

Дак, так завсегда было, – ответил ему Иван-2, сын средний, – чего ж тут на них грех таить. Какие люди они – знамо уж давно...

И вот новгородцы к делу другому дошли. Начали они монеты первые круглые печатать с царским именем князя своего новгородского, чтоб царю от того еще злее стало. Так и говорили:

– От сребра нашего не откажется, а от имени какого лютью взойдет. Вот, будет потеха.

А надо отметить, что князем тем сын Юрия Долгорукова был, имя которому было Михаил, а отчество Юрьевич.

Опосля умер он так же от разрыву сердечного. Вобщем, с этим новгородцам везло мало.

Так вот, на первой монете той, сребренником зовущейся, был он отображен и имя его поставлено сокращенно буквами тех годов. Всадник на коне выгравирован был /вдавлен, значит/. Выпуклость опосля ста лет пошла в монетах тех.

Так вот. Привезли дань ту царю Ивану, а он еще пуще разозлился.

Велел мастеровых казнить. Монеты те исчерпать /черпали их ведром и тазом/ и всяк переплавить.

Так и совершено было. Правда, людей все ж не тронули, а мужа того, что дань возил, казнили.

– Головою поплатился он за свою выдумку, -горевали новгородцы и всех царей по роду тому в тот миг возненавидели, а опосля решили своих возвести на трон тот киевский. Но не сразу то все произошло.

Во время плавления сребра того заметили люди, что оно с другим видом объединяется и цвет мало меняет. Обрадовался царь тогда и велел им молчать всяко.

Сам же сказал так:

– Буду я от того богат сребренниками теми, когда сам захочу то сотворить. Тех же новгородцев накажу. Подлог совершу, а они того и не заметят.

Но время шло, а дело то не делалось. Не нужны были тогда еще деньги на Руси. Мало помалу за то дело забыли, но все ж царь новгородцев тех другим донимал.

Так вот, за дела те с деньгами первыми, прозвали его алтынной душой или алтынником. Ал – то значит, жадность людская звалась. Так и говорили:

– Ну и ал ты и до всего хочь премного.

«Тын» же – ограду какую обозначало.

Совместно – значит, душу царя загребущую или жадную, в оковах тела его показывали.

Прятал поначалу в карман одежды своей /единственный был карман/ те сребренники, якобы для того, чтоб скоморохам или люду простому подавать. Но люди другие жадность к тому видели и все подмечали.

Не раздавал он то, а всяк под подушку прятал, а то и в одном месте ссыпал для услады души своей, даже братья над ним за то смеялись.

Но они в шутку сводили смуту душевную ту, а люди нет.

Сразу царя алтыном обозначили.

То была самая первая мера русичей души человеческой. Это уже дальше алтын как деньги состоялось. И в том был смысл ее первоначальный.

Оттого же слова Алтай происходит. Только "тай" нужно читать как «дай». Твердости было мало еще тогда в русском языконаречии. Вот и говорили, руку протягивая "тай", что обозначало дай. И это позже состоялось, уже после "ига монгольского". Деньги пошли тогда эти. Оттого и просили так:

– Алтын тай?

Вот оно одному великому путешественнику понравилось, и он тому царю ту весть привез. Так и закрепилось – Алтай.

И вначале оно раздельно писалось. Слилось от неграмотности писак русских, как никогда общему не подчинялись и всегда всяк по своему излагали.

От этого разноречие образовалось и всякое иное истолкование слов от одних корней происходящих. Все это также к сказкам относится и о нем же и упоминается. Нужно только по правильному понимать что.

Кое-где самим писакой великорусским ошибки совершены и это надо в учет принять. Был он также малограмотен, хотя и к высшему свету относился.

Всяк по-своему писал и слова придумывал. Есть в деле том и божья помощь небольшая, но она в иное русло направлена. По большей части в сторону патриотизма русского, да тех же сказочных сочинений, чтоб ум русский сообразил и историю свою понял правильно. Но, конечно же, того не произошло, а еще хуже стало.

Вовсе позабыли историю свою и в сказках всю правду ложью обозвали.

"А было у царя того три сына и все Иванами звались: два умных, а третий дурак..."

Так вот сказка любая начиналась, и тот народ еще об том помнил и знал, о ком говорится. Про то же сейчас описывается, но вряд ли кто поймет досконально, в чем дурость та выражается царская, ибо за делами она скрыта и белыми нитками зашита.

Ну, да ладно, пора от сказок к другому возвратиться и обозначить того же царя пo-новому.

Вскоре съезд великий состоялся. Всех удельных князей, как то тогда величалось. Удел земли был у них. И хотя князьями они не были, люд да и царь сам их так прозывал, про себя посмеиваясь.

– Какие из них князья. Зад обложен, нос встревожен, так и тхнет смердью, – это Иван 1 научился у скоморохов своих таким острым высказываниям.

Так вот. Согласно дела того нужно сказать вот что.

Никогда на Руси не состояло большое количество князей. Их просто не было.

Точнее, были те, кто царские места занимал, да их дети непосредственные или братья, которые в том же народе по-разному могли зваться.

Всех тех липовых удельных князей или людей волостных просто обозначали так и величали. Так люди хотели. Не возражал тому и царь, не желая с ними спорить или ссориться.

Ибо ссоры уже знал, чем заканчиваются для всех. Подле каждого такого липового князя сидел летопитец или человек божий из числа тех недобитых ранее.

Они писать, читать мал-мала умели, потому и брали их на службу к себе, пренебрегая каким-то запретом общим.

Вообще, запрет на Руси – то только так считалось. Каждый на месте по-своему власть чинил, но внешне приличия соблюдали, и закон якобы исполняли. Оттого и разврат душевный состоит и в делах каких также.

Так вот, собрав всех тех, в новь нашу обозначенных князьями и уделами, царь речь свою такую произнес:

– Желаю я видеть вас почаще здеся подле меня. Токмо не так дела правите мои в землях своих. Надобно отчет держать по ему и докладывать мне устно али пером, коль умеет кто. К делу сему своих преданных слуг приспособите. Пуща, пишут, коли умеют, за вас. Вы же говорите писать, что им надобно.

Хотел я было вольную вам создать всем, чтоб сами дела сотворяли, а я, как царь, только общим заведовал. Но сетуют люди, что так, мол, нельзя с вами поступать. Спаскудитесь вы и их до предела какого доведете. Велю докладать каждому, близ али подалек стоящему люду, мне о делах каких непригожих ваших или вам о их действиях каких. Токмо сам вершить суд буду.

Правду добывать стану и за то вы все правдивым меня обозвать должны. Такой есть мой указ царский для вас и всех остальных. Сие не писано будя как закон. Но исполняться должно и на деле подтверждаться.

Распустил царь Иван-1 тех, кого собрал, и так они и не поняли, чего сюда в Киев приезжали. Но все ж, чрез время челобитные всякие и прошения пошли к нему. Порадовался тогда Иван делу тому.

– Всяк бы так исполнял, яко люд русский. Грех жаловаться мне на усадников княжных. Дело исправно чинят, всю весть доставляют.

Так вот пошло в народе еще одно имя, приданное тому царю. По его же велению сотворенное.

Был ли он на самом деле справедлив, об этом можно судить из того, что с новгородцами вытворял, да и с другими. Но, как говорят, слава та состоялась и вера в царя справедливого повсюду пошла.

И вера та кровью часто омывалась людскою, ибо праведники на местах творили свои подчиненные дела в угоду тому царю.

Что еще можно сказать за его правление?

Обосновал он город Остросмысл, позже именований именем его, Иваново – то и есть град тот царский.

Хотел он там успокоение свое найти вне дел всяких. Потому и обосновал и даже храм воздвиг, чтоб, как говорят, под рукой был. Даже монастырь небольшой соорудил из древа. Позже он снесен был, хотя след небольшой все же имеется от того.

Назвали град тот так потому, что то царское имение или, как тогда говорили, удел его был.

Так и прозвали – Иваново. Значит, Ивана-царя.

Особо в делах каких важных сей царь замечен не был. Так, как говорят, текла вода тихо из-под камня, да на том все и кончилось. Опосля смерти его, году на сорок седьмом, стал брат меньший править – Иван-2 значит.

Ему битва та предстояла, что Куликовской ныне обозначена. Да, не дожил он до времени того и власть всю брату последующему передал .

Иван-3 на себе "иго" то монгольское испытал, и битву ту учинил.

А как то все было, сейчас по порядку и расскажем.

Иван-2 правил немного. Всего восемь с небольшим лет. Город Ярославль при нем на ноги стал, и город Острогожск он обосновал. Да, на том все дела земные завершил.

Ко времени кончины его к границам Руси той Литовское княжество близ подступило. Челобитные шли к царю бесконечно или доклады, значит, о деле том. Грань литовцы-рыцари не переходили.

Боялись, что русские снова их не поймут и всей землею своей восстанут. Просто на то время народы те пополнились, и само княжество разрослось в стороны и к граням той Руси.

С другой стороны начали "моголы" "наступать". Но слово то само по себе дело такое не обозначает.

Тазымская орда в своем составе сильно пополнилась. Было решено вновь реку перейти и двинуться на запад поближе к землям плодородным.

Вначале, послал тот хан, который Чингиз-ханом звался, небольшой отряд, чтоб он разведал, как дела обстоят по ту сторону реки. Удалился тот отряд, который всадников 600 насчитывал. По дороге на запад, вокруг моря обойдя, он разбился на группы по 100 человек, которые разошлись, как говорят, во все стороны света.

Своим видом, точнее обликом, те моголы казанцев напоминали и вначале люди их за тех и принимали. Так и говорили:

– Глядь, татары идут. Что ж то у них случилось, paз курь так стоит? Надобно спросить. Вестей уж давно каких не слыхивали.

Останавливались моголы те, а их спрашивали:

Куда это вы, татары, так торопитесь? Пожар аль у вас какой трафился?

Не татары мы, – отвечал старший из отряда, – и их никогда не видели. Кто то такие?

А вы кто же?

– Мы племя могольское. Ордынцы. Князь наш ханом прозывается. Я сам сотник. Старший среди своих людей. Ищем землю мы более плодовитую, чем у нас под копытами состоит. Хотим в другом месте обжиться. Может и рядом с вами, если пустите.

Мы того не решаем, – отвечали люди простые, – подневольные мы. Князь какой нами руководствует или посадник киевский.

А поговорить можно с ним?

– Та можно, но далече он отсюда состоит.

– Ничего, кони наши быстроходные. Добьемся до него.

И разъезжались по сторонам. Так примерно все те первые разговоры заканчивались. С посадниками или волостными также разговоры велись. Те, в свою очередь, отвечали, что царю подчинены и без ведома его ничего не решают. Крутили головами моголы те, ничего не понимая, и решили двинуться все в Киев до царя.

Спустя время небольшое все те отряды вновь слились возле самого Киева.

Только один где-то задержался. Не стали они ждать его и, выделив сотника одного с несколькими другими воинами, отправили к царю.

А заместо Ивана-2 уже Иван-3 встал.

Только недавно похорон состоялся, и он власть ту царскую принял. Скорбел по брату царь и особо в разговор тот не вслушивался. А лишь рукой отмахнул, сказав, что некогда ему речи вести и что он того якобы не решает.

– Пуща, удельники решают, – так он велел, – им право то даю.

Но слово сказал, а рукою письменно не подтвердил. Уехали моголы из-под Киева и снова по землям пошли.

Спрашивали их люди:

– Ну, как? До царя добились?

Да, добились, – говорили те на своем немного ломаном русском, – но мало что поняли. Велел царь всеми землями усадникам распоряжаться.

Не поверят они вам, – сразу сказали люди.

Чего ж так?

Грамоту нужно было везти гусиную.

Что то есть такое грамота?

Это царские письмена. Должон сам он писать своею рукою и дело то подтвердить .

Что ж делать тогда?

Назад возвертайтесь. Пуща, грамоту ту дает.

Повернули вспять уже всем своим составом моголы, так как и отряд другой подоспел, и вновь двинули на Киев. Опять люди спрашивали:

Татары, куда собрались? Не к царю ли?

Туда, только моголы мы, хотим на земле вашей благодатной осесть.

Э-э, куда вам здесь оседать, – говорили те, – царь на то согласия не даст.

Откуда знаете?

Да, знаем ал его до всего. В брата старшего пошел. Видать, по крови перешло.

Моголы растерялись.

Но те же люди сказали:

– Да, вы поедьте, спросите царя снова. Мого уже не таким стал, как люди сказ ведут.

Так вот они и двигались по земле русской. И это движение их «туда-сюда» как раз и явилось, так обозначенным, игом татарским.

Пришлось тем моголам еще два раза съездить от царя к усадникам, окромя того, что уже ездили. Вобщем, туды-сюды катались, аж люди говорить стали:

– Что-то тем татарам-моголам неспокойно в земле нашей. Туды-сюды мотают, аж лошади их кричат.

А оно и взаправду. Лошади от усталости ржать сильно начали, проявляя свое недовольство.

Так вот оно и состоялось это слово "иго".

От "слов", брошенных самими лошадьми: иго-го и т.д. Из этого татаро-могольское иго произошло. > .

Шутили так люди сперва. Это позже оно как татаро-монгольское состоялось.

Уже в те времена, когда Монголия, как государство образовалось. Чиновники русские велели тогда изменить состав этих слов и образовать новое.

Я думаю, не стоит дополнять, как на Руси изменение ведется. Так бездумно и переправили все, сделав тем самым большую глупость. Но мало этого.

Заставили переписать многие исторические документы, так сказать, в ногу со временем, а старое спалили.

И имена менялись, и новые вписывались. Многие хотели почет себе воздать, к роду какому примкнуть.

Именно с тех переписей род донской княжеский состоялся, хотя не было его никогда.

То простой человек был, как говорят, из смердов. К этому же и другие славу себе привили, раздув ту историю, что случилась до великого побоища, а из Чингиз-хана создав великого зверя и мученика всех народов.

Не было того и вовек моголы те больш землю русскую не посещали, хотя стычки из-за драчливости русской и хмели большой были не единожды.

Но, кто же хочет себя виноватым считать и признать какую-то всенародную глупость. Вот и переписали всю историю русскую и такую чушь нагородили, что аж Богу от того тошно и не по себе, когда о чем-то упоминается. Родов княжеских много причислили, ветвь царскую подложную пустили и вообще всю суть дела того исказили.

А теперь, прочитайте, как дело то было.

Итак, возились моголы с царем русским Иваном долго. Раз пять взад-вперед поперек земли русской и вдоль ее ходили. От удельника к царю, от царя к удельнику. Не давал царь грамоты, а устно распоряжался.

Думал так:

– Поездят, поездят, да и перестанут. Уедут в свои земли оседлые. Какое мне дело до них. Хватит и татар тех, что брат приютил. Так глядишь, землю русскую всю разберут. Гласят, что и они от нашей крови. Ну, так что ж теперь? Землю им всю отдать? А то, глядишь, и на престол своего хана выдвинуть захотят. Зачем мне пакость такая. Пуща едут к себе ни с чем. Нету-ти земли для них у меня. Кукиш им всем, – и царь показал впервые из всех конфигурацию из пяти пальцев.

Конечно, моголам говорил он другое. Сокрушался по делу ихнему. Ссылался на плохих удельников и тому подобное.

Вобщем, хитрил много. Но хитрость та опосля его и побила. И не сколько его самого, хотя и ему лично досталось, сколько народу русскому всему.

То-то и есть, что дурак царь. И уж умным никак не назовешь. Дал бы земли немного – по-другому стало совсем. Потом, все равно расширились бы, но зато государство крепкое стало бы и никто вовек бы к нему не сунулся когда.

И за то тот же хан с людьми своими благодарил бы вечно и подчинялся всяко. А он так и говорил тем посланникам.

Но дело не пошло дальше того, что было.

Вконец, надоело ездить тем моголам и даже лошадей многих погубили от езды той.

Спешились многие. А какой могол без коня?

Начали они просить у тех же удельников лошадей, чтоб домой добраться. Пешком идти ведь замучаешься, да и воин – не воин без лошади.

И в орде то позором считалось, если всадник лошадь ту загубил.

Конечно, удельники не давали того, что просили. Не дал того и сам царь, разведя руки в стороны и якобы даже грустя по делу тому. Сказал, что бедна Русь на то дело и приказать он не может.

Вобщем, угробив больше половины лошадей, которые к таким гонкам не привыкли по протяженности, моголы оказались ни с чем. Ни дело не решили, ни чего другого не добились.

Вот, тогда, и пошли они к тому татарскому царю, прося его уже о помощи.

Но Берендею дать было нечего. Только шуткой мог их поддержать. Пришлось пешком идти многим обратно, а по пути людей русских попросту скупыми обзывать.

– Жадны вы все, яко и ваш царь, – говорили те моголы, – только и можете языком советы давать. За делом слово ваше не стоит.

Обижались люди тогда на эти слова.

– Что ж мы вам плохого сделали? Мы ведь сами также не распоряжаемся, отдам лошадь – с чем сам останусь? И тот же удельник за то с меня спросит.

Вот так и шло по земле русской то монгольское иго, прося лошадь где дать, а где поесть.

Вначале их кормили везде, как и татар тех казанских, но когда царь помыкать ими стал и дал указ негласный изгонять с земли русской, а кто того делать не будет – то и его гнать, вот опосля этого все прекратилось.

Кому хотелось голову свою подставлять. Гнали тех могол от себя подальше.

– Иди, иди, могол вшивый, – говорили некоторые, их отгоняя, – нечего глазья свои таращить. Нетути еды вам никакой и лошадей нетути. А коль было бы,

и то не дали. Велел царь гнать вас отсель, – проболтался кто-то.

После того и пошло.

Как говорят, терпение лопнуло. Начались ссоры, затем драки, а опосля – настоящие битвы, в коих по человек 40-50 сражалось.

Тогда-то моголы и мародерством стали заниматься. Отбирали силой лошадей, еду, одежду порою, и шли дальше. Но надо сказать, что люди во многих случаях тех распрь были сами виноваты.

Стоит, к примеру, древо яблоня по дороге вкрай дома какого. Захотел могол съесть, ведь ничего с собой уже не было.

А надо сказать, что в Русь едучи, каждый брал с собой еду, которой по их меркам хватало на много.

Обоз небольшой с ними шел, где курь та настоящая была, а не фазанная, да еще животные другие вроде зайцев. Еще люди из того и смеялись, тыча пальцами и говоря:

– Глядь, еду везут с собою. Да, отродясь мы такого не видели. Чтоб по земле нашей с едой ездить. Всего ведь полно, только не ленись.

Но так вначале говорили, а потом, когда смех прошел, стали по-другому речи вести. > .

Так вот, было могол яблоню ту прислонял и яблоко брал, чтобы сьесть. Было, что и ветка трещала или древо само. Вот тогда такие стычки и сотворялись.

Говорил русский:

– Чтоб ты, могол, сдох. Я ту яблоню девять годов выхаживал. А ты своею паскудною рукою ломаешь ее. А ну, иди прочь отсель. Не твое добро, не тобой сеяно.

Дай пожрать, – так говорил могол такой, переняв уже у русских то невежливое слово, думая, что так он к нему ближе состоять будет, или мат к тому добавлял, теми же русскими придуманный. Как правило, все заканчивалось "на мать".

Оттого русский отвечал:

Я тебе дам, татарина, мать твою туды за ногу, могол вшивый. А ну, геть отседа, а то башку твою проломлю.

Не гони, дай пожрать, – просил снова могол, к ветке той обращаясь.

Тут русский брал в руки какую дубину и с нею на могола шел. Ну, а дальше, понятно.

Хорошо, если как-то договаривались опосля драки небольшой, зубы повыбивав друг другу. А то и действительно затем к мечу тянулись и друг друга рубили.

Кто и стрелу пускал в курь какую или ту же козу. Вобщем, дела разные были. Но причина одна всему. Голод и безлошадье, а ко всему недопонимание беды чужой.

Хоть и хороша та душа русская, но тогда не оправдала себя. Ибо, если так было бы, то никогда бойни и раздора не случилось.

Как говорят, с горем пополам те моголы к своим пробились.

Осталось их из шести сотен только человек триста. Ровно почти половина полегла.

Рассказали все Чингиз-хану, который прозывался так за свою походку и широкое улыбающееся лицо.

Вообще, добродушным он был человеком и не под стать многим царям русским.

Все то враки, что убийцей каким его рисуют и в могилу плюют /условно, конечно/. Много дел он сотворил в орде Тазымской. При нем же первая письменность зачалась, что и поныне в русскообразной латыни состоит.

При нем многие читать, писать обучились. Земледелием стали заниматься и одежду стали себе ткать из хлопка, который им привезли /точнее, завезли случайно/ забредшие в их земли иностранцы.

При нем колчеданы начали двойные изготавливать. И самое главное, Орда та стала Золотой зваться.

Только не от золота самого, которое было, но не в огромных количествах как то считается, а от расцвета орды той, как государства небольшого.

Насчитывала она тогда около 85 000 человек. Все расселены были и широко распространились между теми двумя реками, дойдя аж до самых горных вершин.

Уже позже гораздо, осевшие в горах ушли еще дальше и обосновали Тибетские вершины. Монастыри первыми они стали строить, а уже затем слияние произошло с теми же китайцами. ■ •

Так вот, узнав обо всем, да еще не досчитавшись стольких людей, Чингиз-хан, долго не думая, велел всем в поход собираться. Имелось в виду воинам.

Собрал он около 25 000 человек.

Это большая сила была. А если учесть, что все на лошадях и хорошо вооружены, то и впрямь можно было воцариться на престоле том киевском.

Но Чингиз-хану того не было нужно. Решил он просто пройтись по земле русской, силой своей напугать и земли все ж добиться от царя.

Так он и поступил.

Вторгся в пределы той Руси и так скопом и пошел. Испугались тогда сильно русичи той силы великой.

Тьма-тьмущая татар была. Когда стрелы пустят, то аж солнца не видно стает. Было так на самом деле.

Хотел Чингиз-хан именно этого добиться. Оттого и показывал свою силу.

Многие удельники сразу бежали, едва прослыхав про силу ту грозную, к ним идущую. Люди же остались. А куда им деваться. Не бросать же свои земли. Идти ведь некуда.

По дороге на Киев, а туда орда та шла, происходили небольшие стычки. По большей части люди свое добро защищали, так как моголы те без обоза шли.

Вот дань они тогда и брали любую. Но не нападали, а говорили кому:

– Несите есть, пить и лошадей кормите.

Кто не хотел того и за оружие брался – тот и погибал в бою каком. Кто же соглашался – то, как говорят, заживо оставался.

Не трогали таких моголы и даже дома меткой своей обозначали для того, что б те, кто по следу шел, к дому тому уже не обращался.

Но русский ум ведь хитер особо. Решил схитрить и на сей раз.

Умники изготовили метки подобные и начали себе тыкать по домам. Другие моголы шли и им ничего не доставалось.

Быстро весть свою пустили, и она до Чингиз-хана докатилась.

– Хорошо, – сказал тогда он, поняв, в чем тут дело, – не хотят по-доброму – пусть, в себе мзду несут свою дальше.

Велел он свои метки больше не ставить, a без разбору брать все, что надобно.

А для примеру, остановился всей ордой в одном городе. Пробыл там аж девять дней. Объели весь русский люд. Аж стонать они стали тогда.

До сих пор та стоянка известна и даже души людские память о тех днях хранят.

Так довел тогда до ведома русского ума Чингиз-хан, что так делать не нужно, как они поступают.

Вобщем, хитрость та многим болью обернулась. И люд русский проклял тогда всю лживость и отрезвел мгновенно. Поклялся больше того не чинить и правду справлять.

Так божился и клялся, что аж хан поверил, сказав так:

– Верю, что поняли вину свою, а правильнее будет – глупость свою. Хотел я, чтоб вы все не страдали от множества войска моего. Но раз хитрецы нашлись, то на их спинах и катайтесь.

А надо сказать, что забирали они лошадей у тех, кто не хотел чем им помочь.

Вот от того опосля и пошла игра в лошадей среди детей, а то и взрослых.

Тогда только это без смеха было. И взаправду катались на виновных каких. И всякую мзду те же люди своим виновным чинили. Так оно повелось тогда и сохраняется до сей поры.

Кто не понравился чем-то или одиноко возрос – то сразу на нем, как тогда, хотят все отыграться.

Потому, ум русский обустроен только в равенстве пребывать завсегда. Это болью добыто в предыдущей жизни и так дело то будет сохраняться, пока в тот же ум другое не взойдет.

Исключение составляет небольшое правящее естество. Да и то на какое-то время. Если люд не видит никаких доброидущих перемен, то и для тех наступают "черные" дни.

Так вот продвигался Чингиз-хан к Киеву. И то движение его мигом до царя донеслось. Хотел он бежать.