Текст книги "Поле Куликово (СИ)"

Автор книги: Сергей Пилипенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Долго они беседовали, пытаясь друг друга на разных наречиях понять и границы те обозначить. Но, все же разобрались и заключили небольшое соглашение.

– Сам я не могу всего решить, – говорил в конце Владимир, – есть надо мною князь Киевский. Он решает за всю землю русскую. Буду разговаривать с ним и попозже ответ вам сами пришлем. Расскажите, как к вашим землям добраться и какое ваше княжество. С ответом сам приеду и весть ту доведу до самого вашего князя.

Отвечали ему гости и рассказывали об их владениях. Объясняли, как проехать и сколько времени то займет. Со всем согласился князь Владимир и гостей тех вскоре проводил, предварительно дал подарки небольшие для их князя в знак своего уважения к народу другому.

Откланялись литовцы-рыцари и удалились в земли свои.

Владимир же, весточку голубем послал в Киев, а заодно гонца отправил, чтоб тот подтвердил и все, как есть, рассказал.

Вскоре получил то известие князь Святиполк и начал снова в путь собираться, заведомо зная, что дело серьезное.

Гонец вскоре, по дороге встретивши, подтвердил то, и они вместе в путь на Новгород ушли.

Княгиня или Федунья к тому часу вновь рожать собралась, но на этот раз князь предупредил, чтоб имя без него не давала.

Согласилась жена его в том, да так они и расстались.

Вскоре Святиполк в Новгород прибыл и, встретившись с Владимиром, начал разговоры вести по тому поводу.

Длинная беседа была и долго размышляли, где границы те образовать. Наконец, Святиполк сказал:

– Думаю, на границе с литовцами теми надо город поставить, быстро соорудив его и людом наполнив. Границы к северу оставим пока. Раз там никого нет. Получается так, что только запад нам и сохранять как границу нужно. Значит, по той линии града вновь построенного и от града Ужгорода границу и провести. Вдоль небольшие селения построить и также заселить людом каким, с других или тамошних земель присланным.

Возлагаю это на тебя, Владимир, и на тебя, Добрыня. Ты же, Феномен, делом по городу займись. Ворота соорудите, валом большим окружите, да и сам город расширить можно, чтоб народу побольше вместить мог. Площадь должна быть для сходу какого, места для запасов всяких, и чтоб вода в нем своя была, а не только из реки черпать ходили. Что же до нарядов тех их чудных, то думаю, надо и нам что-то схожее приспособить. Хватит голое чело врагу, зверю подставлять. Созовите мастеров своих, что мечи куют. Пусть, подумают, как воина защитить. Я со своей стороны тем же займусь в землях других. Как я понимаю, одному не разорваться во все стороны. Буду князей других сажать в городах вновь строящихся. Пусть будут и простые. Ничего плохого в том нет. Сам из таких. Да и ты вот, Владимир, грудью простой робы вскормленный. Как мыслишь сам про все то?

Согласен, князь великий. Думаю, если больше нас станет, то Русь сильно окрепнет. Не будем никого бояться и жить в спокойствии всегда.

И я то же думаю. Правда, хочу еще дело совершить. Хочу до булгар добраться и с ними мир какой, границы обозначить. Чтоб территория Руси нашей была всем известна и сутолоки людской никакой не происходило. На этом и порешим. Каждый делом своим займитесь и клич тот среди мастеровых дайте. Я же у себя поищу. А теперь, в путь-дорогу обратную. Дел много, времени мало.

Так и уехал князь Святиполк, жену Владимира не повидав и о ее красоте никому не поведав. Дел было много и не до гостеваний и рассмотров всяких.

Воротившись сразу в Киев, князь Святиполк сына вновь рожденного повидал и имя дал ему сам. Назвал он его Горисветом вначале. Но жене то имя мало понравилось и спустя время все же упросила мужа изменить его.

Думал князь думал и, как говорят, ничего не придумал другого. Тогда, взялась за то дело Федунья и быстро тому имя свое сочинила. Назвала она его Болислав.

– В боли рожала, так пусть так и будет мне памятью, – говорила она.

Согласился с тем князь, да так то все и осталось.

Спустя же время некоторое он вновь пустился в путь землю русскую обосновывать и городища где сооружать.

На этот раз взял он с собою множество воинов или полк, численность которого была ровно 1000 человек. Все они стали помощью людям в деле сооружения каком. Правда, пред этим полк сей князь приодел по-другому, да так, что свои люди узнавать перестали.

Кольчуга грудь защищала, голову шлем небольшой, частью нос закрывающий, на локтях и коленях небольшие пластины были, к одежде прикреплены для того, чтобы в бою в место сгиба стрела не попала или меч чужой не прошелся. Надо тут отдать князю должное. Сам он мыслил по делу тому и кузнецам указывал, как исполнить что.

Святиполк же и щиты укрепил такой же пластиною посеред круга, по форме таким же его оставляя. Позади на спине аж до ног также кольчуга болталась, чтоб стрела не прошила или меч, скользя, того не задел. Мог, конечно, князь и вовсе всех в то железо заковать, но, подумав, оставил так, как есть.

"Зачем тогда воину мастерство иметь, коль в железо будет закован. Стой, как столбень и все. Пусть, по тебе бьют. Нет, тут другое надо. Прытью и силой умною брать надобно врага или зверя какого сильного. Да и тяжело то все на себе нести, лошадь устает сильно. А места у нас дремучие, дороги далекие. Надо, чтоб сила их сохранялась."

Так вот оно все и состоялось. И хотя князь сам не воевал ни с кем, но думал по тому много и правильно.

Примерно то же и новгородцы соорудили, правда там начали зарождаться первые щиты не строго круглой формы.

Это уже Владимир постарался. Завидев у тех рыцарей какие-то другие щиты и гораздо большие, он и своим ратникам решил сделать то же, точнее похожее.

В остальном же одежда та боевая ратная схожая была. Правда, у владимирцев грудь еще небольшая круглая пластина защищала, и в некоторых других местах по телу то же поменьше было поразбросано.

Вобщем, теперь заковались в латы и русичи, чего раньше отродясь не бывало. Были какие-то соломенно-деревянные загородки на теле или вообще ничего.

Потому и говорят, что русичи всегда в бой с голыми руками ходили /без стрел значит/ и без ничего, то есть не было защиты никакой. Только меч в руках, да еще щит из слабого дерева вперемешку с соломой. На головах также ничего не было, за редким исключением перевязи, подобно как у кузнецов, чтоб пот в бою глаза не устилал.

Мечи не особо длинные были, это их потом удлинили, когда впервые с литовцами-рыцарями встретились на том самом озере Чудь, которое до того вообще никак не прозывалось.

Так было сделано для того, чтобы ведра-головы те с размаху сносить. Сила получалась большая от удара такого. Оттого и боялись затем рыцари на русичей идти и аж до времен первой великой отечественной никого в землях русских с западной стороны не было.

Так вот.

Полк тот княжеский, никем не узнаваемый, стал Святиполку опорой в его делах по закреплению и укреплению земли русской. Куда путь держал – там города зачинал, а люди уже потом, как говорят, до ума доводили.

Воссоздал он Чернь-город – Чернигов теперь зовется. От имени одного из людей пошло то. Так и звали человека того Чернь – значит, черный. Голова была у него черная, волосы точнее. Был он там главным, и затем род княжеский черниговский воссоздал опосля Святиполка ухода.

Вобщем, много на свет князь киевский тогда городов пустил. Обо всех говорить долго будет. Потому, пойдем далее по делам и маршруту тому.

Дойдя до Ужгорода, повернул князь строго на юг, да так и отсек тогда границу. Пройдя немного и не встретив по дороге никого, он повернул немного к востоку, да так и шел, то к югу, то к востоку склоняясь. Больше, конечно, в сторону всхода солнца забирая, так как оно неизменно вставало с одной стороны, и они все вместе с ним так и шли.

На местах некоторых, где людей русичей не было, пришлось ему воинов своих оставлять и делать из них заставы. Так и говорил князь:

– Заставлю ими места оные. Коль увидит кто, то поймет, что земля оная уже занята русичами и вперед продвигаться не будет.

Сразу посылал он двух-трех гонцов от того места в сторону земли русской и обряжал их своим словом княжеским так:

– Коль добьетесь до кого, то по люду посчитайте и всяк возможных приведите в земли к заставам поближе. Пусть, там оседают. Вам же всем можно будет так же семьями обзавестись, дома построить, поле какое расчистить.

Хлеб, что другое выращивать. Берите зерно на посев, но смотрите, чтоб мне до конца пути хватило. Мыслю я, что долго еще землю объезжать отовсюду буду.

Вот так и велась демаркационная линия, которую признанно обозначают границей территорий.

Тогда же велел князь столбы устанавливать, отесывать их и знаки царапать, к русскому относящиеся. Это и птица могла быть какая, зверь, и просто колос пшеничный или что другое. Из-за этого потом еще споры были, так как и у других то же имелось.

Так вот начали появляться пограничные заставы, столбы и гербы государств или княжеств.

Так продвигался князь Святиполк далее и своим трудом-походом устанавливал границу. Долог был путь его и труден. В голоде и холоде побывал он, на жаре парился, без воды много пребывал, но все ж своего добился.

Дошел аж до булгар, где с ними повстречавшись, границу обозначил, и договор заключил устный. После того повернул к северу и обратно к Киеву подался.

По приезду у него только и осталась горстка тех воинов, в новые наряды облаченных. Где-то около человек тридцати всего.

Люди подумали, что князь в битвах растерял их, и прежде чем сам Стятиполк объяснил киевским, весть ложная разнеслась по земле и сказалась, будто князь в битве с булгарами, половцами рать порастерял.

Еще говорили, что это он на Царьград ходил, да никому не говорил. Думали, что дары какие-то привез в Киев он. По делу сему и слуху пущенному, в Киев гости зачастили со всех земель.

Начал князь всем объяснять: что, да как. Слушали люди, а потом, убедившись, разъезжались обратно, уже весть иную разнося.

Так оно и велось на Руси. Не успеет один слух пуститься, как уже другой вслед ему гонется. Не понимали того люди и всяк дальний или средний плечами пожимал:

– Не понять нам того, что там в Киеве творится. Будем сами по себе жить. Время придет, и нам сообщат более ясно.

Спустя какое-то время князь вновь в поход собрался.

Это в последний раз иду, – сказал он своей Федунье, одарившей его в очередной раз сыном, назвали которого вновь без ведома и по своему Глебом.

Что за имя такое? – удивлялся князь Святиполк, – сроду не слыхивал.

Божью помощь я почувствовала, когда он рождаться на свет стал, – объяснила жена, -глебный сынок наш, богом помазанный, словно соком каким или росою блестящею. Оттого Глебом и назвала. Памятью мне станет об деле том родовом и сам знать будет, как то все было.

Пусть, будет так,– согласился князь, правда не совсем понимая, о чем жена ему ведала, – дело то ее материнское, – думал он про себя, в пути размышляя, – ей то все понятнее состоит. Может и взаправду Бог ею занимается, раз меня нет, то кто ей помогать будет.

Так вот и думал князь совсем и не подозревая, что Бог и вправду помогал ему те дела творить, а заодно за женой и всем приглядывал. Нужное было дело то всему люду и не только русскому, а и другому. Всяк должен был знать, где его земля пролегает, а где острожью состоит, чтобы не было распри какой или просто недоразумения.

И на этот раз взял с собою князь рать, но побольше, тысяч из двух состоящую. Собрал их со всех земель близлежащих, вмиг одел как воинов и в поход отправился.

По дороге, чтоб время не терять, начал он обоз свой расширять.

Людей прибавлять, значит. Забирал дев молодых, в угоду ратникам своим, а то и семьи целые по возрасту схожие к нему самому. А было тогда князю аж сорок пять лет, и был то последний его поход.

– Стар я уж стал для походов этих, – говорил он своим ратникам-воинам,– чувствую, что в седле уже плохо держусь, да и кости торохтят на скаку.

Думаю, надо службу такую ратовую /ратную/ в моем веку прекращать и на покой удаляться. Тяжело это переносить всякому. Сам я из простых людей. К труду приучен и знаю цену ему по-всякому.

Верили в то ратники его, ибо знали, что так и есть. Так и слова его передавали друг другу, и так оно на Руси аж до времен настоящих донеслось.

Направился сразу Святиполк в Тмутаракань, князя половецкого-печенежского повидать, а заодно посмотреть, как там дела идут. Вскоре достиг того и вновь беседа у них состоялась.

Город еще недостроен был и князь взялся помочь им. И помощь та кстати оказалась. Быстро завершили дела те, и Святиполк дальше вдоль берегов по пути к булгарам от Тмутаракани отправился. Так же оставлял людей везде, заставы сотворяя, и говаривал он им так:

– Половцы – то не враги наши. То братья старые по крови. Княжество я им разрешил обосновать. Пусть, проживают и землю эту пустынную осваивают. Вам же говорю. Коли хотите, можете кого в жены брать или как по-другому дела и жизнь вести. Ничего плохого здесь нет. Злые языки только разносят беду всякую и рознь учиняют. А по доброму, хорошему всегда жить можно и жизнь другую создавать.

Вот так говорил тот князь, и так оно потом творилось. Правда, в угоду все тем же языкам злым, время от времени беда головы на солнце сушила, но все же не все было испепелено до конца и кое-какая дружба сохранена до сих пор.

Благодаря усиленному отряду Святиполка, заставы попрочнее образовывались, корнями сразу в землю врастали. Надальше связи русско-половецкие и другие пошли.

Так и образовалось то казачество, что и поныне к духу ратному тянется и из века в век передает слово, дело какое по тому же. Обошел князь моря и дошел почти до булгар, но, повстречав заставу раньшую, решил далее не идти.

Все, – сказал князь тогда оставшимся нескольким сотням, – я путь по земле очертил ходом коня своего, а также пеша самолично. Теперь, дело за вами всеми. Путь тот подтверждать и границы-рубежи сохранять. Идите в помощь тем, кто остался и живите с миром со всеми. Я же с десятью воинами

до Киева возвернусь. Не пропаду, думаю, по дороге. Все же, земля русская везде.

Спасибо тебе, князь, за труд твой ратный, в походах состоящий, – обратилась к нему рать в лице сотника одного, – пред твоим челом и трудом великим, лично проделанным, сами чело опускаем, колено склоняем, – и по знаку человека того вся рать на колено опустилась и головы преклонила на миг.

Затем, вставая, каждый поочередно к князю подходил и на прощанье челомкался, а иногда и губами к его пыльной одежде припадал.

Так прошли все воины. Прослезился князь от того. От великой чести, людьми ратными созданной и сказал так:

– Пусть, так во век будет. Кто заслужил что – пред ним чело – голову склонять и на колено приспускаться. Думаю, сие ратному труду не повредит. Спасибо, братья, за честь мне возданную и да хранит вас всех бог наш Перун. Прощайте и детям своим, внукам все передайте о походах этих и о сохранности земли русской.

На прощанье обнялись по очереди, а опосля и разошлись, кто куда. Ратники по заставам самостоятельно, а князь к Киеву с десятью людьми отправился. По дороге думал он по тому случаю, и всяк слеза бежала, когда вспоминал.

– Думаю я вот что, ратники – други мои, – сказал князь оставшимся, – надобно полотнище специально создать для того, чтоб одежды пыльные не целовать. Пусть, оно символом общей ратной дружбы состоит. И пускай его самый достойный держит подле себя лично. В бою же или деле каком другом, особо для рати считающимся, полотнище то на копье одеть можно.

Пусть выше всего стоит и каждый знает, что сила в нем состоит, как в человеке том, что его поднимает. Знак бога нашего Перуна, лик его воссоздать на нем надобно. Пусть он силою своею так же поддерживает и сохраняет ото всего. Доведите все то до тех, кто остался и передайте мои слова. Я же с одним, из вас избранным, доберусь до Киева.

Не хотели князя оставлять те воины, но все же тот настоял на своем и отправил.

– Дело то общее и знать каждый должен, кто идет к ним еще издали. По лику бога Перуна и полотнищу белому с голубью в небо переходящему и отличать нас от других будут. Так вот и передайте всем.

С тем вот они и распрощались и, как говорят, разъехались в разные стороны, чтоб все то поведать.

Вот так, из обычного людского уважения и простого поступка и сложилась традиция как знамени русского, так и знаков ратного достоинства.

Князь, оставшись с одним воином, вскоре благополучно достиг Киева, где вновь ждала его весть о рождении пятого сына.

– Любит бог меня, – смеялся князь в седые усы, – то и посылает мя сыновей. Знать, на укрепление земли русской, воссоздание княжеств, городов других и для пополнения роду древленского. Хорошо это. Люблю жизнь и людей люблю за их верность, преданность, понимание и честность.

Назвали сына того Ярославом, опосля Мудрым будет прозван он за ум, от отца взошедший, в походах-делах добытый.

– От земли пошел наш сын, – говорил князь Святиполк, глядя на него, пусть и имя его от земли во славе растет. Ярослав значит будя.

Вот так давали русские имена в семьях княжеских и затем посадских.

Люди же простые называли своих детей по простому и в большинстве относительно вида, дела своего. В большей степени имен одинаковых было много. К примеру, в Киеве одном по тому времени Малуш можно было до пяти сотен насчитать. Так же и с другими дело обстояло.

Потому и говорят, что Русь Иванами да Марьями славится. Вроде как других имен и нету вовсе. Ну, а где их взять было?

Работы одни и те же, люди чем-то схожи друг на друга. По признаку сразу и не определишь. Время то молодое для людей еще было. Тела и лица еще не совсем «попортились».

Так и шло оно из рода в род, что именами одинаковыми или схожими обозначали. О фамилиях тогда речи не было. Они к позжему времени относятся.

Ко времени возвращения князя Святиполка подоспел и Владимир с Добрынею. Начал он тогда отчет о делах своих вести. Слушал все то князь, головою кивал, соглашался во многом. Нравился ему молодой князь. Не горяч, спокоен, терпелив и божьею милостынею не обделен – красотою значит.

"Далеко пойдет во славу земли русской,– про себя отмечал Святиполк, – станет для моих сыновей опорою и примером в делах каких. Хорошо это. В минуту трудную не так тяжело с земли уходить будет".

А Владимир тем временем говорил так:

Обозначил я землю русскую столбами и знаки велел поделать наши на них. Заставы сотворил из городов, городищ, поселений. До воды большой дошел, тогда к югу повернул. Так и шел дальше, везде града какие сотворяя. В местах некоторых, обходя топь и вязь, к западу уходил, оставляя земли те за собою. Непригодны для житья они, но может когда станут лучше. Бог тем всем ведает. Дошел так до Ужгорода, а затем взад повернул, людей побольше забирая и на те земли расселяя.

Хорошо потрудился, – ответил ему Святиполк, – вижу, достоин место мое занять в Киев-граде. Я же в другой терем перейду. Возвернусь в земли древленские. Хоть отдохну немного, да там тебе опорою в деле служить буду. Сыновья мои, пусть подле тебя растут и будут, как дети твои. Станешь ты, Добрыня, теперь, им воспитателем. Князь-то вырос уже. Уже и женился. И ус сквозь губу пробился. Дети пойдут – пусть с моими вместе и растут. А когда вырастут все – вот тогда, и разошли их по земле русской. Пусть, труд отцов подтверждают и укрепляют все то, что мы сотворяем. Как сам мыслишь по тому, Владимир?

Молодой князь и не знал, что ответить, но потом собрался и спросил сам:

– Что же новгородцам скажу? Обидятся на меня, что покинул их?

– Ничего. Объяснишь, сумеешь. Я знаю, ты это можешь. Помню, как на посаде там вокняжился. Да, думаю, и поймут они все же тебя. Знают, что заслуживаешь большего. И еще вот, что скажу тебе, Владимир. Будешь княжить здесь – не заводись с людом посадским или каким другим. Живи мирно и в спокойствии

дела разрешай. Пусть, эти слова мои станут для тебя в жизни опорою. Думаю, что они тебе вскоре хорошую службу сослужат. Верь им в делах каких, как я им всегда доверял. Неправда все то, что они мстительны или какие другие Недомыслищи они. Да, это есть. Но люди все же хорошие. Не знаю о многих других, но думаю так же. Что сделаешь хорошее – то тем тебе и ответят. Помни об этом и всячески доверие кому-либо оказывай.

Без него все равно, что слеп будешь и беспомощен в делах каких. Не навязывай волю свою и дела решай силой общею. Подобно, как вечем встречался в землях новгородских. Езжай обратно, а через год ровно возвращайся. К приходу твоему все подготовлю и люду всему об том весть пошлю. Это есть такое мое княжеское слово и ему ты подчиниться должен. Ступай, Владимир, и ты, Добрыня, также. Исполните дела свои и к лету следующему вновь по сухоте возвращайтесь. Буду ждать и встречать вселюдно.

На том они и разошлись. Каждый делами своими занят был, и ровно год на все то ушло.

Спустя же время выше означенное, Владимир с Добрынею вновь возвратились.

Встречал их весь город Киев и даже с земель других какие послы были. Превселюдно князь Святиполк власть свою передал и Владимира князем великорусским киевским объявил.

Были по тому случаю торжества всякие, длившиеся около трех дней.

Оттого и пошло далее, что в день первый славу, почет воздают, во второй – веселятся, ну, а на третий – попросту, как говорят, здоровье от медов тех поправляют.

От того же пошло и другое, тоесть пословица древнерусская. "От чего заболел – тем и лечись ^и . Окромя медов тех, да квасу ничего и не было. Потому, только ими и довольствовались.

Во время же наше есть многое, но злое и пуще прошлого вредное. Традиции остались, а вот продукт сильно пострадал. Оттого болезнь больше стала и понаплодила многих безвольных в том состоянии.

Но, впрочем, об этом разговор особый по «делу русскому» и «мзду» ему воздадим потом, когда о других писать будем.

По окончанию торжеств всех Владимир в Киеве вокняжился, как то и подобает князю великорусскому.

Люди достойно его приняли и хвалу вперед возложили, усмотрев в лице его какую-то благодать и величие сокровенное.

Князь Святиполк вместе со своей Федуньей и сыном младшим Ярославом в земли древлянские удалился, напоследок Владимира о том же упредив и дав понять, что в дела его вмешиваться не будет.

– То дело теперь твое, княжеское, и всея Руси великой. Так говорю, потом как знаю, что велика она. Сам обошел всю со всех сторон. К северу, правда, сильно не удалялся, окромя земель новгородских, да и на восток далеко не ходил. Но знаю, что и там люди русские проживают. От стариков то слыхивал сам. Есть среди тех земель их родные, давно туда переселившиеся еще при бабке твоей Ольге, а кто и еще раньше. Обойди теперь ты сам все те стороны и усмотри земли самостоятельно. Особо те стороны, куда я не дошел. Где же я свою рать оставил, там можешь спокойным быть. Туда ходи реже, но вниманием княжеским не обидь, ибо все люди и все понимания или чего другого хотят. Воздай славу воинству всякому и создай традиции все, о которых я тебе сам говорил. Пусть, они свято соблюдаются и передаются по роду ратному какому в века. Создай полотнище свое княжеское по тому сходству, что я усмотрел вначале. Бель в голубизну переходяща должна быть, как свет денный в неба голубизну уходящий.

Лик Перуна в лице своем отобрази. Пусть, будет так и всякий знать о твоем приближении издалека будет, так как полотнище то высоко над головами подниматься будет. Созови мастеровых каких, и пусть они жезл твой княжеский сотворят в подобие знатному величию рода твоего. То знак силы будет Киевского княжества и всей Руси огромной. Так повелеваю я напоследок, уходя в земли другие, чтоб помощью там тебе стать и люд к иному делу готовить.

Какому?– спросил тогда Владимир, удивляясь речи Святиполка.

Не знаю пока, но думаю, скоро то состоится. Уже сны мне снятся по тому и вижу я твой лик в желтом свете обрамленный, словно в солнце самом состоишь. Ну все, князь, прощевай до времен других. О детях позаботься, яко о своих. Пусть, силою тебе растут и помощью великой.

На том они и распрощались. Вышел провожать князя весь город Киев. Дело было к осени уже и холодать рано начало. Некоторые на головы уже шапки поодевали, чем-то схожие на монастырские по форме. Князь пеша по суши подался, не схотел на лодии плыть.

– Пройдусь, – сказал он, – напоследок по земле русской, чтоб память обо мне осталась, и я ее в сердце своем сохранил.

Плакали многие тогда, князя провожая, и шапки поснимали в знак уважения к трудам его и к нему самому, как человеку великорусскому.

– Князь-то наш простой и всегда им оставался, хоть и с земель других прибыл. Жаль, что так мало прокняжил среди нас. Мог бы побольше в Киев-граде состоять, – так говорили сами люди.

Федунья – жена княжеская горько плакала также, яко и люди те. Видела, как князя, мужа ее уважают и в том заслугу и свою усматривала. Поклонилась она до самой земли люду тому, возле брега собравшегося и рукой взмахнула при этом, затем руку ту к сердцу ближе поджимая.

– Кланяюсь вам, люди русские, киевские и другие, что воочию попрощаться пришли. Спасибо за доброту вашу и за помощь как мне, так и сыновьям княжеским, мал от мала в гору по летам идущих. Присмотрите за ними. Пусть, также людьми станут и будут для вас опорою в делах каких. На вас всех все то возлагаю и прошу об том, как мать всех тех детей моих...

Долго еще длились подобные беседы и только к обеду ближе колонна та в путь двинулась. Провожали ее далеко от Киева. И по реке по слабому льду плыли и по суше везде ходом шли. Лес трещал по округе, первый снег, пролетая, осыпь небольшую давал, а на самой реке корка та ледяная вздымалась и шум свой воссоздавала.

– Так вот и я по земле русской прошелся, – думал про себя Святиполк, – треск небольшой поднимая и путь какой-то новый для всех прокладая. Знать и Владимиру то предстоит, раз по следу моему идет и путь сей всяк провозглашает.

А оно и взаправду так было. Владимир с Добрынею еще долго след в след шли и князя провожали. Изредка кто из рати его в рог трубил, и шум воссоздавал, отчего зверь лесной вглубь забирался или в поля расходился.

– Видь, как бежит, – говорил Добрыня Владимиру, указывая на то, – знать силы той боится и всегда уходить будет либо в чащобу лесную, либо в поле. Надобно то запомнить и испытать затем.

И здесь князь Святиполк потрудился, путь в охоте для всех обозначая. Так оно и пошло затем на Руси. Как на охоте – так в рог трубить надобно.

Уже позже все то делать по-настоящему обучились, собак привлекая и всякие заслоны, становя или загоны.

Тогда же, попросту шли, в рог трубили. Зверь, если показывался – то его и стрелили – стрелу значит пускали.

От того и пошло, что стрелять по кому-то или чему-то. А коли в лес, чащобу уходил, то за ним не гнались, говоря так:

– Знать, то Богу нашему ведомо, чтоб зверь сохранился. Пущай живя себе на природе. По другой весне бить, стрелить будя.

Природа и обозначала тогда первоначально прирост животных или людей. Буквально, это обозначало – при родах, что гласило о потомстве. Уже значительно позже это слово приобрело весь ему полагающийся смысл. В силу же вековых традиций сие обозначение остается неизменно коренным в обозначении всякой жизни.

Так вот.

Еще долго шли, аж до самых сумерек люди по следу Святиполка и только к ночи ближе назад повернули. Кому и заночевать пришлось. Но тогда люди леса не боялись и во всяком звуке только ублажь лесную усматривали.

То тетерева хохотом заходились об вечерней звезде извещая, то сова к себе мышь, другое кликала, то филин, в небо взмывал, крыльями лопотал, чтоб дичь вспугнуть, а затем на лету вниз броситься.

Иногда волк завоет в тяжбе своей голодной. Заец тот вой услышит и вмиг в сторону иную бросится, где его и поджидают волки иные. Волк охоту свою делать умел, только люди того мало понимают и по большей части сами себя в том диком звере усматривают. Тогда же говорили так:

– Зверь ночной на работу вышел. Знать и нам спать пора. Утро придет – вот друг друга и заменим.

Так вот оно и шло, из века в век переходя по роду охотному какому. И только, когда на свет много умников воспроизвелось от того же дня, теплом богатого, вот тогда все перекрутилось и дымом в небо взвелось от излишеств дел охотных всяких.

И днем, и ночью не было покоя зверю какому. Не знал он, где и осесть ему. Оттого и перевелся он на исконно русской земле и вглубь лесов, чащоб ушел где, а то и вовсе исчез в местах каких.

Были тогда и тетерева, и глухари, на тетеревов схожие, лис был, соболь белый пушистый и бело-голубой. 0 волках и говорить не приходится. Медведь бурый возле порогов Днепра состоял и к Киеву ближе. Лось, косуля, коза значит, олень приднестровский.

Сейчас того и не знают, потому как истребили всего, как и всякого зверя пушного. Только заяц, лиса, волк иногда и остались. Кабан был в изобилии великом. Тур был, чем-то схожий на беловежского зубра.

Рысь была, правда держалась особно мест ближе пустынных. Тигр в хащах лесных состоял. Это он позже вглубь уссурийских лесов ушел, да там и прижился от того, что людей мало было.

Вот такая была природа, в звере состоящая. Не все здесь указано, но времени мало и смысл общий ясен по делу тому. Коли б относились по людски, по-природному значит – то и сохранилось бы все то аж до дней этих. А так, как говорят, зверь только в картинках и остался.

Поутру воротились все кто куда, князь же Святиполк в земли древлянские подался. И там его люди встречали и хвалу разную воздавали. Терем ему загодя обустроили и на горе ввысь подали. На вершине значит его поставили.

Оттого город тот, чуть опосля обустроенный так, стал Высьгородом обозначаться, а еще позже Вышгородом переименован был. До сих пор терем тот сохраняется и память князю тому воздается.

Беда только в том, что историки не совсем разобрались в именах многих и славу не тому по делам воздали.

Но, думаю, вскоре свершится

пересуд справедливый и правда на земле русской состоять будет.

Город тот, что сейчас так именуется, к тому отношение мало имеет. Это высь приднепровская, созданная позже князьями русскими, как место для почину и спокойствия всякого.

Тот же город или точнее, уже городище его, так как временем все то разнесло в стороны, а иногда и вглубь ушло, ныне другим зовется и по нашему настоящему к землям древленским мало относится.

Стал тот город опосля городом княжеским и слава та за ним в века закрепилась. А еще опосля князь Владимир там побывал и совет Святиполка спрашивал.

Оттого, Владимир – волынским его и прозвали. Не все то правда, что история, не настояще узнанная рисует. Иногда, нужно поверить просто слову, хотя все ж доказательства для того кое-какие имеются, в основе своей в земле, под водой сохраняющиеся.

Так вот и перебрался Святиполк в землю другую, и спустя года тело его там земле было предано. Но то было еще не скоро, и князь прожил еще довольно долго по меркам времени жизни той.