Текст книги "Последний штурм — Севастополь"

Автор книги: Сергей Ченнык

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 31 страниц)

СИЛЫ СОЮЗНЫХ ВОЙСК

«Что бы я замышлял, если бы оказался на месте противника?»

Фридрих II Великий, «Общие принципы войны» (1748 г.)

Беспокойство, вызванное все чаще появлявшимися признаками грядущего сражения, союзники начали ощущать в конце июля – начале августа 1855 г. Информация, получаемая визуальным наблюдением, свидетельствовала, что в гарнизоне идет активная подготовка к действиям. Шарль Боше, находившийся в день сражения в штабе генерала Боске, прямо утверждает об осведомленности французского командования о планах Гочакова от уже ставшего традиционным ее источника – перебежчиков: «Задолго мы были предупреждены (перебежчиками), что нас будут атаковать, и в течение трех ночей мы почти не спали. Наконец, 16-го утром русские воспользовались часто стелющимся в долинах туманом, чтобы собраться в большие массы за Черной и снова начать нападение, уже испытанное со столь малым успехом при Инкермане».^{195}

Перебежчики с русской стороны в один голос утверждали, что в Крым уже прибыли несколько гвардейских частей и на середину августа намечено общее большое наступление с целью разгрома экспедиционных сил коалиции. В реальности никакой гвардии в Крыму не было. Единственными, кто мог в ближайшее время потенциально представлять угрозу союзникам, были войска Гренадерского корпуса. Но и те не планировалось в ближайшее время перебрасывать за Перекопский перешеек в Крым, ограничив их задачу, как говорилось ранее, блокированием пути в континентальную часть России и охраной коммуникаций.

Гвардия действительно начала «Севастопольский поход» еще в сентябре 1854 г. Так Лейб-Гвардии Семеновский полк, выйдя из Санкт-Петербургской губернии, почти полтора года провел на марше, и, не дойдя до конечной точки похода, вернулся обратно, в связи с окончанием боевых действий. Чинам полка в срок службы это мероприятие засчитали исходя один месяц за два.

Продумав ситуацию и оценив собственную позицию, маршал Пелисье без труда определил наиболее вероятное направление возможных активных действий русской армии – район Чоргуна, мост через Черную и далее на Севастополь. Чтобы подтвердить свои предположения, начали усиленное наблюдение. Для этого французский главнокомандующий назначил усиленные полевой и конной артиллерией (2 батареи) два батальона пехоты и 20 эскадронов кавалерии под общим командованием генерала Алонвиля.^{196} Их задачей было постоянное патрулирование Байдарской долины и прилегающей к ней местности. Для уставших от обыденности повседневной лагерной жизни французских солдат это было событие, внесшее некоторое разнообразие в их монотонное существование в Крыму. Попутно пополняли запасы фуража. По крайней мере, так считал личный состав Иностранного легиона, которому действия в составе «…колонны, посланной в Байдарскую долину «за капустой»…в обыденных условиях осады даже доставили удовольствие».^{197}

Алонвиль не только «хозяйничал в Байдарской долине», вытесняя оттуда русских фуражиров, но и вел постоянную разведку близлежащей местности. Его отряд решал две задачи.

Первая – роль передовых постов. В случае обнаружения значительных русских сил, выделенным войскам требовалось завязать с ними бой и задержать их движение, вынудив к развертыванию в боевые порядки. Одновременно – проинформировать командование о создавшейся угрозе. Основные силы союзников, уже предупрежденные о направлении движения неприятеля, начинали движение и концентрацию главных сил для нанесения ответного удара по русским. Предполагалось, что с помощью Алонвиля станет очевидным и направление главного удара.

Второй, не менее важной задачей этого отряда, было обеспечение пополнения запасов продовольствия и фуража.

«В Байдарской долине генерал Аллонвиль собрал фуражу достаточного для прокорма более чем двадцать тысяч лошадей в течение сорока дней и когда все луга были выкошены, перешел Черную и расположился вдоль долинки, находящейся напротив Байдарской долины.

На этой позиции он находился очень на виду и вынужден был организовать охрану самым тщательным образом, чтобы в случае серьезной атаки иметь возможность отойти за Черную и соединиться с сардинцами, которые, владея господствующими краями долины, прикрыли бы его отступление по Воронцовской дороге».^{198}

Действия в долине были характерны постоянными стычками между передовыми отрядами союзных войск и русской иррегулярной кавалерией, которые хоть и не были масштабными по размаху, но и не были эпизодическими. Но были и исключения, когда противники, находясь на удалении менее ружейного выстрела, выбирали для стрельбы одни и те же цели. Стороны заключали между собой неофициальное перемирие, когда речь заходила, например, об охоте на водившуюся в округе в изобилии самую разнообразную дичь. В некоторых случаях старались не мешать друг другу, а в некоторых и охотились вместе.

Однако подобная идиллия не делала их друзьями и не могла остановить войны, которая к тому времени всем казалась безнадежно затянувшейся. Появление новых действующих лиц не приближало в обозримое время завершение грандиозного спектакля на театре военных действий. После прибытия в Крым сардинского экспедиционного корпуса, его личный состав также был привлечен к выполнению этой задачи перед своими позициями у горы Гасфорт. Эти превентивные меры оказались совершенно нелишними.

Все шло к тому, что союзники опережали русское командование, которое еще только начинало задумываться над планированием очередного полевого сражения. Предполагаемое Горчаковым операционное направление действий уже было предугадано почти точно. Противник ждал наступления и готовился к нему. Дело оставалось за малым – заставить русских действовать по французскому сценарию.

^{Генерал-лейтенант граф Н. Адлерберг. В 1855 г. – генерал-майор, военный губернатор Симферополя и Севастополя. Участвовал в сражении на Чёрной речке.}

Информированность союзников о планах русского командования и подготовке к противодействию им неоднократно упоминает командующий сардинским военным контингентом генерал Ла Мармора: «Для нас это был отличный день и случай, который русские нам предоставили, был как нельзя кстати. Действительно, нам было известно, что русские готовятся к наступлению. Боевой приказ Горчакова после неудачного штурма Корабельной стороны свидетельствовал об этом, как и участившиеся русские рекогносцировки, которые я также учитывал. Они указывали на активно ведущуюся подготовку, но я не решался поверить в то, что русские выберут приоритетным направлением наступления на наши позиции».^{199}

Догадаться о готовящемся было несложно – слишком много признаков прямо или косвенно указывали на подготовку русских к очередной кровавой затее. В течение июля—августа усилилась активность русской кавалерии в районах, прилегающих к циркумвалационной линии. Казалось, русские усвоили уроки по использованию кавалерии и стали применять ее по прямому назначению – разведке местности.

Французы, принявшие на свои плечи от англичан защиту правого фланга осады, понимали, что опасность для них действия в направлении Федюхиных высот могут представлять лишь при их скоординированности и поддержке со стороны гарнизона крепости. Но к августу 1855 г. они уже имели достаточно времени убедиться в невозможности подобного. Среди них небезосновательно бытовало мнение, что «…русская армия была неспособна согласованно использовать имеющиеся большие силы».^{200}

Неприятель постепенно привык, что у русских, как правило, в решающий момент не срабатывал один из решающих элементов, определяющих успех сражения – взаимодействие.

^{Сардинские войска в сражении на Чёрной речке. 1855 г.}

И все же, ожидая нападения со стороны Мекензиевых высот, союзники до конца не могли поверить в его возможность. Уж больно бесперспективным и более того – явно глупым, виделось оно им со всей очевидностью. Адъютант Боске капитан Фэй утверждал в своих воспоминаниях, что французы с недоверием относились к сообщениям перебежчиков о готовящемся ударе на Черную речку: «Мы не могли в самом деле верить, чтобы неприятель предпринял атаку наших линий на Черной, где ему конечно нельзя было рассчитывать на решительный успех; он мог воспользоваться ночью и густым туманом для незаметного приближения к нашим линиям, в то время весьма растянутым; он мог даже овладеть ими при первом ударе, так как от него зависело бросить многочисленные батальоны на избранный им пункт; но для него было немыслимо сбить нас с позиции».^{201}

Хотя и не до конца верили, но готовились основательно. В пользу чего говорит генерал Лебрюн, бывший в это время офицером французского штаба. По его воспоминаниям, наибольшее беспокойство вызывало незнание французами сил русских, которые могли участвовать в наступлении.

Теперь все зависело от дивизионного генерала Эрбильона, он командовал войсками резервного корпуса, которым предстояло встретить предполагаемый удар русских. Посмотрим на этого человека внимательнее. Своей ролью в ближайшее время он этого вполне заслужил.

Дивизионный генерал Эмиль Эрбильон (Herbillon). В 1855 г. – командир резервного корпуса французской армии и командир 1-й пехотной дивизии.

Родился 23 марта 1794 г. в Шалони в Шампани. Первоначально не собирался идти по военной стезе, предпочтя делать карьеру на гражданской службе. Но военные события Наполеоновских войн заставили его поступить добровольцем в армию. В составе одной из частей легкой пехоты Императорской гвардии участвовал в сражении при Ватерлоо. После поражения Наполеона был уволен из армии, но уже в 1820 г. восстановлен в звании лейтенанта. Служил у генерала Бюжо в Северной Африке. В 1841 г. – подполковник в 62-м полку линейной пехоты. В 1846 г. – полковник и командир 67-го полка линейной пехоты. В 1848 г. назначается командующим французскими силами в Кабилии.

В 1851 г. вернулся во Францию. Участвовал в Крымской войне. Французы считают именно его победителем сражения у Трактирного моста, как они именуют сражение на Черной речке.

После войны вошел в состав Консультативного комитета пехоты. В 1859 г. назначен военным командующим в Генуе. Умер в 1866 г. в Париже.

Эрбильон начал действовать с энергией выдающегося организатора. Не имея полной информации, он, командир опытный и предусмотрительный, ежедневно проводя совещания с офицерами, основное внимание уделял двум вещам: артиллерии и резервам. Планирование проводилось ежедневно.^{202} Но при этом, зная что удар неминуем и будет сильным, никакая сильная оборонительная линия не сооружалась.

Важная деталь. Можно сказать, самая значимая в предстоящих событиях. Если бы французы заранее обустроили свои батареи на Федюхиных высотах, то они в лишний раз смогли бы продемонстрировать силу своих позиций. Установив открыто лишь три, они вселили в русских, считавших, что их ждет встреча с незакрепленной толком пехотой и несколькими неукрепленными батареями, уверенность в грядущем успехе.

Да и основные силы, расположенные непосредственно на самих Федюхиных высотах, не были многочисленными, создавая скорее иллюзию сильной обороны. Часто приводимый в противовес этому утверждению Берг в своих «Корреспонденциях…» неправ, утверждая о многократном превосходстве союзников над русскими. Более того, утверждая, что был участником сражения, он причислил к противнику еще и мифических испанцев (!), правда потом поправился…

В результате повседневной кропотливой работы за несколько дней до событий 4 августа, Эрбильон был готов к любым возможным действиям, предусмотрев все возможные варианты развития событий.^{203} Он держал в постоянном напряжении подчиненных, не давая им расслабиться ни на минуту.^{204} Постепенно бдительность у французов превращалась в манию.

О численности союзных войск информация разнится. Притом не только у русских исследователей, по понятным причинам склонным к завышению этой цифры, но и у французских и английских. Чаще всего ограничиваются числом 18 тысяч, вводя в эту цифру всех, кто по тем или иным причинам находился в районе Чернореченской долины и Федюхиных высот, и не принимая во внимание их участие или неучастие в сражении.

По данным Лебрюна (а судя по их преподнесению они заслуживают доверия) к 4 августа 1855 г. в распоряжении французского командования на Черной речке имелись следующие силы:

Пехота.

2-я Дивизия генерала Камю (2-й корпус генерала Боске) с двумя батареями артиллерии.

1-я бригада (бригадный генерал де Вимпфен):

Полк алжирских стрелков (полковник Розе), 50-й полк линейной пехоты (полковник Гранчетт), 3-й полк зуавов (полковник де Поле).

2-я бригада (бригадный генерал Верже):

3-й батальон пеших егерей (майор Женне), 82-й полк линейной пехоты (полковник де Кастаньи), 6-й полк линейной пехоты (полковник 1озе).

Всего: 6384 чел.

1-я дивизия (резервный корпус генерала Эрбильона, под его же командованием) с двумя батареями артиллерии.

1-я бригада (бригадный генерал Сенсье):

14-й батальон пеших егерей (майор Бордас), 47-й полк линейной пехоты (полковник Ламар), 57-й полк линейной пехоты (полковник де Лостанже).

2-я бригада (бригадный генерал Клер):

62-й полк линейной пехоты (полковник Перусси), 73-й полк линейной пехоты (полковник Дюбуа).

Всего: 4773 чел.

3-я дивизия (2-й корпус) генерала Фоше с двумя батареями артиллерии.

1-я бригада (бригадный генерал Манеке):

19-й батальон пеших егерей (майор Алпи), 2-й полк зуавов (полковник Саури), 4-й морской полк.

2-я бригада (бригадный генерал Фальи):

95-й полк линейной пехоты (полковник Дане), 97-й полк линейной пехоты (полковник Паулз де Иво)

Всего: 3359 чел.

Кавалерия.

Кавалерийская дивизия (дивизионный генерал Моррис)

1-я бригада (бригадный генерал Кассианоле):

1-й полк африканских егерей (полковник де Феррабо), 3-й полк африканских егерей (полковник де Мезанж де Сент Андре).

2-я бригада (бригадный генерал Ферей):

2-й полк африканских егерей (полковник де Журдан), 4-й полк африканских егерей (полковник де Кавиньи).

Всего: 2428 чел.

Резервная артиллерия.

5 батарей полковника Форжо: 967 чел.

Итого: 18111 чел, 11 артиллерийских батарей с 66 орудиями.^{205}

Кроме ближнего резерва, на случай если русских не удастся задержать на высотах, и они, пусть ценой больших потерь, все-таки прорвутся через них, был создан дополнительный резерв артиллерии: «…батареи 5-й дивизии 2-го корпуса должны были находиться в готовности немедленно последовать на Черную речку за батареями 1-й дивизии 2-го корпуса осадной армии, поставленными временно на пикеты; другая полевая батарея была также в готовности к немедленному выступлению на Инкерманское плато. Наконец, одна батарея, состоявшая из 5 пуш. гаубиц и 1 горной гаубицы, стояла в готовности у редута Виктории, и все осадные батареи, равно как орудия в редутах и пр. были снабжены всем нужным и приготовлены к общему открытию огня».^{206}

Но из них реальную силу представляли не все. Лебрюн минусует кавалерию и тыловые подразделения и оставляет в числе «штыков», находившихся в распоряжении Эрбильона, не более 15000 человек.^{207}

^{Зуавы в лагере. Рисунок А. Инганни. 1859 г.}

В тоже время, в списке отсутствуют две батареи гвардейской артиллерии, якобы имевшиеся у французов. Но так как их участие в сражении подтверждается (но не всеми!), можно предположить, что они подошли в ходе начавшегося боя.

Подготовив позиции на Черной задолго до начала сражения, проведя необходимые организационные мероприятия, порученные опытным командирам, Пелисье авансом переиграл Горчакова, поступив как умный полководец, который, по словам Мольтке, «…во многих случаях может добиться успеха, выбрав оборонительную позицию, столь вызывающую со стратегической точки зрения, что противник бывает вынужден атаковать его».^{208}

ПОЗИЦИИ СОЮЗНЫХ ВОЙСК

«Единственное преимущество линии укреплений состоит в том, что она может усложнить положение противника и принудить его к неправильным действиям, что в свою очередь позволяет нанести ему поражение меньшими силами».

Наполеон Бонапарт

Союзные войска, занимавшие позиции на Федюхиных высотах, обоснованно считали свои позиции сильными и любое предпринятое против них действие со стороны русских не только не имеющим смысла, но и более выгодным им, чем неприятелю. Они продуманно наделись спровоцировать Горчакова на такие действия и заранее готовились к ним считая, что русские «…нас могут беспокоить не более чем мы можем их атаковать. Генерал Канробер очень надеялся, что в связи с открытием огня по Севастополю и этой демонстрацией турецких войск, русские спустятся по Мекензиеву плато, а мы, преследуя их, сможем подняться вслед за ними; но они не настолько просты, чтобы принять нашу игру».^{209}

Канробер упомянут не случайно. Возможно что идея притягивания русского наступления к циркумвалационной линии принадлежит все-таки ему. В своем письме Наполеону III 19 мая 1855 г., уже после принятой императором отставки, бывший французский главнокомандующий прямо говорит, что наиболее эффективно было не бомбардировать город, а ждать действий со стороны русских войск – повторения Инкермана. По его мнению, именно то, что русские не решились на такие действия при его командовании, было крахом его ожиданий.^{210} Канробер в очередной раз ошибся – русские в конце концов решились на активные действия. Просто любая западня должна быть не только построена на одном ожидании добычи, ее еще нужно хорошо обустроить. Кстати, иногда и неплохо это получалось у Меншикова.

До нападения русских войск 25 октября 1854 г., вошедшего в историю как Балаклавское сражение, позициям на Федюхиных высотах союзники не придавали большого значения. Однако после сражения при Балаклаве они поняли, что русские произвели перегруппировку и готовы к ведению активных действий, в том числе наступательных против экспедиционных сил, нанося удары вне оборонительной линии крепости, сотрясая коммуникации союзников и постоянно угрожая их флангам.

Но ряд совершенных нашими войсками ошибок, в частности последующее оставление позиций, занятых в результате октябрьского «дела Липранди», не только свело на нет весь первоначальный успех этого предприятия, но и легло в основу грядущего поражения на Черной речке. По мнению Дж. Мортона, одного из американских фортификаторов середины XIX в., союзники, первоначально совершенно не уделившие внимания укреплению своих позиций с востока, в конце концов были вынуждены не только укрепить их, но и постоянно увеличивать их силу, выделяя для этого достаточное количество людей.^{211}

В результате, к тому времени, когда в русском штабе родилась безумная идея лобовой атаки Федюхиных высот, она не только потеряла смысл, но и постепенно превращалась в ту самую ловушку, которую не сумел уготовить прямолинейный Канробер.

ФРАНЦУЗСКИЕ ПОЗИЦИИ

К августу 1855 г. это была двойная оборонительная линия, простиравшаяся от Инкермана до Балаклавы по северным и восточным границам Херсонесского плато, по Черной речке, водному каналу (ставшему еще одним препятствием для наступающей армии) и далее к линии холмов, окружавших Балаклаву. Протяженность этой линии была более шести миль. Она представляла сочетание фортификационных сооружений, занятых или готовых к занятию назначенными гарнизонами, с удачно вписанными местными условиями, являющими собой дополнительные естественные препятствия на пути возможного движения войск противника. Ее задачей было прикрытие тыловой базы снабжения со складами для осаждающей армии: «…То, что эта линия полностью выполнила свою задачу, доказано сопротивлением, которое было оказано французскими и сардинскими войсками, оборонявшими ее во время русского наступления на Черной речке 16 августа 1855 г….».^{212}

Система фортификационных сооружений союзников в районе Балаклавской долины за несколько месяцев выросла в прекрасное сочетание инженерной мысли и стратегического мышления генерала Ниеля. В двух словах ее можно охарактеризовать как «ничего лишнего»: «Циркумвалационная линия, которую при осаде Севастополя англо-французы устроили по краю Сапун-горы и далее, через долину до Балаклавских высот, едва ли не составляет последнего примера пользования такого рода укреплениями. Само собой разумеется, что эти линии, во всяком случае сходные с указанными, принесут такую же пользу как и под Севастополем».^{213}

К лету 1855 г. союзники отказались от необходимости устройства второй такой линии дополнительно к первой, подвергавшейся нескольким атакам осенью 1854 г. Это основывалось на том небезосновательном убеждении, что «…блокирующий всегда имеет довольно подробные сведения об общем положении вообще всех войск на театре войны, и потому может с большим правдоподобием предугадывать те стороны откуда появится неприятель. Вследствие этого, вместо устройства непрерывной циркумвалационной линии, достаточно иметь хорошо укрепленные позиции на путях, которыми вспомогательные войска могут воспользоваться. Эти позиции следует избирать по возможности далеко от блокадных войск, а следовательно, и от крепости, с тою целью чтобы сделать невозможным или, по крайней мере, затруднить одновременное нападение как из крепости, так и извне».^{214}

^{Лагерь английской морской бригады под Балаклавой. 1855 г. Рис. О. Нори.} 

В соответствии с этими азбучными принципами военной теории XIX в. и поступили союзники, устроив свои позиции на Федюхиных высотах. Именно действительно азбучные принципы не учло русское командование, затевая наступление против этих позиций.

Будущее сражение на Черной показало большую ценность таких позиций, усиленных некоторым количеством инженерных сооружений, опиравшихся на грамотно используемые естественные защитные свойства рельефа местности. Учитывалось и стратегическое значение их удержания.

Французы бросили на укрепление этих позиций людей, число которых превысило число задействованных на осадных работах непосредственно на позициях перед Севастополем. К планированию действий союзных войск на Федюхиных высотах приложил свою руку начальник штаба 2-го корпуса генерал де Сиссе, пользовавшейся в армии «…блестящей репутацией, как человек боевой и хороший администратор».^{215}

Понимая значение этой позиции и принимая в основу расчетов возможное повторение русских атак в этом направлении, с весны-лета 1855 г. для прикрытия группировки со стороны Мекензиевых гор в направлении Федюхиных высот союзники привлекали не менее значительные силы, чем для их обороны.

Почему же русские так легко попались на эту элементарную приманку? Ведь были нюансы, которые казались нелогичными и должны были насторожить штаб Горчакова, предупредить о готовящейся западне.

Мосты через реку и канал сохранялись целыми и в обозримой перспективе не планировались к разрушению. Каменный мост был прикрыт небольшим земляным предмостным укреплением с присыпанными эполементами на флангах. Гарнизон составляла рота 3-го зуавского полка. Не слишком большие силы для длительного удержания. Судя по всему, они и не предназначались для стойкой и упорной обороны, а выполняли функции боевого охранения, говоря современным языком – блок-поста. С их помощью мосты скорее контролировались, чем защищались. Гарнизон мог считать задачу выполненной после обнаружения им русского наступления и короткого огневого боя, в результате которого пехота неприятеля должна была приостановить движение и начать развертывание к атаке: «Для большего обеспечения этой, уже по самой природе своей крепкой позиции, союзники усилили ее еще искусственными средствами. Мост у трактира на р. Черной, образующей здесь входящий угол, был прикрыт небольшим слабой профили предмостным укреплением в виде реданта; два эполемента, возведенные сзади на левом берегу, предназначались для фланкирования фасов этого укрепления».^{216}

Строительство этого укрепления свидетельствует в пользу того, что неприятель ждал здесь русскую атаку заблаговременно. Как только стало известно о готовящемся наступлении русских «…было заложено предмостное укрепление у Трактирного моста, а вода из Шулиу снова пущена в канал».^{217}

Еще слабее было укрепление у второго моста. «…На р. Черной имелись два моста: каменный – Трактирный, прикрытый слабым предмостным укреплением, расположенный на дороге от Меккензиевьгх высот к Балаклаве, и деревянный, на дороге от позиции союзников к Телеграфной горе, занятый передовым постом сардинцев под прикрытием эполемента».^{218}

Иное дело Федюхины высоты. Казалось, сама природа, усиленная мирным человеческим трудом в сумме дала почти готовую крепкую позицию. По утверждению Зайончковского: «…Занятые противником позиции на левом берегу р. Черной располагались на возвышенностях, правую часть которых составляли Гасфортовы, а левую Федюхины высоты. Полого спускаясь к Балаклавской долине, они напротив круто обрывались к реке, прикрывавшей неприятельскую позицию, и представляли все выгоды для обороняющегося. Кроме р. Черной позиция союзников прикрывалась водопроводным каналом с покрытыми каменною одеждой берегами. Переход через канал был возможен только по мостикам».^{219}

Сами французы довольно высоко оценивали занимаемые высоты, отмечая, что «… Позиция, занятая французской армией, имела различные преимущества:

1) увеличение радиуса действия;

2) отдых войск, утомленных осадными работами;

3) наконец, и это главное, – питание для кавалерии и артиллерии резерва, так как берега Черной – сплошные луга».^{220}

Основу огневой мощи позиций на высотах составляли две оборудованные батареи. Французская артиллерия была в числе самых передовых среди армий Европы. Созданная на традициях, имевшая первоклассную практику и комплектовавшаяся лучшими офицерами, она была любимым детищем всех французских императоров и, нужно отдать ей должное, всегда оправдывала эту заботу. Так случилось и на Черной речке. Французы очень эффективно использовали орудия. Например, расположенные на флангах позиции получали задачу ведения картечного огня по стрелкам противника, не давая последним вести прицельный огонь по расчетам. Этим способом удавалось избежать значительных потерь среди орудийной прислуги, которая сильно страдала от штуцерных выстрелов, что испытали на себе русские артиллеристы на Альме. Быстро усвоив горький урок, преподнесенный им французскими и британскими стрелками на берегах этой реки, русские переняли сей опыт и в последующих сражениях тоже не упускали возможность утихомирить неприятельскую артиллерию, выбивая орудийную прислугу. Нужно отдать им должное – учениками они оказались прилежными. Опробовав этот прием при Инкермане, они развили его под Севастополем, где приходилось ружейным огнем противодействовать и неприятельским стрелкам, и саперам, и мешать вести прицельный огонь артиллерии.

Несмотря на низкую скорострельность орудий, французские пушки могли выпускать большее количество картечи и на большее расстояние. Натренированный расчет мог производить от 2 до 3 выстрелов в минуту, за которую 6-ти орудийная батарея усеивала пространство перед своим фронтом более чем 1000 картечных пуль.

Позади и несколько севернее от укрепления, находились позиции шестиорудийной батареи капитана де Сайле, которая сыграла важнейшую роль в отражении русской пехоты. Батарея была единственной, находившейся в зоне огня русской артиллерии, но от него совершенно не пострадала.

Вторая батарея капитана Вотре расположилась южнее. На батарею возлагалась одна из основных задач. Понимая, что главным пунктом атаки русских станет Трактирный мост, прикрытый слабым предмостным укреплением, артиллеристы должны были, пусть даже ценой собственных орудий, нанести максимальные потери наступающему противнику, заставить его расстроить боевые порядки, выиграв время для подхода резервов. Как это ни парадоксально, но задачей зуавской роты, защищавшей мост, было как можно скорее оставить его, расчищая секторы огня для пушек де Сайле и Вотре, нежели оборонять его с фанатичным упорством. Потому артиллеристы имели для обстрела единственную цель – Трактирный мост и прилегающую к нему местность.

Высоты занимали французские войска под общим командованием дивизионного генерала Эрбильона. Состав этих войск мы уже рассмотрели в предыдущей главе. Федюхины высоты, Телеграфная высота и гора Гасфорта были оборудованы развитой системой полевых инженерных сооружений. Стрелки неприятеля были укрыты в ложементах, надежно защищавших их от артиллерийского огня. Все они, как и артиллеристы, имели задачу отражать противника, наступающего со стороны моста: «…Федюхины горы со стороны Черной речки были унизаны в несколько ярусов ложементами для стрелков и батареями, так что весь огонь сосредотачивался к каменному мосту».^{221}

^{Дивизионный генерал Франсуа Безен. В будущем – маршал Франции. Во время Крымской войны – самый молодой генерал французской армии.}

Французы построили боевой порядок в две линии. На первой из высот, северной, занимали позиции 3-й батальон пеших егерей, 6-й и 82-й линейные полки бригады генерала Верже дивизии генерала Камю. На второй, центральной, наиболее высокой расположились два полка бригады генерала Фальи из дивизии Фоше (95-й и 97-й линейные) и два полка 1-й бригады дивизии генерала Камю (50-й линейный и 3-й зуавов). На склоне расположилась 3-я батарея 12-го артиллерийского полка. На этой же высоте были разбросаны в стрелковые цепи по склонам и вдоль водопроводного канала солдаты полка алжирских стрелков.

В гарнизон южной высоты входили остальные полки дивизии Камю (пешие егеря, 6-й и 82-й линейные) из состава бригад генералов Вимпфена и Верже. Перед пехотой развернулась 1-я батарея 13-го артиллерийского полка.

Ближайший резерв под командованием генерала Клера располагался непосредственно за высотами, вблизи от них. В него включались 62-й и 73-й полки линейной пехоты и целых 5 батарей конной артиллерии, в том числе две гвардейские. Командование резервной артиллерией находилось в руках полковника Форже.

Смысл этого решения генерала Эрбильона состоял в следующем: не имея возможности точно определить направление удара русской пехоты, вся подвижная артиллерия сосредотачивалась в одном месте и передавалась под командование наиболее опытного и инициативного артиллерийского командира, которым являлся Форже. Он стоил своего напарника по резерву – генерала Клера, любимца французской легкой пехоты, уже успевшего несколько раз отличиться в сражениях кампании в Крыму.

К середине XIX в. грань между пешей и конной артиллерией оказалась в значительной мере стертой. Но в тоже время, лучшая маршевая выучка конных артиллеристов давала им возможность при маневрировании на поле боя продемонстрировать свои неоспоримые преимущества перед пешими коллегами. А для французов на Черной речке было важно сосредоточить на опасном направлении в решающее время значительные силы артиллерии, не только способные накрыть своим массированным огнем нужный участок местности, но и умеющие быстро менять позиции, возможно производя такое маневрирование несколько раз.