Текст книги "Последний штурм — Севастополь"

Автор книги: Сергей Ченнык

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 31 страниц)

^{Лагерь английского 97-го пехотного полка в Крыму. Фото Дж. Робертсона. 1855 г.} 

Ненавязчиво, но настойчиво предлагаемый императором план, был скорее выгоден союзникам, но ни в коем случае не русским. Многие современники и известные военные теоретики в своих трудах поддерживают полностью или во многом именно вариант, предложенный Остен-Сакеном. К августу 1855 г. «…превосходство неприятеля в огне становилось настолько чувствительным, мы несли столь огромные потери, что самым благоразумным решением с нашей стороны было бы – очистить Южную сторону Севастополя, где приходившие части толклись как в ступке и уничтожались. После потери передовой позиции Горчаков готов был эвакуировать Севастополь; но после отбитого штурма провести такое решение было невозможно; отбитый штурм позволил правительству и русскому обществу выдвинуть требование – защищать Севастополь до конца. Как ответ на донесения Горчакова о нашей беспомощности в разыгрывавшемся материальном состязании, из Петербурга был прислан генерал Вревский с директивой – настоять на переходе в наступление полевой армии против Балаклавы, на тылы союзников, чтобы попытаться решительным ударом заставить союзников снять осаду.

Горчаков понимал всю несбыточность этих чаяний; помимо 50 тыс. гарнизона Севастополя, он располагал всего 70-тыс. армией, а союзники имели до 200 тыс., располагались на чрезвычайно сильных от природы позициях, основательно укрепленных. Но чтобы не вступать в открытый конфликт с высшим начальством, он решил, для удовлетворения воинственных петроградских кругов, произвести 16 августа демонстративное наступление на Черной речке». Это мнение А. Свечина. Пожалуй, во многом с видным военным теоретиком можно и согласиться.^{154}

^{Мак-Магон (Mac-Mahon) Мари-Эдм-Патрис-Морис – дивизионный генерал. Отличился при штурме Севастополя, где его дивизия взяла Малахов курган. В 1873 г. был выбран на пост президента Французской Республики.}

Нужно отметить, что уже давно левый фланг привлекал внимание Горчакова: «…Князь, вследствие свойства местности занимаемого им пространства, представлявшего на левом фланге несколько совершенно закрытых дефилей, постоянно опасался обхода своего левого фланга и сосредоточил все свое внимание на этой оконечности, усиливал ее войсками своего правого фланга в совершенный ущерб последнему. Союзники скоро поняли исключительность взгляда князя Горчакова 1-го: в июне атаковали его правый слабо защищенный фланг, заставили горсть войск отступить почти без выстрела и, заняв большую часть позиции, отбитой так славно 13 октября, обеспечили таким образом тыл корпуса осаждавшего Севастополь. Пользуясь ошибочным взглядом князя на возможность быть обойденным со своего левого фланга, неприятель старался укрепить его в этой мысли. С оставленной нами позиции при селении Комары союзники получили возможность проникать в Байдарскую долину, откуда и начали как-бы дразнить нас, угрожая обходом, и, чтобы еще более утвердить князя в этом мнении, стали прокладывать дороги».^{155}

^{Эспинас (Espinasse), Эспри-Шарль-Мари (1815–1859 гг.). В 1855 г. – дивизионный генерал. Участвовал в сражении на Чёрной речке и последнем штурме Севастополя. Погиб в сражении при Мадженте 4 июня 1859 г.} 

Главнокомандующий был достаточно образованным военным, чтобы не понимать ничтожно малую перспективу навязываемого ему свыше решения. Более того, по мнению Тарле, он был сам убежден в грядущей неминуемой катастрофе, о чем мы выше уже неоднократно упоминали. Как опытный царедворец, с целью отвлечения императорского гнева, 3 августа 1855 года он пишет военному министру: «…Я иду на неприятеля, потому что если бы я этого не сделал, то Севастополь все равно был бы через очень короткое время потерян. Неприятель действует медленно и обдуманно, он собрал сказочную массу снарядов…, – это видно даже невооруженным глазом. Неприятельские апроши сдавливают нас все более и более, и в Севастополе уже нет ни одного непоражаемого места, пули свищут на Николаевской площади. Не следует обманываться, я иду на неприятеля в отвратительных условиях. Его позиция очень сильна, на его левом фланге почти отвесная и очень укрепленная Гасфортова гора, по правую руку Федюхины горы, перед которыми глубокий наполненный водой канал, через который можно будет перейти только по мостам, наводимым под прямым огнем неприятеля. У меня 43 тысячи человек; если неприятель здравомыслен, он противопоставит мне 60 тысяч. Если, – на что надеюсь мало, – счастье будет мне благоприятствовать, я позабочусь извлечь пользу из своего успеха. В противном случае нужно будет подчиниться божьей воле. Я отступлю на Мекензиеву гору и постараюсь эвакуировать Севастополь с возможно меньшим уроном. Я надеюсь, что мост через бухту будет вовремя готов и что это облегчит мне задачу. Благоволите вспомнить обещание, которое вы мне дали, – оправдывать меня в нужное время в должном месте. Если дела примут худой оборот, в этом вина не моя. Я сделал все возможное. Но задача была слишком трудна с момента моего прибытия в Крым».

В этом письме явственно просматривается предпосылка надвигающейся беды. Ведущий массы войск в сражение полководец более озабочен не судьбами людей, готовых безропотно выполнить его приказ, верящих ему, а личной безопасностью, ради которой он безрассудно бросает их в предприятие, от которого сильно пахнет авантюрой. Не имея веры в успех, Горчаков понимает, что «…будет разбит и что значительная часть армии… без всякой пользы для дела, усеет тысячами своих трупов Федюхины высоты и подножие Сапун-горы».

Тарле обращает внимание на желание многих участников военного совета откреститься от одобрения плана главнокомандующего: «…на роковом военном совете 29 июля 1855 г. генералы указывали, что всякое сражение в тылу неприятельской армии опасно, что Федюхины горы, которые надлежало атаковать, неприступны, что наши переправочные средства неудовлетворительны, а берега Черной речки очень топки, что дальнобойных орудий для обстрела неприятельских позиций у нас мало…».^{156}

Одним из аргументов, повлиявшим на утверждение штабом главнокомандующего, и, в первую очередь, непосредственно самим Горчаковым, решения атаковать позиции неприятеля на Федюхиных высотах, было существенное усиление военной группировки русских войск в Крыму во второй половине лета 1855 г.: «… 4-я и 5-я пехотные дивизии прибыли в последних числах июня 1855 года в состав Крымской армии и были поставлены на позиции при р. Каче впереди Бахчисарая.

Прибытие этих двух свежих дивизий, горевших желанием вступить в бой, решило Главнокомандующего Армиею подействовать на правый фланг общей неприятельской позиции, занимавшей Федюхины и Гасфортову горы, вероятно с целью отвлечь, хоть несколько, силы союзников от Севастополя».^{157}

^{После боя. Уборка раненых и убитых французскими русскими солдатами.}

Похоже, лавры успешной Балаклавы, выигранной Меншиковым, не давали Горчакову покоя и он надеялся на повторение «… дела 13 октября; но удобное для этого время было уже упущено. Павел Петрович, зная хорошо местность, об атаке которой шла речь, употреблял все свое усилие и приводил всевозможные доводы, чтобы отклонить дело, имевшее все шансы против себя… Результатом этого совещания было решение открыть действие на левом фланге, т.е. с одной стороны у деревни Шули, а с другой на Гасфортову гору, и уже впоследствии предпринять что-нибудь против Федюхиных высот».^{158}

Таким образом, военный совет еще не начинался, а личное мнение Липранди не играло абсолютно никакой роли и никак не могло повлиять на решение главнокомандующего, упорно совершающего очередную, но едва ли не самую грандиозную ошибку в Крымской войне. Американский военный историк капитан Уолтер Тревис в своей статье «Военный гений в Крымской войне» справедливо считает, что союзное командование, как и русское, тоже совершало ошибки, но в отличие от последнего они не носили характер роковых.^{159}

Наверное Черная речка – наилучшее тому подтверждение.

^{Английские солдаты – инвалиды Крымской войны. Фотография сделана в 1858 г. во время посещения госпиталя королевой Викторией.}

РУССКИЙ ПЛАН СРАЖЕНИЯ

«Но у нас была и сильная сторона: мы не боялись умирать и лишь просили указать нам для того точное место».

Генерал А.Н. Куропаткин

Горчаков в своих комментариях сжато дает замысел сражения, не вдаваясь в его детали, справедливо понимая, что именно эти детали могут быть использованы как обвинение его самого в бессмысленном истреблении людей. Тем более, что благодаря его пассивности, равно как пассивности предшественника – князя Меншикова, достигнутый ранее, во время Балаклавского сражения, успех, когда были взяты Федюхины и прилегающие к ним высоты, был сведен на нет оставлением их русскими войсками и последующим занятием сначала французами, а потом сардинцами с последующим укреплением.

В первую очередь были определены ключевые фигуры, которые должны были сыграть главные роли (после самого Горчакова, естественно). Таковых было двое.

«…Главная роль в диспозиции предназначалась двум генералам: Реаду и Липранди. Реад должен был со своими двумя дивизиями стать около Федюхиных высот, завязать артиллерийский бой, но не атаковать эти горы без специального, особого приказания от Горчакова. А генералу Липранди было приказано овладеть высотами близ Чоргуна. Дальше Горчаков предполагал двинуть пехоту обеих реадовских дивизий на подкрепление Липранди, а против Федюхиных высот оставить артиллерию Реада, которая и должна была продолжать обстрел, но отнюдь не делать попыток овладеть Федюхиными горами».^{160}

На первый взгляд все правильно. Если внимательно посмотреть на карту, можно обнаружить, что направление действий русских войск во многом совпадает с событиями сражения 25 октября 1854 г. Тогда, заняв ряд господствующих высот, русские, исполнив задуманное, не стали развивать достигнутый ими успех. Предприняв несколько весьма вялых кавалерийских атак, выпадающих из плана сражения, они отошли практически на исходные позиции в район Федюхиных высот, а со временем уступили их неприятелю, отойдя на Инкерманские высоты. В полной мере воспользовавшись сложившейся ситуацией, французы заполнили их своими войсками и обустроили, получив, таким образом, еще один дополнительный пояс прикрытия собственных тыловых позиций.

Прибывший в скором времени сардинский воинский контингент прочно обосновался на горе Гасфорта, блокируя последний возможный путь обхода неприятеля для русских войск. Теперь успех полевого сражения мог быть достигнут лишь при условии, что русские войска, связав боем французов на Федюхиных высотах, сумеют обойти сардинские позиции через Чоргун и выйти на направление Камары и далее на Балаклаву. В этом случае, даже если неприятелю удастся перебросить резервы, то он в первую очередь будет вынужден направить их на Федюхины высоты, которые будут под постоянным артиллерийским обстрелом.

Замысел содержал в себе некоторый разумный фактор, заключавшийся в отвлечении противника от истинного направления главного удара. Можно предположить, что в плане русского командования действительно присутствовал демонстрационный удар с приковыванием к себе основных неприятельских сил и последующее связывание их боем. Эта роль отводилась генералу Реаду и войскам его корпуса.

Реад Николай Андреевич – генерал-адъютант, генерал от кавалерии, член Государственного Совета. Поисходил из дворян Смоленской губернии. Родился в 1793 г. Получил домашнее образование, был определен унтер-офицером в Лейб-гвардии Преображенский полк. 3-го апреля 1808 г. был переименован в подпрапорщики, а в 1810 г. – произведен в прапорщики и переведен в Корпус инженеров путей сообщения на правах инженера 3-го класса, в каковом звании и был произведен в 1811 г. в капитаны.

Свою военную деятельность начал в Отечественную войну 1812 г.. Состоя в резерве Корпуса инженеров путей сообщения, участвовал в первый раз в деле против французов 15 июня 1812 г. при Витебске и за храбрость получил орден Св. Владимира 4-й ст. с бантом. Принимал участие в прикрытии отступления русской армии от Витебска, участвовал в сражении при деревне Орлове, в нескольких перестрелках с французами, а также был в прикрытии батарей при Смоленске.

При переправе русских войск через Днепр проявил распорядительность. Отличился в сражении при Вязьме. Участвовал в Бородинской битве, после которой он был произведен, «за боевое отличие», в майоры, оставаясь по-прежнему в передовом отряде действующей армии. Затем принимал участие в делах при Воронове, Боровске, Тарутине и под Красным.

За оказанное в этих делах мужество был произведен в подполковники, а когда в 1813 г. русская армия перешла в наступление – участвовал в штурме Дрездена, при селении Оберсвальде принимал участие в поражении армии Наполеона.

Мужество и примерная храбрость, которые проявил он в этих боях, а особенно в сражении под Лейпцигом, были отмечены награждением его орденом Св. Анны 2-й ст. и саблей с надписью «за храбрость». В 1814 г. за отличные действия во всех сражениях, как выпадавших на долю авангарда, так и в качестве строевого офицера, принимавшего на себя различные опасные поручения и производившего рекогносцировки, так и исполнителя в нужных случаях обязанностей инженерного офицера, был награжден орденом Св. Георгия 4-й ст. и Прусским орденом Pour le mérite. За время пребывания в Париже, как и большинство русских офицеров, увлекся масонством и поступил в число членов одной из масонских лож, а впоследствии, по возвращении в Россию, даже состоял членом одного из тайных обществ. Однако не принимал деятельного участия в собраниях общества и планах его членов, а потому избежал участи, постигшей его товарищей после 14 декабря 1825 г. В декабре 1824 г. был произведен в полковники и назначен командиром Ольвиопольского гусарского полка. За прекрасное командование им был назначен в 1828 г. флигель-адъютантом к императору Николаю I.

Во время войны с Турцией (1828–1829 гг.) сопровождал царя в его поездках по Югу России.

В 1831 г. принимал участие в подавлении Польского восстания. Отличился в генеральном сражении под Прагой, во время которого поляки потерпели полное поражение. За это был произведен в генерал-майоры с оставлением в занимаемой должности командира полка (1831 г.). 23-го марта два эскадрона его полка под его командованием близ Гарвалина встретили отряд повстанцев, атаковали его и обратили в бегство.

В 1840 г. произведен в генерал-лейтенанты.

В Венгерской компании (1848–1849 гг.) находился в составе армии и совершил переход через Карпаты, но во время этого движения он заболел и должен был вернуться в Россию. Вскоре (1851 г.) был назначен состоять при главнокомандующем корпусом с оставлением по кавалерии.

В феврале 1852 г. приехал в Тифлис и с первых же месяцев своей службы приобрел полное расположение и доверие главнокомандующего на Кавказе князя М.С. Воронцова. В 1853 г. произведен в генералы от кавалерии. В 1854 г. вступил в командование Кавказским корпусом и войсками к нему прикомандированными, на правах командира Отдельного корпуса.

В 1855 г. вместо князя Воронцова, окончательно оставившего Кавказ, был назначен генерал от инфантерии Н.Н. Муравьев 1-й, а Реад был назначен командиром 3-го пехотного корпуса.

В этой должности погиб в сражении на Черной речке 4 августа 1855 г.

По отзывам Остен-Сакена, князя Паскевича и других, Реад был светлой личностью, в высшей степени правдивым человеком, имевшим все данные военачальника.

^{Зуавы прощаются с погибшим в траншеях офицером полка. Французский рисунок.} 

Начать предполагалось рано утром. В диспозиции, данной войскам на 4 августа, было сказано: «Войскам быть на местах к 4 часам пополуночи. Генерал Липранди атакует Телеграфную гору, а генерал Реад в одно и то же время открывает артиллерийский огонь по Федюхиным высотам, давая тем возможность удержаться на Телеграфной горе».^{161}

Основной удар должен был приходиться на наименее укрепленную (по мнению русского командования) оконечность правого фланга внешней линии укреплений союзников, занятую сардинцами или на стыке позиций союзных войск. Судя по всему, князь Горчаков не планировал развивать успех, даже если бы таковой и был достигнут. Липранди не имел точных указаний на действия в случае, если его атака окажется успешной. Конечной его целью было лишь взятие г. Гасфорт и затем ожидание новых указаний.^{162}

В этом случае направление главного удара становится расплывчатым, неконкретным. Это позволяет склониться к мнению, что главнокомандующий более полагался на обстоятельства и их развитие. Можно лишь предположить, что все же, как основное направление последующих действий, если таковые последуют, он в большей степени считал перспективным именно против сардинских позиций. В пользу имевшегося намерения о направлении удара через левый фланг говорит и то, что Горчаков после начала обстрела высот артиллерией Реада планировал лично прибыть именно к Липранди.

Н.И. Красовский в своем письме 5 октября 1869 г. к генерал-адъютанту Тотлебену по поводу сражения на реке Черной ссылается на тот факт, что «В диспозиции, данной на 4 августа, которую я своею рукою переписал раз пять, было сказано: «Войскам быть на местах к 4 часам пополуночи; генерал Липранди атакует Телеграфную гору, а генерал Реад в одно время открывает артиллерийский огонь по Федюхиным высотам, давая тем возможность удержаться на телеграфной горе. Главнокомандующий первоначально будет на батарее, снаряженной морскими орудиями, или иначе – на редуте, а потом переедет к Липранди, где и решит дальнейший исход дела».^{163}

Красовский справедливо считает, что «…командующий предполагал, смотря по тому, что окажется более удобным, – или атаковать Федюхины высоты, или Гасфорта гору, или, наконец, ограничиться одним усиленным обозрением».^{164}

Понятно, что прибыть на второстепенный участок в решающий момент, когда необходимо было принятие оптимального решения, Горчаков себе позволить не мог. В ответственный момент сражения путь передачи команд и получения обратной информации от частных начальников должен быть кратчайшим. Расположение штаба на левом фланге лишний раз свидетельствовало в пользу мнения, что Горчаков склонялся избрать основным направлением действий именно на этом участке. Но, опять таки, та самая расплывчатость формулировок диспозиции («…где и решит исход дела…», например) свидетельствует, что главнокомандующий решился на сражение, не имея четкого плана действий.

В пользу выбора им направления удара через сардинские позиции и предположительно последующие действия в случае наметившегося успеха можно обнаружить в письме князя Горчакова военному министру от 5 августа 1855 г. Главнокомандующий говорит, что «…Первоначальное намерение мое заключалось в том, чтобы по овладении высотами впереди Чоргуна, основательно обозреть позицию сардинцев близ Черной, атаковать затем Гасфорта высоты и двинуть пехоту Реада как первое подкрепление войскам Липранди, оставив артиллерию Реада против Федюхиных, под прикрытием части моей кавалерии. Все это было объяснено генералу Реаду, но я ему предписал также быть готовым атаковать Федюхины высоты, когда я ему это прикажу, в том случае, если Гасфортовы высоты будут мною найдены слишком сильно занятыми. В этом случае пришлось бы поддерживать Реада войсками Липранди с главным резервом».^{165}

В докладе императору Горчаков конкретизирует свой замысел: «Намерение мое было, при ближайшем осмотре позиции сардинцев, после сбития их авангарда, или провести на них атаку пехотою генерала Липранди, поддержанной пехотой генерала Реада и резервами, оставя против Федюхиных гор одну артиллерию с прикрытием сильной кавалерии…».^{166}

Итак, главное – левый фланг. В случае удачи – наступление в обход левого фланга союзников. А дальше? Балаклава? Увы, что делать дальше, Горчаков не знал. Потому и колебался в определении: кому из двух генералов отдать главную роль, а кому лишь вторую.

Конечно, взятие Балаклавы было невозможным. Или, по крайней мере, маловероятным. Англичане и французы после успеха Липранди в октябре 1854 г. сделали все возможное, чтобы не допустить потери одной из своих главных баз снабжения в Крыму. Но даже при выходе на линию Федюкиных высот и закреплении на них, русские вынуждали союзников к таким действиям, которые приводили к изменению осадной линии, изменению тыловых коммуникаций и, в идеальном варианте, совершенно для них невыгодному затягиванию камлании.

Но в отличие от 25 октября 1854 г. передовые позиции доверили защищать не несчастным туркам, обреченным союзниками на погибель без поддержки. Нужно понять, что к августу 1855 г. циркумвалационная линия союзников достигла своего совершенства. От Севастополя до Балаклавы она прикрывалась уже двумя оборонительными линиями, способными без затруднений выдержать удар русской армии. Первая из них проходила по линии Федюхиных высот, вторая – по Сапун-горе. В случае опасности на любую из них могли быть в кратчайшие сроки переброшены резервы.

Но вернемся к плану русских. Для его выполнения Горчаков принял решение разделить войска на две части – левый и правый фланги, командование которыми было поручено соответственно генералам Реаду и Липранди, как мы говорили выше – основным действующим лицам грядущей драмы. В свою очередь задачи получала каждая дивизия, подчиненная этим начальникам.

Правый фланг генерала Реада составляли внушительные силы, объединившие пехоту, артиллерию и кавалерию.

7-я пехотная дивизия (генерал-лейтенант Ушаков):

Смоленский пехотный полк (3 батальона, 1654 чел.), Могилевский пехотный полк (3 батальона 1387 чел.), Витебский егерский полк (3 батальона, 1603 чел.), Полоцкий егерский полк (3 батальона, 1718 чел.).

Артиллерия: 8-я артиллерийская бригада:

Батарейная №3 батарея (12 орудий), легкая №3 батарея (6 орудий), легкая №4 батарея (8 орудий), легкая №5 батарея (8 орудий).

12-я пехотная дивизия (генерал-майор Мартинау):

Азовский пехотный полк (4 батальона, 2080 чел), Украинский егерский полк (4 батальона, 1990 чел.), Одесский егерский полк (4 батальона, 1960 чел.).

Артиллерия: 14-я артиллерийская бригада:

Батарейная №8 батарея (12 орудий), легкая №3 батарея (6 орудий), легкая №4 батарея (6 орудий).

2-й стрелковый батальон (619 чел.).

^{Офицеры зуавов гвардии. У многих на груди медали за Крымскую войну. 1856 г.} 

Рота 2-го саперного батальона (1290 чел.).

Уланский Ея Императорского Высочества Великой Княгини Екатерины Михайловны полк (943 чел).

При нем: конно-легкая № 26 батарея (4 орудия).

Донской казачий № 87 полк (6 сотен, 849 чел.).

Всего в составе: 25,5 батальонов, 8 эскадронов, 6 сотен, 62 орудия, 14833 чел.

По диспозиции с наступлением сумерек 3 августа войска Реада должны были спуститься с Мекензиевых гор и стать в резервном порядке правее дороги на высоте у нового редута. С рассветом 4 августа 7-я и 12-я дивизии перестраивались в боевой порядок и «… имея конницу в резерве, должны были двинуться к р. Черной и, обстреливая Федюхины высоты, приготовиться форсировать переправу через р. Черная.

Для переправы через Черную и атаки Федюхиных высот Реад должен был ожидать приказания главнокомандующего, а овладев Федюхиными высотами, выстроить боевой порядок фронтом частью к Сапун-горе, частью к стороне неприятеля; после боя предписывалось укрепиться на занятых позициях».^{167}

Реад превращался в своеобразный щит для действующего юго-восточнее Липранди, принимая на себя удары подходивших союзных резервов, но предоставляя тому возможность безнаказанно громить сардинцев. В этом случае Реад должен был хотя бы одной дивизией перейти через Черную. Действительно, 7-я пехотная дивизия генерала Ушакова по плану атаковала северо-западные склоны Федюхиных высот. Наличие у нее заранее приготовленных переходных мостков лишний раз свидетельствует о том, что задача для нее не ограничивалась одним лишь выходом к берегу реки и нудной перестрелке с занимавшим противоположную сторону противником.

^{Зуавы гвардии после возвращения из Крыма.} 

12-я дивизия генерала Мартинау, выйдя к мосту через Черную («Трактирный мост») непосредственно перед высотами, разворачивалась и осуществляла демонстрацию главного удара. Спорным является вопрос: получали ли Реад или, соответственно от него Ушаков и Мартинау, приказ атаковать склоны высоты непосредственно перед своими войсками? С Ушаковым все более менее ясно. Без перехода через Черную его присутствие на поле боя вообще теряло смысл – слишком уж далеко он от него оказывался. С Реадом сложнее.

Можно предположить, исходя из дальнейшего развития событий, что такой приказ Реадом все-таки был получен. Генерал Зайончковский косвенно подтверждает, что у него все-таки было задачей занятие высот. Это помогает объяснить ставшие роковыми и гибельными действия этого пожилого генерала. Видно не зря перед сражением он, как утверждает Тарле, убивался, предчувствуя собственную смерть. Очевидно Реад понимал, сколь трудно будет его войскам сдерживать неприятеля, который непременно обрушится на него всем силами. Союзники утверждают, что в найденных после сражения документах, находившихся при теле убитого Реада, ими была обнаружена диспозиция для корпуса, оцененная ими крайне низко. Они правы – следуя ей, войска Реада пришли туда, где их ждали – в кровавую мясорубку Федюхиных высот. Левый фланг под командованием Липранди включал: Левый отряд

6-я пехотная дивизия (генерал-лейтенант Бельгард):

Низовский егерский полк (4 батальона, 2353 чел.), Симбирский егерский полк (4 батальона, 2346 чел.). 12-й пехотная дивизия:

Днепровский пехотный полк (4 батальона, 2010 чел.), Артиллерия. 6-я артиллерийская бригада:

Батарейная № 4 батарея (12 орудий), легкая № 6 батарея (8 орудий), легкая № 8 батарея (8 орудий), взвод горной артиллерии (2 орудия). Правый отряд

17-я пехотная дивизия (генерал-майор Веселитский):

Московский пехотный полк (4 батальона, 1753 чел.), Бутырский пехотный полк (4 батальона, 1696 чел.), Лейб-егерский Бородинский Его Величества полк (4 батальона, 1855 чел.), Тарутинский егерский полк (4 батальона, 1858 чел.). Артиллерия. 16-я артиллерийская бригада:

Батарейная № 1 батарея (12 орудий), легкая № 2 батарея (8 орудий).

17-я артиллерийская бригада:

Батарейная № 8 батарея (8 орудий).

7-я артиллерийская бригада:

Батарейная № 1 батарея (12 орудий).

3-й стрелковый батальон (650 чел.), 6-й стрелковый батальон (300 чел.), рота 3-го саперного батальона (140 чел.), рота 6-го саперного батальона (152 чел.), Греческий легион Императора Николая I (500 чел.), Казачий № 9 (Фомина) полк (2 сотни, 276 чел.).

Всего в составе: 30,5 батальонов, 2 сотни, 1 легион, 70 орудий, 15889 чел.

^{Бригадный генерал Клер. Во время сражения на Чёрной речке – командир 2-й бригады 1-й пехотной дивизии. Рисунок Дж. Кадогана. 1855 г.} 

Войска Липранди были разделены на два отряда (левый под командованием генерала Бельгарда, правый – непосредственно самого Липранди), действовавших по своим направлениям.

Бросается в глаза увеличенное число пушек на левом фланге. Маловероятно что это случайно, слишком уж скурпулезно относились к использования этого рода войск в середине XIX в. А расположение кавалерийского резерва за этим отрядом только подтверждает догадку, что именно там русские войска должны были преодолевать позиции противника. Наиболее удобное дефиле, которое выходило непосредственно в долину, находилось рядом – между южными скатами Федюхиных высот и северными горы Гасфорт.

Но, как говорилось выше, истинное направление главного удара было неконкретным, уже самим сумбурным планированием поставленным в зависимость от обстоятельств, а последовавшая в ходе сражения непрерывная перетасовка сил князем Горчаковым, свидетельствовала о его колебаниях в определении такового.

Можно лишь предположить, что в случае успеха на этом фланге, сконцентрированная здесь артиллерия огнем прокладывала дорогу пехоте, а та, в свою очередь, закрепившись на местности, обеспечивала ввод в бой кавалерии резерва. Собственная кавалерия генерала Липранди была малочисленной и была представлена лишь 2 сотнями казаков 9-го казачьего полка. Да и не нужна она была ему. Зато артиллерию «герой Балаклавы» применил искуссно.

Левый фланг русской армии должен был наступать через Чоргун в направлении г. Гасфорт. Успех его действий зависел от того, насколько надежно свяжет боем неприятеля пехота и артиллерия Реада, а в идеальном варианте и то, насколько ей удастся оттянуть на себя и возможные к подходу резервы французов.

До начала сражения войска Липранди должны были выдвигаться следом за дивизиями генерала Реада: «Правая колонна, спустившись с горы, должна была построить резервный порядок левее большой дороги и на высоте большого редута, а левая скрытно расположиться на ночь на Мокрой луговине.

С рассветом 4 августа Липранди предписывалось атаковать Телеграфную гору, а Бельгард, выдвинув одну батарею для обстреливания Телеграфной горы, а другую для обстреливания долины Моргуна и Гасфортовой горы, должен был быстро наступать к Чоргуну. Заняв Телеграфную гору, Липранди ждал приказания для переправы и атаки Гасфортовых высот».^{168}

Резервные войска (около 18 тыс. человек) располагались на Инкерманских высотах в районе Нового редута.

В состав главного резерва (генерал Шепелев) были включены:

4-я пехотная дивизия:

Белозерский пехотный полк (4 батальона, 2773 чел.), Олонецкий пехотный полк (4 батальона, 2480 чел.), Шлиссельбургский егерский полк (3 батальона, 1091 чел.), Ладожский егерский полк (4 батальона, 2281 чел.).

При них 4-й артиллерийской бригады: батарейная № 2 батарея (8 орудий).

5-я пехотная дивизия (генерал-майор Вранкен):

Архангелогородский Его Высочества Великого Князя Владимира Александровича пехотный полк (4 батальона, 2566 чел.). Вологодский пехотный полк (4 батальона, 2566 чел.), Костромской егерский полк (4 батальона, 2450 чел.), Галицкий егерский полк (4 батальона, 2531 чел.).

При ней 5-й артиллерийской бригады:

Батарейная № 3 батарея (12 орудий), легкая № 4 батарея (8 орудий), легкая № 5 батарея (8 орудий).

Две роты 2-го саперного батальона (240 чел.).

«…главный пехотный резерв генерал-лейтенанта Шепелева, силой ЗО'/г батальона и 36 орудий – всего 18968 человек и 36 орудий, должен был 3-го прибыть с Бельбека на Мекензиеву гору, а 4-го за 2 часа до рассвета выступить и стать за войсками Реада».^{169}

В состав артиллерийского резерва (полковник Челокаев) были включены:

9-й артиллерийская бригада:

Батарейная № 4 батарея (12 орудий), легкая № 6 батарея (8 орудий), легкая № 7 батарея (8 орудий), легкая № 8 батарея (8 орудий).