Текст книги "Полное погружение (СИ)"

Автор книги: Сергей Васильев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

Глава 17 
Кораблекрушение

Откуда-то из-за стены, глухо, как из бочки, раздавался многоголосый людской гомон и механический шум со скрежетом. Звенели падающие металлоконструкции, словно кто-то спешно разбирал монтажные леса. Сквозняк гнал в лицо тёплый, влажный воздух, густо пахнущий креозотом. Василиса впервые узнала этот аромат, когда волонтёры одарили её взвод дегтярным мылом, и этим настырным запахом благоухало всё расположение, по-народному – располага. Тогда Стрешнева морщила нос, а сейчас это благовоние казалось ей таким родным, что ей не терпелось найти его источник. Под ногами хлюпала невесть откуда взявшаяся вода. «Наверно, система пожаротушения всё-таки сработала», – подумала девушка, стараясь не отстать от Дэна и осторожно выставляя вперед руки, чтобы не приложиться головой к чему-нибудь твердому или острому.

– Василиса! – Мирский впервые назвал Стрешневу полным именем, не коверкая и не переиначивая, – а в Крыму землетрясения бывают?

От серьезности тона Васе стало не по себе. Она притормозила и сразу ощутила мелкую дрожь, будто пол под ногами потряхивало.

– Валим отсюда! – подсевшим от волнения голосом просипела она, – давай быстрей… Ай!

Грохот, доносившийся из глубины, заставил заткнуть уши, а внезапно подпрыгнувший настил повалил с ног, лягнувшись, словно необузданный жеребец. На какой-то миг ей показалось, что лежит она не в вентиляционных катакомбах киностудии, а на днище их взводной БМПшки, прогревающей движок перед рывком. Влажный пол охладил и привёл в чувство, хотя вибрация и шум в ушах, напоминавший плеск воды, никуда не исчезли. Чертыхнувшись, девушка привстала, потирая ушибленный бок, вытянула руки и заметила, что в помещении стало заметно светлее. Там, где должен был стоять Дэн, находилась мокрая от конденсата металлическая дверь, грубо покрашенная серой краской, а из-под неё в тоненькую щелочку сочился яркий проблеск. Ни слева, ни справа, ни позади Стрешневой назойливого кавалера не оказалось. Единственное, что можно было предположить – Мирский после «землетрясения» рванул наружу, подумав, как всегда, только о себе. «Вот скотина мажористая, оставил меня тут одну в луже,»– злобно подумала Василиса и с силой пихнула дверь плечом.

 * * *

Усилие неожиданно легко увенчалось успехом, и Стрешнева вылетела из помещения, как пробка из бутылки. Крик и шум, окутавшие её, оглушили и дезориентировали, ударивший в глаза дневной свет заставил зажмуриться. Сделав по инерции пару шагов вслепую, Василиса зацепилась за порог, ойкнула, полетела вперёд и упала на нечто мягкое. Под ней кто-то захрипел, завозился, упершись ладонями в грудь, и Стрешнева разглядела незнакомца с окровавленным лицом. Его мундир обрамляли пуговицы с двуглавым орлом, петлицы с перекрещенными якорем и топориком, чуть выше – воротничок-стоечка не совсем свежей рубашки. Он уставился на испуганную и растрепанную Васю огромными серыми глазами.

– Сударыня… – удивленно прошептал раненый и обмяк.

На Васю обрушилась апокалиптическая реальность терпящего бедствие корабля, и это было именно судно, а не павильон киностудии. Позади осталась дверь в рубку, из которой вывалилась Василиса. Руки ощущали деревянное покрытие палубы, уши слышали крик чаек, прорывающийся сквозь людской гомон. Лицо овевал легкий ветерок, а нос ловил морской воздух, сильно разбавленный запахом дёгтя, гари и какой-то кислятины, подобной несвежей пище.

Дверь, с которой она только что бодалась, покачивалась на массивных петлях, то открываясь, то закрываясь, обнажая черный зев загадочного внутреннего корабельного мира. Эта чернота и понимание, что серверное помещение прямо сейчас горит синим пламенем и назад дороги нет, оградили Васю от первой необдуманной попытки юркнуть обратно. Возвращаться было некуда, требовалось произвести рекогносцировку местности и выяснить, не приключилась ли какая беда с буйной Васиной головушкой.

Итак, она каким-то образом оказалось на корабле. Маленький корпус, не больше сотни метров в длину, с надстройкой и одинокой трубой, выглядел поплавком, небрежно кинутым в море. Нос парохода почти полностью зарылся в волны, а корма задралась к небу. Люди, сгрудившиеся на палубе, стремясь добраться до спасательных шлюпок, спотыкались, падали, скатывались по намокшему настилу, цепляясь руками за любые выступающие предметы. Собравшиеся на корабле выглядели испуганными и достоверно аутентичными – сюртуки, фуражки, картузы, сапоги и штиблеты, длинные женские платья – всё, что носили в начале ХХ века. В пресловутом, набившем оскомину сценарии, имела место сцена кораблекрушения. Однако совершенно неожиданный, но очевидный факт перемещения из студии на тонущий корабль Василиса объяснить не могла. Создавалось впечатление, что она потеряла сознание там, а потом её бесчувственное тело перенесли сюда, вышли в море и скомандовали: «Мотор! Начали!» Звучит дико, но предположим, что так оно и есть… А где съемочная группа? Где свет, гримеры, ассистенты? Где все? Куда делся Мирский? Почему, выскочив на палубу, она упала не на него, а на какого-то юношу?

Стрешнева внимательно оглядела морскую акваторию. Длинная, пологая волна, почти без барашков и гребешков, неспешно поднимала и опускала тонущее судно, но казалась абсолютно не опасной и никак не могла быть причиной кораблекрушения. Неподалеку дымила еще парочка похожих пароходов, а между ними сновали юркие военные кораблики дореволюционного экстерьера, однако никто из них не подходил к терпящему бедствие судну, наматывая круги на безопасном расстоянии. «Он что, заминирован?»– промелькнуло неприятное предположение в голове Василисы.

Над носом одного из маленьких юрких корабликов, худых, как рыбка-скалярия, вдруг возникло белое облачко, и до Василисы тут же долетел раскатистый звук выстрела, потом еще один. Куда и зачем палил эсминец, а Василиса предположила, что это именно он, Стрешнева не поняла, но нервозности и живости эта канонада добавила всем – и самой Васе, и народу, скопившемуся рядом со шлюпками и даже обмякшему представителю мужеского пола, пытающемуся встать на ноги.

Пароходик тем временем полностью развернуло боком к волне и резко тряхнуло. Труба приподнялась над надстройкой, рубка перекосилась, и из неё во все щели повалил грязно-серый дым. Бахнуло так, что Василиса снова распростерлась на палубе, прикрыв голову руками. За борт в воду упали какие-то обломки, по палубе разлетелся разнокалиберный мусор.

– Котёл взорвался! – завопил чей-то высокий голос.

– Без паники! Без паники!… – кричал непрерывно офицер в старомодном дореволюционном кителе, руководящий посадкой людей в шлюпки.

Загнав на задворки сознания вопрос, как она вдруг из студии попала на судно, Вася, с надеждой оглядев корабль и море, так и не обнаружила никого из съемочной группы. Осталось изучать то, что находилось к ней ближе всего.

Стрешнева пригляделась к лежащему перед ней мужчине, на которого она так неудачно приземлилась. Хотя, какой там мужчина⁈ Совсем пацан. Максимум – студент. Внешних повреждений нет, за исключением рассеченной брови. Кровит сильно, но жизни не угрожает. Растрепанность и блуждающий, расфокусированный взгляд делали раненого настолько похожим на мультяшного персонажа, что Вася невольно улыбнулась. Безжалостно оторвав подол подъюбника, она перевязала голову страдальца относительно ровной полоской и слегка пошлёпала его по щеками. Раненый попытался улыбнуться и невразумительно замычал.

– Это что, я тебя так?

– Нет, что Вы, это лебедкой… Больно…

– Давай, Масяня, вставай! – Вася нетерпеливо дернула его на себя, – останемся на месте – сгорим или утопнем. Тебе какой вариант больше нравится?

– Я не Масяня, – запротестовал соратник по несчастью, пытаясь опереться на спасительницу и привстать.

– Добро, ковбой, буду звать тебя Том Харди. Только давай, поднимай свою тощую задницу. Пойдём отсюда, пока нас не придавило и не смыло.

Более изумленного взгляда, обращённого на неё, Василиса не видела никогда. Она даже смутилась, неправильно его интерпретировав. Ну да, макияж и прическа – не идеальны, но ведь не настолько всё плохо, чтобы смотреть на неё, как на болотную кикимору.

Между тем, кораблик еще больше опустил нос. Его снова тряхнуло на боковой волне. Теперь Вася повалилась ничком на палубу, а спасаемый ею раненый оказался сверху.

– Простите великодушно, – прошептал он смущённо, неловко сползая со Стрешневой в попытке встать на ноги.

– Я, право, не хотел… Мне крайне неловко…

– Слушай, Масянь, не причитай, как опоздавший на свидание со своей совестью, – фыркнула Василиса, отодвигая от себя парня, пребывающего в легкой прострации, что было видно по блуждающему взгляду. – Хоть тушкой, хоть чучелом, но давай карабкаться к шлюпкам. Ты в таком состоянии – не пловец, да и я – так себе амфибия.

– Меня зовут Петя, – прохрипел «Масяня», и его стошнило.

– Ну всё, пипец, сотрясение мозга, – Вася подняла глаза к небу и зацепилась взглядом за спасательный круг. Краска с надписью «Транспорт 55» облупилась, и стала видна другая, старая – «Rockcliffe» и год – 1904. Тысяча, под хвост ему дышло, девятьсот четвертый год самого что ни на есть ХХ века….

– Петя, ущипни меня, – прошептала Василиса. – Ай!

Этот стервец, оказывается, обладал завидным слухом, а потому с готовностью цапнул даму за лодыжку и преданно смотрел снизу вверх, пытаясь улыбнуться.

– Давай вставай, шалун, – фыркнула девушка и протянула «Масяне» руки, – обопрись на меня, неровен час – за борт свалишься. А какая сегодня дата, помнишь?

– С утра было июня 30-го лета 1916-го, – услужливо ответил юноша, с удовольствием принимая помощь.

– Мамочка! Господи! – делая шаг к спасательным средствам, вполголоса взмолилась Василиса, больше опираясь на раненого, чем поддерживая его, – дай мне силы проснуться! Верни обратно! Помоги очухаться! Обещаю, что больше никогда не буду всуе общаться с квантовыми компьютерами!

– Простите, сударыня, – промямлил Петя заплетающимся языком, едва переставляя ослабевшие ноги, – вы сейчас к кому обращались? Я не расслышал…

– Иди-те уже! – рыкнула на него Вася, прибавляя шаг. – Береги-те силы и запасы слов. Вам, по результатам собеседования, еще предстоит вступительный экзамен на зачисление пациентом в отделение травматологии…

Петя оценил шутку и смешно одобрительно захрюкал, однако на первых же шагах стал стонать и отключаться.

– Простите, сударыня, а вы… – обратился к Василисе стоящий у трапа офицер.

– Сопровождаю раненого, – отчиталась Стрешнева, надежней перехватив Петю за талию.

– Лежачий?

– Висячий, – вздохнула Василиса, поддержав плечом обмякшего юношу.

– Третья шлюпка, слева, крайняя, прошу…

Дежуривший матрос легко подхватил Петю под мышки, переместил его на нос, уложил на пайолы, под которыми хлюпала грязная, вонючая вода.

– Держите ему голову, барышня, – попросил он так, словно скомандовал, критично осмотрел Васино легкое платье и накинул на плечи девушке черную форменную тужурку, насквозь пропахшую табаком и машинным маслом.

Василиса благодарно кивнула, уселась на деревянный настил, чувствуя, как холодит кожу мокрое платье, положила голову раненого себе на колени и ещё раз убедилась, что не спит и не бредит – уж слишком живая картинка была перед глазами, а осязание, слух и обоняние делали её до предела достоверной. Оглянуться вокруг, найти хотя бы какие-то признаки ХХI столетия. Ни одного! Очуметь! Внешний вид людей, пароход и шлюпки, даже руки матроса с въевшейся в кожу угольной пылью – всё настаивало на её неожиданном пребывании в прошлом. 100 с лишним лет назад…

«Мерзкий гад, из-за тебя всё!» – подумала Вася про Мирского и неожиданно испытала неземную тоску из-за внезапного исчезновения этого ясновельможного засранца.

Глава 18 
Человек за бортом!

Пароходик накренился, жалобно застонав железными сочленениям. Люди, находящиеся на палубе, засуетились и забегали.

– Отдать концы! – зычно закричали у трапа, – вёсла на воду.

Услышав этот голос, Василиса поднялась на ноги и осмотрела соседние шлюпки, желая отыскать Мирского. Ей показалось, что знакомая фигура мелькнула среди черных флотских мундиров, но точно определить Вася не смогла.

«А вдруг он остался там, на тонущем корабле?» – мучил Стрешневу вопрос, от которого ей хотелось выпрыгнуть из баркаса и плыть к судну, бежать обратно к рубке.

«Да нет! – успокаивала она себя, – я же своими глазами видела – вокруг было пусто, никаких следов…. И всё же…»

Как только шлюпка отошла от борта тонущего корабля, волны, незаметные на его палубе, мгновенно выросли. Пологие и длинные, они неспешно, величаво накатывали с носа, приподнимали судёнышко, взвешивая на своей гигантской руке, а затем спускали, как санки с горки. Это скатывание с двухметровой высоты под набегающий следующий вал было особенно жутким. Он нависал над людьми, грозя накрыть их своей темно-зеленой мантией, обволакивал форштевень, скрывая его в пучине. Когда лодка почти полностью уходила под воду, нос её задирался вверх, и она, кряхтя, как старый дед, забиралась на очередную горку, чтобы ухнуть с нее обратно вниз. Длинные вёсла погружались в глубину почти полностью, и казалось, никакая сила не сможет достать их обратно. Однако мерные движения жилистых матросских рук раз за разом вырывали баркас из темной воды Черного моря и толкали маленькую посудинку к остальной флотилии.

– И-а-а, раз!…– уверенно командовал сидящий на корме рулевой.

Рядом с ним, стараясь приподняться на сиденье, тянул шею корабельный медик, узнаваемый по повязке с красным крестом на рукаве. Он только что подходил к Васе, осмотрел перевязку на раненом, сделанную её руками, довольно хмыкнул и вернулся на своё месте.

– Даже не спросил, засранец, как я себя чувствую, – фыркнула Стрешнева.

Шлюпки одна за другой спешно отчаливали от погибающего корабля. На одну из них погрузили носилки с раненым в черном мундире, и опять Васе показалось, что это не кто иной, как Мирский.

Василиса поймала себя на мысли, что наблюдать за кораблекрушением так же жутко, как и за умирающим человеком. Обнажённая, беспомощно задранная вверх корма, огромный, пугающий винт, ржавое, обросшее ракушками днище выглядели так зловеще, что находящиеся в лодках люди старались не смотреть в его сторону. Только Вася не могла оторвать взор от медленно уходящего под воду судна. «А вдруг он всё-таки там? А вдруг…» – стучало у неё в висках…

– Табань!…– неожиданно заорал рулевой голосом, не предвещавшим ничего хорошего.

Вася высунула нос за борт и вместо шлюпки, идущей впереди, увидела её лоснящееся от воды днище и море, кипевшее от барахтающихся людей.

– Человек за бортом!…

Самое правильное, что могла в этой ситуации сделать Стрешнева – не мешать взрослым дяденькам, ибо весь её мореходный стаж умещался в пару прогулок на речном трамвайчике и еще разок – на речном велосипеде. Она комочком вжалась в борт рядом с расклеившимся Петей и с тревогой наблюдала, как их шлюпка заполняется новыми людьми, ошалевшими, мокрыми, продрогшими, пережившими за последний час второе кораблекрушение.

Первыми матросы осторожно подняли в шлюпку дам, лишившихся чувств. Глядя на них, было совершенно непонятно, как в таком состоянии можно было держаться на плаву. Судовой медик бросился к ним и возился, будто наседка с кладкой. Матросы же, ловко орудуя баграми, цепляли, тащили и укладывали на дно шлюпки терпящих бедствие людей, словно огромных рыбин. «Нет, это не Дэн… И это не он», – выносила Василиса вердикт за вердиктом. За какие-то пять минут все пострадавшие были подняты, но шлюпки продолжали крутиться на одном месте, а матросы, стоя с баграми и вёслами, перебрасывались короткими, отрывистыми фразами:

– Где?

– Да вот тут, только что показался…

– Да нет…

– Не вижу…

– Был! Я сказал – был!

– Куда тебя черти понесли?..

Всплеск воды. Длинное заковыристое ругательство. Молчание… И вдруг все пришли в движение.

– Давай-давай!

– Цепляй!

– Осторожно!

– Голову! Голову придержи!

– Ах ты ж мать моя, Царица небесная!

Прямо у ног Василисы через борт перевалилось и застыло в неестественном, скрюченном положении тело последнего пострадавшего пассажира – мальчика не старше семи лет, в красивой флотской курточке с гюйсом, закрывшим лицо, и судорожно сведенными кулачками.

– Все в сторону! Дайте больше места!

Около пострадавшего тут же оказался фельдшер, и все, находящиеся в шлюпке, прижались к ее бортам, освободив пространство. Василисе отодвигаться было некуда, и она просто поджала ноги, напряженно наблюдая за реанимационными мероприятиями, проводимыми, с её точки зрения, весьма странно. Медик положил мальчика на пайолы лицом вниз и стал энергично сводить и разводить его руки, а потом гладить по спине. Из носа и рта несчастного потекли струйки воды, но никаких признаков жизни он не подавал.

Все в шлюпке замерли, боясь не только пошевелиться, но даже дышать. Слышно было, как за бортом суденышка близко плещется вода, плачет несчастный пароход, погружаясь в пучину, да всхлипывают приглушенным голосом дамы, приходя в себя после внепланового купания.

Медик еще пару раз свёл и развёл руки мальчика, вздохнул, ссутулился и потащил с головы форменную фуражку. Вслед за ним матросы начали обнажать головы. Это было последней каплей, переполнившей терпение Василисы. Тут каждая секунда на счету, а они похоронные ритуалы исполняют.

Ни слова не говоря, Стрешнева придвинулась к ребенку, перевернула его на спину, открыла и осмотрела рот.

– Платок! – она требовательно протянула руку к медику, – или марлю. Быстро!

Глядя во все глаза на наглую девицу, тот бессловесно вытащил из кармана и протянул ей желтоватый бинт, пахнущий больницей.

Обхватив материей язык ребенка, Василиса освободила дыхательные пути и с силой несколько раз выдохнула воздух рот в рот. Затем, встала на колени сбоку от пострадавшего, проверила пульс, скрестила свои ладони на грудной клетке мальчика и начала интенсивно давить на неё, отсчитывая вслух – один, два, три…пятнадцать… И еще два выдоха в рот… И опять непрямой массаж сердца…

– Пошто плоть усопшего мучаешь?

– Зачем над останками бренными измываешься? – раздались возмущенные возгласы из толпы.

– Молчать, бестолочи! – грубо огрызнулась Василиса, продолжая реанимацию.

Однако продолжить ей не дали, а грубо дернув за плечо, отпихнули от пострадавшего, крепко схватив за руки под одобрительные выкрики «держи юродивую», «вяжи полоумную». Стрешневу, не сообразившую, что до такого способа реанимации еще полвека, уже определили в умалишенные маньячки, но в следующее мгновение случилось чудо: ребенок дернулся всем телом, изогнулся дугой и зашелся тяжелым кашлем.

– Чудо! Как есть – чудо! – загомонили люди.

Державшие Васю руки ослабили хватку. Она вывернулась и забилась в тот же уголок, где сидела, положив себе на колени голову Пети. Вокруг мальчика возился медик с дамами, а весь остальной народ, перешептываясь и не двигаясь, совершенно бесцеремонно уставился на Васю, как на восьмое чудо света.

Стрешнева уже решила, что имеет полное моральное право показать язык любопытной публике, как с соседней шлюпки раздалось зычное командирское: «По местам! Вёсла на воду!», и человеческая масса пришла в движение, расселась, как могла, на просевшей посудине. Шлюпки взяли курс на маячившую в полукилометре флотилию. Буквально через пару минут к Васе, нетерпеливо распихивая обитателей судёнышка, подобралась женщина, спасенная из воды одной из первых. Сейчас она выглядела лучше, чем в первые минуты катастрофы. Василиса приметила её правильные, аристократические черты лица. Мертвенная бледность и трясущиеся губы подчеркивали состояние человека, только что пережившего нервное потрясение. Женщина опустилась на колени, склонила голову и совершенно неожиданно поцеловала Стрешневой руку.

Вася инстинктивно отдернула кисть, испуганно посмотрев даме глаза.

– Зачем?

– Как вы это сделали,– еле слышно прошептала незнакомка.

– Что именно? Вы про мальчика? Непрямой массаж сердца…

– Вы – врач?

– Ну что вы! Совсем нет! Это у нас каждый умеет делать…

– У нас, это где?

– На фронте, – выдала она первое, пришедшее на ум объяснение. Это была самая что ни на есть правда. Командир медвзвода в их батальоне, ополченец с пятилетним стажем и десятилетней практикой на «Скорой», признанный авторитет даже среди командиров, гонял личный состав по тактической медицине безжалостно и неустанно.

Женщина еще больше удивилась, но в это время зашелся кашлем спасенный Василисой мальчик, и дама вернулась к нему.

– Вы даже не представляете, что для меня сделали! – успела она сказать, повернув голову, – после смерти дочки Ростислав – единственный… Я бы не смогла… Муж не простил бы…

Стрешнева кивнула, улыбнулась и впервые задумалась о том, что будет делать по окончании этой эвакуационной эпопеи, ступив на твердую землю. Ей не хотелось продолжения расспросов и никакого общения ни с кем, ибо непонятно – что по существу отвечать.

 * * *

Сначала плеск весел о воду и скрип уключин разбавили несерьёзные звуки «чих-пых, чих-пых», а потом совершенно неожиданно и быстро над шлюпкой выросла стальная стена, местами облупленная и ржавая, но всё равно солидная и грозная. Василиса зажмурила глаза, боясь, что их суденышко ударится об эту громадину, на носу которой красивой славянской вязью было выведено название «Кубанец».

Гребцы вовремя и дружно подняли весла. Шлюпка задела борт корабля, заскрипела, притерлась и уткнулась носом в спущенный с борта трап – совершенно натуральную лестницу, покачивающуюся над водой на пеньковых канатах. Молоденький офицер с тремя звездочками и одним просветом на погонах спустился по трапу к шлюпке и внимательно оглядел находящихся в ней.

– Дам прошу вперед! – строго приказал он и протянул Василисе руку.

Только поднявшись на борт военного корабля, Стрешнева смогла спокойно осмотреться по сторонам, не думая, как спасать себя и окружающих. В легком летнем мареве, всего в трех-четырех километрах от места кораблекрушения плавилось в летнем зное морское побережье. Ни вдоль него, сколько хватало взора, ни перед ним она не находила присутствия признаков XXI столетия: никаких намеков на частные коттеджи и современные отели, никаких катеров и яхт, в небе – ни одного инверсионного следа от самолета. Зато ближе к кораблю, принявшему Василису на борт, покачивались на волнах древние эскадренные миноносцы, выбрасывая из своих труб ошметки черного дыма. Она заметила, что фиксирует эти факты совершенно отстраненно, словно мозг, оберегая организм от нервных перегрузок, включил некий защитный механизм и напрочь отключил эмоции. «Ну да, начало прошлого века… Что ж теперь поделаешь?» Прямо перед ней в паутине лееров и тросов маячила одинокая дымовая труба, слева и справа от нее приютились шлюпки, похожие на ту, что спасала их с тонущего транспорта, посередине – еще две изогнутые жестянки, о предназначении которых Василиса могла только догадываться. На выдраенной, выскобленной палубе стояли носилки с прибывшими на других шлюпках ранеными, один из которых показался Васе знакомым. С сердца свалился огромный камень, уйдя на дно Черного моря.

– Здравия желаю, ваше благородие! – тихо промолвила Вася, присаживаясь на корточки рядом с Мирским, и, тронув его за плечо, произнесла более настойчиво, – проснитесь, граф, вас зовут из подземелья…