Текст книги "Полное погружение (СИ)"

Автор книги: Сергей Васильев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

Глава 31 
Летняя

Вася была в высшей степени благодарна этому поручику, нечаянно названному старлеем, взявшему на себя весь труд объяснений с полицией по поводу случившегося. Гораздо важнее в эти минуты было поддержать адмиральшу, на глазах превратившуюся в сломленную, плачущую женщину.

– Да как же так? – ошарашенно бормотала София Фёдоровна, когда Вася её осторожно вела под руку к отелю, – даже во время бегства из Либавы, при полном хаосе и безвластии, никто никого так нагло не грабил…

Сильные люди тоже могут иногда дать слабину. Отличница Смольного института благородных девиц, соломенная вдова адмирала, безусловно, была крепкой и выносливой, но и у неё настал предел прочности, за которым последовал эмоциональный надлом. Истерика – не обязательно крики и судорожный плач с хаотичными движениями. Затруднённое дыхание, нарушение координации, заикание, проявившиеся у Софии Федоровны, были не менее тревожными симптомами. Васе хотелось как можно скорее со всеми предосторожностями отвести адмиральшу в её пристанище и уложить в постель, пока она не упала в обморок прямо посреди улицы.

Отель «Кист», похожий на мавританский дворец благодаря тосканским колоннам и огромному балкону под арочным сводом, встречал гостей массивными, отделанными бронзой трехметровыми двустворчатыми дверьми с великолепными витражами.

За ними на посетителей обрушивалась вызывающая роскошь. Высокие потолки с лепниной, стены, затянутые шёлковыми обоями цвета слоновой кости, мраморная лестница, украшенная коваными балясинами, хрустальные люстры, дорогая мебель из красного дерева, живые пальмы в массивных кадках, зеркала в позолоченных рамах, умножающие пространство… Василисе показалось, что время улетело вперёд, вернув её в будущее, в ту самую гостиницу, где она познакомилась с Дэном. Для полного сходства не хватало лишь тюнингованной портье. Вместо неё за высокой стойкой что-то старательно писал усатый, дородный консьерж, уткнув нос в толстую книгу регистраций и поминутно макая перо в пузатую чернильницу. Так же, как в будущем, всё дышало респектабельностью и комфортом: от начищенного до блеска паркета до едва уловимого аромата французских духов, смешанного с запахом полированного дерева.

Адмиральшу узнали мгновенно и проводили вместе со Стрешневой в апартаменты, занимавшие, как показалось Васе, чуть ли не половину этажа. По дороге коридорный – так тут называли мужской тип горничной – непрерывно рассказывал о выполненных поручениях, в результате чего Василиса стала обладателем огромного массива совершенно ненужной информации. Служка трындычал о том, что этот номер был зарезервирован для госпожи Колчак за неделю до ее драматичного прибытия в Севастополь, о том, что её багаж прибыл поездом ещё три дня назад, что все вещи приведены в порядок, развешены и разложены в гардеробе, что для особо ценных предметов в апартаментах есть три сейфа, что корреспонденция оставлена в гостиной и так далее, и тому подобное.

– Какие будут пожелания? – спросил коридорный, когда его словесный фонтан иссяк?

– Валериану, мяту, коньяк и никаких тусовок, – озвучила Вася список требований, поддерживая Софию Фёдоровну.

– И чего, простите? – навострил уши коридорный.

– И быстро! – отрубила Вася, опустив вырвавшееся прежде иновременное слово, – никаких встреч, свиданий, совещаний, приёмов… Ясно?

– Ясно, вашебро…– что-то неразборчивое пробормотал служка.

– Тогда выполнять! Бегом!

– Хорошо у вас получается, Василиса, – тихо произнесла адмиральша, устраиваясь на подушках, – много приходилось командовать?

Вася присела рядом с дамой, нащупывая пульс.

– Случалось. Пингвин – птица гордая, не пнешь – не полетит… Простите за нескромный вопрос, София Фёдоровна. Это из-за вас наш несчастный затонувший пароход был таким режимным, что простому смертному туда было не попасть?

– Ну, что вы, Василиса, – Колчак покачала головой, – я не столь важная особа. Транспорт вёз какие-то важные бумаги и лабораторию профессора Филиппова…

– А что это за лаборатория и что за профессор?

– Даже не представляю. Судя по охране и сопровождению, что-то секретное, проходящее по адмиралтейству и военному ведомству.

– И немецкая подлодка торпедировала именно этот корабль… Странно, не правда ли?

– Весьма…

Василиса застыла, шевеля губами и отсчитывая пульс.

– А знаете что, София Фёдоровна, давайте-ка я съезжу за вашим сыном одна. Простите, но вы не в форме. Обещаю доставить невредимым.

– Да, конечно, спасибо, – смутилась женщина, – давно я не чувствовала себя такой слабой и беззащитной. Я позвоню в госпиталь и распоряжусь. Хотя вам, Василиса, тоже стоит отдохнуть, или хотя бы умыться и переодеться….

Стрешнева осмотрела свою порванную и запачканную униформу.

– К сожалению, возможности моего гардероба в настоящее время не дотягивают до моих потребностей.

– Зато мои совершенно распоясались, – слабо улыбнулась адмиральша, – папа меня всегда баловал. Я так и осталась для него маленькой девочкой. Заказывать что-либо хлопотно, но тут на первом этаже чудесный магазин готового платья, и вы можете выбрать любое, записав на мой счёт…

– Спасибо, София Фёдоровна. Это тот случай, когда отказываться глупо, – поблагодарила Стрешнева женщину, – но в таком виде отправляться на шопинг…

– Когда вы не подбираете слова, ваш американский лексикон становится доминирующим, – улыбнулась София, – единственное, что выбивается из ряда, это слово «тусовка», скорее всего, оно от французского «tous», то есть «все», и употребляется в контексте «tous sont venus» – все пришли…. Что же касается магазина, то совсем не обязательно туда идти. Они всё доставят в апартаменты. Около бюро кнопка вызова коридорного – позвоните, пожалуйста. Сами можете привести себя в порядок в комнате для омовения, а я отдам распоряжение.

Благодарно кивнув и хихикнув по поводу высокопарных слов – «комната для омовения», Василиса обнаружила дверь именно с такой надписью, а когда её открыла – застыла в немом восхищении: по-другому это помещение назвать было невозможно.

– Хочу остаться тут жить, – пробормотала она, недоверчиво трогая золоченый оклад, в который, словно картина в Эрмитаже, было упаковано огромное зеркало.

Этот уголок в апартаментах своей изысканностью потянул бы на королевский будуар. Здесь стояла резная мебель с позолоченными украшениями: нечто похожее на комод без ящиков; стол с мраморной столешницей, на котором красовались живые цветы; шкафчик, напоминающий сервант, но не с посудой, а с туалетными принадлежностями.

Среди всего этого великолепия, возле дальней стены не сразу бросалась в глаза белоснежная мраморная ванна на золочёных львиных лапах. В ней можно было искупаться, отгородившись полупрозрачными шторами от центральной части комнаты, как в театре – между сценой и залом. Комната ярко освещалась небольшими хрустальными люстрами, искрящийся свет от которых усиливал богатство обстановки. Всё это создавало ощущение театральности. Вася увидела своё отражение в огромном зеркале, висящем над комодом, и улыбнулась: в испачканном, скромном наряде сестры милосердия на особу царских кровей она не тянула.

Сбросив с себя надоевший балахон, Стрешнева критически осмотрела последствия стычки: огромный, налившийся синяк на боку и второй – на бедре, царапины и ссадины на руках и шее выглядели так же, как после летней универсиады, где она на одних морально-волевых одолела свою соперницу, с которой умудрилась схлестнуться и на самбо, и на таэквондо. Саднило спину, больно было делать полный вдох. При попытке шевелить руками суставы подозрительно хрустели. Но все эти неприятности померкли и ушли на задний план, стоило лишь томно погрузиться в прозрачную, еле тёплую воду…

Когда посвежевшая и повеселевшая Вася высунула нос из ванной комнаты – она тоже решила называть это место комнатой для омовения – вся гостиная была заставлена вешалками с платьями разного фасона и предназначения.

– У вас, Василиса, была возможность выбрать любой, самый изысканный наряд, а вы остановились на этом простеньком платье для игры в теннис.

София так и лежала на диванных подушках, была такой же бледной, но смотрела на Стрешневу с любопытством.

– Зато никаких корсетов, ничто не стесняет движения… Ещё бы юбку укоротить.

Вася покрутилась на одной ноге, пробуя в движении по-настоящему легкую спортивную обувку plimsolls. Она смотрела в зеркало, признавая, что нравится себе в новом образе. Всю жизнь Стрешнева убеждала себя, что барахольное поведение – не про неё, что всё это неинтересно, есть дела поважнее. И только в гримёрке киностудии, облачившись в шикарное старинное вечернее платье, вдруг поймала себя на мысли, насколько изящно и привлекательно она выглядит без привычной майки и джинсов.

– Ну, что вы, Василиса, – слабо взмахнула рукой адмиральша, – у вас и так абсолютно открыты щиколотки. Больше никак нельзя – моветон!

«Эх, София Фёдоровна! – смеялась про себя Вася, – увидела бы ты нашу студенческую вечеринку сто лет спустя… Вот где „муви“ и „тон“, и всё с пивасиком…»

 * * *

Уже полчаса, как были улажены все формальности, даны все разъяснения, налетчиков увезли – одного в околоток, другого – в морг, а поручик Северский всё ещё стоял возле отеля «Кист» и пытался оживить заглохший мотор. Фильм «Кавказская пленница» выйдет только через 50 лет, иначе он, грохнув в сердцах крышкой капота, обязательно воскликнул бы: «Будь проклят тот день, когда я сел за баранку этого пылесоса!» Капризный автомобиль категорически отказывался заводиться. Покрутив заводную ручку, пока не заболела спина, Георгий бросил это бесполезное занятие и со злостью пнул колесо непокорной автоповозки.

– Строго вы с ним, – послышался сзади звонкий, насмешливый девичий голос.

Северский обернулся, пригляделся и с трудом узнал сестру милосердия в воздушном белом наряде.

– Простите, сударыня, – пробормотал поручик, доставая платок и вытирая пот с лица.

– Василиса, – наконец-то представилась красавица и сразу же посерьезнела, – не заводится?

Северский молча покачал головой.

– А что говорит?

– Кто говорит?

– Если машина вообще никак не реагирует на попытки ее завести, значит отсутствует подача топлива в карбюратор или напряжения – на свечи. Во всех остальных случаях она должна отозваться. Двигатель как-то пытается сообщить механику, что с ним не так.

– Вы разбираетесь в моторах внутреннего сгорания? – офицер скептически посмотрел на юную особу.

– Не так хорошо, как хотелось бы, но ваш случай мне кажется вполне типичным.

– С чего вы взяли?

– Вы так активно эксплуатировали «кривой стартёр», что пока я шла к вам, по звукам, издаваемым этим несчастным «Бенцом» можно было провести экспресс-диагностику всего двигателя.

– А зачем вы ко мне шли?

– Поблагодарить за помощь.

– Мне показалось, вы прекрасно справились и без неё.

– Просто повезло.

– Допустим. Хотя глаза мне говорили совсем другое. А какой вывод можно сделать из вашей диагностики?

– Мне не хотелось бы блистать эрудицией, не взглянув на больного.

– Смотрите! – поручик радушно распахнул крышку капота.

Северский был уверен на сто процентов, что девица засмущается, не признавшись, что завела разговор о машине исключительно с целью найти повод для беседы, и опять не угадал. Василиса с головой залезла под капот, выдавая тирады, абсолютно неподобающие трепетной барышне.

– Та-а-ак… Ну, что ж… Полноценный четырёхцилиндровый двигатель на алюминиевом картере… На четыре, может быть, даже на пять литров… А вот и причина ваших мучений, поручик. Взгляните!

Георгий сунул нос ближе к двигателю и увидел аккуратно переломленный провод, держащийся только на нитяной оплётке.

– Алюминий, – вздохнула амазонка, крутя в руке кусочек металла, – хороший материал, легкий, но очень хрупкий, недолговечный и чувствительный к перегреву, а вашему механику, выложившему проводку прямо на картер, руки бы оторвать…

– А как надо? – Северский затаил дыхание, выслушивая лекцию от девчонки.

– Через прокладку. Подойдет любое дерево, пробка, бумага, в конце концов, – она еще раз посмотрела на обломок в руке, перевела взгляд на поручика, – запасная проводка есть? Впрочем, в качестве скорой помощи подойдет любой гвоздь.

Через четверть часа реанимированный «Бенц» весело тарахтел по Екатерининской улице. Поручик сидел на пассажирском кресле и с удивлением глядел на эту необыкновенную девушку, мастерски починившую автомобиль и уверенно чувствующую себя за рулём. Естественно, что в его голове рождалось множество вопросов.

– Скажите, Василиса… – Северский, наконец, решился спросить, но не успел. Автомобиль резко вильнул к тротуару и затормозил. Через мгновение Вася вприпрыжку неслась к лавке по продаже газированной воды.

Георгий прекрасно знал это заведение. Набор сиропов в длинных стеклянных колбах с блестящими револьверными кронштейнами здесь был необыкновенно широк, вода и газ – лучшими, стаканы – самыми чистыми, ложечки с длинными витыми ручками – самыми красивыми в Севастополе. Продавец в белоснежной куртке работал элегантно, с шиком, быстро и весело. Над всем разнообразием стоял лёгкий, мелодичный звон стекла, раздавалось приятное шипение воды в моющих фонтанчиках. Яркое солнце, преломляясь сквозь струйки, рассыпалось сотнями бриллиантов и создавало ощущение вечного праздника, «который всегда с тобой».

Василиса взяла стакан, пригубила и блаженно закрыла глаза, словно пила амброзию, а поручик смотрел на белый шёлк, струящийся по ладной фигуре, и чувствовал, что безнадёжно влюбляется…

Глава 32 
Летающие ножницы

– Скажите, Василиса, – решился продолжить разговор Северский, когда Стрешнева приговорила второй стакан газировки и с сомнением поглядывала на третий, – а что это было?

– Кажется, малина, – Вася заглянула в стакан, словно на дне был правильный ответ.

– Нет, я про ваши феноменальные физические способности. Вы ловко и бесстрашно воткнули носом в землю этого громилу! Как это называется?

Вася поставила посудинку на столик и сощурилась на яркое солнце.

– Ах вот вы о чём… На востоке эту школу называют «Вовинам»[10]10
  Школа вьетнамского рукопашного боя Вовинам Вьет Во Дао была основана в 1936 году. «Летающие ножницы» – их отличительная визитная карточка


[Закрыть], а приём – «Летающие ножницы». При отсутствии в руках оружия, у меня был единственный шанс уцелеть в схватке с таким тяжелым противником, ибо атаку ногами этот олень не ожидал.

– Почему «олень»?

– Потому что баран, козёл и лох…

– Понятнее не стало.

– А что вам непонятно?

– Где и как долго вы учились этим трюкам?

– Это не трюки, Георгий, – надулась Василиса, – это оружие слабых и беззащитных.

Произнося это, она мягко взяла своими пальчиками кисть поручика, чуть повернула и надавила. У Северского, доверчиво проводившего взглядом движение девушки, вдруг потемнело в глазах и появилось непреодолимое желание опуститься на колени. К счастью, давление прекратилось, а вместе с ним, утихло намерение стремительно приземлиться. Поручик понял, что он в эти секунды перестал дышать.

– Едемте, Георгий Николаевич, – Василиса уже сидела за рулём, – в госпитале нас ждёт маленький мальчик, которого надо отвезти к маме.

– Да-да, конечно, – поручик уселся на пассажирское кресло, потирая запястье и поглядывая на очаровательную блондинку с некоторой опаской. – Как долго я должен трудиться, чтобы овладеть такими приёмами?

– Я тугая, как говорит мой тренер, – грустно улыбнулась Вася, выворачивая руль, – поэтому училась 15 лет по два-три часа в день. А вы – сильный и ловкий. Вполне возможно, у вас пойдет быстрее.

– А с чего вы взяли, что я сильный и ловкий?

– Видела, как вы юрко сиганули из машины мне на помощь.

«Значит она дралась с двумя громилами и еще успела заметить, что творится по сторонам! – пронеслась мысль в голове у поручика. – Это ж какую концентрацию внимания надо иметь!»

– Георгий Николаевич…

– Зовите меня просто Георгий, или Жорж – так ко мне обращаются друзья.

– Хорошо. Скажите, Георгий, а куда девались полицейские, которые прибежали на место происшествия? Я боялась, что мне предстоит с ними долгий, обстоятельный разговор.

– Зачем? Я сказал, что вы и ваша компаньонка – просто жертвы, а обоих бандитов нейтрализовал я сам, без постороннего участия. Они отдали честь и удалились. Не обидитесь, что я забрал у вас славу победителя марвихеров[11]11
  «Марвихеры» – карманники экстра-класса, воровали кошельки в банках, театрах, выставках и прочих местах, притягивающих богатых людей. Северский вряд ли разбирался в воровской специализации и называл так вообще любой криминал.


[Закрыть]?

– Наоборот, я вам очень благодарна. А вам ничего за это не будет?

– Орден за такое не дадут, – усмехнулся поручик.

– Нет, я имела ввиду другое: вас полиция за драку не накажет?

– Дорогая Василиса, да будет вам известно, что в Российской империи наказать офицера может только суд чести, а с его точки зрения, я действовал безупречно… Кстати, один из налетчиков скончался на месте. Второго увезли без сознания…

– Сами виноваты, – сухо ответила Вася, пожав плечами.

До госпиталя ехали молча. Северский не знал, как вести себя с такой барышней. Василиса не вписывалась ни в один привычный образ, рушила все стереотипы, а наглядно продемонстрированные ею навыки и умения не стыковались с хрупкой и воздушной внешностью. Вот так, посреди белого дня убить одного, покалечить другого и просто пожать плечами, мол сами виноваты… «Ты кто, женщина?»

Василиса тоже молчала. Она до чертиков боялась неудобных вопросов, опасалась ляпнуть нечто, что может быть расценено офицером, как непотребное, неуместное или, что еще хуже, провокационное. Это не Петя, его так просто не стреножишь и в стойло не поставишь.

Слава Богу, машинка бежала резво, госпиталь находился недалеко, и вскоре «Бенц» затормозил у знакомого входа.

Полуденный зной выгнал ходячих раненых и медперсонал на улицу. Одни неспешно прохаживались в тени деревьев, другие сидели на парковых скамейках, дровяных чурбашках, просто на бордюрах, и, сбившись в группы, о чем-то беседовали, третьи медитировали на волны и Солнце, прикрыв глаза. Создавалось впечатление, что прямо на лужайке вот-вот состоится пикник, митинг или выступление звезды эстрады – настолько густо дорожки, полянки и берег наполнились пациентами.

– Ваше сиятельство! Ваше сиятельство!

Это было первое, что услышали Георгий и Василиса, когда заглох двигатель. К автомобилю торопилась Изольда Тимофеевна, ведя за собой сына адмирала.

«Ну вот, только этой рекламы мне ещё не хватало», – раздраженно подумала Стрешнева, заметив, с каким любопытством смотрят на нее окружающие.

У Северского глаза и вовсе расширились. «Она еще и 'сиятельство». На его лице маячило немое изумление.

– Изольда Тимофеевна! – зашипела Вася, выскакивая из машины, – тише, прошу вас, тише! Не надо привлекать внимание.

– Ой, простите! – зашептала старшая сестра милосердия, – София Фёдоровна позвонила, предупредила, вот я и решила….

– Спасибо, Изольда Тимофеевна. Давайте посадим Ростислава в автомобиль… А что это у вас?

– Это ваше… Еще одно платье, – засмущалась медсестра, протягивая Василисе узелок с подарком бабы Груни.

– Спасибо, Изольда Тимофеевна. Вашу униформу я верну позже, её пришлось отдать в починку и стирку.

– Ой, а что случилось? – всполошилась сестра.

– Пустяки, дело житейское. Завтра вам ее доставят, а сейчас разрешите…

Стрешнева натянуто улыбнулась, устроилась на водительском кресле, проверила ёрзающего на заднем сиденье Ростислава и дала себе установку не лихачить. В эти времена не только детских кресел, ремней безопасности не было и в помине.

 * * *

Обратная дорога показалась короче, возможно, из-за Ростислава, пришедшего в полный восторг от быстроходного транспорта.

Мальчик засыпал взрослых огромным количеством вопросов:

Какая у этой машины масть? Какой у неё двигатель? Почему машину толкают лошадиные силы, если двигатель железный? Чем «кормят» железных лошадей? Сколько машина проедет без топлива?

Василиса терпеливо удовлетворяла любопытство адмиральского сына, обстоятельно отвечала на вопросы, старательно заполняя все паузы, дабы у Северского не было желания продолжить светскую беседу и задать какой-нибудь каверзный вопрос по поводу ее «княжеского» происхождения.

Однако всё хорошее когда-то кончается, завершилась и эта поездка. Ростислав побежал в отель на встречу с мамой, а Стрешнева задержалась возле поручика, дабы не выглядеть неучтивой и неблагодарной.

– Ваше сиятельство…– начал было Северский, когда повисла пауза, и сразу замолк, встретившись с ледяным взглядом блондинки.

– Даже не начинайте, – шикнула на него Стрешнева, – зовите меня Василисой, Васей, а про все эти политесы забудьте, иначе…

– Иначе что?

– Да ничего! Огорчусь до слёз и буду называть вас «ваше плодородие»!

Поручик улыбнулся шутке.

– Уверен, что у вас есть веские основания для инкогнито. В таком случае, у меня встречная просьба.

– Не титуловать вас фермерским чином?

– Это – как раз, пожалуйста. Очень необычно и совсем не обидно. Я про другое, – поручик замялся, разглядывая запылившиеся носки сапог. – Из-за всех сегодняшних перипетий, я остался голодным, – он поднял глаза и продолжил, – пообещайте найти время и отобедать со мной, если, конечно, моя компания вам не претит…

– Договорились, – Василиса протянула руку и заалела, когда Северский, вместо пожатия, низко наклонился и поцеловал её.

– И еще одно…

– Простите, Жорж, но потраченное на меня время я вернуть вам не смогу.

– Научите меня тому рукопожатию, которое почти повергло меня в бессознание.

Василиса улыбнулась.

– Обещаю помочь вам освоить этот и другие секреты японской борьбы джиу-джитсу. Только зачем вам? Все приёмы рукопашного боя меркнут перед семью патронами в барабане вашего револьвера.

– Будем считать это моим капризом.

– Моряки не капризничают.

– Я – не моряк, я – летчик.

Василиса пробежала взглядом по мундиру Северского.

– Удивили. И на чем летаете?

– Сейчас осваиваю самолёт-амфибию Григоровича.

– Тогда давайте меняться – я научу вас драться, а вы меня – летать.

– Это не так весело, как вам кажется, и совсем небезопасно, – нахмурился Северский.

– А разве я говорила про веселье? – Василиса выгнула бровь, – рукопашный бой вам нужен тоже не забавы ради, ведь так?

Северский уже собирался заявить категоричной мадемуазель, что это совсем другое, когда сзади, со стороны Приморского бульвара, ему в спину прилетело тревожное: «Ваше благородие! Господин поручик!»

– Да что б вас всех! – выругался Георгий. – Ну, что еще?

– Вас вызывают в школу! Срочно! – лихо козырнул вестовой.

– Меня одного?

– Всех!

– Значит что-то серьезное… Василиса, скажите, где я могу вас найти?

– Я пока не знаю… Наверно, гораздо проще мне найти вас.

– Буду ждать… А если не дождусь, знайте, каждый день, когда не будет полётов, вы сможете увидеть меня здесь с трех часов пополудни и до заката.

Василиса не нашла, что ответить на эту пылкую речь – то ли признание, то ли приглашение… Она потупила глаза, а через секунду двигатель «Бенца» взревел и машина покатилась по проспекту, оставляя за собой синий вонючий шлейф.

«А кольца на этой молотилке следовало бы поменять, – подумала Вася, глядя на дымовую завесу от автомобиля, – масляные колпачки проверить, да и сами цилиндры не мешало бы отполировать, а то до потери компрессии остался один шаг…»

 * * *

Василиса обещала навестить Софию Фёдоровну на следующий день, попрощалась с Ростиславом, сложила платье бабы Груни и свои берцы в любезно предоставленную шляпную коробку. Она долго отнекивалась, но всё же приняла в знак благодарности одну из спасённых ассигнаций, разменяла у портье и отправилась, наконец, обратно в Аполлоновку, где её ожидали важные неоконченные дела.

Путь от отеля до слободки Вася проделала на трамвае. Эта чудная, маленькая, скрипящая, переваливающаяся с боку на бок повозка, словно игрушечная, так неторопливо подминала под себя рельсы, что наиболее ловкие пассажиры умудрялись в нужном месте на ходу запрыгнуть в вагон или соскочить.

Судя по индифферентному выражению лица кондуктора, к такому поведению здесь привыкли. Служащие трамвайных линий даже не пытались пресечь беспорядок или предупредить о наплевательском отношении к источнику повышенной опасности.

Габариты трамвайчика и скорость его передвижения были настолько скромны, что Василиса чувствовала себя, как на детской рельсовой дороге – аттракционе в парке отдыха. Отсутствие застекления вагона в такую погоду было благом. Ветерок обдувал лицо даже на небольшой скорости, и лишь когда трамвайчик останавливался, его догонял и укутывал зной раскаленного на летнем солнце города.

Во время одной из таких остановок на перекрестке Василису задумчиво обнюхала извозчичья лошадь, чья морда оказалась на одном уровне с пассажирскими сидениями. Вася успела погладить ее по бархатным ищущим губам. Лошадь фыркнула, покосилась на Стрешневу огромным темно-синим глазом, потянулась доверчиво, невзирая на натянутые вожжи, и Василисе захотелось непременно научиться ездить верхом и управлять повозкой – сейчас такой навык был бы более востребован, чем авиационный.

В Аполлоновке Стрешнева залезла под один из огромных перевернутых баркасов, сменила теннисный шелк на скромный ситец и вернулась к бабе Груне в прежнем образе.

Аграфена Осиповна всё ещё лежала в постели, но выглядела гораздо лучше, румянее и свежее. Пети на месте не было, и Вася получила возможность спокойно пообщаться на интересующую ее тему.

Выслушав поток вопросов о прожитом дне, она взяла женщину за руку.

– Я расскажу всё, что делала поминутно, но сначала, дорогая моя Аграфена Осиповна, расскажите, как вы меня узнали?

– Да как не узнать, – всплеснула руками баба Груня, – у тебя же одно лицо с твоей мамой. Я, грешным делом, сначала подумала, что ты – это она!

– А откуда вы знаете моих родителей?

– Мы были не только знакомы, но и дружны. Твои родители были любимыми и лучшими учениками профессора Филиппова, когда я служила у него экономкой.

– Профессора Филиппова? Вы ничего не путаете? – переспросила Вася, вспомнив слова адмиральши про секретные документы и лабораторию.

– Ну да, Михайла Михайлыча Филиппова, – подтвердила баба Груня. – После его смерти меня спрятал Силантьич, а вся твоя семья бесследно исчезла, и я боялась, что вас всех тоже… А потом пришла ты.

– Подождите-подождите, – Василиса потерла пальцами виски, пытаясь сложить в голове совершенно неожиданную мозаику, – смерть профессора не была случайной и вам пришлось прятаться, как и моим родителям, так?

– Так, Васенька, – вздохнула женщина.

– А теперь, Аграфена Осиповна, очень прошу вас поподробнее…