Текст книги "Полное погружение (СИ)"

Автор книги: Сергей Васильев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

Глава 29 
Чужие секреты

– Адмирал Колчак? – на всякий случай уточнила Василиса, пытаясь вспомнить детали фильма «Адмирал», – тот, который самый главный?

– Можно сказать и так, – подтвердила София, изучающе разглядывая Васю, – я заверила Изольду Тимофеевну и Дмитрия Ильича, что знаю вас, могу подтвердить вашу личность и объяснить, почему крайне нежелательно привлекать к вам внимание контрразведки…

Вася едва успела открыть рот для формулировки перечня вопросов, как вынуждена была остановиться, в связи с появлением третьих лиц из ресторанного сервиса.

– Прошу прощения, сударыни! – издалека подал голос официант, спешивший к столу с огромным серебряным подносом.

На плоском блестящем блюде рядом с салфетницей, вазочкой с орхидеей, сахарницей, кофейником и крохотными стильными чашечками красовался продолговатый румяный пирог внушительных размеров. Бока его были аккуратно украшены узорами из слоёного теста, напоминающими кружева, а золотистая корочка, казалось, сама источает свет. Произведение кулинарного искусств активно атаковало обоняние. Аромат свежеиспечённого теста, смешанный с пряным запахом начинки, наполнял воздух и будоражил зверский аппетит.

– Извольте испробовать, наша фирменная кулебяка на четыре мяса, – отрекомендовал официант, водружая поднос на столик, – дичь, каплун, цыпленок, утка на луковой перине в нежнейшем французском тесте. Только из печки.

Он разрезал ножом пирог, освобождая к осмотру довольно сложную конструкцию кулебяки, разделенную на четыре слоя.

– Внутри этого блюда скрывается целая симфония вкусов, – официант продолжал рекламировать изделие, ловко разделяя на порции дымящуюся выпечку. – Именно про нашу красавицу писал Антон Павлович Чехов: «Кулебяка должна быть аппетитная, бесстыжая во всей своей наготе, чтоб соблазн был. Подмигнешь на неё глазом, отрежешь знатный кусище и пальцами над ней пошевелишь вот этак, от избытка чувств. Станешь её есть, а с неё масло, как слёзы, начинка жирная, сочная, с яйцами, с потрохами, с луком…»

Василиса, устав от урчания желудка, не дождалась окончания ритуала подачи блюда к столу и, плюнув на этикет, стащила из-под локтя официанта горбушку, запихнув её в рот и блаженно закатив глаза.

– Верю, – произнесла она, прожевав и проглотив нежное сочное мясо, обёрнутое в микроскопически тонкое румяное тесто, и тут же поняла, что, с точки зрения местного персонала, совершила нечто невообразимое.

– Простите за бесцеремонность, но кулебяка такая аппетитная! – искренне повинилась Стрешнева.

– Думаю, это был лучший комплимент повару из всех возможных, – София, улыбнувшись, разрядила неловкость момента.

– Сударыня, вы, безусловно, правы, – поклонился официант и угодливо осведомился, – балык, буженину, соленья прикажете сразу подавать?

– Извольте, – коротко кивнула адмиральша.

Официант громко щёлкнул пальцами, но сам никуда не ушёл, а продолжил свой навязчивый маркетинг.

– Осмелюсь предложить дамам легкое цимлянское, токайское или ренвейн из старых, довоенных запасов…

«Пора брать инициативу в свои руки, – подумала Вася, прихватив ещё один кусочек пирога, – а то мы так до ночи будем слушать про местную кухню».

– Просекко, пожалуйста, – произнесла она, глядя с вызовом на мгновенно умолкшего официанта.

– Что, простите?

– Итальянское игристое, родившееся в живописных регионах Венето. Производится в одноимённой деревушке из одноимённого сорта винограда, – процитировала Василиса сомелье, развлекавшего её с Дэном в первый день знакомства во время совместного ужина. – Фруктовые нотки просекко великолепно сочетаются с атмосферой морской романтики, добавляют лёгкости и свежести, создавая ощущение праздника.

– Простите-с, – замялся официант, – но я не знаю…

– Идите и узнавайте, – начальственным голосом скомандовала Василиса, – и прошу вас, пока мы разговариваем, не подходите сами и не позволяйте другому персоналу нам мешать. Вопросы есть?

– Да… Конечно… Нет, не имею, – подтвердил официант, – не смею больше беспокоить. Приятного аппетита.

Василиса, довольная своим экспромтом, потянулась к следующему куску кулебяки и заметила, с каким удивлением смотрит на неё София.

– Что-то не так? – Вася посмотрела, не запачкала ли она свой передник.

– Нет-нет, – улыбнулась адмиральша, наливая кофе, – я только укрепилась во мнении, что не зря буквально навязала вам свою помощь. Ваше поведение – это потрясающая эклектика казарменной грубости и интеллигентной эрудиции, а революционные навыки соседствуют с этической беспомощностью. Вы сотканы из тайн, Василиса, и если бы совсем не аристократическое имя, я бы подумала…

– Ну, знаете! – Вася отложила только что взятую кулебяку. За двадцать лет своей жизни она научилась виртуозно защищать свою самоидентификацию. – Да будет вам известно, София Фёдоровна, что «Василиса» означает «жена правителя», «царица». В древнегреческой мифологии это имя было эпитетом Геры и Афродиты. А на Руси Василисами звали как минимум двух ростовских княгинь и дочь великого правителя московского Василия I.

– Простите, я не хотела вас обидеть, – опешила аристократка от такого напора, – у вас замечательное имя, просто я думала, что это псевдоним для отвода глаз.

– Почему вы так думали? – Вася еще пыхтела, но любопытство перевесило.

– Так получилось, – София поставила чашечку с кофе, – что в Российской империи не только люди имеют сословные признаки, в дворянских семьях старательно избегают плебейских имен: Ефросинья, Фёкла, Марфа, Агафья, Матрёна, Анфиса, Акулина… и Василиса тоже, да…

– Какой бред! – не выдержала Вася.

София улыбнулась.

– Ваша реакция ещё раз убедила меня в том, что вы родились и выросли где угодно, но только не в России.

– А где же, по-вашему, я родилась и выросла? – запальчиво спросила Вася.

Стрешнева сказала это на эмоциях, сгоряча и сразу же прикусила язык. Слово – не воробей, вылетело – не поймаешь! Ей бы сменить тему, а не лезть в бутылку, но стрешневская натура прорезалась в самый неподходящий момент…

– Ваши родители, судя по всему, состоятельные и культурные люди, потому что речь и манеры выдают в вас человека с хорошим образованием и воспитанием, вы абсолютно легко и естественно используете англицизмы, при этом не имея ни капли чинопочитания и сословного подобострастия.

София задумалась, словно решала, продолжать ли игру в Шерлока Холмса.

– Вы не считаете для себя зазорным «voyager sans accompagnement» (путешествовать без сопровождения – фр.), не привыкли ездить в экипаже, зато обожаете авто… Когда вы смотрите на них у вас загораются глаза, как у человека, встретившего давнего хорошего знакомого… – продолжила она.

– И какой же вывод вы сделали? – задав вопрос, Вася перестала жевать и дышать, ожидая приговора.

– Такое имя могли вам дать такие же карбонарии, каким является князь Кропоткин. Вы совсем недавно прибыли в Россию из страны, где автомашин на улицах больше, чем повозок, скорее всего, из Америки, и по каким-то причинам вынуждены скрывать своё аристократическое происхождение, как бедняжка Лизи…

– Лизи? – переспросила Василиса, – меня почти так же называл один… знакомый…

– Господи, – София прижала пальцы к вискам, – я боюсь запутать вас и запутаться сама… Не знаю, с чего начать…

– Начните с объяснения абсолютно неожиданного обращения Изольды Тимофеевны ко мне, как к княжне, – быстро проговорила Вася, радуясь, что может, наконец, съехать с темы своего происхождения и появления в этом времени.

– Тогда я должна рассказать про Лизи… Елизавета Васильчикова – очаровательная, пылкая и восторженная девочка… Кстати, вам что-нибудь говорит эта фамилия?

– Фамилия известная… То ли герой Бородино, то ли секундант Лермонтова.

– И то, и другое, – кивнула София, – вот видите, я не ошиблась, у вас очень разностороннее образование. Однако, вернемся к Лизи. Скоро вам станет ясно, почему я вам про неё рассказываю.

София Фёдоровна поведала, что мама Лизы, Мария Александровна Васильчикова, с 18 лет была фрейлиной императрицы Александры Фёдоровны, но последние 20 лет не состояла при дворе и жила в Австрии, в имении, принадлежащем князю Францу фон Лихтенштейну, служившему до русско-японской войны австрийским послом в России. Князь, скорее всего, и является отцом Лизы, хотя в официальный брак Мария Александровна никогда не вступала – без разрешения императора это было невозможно.

С начала войны Марию Александровну взяли под домашний арест, и любые контакты с ней прекратились. Однако, весной 1915 года она смогла передать императору Николаю II письмо, где сообщала об интригах союзников России по Антанте с целью свержения монархии. Потом было ещё одно письмо – о готовности Германии и Австрии прекратить войну с Россией. Оба эти письма остались без ответа. Тогда Мария Александровна решила вместе с Лизой сбежать из-под ареста в Австрии и лично приехать в Петербург через нейтральную Швецию. Говорят, что у неё на руках были неопровержимые доказательства участия Англии и Франции в заговоре против престола, а также личное письмо Вильгельма II императору России с предложением мира.

– Судя по всему, княгине не поверили, – с сожалением произнесла Василиса.

– Ещё хуже, – вздохнула София, – её обвинили в сношениях с врагами империи и в шпионаже в пользу Австрии. С неё прилюдно сорвали шифр фрейлины и отправили под полицейский надзор в Чернигов, где она пребывает до сих пор в депрессии, страдая от ипохондрии[9]9
  Вся история фрейлины Васильчиковой – абсолютная историческая правда, где нет ни капли выдумки. Фантазией автора является только ее дочь Лиза, прототипом которой стала другая девочка, аристократка, сестра милосердия, патриот Отечества.


[Закрыть].

– Обидно, – прокомментировала Василиса.

– Очень, – согласилась София. – Тут мы подходим к самому трагическому эпизоду. Юная Лиза, не желая прозябать в бездействии в черниговской глуши рядом со своей матерью, сбежала в Екатеринослав, в Екатерининскую общину сестёр милосердия, где уговорила взять её в действующую армию. Так она оказалась простой санитаркой на госпитальному судне «Портюгаль»…

– Я слышала это название, – Василиса сразу вспомнила, как, переделывая сценарий, читала про совсем не русское название отечественного корабля, – его потопила германская подлодка, правильно? Погибло тринадцать сестёр милосердия…

– Четырнадцать, – София потупила глаза, – Лиза не состояла в списках, её должны были туда внести. Эти документы выхлопотала для неё старшая сестра баронесса Мейендорф… Они пришли почтой на моё имя и ждали здесь, в Севастополе… И вот оно как вышло…

Василиса и адмиральша синхронно замолкли. Одновременно прекратилось звяканье посуды на кухне, и вся кофейня погрузилась в вязкое, обжигающее молчание.

– Значит, там, в госпитале, – с трудом поборов волнение, произнесла Стрешнева, – вы сказали, что я – это она?

– Да…– София снова потерла пальцами виски, словно пытаясь избавиться от головной боли, – миссия Марии Александровны и её опала были встречены в действующей армии с сочувствием и симпатией к ней, и я не сомневалась, что моя маленькая ложь мгновенно изменит отношение к вам… Так оно и вышло… А ещё я буду счастлива, если этот паспорт и свидетельство смогут хоть кому-то пригодиться, принести пользу… Ведь я своими глазами видела, как вы умеете оказывать первую помощь.

Она расстегнула сумочку, вытащила оттуда и положила перед Васей две невзрачные книжицы. Паспортная – в тёмно-синем коленкоровом переплёте, без каких-либо надписей, тиснений и вензелей, очень простая, по сравнению с роскошными современными документами. Вторая – «Свидътельство сестры милосердiя военнаго времени» с красным крестом на простой, шершавой, не очень качественной, перехваченной скрепкой бумаге.

– Берите, не раздумывайте и не сомневайтесь, – произнесла София, глядя, как робко разглядывает Василиса документы, – я не просто ваш должник, но и товарищ по несчастью. Мы вместе пережили кораблекрушение и только поэтому должны помогать друг к другу. Уверена, что у вас есть веские причины, не позволяющие обратиться к покровителям, выхлопотавшим вам место на этом несчастливом для всех нас транспорте…

– Да, – грустно улыбнулась Василиса, – к ним обратиться нет никакой возможности…

– Я так и поняла, – кивнула София, – а этот мальчик… мичман, к которому вы пришли в госпиталь, к сожалению, пока вам не помощник. Амнезия – это ужасно…

– Вы так добры ко мне, – с чувством произнесла Василиса, теребя обложку паспорта, – а чем я могу вас отблагодарить?

– Больше, чем то, что вы совершили, сделать невозможно, – покачала головой адмиральша, хотя… Я здесь никого не знаю, и если вы согласитесь сопровождать меня там, где одинокой женщине появляться не комильфо…

– Но, если не ошибаюсь, вы ехали к мужу?

– Да, ехала к мужу, – горько усмехнулась адмиральша и замолчала, закусив губу.

– Муж объелся груш? – осторожно предположила Василиса.

София вздрогнула, словно её вырвали из летаргии, непонимающе посмотрела на Васю, заморгала глазами. Через секунду шутка до неё дошла, и она звонко рассмеялась.

– Да, именно так! Вы очень правильно сформулировали, Василиса!…

Стрешнева успела схомячить кулебяку и принесённую нарезку, а София всё рассказывала грустную историю своей жизни. Так бывает, когда долго-долго держишь всё в себе, варишься в своей драме, а потом открываешь фактически незнакомому человеку те странички биографии, в которые не посвящаешь даже очень близких людей.

По местным меркам, София Фёдоровна вышла замуж очень поздно – в 28 лет, и весь её брак был историей ожидания супруга из экспедиций и войн. Сразу после свадьбы Колчак отправился на русско-японскую войну. Воевал на крейсере «Аскольд», затем командовал миноносцем «Сердитый». Сражался в осажденном Порт-Артуре. Потом плен. По возвращении – опять полярные экспедиции командиром ледокола «Вайгач», а между ними – постоянные разъезды по военно-морским базам Прибалтики – Гельсингфорс, Кронштадт, Ревель, Рига, Либава…

Когда началась Первая Мировая война, София с детьми жила в Либаве – маленьком, уютном городе под липами. Колчак дневал и ночевал в штабе Балтфлота в Гельсингфорсе.

Стремительно и неожиданно Либава оказалась под угрозой захвата немцами. Никакой организованной эвакуации не было. София Колчак с двумя маленькими детьми на руках вынуждена была бежать, бросив всё имущество, когда передовые части германской армии уже входили в предместья.

Благородный морской офицер палец о палец не ударил, чтобы помочь жене и детям. Оно и понятно, война требует самоотречения. Цена за это была высока: маленькая Рита, простудившись в дороге, умерла на руках матери в Гатчине, и рядом с Софией не было никого, кто бы мог помочь пережить горе. И только забота о Славушке удерживала Софию от сумасшествия. В душе ещё теплилась надежда на поддержку со стороны далекого мужа, но именно здесь притаилось самое большое разочарование измученной женщины. Герой двух войн, отважный полярный исследователь, блестящий морской офицер Александр Колчак решил перевернуть страницу своей личной жизни и замутил искромётный куртуазный роман с супругой своего друга и подчинённого Анной Тимирёвой. Старая жена и ребёнок его больше не интересовали.

– Козёл! – припечатала Василиса.

Кончики губ Софии, скорбно опущенные вниз, слегка приподнялись в полуулыбке, носогубная складка разгладилась.

– Ещё полгода назад я бы оскорбилась или стала горячо спорить с такой насмешкой, – глядя в сторону моря, произнесла адмиральша, – но сегодня с ней полностью согласна. Да, козёл, объевшийся груш в соседском огороде. Но это ничего не меняет. Он всё равно перед Богом и людьми – мой муж, и я обязана…

– Ему – нет! – бесцеремонно и жёстко перебила даму Вася, – сыну, родителям, Отечеству, наконец, но только не этому сановитому кролику. Он освободил вас от всех обязательств перед ним!

– А если это любовь?

– Оформи развод, обеспечь ребенка и потом начинай новую, счастливую жизнь. А это…

Все эпитеты, которые вертелись на языке у Васи, могли быть прекрасно поняты её современниками, но в данных обстоятельствах она растерялась и замешкалась.

– Развод – это не так-то легко и крайне хлопотно, – начала скорбным голосом София.

– Не труднее, чем управлять флотом, и уж точно не более хлопотно, чем спать с женой подчинённого и друга…

Адмиральша уткнула лицо в ладони и покачала головой, демонстрируя, как неприятен ей этот разговор.

Василиса решила, что её участие не должно ограничиваться только сочувствием.

– А знаете, София Фёдоровна! Пожалуй, я соглашусь на ваше предложение и буду вас сопровождать, где только смогу. Вот куда вы собирались прямо сейчас?

– В отель, на почтамт, а потом обратно в госпиталь.

– Готова отправиться немедленно!

Глава 30 
Черноморский гоп-стоп

Сначала дамам пришлось выслушать дежурные комплименты и навязчивую рекламу того, что выпекается на кухне прямо сейчас и будет готовиться в ближайшие два дня, а потом ждать, пока выпишут счёт, в котором София Фёдоровна поставит свою подпись, но даже и не подумает оплачивать.

– Все мои счета отсылают Александру, – пояснила она, заметив удивлённый взгляд Василисы, – слава Богу, он никогда не был скупым.

Вася молча кивнула, подумав: может быть, развод в таком случае – не самая хорошая идея.

Пролетку вызывать не стали. Узнав, что почта находится в соседнем здании, решили, что быстрее и разумнее пройтись пешком. Не прошло и пяти минут прощальных поклонов, как Стрешнева вышла вслед за Софией на старейшую улицу Севастополя – проспект Нахимова.

За время, проведённое дамами в кофейне, солнце встало в зенит, заполонив город нестерпимым маревом. Выйдя из дверей заведения, хотелось немедленно шмыгнуть обратно, в прохладу тенистого навеса, обдуваемого морским бризом. Прохожих и повозок поубавилось. Дневной зной не располагал к прогулкам и к деловым перемещениям, поэтому к месту назначения София с Василисой прошествовали в гордом одиночестве.

Первое, что бросилось в глаза в помещении почтамта – это полное отсутствие привычных стоек. Служащих от посетителей никто не отгораживал, и они фланировали между рабочими местами по непонятному алгоритму. Вместо загородок везде располагались массивные столы из тёмного дерева, обтянутые зелёным сукном, занимавшие всё центральное пространство.

Высокие стрельчатые окна, призванные обеспечить достойное освещение, в жаркий солнечный день превратились в проклятие. В эти минуты несколько человек в одинаковых белых льняных рубахах навыпуск, подпоясанных плетёной тесьмой, прислонив небольшую лестницу к стене, завешивали их белёной бязью.

Тёмно-зелёные стены были украшены портретами августейших особ, расписанием почтовых маршрутов, календарями и уже знакомыми Васе патриотическими плакатами с призывом участвовать в военном займе. Рядом с бронзовыми канделябрами висели массивные таблицы тарифов и правила приёма корреспонденции.

Между окнами стояли напольные часы, мерно отсчитывающие время основных часовых поясов империи.

В углу расположилась небольшая специальная печь для плавления сургуча, источавшая характерный запах. Шуршали перекладываемые письма и бумаги, поскрипывали перья, негромко переговаривались чиновники, в соседнем помещении стрекотал телеграф. Строгие мундиры служащих подчёркивали серьёзную, деловую атмосферу почтово-телеграфного ведомства: на клерках были темно-зеленые сюртуки с позолоченными пуговицами и черными петлицами, в которых красовались две пересечённые стрелы и два почтовых рожка.

Пока адмиральша решала свои дела, Василиса детально разглядела убранство и работу дореволюционного почтамта. Понравились спокойствие и монументальность. Насторожило отсутствие хоть какой-то приватности. Служащие и посетители видели и слышали всё, что происходит за соседними столами. Особенно напрягла Стрешневу процедура получения Софией Фёдоровной почтового перевода, когда работник почты начал метать на столешницу огромные купюры светло-кофейного цвета размером с две большие ладони, а София, спокойно пересчитав, спрятала их в сумочку, даже не осмотревшись. Эта потрясающая беспечность и внимание, с которым посторонние глазели на процесс получения наличных, пробудили в Василисе дурное предчувствие, мгновенно испортив благостное послеобеденное настроение.

Когда они вышли из почтамта и направились по проспекту Нахимова к гостинице «Кист», где остановилась госпожа Колчак, Стрешнева полностью перешла в режим повышенной тревожности и бдительности.

Жара приблизилась к своему апогею, город обезлюдел. В таком зное не то что разговаривать, даже думать не хотелось. Они не спеша шли по скверу. София радовалась хоть какой-то тени, падающей с молодых деревьев, Василиса – отсутствию подозрительных личностей в шаговой доступности.

Впереди показалась Екатерининская площадь с памятником адмиралу Нахимову, позади остался «Богемский магазин посуды и лампъ» с оригинальной стихотворной рекламой, заканчивающейся словами: «Много важнаго найдётся и хорошаго. Весь товарецъ продаётся очень дёшево». Стоящая напротив Приморского бульвара кондитерская и булочная Кроншевского наполнила воздух сладкими ароматами. Когда женщины увидели фасад отеля с балконами, полукруглой аркой и тосканскими колоннами, позади раздался нетерпеливый цокот копыт. Пролётка с ними поравнялась. Вася ничего подозрительного не заметила, но когда из брички выскочил молодой человек в картузе, надвинутом на глаза, опасаться было уже поздно, стоило лишь корить себя за оплошность: это ж надо внимательно оглядывать пешеходные дорожки и совсем забыть о проезжей части. Прыгнув с высоты подножки на Софию, налетчик схватился за ремешок сумочки, и когда женщина, потеряв равновесие, завалилась на Васю, ридикюль с деньгами оказался в руках злодея.

Стрешнева чудом удержалась на ногах, проявив неожиданную для барышни устойчивость. При виде удаляющейся спины вора в ней проснулись одновременно злость из-за собственного промаха и охотничий азарт.

Бандит уже успел вскочить на подножку пролетки, как Вася, сделав для разбега всего три шага, прыгнула обеими ногами вперед, с силой их распрямив в момент соприкосновения с обидчиком. Не ожидая такого развития событий, налетчик рыбкой нырнул из пролетки, вылетев на мостовую с противоположной стороны. Сумочка улетела еще дальше – на противоположную часть улицы. Юбка сестры милосердия, не предназначенная для таких гимнастических упражнений, задралась выше головы, а сама Вася, оказавшись в коконе форменной одежды, упала на мостовую, отчаянно барахтаясь и пытаясь выпутаться из ловушки.

Ей показалось, что она сражается со своим платьем неимоверно долго. На самом деле прошло несколько секунд. Девушку кто-то крепко и бесцеремонно схватил за фартук, грубо рванув вверх.

Первое, что увидела Василиса, когда её юбка перестала закрывать взор – злющие, смутно знакомые глаза, сверкавшие из-под козырька картуза, такого же, как у первого налетчика. Потом появился огромный кулак, отведенный для удара. На выраженную опасность её тело отреагировало почти самостоятельно. Уцепившись обеими руками за злодея и используя его руку в качестве опоры, Вася подпрыгнула, перевернулась в воздухе и сомкнула ноги на шее верзилы…

 * * *

Поручик по адмиралтейству Георгий Северский, прошедший интенсивный курс обучения в Севастопольской лётной школе и ожидавший в июле аттестации на военного лётчика, в этот день пилотировал не аэроплан, а автомобиль – гордость всего авиаотряда, подарок великого князя Александра Михайловича. Он выполнил главное поручение – отвёз на вокзал руководителя экзаменационной комиссии, забрал с поезда посылку для начальника школы и неторопливо пылил по проспекту Нахимова в сторону Приморского бульвара, предвкушая сытный обед и веселую компанию в яхт-клубе, наслаждаясь ровным урчанием двигателя и ветерком, обдувавшим лицо во время движения.

Повернув к памятнику великого русского адмирала, он невольно стал свидетелем попытки ограбления двух очаровательных особ, неспешно прогуливающихся по скверу. Севастополь, к сожалению, не избежал общей беды всех прифронтовых городов – наплыва криминала, щедро разбавленного дезертирами, с которыми давно не справлялась городская полиция. «Вот ведь черти! – возмутился поручик, прижимаясь к обочине и нащупывая свободной рукой револьвер, – средь бела дня, в центре города!»

То, что случилось потом, заставило Георгия удивиться и забыть про движущийся автомобиль. Пока старшая из дам, беспомощно взмахнув руками, бессильно осела на дорожку, удивленно моргая и пытаясь звать на помощь, младшенькая, в форме сестры милосердия, догнала грабителя и, прыгнув ногами вперёд, с такой силой врезала ему по пояснице, что бедолага, пролетев пару метров через пролётку, безвольно упал на мостовую, словно дохлая лягушка. «Вот это да!» – восхитился поручик, увидев впервые в жизни такой пируэт. Милосердная сестричка, продемонстрировав Северскому очаровательно стройные ножки, приземлилась возле соскочившего с козел кучера, очевидно, сообщника ограбления. Тот, недолго думая, схватил девушку за одежду и дернул на себя, желая то ли отбросить её в сторону, то ли прихватить с собой в качестве трофея.

«Ну всё, конец девчонке! – с досадой подумал поручик, выскакивая из машины и понимая, что стрелять нельзя – бандит заслонился от него заложницей, – сейчас ударит по голове или шею ей свернёт, и дело с концом. Вон какой здоровый! Такого и оглоблей не перешибёшь!»

Однако сеанс чудес для Северского не закончился. Находясь, казалось бы, в безвыходной ситуации, сестричка не стала кричать и вырываться, как в таких случаях полагается поступать благопристойным барышням, а схватилась обеими ручками за держащую её лапу и буквально взлетела вверх, защелкнув свои ножки на шее у грабителя. Еще мгновение, и она, разжав руки, вытянула их вперед, будто прыгала в воду с трамплина.

Здоровый и высокий, как скала, детина, выпучив глаза на побагровевшем лице, грохнулся на газон, как падает дубовый шкаф, а виновница этого конфуза, кувыркнувшись через плечо, поднялась на ноги, подскочила к лежащему бандиту и, приподняв подол юбки, со всей дури зарядила ему по головушке.

– Кажется, здесь моя помощь не потребуется, – пробормотал поручик, вкладывая револьвер обратно в кобуру, когда за спиной послышалось басовитое «Бум!»: это не заглушённый автомобиль выехал с проезжей части, уткнувшись мордой в ближайшее дерево, несколько раз обиженно чихнул, дернулся и застыл в раскоряченной позе. «Да чтоб тебя!» -мысленно выругался поручик, вспомнив, с каким трудом заводил этот драндулет в расположении лётной школы и у вокзала.

– Старлей! – раздался звонкий девичий голос.

Георгий обернулся и залюбовался сестрой милосердия, оказавшейся на поверку отважной и грозной воительницей. С ее головы слетел чепец, обнажив короткие белокурые локоны. Лицо, перепачканное землей, разрумянилось, а большие глаза всё еще метали грозные молнии.

– Поручик Северский, к вашим услугам!

Каблуки его сапог по-гусарски щелкнули, и он пожалел об отсутствии шпор – выглядел бы эффектнее.

Салонный способ знакомства, кажется, не произвёл на амазонку никакого впечатления. Она нисколько не смутилась, не присела в книксене и не представилась, на что Георгий очень рассчитывал.

– Спасибо, буду знать. Посмотрите, пожалуйста, что там со вторым оленем?

– С каким оленем? – недоумённо переспросил поручик.

– С бандитом, – поморщилась Василиса, – и подберите, пожалуйста, сумочку, пока ее не утянул кто-то другой. А я должна оказать помощь Софии Фёдоровне.

Последние слова девушка произнесла, наклонившись к своей спутнице, продолжавшей сидеть на тротуаре в состоянии грогги.

– Вам бы батальоном командовать, – пробормотал поручик, направляясь к распластавшемуся на брусчатке жулику.

Северскому, как человеку, проведшему весь первый год войны в окопах в составе 72-ого Тульского пехотного полка, с первого взгляда было ясно – клиент готов. Очевидно злоумышленник крайне неудачно спикировал головой на камни и лежал ничком, глядя в сторону Приморского бульвара остекленевшим взглядом. Злосчастная сумочка, порванная и раскрытая, валялась в двух шагах от него. Её содержимое сразу же выдавало мотивы такого наглого гоп-стопа. А в это время по проспекту, со стороны Графской пристани, уже слышался топот сапог городовых и раздавалась пронзительная трель свистков.

– Как всегда, поспешили к шапочному разбору, – усмехнулся поручик, – впрочем, как и я…